МАРШАЛ В. БАЛДУИН

АЛЕКСАНДР III

И ДВЕНАДЦАТЫЙ ВЕК

«Евразия»

Санкт-Петербург

2003

За помощь в осуществлении издания данной книги издательская группа «Евразия» благодарит Кипрушкина Вадима Альбертовича

Научный редактор Антонов Т. В.

Балдуин Маршал В.

Б20      Александр III и двенадцатый век. Пер. с англ. Ереминой Н. В.- СПб.: Евразия, 2003. - 224 с.

ISBN 5-8071-0142-1

Конец XII века — время фундаментальных перемен в сред­невековом обществе: крах идеи крестовых походов, взятие Иерусалима Саладином, походы Фридриха Барбароссы в Италию, раскол в Церкви. В это нелегкое время Папский Пре­стол занимал Александр III, интеллектуал, сведущий в тон­ких вопросах канонического права и пытавшийся примирить интересы враждующих европейских государств. Папа-мирот­ворец сумел преодолеть церковную схизму, посредством дли­тельных переговоров нашел компромисс с амбициозным им­ператором, а вершиной его деятельности стал Третий Латеранский Собор, сильно повлиявший на мировоззрение последующих поколений. Не являясь сторонником теории цезарепапизма, Александр III соединял в себе черты дально­видного государственного деятеля и просвещенного пастыря Церкви; его забота о мирском и духовном принесла свои пло­ды: в Европе установилась политическая стабильность.

ББК 63.3(0)4 УДК 94

© Еремина Н. В., перевод, 2003

©Лосев П. П., оформление,2003

© Евразия, 2003

ОГЛАВЛЕНИЕ

Папа-миротворец

Предисловие 

Глава I. Роландо Бандинелли: студент и профессор  

Глава II. Кардинал и канцлер

Глава III. Оспоренные выборы и истоки схизмы

Глава IV. Рим и Империя в годы схизмы

Глава V. Дело Бекета  

Глава VI. Между Бекетом и Генрихом II  

Глава VII. Годы урегулирования в Англии

Глава VIII. На пути к урегулированию с Империей

Глава IX. Александр III и европейские государства

Глава X. Александр III и «папская монархия» 

Заключение 

Библиография

Примечания

Именной указатель  

Географический указатель 

ПАПА-МИРОТВОРЕЦ

XII век стал для Европы своеобразным водоразделом: две великие державы, Англия и Франция, только нащупывали тот политический курс, который будет определять их судьбу в дальнейшем. Более того, антагонизм, свойственный этим стра­нам в ХIV-ХV веках, был немыслим в условиях, когда конти­нентальные владения Англии не уступали по территории зем­лям капетингских королей. Алиенора Аквитанская, жена французского и английского монархов, словно воплотила в себе всю историю XII столетия, явившись неким связующим звеном между двумя династиями. Войны были еще впереди...

Империя, испытавшая унижение в Каноссе, постепенно — под твердой рукой Гогенштауфенов — распространяла свою власть на Италию, лакомый кусочек, на который покушались многие императоры. Однако папство воспротивилось такой агрессивной политике своего соседа. Со времен Григория VII папская Курия активнейшим образом манипулирует интере­сами ведущих держав, выступая своего рода третейским судом, к решению которого должны были прислушиваться светские владыки. Ловко лавируя между Империей и Норманнским ко­ролевством на юге Италии, Папы стремились извлечь соб­ственную выгоду, хотя иногда и оказывались между молотом и наковальней. Не стоит забывать о претензиях Византийс­кой империи на итальянские земли: Комнины всегда считали, что, по крайней мере, Южная Италия входит в сферу их влия­ния, и грезили о воинских подвигах нового Велизария.

В 1159 году на Папский Престол взошел Роландо Бандинелли, вошедший в историю как Александр III. К сожалению, его избрание было омрачено альтернативными выборами, в результате которых был избран антипапа Виктор IV, опирав­шийся на императора Фридриха Барбароссу. Фридрих гото­вился к завоеванию Северной Италии и установлению своего контроля над сердцем страны — Римом, исконной папской вот­чиной. В сложившейся ситуации Александр был вынужден вре­менно покинуть родину и найти прибежище во Франции, ак­тивно помогая оттуда Ломбардской лиге — союзу североита­льянских городов, созданному для борьбы с Империей. Раскол (схизма), будораживший Западную Европу, был преодолен только двадцать лет спустя — победа законного Папы над им­ператором была хотя и неполной, но неоспоримой. Фридрих Барбаросса признал Александра III, тем самым показав бес­смысленность своих итальянских авантюр, из-за которых сильно пострадали города Северной и Центральной Италии. Умеренность в требованиях, изумительная политическая вы­держка, «византийское» ведение переговоров, свойства, присущие столь немногим папам, принесли желаемый резуль­тат — единство христианского мира было восстановлено.

Самым значительным испытанием в жизни Александра III стало дело Томаса Бекета, архиепископа Кентерберийского, ос­мелившегося воспротивиться попытке вмешательства светской власти в церковные дела. Кларендонские Постановления, осужденные папой, а затем и Бекетом, испытали на прочность позицию Церкви в вопросе о границах светской власти. Неус­тупчивость папы в данном деле — показательный пример того, как Церковь защищала свои неотъемлемые права. Убийство Бекета омрачило великолепное царствование Генриха II — ког­да светская власть бессильна, она часто использует насилие как последнее и, как ей кажется, действенное средство для до­стижения сиюминутного результата. Последовавшее за убий­ством отлучение Генриха II, общественный резонанс, быстрая канонизация Томаса Бекета еще раз убеждают нас в дально­видности папского курса.

Сложно переоценить вклад Александра III в развитие ка­нонического права, поскольку его осведомленность в столь сложной церковной дисциплине стяжала ему славу еще при жизни. Третий Латеранский Собор — венец деятельности папы; умиротворение, которое принес в церковную жизнь данный Собор, по-видимому, явилось главным достижением Александра III, сумевшего — вопреки ожиданиям — достичь согласия с Империей и положить конец схизме.

Попытка наладить конструктивный диалог с Византией на­толкнулась, к несчастью, на непреодолимые препятствия: не­померные амбиции Мануила Комнина, догматические и ка­нонические разногласия. Через несколько десятилетий нас­тупит 1204 год — взятие и разграбление крестоносцами Константинополя окончательно отдалит западную Церковь от восточной. По этой причине попытки Александра сгладить противоречия между двумя Церквями весьма поучительны, поскольку весьма скоро вместо Папы-миротворца на папский престол взойдет Иннокентий III, человек жесткий и чрезвы­чайно тщеславный — цезарепапизм с этого времени надолго станет определять политику курии.

Мир вместо меча, диалог — альтернатива насилию, само­отверженное пастырское служение противопоставляется секу­ляризации Церкви. Если Папа действительно является наместником Бога на земле, то Александр III более всего уподобился Христу, посвятив всю свою жизнь заботе о Невесте Христо­вой — Церкви.

Канд. философ. наук Т. В. Антонов

ПРЕДИСЛОВИЕ

Понтификат Александра III (1159-1181), один из самых продолжительных в истории папства, был не только отмечен схизмой и церковными спорами, но и засвидетельствовал зна­чительные изменения, произошедшие в самом западном об­ществе в то время. Во многом именно благодаря этим спорам и общественным сдвигам, о личности папы Александра суди­ли по-разному. В XII веке приверженцы Томаса Бекета и сто­ронники Лиги ломбардских городов полагали, что Папа по­кинул их. Однако в конце своей жизни на III Латеранском Со­боре в 1179 году Александру оказали великое почтение, а двумя столетиями позже жители его родной Сиены могли со­зерцать весьма масштабные фрески из Спинелло Аретино, на которых гордый понтифик был изображен стоящим над про­стершимся императором.

В период эпохи Просвещения Вольтер описывал папу Алек­сандра как мудрого дипломата, чье мастерство позволило ему одержать верх над мощью Фридриха Бабароссы и избежать участи Григория VII. Философ воспринимал папу как челове­ка, которому человечество было обязано больше, чем какой-либо другой личности Средневековья, потому что он «восста­новил права народа и сдержал преступления королей»¹. Всего сто лет назад Герман Ройтер посвятил три фундаментальных тома карьере папы, которого он рассматривал как великого священника и понтифика².

Современные историки также расходятся в своем мнении об Александре III. Одни, особенно Иоганн Галлер, указывая на неудачи папской дипломатии, отмечают, что Фридрих Барбаросса и Генрих II обыграли его, а сам Папа выступает нерешительным человеком, которому явно недостает тех достоинств, которыми обладали великие папы, такие как Григорий VII и Иннокентий III. Однако большинство истори­ков середины XX века согласны с тем, что папа Александр III был великим человеком, хотя они делают этот вывод в целом на иных, чем Вольтер, основаниях. В своих работах эти авто­ры не акцентируют внимание ни на политических неудачах Папы, ни на его успехах. Так, Фридрих Хир, показывая его силу там, где иные находят его слабость, изображает Александра как «буржуазного» Папу, разделяющего правовые и интеллек­туальные воззрения, характерные для североитальянских го­родов. Отличающийся от Григория VII по стилю своей деятель­ности, Александр тем не менее отражал, по мнению Ф. Хира, «новые духовные интенции масс». Однако признано, что со­чинение Ф. Хира полемично, особенно его характеристика Александра как «представителя новой эпохи» в истории пап­ства, — попытка автора связать личность Папы с определен­ной социальной группой или регионом пользуется меньшей поддержкой. Более верным кажется, как предполагает Мар­сель Пако в своем анализе идей Александра о власти понти­фика, что политика папы отражает воззрения тех его совре­менников, с которыми он был наиболее тесно связан, — слу­жителей Церкви.

Вопреки расхождению во взглядах на личность Александ­ра III среди историков, которое все еще существует, представ­ляется возможным сделать определенные выводы. В резуль­тате научных исследований многих ученых, мы в XX веке на­много лучше представляем себе данного папу, чем это было возможно при жизни Германа Ройтера. Более точные и появив­шиеся относительно недавно работы по каноническому праву пролили свет, и будут это делать в дальнейшем, на карьеру Папы, который признается всеми исследователями выдаю­щимся юристом.

Целью этой книги является попытка дать представление, в виде относительно краткого изложения, о карьере Папы Алек­сандра III с учетом результатов самых последних исследова­ний. Долг автора перед более подробными работами иных ис­ториков будет очевидным для всех тех, кто много читает. В некотором отношении без их поддержки, объявляя себя ответственным за выраженные мнения, он особенно желает поблагодарить своих уважаемых коллег из Университета Нью-Йорка: заслуженного профессора в отставке Т. Ф. Джонса за ознакомление с текстом всей рукописи, профессора Джона Уилкса, прочитавшего главы, касающиеся истории Англии, и мисс Сару Синдел, которая проверила некоторые переводы.

ГЛАВА 1

РОЛАНДО БАНДИНЕЛИИ: СТУДЕНТ И ПРОФЕССОР

Предметом основной заботы для любого Папы является уп­равление церковными делами. Для него это — ежедневная работа, или рутина. Как приходский священник заботится о душах своих прихожан, так и Папа опекает все церкви. Эф­фективность этого попечения со стороны верховного пасты­ря зависит от многих факторов, таких как, например, свобода действий церкви, подготовленность служащих к управлению церковными делами и их моральный облик, а также личность и образованность папы.

Александру III в наследство от его предшественника доста­лись фундамент и некоторая структура впечатляющего адми­нистративного аппарата, то есть папская монархия. Многое предстояло сделать для улучшения работы этого аппарата, и значительный вклад в завершение данного процесса принад­лежит Александру. Этот вклад станет еще более очевидным, если учесть, что фактически на всем протяжении понтифика­та Александра его внимание было отвлечено на две важные проблемы: на затянувшийся спор с императором Фридрихом Барбароссой и захватывающую борьбу между английским королем Генрихом II и архиепископом Кентерберийским То­масом Бекетом.

Эти два конфликта, каждый со своей стороны, были след­ствиями глубокой трансформации, которой подверглось за­падное общество в предшествующие пятьдесят лет. Фундамен­тальная реорганизация церковной структуры, известная как григорианская реформа, названная так по имени самого вы­дающегося реформатора, Папы Григория VII (1073-1085), произвела большой переворот в европейской жизни. Эта трансформация была широкой и глубокой, коснулась сферы культуры так же, как политики и религии, и в конечном счете оживила жизнь Европы во всех ее аспектах. Для карьеры Папы Александра III одним из наиболее важных ее последствий яви­лась переоценка отношений между светской и религиозной властями, в результате чего традиционно принятые взгляды на эти отношения были поставлены под сомнение.

Если можно говорить об определенных событиях, зна­меновавших конец эпохи реформ и религиозного идеализма, то необходимо назвать провал Второго крестового похода (1147-1049) и смерть св. Бернара Клервоского (1153). Неуда­ча крестового похода разбила великие надежды и разрушила иллюзии тех, кто представлял Европу все еще объединенной общей целью. Св. Бернар являлся воплощением этого идеала. Фигура великого аббата ордена цистерцианцев в течение поко­ления возвышалась над светской и религиозной Европой. Его смерть поэтому совпала с окончанием прежней и началом иной эпохи, когда поднялись новые различные силы в жизни Евро­пы: королевства, города, торговля, новые концепции в юрис­пруденции и новые интеллектуальные веяния. Эти явления не были абсолютно новыми, не испытавшими противодействия, а их триумф не был внезапным, но вскоре им было суждено приобрести невиданный масштаб. Фактически, на время жиз­ни св. Бернара, когда появились новые идеи, но старые пол­ностью еще не отжили, пришлось окончание учебы Алек­сандра — он был призван протеже св. Бернара, папой Евге­нием III (1145-1153), на работу в Курию.

Роландо Бандинелли, в будущем Папа Александр III, ро­дился в Сиене в начале XII века. Хотя мы не обладаем точны­ми сведениями, видимо, Райнуччи Бандинелли, отец Ролан­до, происходил от некоего француза, который приехал в Сие­ну в начале XI века. Не многое известно о положении семьи Бандинелли в год рождения Роландо, но, очевидно, она игра­ла существенную роль в делах родного города. Одним из не­многих фактов о ранних годах жизни Роландо, который мож­но установить, является то, что он обучался теологии и кано­ническому праву в Болонье примерно в 1139-1142 годах. Поскольку Сиена не могла в то время похвастаться какой-либо хорошо известной школой, возможно, Роландо уехал в Болонью с целью получить образование. Действительно, чтобы до­стигнуть определенного положения, он должен был учиться в школах, получивших известность.

Мы не знаем точно, в какой период времени и в какой школе Болоньи учился Роландо. Поскольку он принадлежал к бело­му духовенству, вероятно, что он был прикреплен к архиепи­скопской школе. В1148 году, когда будущий Александр III был призван на работу в Курию, он служил диаконом и каноником в Пизе. Как долго он исполнял эти обязанности и когда он покинул Болонью, неизвестно, хотя есть основания полагать, что Роландо учился там некоторое время. Также возможно, что Роландо преподавал некоторое время в епископской шко­ле в Пизе. В любом случае в эти годы, прежде чем стать карди­налом, он на собственном опыте знал проблемы образования того времени.

Интеллектуальное движение в сфере образования, в кото­ром принимал участие молодой Роландо, было частью более широкого процесса, который историки окрестили Возрожде­нием XII века. Этот интеллектуальный расцвет, подобный дру­гим периодам европейского культурного развития, которые описываются как «Ренессанс», представлял одну из фаз посто­янной, хотя и прерывавшейся на время, переоценки Европой своих интеллектуальных оснований через изучение своего античного, классического прошлого. Однако то движение, ко­торое происходило в XII веке, нельзя представить только лишь имитацией или почитанием греческой и римской культуры. Самобытные писатели, мыслители и художники открывали новые горизонты не только в узких академических областях, но и в литературе, искусстве и политике, стараясь примирить новые идеи со старыми проверенными принципами.

Рост населения в Европе в период относительной стабиль­ности и общественного порядка предложил более широкие возможности для работы образованным людям в церковной и светской сферах. Данный процесс сопровождался резким увеличением количества студентов, и в век, характеризовав­шийся ростом городов, городские учебные центры, особенно кафедральные школы, должны были процветать. Таким обра­зом, первенство в сфере образования, которое принадлежало монастырским школам в более раннее время, перешло в руки белого духовенства, занявшего сильные позиции в этой области. Однако мы не должны из этого делать вывод, что новые г городские школы полностью затмили духовное обучение в религиозных центрах. Ведь школы, о которых так много говорится в высоком Средневековье, включали институты различ­ного происхождения, которыми заведовала как светская, так и духовная власть.

Быстрое расширение академического сообщества создало новые административные проблемы: квалификационные стан­дарты преподавания, отношение студентов к профессорам, а также тех и других к местным городским властям, правила процесса обучения. Фактически именно решение этих проблем способствовало созданию со временем учебных организаций, которые нам известны как университеты. Александр III не до­жил до того момента, когда он смог бы увидеть полное осуще­ствление этого процесса, но как студент и профессор он застал его истоки, а как Папа способствовал расширению образова­ния и его организации.

Из трех предметов: теология, право и медицина, — кото­рые привлекали большинство средневековых студентов, Ро­ландо Бандинелли интересовали, в основном, первые два. При­мерно за десятилетие до того, как он оставил академическую жизнь ради административной работы в Курии, было опубли­ковано сочинение Грациана о каноническом праве. А десятью годами позже появился теологический трактат Петра Ломбар­дского. Обе работы стали эпохальными сочинениями в своих областях, и Роландо попал под влияние интеллектуальных идей этих трудов. Кроме того, большое влияние на него ока­зала работа Пьера Абеляра, весьма спорной по сей день лич­ности Средневековья. Решить спор, вызванный сочинением Абеляра, в данной книге невозможно, но, по крайней мере, можно затронуть те вопросы, которые являются уместными в описании предмета обучения и преподавания Роландо. Абе­ляр оказывал высшее доверие силе разума, способного объяс­нять и поддерживать религиозные истины. Разум не может быть заменен авторитетом, но им также должно руководство­ваться; диалектика, соответственно, должна быть инструмен­том в конструировании системы религиозного знания. На этой основе в своем труде «Sic et non» («Да и нет») Абеляр сопоставил противоречащие высказывания церковных авторитетов и подверг их критике и анализу. Для Абеляра теология была наукой, и он придал теологическим штудиям новое направле­ние и импульс.

Таким образом, не без опасений и вопреки продолжитель­ному спору, христианская мысль была направлена в сторону формирования теологической науки вследствие сохранивше­гося, вопреки оппозиции, абеляровского подхода. Действи­тельно, возможно в работах определенных писателей середины века выделить существование того, что может быть названо абеляровской школой преподавания теологии. В предыдущие времена сочинения составлялись, в основном, из отрывков Священного Писания и работ Отцов Церкви и были компен­диумами высказываний церковных авторитетов. В XII в. воз­никла новая тенденция группировать материал в некоем ло­гическом порядке, чтобы произвести конструктивную работу теологического синтеза. К трактатам подобного рода относятся и «Sentences» («Сентенции») Роландо Бандинелли, увидевшие свет в 1149 или 1150 году, а окончательную форму получив­шие после того, как их автор добился места в Курии. Это про­изведение в основном представляет интерес в качестве источ­ника биографических сведений о Бандинелли, как свидетель­ство его обучения и интеллектуальных способностей. Оно не оказало большого влияния — не потому, что имело малую цен­ность, но, возможно, частично из-за того, что университет в Болонье не имел такой же значимости в области теологии, ка­ким он обладал в юриспруденции. Более того, его «Сентенции» были всего лишь одним сочинением в ряду подобных тракта­тов этого времени, и к тому же всех их затмила одноименная работа Петра Ломбардского. Последняя работа, превосходя все прочие, знаменовала собой своеобразный пик в процессе пре­вращения теологии в систематическую науку, и Роландо при­нимал участие в этом процессе в тройном амплуа — сначала как ученик, затем как учитель и писатель.

В сравнении с теологическими сочинениями, вклад Ролан­до в развитие канонического права был более ведомым и вклю­чал не только его достижения как учителя и писателя, но так­же его решения как Папы. Как профессор и, по всей вероятно­сти, как студент, учившийся в Болонье Роландо находился в центре процесса возрождения юридических исследований в Средние века. Ирнерий (?-1126), первый широко известный средневековый толкователь римского права, преподавал в Болонье, а после него дело продолжили «четыре знаменитых доктора». Суть их метода изложения гражданского права со­стояла в составлении комментариев (глосс) на текст и в поста­новке вопросов для обсуждения, не только в подробном изло­жении сути ценного юридического материала, но в разработ­ке системы наставлений, которые оказали большое влияние на работу их коллег, каноников. Возможно, что Роландо слу­шал лекции этих четырех докторов, — для духовного лица, занимавшегося каноническим правом, было обычным прояв­лять интерес к гражданскому праву. Вопреки некоторой оп­позиции такого рода исследованиям римского права со сто­роны церковников, потребности времени состояли в развитии и структурировании канонического права.

Одним из лучших плодов возрождения права стала появив­шаяся в 1140 году книга Грациана «Concordia discordantium canonum» («Согласование противоречащих канонов»), обыч­но называемая «Decretum»¹ («Декрет»). Выход этой работы напрямую отразился на карьере Роландо. Фактически имя будущего папы оказалось связанным с именем Грациана, так как в заметке, написанной каноником Угуччо, сообщается, что Роландо преподавал в Болонье в то же время, когда был напи­сан «Decretum». То, что их имена оказались связанными, та­ким образом, представляется примечательным фактом, так как работа Грациана открыла новый период в развитии канони­ческого права, так же как в теологии это сделало произведе­ние Петра Ломбардского. Была произведена систематизация до сих пор беспорядочного множества данных, и это очень об­легчило рациональное, упорядоченное изучение предмета. Приблизительно за полвека были опубликованы дюжина или больше трактатов на «Decretum». Некоторые из людей, кото­рым принадлежали эти трактаты, стали епископами или кар­диналами, был среди них и Роландо Бандинелли. Хотя мы не располагаем точными доказательствами, можно сделать пред­положение, что методология произведения Грациана могла повлиять на воззрения Роландо. По-видимому, он сделал да­леко идущие выводы на основании этого сочинения. Количество комментариев, включая его собственный, свидетельство­вало о высокой репутации «Decretum», которую тот вскоре снискал.

Комментарий Бандинелли, «Stroma (summa) Rolandi», или «Stroma et decretorum carptum», был составлен где-то меж­ду 1142 (крайняя возможная дата написания «Decretum») и 1148 годами, когда Роландо покинул Пизу. Предназначенные профессором для своих студентов, возможно для текущего курса обучения, «Stroma Rolandi» были и педагогическим трак­татом, и объяснением текста «Decretum». Соответственно, не­которые разделы к «Decretum» получили форму кратких ком­ментариев, или резюме. В любом случае, самый большой раз­дел, касающийся вопросов брака, стал тем предметом, где вклад Роландо в каноническое право был особенно весомым. Два других вопроса, которые привлекли внимание Ролан­до, представляли для него нечто больше, чем просто академи­ческий интерес. Во-первых, он четко разработал иерархичес­кое представление о церковной организации, которая допус­кает для каждого ее элемента отдельную, особую юрисдикцию. На вершине, согласно этой теории, находился Папа, чей вер­ховный авторитет Роландо постоянно подчеркивал. Во-вто­рых, он приложил все усилия, чтобы прояснить и популяри­зировать представление о том, что относится в праве к духов­ным делам, или, говоря иными словами, о том, что подлежит церковной юрисдикции и является законным в церковных судах. Ни одна из этих идей не была новой: как и Грациан, Роландо просто тщательно строил свои рассуждения на осно­вании понимания церковной организации и ее отношений с обществом, то есть затрагивал вопросы, которые были акту­альными, начиная с григорианской реформы и даже немно­гим ранее, и представляли интерес для школы. При размыш­лении над «Зггота» Роландо понимаешь, что этот трактат по­казывает нам образованность Роландо и основные идеи, которые он поддерживал перед тем, как стать папой.

Хотя точно определить время поступления Роландо на пап­скую службу невозможно, наиболее вероятным для этого пред­ставляется 1148 год. Папа Евгений III, как известно, в это вре­мя находился в Пизе и едва ли мог не заметить такого перс­пективного молодого человека, как Роландо. Впервые имя Бандинелли в ранге кардинала появилось на документах от 21 ноября 1150 года; таким образом, это говорит об обычном для клирика двухлетнем подготовительном этапе перед рабо­той в Курии. В конце этого периода обычно возводили в сан кардинала. Таким образом, незадолго до конца 1150 года папа Евгений назначил Роландо кардиналом-диаконом при церк­ви святых Косьмы и Дамиана.

Когда Роландо перешел на работу в Курию, он оказался связан с той административной организацией духовенства, которую обозначают термином «папская монархия». Этот ин­ститут, который Церковь, особенно со времени григорианской реформы, совершенствовала, имел сходство со светским мо­нархическим управлением. Он отличался от последнего своей географической протяженностью, что, как следствие, созда­вало трудную проблему поддержания регулярных контактов между центром и периферией. Сторонники григорианской ре­формы, помимо настойчивых требований о невмешательстве светских властей в дела Церкви, особо настаивали на папском верховенстве внутри Церкви и соответствующем ограничении епископской юрисдикции, особенно юрисдикции архиеписко­па. С позиций структуры управления, это означало, что вер­ховная власть Папы в сфере его компетенции должна была за­частую реализовываться через легатов, кардиналов или дру­гих клириков, представлявших Папу в особых миссиях или отдельных местностях.

Центральной структурой управления для папства была Ку­рия, которая включала в себя коллегию кардиналов, как впос­ледствии она стала называться. О принципах работы этого органа мы подробно расскажем ниже. Две важнейшие адми­нистративные функции, финансовая и секретарская, исполня­ли два отдела Курии: камера (саmerа) и канцелярия. Папская камера, возглавлявшаяся камерарием или управляющим, была ответственна за сбор и подсчет папских доходов. Очень похо­жая на современное английское казначейство, камера зареко­мендовала себя компетентным и важным органом, и по-види­мому, Папа Евгений уполномочил ее произвести опись всех источников доходов Святого Престола; говоря современным языком, Евгений улучшил систему ведения бухгалтерии. Пап­ская канцелярия, самый старый особый отдел Курии, не имела точного аналога среди органов светского правительства. Большую часть своих дел Папы решали по переписке, а заве­довала их корреспонденцией канцелярия.

Как свидетельствует уже само ее название, папская Курия обладала также судебными функциями, то есть была послед­ней инстанцией в христианском мире. Она могла быть судом первой инстанции, но чаще выступала в качестве апелляцион­ного суда. Усиление административной централизации приве­ло к тому, что бoльшая часть дел перешла в ведение Курии. Чтобы избежать чрезмерной загруженности Курии при веде­нии тяжб, папа часто назначал легатов для расследования об­стоятельств или назначал местных священников в качестве де­легированных судей в особых случаях. Когда епископы полу­чали назначение, они действовали как папские судьи.

Вопреки жалобам на трудности, отсрочки слушаний и даже коррупцию, апелляции и различного рода религиозные дела продолжали поступать на рассмотрение в Рим. Несмотря на недостатки — критика современников была явно преувеличен­ной, — папская администрация была разумной, сложной сис­темой, которая очевидно внушала сильное доверие.

Среди критиков работы Курии в XII веке фигура св. Бернара Клервоского требует большего внимания, чем простое за­мечание. Папа Евгений III — первый Папа из ордена цистер­цианцев и его величайший аббат — был протеже св. Бернара. Между ними существовала постоянная переписка, кульмина­цией которой стал трактат св. Бернара «Dе соnsideratione» («О рассмотрении»), написанный между 1149 и 1153 годами. Эта книга состоит из наставлений бывшего учителя своему учени­ку, который превзошел его. Один писатель описал эту работу как «папскую проверку совести». Св. Бернар убеждает Папу в необходимости созерцания и напоминает ему о выдающейся духовной важности его высокого поста. Поскольку «Dе соnsideratione» предостерегал от мирских забот, которые были навязаны духовенству, это сочинение можно также восприни­мать как критику светскости, которая существовала в действи­тельности. Даже в институтах, посвященных исключительно религиозным целям, присутствовала опасность того, что ад­министративная рутина может затенить духовное начало. Никто не понимал этой опасности лучше, чем св. Бернар.

Этот трактат, появившийся именно в то время, был значи­тельным явлением в истории папства и карьере Роландо Бан-динелли. Он ознаменовал конец одной эпохи и начало другой. Если Александра III часто представляют как первого Папу-юри­ста, то Евгений III был последним в ряду Пап-монахов. «Dе соnsideratione» буквально пропитан монашеским духом. Карь­ера Александра III, по-видимому, знаменовала начало более институционального и, косвенно, менее духовного периода в истории папства. В течение этого периода, начавшегося с его правления и продолжавшегося следующие полтора столетия, понтификов больше привлекала активная жизнь, чем монаше­ское служение, и ни один из этих так называемых Пап-юристов не был канонизирован. Дихотомия монах-юрист, начиная с се­редины XII века, указывает на изменение позиций белого духо­венства относительно образования и на использование рацио­нальных подходов в теологических исследованиях. Однако все же не следует слишком акцентировать внимание на каком-либо из этих контрастов. Ни каноническое право, ни теология не были предметами исключительной монополии на изучение со стороны белого духовенства. Не все белое духовенство непре­менно проявляло интерес к мирским делам, а св. Бернар не вы­ступал в пользу идеи роспуска Курии. Когда карьера Роландо как кардинала и папы тщательно анализируется, становится очевидным, что понятие «Папа-юрист» вовсе не подразумева­ет устранение заботы о делах теологических или духовных.

Хотя методы управления Папы Александра III и его пре­емников, по-видимому, были более юридически ориентиро­ванными, чем у его монашествовавших предшественников, об­щая цель папской политики оставалась прежней: становление истинно христианского общества, способного направлять лю­дей к их вечному уделу. Естественные человеческие способно­сти и соответствующие мирские действия должны быть, как это и происходило, направлены в определенное русло — к веч­ной жизни. Однако если конечная цель человеческого обще­ства оставалась прежней, то структура этого общества изме­нялась или уже изменилась. Как следствие, во время жизни Папы Александра существовала значительная неопределен­ность в том, какая роль должна быть предписана правителю и священнику соответственно.

Европейские государства середины XII века по большей части были лучше объединены, чем в предшествующее столе­тие. Как мы предположили, определенный этап в политиче­ской эволюции подошел к концу, а другой только начинался. Более раннее состояние общества, которое можно условно назвать феодальным, сменилось другим, которое характери­зовалось существованием более эффективного монархическо­го управления. Быстрота данного изменения не была везде одинаковой, и представляется правильным допустить, что в течение жизни Александра феодальные порядки не исчезли. Тем не менее старые феодальные обычаи, которые оставались привычными и довольно полезными, сейчас должны были также способствовать новому делу монархического объеди­нения.

Дальнейшее изменение старой общественной организации проистекало из продолжающегося подъема экономической жизни. Если, как сейчас полагают ученые, истоки средневеко­вого экономического оживления можно проследить, по край­ней мере, в X веке, то XI и XII века стали свидетелями его выс­шей точки. Население Западной Европы продолжало расти, торговля и промышленность — усиливаться, а новые город­ские и сельские общины умножались и укрупнялись. В тече­ние XII века, а в некоторых случаях чуть ранее, многие город­ские общины стали выдвигать требования получения некото­рого самоуправления. В зависимости от обстоятельств, такая ситуация способствовала усилению монархической власти. К этому можно добавить, что увеличение населения постави­ло перед Церковью проблему обеспечения значительного ко­личества соответствующим образом подготовленных приход­ских священников для городов и сельской местности.

Европейская политическая жизнь того времени, когда Ро-ландо стал кардиналом, определялась четырьмя государства­ми: Англией, Францией, Империей и Сицилией. Государства Иберийского полуострова, Северной и Восточной Европы или государства крестоносцев на Востоке, хотя и обладали опре­деленным политическим весом, не играли ведущей роли в по­литике. Византийская империя, в правление умного и энер­гичного Мануила Комнина (1143-1180), однако, еще остава­лась фактором, который следовало учитывать. Он стремился не только сохранить византийскую гегемонию в Восточном Средиземноморье, но и вернуть прежнее влияние Империи в делах Запада. С точки зрения пап, как, впрочем, и с византий­ской, отношения между Византией и Западом неизбежно зат­рагивали как религиозные, так и политические вопросы. Дип­ломатические действия всегда поднимали проблему религи­озных отношений между Римом и Константинополем.

В формировании политики Папы по отношению к каждо­му из западных государств присутствовала общая цель — со­хранение свободы действий духовной власти. Хотя процесс .развития духовенства в одном королевстве часто испытывал влияние от аналогичной ситуации в другом государстве, каждое из западноевропейских королевств представляло для Церкви отдельные проблемы в каждом конкретном случае. Осо­бые отношения между Англией и Францией, например, явля­лись важным фактором в папской политике. Генрих II, король Англии (1154-1189), благодаря наследству, полученному от норманнской и анжуйской династий, и браку с Алиенорой Аквитанской, владел землями, которые охватывали практичес­ки всю западную половину Франции. Эта ситуация и ее поли­тические последствия являются общеизвестными для изуча­ющих английскую и французскую средневековую историю; менее исследованной представляется суть проблемы, создан­ной этой ситуацией для Церкви. Значительная часть француз­ского духовенства находилась под политической — в XII веке это часто означало также церковную — юрисдикцией прави­телей Англии.

Германия, или Западная Римская империя, и Италия так­же создавали особые проблемы для пап. В X веке германские короли вновь установили свой контроль над Северной и Цен­тральной Италией, в прежние времена осуществлявшийся Кар­лом Великим. Оттон I возродил Империю в 962 году, таким образом, установив особую связь между императором и Па­пой, которой не было в отношениях пап с другими евро­пейскими правителями. В XI веке запрещение папы Григо­рия VII производить светскую инвеституру и его последующая борьба с Генрихом IV поставили под сомнение хорошо уста­новившуюся в Империи процедуру, на основании которой пра­вители обеспечивали свой контроль над германскими епископами. Более того, такой контроль был жизненной необходи­мостью для Империи, где епископы по обычаю исполняли важ­ные политические функции. Действительно, структура прави­тельства, созданная императорами саксонской и салической династий в X и XI веках, была повреждена, и королевский кон­троль над Церковью, особенно над епископами, был оспорен. В целом, состояние Германии в середине XII века, сильно за­тронутой спором об инвеституре и гражданской войной, ко­торую этот спор вызвал, ставило перед ее правителями огром­ную задачу по восстановлению государства, задачу более труд­ную, чем вражда с другими правителями. Эта проблема была осложнена сохранением имперской традиции, провозглашав­шей притязания на Северную Италию.

В Северной Италии к середине XII века города, подобные Милану, Генуе, Павии и многим другим, развивались быстры­ми темпами. Во время и после спора об инвеституре многие города освободились от политической власти своих еписко­пов. Хотя они и соглашались принять имперский сюзерени­тет, многие с неохотой признавали какое бы то ни было дей­ствительное ограничение их права самоуправления. Верность такому принципу, однако, разделяли не все, так как повсюду города соперничали друг с другом; при этом самые крупные города скорее искали поддержки Империи, чем боролись про­тив нее. Двумя другими характерными чертами стали активи­зировавшееся участие в делах Италии Венеции, до тех пор дер­жавшейся в основном в стороне, и более активное вмешатель­ство в итальянскую политику Византийской империи.

Границы итальянских земель, включающие папские госу­дарства, в XII веке не были четко определены. Главным спор­ным вопросом оставался вопрос о статусе земель, которые гра­финя Матильда Тосканская завещала Папе. Иннокентий II, в свою очередь, передал их императору Лотарю за денежное воз­награждение и на условиях возвращения их Святому Престо­лу по смерти императора. Кроме того, в отношении всей пап­ской территории, оставался неясным вопрос о верховном су­веренитете. Мог ли император пользоваться властью над этой областью, которой прежде обладали его предшественники в X и XI веках? Или папские земли должны были быть полностью независимыми?

Во времена политического давления с севера папы часто обращали свои взоры на Сицилию. В течение XII века это ко­ролевство, которое охватывало всю Италию южнее папских земель, с норманнскими королями и блестящим двором в Па­лермо, было одним из наиболее благоустроенных государств в Европе. Хотя формально оно являлось леном пап, его пра­вителей едва ли можно назвать всегда лояльными вассалами. Северная граница с папскими землями была нестабильной из-за постоянно возникавших споров по вопросу о контроле над сицилийской Церковью. Короли требовали создания посто­янного папского легатства и права на вмешательство в выбо­ры епископов. Иннокентий II (1130-1143) отверг эти притя­зания, но Луций II (1144-1145) и Евгений III вследствие труд­ностей в Риме были настроены более лояльно. Последний утвердил легатство в 1148 году.

Отношения папства с Сицилией зависели не только от по­литики германских императоров, но также от позиции Визан­тии. Что касается Германии, то сильная Сицилия угрожала ее интересам, а по мнению Византии норманнское государство узурпировало часть ее бывшей территории. Спорадическое сотрудничество между двумя империями, представлявшее наи­большую опасность для норманнского королевства, так же как и для папства, было одной из черт итальянской политики XII века.

Город Рим представляет собой особый случай². Не имея такого большого веса в сфере торговли и промышленности в Средние века, как некоторые из других североитальянских го­родов, Рим занимал уникальную позицию в политике, по­скольку являлся постоянной резиденцией Папы. Необходимо добавить, что это было чрезвычайно выгодной позицией, так как постоянный поток пилигримов, просителей и прочих лю­дей, ехавших со своими делами в Курию, создавал некий вид туризма огромного масштаба. Как и в других городах Италии, жители Рима питали надежды на установление независимос­ти от Папы или, по крайней мере, некоторого самоуправле­ния под его управлением. Подобно другим итальянским горо­дам, Рим участвовал в периодических конфликтах со своими соседями. Однако, в отличие от других городов, Рим, будучи основанием Империи, никогда не забывал о своем древнем величии. На волне возрождения римского права в течение XII века римляне стремились восстановить в своем городе то, что, как они представляли, составляло их древнее право самоуправления.

Вопреки противодействию Папы Иннокентия II римляне в 1143 году официально объявили о создании республики и восстановлении сената. Двумя годами позже Евгений III согласился признать этот орган, когда его члены уступили по вопросу принятия папской инвеституры и признания папского агента, префекта, который просто игнорировал революционную республику. Таким образом, как раз тогда, когда Роландо только поступил на папскую службу, отношения между Папой и римской коммуной начали строиться на новом, но неустойчивом основании.

Действительно, незадолго до назначения Роландо эти отношения оказались сильно осложнены в результате действий Арнольда Брешианского. Первоначально реформатор и критик церковных злоупотреблений, Арнольд стал революционным агитатором. За подстрекательство граждан своего родного города против их епископа он был осужден на Латеранском Соборе в 1139 году и изгнан с территорий Италии и Франции. В1146 году, проведя несколько месяцев в Швейцарии и Богемии, он предстал перед Папой в качестве раскаявшегося грешника. Папа даровал ему прощение и приказал исполнять наложенную епитимью в Риме. Однако в городе Арнольд вновь занялся агитацией. В разгаре революционной ситуации он начал настаивать на полной реставрации древнего римского управления. Арнольд зашел настолько далеко, что потребовал, чтобы Папа и духовенство были лишены своей собственности и какого-либо голоса в политических делах. Последующие волнения заставили Евгения покинуть город, переехав, вначале, в Трастевер (1146 год), а затем во Францию под предлогом консультаций о предстоящем Втором крестовом походе. Двумя годами позже он возвратился в Рим, привезя в свите Роландо, своего нового сотрудника из Пизы.

Папство заботилось не только о реальных делах, но также о политических идеях, особенно, касавшихся отношения духовной власти к мирской в новом возникающем политическом устройстве. Некоторые из этих теорий сохранились от более раннего времени; другие были разработаны в XII веке. В идеологической сфере 1140-е годы скорее явились периодом пересмотра былых представлений, нежели периодом твердых постановлений³.

Этот век унаследовал в области религиозно-политической мысли широкие универсальные представления, которые были развиты веком ранее и которые, для их авторов в любом случае, подтверждала та ситуация в мире, какой они ее себе представляли. Средневековое общество пришло к тому состоянию, которое необходимо воспринимать как религиозно-политическое единство, содружество христианских государств. Это содружество создавалось, чтобы быть продолжением богоизбранного государства Израиля, и было посвящено цели вечного спасения для его граждан. В феодальную эпоху это представление получило персонализацию в форме теократической монархии. Император Карл Великий был «викарием Бога», правителем Божьего града на земле (отсюда понятие «политического августинианства»). Таким образом, правитель был королем и священником, rех еt sacerdos, которому иногда позволялось исполнять даже богослужебные функции.

Эта квазирелигиозная концепция королевской власти была широко распространена в Европе, но благодаря своим особым традициям, она затрагивала интересы Империи. Германские правители, которые владели большей частью Италии, были одновременно наследниками франков, прежде всего Карла Великого, и Древнего Рима. Императорская коронация Карла Великого сделала возможной эту связь идей. Реставрация Империи саксонской династией, главным образом в результате действий Оттона III, придавала особое значение римскому элементу. Соответственно, в задачу германских правителей входили стремления к универсализму. К XII веку консолидация других европейских королевств сделала имперский универсализм анахронизмом. Тем не менее остатки этой традиции сохранялись в сочинениях проимперски ориентированных мыслителей, и вместе с этой традицией сохранялось стремление достигнуть, по крайней мере, некоторого превосходства среди правителей того времени. Мера, в которой такие притязания могли влиять на действительную германскую политику, зависела от условий и даже в большей степени — от характера правителя.

 С точки зрения мыслителей, настроенных в пользу папства, григорианская реформа и особенно драматическая борьба между Григорием VII и Генрихом IV подорвали позиции свет­ской власти в христианском обществе, но не теократическую идею саму по себе. Таким образом, была подготовлена почва для концепции папской теократии вместо императорской. Это не подразумевает, что папы и епископы должны были подме­нить светских правителей. Скорее это означало, что под эги­дой Папы должно быть создано новое содружество, в котором каждое государство жило бы своей собственной жизнью по собственным законам, в то время как религиозные принципы и каноническое право должны были занять свое место и, фак­тически, одухотворить все аспекты жизни общества. Цель, по­этому, была духовной, а не ради приобретения власти как та­ковой. Верховное положение Папы в этом «иерархическом» обществе было чрезвычайно важным, хотя характер полити­ческой власти, которой необходимо было наделить его, не был точно определен и являлся предметом споров. Следует по­мнить, что при обсуждении такого общества современная тер­минология не может точно сформулировать данную пробле­му. Едва ли правильно, например, говорить о вмешательстве Церкви в светские дела или vice versa* (* Наоборот (лат.). — Примеч. ред.). Вмешательство подра­зумевает действие какой-то внешней силы, и в контексте ран­него периода средневековой истории ни светская сторона, ни духовная не были «внешними». В то время не существовало в современном понимании отдельных институтов «Церкви» и «государства».

В тот период времени, на который пришлось становление карьеры Роландо, позиция Церкви по отношению к мирским делам обсуждалась несколькими авторами-полемистами. Они разработали теорию «двух мечей», основанную на Новом За­вете (Лука 22:38; Матф. 26:2). Эти «два меча», как мы полага­ем, представляют духовные и светские полномочия, которые оба принадлежат Церкви. Светской властью Церковь пользу­ется не сама, ею обладают миряне, но только с согласия Церк­ви. Это подразумевает, что Церковь передает часть своих пол­номочий мирским властям.

В действительности в Средние века идея папизма не была полностью осуществлена, а в теории она не была полностью теократической. Представление о содружестве правительств под эгидой возрожденного папства не разделялось всеми. Ему противостояли имперские авторы, а также те, кто размышлял о природе королевской власти и для кого идея о псевдосак­ральном характере последней оставалась обоснованной. Важ­ным для понимания карьеры папы Александра III является тот факт, что в течение его жизни перестановки в европейском об­ществе, которые были кратко описаны выше, изменили реаль­ное положение Папы и императора в мире. Поэтому необхо­димо по-новому взглянуть на основания власти понтификов в делах мирян.

Во-первых, не представлялось более возможным рассматри­вать Империю действительно как представителя всего мира. Столкновение духовной организации с зародышем нацио­нальных государств и быстро усиливающимся процессом урба­низации поставило на повестку дня множество новых практи­ческих проблем. Во-вторых, в решении отдельных эмпирических проблем наиболее важный вклад внесла новая группа мыслите­лей, называемых канониками. Какую бы сторону в споре юрист-каноник ни принял, его подход к решению спора отличался от того, который демонстрировал публицист. Каноник мог разра­батывать общие теории, но его обычным полем деятельности была работа с отдельными делами. Он, по всей вероятности, так­же изучал римское право и поэтому сознавал юридический ста­тус светской власти. Это не означает, что каноники XII века, Грациан и Роландо, имели какие-то сомнения в общем религиозном призвании общества. Скорее каноники изменили основания для дебатов. Если они и не создали обширных концепций, они все-таки внесли важный вклад в определение сферы применения обычной церковной юрисдикции по особым делам. Это дости­жение, являющееся менее ярким, но не менее важным, чем борь­ба глобальных теорий, разработанных публицистами, требова­ло продолжительной, кропотливой работы и внимания к дета­лям. Более того, оно требовало корректировки с учетом новых и необычных социальных и политических условий. Как каноник Александр III участвовал в этих обсуждениях, а как Папе ему предстояло внести большой вклад в это дело.

ГЛАВА II

КАРДИНАЛ И КАНЦЛЕР

Роландо быстро поднялся по служебной лестнице в тече­ние десятилетней работы в Курии. Папа Евгений III остался доволен его службой и пожаловал ему сначала должность кар­динала-диакона в 1150 году, позднее, в 1151 году, кардинала-священника при церкви св. Марка, а 16 мая 1153 года — долж­ность папского канцлера. Эти годы стали решающими не толь­ко для папства, они оказались весьма важными для всех государств Средиземноморья. Данный период стал временем принятия важных решений, забвения устоявшихся политиче­ских традиций и поиска новых, которые были необходимы, чтобы поспевать за всеми изменениями в отношении светской и церковной власти. Папство оказалось в водовороте светс­кой политики. Кроме того, Папскому Престолу пришлось про­вести болезненную реорганизацию Церкви, оказавшейся не­обходимой в условиях становления новых взаимоотношений между Империей, Византией и Сицилией. В Курии оформи­лись две группы: одна благоволила идее сохранения традици­онного согласия с Империей, другая настаивала на формиро­вании крепких связей с противником Империи, Сицилией. На заднем плане стояла Византия, все еще стремившаяся играть определенную роль в делах Запада¹.

Однако уже в течение нескольких лет, а в особенности во время Второго крестового похода, германский император Кон­рад III постепенно сближался с Мануилом Комнином, импе­ратором Византии. Они разделяли общую озабоченность ам­бициями короля Рожера II Сицилийского, главная цель кото­рого заключалась в расширении своего государства за счет Центральной Италии и переносе границ королевства через Адриатическое море вплоть до греческого побережья. Греки и германцы поспешили заключить нечто вроде оборонительно­го союза. Со своей стороны Папа Евгений III, по всей видимо­сти, надеялся, что подобный союз может также способство­вать восстановлению хороших отношений между латинской и византийской Церквями.

В то же время, он также был взволнован нескрываемыми амбициями самого Мануила Комнина, желавшего восстановить влияние Византии в Южной Италии. Более того, папство на­стораживало то, что Конрад III, возвратившись из Святой зем­ли, где он потерпел поражение, все меньше желал играть тради­ционную для германских императоров роль покровителя рим­ской Церкви. Поэтому, когда в апреле 1149 года Рожер Сицилийский предложил Папе в качестве поддержки свои вой­ска, чтобы тот мог вновь вступить в Рим, Евгений III принял эту помощь. Однако восстановление отношений с норманна­ми явилось лишь кратковременным изменением в папской дипломатии. Отношения с Сицилией вскоре ухудшились, и Папский Престол вернулся к традиционному курсу, направ­ленному на поиск поддержки в Империи. Тем не менее пап­ство постепенно сменило политическую ориентацию, и с этого времени при содействии просицилийской группы, в которую входил Роландо Бандинелли, новый курс сохранялся в Курии наравне с традиционным дипломатическим направлением, поддерживаемым сторонниками Империи. Последние доми­нировали, однако первые приобрели вес, когда на престол взо­шел преемник Конрада III, его племянник Фридрих Барбаросса.

Фридрих Барбаросса остается неоднозначной фигурой для историков и в настоящее время². Некоторым он представля­ется одним из замечательнейших средневековых германских правителей. По мнению других, Фридрих Барбаросса так и не смог стать великим германским королем, так как жаждал быть «Римским» императором. Первоначально историки полагали, что политические решения и действия, проводимые Фридри­хом в отношении самой Германии, выгодно отличались от внутренней политики, которую отстаивали его современники, короли Франции и Англии, а затем они были представлены как неверные, недостаточные или чересчур консервативные.

Итальянские авантюры Фридриха также получили неодноз­начную оценку. Часто они описывались как продуманные и реалистичные предприятия, и в то же время частью истори­ков были охарактеризованы как величайшая ошибка его прав­ления. Данная книга не ставит цель разрешить подобные воп­росы, но их, по крайней мере, необходимо поднять и кратко рассмотреть, поскольку понимание целей и действий Папы Римского Александра III в значительной степени зависит от адекватной оценки политики Фридриха Барбароссы. Чтобы правильно оценивать действия великого императора из рода Гогенштауфенов, необходимо рассмотреть не только его соб­ственное понимание имперских прерогатив, но также все те политические вопросы, которые ему приходилось решать.

Фридрих, как уже было сказано, являлся наследником двух освященных веками политических традиций. Во-первых, он чувствовал себя духовным потомком Карла Великого и фран­ков. Задолго до его собственной коронации, regnum Francorum (королевство франков) стал imperium Teutonicorum (импери­ей тевтонцев), хотя каролингская политическая традиция была сохранена и представлялась весьма выгодной энергичному и активному политику, каким был Фридрих I. Он полагал, что именно ему даровано то самое превосходство над другими ев­ропейскими королями, которое одно время было связано с именем Карла Великого. Фридрих считал справедливым уста­новление имперского сюзеренитета над Римом и Северной Италией и восстановление особых прав, которыми ранее об­ладали франкские и саксонские императоры. Каролингская традиция также сохранила представление об императорской теократии, и христианском правителе как покровителе и за­щитнике Церкви и Папы Римского, который все еще являлся религиозной фигурой, rex et sacerdos, и в некотором смысле правителем мира.

Во-вторых, заметное влияние на понимание власти Фрид­рихом Барбароссой оказала римская традиция. Сохранивше­еся в XII веке римское право стало еще одщш краеугольным камнем, упрочившим имперский статус германского короля. Поэтому Фридриха Барбароссу можно считать преемником Константина и Юстиниана в не меньшей степени, чем Карла Великого. Эти идеи, хотя и акцентировали внимание на Божественном происхождении императорской власти, по существу были идеями светскими, мирскими, и поэтому не нахо­дились в полной гармонии с псевдорелигиозным характером королевства, который представляла франкская традиция.

Представление Фридриха о собственных обязанностях, а также об обязанностях своих советников не всегда соотносилось с реалиями современной политики. Действительно, некоторые историки видят во Фридрихе практичного и реалистичного правителя, чьи изощренные теории были созданы специально, чтобы оправдать действия, предпринимаемые им в укреплении своей власти. Два подобных мероприятия, про­веденные Фридрихом, особенно повлияли на его отношения с римским престолом.

Прежде всего, Фридрих рассматривал вопрос о значитель­ных мерах, направленных на сохранение своего контроля над германской Церковью. Хотя реформа Григория VII оспорила королевское влияние на германский епископат, тесные связи Церкви со светской властью были сохранены. Конкордат, зак­люченный в 1122 г. в Вормсе (здесь его необходимо рассмот­реть), явил собой некоторый компромисс, достигнутый цер­ковной и светской властью, разрешив присутствие императо­ра на выборах епископа. Конечно, Фридрих — и он не был единственным европейским правителем в этом отношении — наблюдал с некоторым опасением за увеличивавшейся влас­тью Папы над германским духовенством, что органично вы­текало из самого развития папской монархии и каноническо­го права. Так, Фридрих пошел, например, на то, что в начале своего правления способствовал избранию Вихмана, еписко­па небольшой епархии в Цайце, на пост архиепископа Магде-бургского. Поскольку данная ситуация требовала не только прямого вмешательства в процесс выборов, но и осуществле­ния перевода священнослужителя из одной епархии в другую, действия Фридриха противоречили двум пунктам каноничес­кого права. В то время как Папа Евгений III высказал протест самовольному решению Фридриха, его преемник Анастасий IV оказался совершенно бессилен противостоять германскому императору и утвердил его решение.

Позиция Фридриха по отношению к Церкви создала мно­го проблем германским епископам. В большей своей части они сохраняли свою преданность Папе Римскому и, благодаря эф­фективному папскому управлению, всегда осознавали форму и цели политики Святого Престола, оказываясь в большем подчинении ему сейчас, нежели в прежние времена. С другой стороны, как германцы и аристократы, которые социально и политически были близки своему господину, многие из них поддерживали Фридриха Барбароссу в его достойных, с их точки зрения, планах усиления монархии.

Другой проблемой, в центре которой также оказались воп­росы взаимоотношений светской и церковной власти, стал ита­льянский вопрос. Историки прошлых поколений время от вре­мени подвергали критике итальянскую политику Барбароссы, характеризуя ее как неоправданную и отжившую политику «им­периализма», как попытку возродить идеал Римской империи, которая, если она вообще когда-либо существовала в том виде, в каком Фридрих представлял ее себе, конечно же не могла быть воссоздана в XII веке. Подобные фантазии, как было доказано, приводили только к пустой трате ценных ресурсов страны, ко­торые могли быть использованы лучше в самом германском государстве. Подобное критическое отношение со стороны ис­следователей ко многим аспектам политики Фридриха Барба­россы позднее сильно изменилось. Некоторые представители власти в настоящее время рассматривают итальянскую поли­тику Гогенштауфенов как реалистичную, основанную на трез­вой оценке условий, сложившихся в Европе в XII веке. В этом подходе также есть правда: Италия могла стать источником со­лидных доходов и явиться важным элементом в становлении сильного монархического государства к северу от Альп. Кроме того, германский император в своей политике должен был при­нимать во внимание интересы Византии, Норманнского коро­левства и Папы, а также североитальянских городов, не говоря уже о необходимом поддержании собственного престижа. Дей­ствительно, любой император, даже если он не желал отказы­ваться совершенно от своих интересов в Средиземноморье — что вызвало бы катастрофическую потерю уважения, а также многих ощутимых преимуществ, важных для стабильного раз­вития германского государства в XII веке — мог потерпеть по­ражение, столкнувшись с этими проблемами. Со своей сторо­ны, такая участь могла ожидать и Папу.

Два дополнительных элемента в имперской политике Фридриха имели особое значение для папства. Во-первых, хотя император не провозглашал притязаний на установление суверенитета над европейскими королевствами, он не желал ограничиваться номинальным доминированием в Северной Италии и Риме. Во-вторых, император поддерживал тради­цию, на основании которой он должен был играть почетную роль в Церкви в качестве главного защитника Папы Римско­го. В то время как традиция провозглашала, что император ста­новился таковым, только получая корону из рук Папы Рим­ского, признавая тем самым, что законная светская власть может быть дарована лишь Богом, и, с другой стороны, при одобрении совета князей, Фридрих и определенное число его сторонников не желали следовать такой традиции; Фридрих I полагал, что его власть по существу совершенно независима от Папского Престола и должна быть признана еще до цере­монии формальной коронации, которую проводил папа.

Таким был комплекс традиций, теорий и политической практики, которые унаследовал Фридрих и которые затруд­няют оценку его деятельности и места в истории. Если в по­литике, проводившейся Курией, были колебания — и посте­пенная перегруппировка кардиналов по интересам свидетель­ствует об этом, — в германской канцелярии также были разные точки зрения на вопрос взаимоотношений светской и церковной властей. Как Империя, так и римский престол  являли собой тесную связь с религиозно-политическими традициями, сложившимися в более раннее время, но сейчас они находились в противоречии со складывающимися новыми очертаниями в развитии европейских государств, с которыми они уже не могли гармонировать. Как Империи, так и римскому престолу служили умные и образованные люди, кото­рые со всей очевидностью осознавали появление новых тенденций и сил. Более того, германский император был молод, ему было около 28 лет, когда 4 марта 1152 года германские князья признали его королем. Новый император стал очень энергичным правителем, что потребовало проявления значительной политической ловкости со стороны Курии, задачей которой теперь явилось стремление противостоять его амбициям.

Однако по целому ряду причин Фридрих нуждался в со­трудничестве с Папой в начале своего правления. Папа Евге­ний, со своей стороны, также желал обсуждать проблемы с избранным императором, не прибегая к взаимным угрозам. Поэтому он отправил свое посольство в Германию, приблизи­тельно из семи кардиналов, в число которых входил Роландо, кардинал-священник церкви св. Марка. По-видимому, это было первое столь важное дипломатическое назначение для кардинала Роландо, и эта поездка к германскому императору стала первым из известных в его биографии путешествий че­рез Альпы. Какую бы роль он ни играл на переговорах с импе­ратором, в целом миссия папы удалась, так как в марте 1153 года германский правитель поставил свою подпись под Констанцским конкордатом.

В соответствии с этим договором, избранный император обещал принудить граждан Рима признать папскую власть и подчиниться ей, не подписывать никаких договоров с Коро­левством Сицилия или с римлянами без согласия папы, не ус­тупать побережье Византии и вторгнуться с военными сила­ми, если последняя нападет на Италию. Как защитник Свято­го Престола он гарантировал защищать честь Папы и права и привилегии церкви святого Петра, заявив, что готов помочь в возвращении собственности римского престола. Таким обра­зом, Папа Римский получил защиту от сицилийских претен­зий и римских республиканских устремлений. Более того, страх Папы, опасавшегося возобновления германо-византий­ского союза, подобного заключенному при Конраде III, кото­рый мог нанести папству какой-либо ущерб, также теперь был забыт.

Те уступки, которые сделал римскому престолу Фридрих, были значительными и показали, что он был готов на многое для создания соответствующих условий для сотрудничества с Папой. Со своей стороны Папа также дал императору серьез­ные обещания. Он согласился короновать Фридриха и поддер­живать его императорские права. Он также согласился не от­чуждать какую-либо территорию в пользу Византии и проти­водействовать любому вторжению на его территорию. Любой, кто предпринимал какие-либо действия, направленные про­тив «права и чести» короля, должен был получить предупреждение. Если же преступник продолжал свои незаконные дей­ствия, то его наказывали отлучением от Церкви. Хотя форму­ла «право и честь» не была четко определена, в целом она на­ходилась в согласии с существовавшим религиозно-полити­ческим мышлением. Конечно, Констанцский конкордат демонстрирует, что традиционное сотрудничество между Им­перией и Папским Престолом было не только возможным, но и в значительной степени выгодным для обеих партий, кото­рые были готовы на взаимные уступки, чтобы сохранить со­глашение в его первоначальном виде.

Тем временем главные фигуры, которые вершили дела в предыдущие годы, ушли со сцены. Летом 1153 года умерли св. Бернар и Евгений III. Назначение кардинала Роландо на ответственный пост папского канцлера (16 мая 1153 года) стало одним из последних постановлений Евгения III. Его наслед­никами были избраны сначала Анастасий IV, который находился на римском престоле лишь несколько месяцев, а затем Адриан IV (1154-1159), единственный Папа англосаксонского происхождения. Поэтому, видимо, именно во время правления Адриана IV Роландо занял должность канцлера. Он был одним из самых доверенных лиц и советников Папы. В это время в Палермо Вильгельм I Злой унаследовал трон от своего отца короля Рожера II в феврале 1154 года. Только время показало, что означал для римского престола приход к власти нового сицилийского правителя.

Незадолго до выборов Адриана IV, 4 декабря 1154 года, Фридрих прибыл в Италию и провел в Ронкалье свой первый итальянский съезд. Его целью, помимо определения состоя­ния итальянских дел, являлось получение имперской короны. Хотя Фридрих и рассматривал имперскую власть как незави­симую от папской санкции, он все еще верил, что необходимо соблюсти обряд коронации, если он желает сохранить свое собственное положение и престиж среди европейских госуда­рей. Когда Фридрих Барбаросса приблизился к Риму, его встре­тили два кардинала, префект города и граф Одо Франджипани, — дипломатическое представительство, отправленное Па­пой Римским, стремившимся обстоятельно подготовиться к предстоящей встрече. Фридрих встретил их весьма благо­склонно и согласился с предложением схватить Арнольда Брешианского, который продолжал причинять значительные беспокойства папе. Вскоре после этого Арнольд был достав­лен префекту и казнен через сожжение.

Папа Римский и император встретились вблизи Непи, но не выказали друг другу особой приязни. Фридрих по обычаю должен был держать стремя лошади папы, помогая ему спе­шиваться, по сути, выполняя обязанности оруженосца (риту­ал, известный как оfficium stratoris). Однако Фридрих отка­зался выполнять данный обычай, сочтя его унизительным для своего достоинства. Германский император вообще чрезвычай­но неодобрительно относился к любому действию, которое могло символизировать излишнее почтение к Папе или под­разумевать политическую зависимость светского правителя от папства. Адриан, в свою очередь, лишил его обычной чести «поцелуя мира». Через день или два, прошедших во взаимных упреках, в окружении Фридриха возобладали умеренные со­ветники, и король, который не желал откладывать свою ко­ронацию, согласился исполнить традиционную церемонию. Вместе с Папой он отправился на юг, но войти в Рим оказа­лось весьма трудно. Посольство, отправленное гражданами Рима к Фридриху Барбароссе, просило гарантий безопаснос­ти и свободы для города и добавило пожелание, чтобы он при­знал древнее право римлян определять, кому отдать импера­торскую корону. Это пожелание король решительно отверг. Кроме того, его отношение к Арнольду Брешианскому ясно продемонстрировало, что он презирал республиканские уст­ремления римлян. Поэтому горожане отказались позволить Фридриху и его людям войти в город. Тем не менее Папа все еще контролировал, благодаря усилиям мужественного кар­динала Октавиана, так называемый город Льва, то есть Вати­кан и район за Тибром. Таким образом, он имел возможность короновать Фридриха, организовав соответствующую цере­монию в соборе св. Петра 18 июня 1155 года. Римляне, рас­серженные таким поступком, атаковали город Льва и начали угрожать личной безопасности Папы. Германские войска вы­били римлян, но занять сам город оказались не в состоянии. Однако если враждебность граждан Рима не убедила Фридри­ха Барбароссу, что ему необходимо покинуть Италию, это сде­лала лихорадка, которая начала выкашивать ряды его солдат. Таким образом, вывод германских войск начался уже в день коронации, сразу после церемонии.

Папа Адриан, в свою очередь, осознал, что сотрудничество с германским императором не было плодотворным. Действи­тельно, его дипломатические усилия не принесли никаких ощутимых результатов. Хотя Арнольд Брешианский был мертв, Рим оставался неумиротворенным и сильно угрожал папской власти. Император, покинув Италию и вернувшись к германским делам, несомненно, задержался бы на своей родине на несколько лет, прежде чем вернуться в Рим. В эти же самые месяцы, однако, события в Южной Италии привлекли его внимание и задали новый политический курс в отношени­ях с Церковью. Более чем вероятно, что во время этого кризи­са кардинал Роландо Бандинелли стал одним из наиболее близ­ких советников папы.

Незадолго до прибытия Фридриха Барбароссы в Рим, ко­роль Вильгельм I Сицилийский, опасавшийся заключения со­глашения между Гогенштауфенами и папством, решил сбли­зиться с Папой. Однако, не желая рисковать предстоящими переговорами с германским правителем, Адриан отверг все по­пытки примирения, предпринятые Вильгельмом. Данное ре­шение вытекало из Констанцского конкордата. Вильгельм, однако, интерпретировал действия Папы как оскорбление. Он сразу же принял жесткие меры против папского посла, нахо­дившегося в его королевстве, собрал солдат и начал набеги на пограничные районы папского государства. Папа ответил от­лучением короля Сицилии от Церкви.

К счастью для Папы, летом и осенью 1155 года король Вильгельм I переживал трудные времена из-за болезни и вос­стания, которое разразилось в его собственных владениях. Византийский император, Мануил Комнин, отправил войс­ка на итальянское побережье и быстро установил контроль над большей частью Апулии. Король Сицилии оказался пе­ред угрозой потери большой части своей континентальной территории. Учитывая предложение денежной помощи от Мануила Комнина и назойливые просьбы сицилийских вос­ставших, обращавшихся к Папе, Адриан IV двинулся на юг, чтобы примкнуть к различным врагам Вильгельма, объеди­нившихся против него в единый фронт. К маю 1156 года, однако, Вильгельм I поправил свое здоровье и восстановил силы. В целой серии внезапных маневров он нанес поражение византийцам и подавил нормано-сицилийское восстание. Лишь Папа Римский продолжал стоять на пути полной побе­ды Вильгельма.

Ранее, когда ему угрожало поражение, Вильгельм предло­жил Папе переговоры в надежде отвратить его от участия во враждебной коалиции, но Адриан IV отверг предложение ко­роля. Сейчас у него не было выбора. Папе пришлось вступить в переговоры, но на этот раз сицилийский король стоял на по­зициях силы.

Из Беневенто, где он находился, Адриан послал для пере­говоров несколько своих кардиналов. Очевидно, они были очень нерешительными и, возможно, представляли антисици­лийское направление в Курии. Это ставило единственную груп­пу в Курии, которая в течение некоторого времени настаивала на установлении лучших отношений с сицилийской монархи­ей, в оппозицию прогерманской фракции, которая ранее пре­валировала. Кардинал Роландо входил в первую группу. Он и два других кардинала были отправлены, чтобы вести перего­воры с Вильгельмом, но при этом придерживаться инструк­ций Папы не показывать слабости перед непокорным васса­лом, который, к тому же, находился все еще под отлучением. Твердость Папы и желание короля достичь окончательного со­глашения облегчили переговорный процесс и 18 июня 1156 года привели к соглашению, которое оказалось весьма важным для обеих партий — договору в Беневенто.

Благодаря достигнутым политическим компромиссам, зак­люченным в пунктах договора, удалось стабилизировать папско-сицилийскую границу и, таким образом, положить конец постоянным набегам на нее. Со своей стороны, за проявлен­ное почтение подданного (ленника) и выплату ценза Вильгель­мом Папа согласился с его правами на всю территорию, при­надлежавшую сицилийскому королю. Таким образом, Папа признал Вильгельма в качестве законного правителя над обе­ими частями его владений с титулом короля, то есть сделал такую уступку, на которую не шли предшествующие папы. Вильгельм, в свою очередь, согласился признать собственный статус папского вассала во всех своих владениях.

Церковные статьи договора провели разграничение между землями Южной Италии и островом Сицилия. В Южной Италии права римской Церкви, в том виде, как они были определены реформами Григория и которые оспаривал король Рожер II: институт легатства, право апелляций и свободные вы­боры, — получили гарантии, за исключением права проводить Собор в городе, где находился король, без его согласия. В Си­цилии, напротив, хотя было достигнуто согласие на проведе­ние свободных канонических выборов епископов, король ос­тавил за собой право отказать в предоставлении своего согла­сия кандидатам, названным духовенством. «Официальная» Церковь, следовательно, в Сицилии была сохранена. Поэтому также апелляции к Риму и отправление легатов были возможны только с королевского согласия. Прежде чем Адриан покинул юг, договор был ратифицирован. Вильгельм принес оммаж и получил папскую инвеституру. Его отлучение от Цер­кви было снято.

Договор в Беневенто стабилизировал отношения между папством и норманнским королевством и принес мир в Юж­ную Италию. Он также был заключен с той целью, чтобы кос­венно исключить германское вторжение в королевство и уси­лить позиции Папы в Центральной Италии. Хотя Папа не стре­мился к открытому разрыву с Империей, договор оказался, в действительности, неприятным подарком для германского правителя, который рассматривал его как нарушение прежних соглашений, подписанных Папой в Констанцском конкорда­те. Более того, церковные уступки, дарованные Сицилии, пре­восходили те, что Курия рассматривала как допустимые для Империи или любого другого европейского королевства. Не­удивительно поэтому, что отношение Фридриха I к папству весьма ощутимо охладело.

Тем не менее немедленного разрыва в отношениях между Папой и германским императором не последовало. Очевидно, Адриан хотел избежать подобных проблем. Со своей стороны, Фридрих все еще находился под влиянием опытных и предусмотрительных людей такого масштаба, как Вибальд из Корвея и Оттон Фрейзингенский. Они были образованными и компетентными церковниками, сохранявшими лояльность как Папе, так и императору, и стремившимися к тому, чтобы традиционные связи с папством были сохранены. Но постепенно более осторожные советники Фридриха уступили место новым людям императора, среди которых наиболее значительной фигурой стал канцлер Рейнальд Дассельский. В течение пос­ледних лет жизни Папы Адриана IV, когда возникли неприят­ные разногласия между императором и папством в результате целой серии небольших инцидентов, поставивших под угрозу лояльные отношения между ними, Фридрих постепенно пе­реходил от умеренных позиций до открытой враждебности в отношениях с папством.

Во всех этих политических поворотах кардинал Роландо, как папский канцлер, был очень близок к Адриану IV и, без сомнения, имел возможность оказывать на него влияние. Од­нако только в описании одного события, знаменитого инци­дента в Безансоне, его фигура проступает наиболее отчетли­во. Хотя и здесь мы не можем абсолютно точно определить его роль, что вполне объяснимо. Роландо оказал решающее влияние на ход самой встречи, которая стала cause celebre (зна­менитым делом) в истории папско-имперских отношений.

Разбойничающий сеньор из Бургундии захватил архиепис­копа Эскиля из Лунда, когда тот проезжал через его террито­рию, возвращаясь после своего аd limina* (* Визит к гробнице св. Петра, т. е. к Святому Престолу. — Примеч. ред.) в Рим. Фридрих не считал необходимым выполнять свои непосредственные обя­занности императора и призвать преступника к ответу. Ины­ми словами, император не смог выполнить свои обязательства по защите Церкви. В начале 1157 года Адриан написал аббату Вибальду с просьбой посмотреть, чем тот мог бы помочь в дан­ной ситуации. Когда из усилий Вибальда склонить императо­ра к действиям ничего не вышло, Адриан выслал официаль­ную делегацию, состоящую из кардинала-канцлера Роландо и кардинала Бернарда, чтобы выразить свой протест. Между тем посланники Папы везли с собой письма, уполномочивающие их совершать официальный осмотр некоторых германских церковных хозяйств. Папа рассматривал эту миссию как весь­ма важную и в качестве посланника выбрал свбего канцлера, занимающего высокий пост в Курии и обычно не исполняю­щего такие поручения³.

Папские легаты прибыли ко двору императора, созвавше­го съезд в Безансоне, в Бургундии, в октябре 1157 года. Фрид­рих дал им аудиенцию, во время которой кардинал Роландо зачитал письмо от Папы. По всей вероятности, сам Роландо, будучи канцлером, и составил данное письмо. Оно начиналось с извещения императора о том, что Курия рассматривала дело Эскиля как очень серьезное. Затем, возможно чтобы предвос­хитить критику договора в Беневенто, Папа напомнил импе­ратору о необходимости тщательного выполнения всех своих обязательств, данных им во время коронации в Риме, и доба­вил, что императорская корона приобретала честь только пос­ле признания ее Церковью. В конце письма Роландо предста­вил огромные преимущества, которые могли извлечь обе сто­роны при полном сотрудничестве императора с Церковью.

Чтобы обозначить эти преимущества, в письме стояло сло­во beneficia, классическое выражение пользы или выгоды; тер­мин, введенный латинистами Курии. Однако современное ис­пользование этого слова несло новый смысл, подразумевая феодальный термин «fief» (фьеф, лен). Рейнальд Дассельский, который устно переводил письмо папы, пока легаты его зачи­тывали, предпочел использовать немецкое слово «Lehen» или «лен» вместо «бенефиций». Это могла быть сознательная про­вокация с его стороны, с целью представить в худшем свете легатов перед заседавшими магнатами.

Какими бы ни были намерения кардинала Роландо или Рейнальда Дассельского, письмо вызвало горячую дискуссию. Хотел ли Папа рассматривать Империю в качестве лена, даро­ванного императору папством? В один из напряженных мо­ментов некий кардинал, возможно им являлся сам Роландо, выпалил: «Кто тогда даровал императору право управлять им­перией, если не святейший Папа?». На это Оттон, пфальцграф Баварии, стойкий защитник прав императора, вытащил свой меч. Барбаросса лично удержал его и предотвратил кровопро­литие, но сам был сильно обозлен. Он настоял на том, чтобы легаты немедленно вернулись в Рим. Более того, несмотря на то что их должны были надлежащим образом сопровождать, им было запрещено останавливаться на своем пути в какой-либо церковной епархии Германии, хотя Папа инструктиро­вал их это сделать. По-видимому, император стремился избежать любой возможности с их стороны попытаться жаловать­ся или получить оправдание своего поведения в глазах герман­ского духовенства. Но одновременно с этим он также запретил официальное посещение легатами германской Церкви.

После отъезда легатов император отправил важное пись­мо германским епископам, которое они позже переслали Папе. Дело Эскиля было обойдено молчанием и забыто, так как им­ператор сконцентрировался на оскорблении своей верховной власти со стороны папских легатов в Безансоне. Он заявил, что готов оказать Папе честь, положенную ему, но в то же вре­мя красноречиво отказался признать какую бы то ни было за­висимость своей власти от папства, которую предполагала док­трина двух мечей или, в интерпретации легатов, слово «бене­фиций». Он получил свой трон в силу избрания князьями и от «единого Бога». Далее, Фридрих сожалел о заключении дого­вора в Беневенто и утверждал, что верительные грамоты ле­гатов представляли потенциальную угрозу свободе германс­ких церквей.

Когда легаты прибыли в Рим, они выступили с докладом перед Папой и кардиналами. Реакция на их доклад не была сочувствующей. Некоторые кардиналы возмутились поведе­нием императора, но другие посчитали, что легаты соверши­ли промах. Ситуация представляется довольно ясной: карди­нал Роландо потерпел поражение в своей миссии, в результате которого папская дипломатия также потерпела жестокую не­удачу. Папа Адриан IV не желал обвинять своих легатов, но, с другой стороны, также решительно был настроен избежать полного разрыва отношений с Фридрихом. Поэтому Папа на­правил письмо германскому духовенству. Он настаивал на том, что инцидент в Безансоне был намеренно спровоцирован. Он обратился к епископам призвать императора, до настоящего времени всегда верного сына Церкви, выполнять свой долг и убедить его принять меры в отношении Рейнальда и Оттона. Очевидно, папа пытался предложить императору возможный выход из данной ситуации, перекладывая всю вину за непра­вильное истолкование его слов на «плохих советников».

Германские епископы, оказавшиеся в центре разногласий, к появлению которых они не имели никакого отношения, были неподдельно напуганы. В целом они разделяли новые реформистские тенденции и были лояльны Папе, но они также были благосклонно расположены по отношению к своему императору и не считали себя обязанными защищать спорное заяв­ление, облеченное в форму двусмысленного языка. Поэтому они написали Папе, отправив ему копию письма императора, которое тот им прислал. Объясняя собственную позицию, германские епископы отвергли требования легатов, так как не слышали о них до настоящего времени, защищали Рейнальда от обвинения во враждебности к папству и настаивали на при­мирении.

Адриан вполне мог быть разочарован ответом германских епископов, и, конечно, опасался возможной перспективы орга­низации второй имперской экспедиции в Италию. По-види­мому, он понимал, что его легаты нарушили границы дипло­матического этикета. В любом случае, Папа решил последо­вать совету епископов послать другую дипломатическую миссию совершенно иного характера. В Аугсбурге легаты встретились с Фридрихом, настроенным на примирение, и сами продемонстрировали большую дипломатичность, чем их предшественники. Они приветствовали германского короля титулом императора и господина города и мира, что сразу же создало благоприятное впечатление. На этой встрече перевод­чиком письма Папы выступил епископ-историк Оттон Фрей-зингенский, умеренный человек, ратовавший за плодотворное сотрудничество между Папой и императором. Адриан в своем письме опротестовал обращение к императору со стороны сво­их прежних легатов и снова выразил неприятие к тем мерам, которые, по слухам, обдумывались императором для пре­дотвращения аd limina епископов в Рим. По вопросу бенефи­ция Папа объяснил, что само слово было употреблено им в его классическом значении «польза», «выгода». Император ос­тался доволен подобными объяснениями, и мир был восста­новлен.

Означало ли это для папства отступление? Инцидент в Бе­зансоне широко обсуждался в науке. Как и другой, более впе­чатляющий эпизод истории папско-германских отношений, произошедший в Каноссе, он, казалось, представлял крити­ческую точку в многолетней средневековой борьбе между ду­ховной и светской властью. И, подобно событию в Каноссе, его значение, возможно, было преувеличено или, по крайней мере, неправильно воспринято историками. Прежде всего, со­вершенно ясно одно. Хотя слово «бенефиций» использовалось в его римском значении пользы, выгоды, кажется вероятным, что и Папа, и канцлер понимали, что позиция Фридриха под­тверждала давнюю традицию зависимости имперской власти от папства, при этом власть императора не выступала в каче­стве лена, но объявлялась Божественно установленным инсти­тутом, и происходила не прямо от Бога, а через Папу. Символ правления, корона, даровалась императору земным наместни­ком Бога, Папой, что представлялось великим благом или рас­положением. Ответ Адриана императору, таким образом, нельзя считать отступлением, скорее он свидетельствовал о подтверждении сложившихся отношений между светской вла­стью и папством.

Если рассматривать роль Роландо в этом инциденте, то, несомненно, он вынес из него определенный опыт. В более зрелые годы, будучи Папой, он уже никогда не применял тот язык, что использовался в Безансоне. Наоборот, он, видимо, всецело посвятил себя достижению более ограниченной цели — добиться гарантий полной свободы действий для Цер­кви в ее собственной сфере влияния. Как показали дальней­шие события, произошедшие во время его правления, согла­сие по вопросу о границах этой сферы в XII веке не было дос­тигнуто.

Хотя значение инцидента в Безансоне в области политико-религиозной доктрины не представляется до конца ясным, данный эпизод сделал явственными существующие разногла­сия между Фридрихом, его канцелярией, которую возглавил Рейнальд Дассельский, и доминирующей группой в Курии. Тот факт, что Папа уступил, несомненно по веским дипломатиче­ским причинам, Сицилии, не повлиял на отношение с Импе­рией. Размолвка папы и Империи, таким образом, оказалась еще более значительной. Вследствие этого, пронорманнская ориентация папства не была изменена. Курия осталась разде­ленной на две группы, но большинство кардиналов теперь под­держивало новый политический курс.

Тем временем Фридрих Барбаросса вновь пересек Альпы. Однако цель его второго перехода была на этот раз более конкретной. Император стремился лишь умиротворить Ломбар­дию, но не пересекать Апеннины. На съезде, проведенном в Ронкалье (ноябрь 1158 года), вскоре после стремительного и решительного укрощения Милана, четверо докторов универ­ситета Болоньи представили точную формулировку королев­ских прав и привилегий Фридриха. Хотя профессора римско­го права и цитирование некоторых строк, например «quidquid principi placuit legis habet vigorem» (все, что угодно правите­лю, имеет силу закона), способствовали приданию определен­ной римской атмосферы данному разбирательству, то, что здесь произошло на самом деле, было более конкретным и утилитарным: в Ронкалье была определена действительная коро­левская власть, как финансовая, так и политическая, осно­ванная на тех прерогативах, которыми когда-то обладали франки и Оттон Великий. Император также заявил об опреде­ленных королевских правах, в частности о налоге, известном как fodrum (первоначально предусматривающий обеспечение армии провизией и фуражом), который собирали на террито­рии папства.

Весьма обеспокоенный имперскими притязаниями на папс­кую территорию, Адриан отправил другое посольство к императору, когда тот председательствовал на съезде в Болонье (апрель 1159 года). Его легаты, кардиналы Октавиан и Вильгельм, дол­жны были опротестовать ряд определенных пунктов, заявлен­ных в Ронкалье. Ответ императора, со своей стороны, также был показательным, например, Фридрих высказал мнение, что но­сил бы титул императора напрасно, если бы не обладал юрис­дикцией и королевскими правами над Римом.

Все данные события укрепили антигерманскую и про-сицилийскую ориентацию в папской дипломатии, что стало очевидным в течение последующих восемнадцати месяцев. В1158 году, благодаря посредничеству Папы, между Вильгель­мом Сицилийским и Мануилом Комнином было заключено тридцатилетнее перемирие. Весной или ранним летом следу­ющего года Адриан послал Вильгельму знамя св. Петра в ка­честве символа их союза, которое, возможно, было доставле­но ему канцлером Роландо. В июне 1159 года Курия перенес­ла свою резиденцию в Ананьи — недалеко от южных границ папских земель.

Тем временем предварительные переговоры, которые Папа вел с ломбардскими городами, только добавили недоверия в отношения между папством и Империей. В августе 1159 года, пока император все еще осаждал Кремону, союзницу Милана, из самого Милана, а также из Пьяченцы и Брешии к Папе при­были послы просить его подтвердить свою верность Лиге. Го­рода согласились не вступать в договор с императором без со­гласия Папы или его преемников, и, очевидно, Адриан обе­щал отлучить от Церкви Фридриха Барбароссу через сорок дней, если тот будет и дальше творить зло в отношении дан­ных городов.

Одновременно с этими событиями император стал продви­гаться вглубь, чтобы укрепить свое влияние в Центральной Италии. Той же весной 1159 года посольство римских граж­дан достигло его лагеря у Кремы, очевидно, в надежде вновь начать переговоры, которые император отверг в 1155 году. Хотя между ними не было достигнуто соглашение, император отправил послов обратно с дарами и в сопровождении Оттона Виттельсбаха и Гвидо из Бьяндрате, которые должны были выступать в качестве постоянных имперских послов в Риме. Таким образом, император установил некоторую прямую связь с его гражданами. Более того, в мае 1159 года, очевидно что­бы улучшить свои позиции в Курии, он даровал графство Терни — владения на территории папских земель — кардиналу Октавиану и его семье. Именно во время этих маневров 1 сен­тября 1159 года скончался папа Адриан IV.

На время смерти Адриана Курия была разделена. Группа кардиналов, все еще влиятельная, но не большая, осталась бла­гожелательно настроенной к императору. Лидером этой груп­пы был Октавиан. Однако большинство кардиналов сейчас поддерживало новую сицилийскую ориентацию. Роландо был наиболее выдающейся фигурой среди них. Адриан, проявляя объяснимое колебание при таком разделении, по-видимому, в основном следовал все-таки новому политическому курсу. По мнению Курии, это не означало забвения Констанцского конкордата, однако явилось новым и отчасти дерзким шагом, который должен был противостоять имперскому давлению, как церковному, так и политическому. Это, без сомнения, толь­ко усилило разделение в Курии.

В 1159 году, в канун своего избрания на Святой Престол, Роландо был одним из выдающихся кардиналов в Курии. Те достижения, которые привели его к столь высокому положению, проистекали из его учености и также того опыта, который он приобрел, будучи преподавателем и юристом. В истории развития политических институтов эти качества обычно не способствуют становлению успешного администратора. Людям подобного типа иногда недостает способности действо­вать решительно, поскольку их обучают смотреть на вопрос с разных позиций. Время правления Александра представляет нам некоторые такие примеры. Но Роландо обладал значи­тельным опытом в административных делах и папской дипломатии, и едва ли можно поверить, что Адриан выдвинул бы и поддержал канцлера, в человеческих качествах которого он  не был уверен. Также очевидно, что к Роландо благожелательно относилось большинство кардиналов.

При более благоприятных обстоятельствах те достижения, которые должны были ознаменовать последние годы понти­фиката Александра, Третий Латеранский Собор 1179 года и реформа Церкви, могли появиться и ранее, а административ­ные способности, которые он проявил в конце правления, при­нести даже больше плодов. Но этому не суждено было случить­ся. Выборы нового Папы, когда впервые ученый-юрист занял Престол святого Петра, были оспорены и привели к воз­никновению схизмы, которая длилась восемнадцать лет. Шесть из них (1164-1170) омрачались разногласиями между Томасом Бекетом и Генрихом II в Англии. Только после 1170 года Александр получил возможность заботиться о делах Церкви в спокойной обстановке, что он и должен был де­лать, будучи Папой.

Правление Александра до 1170 года, таким образом, было временем разногласий. Именно этот период и будет рассматриваться в следующей главе.

ГЛАВА III

ОСПОРЕННЫЕ ВЫБОРЫ И ИСТОКИ СХИЗМЫ

Для тех историков, которые рассматривают время правле­ния Папы Александра III, прежде всего, с точки зрения дипло­матического значения, важнейшим фактом его карьеры, со­бытием, которое предопределило весь политический курс в период его понтификата, признается схизма, поддержанная германским императором, которая продержалась восемнад­цать лет. В соответствии с этой интерпретацией, в течение дан­ного периода времени если и возникала какая-либо другая про­блема, она не могла быть столь же значительной и должна была рассматриваться в свете того, каким образом могла по­влиять на исходный результат великого противостояния. Так как, пока Александр мог доказать свое право на Папский Пре­стол, каждое его действие было продиктовано необходимос­тью отстаивать свою позицию в условиях схизмы и поэтому представляло некоторую степень неопределенности.

Огромное влияние схизмы на политику этого времени нельзя отрицать. Она серьезно ограничила, например, возмож­ность Папы действовать свободно в урегулировании разногла­сия между английским королем Генрихом II и английским ар­хиепископом Томасом Бекетом. Она затрудняла нормальное церковное развитие на имперской территории. Тем не менее удивительно, что, несмотря на периоды кризиса, приведшего к тому, что многие годы Папа провел вне Рима, папская Курия продолжала функционировать, если не всегда и не везде не встречая затруднений, то, по крайней мере, с удивительной регулярностью. Например, важный церковный Собор был проведен в Туре, пока Папа находился в изгнании во Фран­ции. Обычная папская переписка, большая часть которой поднимала мелкие вопросы канонического права и церковного уп­равления, фактически не прерывалась, по крайней мере на той территории, которая не находилась под юрисдикцией императора. Поэтому, рассматривая длительный период схизмы, важно не оставлять без внимания менее драматические аспекты периода понтификата Александра.

Схизма появилась в результате оспоренных выборов Папы, проводившихся в 1159 году¹. Чтобы понять суть данных вы­боров, важно обратиться к рассмотрению определенных событий, произошедших в последние дни жизни Адриана IV, так же как и тех условий, в которых выборы проходили. Когда Адриан уехал в Ананьи, Октавиан и проимперски настроен­ные кардиналы мужественно перенесли зной и жару и оста­лись в городе. Необходимо отметить, что Октавиан являлся потомком древнего аристократического римского рода и был связан с известнейшими семьями Шампани, Прованса и Бава­рии. Как кардинал-священник церкви св. Цецилии, он стал весьма уважаемым членом Курии и в дипломатии добился рав­ного успеха со своим соперником, Роландо. Октавиан безого­ворочно поддерживал тесные отношения с германским импе­ратором, полагая их наиболее продуманной политикой Курии. С этой точки зрения, установившиеся традиции в политичес­ком курсе Курии были на его стороне, и, как мы отмечали, Бар­баросса вознаградил семью своего верного сторонника.

Также напомним, что в это время имперские посланники проводили переговоры с римскими гражданами и стремились закрепиться в городе. Хотя мы не обладаем данными, чтобы проследить деятельность светского агента императора в Риме, графа Оттона Виттельсбаха, и поэтому не можем доказать его прямое вмешательство в выборы Папы, представляется весь­ма вероятным, что граф Оттон был в контакте с Октавианом.

Тем временем в Ананьи Роландо и кардиналы, защищав­шие просицилийскую ориентацию в папской дипломатии, зак­лючили со своими оппонентами предвыборное соглашение не избирать никого не из их числа. Кроме того, они также реши­ли, что если провести выборы оказывалось невозможно, то они уходили из коллегии и по необходимости откладывали выбо­ры, пока не находили подходящего кандидата. Какими бы ни были в действительности обвинения папской политики, очевидно, что в своих конкретных делах Курия в течение после­дних дней жизни Адриана IV была очень сильно разделена.

Если рассматривать сами выборы, то заслуживают внима­ния два факта. Во-первых, необходимо напомнить, что в 1130 году, едва ли с этого времени успело смениться даже по­коление, двойные выборы произвели схизму, которая привнесла сумятицу и беспорядок в христианский мир на несколько лет. Память об этом событии, несомненно, прибавила напряжения к общей обеспокоенности в 1159 году. Во-вторых, несмотря на развитие канонического права, точная процедура выборов Папы еще пока не была установлена. Не было, например, дос­тигнуто соглашения по поводу необходимого количества голо­сов, чтобы считать выборы состоявшимися. Указ 1059 года до­пускал к выборам только кардиналов-епископов, стремившихся произвести выборы анонимно. С этого времени кардиналы-свя­щенники и кардиналы-диаконы стали обладать правом голоса, а каноническое право развивалось в направлении предпочте­ния позиции большинства в процессе выборов папы, хотя уста­новившаяся традиция, о которой заявил столь великий чело­век, каким являлся святой Бернар в период схизмы 1130 года, отдавала предпочтение sanior pars* (* Более мудрая часть (лат.). — Примеч. ред.) более чем major pars** (** Бoльшая часть (лат.). — Примеч. ред.), ста­вя во главу угла «мудрых», нежели более многочисленную груп­пу кардиналов, обладающих правом голоса. В соответствии с данным принципом количество голосов, которые получал кан­дидат, имело меньшее значение, чем подготовка, духовная или иная, кардиналов-выборщиков. Естественно, что не существо­вало объективного стандарта для определения заслуг кардина­лов, которые принимали участие в выборах.

Конклав состоялся 4 сентября 1159 года в соборе святого Петра. Кроме кардиналов, которых насчитывалось около тридцати человек, на нем присутствовали, хотя и стояли не­сколько особняком, римские сенаторы, а также собрание ка­ноников и большое количество римского духовенства. Изби­рательная кампания была, поэтому, немного открыта для пуб­лики. Кардинал Бернард, новый фаворитшрежнего Папы, вскоре снял свою кандидатуру, и после трех дней обсуждения стало очевидным, что большинство кардиналов благоволило Роландо. Письмо с объяснениями о выборах, написанное впоследствии императору, было подписано двадцатью двумя кардиналами. В это число, видимо, входили некоторые кардиналы, которые остались после того, как выборы были закончены. Хотя Октавиан мог, с одной стороны, получить семь или даже девять голосов, сходное письмо, представляющее оправдывающие обстоятельства и написанное его приверженцами, подписали только пять человек. В действительности оказывается невозможным осуществить точный подсчет голосов.

Хотя большинство голосов, которое получил Роландо, было очевидным, среди кардиналов отсутствовало согласие об итогах выборов. Роландо сначала сомневался, принимать ли  в них участие — как из чувства осторожности так и, возможно, потому, что он чувствовал себя связанным предвыборным к соглашением. Его сторонники убедили Роландо провести традиционную церемонию инвеституры.

Инвеститура оказалась критической точкой в данном деле. В то время как те, кто поддерживал Роландо, приготовились одеть его в папскую мантию, Октавиан вырвал ее у них из рук  и попытался надеть на себя. Запутанное и в некотором роде забавное происшествие, которое последовало за этим, не без удовольствия было описано кардиналом Бозоном²:

«На Роландо тогда, несмотря на его попытку бегства, его извинения, отказы и другие признаки сопротивления, епископ Остии и епископы из Алъбано, Порто и Сабины, с другими кардиналами-священниками и диаконами, следуя древнему ритуалу Церкви, надели папскую мантию с помощью высших диаконов. Господь одобрил их действия. Но Октавиан, который долго  стремился к папскому престолу, увидел, что оказался, таким образом, обманут в своих надеждах. Как одержимый, он бросился в страшной ярости, жестоко разорвал мантию на шее Александра и попытался похитить ее среди наступившей суматохи. Один из присутствовавших сенаторов увидел этот трусливый поступок; оскорбленный, он смело выступил перед сумасшедшим и выхватил мантию из его рук.

Жестоко разогарованный, Октавиан взглянул на своего ка­пеллана, который был заранее проинструктирован и подготов­лен для такого слугая. Неистово крига, он подал знак капелла- ну быстро передать ему другую мантию, которую тот принес с собой. Капеллан передал ее ему тотгас же, и Октавиан снял кардинальскую шапку, нагнул голову и с помощью своего капел­лана и других священников — к стыду своему! — нагло надел мантию на себя; в этот момент ни один из кардиналов не на­ходился близко к нему. Но вмешалась Божественная Справед­ливость к великой радости всех, кто присутствовал во время этой сцены: он надел ее задом наперед! Когда Октавиан в ярос­ти пытался поправить эту нелепую ситуацию, он не мог най­ти капюшон мантии; погти вне себя от расстройства он под­тянул нижние края мантии к плегам, насколько мог. Из этого стало ясно, гто, только поскольку он был вне себя, а в намере­ниях своих упрям, его мантия была одета наизнанку, гто в то же время являлось доказательством его проклятия».

Октавиан, тем не менее, в конце концов добился успеха в надевании мантии. Он подошел к алтарю, за ним последовали каноники собора святого Петра и представил себя созванно­му духовенству. Когда он произнес Те Deum* (* Тебя, Бога, хвалим (лат.). — Примеч. ред.), толпа, находив­шаяся вне храма, сломала двери и ворвалась в собор, при этом многие люди размахивали мечами. Растерянным сторонникам Роландо не оставалось ничего другого, как только бежать, что­бы спасти свою жизнь. Они нашли убежище в башне, соеди­ненной с собором, в котором оставались восемь дней, факти­чески осажденные и отрезанные от любой помощи.

Временное отступление большинства было интерпретиро­вано как отречение. Соответственно, Октавиан был торже­ственно возведен на престол под именем Виктора IV и толпа приветствовала его и сопроводила к дворцу. Однако он еще не был коронован Папой, как было необходимо, одним из своих кардиналов-епископов.

Через несколько дней после выборов мнение, составивше­еся в Риме, некоторое время было в пользу Роландо. Именно тогда Одо Франджипани, хотя он и происходил из семьи, ко­торая обычно поддерживала императора, с помощью большой группы людей сумел вызволить Роландо из его убежища. Тот был доставлен в Чистерну, где наконец принял мантию, кото­рую с него сорвали столь бесцеремонно. В Нинфе 20 сентября в присутствии значительного числа церковных и гражданских аристократов кардинал-епископ Убальдо из Остии короновал Роландо, и он официально принял имя Александра III.

Александр тотчас же призвал Октавиана и его последователей подчиниться его власти в течение восьми дней под угрозой жестокого наказания. Поскольку его призыв был оставлен без внимания, он официально отлучил их от Церкви 27 сентября из Террачины, где устроил свою резиденцию. Октавиан, однако, не хотел уступать, и 4 октября в монастыре Фарфы кардинал-священник Имар из Тускула, бывший приверженец Александра, короновал его как Папу под именем Виктора IV. Александр ответил на это, объявив приказ, запрещающий подчинение схизматикам и провозглашая законность своего правления с точки зрения событий сентября, которые он подробно изложил. Действуя в том же направлении, он спешно разослал письма представительному духовенству и знатным светским лицам по всему христианскому миру, включая своих бывших коллег в Болонье. Виктор сделал то же самое, но в меньшем масштабе.

Вскоре стало ясно, что роль императора в этом деле могла быть решающей. Традиция предполагала его вмешательство, и некоторые современники полагали, что он имел право и долг выступать в качестве арбитра. В аналогичных обстоятельствах как раз за тридцать лет до этого, возвышающаяся над всеми фигура Бернара Клервоского, признанного духовным орато­ром христианского мира, была призвана, чтобы рассудить спор между Папой Иннокентием II и антипапой Анаклетом II. Теперь у Церкви не было подобного выдающегося деятеля. Бо­лее того, с практической точки зрения, действительную поли­тическую и военную силу, которой обладал Фридрих Барбаросса на севере Италии в это время, нельзя было отрицать. Поэтому каждая сторона обратилась к императору. Кардина­лы Александра писали, убеждая его в своей лояльности, и просфили его участия в замирении Церкви любыми средствами, которые казались наиболее рациональными для решения вопроса о схизме. Кардиналы Виктора также послали императору меморандум, объясняющий их позицию и настаивающий на его вторжении, которое тот был обязан осуществить, выпол­няя свой долг императора.

Официально Фридрих сначала занял нейтральную пози­цию и разослал циркуляры различным церковным деятелям и светским правителям, в которых провозглашалась идея не­обходимости предотвратить любые действия до вынесения решения, которое могло быть достигнуто всеобщим согласи­ем. Тогда, следуя консультациям, проведенным с аббатами Клерво и Сито и с небольшим собранием германского и ита­льянского духовенства и князей, он пригласил правителей и прелатов Франции, Англии, Дании, Испанского полуострова и Венгрии на Собор, который должен был состояться в Павии в начале 1160 года. Император особенно стремился склонить на свою сторону Людовика VII и Генриха II.

Затем приглашения были доставлены двум оппонентам. Имперские посланники, епископ Даниил из Праги и Герман Верденский, которые ожидали Александра в Ананьи, обрати­лись к нему со словами «канцлер Роландо» и передали письмо от императора, в котором он выступал как защитник Церкви, выполняющий свой долг, который обязывал его предпринять необходимые меры в кризисной ситуации. В то же время Вик­тора, по крайней мере так обратились к нему имперские со­ветники, приветствовали как Папу.

Хотя Виктор с готовностью принял приглашение, оно по­ставило Александра и лояльных ему кардиналов перед дилем­мой. Они со всей полнотой осознавали силу императора и не испытывали желания жестко противостоять предложенному им плану, который, как казалось, стремился решить вопрос беспристрастно. Тем не менее принять приглашение представ­лялось невозможным каждому, кто был твердо убежден в ка­нонической законности избрания Александра. Поэтому они выразили свою готовность описать в докладе со всеми под­робностями события прошлого сентября и, если императора это не убедит, созвать Собор в Риме, чтобы подтвердить то, что произошло, и внести необходимые корректировки в про­цедуру. В официальном сообщении, составленном немного по­зднее, они указали на незаконность Собора, созванного импе­ратором. Что касается Александра, то он также предложил предъявить на рассмотрение подробнейшее объяснение сво­ей позиции, но твердо отказался признать Собор, если тот не был созван или, по крайней мере, не был разрешен им самим как Папой и на который он сам был приглашен, словно находился под юрисдикцией императора³.

Собор не начал свою работу 5 февраля 1160 года. Фридрих хотел, чтобы присутствовали его магнаты и отложил начало открытия Собора до успешного завершения осады Кремы (январь 1160 года). Въезд императора в Павию был триум­фальным, а ее граждане радушно приветствовали его. В своей вступительной речи император, ссылаясь на Константина, Феодосия, Юстиниана и Карла Великого, утвердил свое право созывать Собор. Затем, допуская, что священнослужители должны судить свободно, он удалился. Таким образом, импе­ратор создал, по крайней мере, впечатление, что не будет оказывать никакого политического давления на собравшихся.

Однако в действительности Собор в Павии не был широким представительным собранием. На нем присутствовали пятьдесят епископов, главным образом из Германии, Бургундии и Италии, а также несколько прелатов из Англии и Франции. Более того, на Соборе отсутствовали весьма заметные личности, и среди них, например, архиепископы Лиона, Безансона, Вьенна и Арля. Эберхард, архиепископ Зальцбурга, которого император высоко ценил и которому по своему положению суждено было стать стойким защитником и покро­вителем Александра в Империи, послал вместо себя своего представителя. Гиллин Трирский и вовсе не приехал. На Со­боре также присутствовали светские посланники из несколь­ких государств, но они, очевидно, предпочли занимать нейт­ральную позицию.

Таким образом, совершенно неудивительно, что в обсуж­дении проблемы схизмы, которое состоялось на Соборе, ак­цент был сделан на различных ее аспектах, благоприятных для Виктора. Спор о sanior pars был возобновлен. Хотя не ясно, в какой степени получила рассмотрение позиция Александра, если она рассматривалась вовсе, некоторые делегаты протес­товали, хотя как-то неуверенно, против вынесения решения in absentia* (* При отсутствии (лат.). — Примеч. ред.). Многие епископы, особенно те, кто приехал из Италии, заявили о желании обсудить проблему на подлинном Вселенском Соборе. Вильгельм из Павии, официальный представитель Александра, по-видимому, не смог или ему не дали возможности использовать все свое красноречие, чтобы защи­тить дело своего господина.

Таким образом, 10 февраля Собор в Павии объявил Вик­тора IV полноправным Папой. Публичное заявление было сде­лано в циркуляре, и оба, Виктор и император, отправили посольства в Англию и Францию. На следующий день Фридрих сопровождал Виктора в кафедральный собор, в котором он вы­разил почтение новому папе и без колебаний поддерживал стремя его лошади. Александр и его приверженцы были объяв­лены отлученными от Церкви. Гражданам Милана и королю Вильгельму Сицилийскому были отправлены предупреждения воздержаться от поддержки кардинала Роландо. Александр вскоре (24 марта 1160 года) ответил на решения Собора, на­ложив анафему на императора, графа Оттона Виттельсбаха и многих других и освободив подданных императора от выпол­нения своей клятвы вассальной зависимости. Таким образом, западный христианский мир снова оказался расколотым, хотя со времени последней схизмы едва ли успело смениться даже поколение.

Оба претендента оказались озабочены вопросом отноше­ния различных европейских государств к схизме, однако Алек­сандр имел одно большое преимущество над своим соперни­ком, которое могло помочь ему установить хорошие отноше­ния с ними. Александра поддержало большинство кардиналов, что гарантировало преемственность в ведении церковных дел. Среди его сторонников были опытные люди, и некоторые из кардиналов были призваны доказать свою позицию, высту­пая в качестве папских легатов. С государствами Европы, чьи правители быстро пришли к осознанию, что они должны иметь дело только с представителями легитимной папской власти, были сохранены все связи.

Определить политический курс, которым бы следовали два сильных западных государства, Франция и Англия, выступал для папской Курии вопросом первой необходимости. Генрих II, король Англии, казался расположен в пользу Александра, но не был готов объявить об этом немедленно. Более того, он возмутился решениями, принятыми священниками без его разрешения. Архиепископ из Руана и епископ из Ле-Мана, например, были проинструктированы так, чтобы оказать под­держку Александру до переговоров с ним. Английские епис­копы, которые, за одним или двумя исключениями, придер­живались того же мнения, сначала избегали официального заявления. Однако, когда английские епископы наконец собрались в Лондоне в июне 1160 года, они выразили поддержку Александру, так же поступили епископы континентальных Овладений Плантагенетов на своем Соборе в Нёфмарше.

Александр написал духовенству Франции и получил подтверждение его лояльности, что оказало ему большую поддержку. Твердая поддержка французских цистерцианцев была для Александра особенно значимой. Среди сторонников Александра также были определенные личности, чье влияние можно считать значительным и которые часто лично знали друг друга или Александра. Выдающимся среди них был прославлен­ный ученый и священник Иоанн Солсберийский, который, хотя и не являлся французом, провел много времени во в Франции. Еще ранее он жил в Риме; Иоанн Солсберийский стал од­ним из основных участников небольшого, но важного эпизо­да папской истории. Позднее он оказался связан с Томасом Бекетом. В своих письмах он постоянно настаивал на праве Церкви выносить решения на основании собственного права и быть свободной от внешнего давления. Особенно влиятель­ным во Франции человеком был бывший цистерцианец Ген­рих, епископ из Бове, позднее архиепископ Реймса. Брат Людо­вика VII, поддерживавший долгое время дружеские отноше­ния с Александром, он стал в некотором смысле постоянным неофициальным представителем Александра на территории Франции. В континентальных английских владениях епископ Арнульф из Лизье стоит особняком. По-видимому, он был прекрасно осведомлен о фактах, относящихся к избранию папы, и Александр не колеблясь рассматривал его кандидату­ру в качестве своего представителя на переговорах с Генрихом II.

Король Франции Людовик VII, хотя, по-видимому, также в целом благоволил Александру, все еще, однако, проявлял некоторые сомнения. Его беспокоили обширные вассальные владения Англии на территории Франции, из-за которых он полагал свои позиции довольно ненадежными. Кроме того, Людовик опасался возможной угрозы со стороны Фридриха Барбароссы своим границам с Германией. В этой ситуации уси­лия папских посланников играли исключительно важную роль.

Легаты Александра, Одо из Брешии и Генрих из Пизы, при­были во Францию в феврале или марте 1160 года. Они встрети­лись с членами французского духовенства и с Арнульфом из Лизье. В результате их деятельности и после того, как Генрих и Людовик заключили перемирие (май 1160 года), два коро­ля согласились действовать совместно по проблеме схизмы.

Соответственно, в Бове в июле 1160 года состоялся Собор английского и французского духовенства. В противополож­ность Собору в Павии каждая сторона свободно представляла свои доводы. На самом деле только делегат от Виктора, кар­динал Гвидо, встревожил приверженцев Александра своим красноречием. Но Вильгельм из Павии был самым убедитель­ным в представлении дела Александра, который вскоре полу­чил полную поддержку. Сначала, тем не менее, епископы про­явили сильное колебание, особенно некоторые английские священники. Возможно, что именно по этой причине и, оче­видно, в результате воздействия английского короля, легаты Александра даровали разрешение на немедленный брак стар­шего сына Генриха II с дочерью Людовика VII, обоих несовер­шеннолетних. Это позволило английскому королю немедлен­но занять Вексен, территорию на границе Нормандии, и ого­ворить этот захват как приданое, вместо того чтобы ждать, когда юная пара достигнет свадебного возраста⁴. Людовик был в ярости; но, хотя он приказал легатам покинуть Францию, он не изменил своего решения поддержать Александра.

Таким образом, именно два короля теперь официально и публично признали Александра. Поэтому Собор в Бове анну­лировал решения, принятые на Соборе в Павии, и превратил имперского папу в папу меньшинства. Более того, вскоре ста­ло очевидно, что решение Собора в Бове разделяли во всей Западной Европе. Позиция Сицилии была подтверждена до­говором в Беневенто, что вскоре предоставило Александру не­обходимую поддержку от данного королевства. В христиан­ской Испании — хотя неизвестны точные действия легатов Александра — высшее духовенство было преимущественно настроено благожелательно по отношению к Александру. Фернандо II Леонский, недавно ставший королем Кастилии, написал Александру, убеждая его в своей лояльности. Хотя граф Прованса обязался признать Виктора, а граф Барселонский откладывал решение данного вопроса, все духовенство королевства выступило за Александра; после смерти графа архиепископ Барселоны, оказавшийся приверженцем Александра, стал регентом при новом графе, молодом Альфонсе II, и направлял свою церковную политику в русле курса Александра III. Верность Прованса и Барселоны весьма значительно способствовала укреплению позиций Папы, так как оба госу­дарства находились близко к имперской Бургундии и были Скреплены браком с династией Гогенштауфенов.

В1160 году Папа послал двух легатов в латинское королевство Иерусалима. Хотя король Балдуин III выказал некоторое сопротивление, церковный Собор в Назарете официально признал Александра. Это очень помогло Папе, и стало для него значимым событием. Обе стороны в своем споре также обратились к византийскому императору Мануилу Комнину. Пос­ле Собора в Павии Фридрих отправил посланников в Константинополь, куда также в марте 1160 года прибыли кардиналы от Папы. Другое папское представительство приехало в Византию в августе. Нам неизвестно, чего смогли добиться стороны в ходе встреч с византийским императором. По-видимому, цели, которые они ставили перед собой, были одновременно и дипломатическими, и религиозными. Поскольку отношения между Константинополем и Курией сохранялись, хотя периодически они и прерывались, прием двух папских посольств можно, по-видимому, интерпретировать как официальное признание Александра со стороны Мануила Комнина.

Даже в государствах, граничащих с империей и находящихся под германским влиянием, Александра поддерживало боль­шинство. Хотя король Дании Вальдемар I, например, заявил о  себе как о стороннике Папы Виктора IV, и принял его посланника, Христиана из Буха, некоторая часть датского духовенства, большинство которого сочувствовало Александру, убедила его не вверять себя всецело в руки Виктора. Таким образом, Дания смогла вернуться под покровительство Александра позднее.

В Богемии архиепископ Даниил из Праги, хотя и не был очень популярен, склонил на сторону Виктора сопротивляющегося герцога Владислава I. С другой стороны, в Венгрии Геза II настаивал на проведении консультаций со своими епис­копами и магнатами, в результате которых он признал Алек­сандра и вплоть до конца 1160 года оказывал сердечный при­ем его легатам. Архиепископ Лука из Грана, друг Эберхарда Зальцбургского, один из немногих верных Александру после­дователей из Германии, сыграл важную роль в деле Александ­ра. Дипломатия Курии также была успешной в Далмации, территории, тогда находившейся под контролем Венеции, Вен­грии и Византии, но в церковном отношении — под юрисдик­цией патриарха из Градо.

Иной, конечно же, была ситуация на имперских террито­риях Германии и Италии, поскольку давление государя всегда являлось здесь важным фактором. Более того, в Германии со­хранялась естественная лояльность германского духовенства Фридриху как своему светскому правителю. Многие герман­цы, например, встревожились, когда Папа освободил поддан­ных императора от вассальной присяги. Поэтому возможно, что некоторые германские епископы тайно сохраняли свое рас­положение к Александру, но были принуждены как давлени­ем, так и лояльностью по отношению к императору признать и поддерживать антипапу. Вероятно, однако, что некоторые епископы столкнулись с оппозицией тех, кто находился под их юрисдикцией.

Только Эберхард, архиепископ Зальцбургский, открыто высказался в поддержку Александра. Хотя и продолжая вы­полнять свои обязанности по отношению к императору, архи­епископ публично признал Александра, и за ним сразу или не­сколько позже последовали его викарные епископы. Он так­же сохранил и поддерживал теплые отношения с прелатами и правителями в соседних Венгрии, Аквилее и Венеции и с французскими епископами. Действительно, архиепископ Зальцбургский вскоре стал ключевой фигурой в своей провин­ции и оплотом в продвижении дела Александра на юго-востоке.

Поскольку для монашеских орденов не существовало го­сударственных границ, в пределах определенного религиозно­го ордена не всегда представлялось возможным сохранять чет­кое отношение к схизме. Например, французские премонстранты поддерживали Александра, а германские — Виктора. Когда легаты Александра впервые прибыли во Францию, клюнийский монашеский орден отказался их признать. Его цер­ковная община владела многими домами и большой собственностью в пределах Империи, что, возможно, объясняет заяв­ление аббата о позиции нейтралитета. Когда наконец аббат Гуго III из Монлери решил встать на сторону Виктора, Александр сместил его и назначил на его место Стефана из Буржа, Родного из своих сторонников.

В целом устойчивая поддержка французских цистерцианцев в первые годы схизмы была важна для Александра. В 1161 году собрание членов этого монашеского ордена официально заявило о своей поддержке Александра, несмотря на колебания германских аббатов, которые хорошо представля­ли себе, какое возмездие их ждет. Император немедленно потребовал признания Виктора от германских священников под угрозой изгнания из королевства; поэтому некоторые цистерцианцы сбежали во Францию. Тем не менее имперское давле­ние окончательно изменило отношение многих германских и даже некоторых французских цистерцианцев к схизме. Одним выдающимся цистерцианцем, который смело встретил гнев императора, был Петр, архиепископ Таранте в Бургундии. Красноречивый проповедник и широко известный своей свя­тостью, Петр действительно способствовал упрочению пози­ций Александра в Бургундии и Северной Италии.

Хотя Шартр находился на имперской территории, аббат Ансельм также поддержал Александра. Большое значение для папы имело признание военно-монашеских орденов, таких как тамплиеры и госпитальеры. Их обширные сокровищницы должны были оказать огромную помощь Папе в критическое время, а их корабли стояли готовыми поступить в его распоря­жение.

Таким образом, вскоре стало очевидно, что Александр мог рассчитывать на поддержку большей части Западной Европы и что вмешательство императора в схизму не стало решающим фактором. Оставалась, однако, одна территория, Северная и Центральная Италия, где позиции папы не были прочными, и в действительности, вскоре оказались критическими.

В Италии церковное развитие находилось в сильной зави­симости от военных и политических успехов императора, поскольку его продвижение по итальянской территории оказы­вало влияние не только на схизму, но и на позиции Папы и его личную безопасность. Тем временем император сохранил свое давление на Милан, выступавший лидером Ломбардской оппозиции. 1 марта 1162 года долгое сопротивление города было сломлено и император вошел в него с триумфом. Со злорад­ного одобрения — и даже с помощью — таких соперников Милана, как Лоди, Комо и Павия, Милан подвергся серьезно­му разрушению, а его население было рассеяно. Архиепископ Милана Уберто, который публично поносил императора, бе­жал к Александру. После падения Милана император добился покорности или союза от других ломбардских городов, что позволило ему управлять почти всей Северной Италией. Бо­лее того, так как имперские армии двигались на юг, все боль­шее количество приверженцев Александра из числа еписко­пов покидало Италию или было осуждено на изгнание. Толь­ко в Венеции, традиционно стоящей в стороне от итальянских и имперских дел, имперское влияние было минимальным. Го­род официально признал Александра, и Удальрих, его сторон­ник, был избран патриархом Аквилеи.

План действий Фридриха включал в себя ряд мер, направ­ленных против Сицилии, союзника Папы, служившей препят­ствием на пути к покорению Италии. Для этой цели ему были нужны корабли, поэтому император вел переговоры с мор­скими республиками, Генуей и Пизой. Хотя оба города в кон­це концов уступили хитросплетениям из уступок и давления, их взаимное недоверие было усилено тем, что они отказались от участия в операции против Сицилии. Более того, импера­тору вскоре пришлось иметь дело с новым поворотом в разви­тии ситуации, созданной отъездом Александра из Италии.

Еще до падения Милана стало очевидно, что захват Север­ной Италии императором представлял серьезную угрозу по­зициям Александра. После того как Папа провел первые годы своего понтификата близко к границам с Сицилией, он вер­нулся на короткое время в Рим летом 1161 года. Выборы се­наторов на некоторое время увеличили количество его сто­ронников. Хотя Рим не зарекомендовал себя стойким сторон­ником Александра, а феодальные восстания на юге границы только усиливали всеобщую тревогу и вызывали сомнения о возможности бегства в Сицилийское королевство. В связи с этим в начале осени Александр последовал совету своих дру­зей и снова оставил город. Кардинал Юлий из Палестрины остался в Риме в качестве представителя Папы, дабы показать всем и каждому, что Рим был оставлен Папой только под уг­розой физического насилия и что он не отказался ни от одно­го из своих прав. К 30 сентября Александр со своими людьми прибыл на западное побережье. К декабрю, когда падение Ми­лана стало неизбежным, он решил предпринять еще более се­рьезный шаг и совсем покинуть Италию.

Александр, вероятно, уже договорился с определенной ча­стью французского духовенства о возможности своего бегства во Францию, и сам получил приглашение от короля. В любом случае, с флотилией, предоставленной королем Сицилии, и ар­хиепископом Пизы, Папа и его свита высадились во Франции в самом конце 1161 или в начале 1162 года; некоторые из его кардиналов присоединились к нему позднее. Александра хо­рошо принимали во время его остановок по пути. Действитель­но, только одно неприятное происшествие во время этих пу­тешествий произошло в Ливорно, порте Пизы. Несмотря на то что в папской свите находился архиепископ, пизанские кон­сулы отказались разрешить вход в гавань. В Геную Папа при­плыл 21 января. Пока не запуганные императором, граждане и архиепископ города оказали Александру великолепный при­ем и настаивали на том, чтобы он остановился в Генуе на не­которое время. Очевидно, успокоенный и удовлетворенный их радушием, Александр остался в Генуе на два месяца, и в тече­ние этого времени ему удалось решить огромное количество рутинных папских вопросов. Одновременно с этим он пред­принял попытку возобновить переговоры с императором че­рез посредничество Эберхарда, архиепископа Зальцбургского. Письмо Папы к архиепископу начинается с выражений теп­лой признательности его стойких усилий в противоборстве со схизматиками. Содержание письма является прекрасным при­мером манеры обращения Александра со своенравным служи­телем Церкви⁵.

«Сейчас, поскольку, как мы понимаем, ты был призван им­ператором от имени Церкви и должен быть признан в своей должности в его присутствии, своим письмом мы обращаемся к твоему благоразумию и советуем и увещеваем тебя именем Господа побудить вышеназванного императора любым способом и убедить его вернуться к своему разуму, с пользой принять со­вет собственной души и вернуться к союзу с Католической Цер­ковью. Тебе следует постараться убедить его не быть неблаго­дарным к милостям Божьим. Ввиду того, гто как Божествен­ная милость возвысила его сильно, так и он со все большей любовью должен лелеять свою искреннюю привязанность к супруге Христа, которую Он огистил и грехи которой искупил сво­ей кровью. Инаге, пока он не будет прощен, он не может быть спасен; и если он не откажется от безнравственности схизмы и не припадет к груди Матери-Церкви, даже если он будет про­цветать в этом мире, он не сможет избежать вегного наказа­ния затем. Как говорит Евангелие, какая польза геловеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? (Матф. XVI, 26)? Даже если всех его богатств не перечесть и он проводит время в удовольствиях, они не принесут ему нигего; отрезан­ный от тела Христова, которым является Церковь, и от причастия, он отдан в огонь Ада и тьме, где кромешная ногь и нет дня, наказание без конца, неизбывная пегалъ и нескончаемое мучение.

Но если Всемогущий Бог, в Своей невыразимой благости, вдохновит в нем сердегное желание вернуться в лоно Матери-Церкви, нет нигего другого, гего мы бы желали более охотно и милостиво приветствовали. И его самого, как великого и могу­щественного господина, мы приложим все усилия, гтобы услы­шать с искренней милостью в Господе и погтитъ любым спосо­бом. Так как мы, желая всецело подражать словам Пророка (Псалом XV, 4), "...и не помяну имен их устами моими", твердо придерживаемся этой идеи и намерениям, гто если он желает быть обращенным и оставаться верным Католической Церк­ви, то какой бы ущерб, нападки или вред ни были направлены против нас, мы прибегнем к забвению, как если бы он никогда не обижал нас или Божью Церковь».

Эберхард был действительно принят императором во вре­мя его триумфального вхождения в Милан 25 марта 1162 года. В радушном настроении, император принял архиепископа уч­тиво, но отказался от мысли оставить Виктора и признать Александра.

Падение Милана радикально изменило положение Александра. Поскольку Генуя сейчас оказалась под усилившимся Давлением императора, бегство по морю снова стало необхо­димым для Курии. Поэтому 25 марта 1162 года Папа и его свита вновь сели на генуэзские корабли. Плохая погода заставила ее сделать остановку на небольшом острове вблизи у побережья, где священники отметили Светлую седмицу и Пасху. 11 апреля флот приблизился к городу Магелону на французском побережье, который со времен Иннокентия II находился под особым патронажем Святого Престола.

Первые дни Александра на французской земле принесли ему сердечные заверения в лояльности и преданности от насе­ления и духовенства. Поскольку Магелон был слишком мал  для огромного количества духовенства и известнейших мирян, пришедших почтить папу, теперь открыто носящего свои офи­циальные символы, ему пришлось отправиться в глубь стра­ны в Монпелье. Там, пока сходились толпы, искавшие возмож­ность прикоснуться к его одежде, Вильгельм, сеньор города, и граф Раймунд Сен-Жильский, сопровождаемые группой ме­нее значительных магнатов и мусульманским князьком из Северной Африки, официально приветствовали Папу. При большом стечении народа в следующее воскресенье Александр читал проповедь, в которой он описал к удовольствию своей аудитории детали своего избрания и происхождение схизмы. В город продолжали прибывать посетители, что сделало возможным 17 мая созвать Собор, на котором присутствова­ло большое количество французских епископов. Виктор и его последователи снова были отлучены, но император не был подвергнут обвинениям. Одной из отличительных черт Собо­ра стало проведение в его рамках обычных церковных реше­ний. Как и в Генуе, Александр был тверд в своем стремлении не позволять кризису, каким бы серьезным он ни был, пре­рвать регулярное управление Церковью.

В течение некоторого времени отношения Александра с королем Людовиком VII, который еще не отправил посланни­ков приветствовать Папу, оставались неопределенными. Хотя благодаря мнению французского населения и решениям, при­нятым в Бове, король едва ли мог отказать Папе в убежище, да он и не желал ему отказывать, однако к тому факту, что император находился рядом с французской границей, необходи­мо было отнестись серьезно, поскольку летом 1162 года Фрид­рих оставил Италию и отправился в Бургундию, где он плани­ровал созвать другой имперский Собор. Более того, в письме к Гуго из Суассона, французскому канцлеру, он еще раз под­твердил, что будет рассматривать защиту Александра как враждебный акт по отношению к себе.

Людовик всегда учитывал позицию Генриха II, короля Ан­глии, чтобы принять свое решение. Действительно, Алексан­дру периодически становилось трудно заставлять двух коро­лей придерживаться одного политического курса. В какие-то моменты Людовик чувствовал, что Папа отстаивал интересы английского короля. Кроме того, поведение папских легатов в Бове все еще тревожило французского короля. В результате один из них, Одо из Брешии, посоветовал Александру погово­рить с Людовиком, обратясь к посредничеству французского духовенства, главным образом Генриха, брата короля, в то время уже избранного архиепископом Реймским. Королева также получила письмо, убеждающее ее усилить лояльность короля по отношению к Александру.

Несмотря на то что отношение Людовика VII к папе было весьма противоречивым, он позволил своему зятю, Генриху Щедрому, графу Шампанскому, вовлечь себя в рискованные ма­невры. Генрих, имевший земли на франко-германской границе и, очевидно, бывший сторонником императора и антипапы, предложил созвать новый Собор, на котором оба папы в при­сутствии императора и французского короля подчинились бы арбитражу. Хотя такая процедура была совершенно неприем­лемой для Александра, Людовик, тем не менее, ожидал от него благоприятного ответа и был и огорчен и удивлен отказом Папы. Разочаровавшись, он опрометчиво позволил графу Шам­панскому организовать встречу с Фридрихом 29 августа 1162 года в приграничном городе Сен-Жан-де-Лоне на Сене. И когда 10 августа Людовик и Александр наконец встретились в Совиньи вблизи Мулена, король все еще чувствовал себя ра­зочарованным отказом Папы сопровождать его под надежным эскортом. Единственная уступка, на которую пошел Папа, зак­лючалась в том, что он послал пять кардиналов, чтобы те под­твердили каноническое обоснование его избрания.

В этом случае Людовику было необходимо понять, что курс Папы был правильным не только с точки зрения канона, но и благоразумным с точки зрения дипломатии. В то время как Генрих опрометчиво превысил свои полномочия, таким обра­зом, заставляя короля действовать немедленно, император, тем временем, подготавливал внушительное собрание в Бур­гундии, которое, как он надеялся, должно было совершить то, что предыдущие Соборы не смогли сделать. Князья и прелаты из различных стран были приглашены посетить Собор. Более того, подозрения французского короля были подогреты но­востями о военных приготовлениях императора.

Однако Фридрих, несмотря на первоначальную уверен­ность, постепенно отчаялся привлечь на свою сторону Людо­вика. То, что произошло между ними, в действительности ока­залось некоторого рода любопытным обманом, в котором каж­дая сторона обманывала другую. И Людовик, и Фридрих появлялись официально вблизи Сены в то время, когда одно­го из них там не было. Поэтому легаты Александра смогли вер­нуться и успокоить Папу, что переговоры двух правителей были приостановлены (29 августа).

В действительности данное дело могло закончиться именно этим, но из-за дальнейшего вмешательства со стороны Ген­риха Шампанского, который заявил о том, что будет виновен в клятвопреступлении, пока Людовик не примет участия в пе­реговорах лично, сопровождаемый Александром. Император, как объявил Генрих, пошел на увеличение срока на подготов­ку к встрече до 19 сентября. Людовик вновь заколебался, и королевские посланники информировали Александра об этом таким образом, что он действительно начал проявлять беспо­койство за свое положение. С большой неохотой, но сознавая нависшую над собой и Людовиком опасность, Папа обратился за помощью к английскому королю. Это был, в действи­тельности, единственный оставшийся выход, и он оправдал в себя, так как Генрих в большей степени был настроен поддержать Александра, в то время как Людовик, по-видимому, все еще колебался. Когда английский король выдвинул войска из  Нормандии, Фридрих нашел предлог удалиться в Безансон. Когда 19 сентября Людовик прибыл на место встречи с импе­ратором, он не нашел там Фридриха и ему пришлось выслушивать требования императора из уст Рейнальда Дассельского. Разочарованный, Людовик спешно удалился и начал орга­низовывать оборону своего королевства. В действительности это уже не было необходимым, поскольку в то время, когда король Англии выдвинул свои войска, кризис был уже завершен.

В это время конгресс-Собор, который император созвал в Доле 7 сентября 1162 года, не собрал большого количества священников и оказался менее представительным, чем пред­полагалось вначале. Виктор принял участие в Соборе, чтобы отметить третью годовщину своего избрания и укрепить свои позиции некоторыми уступками германским епископам. Но в Трире, немного позднее, германское духовенство показало, что было готово лишь с большой неохотой поддержать новое про­возглашение об отлучении Александра. Властные феодалы, такие как Вельф из Тоскании и Бертольд из Церингена, также изменили свое мнение в пользу Александра.

Уход императора с французской границы способствовал исчезновению оставшихся препятствий на пути к полному признанию папы во Франции. И так как каждый из двух за­падных королей, Людовик и Генрих, спешил выразить уваже­ние Папе, Александр оказался во власти добиться достижения согласия между ними. В Кюси-сюр-Луар, к югу от Блуа, были сооружены величественные шатры. И когда понтифик сел на лошадь, каждый король придерживал его стремена. Един­ственный намек на взаимное соперничество состоял в том, что Генрих предложил более щедрые дары аббатству Деоля, где останавливался Папа. Это не оставляло никаких сомнений в том, кто из двух правителей был беднее.

В сентябре Александр приехал в Тур, где он провел осенние месяцы и часть зимы 1162-1163 годов. Отсюда он отправился в Париж, где встретил Великий пост и отпраздновал Пасху в соборе Парижской Богоматери. Людовик, хотя все еще колеб­лясь, принял его радушно, и папа воздал ему ожидаемую по­честь Золотой Розы, традиционно предоставляемой в четвер­тое воскресенье Великого поста тому, кто являл собой образец христианской добродетели. Ранней осенью Папа вернулся в Тур, примерно за неделю до открытия Собора 19 сентября 1163 года.

Впечатляющее количество духовенства прибыло на Собор в Тур: 17 кардиналов, 124 епископа и свыше 400 аббатов, из Англии, Франции, Северной Италии, Сардинии, Сицилии, Лспании, Ирландии, Шотландии и Иерусалима. Некоторые прибыли из Бургундии и других пограничных провинций Империи. Среди них был и Томас Бекет, недавно ставший ар­хиепископом Кентерберийским.

Арнульф из Лизье открыл Собор вступительной речью, и Александр снова повторил отчет о своем избрании. Затем Собор вновь предал анафеме Виктора IV и включил в прокля­тие Рейнальда Дассельского, архиепископа Конрада Майнцского и аббата Гуго из Клюни. По решению Собора все посвящения священнослужителей в духовный сан епископами-схизматиками были объявлены недействительными и не имеющими юридической силы. Однако Собор намеренно не подверг анафеме императора. Действительно, Арнульф из Лизье, критикуя Фридриха за то, что тот предпочитал свою выгоду чести Божьей, отметил его благоразумие и доблесть. В дополнение к обсуждению схизмы, Собор приступил к ре­шению рутинных, но неотложных церковных проблем. Они будут представлены в следующей главе, поскольку кано­ническое право, выработанное на Соборе в Туре, служило, в известном смысле, прелюдией к более грандиозному зако­нодательству Третьего Латеранского Собора в конце прав­ления Александра III.

Самая значительная черта Собора в Туре состояла в том, что священнослужители приняли доказательства избрания Александра, что является принципом свободы Церкви от внешнего давления и неподвластности Папы суду императо­ра. Эта свобода лежала в основании размышлений Александ­ра об отношении светской и духовной власти. Хотя само по себе данное решение не привело к окончанию раскола. Сво­бода была ценна только тем, что создавала для Церкви воз­можность заниматься своими собственными текущими дела­ми. Уверенность Александра в том, что необходимо продол­жать заниматься обычной церковной деятельностью, несмотря на враждебные условия уже была особо отмечена нами во вре­мя его пребывания в Генуе и Монпелье. То же настроение пре­валировало в Туре, но сейчас то, что решения Собора будут признаны большей частью западного христианского мира, по­лучило подтверждение.

Следуя решениям Собора в Туре, советники Александра убеждали его основать более-менее постоянную резиденцию для Курии, в ожидании окончательного возвращения в Рим. Оба короля, Генрих II и Людовик VII, в разное время убежда­ли Папу основать такую резиденцию в своих владениях. Алек­сандр выбрал город Сане. Здесь в течение следующих восем­надцати месяцев, с 30 сентября 1163 года до 7 апреля 1165 года, пребывала Курия. Легаты постоянно информировали папу о состоянии церковных дел в других государствах, а его агенты обеспечивали его новостями о развитии ситуации в Империи. Особенно активными как в предоставлении важной информа­ции, так и в заверении Папы в своей лояльности были цистер­цианцы, чьи международные связи оказались весьма ценны­ми для Александра. В качестве своей благодарности Папа под­твердил их статус, прежде чем покинуть Францию.

Папа никогда не желал остаться во Франции дольше, чем это было необходимо. Более того, с ноября 1164 года король Людовик предоставлял убежище другому беглецу, Томасу Бе-кету. Вероятность дальнейших международных осложнений и разногласий увеличивались постоянно с этого времени, в связи с чем думы Александра сосредоточивались на Риме. К счастью, благоприятный поворот в развитии политическо­го курса Рима привел к отправке посланников в Сане с при­глашением Папе вернуться в собственный город. После пере­говоров с кардиналами и французским духовенством Алек­сандр посоветовался с королями Англии и Франции. Они не убеждали его остаться.

Без сомнения, осознавая грядущие трудности, хотя и все­цело убежденный в том, в чем находились его долг и макси­мальное благо для Церкви, Александр вернулся в Рим. Пасха, которая пришлась на 14 апреля 1165 года, была отпразднова­на в Сансе. Оттуда Папа двинулся в Париж, чтобы попрощать­ся с Людовиком VII. Повернув на юг, папские сопровождаю­щие достигли Буржа 28 апреля, где Александра приветствовал Томас Бекет, которого Папе никогда не суждено было увидеть вновь. Затем Папа отправился в Клермон, куда он прибыл 25 мая, сделав остановку на месяц. В Ле-Пюи Александр при­ветствовал Конрада Майнцского, который, оставив креатуру императора, признал Александра, став при этом беглецом. На два месяца Папа задержался в Монпелье, пока проходили пе­реговоры о найме кораблей. В конце концов 22 октября Папа со своей свитой отчалил от Магьо, расположенного вблизи Магелона, и после нелегкого плавания достиг Мессины в Сици­лии. Король Вильгельм I организовал Папе теплый прием, хотя сам не приехал, чтобы лично встретить его. Когда Александр был готов возобновить свое путешествие, король предоставил ему пять галер (при этом одну из них окрасили в пурпурный цвет), которые должны были доставить Папу и его сопровож­дение через Салерно и Гаэту в Остию. 22 ноября галеры вош­ли в устье Тибра. На следующий день 23 ноября 1165 года Рим­ский сенат и делегация граждан Рима встретили Папу и сопро­водили его в Рим в Латеранский дворец.

ГЛАВА IV

РИМ И ИМПЕРИЯ В ГОДЫ СХИЗМЫ

С точки зрения самого факта, возвращение Александра в Рим не оправдало тех надежд, какие у него были вызваны пер­вым сердечным торжественным приветствием римских граж­дан. Кроме того, маневры императора близ Сен-Жан-де-Лона, и временное пребывание папы во Франции означали, что кон­фликт не был урегулирован. 20 апреля 1164 года Виктор IV умер в Италии, куда он последовал за имперским канцлером, Рейнальдом Дассельским. Несмотря на энергичные усилия канцлера, делавшего все возможное, чтобы укрепить положе­ние Виктора, оно оставалось столь слабым, что оказалось труд­но найти священников, желающих провести похороны отлу­ченного от Церкви. С другой стороны, новости о смерти анти-Папы так переполнили радостью Курию, что Александру, отличающемуся традиционной сдержанностью, пришлось уме­рять веселье кардиналов. Он, по-видимому, искренне оплаки­вал смерть старого товарища.

Надежды тех, кто полагал, что со смертью Виктора схизме придет конец, тотчас же были разрушены. Рейнальд Дассель-ский, действуя быстро и, возможно, по собственной инициа­тиве, протолкнул через выборы другого антипапу как раз в день похорон Виктора. Два кардинала, небольшая группа герман­ских священников и префект Рима собрались вместе в Лукке, предложив на роль Папы своего ставленника, архиепископа Льежа Генриха. Поскольку Генрих отказался от участия в вы­борах, Ги из Кремы, кардинал церкви св. Кайикста, имперский приверженец со времени папы Адриана IV, был избран и воз­веден на престол под именем Пасхалия III. Фридрих Барба­росса признал его Папой немедленно.

Тем не менее даже на имперской территории выборы Пасхалия вызвали иную реакцию священнослужителей, отличную от той, которая характеризовала ситуацию с Виктором пятью годами раньше. В Италии, хотя все родственники Александра Мужского пола подверглись изгнанию, семейная собственность конфискована, а епископы — сторонники Александра высла­ны, вместо которых на должности были введены сторонники Пасхалия, сопротивление имперскому давлению продолжалось. Архиепископ Пизы предпочел скорее бежать, нежели уступить, а народ и духовенство города остались верны Александру, несмотря на лояльность консулов императору. Епископы из Бергамо и Лоди выказали свою приверженность императору, но Сир, архиепископ Генуи, и его преемник вновь подтвердили, что истинным Папой полагают Александра, так же поступили пат­риархи Градо и Аквилеи. Позиции Пасхалия были довольно непрочными и в Бургундии, связи которой с Францией, как мы видели, оказывались более насущными и им придавалось боль­шое значение, нежели связям с Империей. Собор, проведенный Рейнальдом во Вьенне, не только не смог обеспечить общую поддержку Пасхалию, но, напротив, показал готовность неко­торых епископов отлучить его от Церкви.

Более того, даже в самой Германии стало очевидным движение, направленное в поддержку Александра. Несмотря на то, что Виктор получил широкое признание, а твердость Александра и его нежелание идти на компромисс оказывались непонятыми, избрание Пасхалия разочаровало многих герман­ских клириков. Столь влиятельный человек, каким был Герхох из Райхерсберга, лояльный подданный императора и знаменитый автор, описывающий отношения светской и ду­ховной власти, начал проявлять некоторые сомнения после того, как Александр получил признание западных королей. Таким образом, когда Фридрих, какими бы ни были его пер­воначальные намерения, энергично поддержал кандидатуру, предложенную своим канцлером, многим стало казаться, что именно император или, возможно, его канцлер, но не Алек­сандр, проявляли нерациональную бескомпромиссность.

Сложившаяся атмосфера сохранилась и превалировала в Германии даже после смерти Эберхарда Зальцбургского (лето 1164 года), и затем Гартмана из Бриксена. Преемник Эберхарда, Конрад, епископ Пассау, хотя и был ранее викторианцем, получил место при условии, что не признает Пасхалия. Воз­можно, что на него повлиял Герхох. В любом случае, Конрад сохранял свое обещание, даже несмотря на то, что император отказался подтвердить его полномочия.

Наиболее серьезное поражение антипапе нанес именно Кон­рад, избранный архиепископом Майнца и являвшийся братом пфальцграфа Оттона Виттельсбаха. Хотя Конрад своим постом был обязан Фридриху и император поддерживал его кандида­туру перед кандидатурой Христиана из Буха, он, служа канони­ком в Зальцбурге, попал под влияние архиепископа Эберхарда. Вскоре после своего возвышения до поста в Майнце Конрад начал проявлять колебания, и император не мог более всецело полагаться на него. В целом то же самое можно сказать об ар­хиепископе Гиллине Трирском и, по иронии судьбы, Вихмане Магдебургском, чье продвижение к своему посту привело к пер­вой серьезной размолвке Фридриха с папством. Более того, не­которые епископы, слишком осторожные или слишком испу­ганные, чтобы заявить об открытой поддержке Александра, все-таки проявили нежелание подчиниться Пасхалию, что явно продемонстрировало слабость последнего имперского ставлен­ника. Вопрос о признании рукоположении, произведенных схизматиками, что подверглось особому осуждению на Соборе в Туре, тревожил многих, в связи с чем многие священнослужи­тели преднамеренно отложили свои посвящения, в том числе, что представляется довольно странным, Рейнальд Дассельский, в то время ставший архиепископом Кёльна.

Очевидный успех партии Александра в Германии встрево­жил императора, и действия против него, которые предпри­нял Фридрих, показали, что последний представлял, какой сильный вызов его собственным позициям германского им­ператора был брошен Папой. Возможно, под влиянием Рей-нальда император намеревался перейти в споре от разногла­сий по выборам до обсуждения более серьезного вопроса о позиции императора в отношении церковных дел в Империи. В любом случае Фридрих, который до настоящего времени проявлял разумное терпение по отношению к германскому епископату, а порой и нерешительность в определении своей собственной позиции, теперь решил окончательно взять на себя некоторые обязательства в отношении германской Церкви. Поставив всю мощь Империи в поддержку Пасхалия и используя силу, если это было необходимо, он надеялся восстановить единство германской Церкви. Чтобы окончательно определить те меры, которые должны были способствовать проведению данного решения в жизнь, Фридрих созвал имперский съезд в Вюрцбурге.

Съезд начал свою работу 23 мая 1165 года, отличаясь ши­роким представительством известных светских и церковных магнатов. Только немногие германские епископы не присут­ствовали на съезде, самыми заметными среди которых были Конрад Зальцбургский со своими приверженцами и Гиллин Трирский. В какой степени мог кто-либо выразить свое неприятие предложенным императором мерам — не представляется ясным. На съезде, по-видимому, господствовала напряженная атмосфера после возвращения Рейнальда Дассельского из миссии к английскому королю. В любом случае достижение компромисса сейчас не являлось проблемой: все присутствующие согласились последовать за императором в клятве отречься от Александра и оставаться верным Пасха­лию или его преемнику, избранному его последователями. Как сообщил наблюдатель Александра, который каким-то образом сумел попасть на заседания съезда, епископов тре­вожили большие сомнения и некоторые из них искали воз­можности оправдаться и уклониться от подтверждения при­нятых решений. Вихман Магдебургский, сдерживая слезы, дал согласие только при условии, что остальные также его дадут. Все, однако, дали клятву, кроме Конрада Майнцского, который сбежал во время заседания. Он отправился в дип­ломатическое паломничество в Компостеллу в Испании, и несколькими неделями позднее его путь пересекся с дорогой Александра в Ле-Пюи во Франции. Место Конрада было от­дано Христиану из Буха. Те священнослужители, которые отсутствовали на съезде в Вюрцбурге, получили шесть недель отсрочки для принятия решения о поддержке Пасхалия; от­каз дать клятву повлек бы за собой лишение власти, конфис­кацию имущества или высылку из страны.

Два англичанина, Иоанн Оксфордский и Ричард Илчестерский, присутствовали среди германских магнатов в Вюрцбурге и присоединились к тем, кто дал клятву о признании Пасха­лия. Оба были королевскими судьями и проницательными дипломатами при Генрихе II; первый из них в конце концов стал епископом Нориджа, а второй занял место в Винчестере. Они приехали в Германию в компании с вездесущим Рейнальдом, который с кратким визитом прибыл ко двору Плантаге-нетов и убедил Генриха II, находившегося в то время в конф­ликте с Томасом Бекетом, обсудить возможность отказаться от поддержки Александра III.

Нет никаких сомнений в том, что целью Генриха являлось стремление оказать давление на Александра и ослабить его поддержку Томаса Бекета, чем он явно встревожил Папу и Ку­рию. Но поскольку ни английская королева, ни английские епископы, так же как и континентальные епископы во владе­ниях Плантагенетов, не принимали участия в схизме, не из­менилось к ней и собственное отношение Генриха, в связи с чем данный шаг можно рассматривать как временный, имею­щий лишь дипломатическое значение.

За съездом в Вюрцбурге последовал целый ряд строгих мер, принятых императором, стремившимся добиться лояльности к имперской Церкви. Именно благодаря действиям самого Фридриха, Пасхалий почти повсеместно достиг успеха в Гер­мании и имперской Бургундии. Из германских епископов толь­ко Конрад Зальцбургский, который был поддержан своим ду­ховенством и некоторыми из мирян, держался до конца. Он был вынужден бежать сначала во Фрейзах, а затем в монастырь в Адмоне, из которого пытался управлять своей провинцией. Епископ Гренобля, которого Александр посвятил в должность, был замещен.

Таким образом, Фридрих, несмотря на сопротивление, ока­зывался в состоянии поддерживать имперский контроль над Церковью в Германии и управлять как Генрих III. Дабы обес­печить новый порядок некой официальной поддержкой, останки императора Карла Великого были эксгумированы и перенесены в Ахен в роскошном ковчеге. Затем, 29 декабря 1165 года на торжественной церемонии, на которой председа­тельствовал Рейнальд Дассельский как митрополит, франкс­кий император был канонизирован. Поэтому Фридрих мог те­перь предстать в качестве наследника великого франкского правителя, который держал в своих руках церковное и светс­кое управление, исполняя королевские права в Ломбардии и наблюдая за управлением Рима.

Столь великий успех в Германии нельзя было использовать, однако, в Италии. В действительности положение императора на юге Альп ухудшилось. Некоторые районы Тоскании и Центральной Италии признали Пасхалия, несмотря на оппозицию многих священников. Но Генуя и Пиза, хотя формально подчи­нялись императору, проявляли взаимное недоверие и, в ре­зультате этого, не были надежными союзниками. Более того, в Ломбардии отсутствие императора предоставило возможность горожанам открыто выразить неповиновение имперским представителям. 7 мая 1166 года умер Вильгельм I Сицилийский, а королева-мать Маргарита, регентша при короле-мальчике Вильгельме II, была настроена явно враждебно по отношению к императору. Более того, Сицилия постепенно шла к достиже­нию соглашения с Венецией и Константинополем.

Именно в этот момент византийский император Мануил Комнин попытался извлечь выгоду из церковного раскола на Западе. Теперь он вновь смог утвердить влияние Византии в Анконе на адриатическом побережье Италии, и предложил руку своей дочери и наследницы молодому Вильгельму II Си­цилийскому. После этого, несмотря на то что мы не можем ус­тановить точную дату, вероятно где-то в 1166 году, византий­ские посланники прибыли в Рим¹.

Вмешательство Мануила имело под собой определенные причины: он длительное время желал восстановить влияние, если и не действительную власть Византии, на некоторых тер­риториях Запада. Согласие с Германской империей, которое установилось при Конраде, сменилось враждебностью, когда Фридрих двинул войска в Италию и вмешался в дела Венгрии. Вследствие этого византийская дипломатия повернулась к Риму и Сицилии. Летом 1163 года и в начале 1164 года пере­писка между Мануилом, папой, королем Франции и другими привела к согласию, которое могло связать Византийскую империю, Сицилию, папство и Францию. Хотя Александр ак­тивно продвигал данный проект, он потерпел поражение, в основном из-за того, что французский король в это время все еще опасался спровоцировать возмездие со стороны Фридри- ха Барбароссы. Людовик VII также сохранял традиционную французскую враждебность к Византии из-за Второго кресто­вого похода.

Последний план Мануила был более амбициозным. Дей­ствительно, византийский император рассматривал кризис во время схизмы в качестве благоприятного момента для про­движения идеи восстановления объединенной Восточной и Западной империй в своем собственном лице, что могло стать кульминацией его политики в отношении Западной Европы. Александр и кардиналы приняли посланников византийс­кого императора весьма сдержанно. В Риме возлагали боль­шие надежды на церковное объединение, но опыт показывал, что добиться этого было не так-то просто. Более того, призна­ние требований Мануила как императора означало бы окон­чательный разрыв папства с Византийской империей, так же как с Венецией и Сицилией. В целом Александр не хотел, что­бы произошло что-либо подобное. Кроме того, Папа, который боролся за сохранение libertas ecclesiae* (* Свобода Церкви (лат.). — Примеч. ред.) на Западе, мог с тру­дом позволить себе поддержать императора, который тради­ционно вмешивался в церковные дела в Византии. Не прекра­тив переговоры, Александр отложил предоставление опреде­ленного ответа и послал двух кардиналов, Убальдо из Остии и Иоанна из церкви святых Иоанна и Павла, в Константинополь, чтобы дополнительно обсудить религиозные вопросы.

Немного позднее, возможно в начале 1167 года, Мануил возобновил попытки переговоров; очевидно, его послы на этот раз были лучше проинструктированы по всем вопросам, ко­торые необходимо было разрешить. Он снова предложил Папе большие денежные субсидии в обмен на императорскую ко­рону. И снова переговоры не привели к соглашению двух сто­рон по принципиальным вопросам, хотя дискуссии, очевидно, продолжались в течение нескольких лет, так как Папа снова отправил двух кардиналов, чтобы те сопровождали греческих посланников. Проблема взаимоотношений между Церквями будет рассмотрена ниже, но здесь можно отменить, что слож­ный вопрос о признании Александром византийского импе­ратора был бы равносилен трудности Мануила убедить византийскую Церковь и греческий народ принять верховную папскую власть. Византийское богословие приняло уже опреде­ленную форму. И как народное мнение западного мира, особенно во Франции, было настроено против Византии, столь ке враждебным являлось и отношение греческого населения к Западу.

Так закончились последние усилия Мануила достичь согласия между Константинополем и Римом. Поскольку союзу с Византийской империей не суждено было свершиться, к счас­тью, Александр и его кардиналы, хотя и были все еще привле­чены концепциями всеобщей империи и знали власть визан­тийского золота, вполне оказались способны понять существу­ющие реалии. Хотя империя Фридриха Барбароссы могла изредка предстать в качестве реинкарнации древнего принци­па универсализма, нового translatio imperii, в реальности и Византийская, и Западная империи оказались перед лицом возникающих в большом количестве новых особых ситуаций в результате роста значения периферийных государств — Венгрии, Богемии, Польши — и итальянских городов. Последние, как необходимо помнить, создали на индивидуальных и коллективных началах лигу, демонстрируя свои способности в проведении самостоятельной дипломатии. Венеция посягала  на торговлю Византии. Мануил, один из искусных диплома­тов своей эпохи, мог сохранять власть и влияние Византии в течение некоторого времени. Но, по крайней мере в христи­анском мире, территорией возникновения новых идей, новой энергии и новой силы являлся Запад. Один из наиболее впечатляющих аспектов эволюции папской дипломатии при Александре заключается в осознании им новой власти, которая набирала силу в Западной Европе.

Тем временем Фридрих Барбаросса решил, что беспорядки в Северной Италии и присутствие Александра в Риме требовали военного вмешательства, чтобы восстановить импер-; скую власть и посадить своего собственного Папу в Вечный город. Осенью 1166 года он вторгся в Италию в четвертый раз. В Ломбардии Фридрих столкнулся с серьезным сопротивлением и решил разделить свои силы. В то время как сам он штурмовал Анкону, Рейнальд Дассельский и Христиан из Буха, ставленник императора в качестве архиепископа Майнцского, двинулись на юг. Они быстро продвинулись вперед, и Пас­халий III получил возможность установить резиденцию в Ви-тербо, примерно в пятидесяти милях к северу от Рима. Таким образом, едва Александр закрепился в Риме, как разразился новый кризис. Более того, у Папы практически не было на­дежды, что кто-либо окажет ему помощь.

До своей смерти Вильгельм I Сицилийский послал Папе 60 000 флоринов, но королева-мать Маргарита не могла ока­зать серьезную помощь и лишь время от времени посылала некоторые денежные субсидии. Благодаря посредничеству Ген­риха Реймского, некоторая финансовая помощь Папе посту­пила из Франции, а также из Византии. Но перспективы Алек­сандра не были радужными. В то время как он стремился зас­тавить всю римскую землю обороняться, римляне решили именно в это время возобновить свое соперничество с соседя­ми, таким образом предоставляя Рейнальду предлог для вме­шательства. Вопреки совету Папы, римляне атаковали Тускул, однако потерпели жестокое поражение при Монтерпорцио 29 мая 1167 года. Их потери были столь огромными, что это напомнило битву при Каннах, а мужское население Рима не могло восстановиться в течение длительного периода време­ни. Хотя имперские легаты продолжали развивать свой успех и начали посылать деньги в Рим, Александр оставался в са­мом городе, проявляя спокойствие и храбрость, сплотившие граждан на последний бой.

Услышав новость о победе над римлянами, Фридрих снял осаду Анконы, где он пытался вытеснить Византию из Ита­лии, и двинулся через Тосканию по направлению к Риму. 22 июля 1167 года он засвидетельствовал торжественное вос­хождение Пасхалия III на Папский Престол. Два дня спустя, 24 июля 1167 года, его армия заняла Монте Марио. Остано­вившись в замке св. Ангела, объединенные имперские силы атаковали собор св. Петра, но их военные машины не смогли разбить стены. Войсковые огни были установлены прямо в со­седней германской церкви Санта Мария в Турри, разрушив мозаику и другие произведения искусства. Таким образом, чтобы избежать дальнейших богохульств в святых местах, что уже само по себе являлось великим скандалом, оборонитель­ные войска, стоявшие при соборе св. Петра, удалились.

Александр, который проявил особую стойкость, оставил Латеранский дворец, приняв временное убежище в крепости, принадлежащей Одо Франджипани, и приготовился сделать другую остановку в Колизее. Две сицилийские галеры при­были, чтобы предложить ему бежать из Италии, но Александр предпочел использовать 60 000 флоринов, которые Виль­гельм I послал ему, чтобы организовать дальнейшее сопротив­ление. Его храбрость вдохновила многих, но когда римляне услышали о предложении Фридриха заключить компромисс (оба Папы должны были отречься, а новый Собор произвести выборы Папы), они стали убеждать Папу уступить. В это вре­ди прибыли галеры из Пизы, чтобы отрезать его связь по морю с внешним миром. Наиболее мудрым со стороны Папы стало, по-видимому, решение об отъезде. Поэтому, переодевшись в одежду пилигрима, Папа незаметно ушел, проплыл мимо Террачины и Гаэты и достиг Беневенто.

Ничто теперь не препятствовало Фридриху войти в Рим и провозгласить там свою власть. 1 августа 1167 года в великолепной церемонии Пасхалий, который 22 июля был возведен на трон в соборе св. Петра, короновал императора и его жену. Рейнальд Дассельский, его верный слуга и человек, одержав­ший эту победу, получил богатые награды.

Однако, несмотря на триумф императора, оставались две серьезные проблемы: Северная Италия была неспокойна, и схизма все еще продолжалась. В то время как Фридрих был занят делом Пасхалия, присутствие Александра на юге, которому могла быть оказана поддержка какого-либо европейского государства, делало его положение в некоторой степени неопределенным. Поэтому сомнительно, что он мог длительное время удерживать и закреплять свои позиции. Этот триумф императора, хотя и был важным, явился краткосрочным, и в конце концов оказался под ударом драматического и совершенно неожиданного поворота судьбы. Чума, возможно малярия, остановила германскую армию, внезапно превратив триумф в катастрофу. Аристократия была сражена болезнью наравне с простыми солдатами, таким образом, произошла деморализация всех военных сил. Потери от смерти солдат возросли, когда армия двинулась на север. Фридрих Швабский, племянник императора, умер, так же как и юный Вельф VII и епископы Льежа, Шпейера, Регенсбурга и Вердена. Непопра­вимой для императора потерей стала смерть его любимца, Рейнальда Дассельского. В это время в северных городах Ломбар­дии произошло восстание, и императору повезло, что он ушел из Италии без дальнейших злоключений.

В данной книге не ставится задача детального рассмотре­ния истории знаменитой Ломбардской лиги, сыгравшей важ­ную роль в жизни Империи и Италии². Здесь стоит взглянуть на роль Александра в борьбе городов с Фридрихом Барбарос­сой. Лига называлась Ломбардской, но она никогда не вклю­чала в себя всех городов Северной Италии — многие из них заявляли о своей лояльности императору — и ей никогда не удавалось подчинить индивидуальные интересы общему бла­гу, кроме периода военных действий против императора. Лом­бардскую лигу сформировали различные соглашения, заклю­ченные между городами, включая Венецию, предпочитавшую оставаться за пределами итальянской политики. Расцветом Ломбардской лиги стал пакт, подписанный 1 декабря 1168 года, который детально разработал определенные общие судебные и административные процедуры.

Рассматривая свои действия в качестве отказа подчинить­ся и желая также закрепить свои позиции в Западной Ломбар­дии, коммуны, объединившись, решили основать новый го­род или, возможно, вступить во владение уже подготовлен­ной территорией. В любом случае в течение 1168 года ими были возведены крепостные стены, а затем и дома жителей, многие из которых прибыли из соседних имперских городов. Конечно, новое поселение получило название Алессандрия, символизируя, таким образом, союз с Папой. Излишне гово­рить, что Папа был заинтересован в сотрудничестве с Лигой с самого начала. Действительно, без устойчивого дипломатичес­кого руководства папы и его легатов для поддержания союза между городами, несмотря на различные интересы и тради­ционное соперничество, Лига могла бы развалиться.

Тем не менее нельзя утверждать, что Александр был «ли­беральным» или «национальным» Папой, поборником италь­янских городских свобод, защищающим их от иностранного вторжения. Он и его предшественники сами испытали, что та­кое общинное движение в Риме, и он хорошо осознавал трудности, которые могли возникнуть, если придется приспосабливать церковное управление к изменяющейся ситуации в городе. Ему приходилось неоднократно вмешиваться, чтобы предотвратить захват церковной собственности. Действительно, значительная часть деятельности легатов Александра носила как церковный, так и политический характер. Кратко говоря, несмотря на сильные и подлинные религиозные чувства и действительную лояльность папе, Ломбардская лига в своем основании была политической организацией.

Определенно, для Александра она выступала как политический фактор. Он видел в ней средство для преодоления схизмы и восстановления свободы Церкви. Хотя Лига была союзником папы в критических ситуациях, он был слишком проницательным дипломатом и слишком хорошо осознавал наднациональные позиции папства, чтобы всецело подчинить Святой Престол одной политической ориентации. Дверь к при­мирению с императором никогда не закрывалась. Поддержка Александром Лиги, таким образом, являет собой другой при­мер гибкости Курии в адаптации своей дипломатии к новой ситуации и ее желание признать новые силы, которые форми­ровали средиземноморский мир, в то же время избегая пол­ного разрыва со старой традицией.

Ситуация, более того, особо не изменилась. Поражение Фридриха в Италии стало лишь временным отступлением, но не серьезной неудачей. Данная ситуация, например, не позво­лила Александру вернуться в Рим, и он поэтому остался в Беневенто. В действительности, хотя едва можно сказать, что он получал реальную поддержку, Пасхалий не покинул Рим, не сделал этого и имперский префект. Римляне, которых в основ­ном заботили собственные интересы, возобновили войну с Тускулом.

Поражение императора также не привело к улучшению си­туации в отношении схизмы. Европа осталась разделенной, и смерть Пасхалия (20 сентября 1168 года), как надеялись мно­гие, не завершилась всеобщим признанием Александра. Кар­диналы, поддерживавшие схизму, избрали другого антипапу, который принял имя Каликста III. Он был сразу признан Фрид­рихом, и, таким образом, схизма не была преодолена. Герма­ния в основном оставалась лояльна императору и, по крайней мере, открыто приняла антипапу. Фридрих быстро восстано­вил собственный престиж, немного пострадавший в результа­те поражения в Италии. Один или два германских епископа некоторое время сопротивлялись, но в конце концов уступи­ли давлению императора. Новые кандидаты были еще более легко управляемы, поскольку в течение периода схизмы на выборах усилилось имперское давление. Многие, возможно неохотно, но из-за силы обстоятельств, встали на сторону схиз­матиков.

Только на юге Германии сопротивление сторонников Алек­сандра продолжало существовать, хотя даже в этом регионе имелись препятствия. Александр делал все возможное, чтобы с помощью писем и агентов поощрять существующее там со­противление. Чтобы обеспечить некоторое направление пап­ской политике, Конрад, бывший архиепископ Майнцский, в 1169 году получил назначение кардинала и легата в Баварии. Некоторые германские князья также предоставили Папе не­которую помощь. Зальцбург остался верен традициям Эбер-харда и Конрада. Преемником последнего в качестве архиепис­копа стал Адальберт, племянник Фридриха и сын герцога Бо­гемского. Он получил свой паллий от кардинала Конрада и стремился добиться посвящения от епископов Александра, но смог, отказываясь от своих прав, удерживать архиепископскую епархию только до 1174 года. Затем новый кандидат, Генрих, изначально поддерживавший Александра, согласился принять свое назначение из рук императора. Его духовенство последо­вало за ним.

Существовала, тем не менее, одна проблема, которая побу­дила даже императора оставить дверь открытой для примире­ния с Папой. Несмотря на заявления императора о том, что он никогда не признает Александра, он сам, так же как и многие из германского духовенства был обеспокоен проблемой воз­можной незаконности схизматических посвящений в сан. Чем дольше длилась схизма, тем болезненней становилась эта про­блема. Становилось все сложнее какому-либо кандидату на священническую должность найти епископа, собственное по­священие которого в сан было получено из рук прелата до начала схизмы. Поэтому такие истинно религиозные заботы со стороны императора и многих из его сторонников, так же как баланс власти в Италии, вызвали ослабление их оппозиции Александру. Изменение ситуации происходило постепен­но, благодаря деятельности таких людей, как Христиан Майн­цский, который наверняка не являл собой блестящий пример благочестия, но был человеком религиозным и большого ума, а также Вихман Магдебургский.

Было очевидно, что среди некоторых представителей другого лагеря также появляются ростки более гибкого отношения к проблеме. С 1167 по 1170 год были предприняты посреднические усилия для ее разрешения. И большую роль в них сыграли цистерцианцы. Цистерцианский орден также был затронут смутой, связанной со схизмой, так же как неизбежным расхождением интересов со стороны отдельных аббатств. Даже во французских цистерцианских кругах раннее почти анонимное полное принятие политики Курии сменилось проведением более независимой дипломатии со стороны некото­рых аббатств. Кроме того, была даже выработана некая пози­ция нейтралитета, по крайней мере в отношении самого императора. В любом случае после 1167 года деятельность цистерцианцев в качестве посредников стала заметной всем.

Однако посреднические усилия, предпринимаемые в эти годы — в это время была предпринята попытка примирения с Папой со стороны императора, возложенная им на епископа Эберхарда из Бамберга, — не достигли успеха, хотя сам по себе факт попытки переговоров важен. Так же как и Папа, Фрид­рих приспосабливался к новым условиям действительности. И правда, едва ли менее впечатляющей в сравнении с гибкостью Курии стала реорганизация германской канцелярии после 11170 года. Но прежде чем исследовать данные обстоятельства, необходимо обратиться к переговорам Александра III с Англией. В это время ее разрывал кризис, зародившийся в 1164 году при начале схизмы и достигший своей высшей точки в 1170 году.

ГЛАВА V

ДЕЛО БЕКЕТА

Конфликт между архиепископом Кентерберийским Тома­сом Бекетом и королем Англии Генрихом II возник в то вре­мя, когда Александр находился в изгнании во Франции. По­этому он застал папу в ранние критические годы схизмы, ког­да поддержка западных монархов была для него действительно необходимой. Вследствие этого, поскольку Александр не мог тщательно изучить ситуацию, сложившуюся в Англии, нахо­дясь в изоляции, исследователи часто предполагали, что сдер­жанность Папы или, как могли бы сказать некоторые, сла­бость, проявленная им в урегулировании дела Бекета, проис­текала из страха, что английский король отвернется от него. Несомненно, что схизма повлияла на отношение Александра как к Генриху, так и к Бекету. Тем не менее мы не можем объяс­нить английскую политику Папы, основываясь только на дан­ном факте. Поскольку дело Бекета было очень сложным и зат­рагивало в равной степени темпераменты людей, а также прин­ципы и направления в политике. Александр был весьма осторожен, обладал большим опытом и знал цену терпению. Бекет, при всей своей героической храбрости, в своей рели­гиозной преданности и убежденности, что его дело являлось также делом всей Церкви, был упрям и нетерпелив. Невозмож­но, чтобы две столь разные персоны встретились бы лично, даже если бы не было схизмы.

Разрыв между Генрихом и Бекетом имел как сходные чер­ты, так и несколько отличался от того конфликта, который возник между Папой Александром и императором Фридри­хом Барбароссой¹. Он был похож в том, что затрагивал про­тиворечивую юрисдикцию sacerdotium и regnum (священства и царства) и, таким образом, хотя и рассматривался, очевид­но, как локальная проблема, был показателен для всей Европы. Конфликт Генриха II с Бекетом отличался тем, что в нем отсутствовали какие-либо ссылки на универсализм или ми­ровую власть, имперскую или папскую, что могло быть оха­рактеризовано, по крайней мере в теории, континентальным разногласием. В английском споре также не поднимался специфический вопрос о светской власти. Он был отличен и в том, что хотя отношения между Англией и папством были, к сожа­лению, натянутыми, кроме краткого периода времени, нормальные церковные отношения не были разорваны.

Как в Германской империи, где император все еще заявлял о своих претензиях на контроль над германской Церковью, так и король Генрих II предложил передать ему уп­равление церковными делами в Англии, Церковь на территории которой существовала со времени норманнского завоевания и была только частично затронута более поздними постановлениями. Он также или его советники, все еще оставались верны представлению о королевстве как о квазирелигиозном государстве, правитель которого прошел через обязательное помазание на царство и должен заботиться обо всех своих подданных, духовенстве и мирянах без существен­ной разницы.

Наряду с традициями были и инновации. Кроме Сицилии, ни одна западная монархия не продвинулась столь далеко в централизации государства, как Англия. Именно в это время английская монархия стремилась проводить судебные реформы, которые заметно расширяли ее юрисдикцию. Кроме того, норманнское завоевание привело к тому, что Англия оказа­лась открыта влиянию континентальной Церкви, которая ук­репила связь между английской Церковью и Римом. В Анг­лии, так же как в других частях Европы, церковные суды рассматривали большое количество дел, таким образом уве­личивая сферу действия канонического права. Поэтому, ког­да римская Церковь в эпоху Грациана переживала процесс кон­солидации и расширения судебной процедуры, английская мо­нархия действовала схожим образом. Таким образом, хотя термины «Церковь» и «государство» вводят в заблуждение, когда их используют применительно к Средним векам, дело Бекета довольно хорошо напоминает современную концепцию церковно-государственного спора.

Томас Бекет как архидиакон сначала был товарищем архи­епископа Теобальда Кентерберийского, и именно благодаря Тео­бальду король Генрих назначил его королевским канцлером. Затем, 27 мая 1162 года, Бекет был назван преемником Теобаль­да. Хотя выборы архиепископа монахами Кентерберийского монастыря были проведены в соответствии с каноническим правом и особыми процедурами, они, без сомнения, выразили волю короля. Генрих II, возможно, надеясь сохранить контроль над английским церковным управлением, которым обладали его предшественники, представлял, что объединяя в одном чело­веке должности канцлера и архиепископа, ему будет легче дос­тичь этой цели. Складывавшиеся отношения между Бекетом и его сувереном указывали на то, что так и будет.

Будучи посвященным в сан, Томас полностью отдался сво­им обязанностям со свойственной ему энергией, но с новой целеустремленностью. Преданность, с которой он прежде слу­жил королю, теперь приберегалась для Церкви. Важным в от­ношении исследования дела Бекета является тот факт, что ру­тинные обязанности, которые он должен был выполнять как архиепископ, привели его к контактам с римской Церковью и к осознанию своего действительного положения, о котором он ранее не задумывался. Томас стремился получить паллий от Александра III, который представил этот символ своей юрисдикции посланникам Бекета в Монпелье, где он нашел убежище. В 1163 году Томас присутствовал на Соборе в Туре, где, стоит напомнить, избрание Александра Папой получило официальное признание со стороны Англии и Франции. На этом Соборе Папа Александр отдал особые знаки чести и ува­жения архиепископу Кентерберийскому. Возвратившись в Ан­глию, укрепленный, без сомнения, полученным в Туре опы­том, Бекет поставил вопрос о восстановлении давно потерян­ной собственности, принадлежавшей архиепископскому престолу. В этот период времени, до января 1163 года, он снял с себя полномочия королевского канцлера. Очевидно, Бекет почувствовал, что обязанности архиепископа были несовме­стимы с той важной ролью, которую играл канцлер в светс­ком управлении. Король был искренно разочарован.

Именно тогда Генрих II созвал королевский Собор в Вестминстере в октябре 1163 года и объявил о мерах, которые должно было принимать в отношении «felonous» или «criminous» (преступных) клириков, то есть членов духовенства, виновных в нарушении закона. Король, следует заметить, не поставил под вопрос право церковных судов рассматривать подобные дела. Но он настаивал на том, что более мягкие наказания, назначаемые церковными судами, позволяли большому количеству преступников избежать достойного наказания. Поскольку данному вопросу впоследствии было суждено сыграть ключевую роль в разногласиях короля с Томасом Бекетом, необходимо заострить внимание на определенных проблемах. Прежде всего, средневековая концепция «духовенства» в XII веке включала не только епископов, священников и монахов, но также большое количество людей, которые занимали различные административные посты или исполняли незначительные религиозные функции. Многие из них являлись лишь диаконами или подъячими, или священниками более низкого ранга. Церковные суды обыч­но не налагали телесных наказаний, кроме порки в редких случаях. Лишение церковного сана и заточение в строгом мо­настыре были максимально строгими приговорами, выносившимися церковными судами. Для священника, занимающе­го высокую должность, и для менее значительного клирика, ведущего какую-то активную деятельность, это наказание, если накладывалось полностью и если срок заключения был долгим, могло быть чрезвычайно серьезным. Однако оно не применялось часто. В любом случае, король посчитал суще­ствующую процедуру неудовлетворительной и нуждающей­ся в исправлении.

Поэтому Генрих II потребовал, чтобы каждый клирик, раз­жалованный церковным судом, представал перед светским су­дом для определения ему наказания в соответствии со свет­ским правом. Хотя такая процедура не была запрещена кано­ническим правом — в том виде, как его тогда понимали, — Бекет выступил против «двойного наказания», и его поддер­жали сначала архиепископ Йорка, а затем и весь епископат. Возможно, несмотря ни на что, тогда можно было достичь не­которого согласия, если бы король не усугубил проблему.

Тем временем король, возможно предприняв тактический ход, расширил дело, спрашивая епископов, желают ли они со­блюдать «обычаи королевства». Таким образом, он, видимо, приготавливался к усилению королевского контроля над анг­лийской Церковью, несмотря на возникновение противоре­чия с существующими григорианскими принципами. Данный вопрос стал гораздо важнее специфической проблемы преступ­ных клириков, которая, в ходе развития разногласия, появ­лялась только как случайная, эпизодическая проблема и не выступала в качестве принципиального вопроса. Более того, поскольку «обычаи» не были в то время точно определены, обращение короля привело епископов в замешательство и встревожило их. Тем не менее, после некоторых обсуждений, они ответили утвердительно, но добавили квалификационный пункт: «при сохранении нашего уклада». Под этим пунктом они, конечно, подразумевали выполнение своих обязательств как епископов по отношению к Церкви. Очевидно, они также консультировались с Александром, находящимся тогда в из­гнании в Сансе. Папа, который в начале ноября 1163 года при­нял посланников от Генриха, написал в это время Бекету, при­зывая его к сдержанности.

На этом проблема могла бы быть разрешена, если бы Ген­рих не решил зафиксировать «обычаи» в письменном доку­менте для того, чтобы отдать его на подпись епископам. Чи­новники короля, без сомнения со значительной осторожно­стью, подготовили список «обычаев» в законодательной форме Постановлений, которые были представлены на коро­левском совете, проводившемся в Кларендоне 14 января 1164 года. Тогда же епископов попросили подтвердить свое согласие клятвой.

Кларендонские Постановления представляли взгляд коро­ля и его советников на то, что являло собой разумный комп­ромисс между легитимным исполнением папской юрисдикции, действием канонического права в Англии и прерогативами английского правительства. Хотя документ не демонстриро­вал намерения отделить английскую Церковь от законного ис­точника ее юрисдикции, он был посвящен той области, в которой григорианская Церковь и новая монархия XII века с большим трудом могли найти компромисс. И некоторые из Постановлений Церковь сразу же объявила неприемлемыми. Действительно, Бекет вскоре осудил пять статей и немного позднее Папа Александр отверг еще четыре. Исследование этих статей, которые прямо бросили вызов свободе действий Папы в Англии, послужит в качестве иллюстрации².

В соответствии со статьей IX судебное решение, вне зависимости от того, была ли оспариваемая собственность, державшаяся на основании frankalmoin (права церковной собственности), то есть свободной от обычных феодальных обязательств, должно было быть объявлено в королевском суде после вынесения вердикта присяжных. Вместе со статьей I, которую осудил Бекет, переведшей судебные процессы в отношении права Церкви распределять приходы и бенефиции или светского пат­ронажа церковных приходов в королевские суды, она умень­шала право Церкви разбирать собственные дела.

Статья IV запрещала архиепископам и епископам покидать королевство без согласия короля. Если бы этот запрет был в полной силе, английские прелаты не смогли бы без королевс­кого позволения посещать церковные Соборы за границей или совершать визиты ad limina. Они, напомним, просили разрешения короля посетить Собор в Туре в 1163 году.

Статья IV запрещала отлучать от Церкви или отрешать от должности любого из королевских министров, или главных землевладельцев без королевского разрешения, или судейских чиновников в отсутствие короля. Статья VIII запрещала апел­ляции после суда архиепископа без согласия короля. Это, конечно, изменяло существующую традицию апелляции к папской Курии, таким образом, подвергая опасности важное средство общения между Папой и английской Церковью.

Статья III, самая осуждаемая и спорная из всех, требовала, чтобы клирик, уличенный в преступлении, был вызван в королевский суд, где вопросы ему будет задавать судья, и если обнаруживали прецедент, рассмотрение дела передавалось церковному суду для судебной тяжбы в присутствии представителя короля. Если уличенного оправдывали или признавали виновным в светском суде, Церковь уже не могла защищать его. Другими словами, если церковный суд затем лишал его должности, он уже не мог избежать преследования за свое преступление по общему закону. Генрих, следовательно, не заявил о праве судить клирика в светском суде. И он также не на­стаивал на том, чтобы уличенный в преступлении выдавался церковным судом. Но пункт «Церковь не должна защищать его» равнозначен потере церковного статуса и представляет возможность наказания преступника светскими властями за совершенные преступления.

Статья III выделяется как самая важная, поскольку она оказалась в фокусе разногласия. Заявление Генриха по этому вопросу было взвешенным. Он консультировался с церковны­ми юристами, среди которых, очевидно, были современные каноники, взгляды которых совпадали с его взглядами. Более того, есть основание полагать, что Бекет сам хотел ужесточить церковное наказание. Тем не менее необходимо снова подчерк­нуть, что статья III не была принципиальным вопросом. На самом деле было поставлено на карту и встревожило еписко­пов именно различие между признанием неписаных «обыча­ев» и принесением клятвы, чтобы следовать подготовленным с осторожностью Постановлениям, которые ярко отразили желание короля сохранить контроль над церковным устрое­нием в Англии.

Когда епископы выступили против Постановлений, они все, кроме Роджера Йоркского и Вильгельма Нориджского, сна­чала сопротивлялись их принять. Бекет очевидно полагал, что статьи I, III, VII и VIII были неприемлемы. На это король со­вершенно разозлился; а его министры и бароны озвучили не­которые угрозы против духовенства. Наконец архиепископ Бекет, со значительным колебанием и призывая к королевской милости, решил, что Постановления могли быть приняты даже без обычного квалификационного пункта. Следуя его поступ­ку, другие епископы также уступили королю. Хотя Бекет при­нял одну из трех официальных копий документа, он не при­ложил к ней свою печать. Позднее, горько сожалея об этом поступке, который он совершил в момент слабости, Бекет ис­кал отпущения грехов у Папы и тем временем воздерживался от совершения мессы.

Следующий шаг Генриха состоял в том, чтобы добиться одобрения Постановлений Папой. Поэтому он написал Папе в Сане и попросил Бекета сделать то же самое. Он также обра­тился с просьбой назначить Роджера Йоркского легатом на территории всей Англии. Хотя точная копия Постановлений, очевидно, не была послана тогда Александру, возможно, Бекет смог составить некоторое объяснение этого документа. В любом случае, возможно где-то в марте, Александр прислал свой ответ, в котором неодобрительно отнесся к действиям короля и призывал Бекета быть твердым. По-видимому, для того, чтобы в чем-то уступить королю, Папа даровал дипломатическое представительство Йорку. Уступка, однако, состояла из многих оговорок и позднее была отвергнута Генрихом.

Тем временем Бекет получил письмо от Папы, в котором тот отпускал ему грехи, но слегка упрекал за то, что тот не служил мессу, и напомнил ему о различии между грехами, совершенными преднамеренно, и теми действиями, которые сдела­ны «по неведению или по принуждению». Хотя архиепископ дважды безуспешно пытался пересечь пролив, чтобы лично встретиться с Папой, он очевидно осознал, что стоит на более сильных позициях и его совесть свободна от греха. В любом случае, Бекет начал игнорировать Постановления. Когда для Генриха стало очевидным, что архиепископ не намеревался следовать Постановлениям, он был одновременно разочарован тем, что не смог проводить собственную церковную поли­тику на твердой основе и приведен в ярость сопротивлением человека, который ранее был его другом. Но он также осознавал, что хотя другие епископы и приняли Постановления, они сделали это с неохотой и не были удовлетворены результатом. Соответственно, его первые действия, направленные против Бекета, не относились к церковной области. Король в боль­шей степени воздействовал на Бекета с точки зрения феодального права.

На королевском совете, состоявшемся в Нортгемптоне в октябре 1164 года, агенты короля предъявляли архиепископу различные обвинения, относящиеся ко времени его службы в качестве канцлера. Несмотря на то что Бекет в ответ высказал жалобу о том, что, став архиепископом, он был освобожден от всех прочих обязательств, доводы короля оказались сильны. Более того, поскольку Бекет заявил, что не отвечал на предыдущие вызовы короля на совет, сославшись на нездоровье, он теперь оказался перед новым обвинением в неуважении к суду.

Сначала Бекет казался смущенным и нерешительным. Он в действительности был болен и все еще лелеял надежду, что можно найти какой-то способ приспособиться к новой ситуа­ции и жить с королем в мире. Епископы были испуганы и раз делились в своем мнении. Один или два из них советовали ар­хиепископу освободить престол или подчиниться. Другие вы­ступили против такого решения. Более того, на этом совете они не представляли, как в Кларендоне, единую организацию, чтобы обсудить проблему Церкви, но скорее являлись васса­лами, созванными, чтобы судить своего архиепископа по фе­одальному вопросу.

Поэтому Бекет, не находя реальной помощи среди своих коллег, искал совета своего духовника, приора Роберта Мер-тонского. Очевидно тому удалось укрепить его дух, так как на следующий день архиепископ встретился со своими еписко­пами и информировал их о намерении оставаться твердым. В ожидании действий против себя, он запретил им, под страхом снятия с должности, принимать участие в любом приговоре в отношении тех действий, которые принимались им как канц­лером, и приказал епископам отлучать от Церкви каждого, кто исполняет приговор светского суда против него. Несмотря на усилия епископа Фолиота Лондонского и других остановить Бекета, тот вошел в зал совета с идущим впереди себя прислуж­ником, который нес архиепископский крест, что, конечно, яви­лось показательным жестом, отмечающим, что архиепископ не признавал за королевским судом право судить его. Он так­же официально обратился с апелляцией к папе.

После совета, проведенного королем с епископами, Генрих отправил заключительное обращение архиепископу, призы­вая его отозвать свою апелляцию в Рим и отменить отданные им приказы другим епископам, поскольку оба действия, со­вершенные им, противоречили обычаям, которые тот поклял­ся защищать. Проблема выбора принять распоряжение коро­ля или поддержать архиепископа для английских епископов осложнилась, когда стало очевидным, чтакороль намеревался использовать обвинение в государственной измене, которое могло привести к приговору пожизненного заключения. Соответственно, епископы, в очередной раз потерпев неудачу в попытках отстранить Бекета, решили, возможно по предложению Фолиота, попросить короля освободить их от обязанности зачитывать приговор суда, при условии, что они обратятся с апелляцией к Папе, обвинив Бекета в нарушении Постановлений, которые тот поклялся защищать и принудил других епископов утвердить. Нет сомнений, что они надеялись таким образом освободиться от бремени осуждения всего архиепископа по феодальной, то есть политической проблеме. Так как Фолиот и его коллеги, каким бы двусмысленным ни было их поведение, хорошо осознавали свои обязанности по отношению как к архиепископу, так и к папе, они не желали разрывать нормальные отношения с ними не сейчас и не позднее.

Предложение епископов было принято, и король не настаивал, чтобы они выносили приговор. В итоговом слушании они сидели рядом с архиепископом, а не с баронами. Поэтому светские бароны выносили обвинение и зачитывали приговор, графу Лестерскому выпала неблагодарная роль объявить о принятом решении. В действительности, он так и не смог закончить чтение приговора. В то время как он тушевался и про­являл свои колебания и сомнения, Бекет просто покинул зал совета и в сопровождении простого народа был доставлен в свое жилище при монастыре св. Андрея. Той же ночью, непонятно точно по какой причине, архиепископ сбежал, переодев­шись, из Нортгемптона в направлении Ла-Манша. В начале ноября он достиг французского берега, где его лично приветствовал французский король.

Таким образом, архиепископ наконец преодолел свою не­решительность и встал на твердые позиции. Более того, он попытался сорвать судебное заседание по феодальному вопросу, подводя рассматривавшиеся на нем разногласия к более рзначительной проблеме отношений Церкви с короной, в решении которой он мог надеяться на поддержку своих коллег и Папы. Необходимо, тем не менее, понимать, что, изменяя направление своих действий, Бекет серьезно смутил тех, кто его поддерживал, кто всегда находился рядом с ним и дал свое согласие принять Постановления. Когда архиепископ начал осуждать то, что прежде одобрял, английские священники, конечно, неохотно последовали за ним в этом новом курсе. Более того, его стремительное бегство лишило их лидера.

Во время развития разногласия между Бекетом и королем бблыпая часть английских епископов разошлась с архиепи­скопом в основном по вопросу тактики. Они верили, что Ген­рихом можно управлять и что, проявляя сдержанность и при­держиваясь правильной тактики, они могли сохранить с по­мощью переговоров с королем свободы Церкви, которые стремились защитить не в меньшей степени, чем сам архиепи­скоп. В любом случае, возможно поскольку архиепископ за­рекомендовал себя бескомпромиссным и неуступчивым чело­веком, в то время как Генрих являлся столь же упрямым и не менее решительным, чем Бекет, позиция, которой придержи­вались епископы, оказалась неверной. Тем не менее их взгляд на проблему представлялся обоснованным в 1164 году, осо­бенно после того, как король получил вынужденное согласие с их стороны признать Постановления.

Точка зрения, представляющая, что все английские епис­копы заняли четкую позицию в поддержку Генриха во время разногласия, не кажется поэтому логичной. Один или два епи­скопа, правда, приняли сторону короля, особенно Роджер Йор­кский. Другие, однако, продолжали верить в возможность уп­равления королем и достижение некоторого компромисса. В основном священники, придерживающиеся этого взгляда, были выдающимися людьми. Варфоломей Экзетерский, например, являлся замечательным каноником. Позднее Алек­сандр неоднократно пытался сделать его папским представите­лем по судебным вопросам. Фолиот Лондонский также обла­дал значительными познаниями в каноническом праве и боль­шим политическим опытом. Он пользовался доверием Папы, которого горячо поддержал в 1159 году. В 1163 году на запрос короля Папа перевел его из Херефорда в Лондон. Во время разногласия он был признан сторонниками архиепископа че­ловеком короля, так как занимал при нем достаточно высо­кие позиции. По слухам, он завидовал Бекету, получившему архиепископский престол, которого он жаждал сам. Однако это слишком простое объяснение позиции Фолиота Лондонс­кого. Его роль в конфликте не была значительной, но он под­держивал короля не в большей степени, нежели его коллеги.

После Собора в Нортгемптоне Генрих отправил посольства к Папе и королю Франции Людовику VII. Цель этих миссий не состояла в исполнении обращения епископов, а заключалась скорее в предоставлении информации французскому королю, графу Фландрскому и Папе о позиции Генриха и стремлении найти поддержку приговору против Бекета. В действительности, письмо английского короля Людовику представляло Бекета как «бывшего» архиепископа. Делегация, отправленная к Папе, включала, кроме одного или двух аристократов, епископов Роджера Вустерского, Роджера Йоркского, Хилария Чичестерского, Фолиота Лондонского и Варфоломея Экзетерского — последний, без сомнения, выступал в качестве каноника. Они прибыли в Сане несколькими часами раньше эмиссара Бекета, Герберта Бошама, и лично встретились с Папой. На следующий день, возможно после того, как Бошам представил другую сторону истории, их выслушали при полной консистории. Когда  Фолиот разгорячился, критикуя Бекета, Александр прервал его и упрекнул. Хиларий Чичестерский также был неубедительным, так как перепутал латинский глагол, изменивший значение его слов. С другой стороны, Роджер Йоркский произвел благоприятное впечатление логикой своего выступления. Однако именно Варфоломей Экзетерский в конце концов заговорил о необходимости скорейшего разрешения разногласия и попросил папу послать легатов, дабы рассмотреть это дело в Англии. Но, возможно наиболее действенным защитником позиций короля стал светский посланник, граф Арундель.

Александр не мог, какими бы убедительными ни были представленные ему аргументы, приказать Бекету вернуться в Англию, чтобы навлечь на себя ярость короля. Более того, он был  явно настроен принять окончательное решение самостоятель­но. Тем не менее посланники короля очень эмоционально представили проблему, чем впечатлили некоторых кардина­лов, особенно Вильгельма из Павии, и таким образом привлек­ли их на свою сторону. Ни один кардинал, однако, не видел лично копию Постановлений, — кроме того, не был выслушан сам архиепископ. Александр, таким образом, решил встретить­ся с Бекетом, прежде чем предпринимать дальнейшие шаги. Поскольку королевские посланники были проинструктирова­ны не ждать прибытия Бекета в Курию, они сразу уехали и доложили королю о результатах своей поездки, возможно, к Рождеству (1164 год).

Когда Бекет прибыл в Сане, его встретили очень тепло, и он был готов представить свое дело, очевидно, сначала в при­ватной беседе с Папой, а потом с кардиналами. Он также пред­ложил на рассмотрение подлинный текст Постановлений, де­тально изложив его Папе, который слушал очень вниматель­но. После этого Александр начал проводить консультации с кардиналами, которые, несмотря на общее неблагоприятное впечатление, произведенное на них Постановлениями, все еще не пришли к единому мнению относительно того, что необхо­димо предпринять для разрешения ситуации. Очевидно, мно­гие кардиналы полагали, особенно в свете раскола, что нужно в данный момент сделать все возможное, чтобы не превратить английского короля в своего врага, поэтому дело человека, который создал многие проблемы, Бекета, стоит оставить без внимания. Очевидно, между кардиналами возник значитель­ный спор. Бошам в своем отчете рассмотрения дела Курией, подчеркнул затруднительное положение Александра, в кото­ром он оказался, столкнувшись с разделением христианского мира и разделенной Курией. Бекет противился всем разумным аргументам, заявляя об общности собственной борьбы со всей церковной политикой, и, в действительности, определение им разногласия в английской Церкви не как случая местного зна­чения, но как проблемы статуса римской Церкви в Англии, пре­допределило его позицию в рассмотрении всего дела. Тем не менее за три недели пребывания Бекета в Сансе кардиналы не смогли достичь согласия в своем отношении к этому делу.

Александр не мог не учитывать разделение в Курии. Не мог он также как юрист, не осознавать неопровержимость неко­торых аргументов, представленных английскими послами. Тем не менее его собственное мнение, возможно, соответствовало взглядам тех кардиналов, которые поддерживали все это вре­мя Бекета и которые чувствовали, что архиепископ на самом деле являлся поборником свободы Церкви. В любом случае, Папа отказался отстранить Бекета и не стал приказывать ему вернуться в Англию. Более того, вопросом первой необходи­мости для него стала свобода римской Церкви и ее право дей­ствовать в Англии без постороннего вмешательства. Кларен-донские Постановления, которые он теперь изучил, серьезно ограничили бы эти возможности. Поэтому, после долгих раздумий, Александр утвердил действия Бекета в осуждении пяти статей и добавил к ним статьи V, IX, X и XII³.

С самим Бекетом Александр подробно поговорил лично, мягко упрекая его за слабость и приказывая ему избегать подобных разногласий в будущем, не получив должного Божьего благословения и его распоряжений. Однако архиепископ добился освобождения от обещания соблюдать Постановления, которое он дал под давлением. Хотя архиепископ ранее предполагал оставить свой престол, на который, по его мнению, он был избран не по каноническому праву, Папа отказался принять его отставку и подтвердил главенство Кентербери на территории Англии. Также, немного позднее, папа осудил конфискацию собственности Кентербери, поскольку она противоречила всем формам закона и церковной процедуре.

Бекет и Александр в последний раз встретились в Бурже сразу после Пасхи в 1165 году, когда Папа готовился покинуть Францию. В это время архиепископ удалился в аббатство Понтиньи, где он, облачившись в цистерцианское одеяние, дол­жен был провести два года в трудах и молитве. Его изгнание разделили многие другие беглецы, возможно их общее количество составило четыреста человек. Отпраздновав Рождество 1164 года, король, несмотря на совет, который ему дали каноники в Нортгемптоне, после бегства архиепископа организо­вал конфискацию имущества Кентерберийского монастыря. Несколькими месяцами позднее он жестоко изгнал родственников архиепископа из Англии, а также членов его церковно­го хозяйства, которым приказал предстать перед архиеписко­пом, дабы он увидел, каким несчастьям подверг эти невинные жертвы. Многие кентерберийские служители, которые оста­лись лояльными Бекету, также были принуждены последовать за ним в изгнание во Францию, где в их обеспечении Папе помогали французские духовенство и король.

Находясь в изгнании, Бекет продолжал защищать свое дело, проводя активную переписку. Другие также стремились пред­ложить посредничество для разрешения конфликта. Королева-мать Матильда, чьей помощи Бекет добивался, пыталась смягчить отношение своего сына к архиепископу. Король Людовик VII периодически находился в состоянии войны с Генрихом II и поэтому в некоторой степени получил возможность использовать себе на пользу замешательство своего со­перника, к которому привело установление резиденции Беке-та во Франции. Это, однако, не препятствовало ему предпри­нимать попытки посредничества в споре.

Одним из тех, кто присоединился к архиепископу во Фран­ции, был его верный друг, Иоанн Солсберийский. Являясь не­преклонным в своей оппозиции к королевской политике, он также был неутомим в своих усилиях достичь примирения. Тот совет, который он дал Бекету, был типичным советом выдаю­щегося ученого и священника, каким он и являлся: «Пусть дух будет успокоен религиозным созерцанием».

Таким было разногласие, решить которое сейчас стало дол­гом Папы. Тогда уже возникла путаница между специфичес­кой феодальной проблемой, конфискацией собственности в Кентербери, вытекающей из обвинений против Бекета, и прин­ципиальным расхождением мнения об отношениях Церкви и правительства в Англии, которые были вызваны Постановле­ниями. Дело осложнялось и внешними факторами. Александр был благодарен Генриху и нуждался в постоянной поддержке, которую оказывал ему король в его собственном разногласии с антипапой и императором. Второй антипапа, Пасхалий III, был избран в апреле 1164 года. Генрих изредка менял направ­ление своей политики или угрожал ее изменить, встав на сто­рону антипапы. Кроме того, частыми были контакты между королевским и императорским дворами. Стоит упомянуть, что в мае 1165 года посланники короля, Иоанн Оксфордский и Ри­чард Илчестерский, были отправлены на съезд в Вюрцбург, где Пасхалий III получил официальное признание. Два года спустя Александр был вынужден покинуть Рим во второй раз. Из-за недостаточного поступления средств в папскую казну его финансовое положение оставалось достаточно критическим. Кроме того, в эти годы Александр был озабочен проблемой оказания помощи государствам крестоносцев на Востоке, про­тивостоявшим усилению мусульманского давления. Поэтому достижение действительного примирения между Людовиком и Генрихом становилось необходимым условием для оказа­ния подобной помощи.

Несмотря на многие и разнообразные заботы, слабость соб­ственной позиции, и сложность самого дела, Александр пытался проводить ясную и последовательную политику. Его усилия были в основном направлены в защиту позиции римской Церкви. Он настойчиво напоминал Генриху о его долге слу­жить делу Церкви, позволяя ей действовать свободно, что должно было стать неким видом сотрудничества между двумя властями, светской и церковной, которые бы, тем не менее,  сохраняли разграничение функций. Поэтому Папа осознавал, что должен был уступить королю возможность действовать в соответствии со своей волей во всех делах, не относящихся к собственно проблемам Церкви. Папа занимал непреклонную ; позицию в сохранении апелляций к Курии, свободного въезда и выезда английских епископов в Рим, но он очевидно наде­ялся избежать прямой конфронтации по другим острым про­блемам. Принятый им курс предполагал поддержку Бекета по принципиальным вопросам, но не устранял возможности до­стижения компромисса по менее важным проблемам.

Вследствие стремления Александра сохранить возможность переговоров с королем, удалось избежать разрыва с англий­ским государством, который возник в отношениях с Импери­ей. Несмотря на временное отсутствие в Англии папских лега­тов, которые обычно встречали Генриха в его французских владениях и не отправлялись в Англию, также не прервалась корреспонденция Курии с английским духовенством. Папа рас­сматривал Бекета и других епископов в качестве обычных ин­струментов для проведения своей политики в Англии.

Таким был курс Александра III, которого он придерживал­ся в течение длительного периода разногласия. Это был очень трудный курс, на пути которого стояли многочисленные ло­вушки, что стало очевидным в последующие месяцы.

ГЛАВА VI

МЕЖДУ БЕКЕТОМ И ГЕНРИХОМ II

В течение 1165 года и некоторое время спустя роль Папы Александра в решении английской проблемы состояла из по­пыток умерить требования Генриха и в то же время удержать Бекета от принятия крайних мер. В начале 1165 года, все еще находясь в Сансе, он написал епископу Фолиоту Лондонско­му и королю о состоянии церковных дел в Англии. В июне подробные инструкции были отосланы Фолиоту, который дол­жен был попросить помощи Роберта Херефордского переубе­дить короля, принудившего Бекета отправиться в изгнание и поддерживавшего отношения со схизматиками. Какую бы бла­годарность Папа ни испытывал к Генриху за его прежнюю под­держку, его терпению также был предел. Короля, соответствен­но, необходимо было убедить не препятствовать визитам и обращениям английских священников к Курии, а также не досаждать священнослужителям ни в Англии, ни на француз­ских землях, и вернуть Бекета на его законный престол. В этом же месяце Папа также написал королю, убеждая его не созда­вать беспорядки в королевской и церковной юрисдикциях и подробно рассмотреть проблему о вынесении наказания кли­рикам светскими судами. В это время, хотя Папа поддержал позицию Бекета по вопросу конфискации имущества Кентер-берийского монастыря, он попросил Бекета не предпринимать никаких опрометчивых действий против короля до следую­щей Пасхи (24 апреля 1166 года).

В ноябре 1165 года Александр вернулся в Рим. Если воз­вращение и предоставило ему большую свободу действий, то это продолжалось недолго, так как в течение всего года в Риме находились имперские войска. Более того, усилия Папы решить английский вопрос оказались, таким образом, безуспеш­ными, и он начал сомневаться в том, что может опереться в этом деле на Фолиота. Поэтому Папа принял решение поддер­жать позицию Бекета. Соответственно, на Пасху, когда срок добровольного затворничества Бекета приближался к своему окончанию, он сделал архиепископа легатом на всей террито­рии Англии, кроме Йорка. Чтобы не вызвать недовольства Ген­риха, Роджер Йоркский получил также пост легата в Шотлан­дии. 3 мая 1166 года Папа повторил своим викарным еписко­пам требование восстановить статус Бекета и инструктировал некоторых французских епископов оглашать любое осужде­ние, объявленное архиепископом. Заявив о данных решени­ях, Папа в общем принял на себя обязательство поддерживать Бекета во всем, какие бы действия тот ни предпринимал. Бо­лее того, вскоре стало очевидно, что ни король, ни архиепис­коп не были расположены заключать компромисс.

В первую очередь Бекет, восстановленный на своем пре­столе и получивший снова власть, аннулировал назначение королем Иоанна Оксфордского в качестве настоятеля в Солс­бери и отстранил епископа Жослена, который провел данное назначение. Из-за того что в Вюрцбурге Иоанн поддержал антипапу, он был отлучен от Церкви, а поскольку при приня­тии решения некоторые каноники из Солсбери отсутствова­ли, данный поступок был вдвойне противозаконным. Более того, еще ранее это было запрещено и Бекетом и Александ­ром. Поэтому Папа подтвердил приговоры, которые вынес ар­хиепископ. Но он также указал Бекету, что епископ Жослен, по причине возраста, заслуживал рассмотрения своего дела и его не следовало подвергать чрезмерным обвинениям. Иоанн, несмотря на обвинения Бекета, смог оправдать себя в Риме и был восстановлен в должности. Жослен получил прощение двумя годами позже.

Более важный шаг был предпринят Бекетом в день Святой Троицы (воскресенье 12 июня 1166 года). В Везеле он торже­ственно обнародовал осуждение, которое папа вынес Поста­новлениям, и отлучил от Церкви королевских священников, являвшихся авторами этого документа, так же как и чиновни­ков, которые по королевскому приказу конфисковали соб­ственность Кентерберийской епархии. Поскольку король в это время был болен, его не подвергли осуждению, но Иоанн Ок­сфордский и Ричард Илчестерский были отлучены от Церкви за поддержку антипапы в Вюрцбурге.

Фолиота, которого папа проинструктировал объявить Бекета легатом другим епископам, также попросили распрост­ранить письма Бекета с приказом об отлучении, о котором он объявил в Везеле, и осуждении Кларендонских Постановле­ний. Ему также приказали подготовиться к восстановлению в правах изгнанных кентерберийских клириков. Все это поста­вило Фолиота в затруднительное положение. Тем не менее он попросил короля разрешить ему приступить к выполнению распоряжений. Но Генрих отказал ему в этом и запретил пуб­ликацию писем Бекета.

В это время, в столь напряженной атмосфере, английские епископы, к которым присоединились другие члены духовен­ства, опасаясь, что Бекет может отлучить от Церкви короля, снова обратились в Курию (24 июня 1166 года), осуждая по­ведение архиепископа. Это было их второе обращение, под­держанное королем, который также отправил к Папе своих по­сланников.

Александр оказался в затруднительном положении из-за английского разногласия. Папа осознавал нарушения, выте­кающие из обращения епископов против архиепископа. По­лучив апелляцию, он совершенно проигнорировал неуместные обвинения в отношении поведения Бекета и согласился толь­ко обсудить обвинения, принятые в Везеле. Позиция короля в этом вопросе представляла еще одну проблему. Невозможно определить, в какой степени в этих и других переговорах уг­роза схизмы, к которой часто прибегал Генрих, была действен­ной или, даже, насколько эффективным стало предоставление взяток кардиналам королем, как утверждали сторонники Бе­кета. Генрих, по-видимому, написал епископу Кёльна, отме­тив, что, пока Александр не сместит Бекета и не одобрит По­становления, он отказывается подчиняться Папе. Такие заяв­ления, конечно, вполне могли оказаться блефом. Очевидно, тем не менее, что группа кардиналов, благожелательно настро­енная к Генриху, имела определенное влияние, что заставило Александра пойти на серьезную уступку. Теперь он дал свое согласие на просьбу Генриха послать дипломатическую миссию, чтобы рассмотреть дело в судебном порядке. Однако, ожидая решения миссии, король должен был быть освобожден от юрисдикции Бекета. Действуя так, Александр временно, как рказалось, оставил свое прежнее упорство принять оконча­тельное решение совершенно самостоятельно. Объявление о миссии официально отстранило архиепископа от власти.

Апелляция епископов и заявление о миссии встревожили Бекета также и потому, что одним из папских легатов стал Вильгельм из Павии, кардинал церкви св. Петра в узах, кото­ый благожелательно воспринял посольство Генриха в р. 164 году и который, как полагали сторонники архиеписко­па, будет поддерживать короля. Иоанн Солсберийский осудил миссию, хотя и настаивал на том, чтобы Бекет не отвергал ее суд. Другие, включая Людовика VII, высказали свой протест; При этом Людовик, без сомнения, помнил, что именно Виль­гельм из Павии даровал разрешение на брак королевских де­тей после Собора в Туре. В действительности, общественное мнение во Франции высказало свое неприятие к скандалу в английском духовенстве, выступающем против своего архи­епископа, находящегося в изгнании.

Бекет, тем временем, ответил на обращение своих еписко­пов столь хладнокровно, насколько представлялось возмож­ным, но продолжал считать короля непокорным. Действитель­но, в сентябре 1166 года Генрих приказал монахам Понтиньи отказать Бекету в приюте под угрозой изгнания всех цистерцианских монахов из его владений. Александр призвал монахов не позволять страху овладевать ими, но архиепископ решил не раздражать своих хозяев и под защитой Людовика VII оставил Понтиньи, чтобы провести оставшиеся четыре года своего изгнания в келье бенедиктинского аббатства Сен-Коломб в Сансе.

Очевидно, что Папа не остался равнодушным наблюдате­лем данных происшествий и жалоб, которые он получил. Он также осознавал трудности столь деликатной ситуации. 7 мая 1167 года он ограничил власть легатов и приказал им не ехать в Англию, пока не произойдет полное примирение между Ген­рихом и Бекетом. Это, в сущности, не давало им возможности исполнять судейские обязанности. Из-за германского вторже­ния в Италию и кампаний Генриха, только в ноябре 1167 года во Франции состоялись переговоры с королем, Бекетом и не­которыми из английских епископов. Однако вскоре стало ясно, что ни одна сторона не желает идти на уступки. Поскольку ле­гаты более не были уполномочены разбирать данное дело, а обращение короля казалось весьма пугающим, они уехали, не завершив свою миссию, и доложили о поездке Курии. Легаты, однако, привезли с собой повторное обращение английских епископов, рассмотрение которого упомянутая миссия времен­но приостановила. Обновленное обращение было представле­но Фолиотом от имени других священников как протест про­тив несправедливых действий архиепископа.

Таким образом, до конца 1167 года и начала 1168 года Алек­сандр и Курия были отягощены проблемами. Папа теперь осоз­навал, что уступки одной стороне лишь приводили к большим трудностям в переговорах с другой. Более того, сейчас он пе­реживал неудачу своих собственных посреднических усилий, разделение в Курии и ухудшение отношений с обеих сторон в споре. Кроме того, император двинулся с войсками на юг, и временное перемирие, заключенное между Генрихом и Людо­виком, почти истекло. Посланники продолжали прибывать в Курию, при этом послы английского короля, как обычно, хо­рошо были снабжены золотом и, очевидно, все еще могли ока­зывать влияние на некоторых из кардиналов. Один или два из них, видимо, настаивали на переводе Бекета во французскую епархию или, по крайней мере, на дальнейшем временном от­странении его от власти.

Папа не пошел на такие меры. Но он был настроен сохра­нить саму возможность переговоров. В апреле 1168 года он наконец ответил Фолиоту и другим английским епископам, порицая их, хотя и не сурово, за небрежность, но не за непови­новение, и освобождая их от выполнения апелляции прош­лого ноября, поскольку они более не проявляли желания спе­шить в этом деле. В том же месяце он адресовал письмо Ген­риху, снова настаивая на урегулировании разногласия и представляя подателей письма: епископа из Белли и Базилия, картезианского приора.

Более важный шаг последовал в мае 1168 года, когда Папа отослал два письма, что породило временную заминку в ожи­дании дальнейшего обращения. Одно письмо, обещавшее освобождение от осуждения Бекета при условии примирения, было адресовано королю. Очевидно, выдвижение требования данной уступки было подчеркнуто в аудиенции, которую втайне Папа дал английским посланникам. Второе письмо было направлено Бекету, информируя архиепископа о том, что его власть была приостановлена до начала следующего Великого поста (1169 г.), пока не совершится примирение. Поэтому Папа ограничил определенным сроком прекращение власти архи­епископа.

Сразу же возникли протесты. Не только архиепископ, но и французское духовенство и даже король с королевой написали Папе. Тем не менее, хотя Александр упорствовал, отказы­ваясь сместить Бекета, он не изменил срок временного отстранения его от власти. В это же время (9 октября 1168 года) он отправил письма королю Франции и Бекету, в которых попы­тался объяснить причины, которыми он руководствовался в  политике по отношению к королю. Письмо архиепископу прекрасно иллюстрировало точку зрения Папы¹:

«Мы уяснили из твоих писем, что ты сильно огорчен и встре­вожен, потому что мы не стоим на твоей стороне, что кажет­ся должным, и как бы ты того желал, и потому что прославленный король англичан постоянно ведет себя оскорбительно по отношению к тебе, ссылаясь на те письма, что мы послали ему, и хвастаясь тем, что он вышел из-под твоей власти. В дей­ствительности, если бы ему был объяснен смысл писем от начала до конца, он не нашел бы в них ничего, что могло позволить ему оскорблять тебя или меня. Ввиду того, что римская Церковь, развиваясь с течением времени, привыкла скорее мирить­ся с большим неудобством, нежели действовать враждебно в любом деле, твое братство не должно изгонять или тревожить, поскольку мы поддержали короля, высказывая столь долго на­дежду, желая своими письмами напомнить ему великодушно и отечески о его цели и смягчить его упорство и нетерпение мяг­костью. Ведь пыл любви и привязанности, с которыми мы от­носимся к тебе, не угас и не был оставлен, но становится все больше и больше день ото дня. Нашим желанием всегда было только сохранить и укрепить с искренней заботой твою честъ, твое достоинство и твои права и церкви, которой ты руководишъ властью Бога. Что мы даровали, мы ни в каком отношении не изменили, и не изменим, с Божьей помощью, и в условленный день мы уступим тебе всю власть, чтобы ты мог выполнять свои обязанности свободно и без необходимости обращения».

Ближе к концу этого же, 1168 года, тон Александра стал более жестким. Король был предупрежден, что подвергнется осуждению, если дело не будет улажено до Великого поста 1169 года. И в то же самое время новые легаты, три француз­ских священника, были снабжены письмами с осуждением, ко­торые нужно было использовать при необходимости. Более того, легаты должны были стремиться не только к примире­нию короля и архиепископа, но также и к сохранению мира между Генрихом и Людовиком.

В действительности именно три священника, назначенные папой легатами, сумели организовать важную встречу двух правителей в Монмирале в январе 1169 года, где Генрих при­нес феодальную присягу своему сюзерену, Людовику, и также согласился помириться с Бекетом. Но поскольку он все еще настаивал на сохранении Постановлений, а архиепископ от­казался идти на компромисс без квалификационного заклю­чения, salvo Honore Dei или salvo Ordine suo, реальное прими­рение не было возможным.

Какое-то время в начале 1169 года, осознавая неудачу по­средничества и ощущая опасность для самого себя, когда Бекет восстановил свою власть в начале Великого поста, Фоли-от послал папе предупреждающее обращение. Его поддержал в этом действии только Жослен Солсберийский, другие епи­скопы не проявили желания принять участие. Хотя Алек­сандр уже отправил новую миссию со строгим поручением, которая, правда, была кратковременной, и просил Бекета удержаться от действий, новости, очевидно, не достигли ар­хиепископа. Он был, однако, информирован об обращении Фолиота. Соответственно, в Вербное воскресенье (13 апреля 1169 года), полагая, что власть его была восстановлена, он отлучил от Церкви Фолиота, обвинив его в том, что тот не ответил на вызов архиепископа и не пресек серьезные зло­употребления среди своего духовенства. Несмотря на препят­ствия, возникшие тогда в получении в Англии писем от Папы или архиепископа, приговор был оглашен в соборе св. Павла в праздник Вознесения (29 мая).

Епископ Лондона, в свою очередь, отправил различные послания в Курию, которая в это же самое время была наводне­на письмами противоположного характера, поступавшими от континентальных прелатов, настроенных сочувственно к Бе­кету. Несмотря на совет короля, Фолиот наконец решил признать отлучение от Церкви и отправился в Рим. В Милане он обнаружил, что ему было даровано отпущение грехов (Пасха 1170 года) при условии, что он откажется от своего обращения ответит перед папой на обвинения Бекета. Но прежде чем то могло произойти, кризис был осложнен реакцией короля.

Неудачи предпринимаемых посреднических усилий и отлучение Фолиота от Церкви ввергли Генриха в исключитель­но агресивное настроение. Очевидно, он начинал понимать, что Папа повернулся решительно против него. В любом случае, в начале осени 1169 года он выпустил новый набор По­становлений, дополняющих те, что уже были обнародованы в Кларендоне. Вместе с предыдущими они ставили английскую Церковь почти полностью под королевский контроль и отде­ляли Англию от папства. Возможно, Генрих намеревался про­сто предвосхитить надвигающееся осуждение своих действий, осуществляя давление на Курию. Тем не менее примечатель­но, что он приказал всем поклясться в признании новых мер и продолжил использовать их в управлении. Также примечатель­но, и возможно является признаком изменения политической ситуации, то, что все действующие епископы, включая Род­жера Йоркского, отказались подчиниться новым распоряже­ниям короля. Какими бы ни были намерения короля, его план рухнул благодаря оппозиции епископов.

Когда два новых папских легата, кардиналы Грациан и Вивиан, чье назначение было объявлено в прошлом феврале, прибыли во Францию, они встретились с королем, который был не в настроении вести переговоры. Действительно, они вскоре обнаружили, что хотя Генрих желал пойти на одну или две минимальные уступки, он настаивал на безусловном про­щении тех, кто был отлучен от Церкви Бекетом и упорствовал в своем отказе аннулировать Постановления или вернуть соб­ственность Кентерберийского монастыря. Поэтому Грациан решил уехать, убежденный, что дальнейшие дискуссии были бесполезны, так как не желал превышать оговоренное время своей миссии.

Отвечая просьбе Генриха, Вивиан остался на некоторое вре­мя и совместно с Людовиком смог организовать беседу между королем и Бекетом на Монмартре 18 ноября 1169 года. На этой встрече, хотя и не рассматривались «обычаи», король наконец объявил готовность обсудить возврат собственности Кентербе­ри. Он отказался, однако, предоставить архиепископу честь «поцелуя мира», обычный знак официального согласия. Док­лады об этих разбирательствах вскоре достигли Курии. Но оче­видно, именно возвращение кардинала Вивиана с отчетом из первых рук о реальной позиции, занятой Генрихом, наконец заставило Папу потребовать жестко, под угрозой отлучения, вы­полнения монмартрских обязательств. Соответственно, не­смотря на различные угрожающие меры, принятые в 1169 году в Англии — любой человек, принесший приговор об отлучении в Англию, объявлялся изменником, — и такие резкие шаги, как назначение налога Петра королевской казной, Александр орга­низовал четвертую комиссию 17 января 1170 года. Она была составлена из двух французских клириков: Ротру, архиеписко­па Руана, и Бернара, епископа из Невера. Первый, прелат из континентальных владений Генриха, был избран специально для того, чтобы создать атмосферу справедливости.

Хотя сопровождающее письмо королю сохраняло учтивый тон, инструкции новому легату были детальными и специфич­ными. Монмартрские дискуссии были призваны стать точкой отсчета, после которой легаты должны были добиваться для Бекета «поцелуя мира», восстановления на архиепископском престоле и возврата или соответствующего возмещения иму­щества, потерянного Кентерберийским монастырем. После того как легаты заключат мир, они должны были попытаться убедить Генриха либо отменить Постановления, либо освобо­дить епископов от их соблюдения. Если Генрих отказывался, его континентальные земли должны были попасть под отлу­чение от Церкви. Английские епископы были информирова­ны об этих инструкциях.

И снова кризису было суждено помешать дальнейшим пе­реговорам. Очередной кризис вызвала коронация сына короля, Генриха Младшего. Обычно коронация была прерогати­вой архиепископа Кентерберийского. Но эту церемонию вел Роджер Йоркский, которому помогали Фолиот, Жослен Солсберийский и Уолтер Винчестерский, возможно, с тремя другими епископами. Более того, обряд произошел 14 июня 1170 года в соборе св. Павла в Вестминстере и, поэтому, в пределах диоцеза Бекета. Поскольку древнее соперничество между Кентербери и Йорком усилилось из-за зависти, которую питал Роджер к Бекету, и его поддержки короля, коронация ста­ла оскорблением для Бекета. Более того, жена юного Генриха, удерживавшаяся под охраной в Нормандии, не присутствовала на церемонии, что также явилось оскорблением для короля Франции, ее отца. И, наконец, хотя возможно, что особый папский запрет на коронацию не был получен, а если его получили или Роджер подозревал о нем, не был опубликован, есть основание полагать, что неодобрение Папы было извест­но. Таким образом, в Англии обошлись без участия Папы в церемонии.

Генрих, возможно, осознал, что в данном случае непремен­но будет вынесено церковное осуждение. Легаты имели в сво­ем распоряжении письма с отлучением, которые могли исполь­зовать при необходимости; они показали их королю, когда он вернулся в Нормандию. Бекет также владел копиями этих писем. Поэтому, возможно, именно страх перед ответными мерами Церкви побудил короля искать примирения с Бекетом. Хотя в его искренности можно сомневаться, он согласился встретиться с архиепископом, который со своей стороны при­нял план, составленный папскими легатами совместно с архи­епископом Санса. Король и архиепископ встретились в Фре-тевале 22 июля 1170 года перед значительным собранием.

Судя по всему, встреча была сердечной, и два былых не­примиримых противника обменялись знаками примирения и  говорили друг с другом наедине некоторое время. Бекет оказал почтение королю, который затем сошел с коня и придер­живал его стремя. Генрих обещал Бекету соответствующее воз­мещение за нарушение прав Кентербери в коронации, предла­гая провести вторую церемонию во главе с Бекетом с участием жены Генриха Младшего, Маргариты Французской. Он затем обещал Бекету установить мир и безопасность, возвратить Кентербери все владения, которыми он обладал в начале сво­его срока пребывания в должности, и восстановление его прав архиепископа. Бекет затем дал королю свое благословение.

Встреча во Фретевале, казалось, обеспечила разрешение двух проблем, разделявших Генриха и Бекета, — имущество Кентербери и права архиепископа, которым коронация бро­сила вызов; однако, это не затрагивало суть проблемы, По­становления. Более того, король отказался от «поцелуя мира», и также не сделал какого-либо намека на возврат собствен­ности Кентерберийского монастыря. И агент Бекета, Герберт Бошам, который был делегирован зафиксировать возврат собственности, столкнулся с различными препятствиями и враждебностью королевских чиновников в Англии. В резуль­тате, королю пришлось вмешаться лично. Хотя Иоанна Солсберийского, также посланного вперед для подготовки возвра­щения архиепископа, тепло встретил простой народ, он посчи­тал свое положение ненадежным.

Соответственно, когда архиепископ доложил официально в Курию, он настойчиво требовал принятия справедливого решения для Кентербери. Курия, видимо, в это время рассмат­ривала возможность дисциплинарного взыскания с участни­ков коронации. Она собралась в полном составе для обсужде­ния, хотя в ней сохранились прежние разногласия, которые, однако, уже не были такими острыми, как прежде. Кардинал Убальдо из Остии, который длительное время поддерживал Бекета, высказался за принятие строгих дисциплинарных мер. После длительного исследования всей проблемы, и получив совет всей Курии, Папа решил снять с поста Роджера и тех епис­копов, которые принимали участие в коронации или которые присягнули «обычаям». Лондон и Солсбери снова были под­вергнуты анафеме, а вместе с ними и ряд других священников, подлежащих юрисдикции Бекета, решение о которых было ос­тавлено на его усмотрение (10 сентября 1170 года). Письма о принятии данного решения не были опубликованы, но посла­ны архиепископу. А другое письмо, от 13 октября, давало Бе-кету право опубликовать их, если он видел в этом необходи­мость, но освобождало от наказания короля, его жену и сына. Тем временем 9 октября архиепископы Ротру из Руана и Виль­гельм из Санса были наделены властью наложить отлучение от Церкви на континентальные владения Генриха после тридцатидневного предупреждения. Если один из них отказывался или был неспособен действовать, другой должен был про­должить дело.

Все это заняло время, и Бекет был вынужден снова указать Курии, что чиновники Генриха все еще препятствовали испол­нению решения о восстановлении его прав. Но он также не желал подвергать опасности свое возвращение в Англию. Поэтому он попросил из всех писем Папы предоставить ему некоторые, чтобы он мог обнародовать их по собственному усмотрению, исключая только осуждение Генриха и епископа Экзетерского, но отрешая от должности Роджера Йоркского и отлучая от Церкви Фолиота Лондонского и Жослена Солсберийского. Эти письма были посланы 24 ноября 1170 года, но едва ли достигли архиепископа, прежде чем он решил дей­ствовать накануне своего отправления в Англию.

Вопрос, почему Бекет стал действовать именно в этот мо­мент, широко обсуждался, так же как и правомерность или мудрость этого поступка. Он знал, что трое упомянутых епис­копов сожалели о возможном возвращении архиепископа и пытались предотвратить это. Он также мог знать, что они уже были готовы высадиться во французских владениях Генриха, чтобы присоединиться к королю в Нормандии, и затевали пла­ны снова бросить вызов власти архиепископа, заполняя ва­кантные священнические должности в Англии своими сторон­никами. Какими бы ни были причины, Бекет обнародовал оригинальный текст буллы об отрешении от должности и ана­феме, прежде чем уехал с континента. На следующий день (1 декабря) он высадился в Сендвиче.

Когда три епископа узнали об этих событиях, они немедленно потребовали отпущения грехов и оправдания. Бекет ответил, что, поскольку он представил папский приговор, он не мог действовать самостоятельно. Но двум своим епископам он предложил компромисс. Бекет заявил, что освободит их от церковного проклятия, если они согласятся подчиняться распоряжениям Папы. Роджеру, находившемуся за пределами юрисдикции Бекета, не была предложена такая уступка, однако тот сумел убедить других епископов проконсультиро­ваться с королем, прежде чем действовать. Они, по-видимому, были настроены в пользу предложения Бекета. Но вместо этого все трое переплыли через Ла-Манш, чтобы присоеди­ниться к королю в Нормандии и доложить ему обо всем, что произошло. Опираясь на его поддержку, они немедленно от­правили посланников с апелляцией в Курию.

Бекет, тем временем, был принят восторженно толпами людей, а его поездка в Кентерберийский собор оказалась под­линной триумфальной процессией. Прием чиновниками ко­роля и принцем Генрихом, который одно время являлся его другом и учеником, был, однако, значительно менее сердеч­ным. Бекету отказали в доступе ко двору принца в Винчесте­ре. Архиепископу также дали понять, что он не должен выхо­дить за пределы своей епархии и надоедать просьбами. Таким образом, Бекет снова, на этот раз с кафедры в Кентербери в Рождество, публично назвал своих врагов и подтвердил при­говор об их отлучении.

День или два спустя Генрих в припадке ярости позволил себе обронить высказывание: «Неужели нет никого, кто мог бы из­бавить меня от этого низкорожденного клирика?». Поскольку после службы, проведенной Бекетом, прошло слишком мало времени, едва ли возможным, и практически невероятным, представляется то, что люди короля успели доложить ему о рож­дественской проповеди архиепископа. Генрих, без сомнения, был рассержен полученными еще раньше известиями об отлу­чении, и, очевидно, на его позиции оказали влияние более не­примиримые советники, прежде всего, вероятно, Роджер Йорк­ский. В любом случае, четыре рыцаря из его сопровождения приняли слова своего короля слишком буквально и 29 декаб­ря, спустя лишь четыре дня после Рождества, встретились с Бе­кетом в Кентерберийском соборе. На отказ архиепископа ан­нулировать отлучения, они поразили его мечами.

Шок и негодование, возникшие в ответ, проявились не только немедленно, но и по всей Европе. Французы, конечно же, были особенно поражены преступлением, поскольку Бе­кет провел шесть лет на их земле. Король, архиепископ Виль­гельм из Санса и многие другие люди немедленно написали Папе, требуя наказать виновных.

Генрих II, в первое время, очевидно, был глубоко поражен данным событием. Говорят, он даже заперся на три дня, отказываясь видеть кого-либо. Когда король оправился от первоначального шока, он принялся искать прощения души оттого церковного осуждения, которое, как он знал, должно непременно последовать. Его посланники отправились сначала в Санс, надеясь предвосхитить отлучение, которое угрожало владениям короля. Однако они не смогли выполнить свою задачу. 25 января 1171 года Вильгельм из Санса, архиепископ и папский легат, после консультаций с епископами и аббатами своей провинции, наложил по своему праву отлучение от Церкви на континентальные земли Генриха. В конце концов, испытав трудности в своем путешествии через имперские земли, посланники короля прибыли в Курию в марте.

Александр, конечно, разделял общее чувство негодования. Когда Папа получил ужасающие новости, он раздумывал над обращением отлученных от Церкви епископов, Лондонского, Йоркского и Солсберийского. Вся дискуссия по этому делу сразу резко прекратилась. Вот как это описал один хронист²:

«Господин Папа был так потрясен, что было практически невозможно вести с ним разговор в течение недели; всем англичанам было запрещено входить к нему, и все их дела были отложены».

Невозможно представить с точностью, какие чувства Папа испытывал в глубине души. Он, по-видимому, в раскаянии укорял себя за то, что сейчас ему представлялось проявлением чрезмерного терпения в отношениях с английским королем. Безусловно, Папа не спешил действовать, так как реше­ния, которые ему предстояло сейчас принять, не были легки­ми. Как верховный судья он должен был определить наказание за вину, что требовало проведения расследования о степени виновности. Но Папа являлся также и верховным пастырем, чьим долгом было обдумать епитимью и отпустить грехи грешнику. В целом те обязанности, которые Папа исполнял, накладывали на него огромную ответственность.

Из-за столь напряженной атмосферы в Курии, неудивительно, что посланникам короля Генриха было сначала отказано в приеме. В конце концов, возможно с помощью некоторых кардиналов, которые благожелательно относились к Генриху - очевидно, разделение в Курии не исчезло полностью, - они добились успеха в представлении перед Папой дела своего короля и заявили протест тому, что, хотя его слова, по общему признанию, и привели к убийству архиепископа, он в действи­тельности желал его смерти. Вместе с представителями Солс­бери и Йорка, которые все еще находились при Курии, они убедили Папу, что их господа поклянутся предать себя в руки Папы в решении этого дела. Поэтому Александр ограничился объявлением общего отлучения от Церкви убийц и всех тех, кто предоставил им помощь или совет (Святой Четверг, 1171 год), в то время как окончательные решения могли быть приняты при более широком обсуждении.

Рассматривая дело Бекета, исследователи часто справедли­во подчеркивали столкновение личностей архиепископа и ко­роля. Менее известным, но равно значимым, также представ­ляется острый контраст между характерами Бекета и Алек­сандра, импульсивным архиепископом и терпеливым — некоторые бы даже сказали, осторожным — папой. Александр и Бекет были совершенно противоположными людьми, и оп­рометчивость архиепископа часто тревожила Папу не мень­ше, чем поступки других английских епископов. Александр по образованию был юристом, а по темпераменту — человеком, склонным к сдержанности и стремящимся избегать крайнос­тей. С опытом он приобрел значительное искусство в ведении переговоров и, очевидно, верил, что переговоры могли удач­но разрешить данное дело. Бекет не имел таких качеств. Он, по-видимому, скорее полагал, что королю следует припасть к его коленям и отказаться от своих претензий.

Александру так и не удалось заставить Бекета понять основы своей политики, и в этом лежит причина трагедии. Отношение Папы к делу было понято неправильно и, впос­ледствии, привело в уныние архиепископа и его более энер­гичных сторонников. Кроме того, их взгляд на позиции Папы иногда повторяли и современные историки. Решения, прини­маемые Папой во время всего разногласия, представлялись по­ловинчатыми, простительными только с точки зрения того, что он сам не был уверен в стабильности собственного поло­жения из-за схизмы³. Необходимо помнить, однако, что, хотя Александр удерживал архиепископа от крайних действий, при реальной надежде, что переговоры будут успешны, он никог­да не отрекался от него. Папа пошел дальше, чем Бекет, в обвинении Постановлений — он постоянно поддерживал архиепископа в требованиях восстановления его на законном престоле и возврата собственности Кентербери. Он напомнил викарным епископам Кентербери об их обязательствах перед Бекетом как архиепископом и папским легатом⁴. Расхождение между Александром и Бекетом было велико, но заключалось главным образом в вопросе о выборе тактики и никогда не затрагивало фундаментальный принцип свободы Церкви в Англии.

На окончательное урегулирование дела Бекета и проблем, к которым оно привело, должно было уйти какое-то время. Одно, как оказалось, стало ясным. Спор о криминальных клириках вылился во что-то гораздо более значительное, приводя всех к вопросу о позиции римской Церкви в Англии. Когда шок от убийства архиепископа прошел, оказалось возможным восстановить традиционную ориентацию церковной администрации в Англии и разрешить, по крайней мере отчасти, те вопросы, к которым привело разногласие.

ГЛАВА VII

ГОДЫ УРЕГУЛИРОВАНИЯ В АНГЛИИ

Есть основания считать, что на время мученичества Бекета приходится поворотная точка понтификата Александра. Вре­мя борьбы и неопределенности подходило к концу; десятиле­тие урегулирования и согласований только начиналось. Хотя схизма и спор с Фридрихом Барбароссой продолжались еще несколько лет, общая атмосфера начала изменяться после смерти антипапы Пасхалия III (20 сентября 1168 года), к 1170 году ход событий отражал общую тенденцию к умирот­ворению. Вследствие этого, возвращение церковного управления к обычному состоянию содействовало более спокойно­му рассмотрению обстоятельств дела Бекета.

Непосредственно после смерти Бекета особого внимания потребовали две главные проблемы: меры, которые должны были быть приняты в отношении всех лиц, вовлеченных н преступление, и восстановление нормальных отношений меж­ду Курией и английским государством. Обе они, особенно пос­ледняя, требовали активизации переговорного процесса меж­ду папскими легатами и советниками короля при условии как можно более частого непосредственного участия самого Папы. Успех Александра в этих переговорах явился одним из значи­тельных его достижений.

Наказание четырех рыцарей, которые убили архиеписко­па, по существовавшему законодательству относилось к юрис­дикции Церкви. Они бежали в Йоркшир, откуда им было позволено королем прибыть в Курию, в которой они появились в конце 1171 года или в начале 1172 года. Тем временем один из них, Вильгельм из Трейси, исповедался в своем преступле нии епископу Экзетера Варфоломею и, возможно, тогда узнал о своих юридических правах. Наконец, Александр, которого не могло поколебать даже поднявшееся общественное мнение, наложил на них в качестве епитимьи службу у тамплиеров. Все четверо рыцарей один за другим скончались в течение двух ни трех лет, и многие люди приписали их раннюю смерть Божественной каре, настигающей грешников.

Также в обязанности Варфоломея было вменено наказание всех остальных замешанных в преступлении людей. Очевидно, что он обратился к Папе за наставлением. Ответ Александра на вопросы Варфоломея является отличным образчиком канонического права XII века, относительно определения различной степени вины и наложения соответствовавшего наказания. Часть письма, касающаяся данного дела, была включена в собрание постановлений Григория IX¹:

«Что касается вопросов, которые вы направили нам для решения, то мы уверены в вашей осмотрительности и благоразу­ии и полагаем, вынужденные по долгу нашей службы, ответить вам в силу нашего опыта. Поскольку, несомненно, вы являетесь Человеком ученым, умным и осторожным, и весьма опытным в этих делах, вы знаете хорошо, что в злодеянии отдельных людей не только характер преступления и его тяжесть, но время, смысл и условия необходимо учитывать. Поскольку, как вы сами знаете, один и тот же грех должен быть наказуем более сурово в отношении одного человека, чем в отношении другого, наказа­ние должно быть наложено на каждого не только в соответ­ствии с характером и тяжестью поступка, но и в соответ­ствии с местом и временем, когда действие было совершено, учитывая также все вышесказанное.

Тем, кто признает, что они пришли с целью убийства этого святого, почтенного геловека, бывшего архиепископа Кентер-берийского, или нападения на него или захвата, если за захва­том последовала смерть, но не преступив грани действитель­ного наложения рук на него, должно дать равное или погти рав­ное наказание. Тем, кто пришел не нападать, но помогь нападавшим, если слугайно могли помешать им насилием [ко­торое некоторые из них должны были произвести], должно дать до некоторой степени более легкое наказание. Ведь, как написано, тот, кто мог спасти жизнь человека и не сделал этого,  убил его, поэтому ясно, гто те, кто пришел помогать убийцам, не являются свободными от обвинения в геловекоубийстве. Не освобождается от скверны угастия в преступном сообществе тот, кто [когда он мог] открыто не стал противодействовать преступлению.

Тех, кто признает, что они смутили ум короля, чтобы выз­вать его гнев, из-за гего, как это слугилось, последовало убийство, должно наказать быстро и сурово, но не столь сурово, пока не подтвердится, гто они действительно спровоцировали ко­роля на геловекоубийство своими советами. Те также не осво­бождаются от вины и не должны быть свободны от наказания, кто, хотямогли пребывать в неведении относительно это­го гудовищного заговора, тем не менее, если знали тех, кто должен был стать убийцами, оказали им услуги.

Далее, тех, о которых было заявлено, гто они захватили имущество этого святого геловека и его последователей после его смерти, мы считаем свободными от вины в смерти, если они не принимали какого-либо участия в таком преступлении. Кро­ме того, захваченное должно быть полностью возвращено тем, гъю собственность они удерживали, угитывая, гто они способ­ны произвести возмещение. На таких следует наложить уме­ренное наказание. Хотя некоторые из них утверждают, гто они передали бедным некоторые из вещей, которые захватили, они не должны, однако, давать бедным краденые вещи при возмож­ности передать тем, гъю собственность они удерживали.

На тех, кто сам осознает, что является виновным только в связи с людьми, отлученными от Церкви, с учетом продолжи­тельности времени, на протяжении которого они упорствова­ли в этом грехе, и проведя расследование о том, вышли ли они из этой связи вследствие страха или желания, намеренно или неумышленно, соответствующее наказание также должно быть наложено.

Мы отдаем распоряжение, чтобы клирики, если это уста­новлено, которые присутствовали вооруженными при насилии, и те клирики, которые подали совет, как можно захватить этого святого геловека, были не только отрешены на неограниченный срок от службы при алтаре, также никогда в будущем не могли читатъ проповеди в церквях или петь в хоре, но принуждены сами молить Бога о прощении за то, гто совершено. Кроме того, эти самые клирики должны быть заточены, если возможно, в строгие монастырские обители или в общины мо­нашествующих клириков; в тегение пяти или семи лет им дол­жен быть закрыт вход в церковь».

На короля было наложено персональное отлучение (ab ingressu ecclesiae* (* От входа в церковь (лат.). — Примеч. ред.)). Ему было запрещено участвовать в лю­бой церковной службе и он был лишен привилегии церковных похорон. Отпущение грехов было оставлено на усмот­рение новых легатов а latere** (** Со стороны (лат.). — Примеч. ред.), которые были уполномоче­ны вынести решение об искренности его раскаяния. Это подразумевало также, что при условии подчинения короля предписаниям легатов, на Англию отлучение не будет нало­жено, чего весьма опасались. Поскольку легаты не были на­правлены незамедлительно, а Генрих несколько месяцев был занят делами в Ирландии, вмешательство в которые представлялось для него удобным поводом, произошла значительная временная отсрочка в окончательном примирении папы с королем.

Отпущение грехов виновным епископам явилось менее трудной проблемой. Роджер Йоркский уже предпринял путешествие для доклада в Курии. Но германский император, вспомнив о враждебности того к германскому папе, отказался  обеспечить ему безопасный проезд по своей территории. Тем временем 23 октября 1171 года Александр послал специаль­ные инструкции архиепископу Руана и епископу Амьена. Род­жер предстал наконец перед папскими послами во Франции, и от него потребовали принести клятву, оправдывающую его за принятие Постановлений, подстрекательство короля к убий­ству, и за неканоническое совершение ритуала коронации Ген­риха Младшего (учитывая клятву защищать свободу Церкви), при том, что он еще раньше ознакомился с письмом папы, зап­ретившим ее. Встреча произошла 13 декабря 1171 года. С Фо-лиота отлучение было снято в Жизоре в августе 1171 года, но только в следующем году он был восстановлен в своей епар­хии. Александр освободил Жослена Солсберийского от ad limina в Рим из-за его возраста и слабости. Вместо этого от него потребовали направить своих представителей в Курию.

21 декабря 1171 года папские легаты дали согласие на от­крытие кафедрального собора в Кентербери, который был зак­рыт в течение года. Очень редко культ святого получал столь быстрое и широкое распространение. Дело Бекета поразило народное воображение во всей Европе, а не только в Англии и во Франции. Три дочери Генриха, выданные замуж в королев­ские семьи Сицилии и Кастилии и в германский род Вельфов, сыграли значительную роль в распространении культа. Культ быстро получил отражение в произведениях искусства того вре­мени. Даже в местах, отдаленно связанных с жизнью Бекета, или у тех людей, кто знал его, можно было найти свидетельства его почитания. Тем не менее Александр, вопреки просьбам дру­зей Бекета и английских и французских епископов, неторопли­во и осторожно расследовал через своих легатов свидетельства чудес перед изданием буллы о канонизации Томаса Бекета 21 февраля 1173 года. Затем он собрал римское духовенство и отслужил торжественную мессу в честь мученика.

В качестве легатов, которых Александр направил во Фран­цию с целью договориться о примирении с королем, выступи­ли кардиналы Альберт и Теодвин. Вместе с советниками ко­роля Генриха, среди которых был Арнульф из Лизье, они за­вершили переговоры в мае 1172 года, немного времени спустя после возвращения короля из Ирландии. Церемония состоя­лась в Авранше перед многочисленным собранием светской и духовной знати. Положив руку на Евангелие, Генрих произ­нес формулу канонического покаяния. Он поклялся, что вы­полнит любые искупительные наказания, которые предложат легаты, и публично признал, что, хотя он не желал убийства и не приказывал совершать его, неосторожные слова и гневное выражение на лице могли привести к этому. Затем он принял в качестве наказания приведенные ниже обязательства, и его сын также признал долг выполнять их, если король не сможет их исполнить или умрет до того, как они будут выполнены. Они также поклялись не забывать о покорности Александру и его преемникам²:

1. Предоставить двести воинов для обороны Святой зем­ли на один год, начиная с дня Святой Троицы.

2. Принять крест на три года после грядущего Рождества и лично оставить Англию следующим летом, чтобы прибыть на аудиенцию к папе; если же он отправится в Испанию воевать против сарацин, то его отправление в Иерусалим должно быть отложено на время этого похода.

3. Позволить свободное обращение в Рим по религиозным вопросам; хотя если он подозревает некоторых людей, то может требовать заверений, что они не намереваются причинить вред его персоне или его королевству.

4. Отменить обычаи, враждебные Церкви, которые были введены в его правление.

5. Возвратить Кентерберийской епархии все ее владения в том виде, в котором они находились до ссылки Томаса Бекета.

6. Воздать духовенству и мирянам, лишенным собствен­ности за поддержку Бекета, своим миром, своей милостью и возвратом их владений.

Легаты доложили об этом Александру, который буллой от 2 сентября 1172 года утвердил отпущение грехов, добавив условие, что король освободит английских епископов от клят­вы на верность Постановлениям. Спустя два года Генрих при­был в Кентербери в одеянии кающегося, вновь прося о проще­нии, к могиле мученика, похороненного в крипте кафедраль­ного собора, и затем позволил бичевать себя присутствующим епископам и духовенству. Не часто старинная процедура пуб­личного исполнения епитимьи проходила в столь впечатляю­щей форме.

Рассматривая обязательства, взятые Генрихом на себя в 1172 году, можно выделить три важных момента. Во-первых, выражение Генрихом верности Александру подвело черту под угрозой схизмы со стороны английского короля. Во-вторых, отмена враждебных обычаев (по-видимому, здесь указывают­ся те, что были осуждены в 1164 году, хотя и не акцентируется внимание на определенных пунктах) дала вскоре возможность начать важные переговоры. В-третьих, наибольшей победой папства стала уступка короля разрешить свободное обраще­ние в Рим, это — единственный пункт Кларендонских Поста­новлений, упомянутый отдельно. Включение сюда данного пункта свидетельствует о его важности и подтверждает точку зрения, что разногласие не вышло за рамки локального собы­тия и не подорвало папскую юрисдикцию над английской Цер­ковью.

В делах, особо не оговоренных, королевский контроль над английской Церковью, возможно, не был серьезно ограничен ³. Сам Генрих отнесся к своему отказу от «обычаев» как к незна­чительной уступке; и действительно, некоторые из них дей­ствовали временно. Более того, легаты все еще запрашивали разрешение короля на въезд в Англию, так же как английские епископы — на отъезд из страны. Важно напомнить, что отпу­щение грехов Генриха было связано с вопросом выполнения им своих обещаний. Вследствие этого, после решения дела ни одна сторона не предъявляла жестких обвинений и не прояв­ляла стремления к противоборству. Генрих, склонный вести себя благоразумно, шел в ногу с изменениями в церковной среде, действуя очень осторожно, опираясь на свои личное влияние и авторитет. Он, например, часто присутствовал на слушаниях перед папскими судьями.

Папские легаты, со своей стороны, были опытными поли­тиками, готовыми пойти на здравые уступки в определенных делах, хотя в то же время защищали принцип папской юрис­дикции. Только один раз в 1177 году, когда Генрих отложил выполнение соглашения с Людовиком VII, касавшегося брака их детей, легат прибег к угрозе отлучения. Кратко говоря, в период, следующий за примирением с Генрихом, особенно до 1177 года, когда позиция Папы по отношению к императору оставалась еще не определенной, царило спокойствие.

Непосредственной заботой легатов стал вопрос епископаль­ных выборов, которые фактически не проводились с 1164 года. И действительно, еще до примирения с королем, легаты Аль­берт и Теодвин начали подыскивать кандидатов на вакантные места, и потребовались большие усилия, чтобы найти их. Хотя формула отпущения грехов Генриху не была всецело связана со способом проведения епископальных выборов, король дал согласие на проведение обычной канонической процедуры, очевидно, будучи уверенным, что епархиальные собрания дол­жны выбрать кандидатов, симпатизирующих королевским интересам. Это и произошло: новоизбранные были, по боль­шей части, людьми, лояльными королю, многие из них явля­лись его бывшими советниками. Они должны были доказать, что являются сторонниками сохранения мира, и также, по-ви­димому, добиться уважения друзей Бекета.

Найти кандидата на должность архиепископа в Кентербе­ри должно было быть особенно сложной проблемой, посколь­ку даже один голос против позволял отклонить предложен­ную кандидатуру. 3 июня 1173 года Ричард, настоятель монастыря в Дувре, был избран архиепископом, но его вступление в должность было отложено из-за мятежа Генриха Младшего и его братьев. Надеясь добиться поддержки Папы, они обратились к Александру во имя свободы Церкви, которая была ущемлена, как они заявили, королевским давлением, оказанным на недавних выборах. Папа быстро разглядел их маневр. Более того, он не желал рисковать хорошими отношениями, «установившимися в то время с английским государством. Соответственно, он расследовал обстоятельства выборов, признал их приемлемыми для себя и утвердил их результаты. 7 апреля 1174 года в Ананьи Папа рукоположил Ричарда, возложив на него паллий, таким образом утвердив нового архиепископа на его престоле на законных правах.

В ходе этих договоренностей король и Папа оказались друг для друга полезными: первый поразил своих врагов, а после­дний выполнил свои обязанности. Оспоренные выборы были подтверждены в Курии, а английский запрет на въезд в страну легатов без королевского разрешения был обойден создани­ем постоянного легатства. Кроме того, стало возможным во­зобновить дальнейшую работу по углублению соглашения и выяснению дальнейших вопросов.

Важную роль на переговорах, которые были начаты новым легатом Александра, сыграл папский посол кардинал Уго Пьерлеоне из Сан-Анджело. Уго был первым кардиналом а latere, которому Генрих позволил пересечь Ла-Манш. Он находился в Англии более шести месяцев (с октября 1175 по июнь 1176 года), период, который совпал с обнародованием новой судебной реформы на выездной сессии в Нортгемптоне в 1176 году. Хотя в начале он не был принят английским духо­венством: Уго был итальянцем и как легат а latere был выше по званию архиепископа Кентерберийского - его работа была очень плодотворной. Предложения Уго были изложены в пись­ме Генриха к Папе, где король заявил, что по настоянию Уго и вопреки возражениям некоторых своих советников он пошел на определенные уступки.

Первой уступкой, которой легат добился от короля, стало решение вопроса о преступных клириках, первоначально оз­вученного еще в знаменитой третьей статье Постановлений, но не урегулированного при достижении примирения с коро­лем. Сейчас король признал мнение о статье, на котором на­стаивал Бекет, но при этом условился об исключении — он согласился, что преступные клирики не предстанут перед свет­ским судом, если они не являются виновными в нарушении неприкосновенности королевских лесов. Эта уступка стала очень непопулярной с точки зрения общераспространенного враждебного мнения относительно лесных законов, но она явилась тем пунктом, который Генрих считал важным и после нескольких лет безнаказанности пожелал ввести заново. Бел сомнения, легат был достаточно практичным, чтобы понимать, что эта уступка могла помочь одержать верх над королем в более значительных делах.

В поручения для следующей миссии Уго Пьерлеоне Алек­сандр добавил одно или два дополнения. Годом позже (1177 год) в письме (Аt si clerici) к королю Сицилии, о кото­ром поступила информация в Англию, Папа запретил миря­нам выступать в роли обвинителей клириков в уголовных де­лах, если они не связаны с их собственными делами. Этим Папа предупреждал распространение на духовенство обвинитель­ной процедуры с присяжными.

Таким образом, в Англии была оставлена возможность для клириков, занимавших незначительные должности, подвер­гаться только духовному наказанию за преступления. Беды, которые проистекли из этой привилегии, однако, не следует преувеличивать, и, видимо, она не вызвала серьезного недо­вольства, по крайней мере в XII веке. Для клириков не всегда было выгодно прибегать к этому установлению. Постоянно происходили отсрочки в рассмотрении дел, из которых не многие быстро разрешались. Кроме того, часто те же самые люди, которые участвовали в работе духовных судов, испол­няли обязанности и в королевских судах.

По вопросу гражданских судебных процессов король со­гласился «не передавать клириков и не разрешать передавать их в светские суды по гражданским делам, он позволил им от­вечать только перед ним самим или другим господином за службу в отношении светского лена». Это установление выдает феодальный характер английского управления и указывает на то, что обычным долгом клирика являлось выполнение своих обязательств; так же должны были поступать и миряне.

Король также согласился «не увеличивать срок держания вакантного места в церквях свыше года, исключая случаи, когда юридически это являлось недопустимым». Данное условие эсвенно признавало существовавшие процедуры епископальных выборов и, в связи с этим, законность двенадцатой статьи Постановлений, которая оговаривала проведение выборов в присутствии короля, а также его право на получение дохода с епархии, пока епископский престол не занят. Каким бы ерьезным оно ни было, указанное исключение могло зависеть, в основном, от обстоятельств и желания короля. Видимо, Генрих настаивал на своей позиции по данному вопросу и в определенных случаях извлекал финансовую выгоду, часто используя возможность отсрочки.

Также острой проблемой был вопрос о сохранении церковной сферы полномочий и, как следствие, о несоразмерном на­казании в делах о преступлениях, совершенных против кли­риков. Мятеж 1173-1174 годов привел к увеличению насилия в отношении духовенства. Архиепископ Ричард, преемник Бекета, приблизительно в 1176 году выразил недовольство делом своих викарных епископов, которое свидетельствова­но о том, что иммунитет клириков, как он полагал, находился в опасности. Очень важно, что Генрих, в том же письме к Папе, в котором извещал его об уступках легату, кардиналу Уго, добавил, что убийцы клириков, должным образом осужденные Королевским судьей и в присутствии епископа или его представителей, должны быть навсегда лишены своей собственности. Эта процедура предполагала совместные действия граж­данских и духовных властей.

Оставался другой спорный вопрос при решении проблемы: о владении клириков по праву frankalmoin (право церковной собственности), то есть было ли оно или нет действительно щерковным. Девятая статья Постановлений, одна из тех, что были осуждены, давала право при решении таких дел обра­щаться в королевский суд. В прошедшие годы произошло не­сколько спорных дел, и обе юрисдикции притязали на правомочность. Александр пошел на уступку и 1 октября 1178 года оставил на усмотрение короля или его судей решение таких вопросов. Таким образом, наконец стало возможным оконча­тельное установление Ассизы «Utrum».

Связанная с данным вопросом проблема права Церкви рас­пределять приходы и бенефиции или проблема светского пат­ронажа, которая освещалась в первой статье Постановлений, была более запутанной. Этот обычай прочно установился в Англии, и его нельзя было легко изменить. Землевладельцы, чьи предки сделали пожертвование Церкви, рассматривали свое право назначения пастора в качестве некоего вида иму­щественного права, которое могло быть продано, куплено или передано. Кроме того, Церковь также была заинтересована в назначении, чтобы контроль епископов над их приходскими священниками не оспаривался. Поэтому по данной проблеме оставалось много спорных вопросов.

В конце концов, Александр, хотя и желал пойти на уступку английским обычаям по одному или двум процедурным воп­росам, настаивал на необходимости получить на это согласие епископов. Таким образом, сравнение на основе каноничес­кого права или утверждение на должность не могли быть окон­чательными без решения епископов. Здесь также был достиг­нут компромисс и налажено сотрудничество между двумя юрисдикциями. Светские юристы, разделив то, что прежде яв­лялось единым судопроизводством, решением о derniere presentatoin — процессе о назначении — сохранили за коро­левскими судами возможность определять, кому фактически принадлежит право назначения священников на должности. Это оставляло за духовными судами возможность рассматри­вать дальнейшие тяжбы, например религиозные, когда требо­валось судебное заседание, по крайней мере в тех случаях, ког­да приговор относительно владельца выносился без проведе­ния надлежащего расследования дела, что говорило о важности второго процесса.

В заключение стоит подвести итоги результатов перегово­ров, которые были зафиксированы в соглашении 1172 года и в последующих установлениях легатов, Папы и королевских юристов. Что касается личных обещаний, сделанных королем, то не все они были выполнены. Например, обязательство взять крест было заменено им на закладку трех монастырей. С другой стороны, король окончательно согласился уступить по двум пунктам, принятым в Кларендоне. Один из них касался апелляций в Рим и дел преступных клириков. В другом, правда, он выиграл, однако согласившись на некоторые незначительные поправки. Более того, в соглашении об общих условиях отказа от обычаев, враждебных Церкви, не были изложены особые предложения. Некоторые из обычаев фактически остались в силе; другие же, как мы видели, стали предметом обсуждений и компромисса между королевскими и папскими послами. Кратко говоря, в церковных вопросах состоялся воз­врат к тому положению, которое существовало до того, как были написаны Постановления, когда они стали представлять обычаи, с которыми было необходимо примириться, про­тивостоять или установить. Мы только что описали процесс урегулирования в том виде, в каком он произошел под эги­дой Александра и его легатов между 1172 и 1180 годами, рроцесс, который, по своей природе, должен был получить продолжение.

Чего же добились Александр и Бекет? В частности, что было достигнуто мученичеством Бекета? Видимо, оно не стало сим­волом нового этапа в развитии канонического права в Англии, поскольку этот процесс начался еще до Бекета. Однако оно не стало и препятствием для проведения английским пра­вительством судебной реформы. Вскоре появилась уверен­ность, что ныне традиционные решения папской монархии, принимаемые на основании канонического права, должны были существовать и не могли прерваться в результате каких-ро внезапных изменений в отношениях между Англией и Ри­мом. То, что ситуация складывалась именно таким образом, подтверждается большим количеством папских документов, писем и инструкций к судьям-посланникам, отправленных им в течение последних лет своего понтификата. Многие из по­ложений, о которых заявил Папа, должны были оказать важное значение на развитие канонического права во всей Европе. Сейчас всеми исследователями признано, что деятельность Александра, как она предстает в различных письмах, посланных в Англию, была впечатляющей - столь впечатляющей, что свидетельствует о появлении совершенно новых явлений в духовной жизни, какие не представлялись возможными до возникновения дела Бекета, и поэтому они могут быть при­знаны результатом его мученичества. В действительности, уве­личение количества папских постановлений в отношении Анг­лии после смерти Бекета можно скорее интерпретировать как свидетельство огромного значения той роли в разрешении си­туации, которая была приписана поздними составителями кол­лекций постановлений взглядам Александра, выдающегося папы-юриста.

Окончательным последствием дела Бекета, поэтому, стало не появление резких нововведений в духовной сфере Англии, и даже, по-видимому, не серьезное ограничение королевского влияния в религиозных делах. То, что получило постепенное развитие, оказалось неким видом конкордата⁴. Конкордат не был окончательным урегулированием спора. Скорее он пред­ставлял временное соглашение между двумя сторонами, что-то, что необходимо было принять в новых условиях. Чтобы достичь такой договоренности, каждая сторона должна была признать основные права другой. Умение ждать, свойствен­ное Александру, его легатам и королевским юристам, позво­лило создать атмосферу, в которой стало возможным принять такое решение.

ГЛАВА VIII

НА ПУТИ К УРЕГУЛИРОВАНИЮ С ИМПЕРИЕЙ

Период после 1170 года, со времени убийства Бекета, был также знаменательным в истории схизмы. Признаки изменения позиции Фридриха Барбароссы становились все более и более очевидными. Если он когда-либо и надеялся на поддержку Англии, то теперь этим надеждам не суждено было осуществиться. Сомнения в рациональности поддержки антипапы в течение неопределенного времени должны были, несомненно, беспокоить императора, а от сомнений в законности схизматических рукоположении уже порядком устали германские епископы, и их тревога только росла при каждом новом введении в сан клирика. Новая расстановка сил проявилась как в Германии, так и в средиземноморском мире в целом. Так как германские князья предпочитали заниматься делами собственных владений, они никак не желали предоставлять все свои ресурсы для итальянских походов императора. Генрих Лев, герцог Саксонии и Баварии, например, погряз в различ­ных интригах, которые в конечном счете привели его к серьезному столкновению с Барбароссой.

Важным фактором также стало ослабление влияния на Запад со стороны Византии, что явилось значительным событием для Папы и императора. Мы отмечали неудачу попыток императора Мануила использовать схизму ради получения признаний своих имперских требований на Западе. Теперь он столкнулся с новыми трудностями уже в пределах собственной страны. После ареста и конфискации собственности всех венецианцев, проживавших в Восточной империи на 12 марта 1171 года, традиционно дружественная Венеция пошла на раз­рыв отношений с Византией. Хотя впоследствии отношения улучшились, временное охлаждение привело к возобновлению Венецией дружественных отношений с Сицилией. Их общая враждебность к Византии и успешные коммерческие предпри­ятия привели к заключению в 1175 году венецианско-сици-лийского торгового соглашения. В следующем году произош­ло одно из наиболее важных событий того времени: крупное поражение армии Мануила Комнина от турок при Мириокефалоне, — что серьезно уменьшило возможности Мануила влиять на ход событий на Западе, это стало очевидным при переговорах, которые привели к окончанию схизмы.

Таким образом, с чисто дипломатической точки зрения, события, произошедшие после 1170 года, вынудили Барбарос­су и Александра вновь пересмотреть и оценить свои позиции. Однако Папа руководствовался другими соображениями. На Западе существовали не только новые политические и эконо­мические силы, религиозные волнения также нарастали со страшной силой, и некоторые из них причиняли Папе беспо­койство, например, в Южной Франции представала угрожа­ющей проблема ереси. Среди других народных волнений, были ли они еретического характера или нет, ересь проявляла не­терпимость к установленному порядку, светскому и церков­ному. Как долго Папа мог сохранять лояльность набожных лю­дей к римскому престолу, для которых дипломатическая пу­таница и тонкости канонического права значили очень мало? Александр старел и, несомненно, слабел. Его природная склон­ность к умеренности, свойственная ему на протяжении всей жизни, должна была только усилиться с годами. Если Барба­росса демонстрировал признаки перехода к новой политике, то, возможно, он стремился к компромиссу, чтобы решить проблему схизмы, становившуюся все более опасной для ду­ховного благополучия христианского мира.

Изменение позиции императора, конечно, не произошло неожиданно. В 1174 году после тщательных приготовлений он снова был готов прибегнуть к силовому решению, перейдя осенью через Альпы в пятый раз. Войдя в Италию с запада через Пьемонт, он сжег Сузу, где в 1167 году подвергся униже­нию. Затем имперская армия осадила недавно построенную Алессандрию, пока Христиан Бухский угрожал Лиге в Болонье. После тщетных попыток сломить сопротивление Алессандрии и услышав о подходе подкреплений, посланных Лигой, Фридрих снял осаду и согласился на перемирие и переговоры (13 апреля 1175 года).  На встрече в Монтебелло в течение последующих недель, с участием города Кремоны в качестве третейского судьи, Фридрих пошел на уступки, которые подразумевали отказ от его ранних требований, заявленных в Ронкалье (1158 год). Но когда Ломбардская лига, возможно понуждаемая своими епископами, настояла, чтобы император отмежевался от схизмы, переговоры прервались.

Вслед за тем Фридрих, потерпев неудачу в попытке разделить города и Папу, попробовал на этот раз оторвать Папу от Лиги. Он прибыл в Павию, в город, который всегда был лоя­лен к нему. Три кардинала Александра: Убальдо, Бернард и Вильгельм из Павии — были лично направлены к нему и при­гласили императора встретиться с Папой, чтобы обсудить мир между Империей и Церковью. Поскольку это была первая воз­можность организации встречи императора и Александра с начала схизмы, что предполагало прямой контакт между Ку­рией и императором, то в папском окружении существовало некоторое сомнение в уместности вести переговоры с отлучен­ным от Церкви. Александра также тревожил этот вопрос, но он не желал упускать такую возможность для переговоров. Поэтому Папа позволил кардиналам отправиться в путь. Им­ператор принял посланцев любезно и после официальной про­цедуры приветствия пригласил их начать обсуждение. Ре­зультатом их явилась откровенная демонстрация мнений по некоторому числу вопросов, однако соглашение не было дос­тигнуто.

Между тем Александр, возможно чтобы успокоить членов Ломбардской лиги, почтил недавно принятую в нее Алессанд­рию, создав в городе независимый епископский престол. Павия, с другой стороны, была наказана за свою поддержку схиз­мы тем, что лишилась определенных церковных почестей, которыми прежде пользовался ее епископ.

Вновь столкнувшись с провалом в переговорах, Фридрих обратился к Генриху Льву, герцогу Саксонии и Баварии, в чьей помощи он отчаянно нуждался. Они встретились в Кьявенне весной 1176 года. Не ясно, что произошло между ними, но Генрих, очевидно, предъявил такие условия за свое содействие, которые его император не мог или не должен был признать. Вынужденный, поэтому, продолжать свои усилия без под­держки саксонского герцога, Фридрих возобновил военные действия. 26 мая 1176 года при Леньяно имперская армия стре­мительно двинулась вперед и была наголову разбита. Хотя поражение при Леньяно, возможно, не было решающим, как полагали ранее, Фридрих все-таки согласился вести пере­говоры. Когда формула посредничества, предложенная Кре­моной и принятая императором, была отвергнута «лом­бардцами», упоенными удачей, император, очевидно еще на­деясь оторвать Папу от городов, решил пойти на мир с Александром. Обращая внимание на важность своего реше­ния, он призвал германских прелатов и князей собраться в Италии в ноябре.

В этот момент голоса всех, кто тайно надеялся или откры­то действовал ради примирения, стали громче; среди герман­ских епископов данной позиции придерживались Вихман Маг-дебургский и Конрад Вормский, Филипп Кёльнский и Хрис­тиан Майнцский; картезианец Теодорик. В течение некоторого времени цистерцианцы пытались всячески способствовать примирению. Под руководством Понса (в прошлом настояте­ля монастыря в Клерво, а ныне епископа Клермона) и аббата Гуго из Бонво, к которым Фридрих обратился через письма, их усилия получили новый импульс. Даже дож Венеции Себа­стьян Циани также выступал за мир.

Таким образом, именно имперские послы, Христиан Майнцский, Вихман Магдебургский и Конрад Вормский, яви­лись к папе в Ананьи. Чтобы успокоить «ломбардцев», Папа настаивал на том, что окончательное примирение не может быть достигнуто без участия всех союзников — очевидно, были упомянуты ломбардцы, сицилийцы и греки. Имперс­кие полномочные представители, которые надеялись заклю­чить простой двусторонний договор, согласились с данным требованием, настаивая только на том, чтобы переговоры между ними и кардиналами были секретными. Примерно две недели имперские послы провели в переговорах с комиссией кардиналов и составили предварительное основание согла­шения, Пакт Ананьи¹.

С точки зрения Церкви, решающим фактором в Ананьи стал официальный отказ императора от схизмы. Император, его жена и сын обещали признать Александра как истинного Папу и предоставить ему те же почести, которые предыдущие импе­раторы оказывали предшественникам Александра. Это был единственный вопрос, в решении которого Папа не мог пойти на компромисс. В свою очередь, Александр и кардиналы согла­сились признать жену Фридриха императрицей и то, что его сын Генрих должен был быть коронован как король римлян Папой или папским легатом. Папа и кардиналы обещали жить в мире с Фридрихом, его женой, сыном и теми, кто их поддерживал.

Объектом переговоров также могли стать другие, менее су­щественные, но оставшиеся неразрешенными вопросы. Важ­ным делом стал вопрос о схизматических рукоположениях, проблема, из-за которой сорвались предыдущие переговоры и которая обсуждалась многими канониками, включая Роландо. Ныне Александр занял менее строгую позицию, чем рань­ше, и согласился принять законность схизматических назна­чений, если они были получены от епископа не схизматика или от тех лиц, кто получил посвящение опосредованно от них. Легко понять, что в Германии, после двадцати лет схизмы, ре­шить данный вопрос в отдельных случаях являлось крайне трудным делом. Тем не менее поразительно, что суровые дис­циплинарные меры взыскания против бывших схизматиков не обсуждались.

В отношении антипапы и его Курии Александр проявил великодушие. Он обещал предоставить Каликсту III аббатство и позволить его кардиналам сохранить тот сан, который они имели до схизмы. Что касается духовенства негерманских зе­мель, то все возникавшие там проблемы решались схожим образом, как на том настаивал Папа, хотя в определенных слу­чаях император мог ходатайствовать.

По предварительным распоряжениям, согласованным в Ананьи, за Папой также признавалось право управлять Ри­мом. Римская префектура должна была быть восстановлена с сохранением некоторых имперских привилегий, а земли Ма­тильды Тосканской и права церковной собственности долж­ны были быть восстановлены в том виде, в каком находились во времена Иннокентия П. Собственность и права, несправедливо отобранные у духовенства церквей, должны были быть восстановлены, и те, кто был принужден принести клятву вер­ности императору, освобождались от нее. Кроме того, обеими сторонами должна была быть собрана комиссия, включая ко­роля Сицилии, если тот не воздержится, для рассмотрения дел, накопленных со времени правления Адриана IV.

Достижение договоренностей о мирных условиях между императором и «ломбардцами» должны были обсуждаться представителями трех сторон. Если они не смогут прийти к со­глашению, то Папа и император назначают специальных упол­номоченных, для достижения урегулирования. Окончательная ратификация всех договоренностей должна была произойти на Соборе, созванном Папой, на котором все нарушители мира подвергнутся угрозе отлучения от Церкви.

Соглашение в Ананьи, хотя исполнялось в некоторых пун­ктах, не стало подлинным договором. Более того, поскольку оно свидетельствовало о серьезной неудаче императора, не­удивительно, что он пытался укрепить свое положение. Суще­ствовала также опасность, что политические интересы Лом­бардской лиги могли быть принесены в жертву установлению общего религиозного мира. Постоянное беспокойство, прояв­ляемое ею, было понятным. Вследствие этого, временной про­межуток между предварительными переговорами в Ананьи и окончательным соглашением был заполнен рядом кризисов, которые угрожали общему миру и вынуждали Александра к дальнейшим уступкам.

В январе 1177 года император, по-видимому полагая, что он находится на более сильных позициях, нашел силы вновь предложить идею Собора и выступить посредником между обоими Папами. Предложение императора не получило по­ложительного отклика. Твердость Александра вместе с проте­стами «ломбардцев» убедили Фридриха, что такая тактика бо­лее не представлялась возможной, стоит учесть, что импера­тор и в самом деле верил, в осуществление такого проекта и, что его предложение не было простым маневром с целью сбить с толку своих оппонентов. Тем временем, выбор места для про­ведения окончательных мирных переговоров привел к силь­ному спору, так как каждая сторона предлагала свои города и отвергала чужие.

В этот момент, до того как было принято окончательное решение о месте проведения Собора, Александр остановил вы­бор на Венеции. Несмотря на преклонный возраст, он выса­дился в Виесте с флотилией из 13 галер, которые были пере­даны в его распоряжение королем Сицилии, осуществив пере­ход по бурному морю с несколькими остановками в портах Далмации. Зара, в первый раз видя папу, шумно приветство­вала его, когда тот вошел в город и прошествовал к церкви св. Анастасии. Затем он отправился по Истрийской дороге и 23 марта 1177 года его торжественно приветствовали уже граждане Венеции.

    В апреле, когда соглашение о месте переговоров не было достигнуто, папа призвал консулов Лиги встретить его в Фер­раре, где согласно средневековому хронисту Ромуальду Салернскому, он выступил с проповедью, переполненной ме­тафорами, на морскую тему, возможно появившуюся в резуль­тате его недавнего вояжа. Ответ, однако, не был удовлетвори­тельным, и «ломбардцы» продолжали чувствовать себя разо­чарованными. Тем не менее, поскольку к ним прибыло имперское посольство в составе семи человек во главе с Хрис­тианом Бухским, Папа и «ломбардцы» также выбрали по семь человек каждые, причем делегация Лиги включала четырех епископов. После долгого обсуждения местом проведения окончательной ратификации соглашения была избрана Венеция. Всем делегатам были даны значительные гарантии личной безопасности и свободы передвижения, при этом со своей стороны венецианцы дали обещание не допускать въезда в город императора без позволения Папы.

Как только Венеция была избрана местом для перегово­ров, туда начали стекаться делегаты. Приехали многие герман­цы, которые в основном надеялись подтвердить законность своих назначений. Город был переполнен людьми, стал шум­ным и, подобно другим городам, в которых прежде устраива­лись собрания, предстал местом бесчисленных кулуарных об­суждений, не говоря уже о значительных доходах, которые смогли получить городские торговцы.

10 мая, возвратившись из Феррары, Александр приступил к решению насущных вопросов. Чтобы успокоить постоянные страхи «ломбардцев», он предложил сначала заключить до говор о мире между ним и императором, а потом без задер­жки — о мире с Сицилией и Церковью. По-видимому, он стре­мился оставить для себя возможность действовать свободно в качестве посредника, если в том появится необходимость. Дис­куссии, фактически, зашли в тупик. Послы императора настаи­вали на первоначальных условиях тех договоренностей, ко­торые были достигнуты в Ронкалье в качестве основы для дальнейших переговоров, а «ломбардцы» — на условиях по­средничества Кремоны в 1175 году. Видимо, по предложению обеих сторон Александр вмешался и предложил отсрочить обсуждение важных политических вопросов до истечения де­сятилетнего перемирия с «ломбардцами» и пятнадцатилетне­го перемирия с Сицилией. Что касается Церкви, пакт в Ана-ньи мог быть просто официально ратифицирован.

Хотя отсрочка достижения согласия с «ломбардцами» и Сицилией фактически помогла императору оторвать Папу от его союзников; он еще не был полностью удовлетворен. По­нимая, насколько Александр нетерпелив в отношении мира, и несомненно сознавая трудность его позиции в отношениях с «ломбардцами», император объявил, что он примет соглаше­ния с «ломбардцами» и Сицилией при одном условии, кото­рое он откроет только специально назначенным папским ле­гатам. Александр, в свою очередь, проявил подозрительность и настаивал на прямом объяснении с имперскими послами. Фридрих требовал права пользования доходами с земель Ма­тильды в течение пятнадцати лет, о чем он заявил в Ананьи. Окончательное решение по данному вопросу должно было быть отложено. Очевидно, Александр не мог отказать импе­ратору, чтобы не сорвать соглашение, добавив только поправ­ку, что после пятнадцати лет земли Матильды должны быть возвращены Папам, однако без ущемления возможного права императора при окончательном вынесении решения. Столь плохо обоснованная мера, хотя и была временной, представ­ляла значительную уступку со стороны Курии.

Дальнейшие разногласия были вызваны в результате по­пытки венецианских popolani воспользоваться присутствием императора в Кьоджи, куда он прибыл. К нему явилась деле­гация, которая побуждала его войти в Венецию и навязать свои условия мира. Тем временем народ, по-видимому, заставил дожа действовать и поднял Александра на ноги среди ночи, требуя от него дать согласие на въезд Фридриха в город. В об­становке общей паники послы Лиги бежали, а сицилийцы по­буждали Александра взойти на один из их кораблей. Папа был единственным, кто не потерял голову. Отказавшись уехать, пока не вернутся его послы от Фридриха, он выиграл значи­тельное время для организации контрдействий. Сицилийцы угрожали разорвать все торговые связи с венецианцами. В со­ответствии с недавним соглашением, для венецианцев и вене­цианской торговли это был вопрос значительного импорта от Сицилийского королевства и снабжения Венеции зерном. Вследствие этого, венецианцы соответствующим образом восхвалили папу и успокоили сицилийцев. Папа побудил «лом­бардцев» вернуться. Паника прошла.

Представляется сомнительным, что Фридрих предполагал воспользоваться выгодами смятения, случившегося в Венеции. Германские князья настойчиво противостояли позорному соглашению в Ананьи и весьма резко заявили об этом императору. В любом случае, 21 июля 1177 года император при­нял мирные соглашения и ратифицировал договор с папой². 22 июля двое князей были назначены, чтобы принести клятву от имени императора, а Филипп Кёльнский — от германских магнатов.

Сам факт, что Фридрих выиграл от своих маневров после Ананьи, стало поразительным доказательством его навыков использовать разногласия между своими советниками. Он не только добился договоренностей в отношении земель Ма­тильды Тосканской, но также в заключительном соглашении в Венеции сумел внести важные изменения в язык терминов, относящихся к восстановлению церковной собственности. Ссылка на римского префекта была опущена; слово «regalia» исчезло. Статьи, запрещающие каждой стороне восстанавли­вать владения, захваченные у другой, оставляли проблему окончательной верховной власти нерешенной. Рассматриваемые все вместе, уступки со стороны Курии были значитель­ными, и император добился заключения относительно благо­приятного сепаратного мира с Папой.

Фридриха вскоре пригласили вступить в Венецию, и три кардинала были посланы встретить его в Лидо, чтобы даровать ему отпущение грехов и получить от епископов, которые сопровождали императора, официальное отречение от анти-Папы. Затем из города выехал дож, чтобы приветствовать им­ператора и официально сопровождать его. 24 июля Александр занял свое место на престоле в присутствии кардиналов и дру­гих видных священников и огромного скопления народа, со­бравшегося перед собором св. Марка, где был установлен вре­менный престол Папы. Там Александр ожидал своего прежне­го противника, которого не видел со времени Безансона. То, что последовало за этими приготовлениями, стало памятной сценой, а для Александра она была еще и трогательной. Один из хронистов, Ромуальд Салернский, описывает ее следующим образом³.

«...когда он [император] приблизился к Папе, вдохновленный Святым Духом и почитая Господа в Александре, оставил свой императорский титул и знаки отличия и пал ниц перед Папой. Со слезами на глазах Папа сердегно поднял его, обнял и благо­словил. Тотгас же германцы запели Те Deum. Император тогда взял Папу под правую руку и повел его в церковь, и когда он снова получил благословение от Папы, он вернулся со своей свитой в герцогский дворец».

Позднее этим вечером император послал сообщения Алек­сандру, прося его отслужить праздничную мессу на следующий день, в праздник святого Иакова. Папа охотно согласился.

На следующий день, 25 июля, когда Папа приблизился к собору, чтобы совершить мессу, император встретил его, сняв свою мантию, чтобы исполнить церемониальную службу ostatius, «привратника». Когда он вошел в собор по правую руку от Папы и увидел хоры, полные мирян, он попросил их удалиться, сопроводил Папу к дверям алтаря и затем вернул­ся к ближайшему окружению из высшего духовенства. Он вни­мательно слушал проповедь Папы и, не понимая произноше­ние Папы, попросил патриарха из Аквилеи переводить. После мессы император исполнил officium stratoris, «службу оруже­носца». Папа, милостиво принимая добрую волю императо­ра, не позволил ему держать узду своего коня в течение всего пути к ожидавшей его гондоле.

На следующий день в резиденции Папы Фридрих и Алек­сандр, очевидно пребывая в замечательном расположении духа, сердечно беседовали с глазу на глаз. Затем 1 августа на официальной ассамблее, проводившейся в герцогском дворце во главе с Папой, Фридрих официально отрекся от совершен­ных им ошибок, не обвиняя своих советников. Князьям, ко­торые должны были произнести клятву от его имени в раз­личных договорах, было предписано сделать это, и в Германию отправился кардинал от Папы, чтобы получить соответству­ющую клятву от императрицы Беатрисы и ее сына, Генриха.

Остался один официальный акт. 14 августа Александр от­лучил от Церкви тех, кто продолжал нарушать мир по истечении сорока дней, предоставленных всем оставшимся схизматикам, чтобы они могли вернуться к истинному подчинению. Когда факелы были брошены на землю, император и все присутствующие произнесли аминь.

Заключение мира произвело огромное впечатление, и повсюду в Европе люди праздновали окончание длительной схизмы. Хотя снова необходимо подчеркнуть, что то, что было достигнуто, являлось религиозным миром и в любом смысле не было постоянным или завершенным политическим уста­новлением. Однако по крайней мере в течение года Александр поддерживал тесную связь с Лигой и императором, используя его добровольное посредничество, чтобы настоять на выпол­нении условий перемирия, а папский легат, кардинал Лаборанс, также выступал посредником в ряде дел — дипломатия Папы до и во время съезда в Венеции первоначально ставила целью завершить схизму. То, что данная политика разочаро­вала Ломбардию, — слишком очевидно, и в последующие годы она вела переговоры с императором по своей собственной ини­циативе. Вследствие этого, Александр был обвинен в том, что забыл о своих союзниках, возможно по причине естественного утомления. Нет сомнения, что стареющий Папа устал. Прослеживается, однако, определенная последовательность в его действиях. В течение всей своей карьеры он постоянно стре­мился укрепить свободы Церкви. Когда папа осознал, что он не мог заключить общий мир со всеми сторонами, у него оста­вался только один политический курс — мир с императором и ликвидация схизмы. Ломбардская лига выступала орудием для достижения данной цели и не являлась постоянным элемен­том в папской дипломатии.

Хотя другой союзник Папы, король Сицилии, выиграл от сепаратного мира, так как германский император признал его титул короля, Венецианское соглашение было заключено без учета мнения Византии. Византийские делегаты прибыли в Отранто, что на юге, слишком поздно, чтобы достичь како­го-то результата, им оставалось только собирать информа­цию о складывающейся ситуации. Кроме потери престижа из-за своего поражения при Мириокефалоне, Мануил теперь был вынужден признать, что после примирения папы и германс­кого императора, он более не мог питать надежд на облада­ние каким-то ощутимым влиянием на Западе. Мануил I Комнин являлся одним из великих императоров Византии. Его усилия, направленные на расширение своей власти на Запа­де, были значительными. Венецианский договор, поэтому, привел к завершению важной главы в обеих историях — ис­тории Византии и Запада. Нет и малейшей иронии в том фак­те, что сценой развязки стал знаменитый византийский со­бор св. Марка.

Также очевидно, что Александр не рассматривал мир, зак­люченный в Венеции, как решение всех церковных проблем. Как показали переговоры, проведенные в Англии, позиция Церкви никогда окончательно не определяется каким-либо договором. Скорее она остается таким институтом, который необходимо постоянно приспосабливать к новым влияниям. Многие церковные проблемы ждали своего решения после 1177 года.

Также не были достигнуты договоренности в отношении итальянского или другого негерманского духовенства. В Ананьи было решено, что оспоренные дела необходимо рассмат­ривать в Курии, сохраняя возможность императорского вме­шательства в определенных случаях. Один или два сторонни­ка Александра были немедленно восстановлены, но, как в случае с германским духовенством, многим пришлось ждать решения своего вопроса некоторое время даже спустя окон­чания понтификата Александра.

В Германии Фридрих был до известной степени ограничен сделанными в Вюрцбурге обещаниями стоять на стороне епис­копов, которым он советовал добиваться рукоположения в сан, поэтому Александр III, ради сохранения мира, уступил в некоторых острых ситуациях. Действительно, многие германские епископы получили такое возмещение, что некоторые из гер­манских епископов, поддерживавших Александра, были удив­лены или недовольны. Христиан Бухский, теперь имперский канцлер и правая рука императора как в военных, так и в ад­министративных делах, был утвержден на престоле в Майнце. Правда, он активно добивался смягчения позиции Фридриха, но только после энергичной защиты его интересов. Конрад, который последовал за Папой в изгнание и стал кардиналом и легатом, был удовлетворен в своих протестах. Александру пришлось применить всю силу своего убеждения, чтобы сдержать его и уступить, приняв вместо Майнца Зальцбург, глава кото­рого только что ушел в отставку. Более того, Конрад остался кардиналом — легатом Сабины и был назначен легатом для Германии. Филипп сохранил Кёльн, в то время как верный сторонник Александра, Ульрих, был отправлен в Хальберштадт, а Герхох — отстранен. Папа пошел и на другие компромиссы, а некоторые дела были оставлены для дальнейшего урегулирования на приближающемся Третьем Латеранском Соборе.

Прежде чем покинуть Венецию, 15 октября Александр по­благодарил официально всех тех, кто помогал ему в заключении мира. Действительно, даже до съезда и император и папа особенно отметили двух цистерцианцев: Понса, теперь епис­копа Клермонского, и Гуго из Бонво, — которые сильно посо­действовали его достижениям. Испытывая к венецианцам при­знательность за их гостеприимство, Александр даровал неко­торые привилегии определенным венецианским церквям и особенно собору св. Марка.

Поскольку Центральная Италия еще не была замирена, папа и его окружение до Ананьи путешествовали по морю на четырех венецианских галерах, достигнув ее через дорогу Си-понто. Когда они двинулись в направлении Рима, их ожида­ли большие трудности⁴. Ведь хотя Александр действительно добился некоторого улучшения ситуации, уменьшив локаль­ный феодализм, римские предместья все еще оставались в состоянии постоянного волнения. По иронии судьбы имен­но Христиан Майнцский должен был по повелению импера­тора восстановить папские владения в Центральной Италии и в общем умиротворить регион — задача, которую он не смог выполнить полностью.

Тем временем Каликст III, все еще проявлявший нежела­ние уступить, покинул Витербо, чтобы забаррикадироваться в замке Монте Альбано, где несколько аристократов и рим­ский префект, очевидно, полагали, что могут в своих целях ис­пользовать антипапу. Когда Христиан Майнцский взял Витер­бо, Александр вошел в город и сумел предотвратить про­явления враждебности между гражданами и некоторыми аристократами, которые объединились против папского во­енного эскорта. Видя такой поворот событий, префект сдался Папе, высказав ему свое повиновение.

В Тускуле Александр наконец принял посольство от рим­лян и назначил трех кардиналов определить условия своего возвращения. Было достигнуто соглашение о том, что ком­муна сохранит автономию, дарованную ей в 1143 году, а се­наторы должны были клясться на верность папе, вернуть ему права, которые они присвоили, и гарантировать безопасность папского окружения и пилигримов в Риме и за пределами города.

Возвращение Папы в Вечный город после десятилетнего от­сутствия стало торжественным и радостным событием. Нена­дежные римляне, которые еще недавно не подчинялись ему, в большом количестве вышли приветствовать Папу. Длинная процессия аристократов, гражданских и военных, за которы­ми следовали граждане, размахивавшие оливковыми ветвя­ми, встречали Папу, когда он въехал в ворота верхом на белой лошади, что действительно можно представить моментом три­умфа Папы. Но Александр был стар и, возможно, разочаро­ван. В любом случае, он был утомлен от трудов прошлых ме­сяцев. Поэтому, дав свое благословение народу, он удалился в Латеранский дворец.

На торжественном собрании следующего дня Александр принял раскаявшихся священников — схизматиков города и обошелся с ними со своей обычной мягкостью и без малейше­го намека на мстительность. Затем он вернулся в Тускул, где 29 августа Каликст III наконец подчинился ему. Он также был прощен и не удалился в аббатство, как было решено в Ананьи. Вместо этого он должен был занимать священнический пост в Риме или вблизи его, а позже был назначен наместником пап­ских земель в Беневенто.

Таким образом, терпение Александра III было в конце концов вознаграждено и он вышел из длительной борьбы со зна-чительно возросшим престижем, который всеми был признан. 1Это событие произвело впечатление не только на современников, но оно также воодушевило воображение художников и писателей в последующие века. В результате него возникла легенда о могучем императоре, унижающемся перед гордым понтификом. В действительности это не было так. Если и есть что-либо более удивительное в характере этого историческо­го события, чем терпение Александра, то это его миротвор­ческий дух. Его мягкость к епископам-схизматикам, его ясное душевное волнение, проявленное в личном приеме императо­ра, сердечный разговор между ними, и манера, в которой он объявил католическому миру конец схизмы, — все указывает на это. Если Папа и чувствовал себя удовлетворенным, то это потому, что Бог позволил ему защищать традиции его пред­шественников.

Александр уделил особое внимание закону в ходе разви­тия разногласия, что стало характерно для его политики и яв­лялось отличительным знаком дипломатии Курии, выразив­шимся в стремлении избежать крайностей, так как то, за что он боролся и сохранял, не было смутной претензией на поли­тическое главенство Папы. Ничего не было сказано об отно­сительных заслугах двух властей. Барбаросса не был свергнут. Не было антиимператора. Как в Англии Папа проявил упор­ство в сохранении свободы Церкви в ведении своих дел, так же он был упорен в сохранении принципа управления своими собственными делами, относившимися к особому правовому вопросу папских выборов. Единственная политическая забо­та: право контролировать Рим и церковную собственность — не была точно определена в Венецианском соглашении. Все другие проблемы, например, детали, касающиеся церковной собственности, спорные земли Матильды Тосканской, даже ре­шение по германским епископам, могли быть и стали предме­том переговоров.

Принятие Александром ограниченных, но ощутимых преимуществ, его сдержанность в отношении притязаний на общее папское главенство, его свобода, по крайней мере на вре­мя, от особых дипломатических уз, которые служили своей цели, например, с Ломбардской лигой и Сицилией, по-види­мому, привели к тому, что Папа оказался где-то вне линии развития, которая шла от Григория VII до Иннокентия III. Конечно, он не внес вклад в усиление теократических идей в том виде, как они понимались в XI веке и в котором они снова будут провозглашены в XIII веке. Вследствие этого его даже представляли «слабым» Папой в сравнении с другими, более громко заявившими о себе. Однако умеренность не является равносильным понятием слабости. Александр действовал не только как ловкий дипломат, но также как юрист и пре­подаватель. Как каноник середины XII века, он разделял ко­лебания людей, которые задумывались об отношении рели­гиозной и светской власти. Однако исследователи предпо­лагают, что неудача Папы сместить императора зависела именно от данного противоречия. Александр не был воин­ственным Папой. Он не пошел на то, чтобы воевать с импера­тором. Более того, он предпочитал не заходить далеко, зани­мая выжидательную позицию. В целом, поведение Папы на протяжении долгой борьбы соответствовало его темперамен­ту и образованию. А если исходить из приема, который ему был оказан в Венеции, его действия получили одобрение лю­дей того времени.

Данная книга не ставит цель дать оценку Фридриху Барба­россе, но при изучении правления Александра необходимо за­тронуть и этот вопрос. Фридрих, правда, упрямо и иногда яро­стно противостоял Папе на путях его политики в отношении того, что он безусловно рассматривал как свое традиционное право, доставшееся ему от предшественников. Это стало оши­бочным суждением в век, который он жил. Император также пытался навязать действительную, хотя и устарелую тогда, имперскую власть в Северной Италии, но столкнулся с очень мощной оппозицией, которая заставила его пойти на значи­тельную реорганизацию своего управления. Признав отложен­ный мир с «ломбардцами» и Сицилией, он добился того, что пытался сделать годами, а именно — отделить Папу от его со­юзников. Несомненно, что его настойчивость в вопросе о зем­лях Матильды Тосканской и его окончательные соглашения с «ломбардцами» 1183 года, достигнутые без участия папы, должны были сделать возможным если не власть, которую он надеялся приобрести, то хотя бы существенное продвижение в Центральной Италии и Тоскане. Одним из последних деяний Фридриха стала договоренность о браке его сына с Констанцией Сицилийской.

Годы, последующие за Венецианским соглашением, также доказали, что примирение Фридриха с Папой предоставило ему свободу рук в Германии и не уменьшило его политического веса. В действительности, данное решение привело к полному восстановлению согласия с германским духовенством. В известном смысле, поэтому, мир, который был только перемирием, предоставил Фридриху существенный контроль над германской Церковью, фактически более значительный, чем тот, которым обладали германские короли, начиная с Генриха III. Он утвердил порядок выборов епископов и аббатов. Он переместил епископа Зигфрида из Бранденбурга в Гамбург-Бремен. Имперское перемещение епископов являлось процедурой, беспокоившей папство со времен Евгения III. Епископские выгоды и королевские права время от времени присваивались  императором. Но Фридрих, несмотря на редкие обращения к  традиции, не был Карлом Великим и никогда не пытался вмешиваться в религиозные дела по существу. Он считал приобретение некоторого контроля над избранием епископов и прояснение вопроса о принадлежности епархий существенными для своей схемы управления. Он преследовал политическую  цель и оставался добросовестно лояльным к условиям мира. Александр, видимо, понимал это. Если он однажды и заявил о зависимости империи от папства, то в Венеции он умолчал об этом. Он не протестовал против последующих действий Фридриха в Германии. Но весьма существенными моментами, о которых следует помнить, во-первых, является то, что по основному вопросу схизмы Александр отстоял свою точку зре­ния. И, во-вторых, хотя ради заключения мира Папа уступил в определенных вопросах, он никогда не отказывался от пап­ской юрисдикции над германской Церковью.

Два человека, император и Папа, которые встретились перед знаменитым собором св. Марка в 1177 году, были очень разными, хотя каждый из них на своем пути добился многого.

Фридрих, достигший пятидесяти лет, был еще в расцвете лет и в будущем мог многое совершить. Александр, в свои семьде­сят лет, стоял на пороге главного свершения в жизни — Тре­тьего Латеранского Собора 1179 года. Возможно, гениальность Фридриха в Венеции происходила от осознания, что ему уда­лось решить все вопросы довольно успешно. Хотя нельзя не подумать о том, что, несмотря на свои первоначальные взгля­ды, они все-таки пришли к взаимному уважению. Путь к вза­имному признанию от Безансона до Венеции оказался долгим, и два главных участника драмы, произошедшей в Венеции, научились к тому времени многому. Они, благодаря раннему воспитанию, оказались под мощным влиянием традиционных представлений об отношении светской и духовной власти и особых отношений между империей и папством. Каждый из них, поэтому, имел в основании своих взглядов нечто от уни­версалистской, теократической традиции. Однако оба откры­ли в противостоящих реальностях, что мир является не таким, каким он предстает в их мыслях, и оба, но каждый по-своему, ответили на этот вопрос.

ГЛАВА IX

АЛЕКСАНДР III И ЕВРОПЕЙСКИЕ ГОСУДАРСТВА

Не все дела, которые Александр III вел с европейскими государствами, были отмечены политико-религиозным проти­воречием. В большинстве европейских государств, так же как в государствах крестоносцев на Востоке, с самого начала до­минировало мирное сотрудничество, по крайней мере после признания Александра истинным Папой, которое не преры­валось серьезными кризисами. Обзор некоторых из сложив­шихся дружественных отношений поможет нам осветить ре­акцию дипломатии Курии по разнообразным проблемам и врешить вопрос об отношении Папы к появляющимся в Европе национальным монархиям и городам-государствам.

Наиболее важным примером гармоничного сотрудничества между религиозными и светскими властями была Франция. Под Францией мы подразумеваем те части королевства, которые находились под властью династии Капетингов в XII веке, а не земли, которые удерживал Генрих II, король Англии. Поскольку Людовик VII умер в 1180 году, за несколько месяцев до смерти Александра, здесь уместно упомянуть только его правление¹. Частично, из-за своей готовности следовать намерениям Папы Александра, Людовик VII был представлен историками как довольно слабый правитель, чрезмерно набожный и неспособный на самостоятельные решительные действия. Это представление подверглось значительному пересмотру позже. Людовик, несомненно, был религиозным человеком. Тем не менее он был также довольно практичным правителем, чтобы извлечь выгоду из затруднений, которые испытывал его соперник Генрих II, и понимать, что сотрудничество с Папой может принести ему осязаемые политические выгоды. Графы Овернский и Неверский, например, которые оба действовали своевольно в местных духовных делах, были приструнены королем в пользу Папы. В каждом случае в одно и то же время церковные дела разрешились, а королевский авторитет вырос.

Доверие Александра к Людовику также было очевидным, когда Папа просил содействия короля в решении такого воп­роса, как выдвижение кандидатов в епископы и аббаты. Он также обратился прежде всего к французскому королю, когда попытался поднять Европу в новый крестовый поход. Фран­цузская помощь была затребована против ереси альбигойцев. Александр уведомлял Людовика о развивавшихся событиях в течение схизмы, особенно после встречи в Вюрцбурге и во время предварительных переговоров о Венецианском мире. В целом, несмотря на прежние колебания Людовика в отно­шении схизмы и его временное разногласие с Папой в ходе дела Бекета, отношения между ним и Александром III пред­ставляются примером обычной взаимной поддержки, выгод­ной как французской монархии, так и французской Церкви.

К работе во Франции Папа привлекал некоторых из своих наиболее значительных легатов. Он также часто обращался к архиепископу Реймса Генриху, брату короля, который был очень влиятелен в королевском совете. Фактически Папа и ко­роль полагались на него постоянно, так что Генрих Реймский действовал почти как папский наместник во французских цер­ковных делах.

В Нормандии, находившейся в английском владении, по­ложение Церкви более напоминало английскую модель уст­ройства церковных дел, нежели французскую. Генрих II как герцог регулярно вмешивался в епископальные выборы. Пап­ские легаты получали право на въезд в герцогство лишь с его разрешения. Только под угрозой отлучения нормандские цер­кви были открыты для посещения папскими легатами после дела Бекета. Притязание светских судов на юрисдикцию над виновными клириками было выдвинуто в Нормандии до того, как этот вопрос рассматривался в Англии. Лишь позднее, в правление сына Генриха, Ричарда, были достигнуты соглаше­ния, сопоставимые с компромиссом в Англии, но герцогский контроль над Церковью сохранился. В других доменах Плантагенетов — в Анжу, Бретани, Аквитании — Генрих сам столк­нулся с некоторой оппозицией, но тем не менее мог проводить во время выборов на место епископов своих собственных кан­дидатов.

Королевство Сицилия можно назвать уникальным в отношении устройства церковных дел, поскольку договор в Бене-венто от 18 июня 1156 года установил различные нормы цер­ковного управления: для островной части королевства и для континентальных областей. Договор вывел саму Сицилию почти полностью из-под папской юрисдикции, а в рамках такого одностороннего соглашения едва ли возможно говорить о сотрудничестве между светскими и духовными властями. На континентальной части королевства, однако, Папа осуществлял обычный надзор над Церковью. Хотя возобновление феодальных связей между вассалом — королем и сеньором —  Папой содержало семена различных противоречий, довольно искренние отношения между ними превалировали и не отмечались какими-либо значительными спорами. Договор в Беневенто оказался очень успешным в устранении враждебности и постоянных трений, затемнявших папско-норманнские отношения целый век.

Сохранению мира с Сицилией способствовали и другие факторы. Один из них — это общая враждебность Папы и ко­роля к германскому императору, амбиции которого угрожали им обоим. Александр III нуждался в содействии Сицилии, ко­торое та благородно ему предложила; в результате этого взаи­моотношения Папы и короля развивались очень успешно. Более того, Вильгельм I, особенно после примирения с Папой в 1156 году, которое обеспечило ему важное влияние в Курии, имел все основания поддерживать хорошие отношения с ней. Его сын, Вильгельм II, взошел на трон в тринадцать лет в 1166 году. Спустя два года бароны, которые оказывали влия­ние на правительство, вступили в союз с Папой и «ломбардца­ми» против своего общего врага, Фридриха I. Сам Вильгельм II был честолюбивым монархом, который оставался офици­ально преданным союзу с Папой, по крайней мере до догово­ра в Венеции. На конгрессе его официальные «ораторы» про­возгласили Вильгельма II активным сторонником идеи крес­тового похода, что в значительной степени можно считать незаслуженным восхвалением. После заключения мирного договора в Венеции его политика изменилась.

Среди периферийных областей западного христианского мира находились относительно новые королевства Иберийс­кого полуострова. В XII веке Испания оставалась все еще разде­ленной, неустроенной и воюющей, хотя лишь периодически, с мусульманами. Хотя традиция ставила испанские земли, отво­еванные у мавров, в некую зависимость от Святого Престола, и определенные контакты Александра с королем Португалии дают представление об особом превосходстве Папы, ему более часто приходилось сталкиваться с особыми проблемами. Аль-фонсо II, король Арагона, который противостоял сторонникам антипапы, признал сюзеренитет Александра и получил его по­кровительство. Подобные отношения у папы сложились и с Португалией, которую он признал королевством и подтвердил будущие походы против мавров (23 мая 1179 года). Хотя папа не освящал какие-либо согласованные действия испанских пра­вителей против мусульман, он утвердил уставы духовно-рыцар­ских орденов² на ее территории. В Испании интересы Алексан­дра хорошо представлял также один из его наиболее известных легатов, кардинал Гиацинт, которому было суждено после дол­гой службы в Курии стать папой Целестином III.

В Восточной Европе церковное развитие часто было связа­но с развитием дел в соседних больших государствах. Богемия, княжество в составе Империи, и Польша во время схизмы на­ходились по большей части вне сферы влияния Александра. Од­нако после ее завершения, в 1180 году, Папу попросили под­твердить меры, принятые в Польше. Венгрия стала объектом дипломатических действий Восточной и Западной империй и приобрела значительные церковные свободы, которые ей да­ровали в начальные годы схизмы. Некоторые из них впослед­ствии были отменены, но в целом Папа поддерживал королев­ские интересы. Частично благодаря венгерской экспансии вдоль побережья Адриатического моря, власть римской Церкви была расширена на южно-славянские области. Венеция также заяв­ляла о своих интересах в этом регионе. Более того, претензии патриархата Градо, который со времени Адриана IV осуществ­лял архиепископскую власть над Далмацией, и пархиархата Аквилеи еще более усложняли ситуацию.

Далмацию одно время представляли государством — вассалом Пап, и Александр однажды сделал общее заявление о верховенстве папства в данном регионе. Таким образом, сим­воличным представляется то обстоятельство, что Папа оста­новился в Заре, находившейся тогда в венгерском владении, на пути в Венецию в 1176 году. Первый визит Папы в город стал памятным событием, судя по описанию Бозона³.

«Поскольку римский понтифик не посещал когда-либо этот город, то духовенство и народ были охвачены всеобщей радостью, узнав о его прибытии, и проникновенным ликованием в прослав­лении и славословии Бога, который в эти нынешние дни, в лице своего наместника Александра, преемника св. Петра, соизволил посетить церковь Зары. Соответственно, в римской манере они приготовили для него белую лошадь и, оглашая восхваления и гим­ны на своем собственном славянском языке, сопроводили его через центр города к церкви св. Анастасии, где эта девственница и мученица покоилась, торжественно погребенная».

Северная и Северо-Восточная Европа представляли, кро­ме обычных проблем духовного управления в скандинавских королевствах, проблемы в организации миссионерской рабо­ты. Вследствие жестокого давления в восточном направлении германцев и скандинавов постепенно образовывалась новая территория для распространения христианства. Хотя сканди­навские королевства были удалены географически и практи­чески изолированы во время германской схизмы, Александр сохранял постоянный контакт с тамошней иерархией. Что ка­сается Норвегии, где кардинал Николай Брикспир, в будущем Адриан IV, провел реорганизацию Церкви, Александр посвятил там в сан архиепископа Эюстена из Нидароса (Тронхейм) в 1161 году и даровал ему паллий. В Швеции, менее развитой из всех скандинавских королевств, все еще остававшейся мис­сионерской страной, работа кардинала Брикспира не была за­вершена. В 1164 году в Упсале была создана архиепископская кафедра; хотя она еще подчинялась метрополии в Лунде (Да­ния), к последней Папа относился как к первенствующей. Со­здание кафедры произошло с согласия Эскиля из Лунда во вре­мя его отсутствия на севере.

Александр был крайне обеспокоен примитивными и вар­варскими обычаями мирян в Швеции, так же как и шокирую- щим падением дисциплины среди духовенства. Без сомнения, вследствие плохо развитой организации Церкви на Севере, папские послания обычно начинались с четкого указания пер­венства римской Церкви и необходимости повиновения ее приказам. Более того, длинный список предписаний относи­тельно вмешательства мирян в церковные дела и симонии (не­дисциплинированность клириков) имеет четкую параллель с тем, что писал Грациан в «Decretum». Папа также полагал не­обходимым в одном из своих писем поставить акцент на неру­шимости брачных уз⁴.

Хотя Александр предлагал традиционную индульгенцию северным князьям за борьбу против эстонцев и других языч­ников, которые нападали на верующих, его главной заботой, видимо, стало обращение через проповедь Евангелия. В своих письмах, так же как в миссионерских назначениях, он демон­стрирует понимание таких практических проблем как суще­ствование языкового барьера и местных обычаев. Например, в письме от сентября 1171 (1172) года к архиепископу Нидароса и епископу Ставангера он рекомендовал Николая, мона­ха и уроженца Эстонии, и, поэтому, свободно владеющего язы­ком. Он также предупредил архиепископа Упсалы, своего вы­борщика, и герцога Гутерма об обычае финнов симулировать обращение и затем возвращаться к своим старым веровани­ям. В одном случае епископ Авесалом из Роскильда позволил поставить политические соображения выше религиозных. Когда король Дании Вальдемар I, соперник Генриха Льва, гер­цога Саксонии, в 1168 году занял остров Рюген на севере Гер­мании, Авесалом разрешил датскому духовенству, которое сопровождало Вальдемара, крестить большое количество ме­стных жителей с минимумом предписаний. Вследствие этого, когда епископ Мекленбурга-Шверина Верно, назначенный Ад­рианом IV, старался сделать обращение в христианство доб­ровольным, он обнаружил, что церковный контроль остался за датчанами.

Для Александра сложилась такая ситуация, когда из-за схизмы он не мог многое совершить, но признавал то, что было сделано. Тем не менее он несомненно знал все обстоятельства и в письме к Авесалому от 4 ноября 1169 года, подтвердив­шем его юрисдикцию, продемонстрировал в некоторой степени предвидение будущего, добавив статью, «оберегающую права других Церквей», и настояв на том, чтобы обращенным давали точные указания, поскольку те, как он заметил, были простой веры и не знали церковных законов. Спор о Рюгене ;не был урегулирован до 1178 года, после чего Верно, который тем временем получил юрисдикцию от императора, вместе с другими германскими епископами признал Александра и лич­но просил его о признании законным своего положения, да­рованного ему Адрианом IV. Александр разделил Рюген меж­ду епархиями Верно и Авесалома, но первый был утвержден в юрисдикции, более тщательно определенной и более обширной, чем в императорском указе.

Хотя Шотландия и Ирландия более не считались Папой территориями, предназначенными для проведения лишь миссионерской работы, моральный облик местных обществ при­влекал к себе большее внимание Александра, чем в Скандина­вии. Во время его понтификата также поднимались вопросы относительно церковной юрисдикции, однако ни один из них не являлся вопросом исключительной значимости и в целом был связан с тем, что окончательное урегулирование не было достигнуто. Одним из таких был вопрос об юрисдикции Йор­ка над шотландским духовенством. Александр, напомним, в 1165 году позволил Роджеру, архиепископу Йорка, отправить­ся с дипломатической миссией в Шотландию. Хотя эта мис­сия столкнулась с решительным сопротивлением шотланд­ского духовенства, ситуация изменилась десятилетие спустя, когда король Вильгельм присоединился к северному восста­нию против короля Генриха II и попал в плен (1174 год). Для освобождения его из плена шотландцам поставили условие признать сюзеренитет английского короля над своей страной, что автоматически означало и подчинение Англии шотланд­ских епископов. Последние, тем не менее, отказались подчи­няться метрополии в Йорке и во время миссии Уго Пьерлеоне обратились к Курии.

Александр приостановил юрисдикцию Йорка до рассмот­рения обстоятельств дела легатами. Фактически в Шотландию были направлены несколько миссий. Однажды, из-за оспорен­ных выборов на архиепископский престол церкви св. Андрея, Вильгельм и его королевство попали под отлучение. Эта проблема, так же как и вопрос о первенстве Йорка, оставалась спорной многие годы после смерти Александра.

В 1171 году, вскоре после смерти Бекета, Генрих II всерьез приступил к завоеванию Ирландии. По-видимому, в 1172 году Александр написал три письма, одно из которых было адре­совано королю, а другие — духовенству и мирянам — земле­владельцам острова. Его главной заботой, по-видимому, ста­ли перемены в нравственной сфере и проведение религиозной реформы на острове, что, судя по письмам папы, было крайне важным. Вопрос о том, намеревался ли Александр провозгла­сить светский сюзеренитет над Ирландией и, действуя таким образом, подтвердил ли он предыдущую уступку Адриана IV, получил широкое обсуждение⁵. Возможно, он поступил имен­но так, но, подобно многим ходам Александра в политике, этот также не представляется ясным. Самым верным, поэтому, бу­дет заключить, что он заботился только о защите церковных интересов.

Римско-католический мир в середине XII века также вклю­чал небольшие, но имевшие большое значение государства, расположенные в Азии: государства крестоносцев в Сирии и Палестине⁶. Первые четыре княжества были основаны после Первого крестового похода, но одно из них, графство Эдесса, было захвачено турками-сельджуками в 1144 году. Уцелевшие государства: Антиохия, Триполи и Иерусалим (правитель пос­леднего имел титул короля, но не обладал действительной юрисдикцией над остальными княжествами) оставались хри­стианскими. На севере и востоке от Антиохии располагалось христианское Армянское государство, известное как Малая, или Киликийская, Армения.

Нуреддин, сын и наследник Занги, завладел Дамаском в 1154 году, некоторое время спустя после Второго крестового похода. Он продолжал угрожать границам государств крес­тоносцев и начал продвижение в направлении Египта, куда вторгся Амори, король Иерусалимский — вначале один, а по­том в союзе (1168 год) с византийским императором Мануилом Комнином. После провала объединенной латино-византийской экспедиции старый халифат Фатимидов окончательно разрушился, и с ним — вражда между шиитским Египтом и ор­тодоксальной суннитской Сирией, что было важным элементом в обеспечении безопасности государств крестоносцев. После смерти Амори и Нуреддина в 1174 году Саладин при­ступил к объединению мусульман Египта и Сирии, что послу­жило причиной падения латинского королевства в 1187 году. Тем временем ужасное поражение византийцев при Мириокефалоне в Малой Азии в 1176 году похоронило надежды на су­щественную помощь со стороны Византии. Таким образом, последние годы понтификата Александра совпали с углубля­ющимся кризисом на латинском Востоке. Неудивительно, что несмотря на шаткие позиции на Западе, Папа настойчиво выдвигал идею организации крестового похода.

Находясь в состоянии схизмы с Империей, обращения Папы были в основном направлены в сторону Англии и Франции. Даже во время спора по поводу дела Бекета легаты регулярно получали инструкции установить мир между двумя за­падными правителями, так чтобы они могли сотрудничать в совместной экспедиции. Преданный Генрих Реймский посто­янно получал инструкции такого рода. После серьезных по­ражений на Востоке Папа попытался призвать Запад предпри­нять ответный шаг, обнародовав официальное воззвание о начале крестового похода.

Захват Нуреддином Банияса, пограничного города на вос­токе от Тира, (октябрь 1164 года) стал причиной различных обращений о помощи с Востока, особенно к королю Людови­ку VII; и в январе 1165 года, до того, как новости достигли За­пада, и, очевидно, в надежде остановить продвижение мусуль­ман, Папа написал Генриху Реймскому, прося собрать священ­ников своей епархии. Когда новость о падении Банияса достигла Александра (в это время он находился в Монпелье на пути в Рим), он повторил воззвание Евгения III от 14 июля 1165 года о начале крестового похода. Правители и население Европы были информированы о сложившейся опасной си­туации на Востоке; их усердно просили о поддержке, и тем, кто давал согласие участвовать в походе, предоставлялась обычная индульгенция крестоносца, а их владения подпадали под покровительство Святого Престола на время отсутствия хозяев.

Из этой настойчивой просьбы Папы о помощи ничего не вышло. Генрих II, чьи послы едва успели возвратиться из Вюрцбурга, созвал совет в Ле-Мане и принес клятву перед архиепископом Руана. Его участие в походе, однако, зависело от участия в нем Людовика VII. Последний же колебался, но обсуждение вопроса продолжалось, и на собрании в Монми-рале 6 января 1169 года была спланирована восточная экспе­диция, но она не осуществилась.

В июле 1169 года некоторые восточные сановники, духов­ные и светские, отправились на Запад и встретились с Папой в Тускуле. Соответственно, Александр вновь написал Генриху Реймскому, побуждая его потребовать от короля собрать свет­ских и церковных магнатов, чтобы обсудить, какую помощь они могут оказать. В то же время (29 июля 1169 года) вновь было издано официальное воззвание о начале крестового по­хода, которое более точно определяло условия получения ин­дульгенции. И снова результаты данного мероприятия оказа­лись разочаровывающими.

Послы бт государств крестоносцев посетили Англию и Францию. Людовик VII был тронут их мольбами, но настаи­вал на том, что лично не может участвовать в походе. Генрих II объявил о своей готовности отправиться только, если дело Бекета будет урегулировано. После убийства Бекета (1170 год) его участие временно не было под вопросом, так как ему было предписано, как мы помним, отправиться в поход в качестве наказания во время примирения (1171 год). Поэтому, хотя некоторые другие знатные люди выступили со своим войском, а сицилийский флот на короткое время появлялся у побере­жья Египта в 1174 году, заметного улучшения ситуации не про­изошло. Более того, как раз в это время Саладин добился пол­ного контроля над Египтом (1171 год).

Просьбы о помощи продолжали приходить с Востока, и Александр в другом письме к Генриху Реймскому от 23 декаб­ря 1173 года описал ему опасность и убеждал приложить боль­ше усилий для примирения Людовика VII и Генриха П. Нако­нец труды папы принесли плоды. Соглашение между двумя королями в Нонанкуре (1177 год), заключенное благодаря большим стараниям папского легата кардинала Петра Хрисогона, включало обещание королей принять участие в походе. В том же году, вследствие наставления Генриха Клервоского, Генрих Щедрый, граф Шампанский, принял крест. Победа крестоносцев при Аскалоне, одержанная в то время, стала особенно обнадеживающей. Возможно, она обнадежила даже слишком, так как за этим успехом 10 июня 1179 года последо­вала победа Саладина при Марж Айюме.

На Третьем Латеранском Соборе, состоявшемся весной 1179 года, присутствовало несколько прелатов с латинского Востока, включая Вильгельма Тирского, архиепископа-исто-грика. По-видимому, ни они, ни другие прелаты не могли знать о катастрофе 10 июня 1179 года. Мы не обладаем сведениями о каких-либо обсуждениях крестового похода на этом Соборе, хотя присутствие восточных делегатов, видимо, представляется веским свидетельством того, что данный вопрос поднимался. Единственным официальным решением Собора, в какой-то мере относящимся к проблеме восточной опасности, стало запрещение торговли с мусульманами.

16 января 1181 года Александр сделал еще одно заявление.  Оно стало одним из последних решений в его жизни и отно­сится ко времени пребывания в Тускуле, куда он бежал из по­стоянно враждебного Рима. Оно стало официальным воззва­нием о начале крестового похода с более точным определением условий индульгенции и дополнительными подробностями относительно положения и защиты владений крестоносцев⁷. Война с мусульманами, хотя она никогда не кончалась, пе­риодически прерывалась, и в длительные периоды мира кон­такты между государствами крестоносцев и Западной Европой развивались стабильно. Гости и пилигримы свободно ездили в том и другом направлении; итальянские торговцы продол­жали осуществлять прибыльные операции. При необходимо­сти, например при созыве общего Собора 1179 года, прелаты-латиняне приезжали в Рим. В остальное время священники и дипломаты обращались к европейским дворам с личными просьбами о помощи, деньгах и рекрутах. Папские легаты ре­гулярно направлялись в Иерусалим, так же как в иные части христианского мира. Мы отмечали, что в 1160 году, в начале понтификата Александра, на Восток было отправлено посоль­ство. Кардинал Иоанн встретился с духовенством и светскими магнатами, собравшимися на Собор в Назарете и, несмотря на призыв короля Балдуина III о нейтралитете, добился от них признания Александра, а не антипапы.

Переписка Александра с латинским Востоком открывает существование проблем, сходных с теми, которые возникали на Западе. Его первая булла, например, — это подтверждение привилегий церкви Гроба Господня. Арнольд, ее приор, присут­ствовал в Риме на выборах 1159 года. Позднее эти же самые привилегии были урезаны в угоду патриарху Амори. Алек­сандр, как и другие Папы, и возможно, более охотно вслед­ствие схизмы, защищал привилегии итальянских колоний.

Не все вопросы, однако, были столь легко разрешимы. Одна из проблем латинского Востока, которая, хотя и может счи­таться жизненно важной в политическом и военном смысле, но является формально церковной, была вызвана привилеги­рованным статусом духовно-рыцарских орденов, рыцарей Храма и рыцарей госпиталя св. Иоанна Иерусалимского. Свет­ская иерархия и на Востоке и на Западе была обеспокоена при­вилегиями этих орденов, так же как статусом религиозных ор­денов в целом. Как следствие, до папских ушей доходили мно­гочисленные жалобы. Но роль орденов в обороне Святой земли была столь важной, что Александр не желал подрыва их позиций. Более того, напомним, что тамплиеры и госпита­льеры помогали ему во время схизмы, обеспечивая флотом и столь необходимыми денежными средствами. Его отношение к ним, поэтому, было в целом благосклонным.

Наиболее важной акцией, предпринятой Папой, стало из­дание буллы от 26 октября 1173 года, по которой братство там­плиеров в Иерусалиме подпало под исключительное покровительство Святого Престола и которая подробно предста­вила привилегии, какими мог пользоваться орден. Они были похожи на свободы, дарованные госпитальерам Анастасием IV в 1154 году, и включали такие уступки, что встретило сопро­тивление епископов, в частности, право орденов отправлять священнодействия раз в год во время отлучения. Более того, в приходах, подконтрольных ордену, их должностные лица мог­ли требовать определенного священника, после того как дол­жным образом провели ходатайство епископу. Но если после­дний отказывался утвердить кандидатуру, они, тем не менее, могли сделать это самостоятельно. Это должно было привес­ти, конечно, к почти полному пренебрежению обычной юрис­дикции со стороны орденов.

Очевидно, что злоупотребления властью, так же как и при­вилегии, раздражали епископов. Уступка отправлять священнодействия раз в год была расширена за счет возможности его отправления один раз в церквях поочередно. Несомненно, что так же как и другие монашеские организации, ордена получили право сбора десятины. Миряне, которые периодически вносили вклады, становились товарищами орденов и могли пользо­ваться такими привилегиями, как погребение в освященном месте, несмотря на отлучение или смягчение наказания.

Все эти вопросы обсуждались на Третьем Латеранском Соборе, на котором Вильгельм Тирский произнес яркую речь. Но, возможно учитывая взгляды Александра, святые отцы приняли решение врачевать злоупотребления всех монашеских орденов, включая упомянутых выше, но не ограничивать уже существующие свободы.

Тамплиеры и госпитальеры не только вызвали враждебность белого духовенства, они также ссорились друг с другом. Александр воспользовался присутствием двух магистров на Третьем Латеранском Соборе, попытавшись помирить их. По-крайней мере он утвердил официальное соглашение между ними (2 августа 1179 год).

Хотя подобные вопросы, рассматривающие сферы полномочий, видимо, предполагали относительно стабильную ситуацию в церковном управлении, утверждение Римско-католической Церкви на Востоке представляло особую ситуацию. Ко времени Александра, на латинском Востоке многие священники родились там и приобрели особое отношение к окружа­ющей среде, так же как их светские собратья. Одним из таких людей, например, был Вильгельм Тирский. Кроме того, латин­ское духовенство никогда не прерывало отношений с право­славными и местными иерархами. В Иерусалимском королев­стве особенно, отношения между латинянами и православны­ми, церковниками и мирянами, регулировались законом и в целом не отмечались большими столкновениями. Латиняне довольствовались разрешением служить литургии по восточ­ному обряду и опускали доктринальные отличия. Последних же на самом деле было много. Большинство палестинских и сирийских христиан были монофизитами (яковитами), так же как большая часть армян. На Востоке также присутствовало значительное количество мелькитов, то есть исповедовавших ортодоксальную веру с восточными обрядами. Мелькитский патриарх Иерусалима скончался во время Первого крестово­го похода, и латиняне, очевидно, допускали, что его последо­ватели примут западную юрисдикцию.

В северном княжестве Антиохия, с ее значительным гречес­ким и сирийским населением, ситуация была иной. Византий­ское правительство всегда рассматривала Антиохию как терри­торию, принадлежащую Восточной империи. Более того, необ­ходимость выпрашивать византийскую помощь заставляла князей Антиохии идти на уступки. Иоанну Комнину в 1141 году и Мануилу в 1159 году были оказаны царские почести в городе. Церковный аспект этой ситуации затрагивало обещание утвер­дить греческого патриарха, данное Мануилу в 1159 году. Когда между 1164 и 1167 годами в княжество наконец прибыл патри­арх Афанасий, он встретил противодействие со стороны латин­ского ставленника, Эймара (1142-1196). Более того, последний нашел поддержку среди сирийского населения, которое только что выбрало (1166 год) своим патриархом известного хронис­та Михаила Сирийца. Трудная ситуация разрешилась только с гибелью Афанасия при землетрясении 1170 года.

Нет свидетельств того, что Александр вмешивался в споры между различными направлениями христианства в это вре­мя, и существуют значительные причины, почему он не хотел так поступать8. В то же самое время Мануил Комнин в союзе с иерусалимским королем Амори принял участие в походах про­тив Египта. Он также занял Анкону на побережье Адриати­ческого моря и присоединился к Папе и Ломбардской лиге против Барбароссы. Более того, хотя трудно определить точ­ную хронологическую последовательность событий, в течение этого периода Мануил выдвинул свое знаменитое предложе­ние — он должен заменить Барбароссу в качестве императора. После заключения Венецианского мира ситуация была уже другой, и в 1178 году Александр убедил Церковь Антиохии не подчиняться Константинополю. Проблема Антиохийского патриаршества, однако, была связана с вопросом об объеди­нении восточной и западной Церквей, и на этот масштабный вопрос, который будет рассмотрен более подробно в следую­щей главе, Александр дал веский ответ.

Благодаря несколько более внимательному отношению к учению и религии, которым характеризовалась середина XII века, у людей появилось желание лучше понять ислам и по­пытаться, хотя эти попытки часто были неуверенными, уста­новить с ним иные отношения, кроме военных и торговых. Группа ученых под руководством известного клюнийского аббата, Петра Преподобного, подготовила, среди других ра­бот, перевод Корана. Непонятно, преследовали ли эти действия евангельскую цель, но они были поддержаны. Однако, конеч­но, опрометчиво полагать, что Александр имел отношение к таким акциям. Тем не менее значимым представляется то, что его поглощенность подготовкой крестового похода не исключала идею мирного контакта с мусульманскими правителями, среди которых он был хорошо известен.

Переписка Александра и Саладина, упомянутая позже в письмах к Луцию III, имела отношение к попытке наладить обмен пленными и, следовательно, к крестовому походу. Но  примерно в 1169 году иконийский султан Килидж Арслан II, чьи земли в центральной части Малой Азии были особенно уязвимыми и мать которого, как он утверждал, тайно придерживалась христианской веры, попросил у Папы Александра разъяснения христианской доктрины. Папа ответил, послав султану довольно подробные трактаты о Христе и искуплении⁹. Согласно одному тексту, султан позднее крестился, но это недостоверно.

Одна из наиболее интересных встреч между Александром и мусульманскими сановниками произошла, как было указано в предыдущей главе, в Монпелье, вскоре после того, как Папа высадился во Франции в 1162 году. Там он был встречен эмиссаром одного из мусульманских князьков Северной Аф­рики. Кардинал Бозон так описывает эту встречу¹⁰:

«...полный страсти и горячности сарацинский князь почтительно приблизился к Папе со своей свитой. Поцеловав его туф­ли, он преклонил колени перед ним, склонил голову, поклонившисъ ему, как будто стоял перед самим святым и благогестивым Богом христиан. Он обратился к понтифику от имени своего господина, короля мусульман, который направил его. Папа сердегно и серьезно ответил, оказав ему особую почестъ, и по­зволил ему сесть у своих ног среди других видных людей. Все, кто был в поле зрения понтифика восхищались, видя это, и вто­рили друг другу словами Пророка:

И все земные короли поклонятся ему,

Все народы послужат ему».

Папа Александр III также состоял в переписке, поднимав­шей вопросы в отношении Востока, которая быстро прослави­лась в Средневековье и стала легендарной. Эта история нача­лась в 1145 году, которым епископ Оттон Фрейзингенский да­тирует информацию, предоставленную епископом Габалы Сирийской Гуго, тогда приехавшим на Запад, о восточном пра­вителе по имени Иоанн, христианине-несториане, который был королем и пресвитером в некоем отдаленном государстве. При­мерно двадцать лет спустя в Европе появилось письмо, адресо­ванное императору Мануилу Комнину и различным западным правителям, пришедшее якобы от этого Иоанна и предполага­ющее возможность совместных действий против сил ислама. Это послание стало историческим cause celebre. Его автор остался неизвестным, а цели, с которыми оно было написано, стали предметом широкого обсуждения. Неясно только, как папа Александр оказался вовлечен в данное дело¹¹.

В любом случае, находясь в Венеции в 1177 году, Александр направил послание «королю индийцев», в котором он упомя­нул некоего Филиппа, члена папской свиты, путешествовавше­го на Восток и проводившего переговоры с сановниками, счи­тающимися подданными пресвитера Иоанна. Папа продолжал утверждать, что он послал вышеуказанного Филиппа, к кото­рому он имел большое доверие, выяснить дальнейшие требо­вания Иоанна и передать ему свои наилучшие пожелания.

Сточки зрения исторического факта, отъезд Филиппа стал окончанием вопроса. Об уехавшем члене папской свиты ник­то никогда более не слышал. Также практически в течение всего следующего века западные путешественники не проникали глубоко в Азию. Но пресвитер Иоанн и его письмо не были забыты, и попытки найти его самого или его преемников ста­ли целью бесчисленных путешественников и миссионеров. Поэтому, хотя непосредственного продолжения путешествия Филиппа не последовало, Александр был первым понтификом, попытавшимся вступить в контакт с Внутренней Азией, по-видимому, ради получения более точной информации. Рассмотрев дела Александра, затрагивающие отношения с различными нехристианскими правителями в целом, неудивительным представляется тот факт, что Руфин, епископ Ассизский, в речи, открывшей Третий Латеранский Собор в 1179 года, на­звал Александра одним из тех, чьи дела останутся в памяти людей навсегда.

В политическом мире времен Александра существовало еще одно государство, на котором следует остановиться подробнее, а именно необходимым представляется рассмотреть само пап­ское государство и его столицу. Часто пребывая в изгнании вне Рима, Александр останавливался в различных церковных вла­дениях, особенно в тех, которые недалеко отстояли от южной границы, или в Беневенто, папском анклаве внутри королев­ства Сицилии. Даже после заключения Венецианского мира, который ликвидировал непосредственную угрозу имперской оккупации, пограничные проблемы оставались неурегулиро­ванными, и отношения папы с местной знатью еще не стали стабильными. Тем не менее, благодаря своей настойчивости, Александр смог несколько укрепить свое положение. Был бо­лее четко определен его феодальный сюзеренитет над несколь­кими районами церковных владений, что способствовало уменьшению постоянного беспорядка. Некоторые представи­тели старой знати потеряли свое прежнее влияние. Значимость церковных владений, как здесь следует отметить, заключалась не только в политическом отношении, то есть поддержании территориальной независимости (или относительной незави­симости) от внешнего давления, но и в финансовом. В век, когда правители всё еще жили, в основном, за счет «своего собственного имущества», по большей части регулярные по­ступления в папскую казну приходили с папских земель.

Правительство самого Рима продолжало действовать в лице сената по установлениям, данным Евгением III в 1145 году. Как видно из различных замечаний, разбросанных на предыдущих страницах, отношения Папы с горожанами часто были не доб­рожелательными. Установить причины этого не представля­ется трудным. Рим переживал критический период в своей истории во время которого влияние старых знатных семей несколько уменьшилось, а народ стал действовать более на­пористо. Кроме того, городское правительство относилось крайне ревниво к покушениям на свои новоприобретенные полномочия. К этому прибавился рост экономической актив­ности, засвидетельствованный подписанием двух торговых договоров: одного с Генуей (1165 год), а другого с Пизой (1174 год).

Соответственно, вопреки своему особому статусу папского города, Рим все более напоминал северные коммуны. Силь­ная враждебность римлян, всегда ощущавшаяся его соседями. Тускулом и Альбано, подчеркивалась экономическим давле­нием и экспансией. В целом лояльный Александру как закон­ному Папе город ревностно относился к любой попытке вме­шательства в свои собственные дела. Изредка город уступал имперскому давлению или вел переговоры с имперскими пред­ставителями, чтобы сохранить свою автономию или вступить в борьбу со своими соперниками. Таким образом, после почти триумфального возвращения Александра в 1165 году его пре­стиж оставался высоким только до тех пор, пока не прибыл император в 1167 году и не захватил город Льва. Когда Алек­сандр, находившийся в Риме, отверг предложения Барбарос­сы, враждебность горожан стала фактором, определившим его решение искать безопасности в Беневенто. С 1167 года до воз­вращения Папы после подписания Венецианского мира рим­ляне оставались без Папы. В течение этого периода коммуна получила поощрение оспорить у Папы контроль над своим со­перником, Тускулом, стены которого римляне в конечном счете разрушили. Таким образом, хотя Венецианский мир означал официальное завершение всех попыток императора устано­вить свое управление на церковных землях, так же как и в Риме, и восстановил положение папского префекта, он не при­вел к действительному урегулированию отношений между Папой и коммуной.

В Риме, подобно многим другим значительным городам Европы XII века, находилась довольно большая еврейская об­щина. Жизнь этой общины, попавшей под папское покрови­тельство, можно назвать интереснейшей чертой периода вре­мени Александра. Следует напомнить, что делегация евреев участвовала в приветствии Папы после его возвращения из Франции в 1165 году. Дальнейшее свидетельство деятельно­сти общины во время понтификата Александра предоставляет следующий интересный отрывок из «Итинерария» (датирующегося приблизительно 1173 годом) Вениамина из Туделы, еврейского путешественника¹²:

«Двести евреев проживают там, они огенъ уважаемы и ни­кому не платят подать. Некоторые из них состоят чиновниками на службе у Папы Александра III, который является глав­ным духовным руководителем Христианской Церкви. Первые из выдающихся евреев, проживающих там, — Даниил и Иехиелъ. Последний — один из папских чиновников, изрядно осмотритель­ный и умный человек, который гасто посещает папский дворец, будуги управляющим его домашнего хозяйства и личного иму­щества».

Александр, как необходимо напомнить, вернулся в Рим после Венецианского мира. Но римляне отказались исполнить свои обязательства, поэтому три месяца после Третьего Лате-ранского Собора папа был принужден скитаться по различ­ным городам римской области, посетив Веллетр, Тускул, Витербо. Христиан Майнцский не смог умиротворить область и попал в заключение в сентябре 1179 года. Некоторые пред­ставители местной знати и родственники Виктора IV, первого антипапы, предприняли попытку избрать другого антипапу. К счастью, им не удалось совершить столь неразумный посту­пок, и Александр отослал несостоявшегося Иннокентия III в монастырь. Тем временем уставший и постаревший Папа (в то время ему должно было быть больше семидесяти лет) достиг Витербо только, чтобы столкнуться там с мятежом. Так же как раньше он бежал из Рима, переодевшись пилигримом (1167 год), так и сейчас, он в одежде пилигрима попытался возвратиться в город. Возможно, символичным стало то, что его собственный земной путь окончился в Чивита-Кастеллана 30 августа 1181 года.

Таким образом, хотя Александр сделал многое, чтобы при­нести мир Церкви, не так хорошо обстояло дело с его собствен­ным престолом. Когда кардиналы внесли тело папы в город для упокоения в Латеранской базилике, народ Рима встретил похоронные носилки грязью и камнями. Такими стали послед­ние печальные дни одного из величайших деятелей в истории Церкви.

ГЛАВА Х

АЛЕКСАНДР III И «ПАПСКАЯ МОНАРХИЯ»

Два великих противоречия, разворачивавшихся во время правления Александра III, драматичных в столкновениях лич­ностей, заслоняют собой более прозаические вопросы церков­ного управления; хотя именно это делало возможным осуще­ствлять заботу о всех церквях, за которые шли великие сра­жения. Если данное достижение представляется менее захватывающим, оно не становится от этого менее важным. Действительно, понтификат Александра, первого в истории великого папы-юриста, явился наиболее важным периодом в развитии папской администрации, и характеризуя время его правления, исследователи применили термин, который стал со временем обычным, «папская монархия»¹.

Территория, которая находилась под управлением Римс­кой католической Церкви, включала фактически всю Запад­ную Европу и многие периферийные земли благодаря усилиям различных проповедников, расширявших границы христиан­ского мира и закладывавших основы для функционирования церковной организации. В число христианских земель также входили восточные земли, занятые крестоносцами, но они не захватывали ту часть христианского мира, которая попадала под непосредственную юрисдикцию константинопольского патриарха. Причины такого положения будут рассмотрены ниже, но здесь можно отметить, что в течение XII века было предпринято несколько попыток восстановить традиционные церковные отношения между латинянами и греками.

Центральный орган папской монархии известен под тер­мином, часто использовавшимся в предыдущих главах, — Пап­ская Курия. Совместно с Папой во главе управления церковными делами стояли кардиналы; им помогали разнообразные служащие — юристы, клирики и т. д., — которые составляли штат нескольких отделений Курии, принимая участие в совер­шении обыденных или торжественных богослужений либо  представляя различные услуги, необходимые для поддержа­ния такой организации. Более того, как становится ясно из пре­вратностей понтификата Александра, Папская Курия редко ос­танавливалась на длительное время в одном месте. Она путе­шествовала с Папой и функционировала, где бы он ни оказывался.

Подобно современным светским правительствам, папская монархия развивалась через координацию различных функ­ций, которые изначально были разделены. В данном случае, например, Папа оказывается не столько епископом Рима, сколько «вселенским епископом», главой управления, обла­дающим такой властью, какую канонические юристы назы­вали верховной властью юрисдикции. Также и кардиналы, которые одно время являлись просто священниками Рима и его ближайших предместий, стали представителями «римской Церкви», которая уже не была римской в ограниченном гео­графическом смысле этого слова. Именно эти идеи церковно­го порядка, которые развивались в григорианскую эпоху, ока­зались господствующими, когда папская юрисдикция превра­тилась в реальность в большей степени, нежели осталась просто теорией. Теперь, во время возрождения прав в XII веке, данные концепции подвергались очищению и эволюции бла­годаря людям склада Александра III, каноническим юристам. Папская монархия значительно отличалась от светского правительства по трем важным позициям. Во-первых, гео­графически она была широко распространена и для поддер­жания связи между ее различными частями требовала посто­янного использования писем и легатов. Во-вторых, целью, для достижения которой была организована папская монархия, стало не только стремление добиться административной эф­фективности в управлении; скорее перед папской монархией стояла цель создать соответствующие условия христианской жизни для спасения людских душ. Папа являлся верховным пастырем, так же как и верховным правителем. И, наконец, Папа никогда не переставал быть епископом или патриархом

Рима, «Престола св. Петра», чтимого святого места. Госуда­ри, которые оказывали сопротивление земному правителю, вполне могли выразить почтение преемнику Апостола. Рим­ляне могли сопротивляться светскому монарху римской цер­ковной вотчины, но они не могли забывать то, что Рим яв­лялся важным и популярным для христианских пилигримов центром и что только их епископ может должным образом исполнять торжественные религиозные функции, связанные с гробницей Рыбака, что представляет только одну из ком­петенции Папы, административную, которая рассматривает­ся в настоящей главе.

Хотя Александр III испытывал сомнения в справедливости провозглашения широкой власти Церкви в светском королев­стве, он был совершенно убежден, что папская юрисдикция в церковной организации являлась первенствующей. Эта мысль четко прослеживается в его действиях, заявлениях и письмах. Как святой Петр был наделен особой властью, выделяющей его среди апостолов, так и папа, как и его преемники, облада­ли абсолютным главенством над другими прелатами. Он мог издавать законы, судить и управлять и, хотя и редко шел на это, но мог также при необходимости освобождать священни­ков от должности.

Вместе с Папой в управлении участвовало собрание, или «коллегия», кардиналов. Действующее число членов колле­гии кардиналов немного уменьшилось во время схизмы, но в целом сохранило количество примерно в тридцать человек, двадцать восемь кардиналов составляли Курию в начале пон­тификата Александра III, и двадцать шесть — в конце. Не ме­нее тридцати четырех кардиналов были назначены Александ­ром заменить умерших. Поскольку многие из них сразу на­значались кардиналами-епископами, а в Курии зафиксировано относительно мало продвижений по служебной лестнице в это время, видимо, Александр считал, что он призвал к себе на службу лучшие таланты, имеющиеся в распоряжении. Хотя большинство кардиналов являлись итальянцами и некоторые из них были юристами, церковное и национальное происхож­дение кардиналов различались. В Курии сидели представите­ли как монашеских организаций, так и белого духовенства. Не­которые получали назначение на должность после консультаций с их будущими коллегами. Два кардинала стали членами Курии на Третьем Латеранском Соборе 1179 года.

Полное собрание кардиналов во главе с Папой было наз­вано «консисторией». Она представляла собой консультатив­ную ассамблею, власть которой проистекала от ее статуса со­вета верховного понтифика. Коллегия кардиналов ни в коем случае не являлась законодательным органом. Тем не менее ее влияние было значительным. Папа постоянно консульти­ровался с кардиналами, поскольку, видимо, предпочитал дей­ствовать в решении главных проблем, обсудив их и спросив совета. Многие из решений Александра начинаются с заявле­ния о позиции кардиналов, и под некоторыми из наиболее важных решений Папы стоят их подписи. Конечно, часто име­лись разные мнения среди кардиналов, как мы показывали на предшествующих страницах, и тогда полная ответственность за принятие решения ложилась на самого Александра, кото­рый должен был выбрать курс, которым Курии нужно сле­довать.

Хотя многие дела решались консисторией, все более необ­ходимым становилось делегировать полномочия на ведение определенного рода дел специализированному персоналу. Дей­ствительно, важной чертой средневековой папской монархии являлось развитие административных органов, созданных только для этой цели. Только два института папской монар­хии, канцелярия и сатега, уже, очевидно, обладали опреде­ленными функциями во время вступления Александра III в должность и не испытали никаких значительных изменений в своей деятельности во время его понтификата. По причине объема и важности корреспонденции Папы и необходимости поддерживать контакт с отдаленными землями, канцелярия и папский секретариат приобрели значительный престиж. Ни один из предшествующих пап не вел столь активную перепис­ку с таким большим количеством различных людей, как Алек­сандр III, несмотря на его постоянные странствия. В1888 году Филипп Яффе и Вильгельм Ваттенбах составили список из 3840 сохранившихся писем, и бoльшая их часть датируется временем Александра. Примечательной чертой деятельности канцелярии во время правления Александра явилось отсут­ствие кардинала-канцлера. Эта должность, которую он сам

занимал до своих выборов, оставалась вакантной до 1178 года, когда он назначил на этот пост Альберта, кардинала церкви св. Лаврентия в Луциниях, старого друга и человека, с кото­рым когда-то вместе учился. Таким образом, Александр яв­лялся в некотором смысле сам канцлером, сохраняя должность с собственным прямым контролем.

Также и камера, финансовый орган папства, не подверглась значительным изменениям. Кардинал Бозон, автор важного раздела Liber pontificalis и одного из важнейших источников о жизни Александра, занимал пост камерария до его смерти в 1178 году. Растущая активность папского управления соеди­нялась с исключительными крайностями существовавшей во время схизмы политической ситуацией, которая создала се­рьезные финансовые проблемы, так и не получившие удовлет­ворительного разрешения. Обычно доходы Святого Престола состояли, как дополнение к скудным феодальным ресурсам церковной вотчины, из сборов, таких как денарий святого Петра, первоначально представлявшего собой налог, накла­дывавшийся на домашнее хозяйство и собиравшийся в опре­деленных северных странах, а также из сеnsus, который папа получал от вассальных королевств, Сицилии и Португалии, например, или от свободных монастырей. Выплаты сеnsus, однако, обычно не были регулярными. Действительно, пон­тификат Александра, как видно из его частых обращений о помощи, явился периодом финансовой нужды и накопления долга, который остался его преемникам.

Признание папы верховным судьей очевидно из быстро увеличивавшегося количества обращений в Курию, что, как отмечалось, не было новым явлением, но проблема разреше­ния всех спорных вопросов оставалась серьезной. Александр, видимо, считал, что дела мирян, в отличие от тех, кто нахо­дился под юрисдикцией Церкви, следует исключать из рас­смотрения. Он настаивал, однако, что дела следует исследо­вать bona fide* (* Добровольно (лат.). — Примеч. ред.) и, если дело представлялось трудным, относить его на усмотрение Святого Престола. Когда дела разрешались делегацией, самой обычной процедурой являлось назначение судьи-делегата, что позволяло рассматривать дела на родине истца и ответчика, но перед папским судьей. Одним из самых значительных вкладов Александра в развитие канонического права можно считать очищение и расширение процедуры, об­раза действия судьи-делегата, а наиболее часто в качестве су­дьи-делегата выступал епископ Варфоломей Экзетерский, ко­торый, как мы видели, получил детальные инструкции в от­ношении изучения дела тех, кто был вовлечен в убийство Бекета.

Судья-делегат, на чем настаивал Александр, всегда обла­дал высшей властью над местным церковным уставом в слу­чае обсуждения. Когда, например, епископ Шартрский под­нял вопрос по этой проблеме, Папа дал ему следующий ответ, который был позднее включен в официальную коллекцию декреталий²:

«...судья, делегированный нами, действует вместо нас. Он, поэтому, главнейший в этом деле и попугает первенство над теми, чъе дело ему досталось для разрешения. Соответствен­но, если епископ или любой другой геловек, даже если не нахо­дятся под его юрисдикцией, упорствуют или не подгиняются в деле, которое мы делегировали своему судье, он может, в соот­ветствии с характером и сутью действия, быть принужден приговором отлугения или отрешения от должности по реше­нию судьи-делегата. Таким образом, судья, действуя в соответ­ствии с характером дела, может запретить епископу входить в церковь или заниматься духовной деятельностью либо даже наложить отлугение от Церкви на земли, принадлежащие его юрисдикции».

Наконец, поскольку папа и кардиналы не могли рассмат­ривать все дела, доставлявшиеся в Курию, при ней постепенно появился специализированный персонал, который разрешал менее значительные дела. Понтификат Александра, таким об­разом, положил начало специализации, которой суждено было привести позднее к формированию отдельных куриальных судов. В целом Александр дал мощный импульс в решении веч­ной задачи синтеза в судебной практике Церкви.

Чтобы сохранить контакт со всеми частями христианского мира и обеспечить эффективное управление папской монар­хии, Александр использовал легатов. Так же как поступали его предшественники, он назначал легатов двух типов, legati nati (местные легаты) и legati a latere (легаты со стороны). Первые были обязаны своим званием тому, что занимали постоянно официальный пост при Престоле, приобретая этот титул. Архиепископ Кентерберийский является примером такого ле­гата. Определенные legati nati, такие как Эберхард Зальцбургский, Конрад Виттельсбахский, Гальдино Миланский, нап­ример, хорошо служили Папе. Хотя Александр мог и действи­тельно ограничивал их юрисдикцию, можно было составить апелляцию, исходя из их постановлений. Это в некоторой сте­пени уменьшало возможности местных легатов оказаться слишком вовлеченными в местные обстоятельства.

Легаты со стороны посылались непосредственно Папой, обычно для особенных целей и часто на ограниченный пери­од времени. Они сохраняли тесный контакт с Курией, и от них ожидали регулярных докладов. Им поручали более серьезные дела и их власть обладала первенством над властью местных легатов.

Подавляющее большинство легатов являлись членами римской Церкви и, как следствие, были сведущи в традиции и политике Курии. Они тщательно отбирались, поддерживали и знали цели Папы, и являлись талантливыми людьми. Их име­на известны, а их карьеры исследовались, на предыдущих страницах данной книги также получила освещение работа некоторых из них. Изредка они могли действовать как судьи-делегаты, но обычно выполняли административные или дип­ломатические задачи. Более того, Александр ожидал, что его легаты будут соблюдать такт и выдержку и в общем действо­вать так, чтобы стяжать славу римской Церкви. Следующий отрывок из одного из писем Папы с инструкциями показыва­ет это: «...во всех ваших делах и поступках сохраняйте осто­рожность и благопристойность, которые можете заслуживать по мнению Господа и человека и так, чтобы римская Церковь получила большую честь и славу»³.

Очевидно также, что Александр, возможно из-за своей соб­ственной дипломатической активности, рассматривал опыт легатства как ценный элемент в подготовке для работы в Ку­рии. Действительно, практически все кардиналы служили в одно или другое время легатами. В целом сто пятьдесят лега­тов были заняты в шестидесяти миссиях — некоторые, конечно, выполняли функции легатов не один раз — и составляли внушительный дипломатический корпус.

Особой областью папского деятельности являлась канони­зация святых. Раньше в канонизации святых превалировали скорее случайные методы, которые приводили к появлению различных местных святых. Ко времени Александра все бо­лее широкое распространение среди западных христиан полу­чала идея приобретения официального одобрения Рима. Алек­сандр укрепил тенденцию централизации в деле канонизаций святых. В письме королю Дании, в котором он ссылался на местные суеверные обычаи, он использовал следующие сло­ва, позднее включенные в официальное каноническое собра­ние: «...даже если многие знаки и чудеса были представлены через него, вам не разрешается чтить его публично без утвер­ждения римской Церкви»⁴.

Александр неизменно рассматривал каждое дело, представ­ленное ему, с особой заботой. Хотя в 1161 году он согласился на просьбу канонизировать Эдуарда Исповедника, на Соборе в Туре он отверг петицию Томаса Бекета в пользу Ансельма, од­ного из предшественников Бекета в качестве архиепископа Кентерберийского. Папа исследовал все обоснования, включая чу­деса, рассматривая личности Кнута Датского (1169) и Бекета (1173). Некоторые другие дела были представлены на рассмот­рение Александра, но, возможно, наиболее впечатляющим яви­лось дело св. Бернара Клервоского; и не менее поразительным аспектом этой канонизации стал тот факт, что она должна была быть провозглашена бывшим ученым времени Абеляра. Более того, здесь Папа ни разу не сослался на чудеса. Скорее он под­черкивал духовные и аскетические качества нового святого⁵.

«...поскольку он был укреплен даром необыгной милости, он освятил святостью и религией не только себя самого, но све­тил и вокруг себя светом своей веры и проповедуя по всей Божь­ей Церкви; действительно, плод, который он взрастил в доме Господа словом и примером, едва ли кто-либо видел в пределах границ христианского мира. Так как он сообщил заповеди свя­той религии даже иностранным и варварским народам; он за­нимался основанием монастырей и призвал великое множество грешников, которые следовали вольному светскому образу жиз­ни, к полноте духовной жизни.

Особым образом, как заслугами своей жизни, так и выпол­нением мудрости, данной ему Небесами, он укреплял Святую Римскую Церковь, над которой по власти Бога мы возвышаем­ся, тогда испытывавшей мучения от серьезного притеснения. Таким образом, представляется должным, гто его следует хра­нить в памяти и постоянно погитатъ нам и всем сынам этой Церкви. Действительно, он так подавлял свое тело, гто пред­ставлял себе мир распятым и самого себя распятым для мира. Мы уверены поэтому, гто он, который выносил столь долго мучения через свои страдания и самоотречение, приобрел качества мучеников и святых.

Подвергнув благоговейному рассмотрению все данные обсто­ятельства и обсудив их на совете с нашими братьями, полага­ясь на милость Бога, за Которого он упорно и преданно боролся, и полагаясь на заслуги святых апостолов, Петра и Павла, и этого святого исповедника, добродетелью нашей папской власти мы зачислили в каталог святых и постановили, гто его праз­дник будет отметаться публично».

В дополнение к этим обычным административным про­цедурам папской центральной администрации, существова­ла другая, которая была представлена в редких случаях, — общий Собор епископов с папой, ассамблея, которая могла обратиться к проблемам, требующим консультации на более широком уровне, нежели на уровне кардиналов. Три таких Собора были проведены под управлением Александра: в Монпелье, Туре, а также Третий Вселенский Латеранский Собор в 1179 году. Собор в Монпелье, созванный в 1162 году вско­ре после того, как Папа высадился во Франции, рассматри­вал главным образом вопрос о положении Александра в на­чале схизмы. Более широкая ассамблея в Туре, созванная в следующем году, имела ту же цель, но она решала и другие важные церковные дела. Несколько проблем, обсуждавших­ся тогда, были перенесены на рассмотрение Собора 1179 года. Однако схизма подняла дополнительные вопросы, в резуль­тате чего и Папа и император согласились, что необходимо созвать общий Собор.

Третий Латеранский Собор 1179 года был необычно ши­роко представителен с точки зрения количества участников и географии ⁶. Девятнадцать епископов прибыли из Германии вместе с рядом епископов из Бургундии. Шесть епископов при­ехали из государств крестоносцев. Среди них был выдающий­ся историк, Вильгельм Тирский, чье сочинение об истории Со­бора с точным списком тех, кто присутствовал на нем, было, к несчастью, потеряно. Шесть епископов прибыли из Ирландии и несколько — из Шотландии. На Соборе появились только шесть английских епископов, после того как они получили разрешение от Генриха II, поклявшись никоим образом не дей­ствовать против безопасности королевства. Другие английские прелаты выполнили требования короля, но отказались от пу­тешествия вследствие долгого пути и расходов. По крайней мере двенадцать епископов прибыли из континентальных вла­дений Плантагенетов, не испытав правовых трудностей, с ко­торыми столкнулись их английские коллеги. Король Сицилии также не создал никаких препятствий для отъезда священни­ков из своего королевства. Девятнадцать епископов прибыли из испанских королевств, один — из Венгрии, и еще один — из Дании. Не ясно, были ли представлены другие более малые страны, но наибольшее число делегатов составили французы и итальянцы. Наконец, на Соборе присутствовало множество аббатов и приоров, главы орденов тамплиеров и госпиталье­ров, представители различных королевств, германские свя­щенники, которые желали подтвердить свой статус, вследствие схизмы, делегация вальденсов и один делегат от византийс­кой Церкви, Нектарий Казула, аббат из Калабрии, соблюдав­ший греческий обряд. Все они увеличили общее число при­сутствующих на Соборе примерно до 300 человек. Среди де­легатов было несколько аристократов, таких как Иоанн Солсберийский, один из тех, кто настаивал на созыве Собора папой, а также ученые и писатели, такие как Петр из Блуа, Вальтер Мап и Бургундио Пизанский.

Для Александра Собор стал не только вселенским в геогра­фическом смысле, он должен также засвидетельствовать его как верховного законотворца. Таким образом, в своих пись­мах о созыве Собора, которые доставлялись легатами в раз­личные места христианского мира в течение года подготовки (1178 год), папа напоминал духовенству, что он созывал его, поскольку только он один являлся пастырем всей Церкви. Поэтому все остальные делегаты должны были помогать ему своим присутствием и советом, а их количество должно было придать вес принятым решениям.

На первой сессии Собора, состоявшейся 5 марта 1179 года в церкви св. Иоанна Латеранского, папу посадили на самый вы­сокий трон, окруженный кардиналами, сенаторами, консулами города и представителями ряда светских князей. Вступитель­ная речь, произнесенная епископом Руфином Ассизским, под­черкивала главенство Святого Престола и настаивала, что толь­ко Папа обладает властью созывать Вселенские Соборы, утвер­ждать новые каноны или отменять старые. Он закончил речь, отдав дань уважения Александру, который возглавил Церковь в опасные и трудные времена и приобрел широкую известность по всему миру. Поэтому на данной ассамблее не могли даже воз­никнуть сомнения — в противоположность, например, Собору в Павии — о главенстве Святого Престола и о его исключи­тельном праве созывать общий Собор.

Собор функционировал в течение приблизительно трех не­дель. В ходе его работы были проведены три пленарных засе­дания. Процедура дебатов, проходивших на Соборе, нам не­известна, но, согласно одному докладу, двенадцать канонов, возможно предложенные папой или ораторами Курии, были отвергнуты. Вероятно, состоялись официальное обсуждение и, без сомнения, значительные дискуссии в перерывах между заседаниями. Есть также причина полагать, что личное влия­ние Александра в обсуждении вопросов было важным. В лю­бом случае, Отцы Церкви согласились с двадцатью семью ка­нонами, которые затрагивали различные стороны европейской жизни.

Третий Латеранский Собор часто называли выдающимся достижением в карьере Александра, великой конструктивной задачей, выполнению которой он наконец мог посвятить всю свою энергию. В каком-то смысле эта интерпретация Собора представляется правильной. Созванный лишь малое время спу­стя после завершения церковного раскола, Вселенский Собор под руководством Папы символизировал, как ничто другое, дей­ствительное главенство Рима. Однако каким бы выдающимся и важным Собор ни являлся, его не следует рассматривать от­дельно от политики всего понтификата. Действительно, необ­ходимость обсудить острые вопросы привела к созыву Собора; эти вопросы были сформулированы на съезде в Венеции, в осо­бенности проблема прежнего схизматического духовенства, чьи дела еще не получили разрешения. Но на Третьем Латеранском Соборе также рассматривались многие вопросы, затрагивающие Церковь в целом, которые, как полагали многие, требовали объе­диненного действия всей Церкви под руководством лидера, ко­торым был готов теперь стать Александр.

Наученный опытом разногласия, возникшего в результате оспоренных выборов в течение двадцати предшествующих лет, Собор Отцов направил свои первейшие усилия на провозгла­шение новых правил выборов Папы. В 1059 и 1139 годах воп­рос о том, кто имел право принимать участие в таких выбо­рах, был прояснен; он остался для дальнейшего рассмотрения на данном Соборе, чтобы выработать метод сведения в табли­цу голосов кардиналов. Собор постановил использовать чет­кий количественный метод и совершенно отказаться от каче­ственного метода. В связи с этим вопрос о различиях между «таюг» и «5зтог» частями электората уже не мог возникнуть. Все голоса с этого времени приобретали равный вес, невзирая на ранг кардиналов или тот факт, являлись ли они епископа­ми, священниками или диаконами. Канон четко провозгла­шал: «Тот без исключения будет признан как понтифик все­ленской Церкви, кто получит две трети голосов». Под угрозой отлучения, меньшинство выборщиков должно было принять выбор большинства. При этом нельзя обращаться ни к импе­ратору, ни к духовенству, ни к римскому народу.

В целом, Александр продолжил политику, которую вели его предшественники и которая свидетельствовала об уменьше­нии юрисдикции местных священников, в то же время защи­щая их обоснованные права. Установление равновесия явля­лось трудной задачей, но она особенно подходила характеру юриста. Исключая особое положение Константинополя, дол­жность патриарха приобрела действительно почетное значе­ние. Аквилея и Градо обладали этим титулом на Западе. На Востоке только Иерусалим и Антиохия находились тогда под западной юрисдикцией, причем власть над последней перио­дически оспаривалась Константинополем.

Аналогично, власть архиепископов, тех, которые занима­ли «первый» престол в стране, уже не являлась проблемой в дни Александра. Такая особая юрисдикция, какой обладал архиепископ, Бекет например, стоящая над другими еписко­пами, устанавливалась только «властью Святого Престола». Митрополиты, однако, оставались по-прежнему ключевыми фигурами в иерархии, а их власть — обширной. При Алексан­дре архиепископская юрисдикция могла нормально функци­онировать только после папской конфирмации выборов и на­деления паллием.

В отношении епископата в целом, частые приезды папских легатов обеспечивали довольно регулярное наблюдение за епископскими владениями. Обращения к Риму, так же как и более широкое использование судей-делегатов, неизбежно уменьшили юрисдикцию местных епископов, исполняющих обязанности судьи. Но если Папа ожидал от епископов, что они будут непоколебимы в своей лояльности к Церкви, то так­же и каноники соборов и приходские священники должны были подчиняться своим епископам. Александр утвердил су­ществующие правила в отношении дисциплины в капитуле и власти архидиаконов.

Епископы избирались на местах, в связи с чем на ход вы­боров продолжали оказывать давление внешние силы. Фрид­рих Барбаросса и Генрих II, например, обычно заставляли всех священников почувствовать свое влияние. Что касается вы­борной процедуры, XVI и XVII каноны Третьего Латеранского Собора говорят о тенденции, следуя предшествующим пап­ским выборам, толковать major et sanior pars как простое чис­ленное большинство. Чтобы быть избранным, кандидат должен быть не моложе 30 лет, законнорожденным, с хоро­шим характером и быть способным к наукам (канон III). Алек­сандр, как и его предшественники, иногда вмешивался в об­суждаемые выборы и в одном или двух случаях прямо назна­чал епископа сам, продолжая практику, которой суждено было стать более распространенной во времена его преемников. Также несколько примеров говорят о том, что Александр до­бивался выгодных себе назначений на более мелкий приход.

Исключительные обстоятельства, возникшие из схизмати­ческих назначений и посвящений в сан, также способствова­ли укреплению позиции Папы. Мы напомним, что данная про­блема не была окончательно урегулирована в Венеции, где были приняты только меры в отношении определенных гер­манских епископов. Латеранский Собор попытался привести вопрос к окончательному завершению. Канон II оговаривал, что все назначения, сделанные антипапами или прелатами, которых они посвятили в сан, должны были быть аннулиро­ваны. С другой стороны, следуя венецианским решениям, было установлено, что сан, дарованный епископами, которые были посвящены в сан до схизмы, или теми, кто получил свой сан от таковых, не должны были рассматриваться как недействи­тельные. В решениях, принятых на Соборе, последнее слово оставалось за Александром, который даровал паллий герман­ским архиепископам, отрекшимся от схизмы.

Позиция приходских священников во время Средних ве­ков — их назначение, поддержка, даже определенный конт­роль над их деятельностью — обычно подразумевала две вла­сти: человека, который обладал правом назначения на пост, и епископа. Епископ, действительно, с разрешения своего кафед­рального канонического собрания, обладал решающей влас­тью в назначении. Декреталии Александра, многие из кото­рых, как мы видели, рассматривали английскую ситуацию после смерти Бекета, формируют важную часть каноническо­го права по вопросу посвящений и назначений. Папа полагал, что местный сеньор обладал правом только представлять сво­его кандидата. Если тот оказывался приемлемым с точки зре­ния канонического права, то есть если он соответствовал тре­буемым условиям возраста, образования, поведения и т. д., епископ назначал его на должность. Согласие епископа, по­этому, являлось необходимым.

Тогда, когда религиозная община принимала ответствен­ность за приход, что было обычной для Англии практикой, Александр принял определенные постановления в отношении соответствующих прав приора и епископа, исполняющего обя­занности судьи. Очевидно, монахи должны были представлять своего кандидата доверенным лицам епископа, после чего епископ лично беседовал с предлагаемым кандидатом. Пред­ставители епископа затем назначали его на должность, а сам епископ уже проводил заключительное посвящение в сан. Де­вятый канон Латеранского Собора также приказывал, чтобы в церквях, не принадлежащих епископу, монастырь, представляя своего кандидата, предлагал за это разумное возмещение, пропорциональное возможностям Церкви. Аббаты не долж­ны были вводить новые налоги или необдуманно смещать свя­щенников без консультаций с епископом.

Александр постоянно представлял свидетельства своей личной обеспокоенности о статусе приходского священника — столь сильной, что исследователями было сделано предполо­жение о том, что некоторые из его мер предвещали решения Иннокентия III. Неудивительно поэтому, что на Третьем Латеранском Соборе был добавлен ряд постановлений по этому вопросу. Чтобы избежать выдвижения клириков без соответ­ствующих средств материальной поддержки, канон V огова­ривал, что никакой священник не может быть посвященным в духовный сан, пока не будет материально обеспечен или пока не даст гарантию того, что сможет поддержать себя наслед­ством в будущем. Более того, никакой приход не может быть никому обещан, прежде чем он действительно не освободит­ся. Держание более чем одного прихода в одних руках было запрещено и подтверждено требование установления для лю­бого священника постоянной резиденции. Оба: человек, пред­ставляющий кандидатуру, и тот, кого представляли на долж­ность, — подлежали наказанию за нарушения установленных правил.

Проблема поведения клириков, актуальная проблема цер­ковной дисциплины, всегда волновала Александра, так же как она волновала всех пап в Средние века. Данная проблема зат­рагивается во многих его письмах, поэтому она неизбежно возникла на Третьем Латеранском Соборе. Многие люди, включая короля Франции, говорили о существующей склон­ности священнослужителей к роскоши и тщеславию. Поэтому Собор постановил, что в будущем прелатам не позволяется пу­тешествовать с большим обозом охотников и сокольничих, но довольствоваться уменьшенным кортежем из не более чем сорока или пятидесяти лошадей для архиепископа, двадцати пяти для кардинала, от двадцати до тридцати для епископа, от шести до семи для архидиакона, и двух для декана. Кроме того, представители духовенства не должны были требовать для себя дорогостоящих банкетов во время посещения других стран и приходов. Прелат-посетитель должен довольствоваться тем, что являлось необходимым и удобным, однако в опре­деленных случаях ему разрешалось получать разумное вспо­моществование.

В отношении древнего, но стойкого греха симонии Третий Латеранский Собор обновил или дополнил прежние постанов­ления. Широко распространенное злоупотребление — взима­ние платы за таинства: освящение брака или похороны, — уже нельзя было терпеть. Невоздержанность клириков, также яв­лявшаяся проблемой, особенно в Германии, Англии и Скан­динавии, стала темой нескольких писем Александра, неко­торые из которых были включены в собрание декреталий. Одиннадцатый канон Латеранского Собора повторил прежние наказания за этот грех. Во время Средних веков задача сохра­нить соответствующее и хорошо дисциплинированное приход­ское духовенство оказывалась очень трудной, а продвижение в этом деле — медленным.

Двенадцатый канон Латеранского Собора запрещал клири­кам, включая монахов, выполнять светские административные функции. Они не должны были действовать как адвокаты и могли защищать только собственные церкви или бедных. Это постановление наносило удар в самый корень сложившейся религиозно-политической системы во всей Европе, особенно в Англии, где юридические процедуры были хорошо развиты, и где король ожидал, что административные обязанности будет выполнять его духовенство. Бекет, мы напомним, признал это несоответствие, став архиепископом. Несмотря на данное об­щее постановление, принятое на Третьем Латеранском Соборе, в Англии и в других странах для клириков оставалось обыч­ным занимать высокие административные посты или служить в качестве судей в королевских судах. Как эта проблема была разрешена законодательно, если была вообще когда-либо раз­решена, не совсем ясно, но, очевидно, в некоторых случаях свя­щенники могли согласовывать свое освобождение от данного обязательства. Не представляется, поэтому, возможным, что этот декрет мог оказать большое влияние на решение пробле­мы. Также очевидно, что раннее постановление Александра, запрещающее монахам изучать медицину и гражданское пра­во, не было одобрено, в связи с чем возможные исключения получили позднее широкое обсуждение у католиков.

Монастырское духовенство составляло особую проблему для папского управления. По различным причинам освобож­дения монастырских организаций от выплаты налога умно­жились. Ситуация развивалась со времен григорианской реформы в направлении прикрепления религиозных общин прямо к Святому Престолу: некоторые, например Клюни, при­креплялись в качестве организации, другие - как отдельные-религиозные братства.

Очевидно, что Александр продолжал эту политику. Пап­ские уступки цистерцианцам, с которыми Александр имел тес­ные отношения, привели к фактически полному освобожде­нию их от каких-либо выплат. Он также, напомним, поддер­живал привилегированные позиции религиозно-военных орденов тамплиеров и госпитальеров. Частично, вследствие схизмы, определенные религиозные братства были подверг­нуты дисциплинарному взысканию, например Клюни, в то время как Везёль и Сен-Жиль получили независимость. Очень многие папские письма рассматривали права отдель­ных религиозных братств в отношении таких вопросов, как собственность, доходы, выборные привилегии, и право по­лучать рукоположение и другие епископские услуги от лю­бого епископа (то есть не обязательно от местного епископа, исполняющего функции судьи). Следует, однако, добавить, что многие из этих прав были подтверждением решений, при­нятых до Александра, и не представляется, поэтому, справед­ливым утверждать, что он существенно увеличил количество освобожденных братств.

Однако политика освобождения монастырей от налогов вызвала сильное сопротивление со стороны белого духовен­ства. Потенциальные приходские доходы были уменьшены, а епископская власть урезана. Неудивительно поэтому, что ча­стым явлением стали протесты со стороны белого духовенства, приведшие к новому обсуждению данного вопроса на Латеранском Соборе. Без сомнения, следуя руководству Алексан­дра, святые отцы не отменили старые привилегии, но мона­хам приказали ограничить свои свободы, предоставлять воз­мещение местным церквям, чьи доходы сокращались, не увеличивать неумеренно свои владения и пастбища. Соответ­ственно, хотя Вильгельм Тирский красноречиво осуждал чрезмерные привилегии тамплиеров и госпитальеров, Собор, воз­можно, опять следуя взглядам Александра, просто утвердил наказания за злоупотребления, но не урезал монастырские привилегии. В десятом каноне было зафиксировано основное мнение Отцов Церкви о положении монастырских орденов; он урегулировал различные злоупотребления, ни одно из ко­торых в действительности не носило исключительного или оригинального характера. Александр обычно отказывался принимать обращения против монастырского порядка, что­бы не подвергнуть власть аббата ослаблению.

Как и следует ожидать от бывшего профессора, который составил трактаты с инструкциями по каноническому праву и теологии, Александр был заинтересован в расширении обра­зовательных возможностей, которые были бы доступны ду­ховенству. Его правление пришлось на период - вторая поло­вина XII века, - когда распространение школ привело к необ­ходимости создания новых правил. В общем, такие правила были делом самих обучающихся и их преподавателей. Только потом папское вмешательство в данную область стало необ­ходимым. Тем не менее Александр являлся частью этого дви­жения на его ранних этапах и понимал некоторые из его про­блем. Главный вклад Папы заключался в том, что он стремил­ся предоставить большую власть уже созданным институтам и предотвратить злоупотребления.

Неизбежное соперничество между епископом, соборными канониками, коллегиальной церковью и монастырем в ряде случаев требовали вмешательства Папы. Хотя иногда делались исключения, Александр в целом был тверд, требуя, чтобы каж­дый из этих институтов обладал правом заниматься препода­вательской деятельностью только в пределах своих собствен­ных владений и не вторгаться на территорию других. Серия декреталиев рассматривала право на преподавание (licentia docendi). Обычно оно присуждалось кафедральной школе, например, специальным представителем, схоластиком или канцлером. Более того, никто не должен был преподавать, не получив лицензию. Александр также пытался установить за­кон который запрещал бы без должной причины отказывать квалифицированному человеку в лицензии. Он также настой­чиво осуждал в некотором роде академическую симонию, посредством которой плата взималась за выдачу лицензии. Та­кова, например, была идея письма «Quanto gallicana» епис­копам Франции (1170-1172). Все эти меры предвосхитили канон XVIII, один из наиболее важных декретов Третьего Латеранского Собора. Здесь Отцы Церкви подчеркнули поста­новления Александра, провозглашая, что «некоторый подхо­дящий доход должен быть предназначен в каждом кафедраль­ном соборе для учителя, который обучит бесплатно клириков своей церкви». Они также настаивали на том, что «за разре­шение преподавать никто не должен требовать плату или под предлогом обычая просить что-либо от тех, кто преподает; не следует также всякому, кто квалифицирован и ищет лицензию, отказывать в праве преподавать»⁷.

Александр также придерживался мнения, что те, кто был виновен в насилии против схоластиков, должны быть подвер­гнуты наказанию, и приказал, чтобы в то время, когда после­дние находились дод юрисдикцией своего господина, они по­лучали неприкосновенность от насильственных действий. Бо­лее того, никакой общий приговор отлучения от Церкви против схоластиков не мог быть введен в действие без разре­шения папы. Он также подтвердил общие привилегии студен­тов на севере Италии (habita), первоначально изданные Фрид­рихом Барбароссой на съезде в Ронкалье в 1158 году. Если представлялся случай, Александр также искал возможности обеспечить отдельных клириков, которые желали продолжить свое образование.

Письма и инструкции Александра в отношении образова­ния впечатляют. Представляется совершенно ясным, что они внесли свой вклад в рост академических сообществ. Нельзя, однако, заключить, что меры Александра были окончатель­ными; они все-таки не создали новых институтов. Скорее папа помог и в некоторой степени отрегулировал образовательное движение, которое развивалось самостоятельно. Его декреты обеспечили законодательные прецеденты для его дальнейше­го формирования и помогли закрепить тенденцию оказания помощи академическим институтам со стороны Папы.

В области теологии существовал один вопрос, который вызвал бурные дискуссии и требовал официального действия от Александра как от Папы. Будучи студентом и профессором, он следовал тому, что теологи описывали как почти признан­ную точку зрения на человеческую природу Христа, которая была предложена Пьером Абеляром и преподавалась Петром Ломбардским. Популярность данной интерпретации увеличи­лась, но встретилась со значительной оппозицией, что заста­вило Александра принять меры. Папа и Курия не были, одна­ко, сначала расположены действовать поспешно.

В конце концов Папа, чье мнение по этому вопросу изме­нилось, начал полагать, что необходимо принять окончатель­ные меры. В 1170 году он написал Вильгельму, архиепископу Санса и митрополиту Парижа, и епископам Тура, Реймса и Руана, инструктируя их противостоять «ошибочной доктрине Петра Ломбардского, бывшего епископа Парижского». И в 1177 году он официально осудил доктрину и кратко опреде­лил ортодоксальное учение⁸. Несмотря на безотлагательные просьбы со стороны ряда Отцов Церкви, Третий Латеранский Собор не предпринял никаких дальнейших действий.

Административные меры папской монархии, которые, та­ким образом, были нами представлены, оказались в основ­ном связанными с деятельностью клирикального владения или с отношениями между духовенством и мирянами. Но они также предложили некоторые усовершенствования для свет­ского общества этого времени, которые заботили Александ­ра и были подняты на Латеранском Соборе. Несмотря на ус­пех в поддержании закона и порядка, разбойники оставались на свободе, а пираты плавали по морям. Особенно опасными стали кампании солдат, часто нанимавшихся в войска в ка­честве наемников и терроризировавших сельские местнос­ти; особенно от них страдала Франция. Эти гогдлегз, предше­ственники «свободных кампаний» Столетней войны, были приравнены к еретикам по канону XXVII, принятому на Со­боре. Собор предписывал, что все, кто храбро сражался про­тив таких нарушителей мира, должны были получить такие же духовные награды (индульгенции), которые даровались крестоносцам. Отлучение от Церкви должно было стать на­казанием для тех, кто совершал пиратские набеги против христиан, занимавшихся своим законным морским делом, или против тех, кто потерпел кораблекрушение. Канон XXI обновил принятые ранее постановления в отношении Мира Божьего и гарантий безопасности для всех священников, пи­лигримов, купцов и крестьян.

Запрещая турниры (канон XX), Собор обратил внимание на данную практику, которая, хотя и признавалась кровопро­литной, однако являлась слишком глубоко укорененной и так­же слишком популярной, чтобы можно было ее искоренить. В данном случае необходимо было скорее изменение mores* (* Нравы (лат.). — Примеч. ред.), и даже больше — реформа обучения воина. Совместное реше­ние участников Собора о запрете турниров практически не дало совершенно никакого эффекта.

Курию также заботила проблема ростовщичества. Главная трудность в дни Александра состояла в точном определении узаконенного ростовщичества. Собор в Туре (1163 год) осу­дил практику, тогда широко распространенную, когда священ­ник ссужал деньги без процента, но требовал для себя собствен­ность того, кому ссужал деньги, в качестве гарантии безо­пасности возврата своих средств, и присваивал доходы собственности, что явилось неким видом скрытой выплаты процентов. Александр в одном постановлении подверг пори­цанию ростовщичество, даже существующее для такой по­хвальной цели, как выкуп рабов. Но в дни его понтификата формирующийся капитализм, в который Церковь, также яв­ляясь финансовым институтом, была вовлечена, приводил к рассмотрению данного вопроса. Конечно, ясное понимание того, что представляло собой ростовщичество, не сложилось. В XXV каноне Третий Латеранский Собор избежал трудной проблемы дать ему определение, но слегка смягчил традици­онное отношение к ростовщичеству, требуя наказания только для «ростовщиков, пользующихся дурной славой».

В западном христианском мире существовали разные ка­тегории людей, которые по тем или иным причинам стояли за рамками тех правил, по которым жило общество. Канон XXIII Латеранского Собора, например, издал декрет о прокаженных, которые должны находиться в безопасности в своих общинах и владеть своими приходами и кладбищами. Хотя проказа была прежде принята как основание для аннулирования бра­ка, папа Александр постановил иначе.

Статус евреев в христианском обществе всегда бросал вы­зов средневековому порядку социального подчинения. Еврей­ские общины были широко распространены в Западной Евро­пе, включая, как мы видели, довольно большую римскую об­щину. Александр запретил христианам становиться слугами евреев и запретил строительство новых синагог. Старые сина­гоги могли быть отремонтированы, но не слишком роскошно. Латеранский Собор также принял ряд постановлений в этом отношении (канон XXVI). Христиане не должны были жить в еврейских хозяйствах, а евреям запрещалось иметь христиан­ских рабов. Эти меры, как и те, которые ранее предпринима­лись Александром, относились к существовавшей практике либо брать домашнюю прислугу либо, в случае необходимо­сти, оставлять или передавать детей на заботу евреям. По за­кону суд должен был рассматривать свидетельства христиан против евреев так же, как и свидетельства еврея против хрис­тианина. Однако на тех, кто давал превосходство евреям над христианами, накладывалась анафема. Короче говоря, в то время люди и не помышляли предоставить евреям те же пра­ва, которыми обладали христиане. Действительно, если хрис­тиане и защищали евреев, как часто, например, поступали папы в Риме, то лишь по человеческим причинам. Тот же самый ка­нон XXVI пошел дальше, предоставляя гарантии против кон­фискаций или отказе в наследстве собственности любому ев­рею, который обратился в христианство. Правителям было предписано внимательно следить за выполнением этого кано­на под угрозой отлучения от Церкви, если им не удавалось со­здать необходимую защиту⁹.

Острой проблемой, периодически занимавшей внимание Александра III, стал рост ереси. Непохожие на отклонения от ортодоксальной веры ранних веков христианства, когда ве­ликие ереси произошли от интеллектуальных идей ученых те­ологов, наиболее серьезные искажения христианской докт­рины XII века возникали среди обычных людей. Не доктрина, но скорее христианское поведение и соблюдение обрядов дали подъем движениям, известным как ереси вальденсов и катаров.

Первоначально вальденсы проповедовали стремление к апостольской жизни для себя и духовенства. Петр Вальдо, их основатель, по-видимому, предвосхитил некоторым образом выдающегося святого следующего поколения — Франциска Ассизского. Действительно, о Вальдо говорили, что он искал личного одобрения папы Александра на Соборе 1179 года. Он произвел на Папу благоприятное впечатление, и последний ободрил его, но запретил последователям Вальдо проповедо­вать без разрешения местных властей.

Позднее при обстоятельствах, которые не совсем ясны, вальденсы вступили на более опасный путь, который привел к их приговору и осуждению.

Более страшной для папства казалась такая ересь, как катарство — дуалистическая вера, схожая с древним манихей­ством, которая распространилась на Запад с Востока. Ко вре­мени понтификата Александра уже насчитывалось много ее последователей в различных частях Франции и Фландрии, но более всего они превалировали в Провансе, где коррумпиро­ванное духовенство и равнодушные гражданские власти по­зволили ей быстро распространиться. Столкнувшись со столь массовым еретическим движением, административная церков­ная машина, разрешающая подобные дела через епископов, просто разрушилась. Встала задача в кратчайшие сроки создать более действенный, принимаемый обществом юридический механизм для решения таких вопросов. В Северо-Западной Франции духовенство, находившееся под сильным давлени­ем народного мнения и гражданской власти, усовершенство­вало жесткую систему, которая включала скорее деспотичес­кий метод осуждения или обвинения, использование «суда Бо­жьего», так же как и строгие наказания: например, лишение собственности, тюремное заключение или сожжение на кост­ре. Некоторые из этих процедур были упорядочены на Собо­ре, созванном в Реймсе в 1157 году. Несколько позднее, на Со­боре в Монпелье (1162 год) сразу после прибытия Александ­ра во Францию, французские епископы настаивали на принятии энергичных мер со стороны Папы.

Важным в данном вопросе представляется мнение самого Александра, и меры, которые он предпринял, являются зна­чительными в развитии официальной канонической процеду­ры10. Как каноник, до того как он стал Папой, и как человек, издающий декреталии, Александр мыслил в имперско-кано-нической традиции: насильственное принуждение, относительно человека ли или собственности, справедливо только как исправительная мера. Более того, Александр, как действитель­но разумный человек, разделял заботу большинства канони­ков о необходимости обеспечить рациональными средствами доказательства виновности. Он не одобрил «испытание Божь­им судом» и пытался развивать идеи о получении доказатель­ства с помощью свидетельства под клятвой, которое тогда при­менялось только в ограниченном масштабе.

Очевидно, что в 1162 году архиепископ Генрих Реймский, брат Людовика VII, обнаружил павликианов — еретиков, близ­ких к катарству, — во Фландрии. Некоторые из них обрати­лись к Александру. Папа, очевидно, обеспокоенный чрезмер­ным усердием архиепископа, указал, что лучше освободить ви­новного, нежели наказать невинного. Королю Людовику VII, который настаивал на применении наказания, Александр от­ветил, что еретики появились на Соборе в Туре и подтвердили свою невиновность. После некоторой отсрочки, он проинст­руктировал Генриха продолжить следствие и выслать ему до­сье, посредством которого он мог сам вынести приговор; ар­хиепископ тем временем должен был следить за тем, чтобы ни их личности, ни собственности не причинили ущерба. Исход данного дела неизвестен, но важно заметить, что обращение к Папе получило подкрепление и что процедура расследования была заменена на более или менее насильственный метод об­винения. Папское вмешательство в решение таких вопросов, однако, не стало еще постоянным.

Хотя Собор в Туре в каноне, который представил первое общее законодательство по данной проблеме в Средние века, объявил строгие меры, не представляется вероятным, что Александр и созванные епископы хотели ввести в качестве таковых смертную казнь. Скорее они надеялись, что жесто­кое наказание, исключая смертную казнь, может способство­вать возвращению людей в истинную веру. Но, несмотря на решения, принятые в Туре, ересь продолжала распространять­ся, приобретая огромную популярность в Южной Франции. Многие люди, включая короля, графа Тулузского, и особенно аббата Генриха Клервоского, который был весьма настойчив, снова побудили Папу принять энергичные меры. Александр, очевидно, был в курсе этого дела через своего легата во Франции, кардинала Петра из церкви св. Хрисогона, который, ви­димо, высказывал особенную тревогу о распространении ере­си среди других проблем в середине 1170-х годов. Деятель­ность этого легата в 1178 году способствовала организации объединенного церковного действия против ереси при под­держке короля Франции Людовика VII и короля Англии Генриха II. Однако из этого плана ничего не вышло.

Что действительно удалось сделать папской легатской ко­миссии, действующей в предместье Тулузы, так это продол­жить расследование процесса. Во время заседания Третьего Латеранского Собора французское духовенство снова настаи­вало на энергичных мерах, Генрих Клервоский также проявил изрядную настойчивость. В результате дискуссий появился канон XXVII, который, повторяя постановления Собора в Туре, объявил вне закона все контакты с ортодоксальным об­ществом со стороны еретиков и приказал гражданским влас­тям осуществлять определенные наказания. Однако он не со­держал специального упоминания о проведении расследова­ния. И хотя канон упоминал возможный благотворный эффект, вызванный страхом физического наказания, он не определил специальные меры наказания.

Как мы видели, Собор даровал индульгенцию тем, кто под­нимал оружие против routiers* (* Еретиков (франц.). — Примеч. ред.), и, видимо, люди полагали, что против еретиков требуется проведение такой же военной ак­ции. Действительно, Генрих Альбано, папский легат во Фран­ции, после Собора, возможно следуя букве закона, разрешил, по крайней мере, одну локальную военную экспедицию. В лю­бом случае, все эти процедуры, развивавшиеся при Александ­ре (в некоторые из них он внес свой личный вклад), стали ша­гами по подготовке официальных походов крестоносцев и ус­тановлению инквизиции в XIII веке. То, что это произошло под покровительством человека, склонного к сдержанности, свидетельствует в некотором роде о серьезности проблемы.

В начале этой главы мы упомянули, что папская монархия XII века не включала в себя патриарха Константинопольско­го и церкви, находившиеся под его юрисдикцией. Причины этого должны быть подвергнуты дальнейшему исследованию, но усилия Александра восстановить стабильные отношения между двумя ветвями Христианской Церкви следует рассмат­ривать в качестве важного элемента его политики¹¹. Прежняя точка зрения о том, что взаимное отлучение от Церкви карди­нала Гумберта и патриарха Михаила Керулария в 1054 году определило официальное состояние схизмы между восточной и западной Церквями, подверглась серьезному пересмотру. Возможно, что ситуация, которая развивалась во время прав­ления Александра, говорит о признании со стороны Церкви факта схизмы, хотя она не желала признавать ее официально. Между Церквями оставались значительные различия, глав­ным из которых явилось добавление западной Церковью в Символ Веры фразы, filioque (филиокве), обозначавшей снисхождение Святого Духа не только от Отца, но и «от Сына». Также некоторая разница между Церквями наблюдалась в не­которых литургических обрядах; хотя в основании всех спо­ров лежал действительно проблемный вопрос, вопрос о гла­венстве Рима.

До середины XI века каждый папа во время своих выбо­ров обычно распространял документ, получивший название рекомендательного письма, в котором он давал в некотором роде обет веры. После этого другие патриархи включали но­вое имя понтифика в литургические молитвы при Евхаристии. Очевидно, как раз перед Первым крестовым походом Папа Урбан II, действительно стремившийся восстановить нормаль­ные отношения с восточной Церковью, был готов послать рекомендательное письмо. По некоторым причинам он не стал этого делать, и данный обычай никогда более не возобнов­лялся. Одна из связей между восточной и западной Церквями была нарушена.

Тем временем с обеих сторон развивались или находились в процессе становления такие отношения, которые все более затрудняли примирение. Западная концепция папской юрис­дикции, которую мы только что описали, находилась в про­тиворечии с традиционным для Востока представлением по данному вопросу. При этом на Востоке не столько ставили под сомнение духовное главенство Рима как Престола святого Пет­ра, — действительно, оно было принято задолго до спора — сколько были озабочены определенными манифестациями этого главенства со стороны энергичного, хорошо организо­ванного папства ХI-ХII веков. Как, например, могла ставшая теперь обычной западная практика обращения к Риму, кото­рая уже затронула греческие церкви Калабрии и Сицилии, по­влиять на церкви Востока? В общем, видимо, столь сильный страх был вызван не столько духовным главенством, сколько ежедневным контактом со все более растущей эффективной папской властью.

Крестоносцы, без сомнения, способствовали возникнове­нию непонимания, создавая атмосферу взаимного подозрения. Вслед за Первым крестовым походом среди населения Запада начался устрашающий рост антивизантийских настроений. Он еще более усилился после Второго крестового похода, а ко вре­мени правления Александра уже было много признаков рас­тущей враждебности к Западу со стороны Византии. К этим общим проблемам добавились особые разногласия, такие как контроль над городом и патриархатом Антиохии, которая об­суждалась в предыдущей главе.

Именно в этот период времени Мануил Комнин предложил Александру рассмотреть вопрос о создании объединенной Восточно-Западной империи под его собственным управлени­ем. Дипломатические аспекты переговоров, которые последо­вали за данным предложением, обсуждались нами. Здесь сле­дует отметить, что, когда Александр отложил рассмотрение вопроса о признании Мануила императором, он послал двух кардиналов, Убальдо и Иоанна, в Константинополь, чтобы обсудить с ним религиозные вопросы. Поступая так, он про­должал попытки своих предшественников, главным образом Урбана II и Евгения III. Примечательно также, что в ответе папы Мануилу и в инструкциях своим легатам он избежал про­блемы филиокве и сконцентрировался на других вопросах: поминовение Папы в литургии, главенство Рима и право об­ращаться к Риму из Константинополя по церковным делам.

Мануил отдал письмо Папы патриарху Михаилу Анхиалу. Его ответ свидетельствовал о новом, более жестком отноше­нии Византии к Папе, которое соперничало с западным анти-византизмом. В отличие от своих предшественников, он отка­зался признавать требования Рима как Престола святого Пет­ра. Главенство принадлежало существующей в настоящее время имперской столице, избранной Господом, которая дол­жна была стать центром Империи. Скорее он бы подчинился туркам, которые, по крайней мере, не принуждали бы его в вопросах религии. Говоря так, патриарх не просто позволял себе высказать собственное раздражение. Он выражал церков­ную точку зрения, которая рассматривала греческие церкви как находящиеся под мусульманским управлением и облада­ющие большей церковной автономией, нежели церкви в Ка­лабрии, находившиеся под юрисдикцией Папы. Чтобы обо­сновать церковную юрисдикцию «Города», он повторил веч­ный аргумент, который был озвучен — и вызвал некоторое сопротивление — на Первом Соборе в Константинополе в 381 году. Немного позднее представитель Мануила на Третьем Латеранском Соборе, Нектарий Казула, греческий монах из Южной Италии, поразил всех своей страстной речью, но ему не удалось разрешить те трудные вопросы, которые стояли на пути к примирению.

Таким образом, хотя дискуссии между Папой и императо­ром, по-видимому, продолжались, представляется очевидным, что благоприятная для заключения соглашения атмосфера так и не была создана, в связи с чем надежды Александра восста­новить стабильные отношения с византийскими христиана­ми не могли воплотиться в реальность. Более того, последую­щие события, главным образом резня латинян в Константи­нополе в 1182 году, когда кардинал Иоанн был зверски убит, за чем в 1204 году последовал Четвертый крестовый поход и разграбление крестоносцами Константинополя, должны были еще более ухудшить и без того напряженные отношения. Пон­тификат Александра, поэтому, был, возможно, последним за Средние века периодом, когда еще оставалось возможным во­зобновление церковных отношений. Папская монархия, хотя и являлась уникальным достижением в области управления, не смогла сохранить стабильные отношения с Востоком. Сама действительность, казалось, подчеркивала разделение двух Церквей.

Третий Латеранский Собор, созванный в 1179 году, хотя и стал важным, оказался единственным из четырех, проведен­ных в Риме между 1123 и 1215 годами. Каждый из Соборов, созывавший прелатов из всех частей западного христианского мира, поднимая определенные вопросы, свидетельствовал о веке церковного обновления, григорианской реформе, ко­торая характеризовала этот период. Обстоятельства времени внесли свой вклад в формирование института, известного как папская монархия, хотя ни один из прошедших Соборов не смог принять окончательного решения по всем рассматривае­мым вопросам, оставляя их на усмотрение будущего Собора. Более того, простое перечисление принятых постановлений не говорит о том, являлся ли Собор успешным или неуспешным. Рассматривать события, разворачивавшиеся после Третьего Латеранского Собора, возможно, неуместно в исследовании деятельности Папы, который умер через два года после него. Хотя стоит отметить, что Четвертый Латеранский Собор 1215 года столкнулся со многими аналогичными проблема­ми, которые рассматривал предыдущий, и повторил многие из тех решений, которые были приняты на Третьем Соборе. Более того, в отличие от великих Соборов того времени, Тре­тий Латеранский Собор не выработал для папства долгосроч­ной политики. Он не предложил широкой программы исправ­ления христианского общества. Собор в большей степени рас­сматривал специфические проблемы, которые противоречили церковной позиции того времени. Выбранный курс, как мож­но предположить, должен был быть родственным характеру Александра III.

Таким образом, политика Александра III дала сильный тол­чок к выполнению задачи, которая так никогда и не получила разрешения: синтезировать юриспруденцию Церкви. Алек­сандр также не явился основателем папской монархии и не завершил ее формирования, поскольку каждый прави­тельственный институт менялся со временем. Курия под ру­ководством Папы, тем не менее, продемонстрировала удиви­тельную способность быстро восстанавливаться и адекватно отвечать на вызов новой ситуации. Вследствие этого, позиции Александра III оказались более устойчивыми в 1181 году, чем в 1159 году, причем настолько, чтобы обеспечить своим бли­жайшим преемникам стабильное положение, пока во главе церковного управления не встал энергичный Иннокентий III.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

До настоящего времени главная задача исследования со­стояла в рассмотрении общественной карьеры Александра III. Перед нами остается задача исследовать также особый вклад этого Папы в развитие Церкви во время его понтификата и попытаться оценить его характер и человеческие качества.

Представляется очевидным, что именно великолепная юридическая подготовка Александра III наиболее впечатляла его современников и интересовала исследователей его карье­ры. Хотя он ясно продемонстрировал большую энергию и спо­собности в различных областях папского управления, особен­ности выполнения функций понтифика в качестве верховно­го судьи состояли в том, что именно он, бывший профессор права, внес наиболее весомый вклад в их развитие. Количе­ство декретов, изданных Александром, представляющих ре­шения или мнения Папы, «отправленные какому-нибудь епи­скопу или церковному судье по какому-либо тонкому право­вому вопросу, когда запрашивали римскую Церковь», позднее включенные в официальную коллекцию канонического пра­ва, ставит его на второе место после Иннокентия III. В настоя­щее время количество известных нам постановлений Папы превышает пять сотен¹. Кроме них, в руках исследователей на­ходится значительное количество фальшивых декреталий, приписываемых Александру III, появившихся после его смер­ти, что является свидетельством его широкой известности.

Развивая идеи права, Александр полагался в основном на работу Грациана². Некоторые из его булл, например, представ­ляют почти слово в слово текст «Decretum». Это не говорит, однако, о том, что Александру недоставало оригинальности.

Его вклад заключается скорее в расширении и очищении умо­заключений и в сообщении им универсальной значимости, как положениям, исходящим от Курии. Более того, поскольку сфе­ра, которую затрагивало каноническое право в Средние века, была обширной, многие из решений Папы относились к воп­росам, которые в современном обществе легко разрешаются в гражданских судах.

Так же как и в трактате Папы по каноническому праву, «Stroma Rolandi», который был написан до того, как Александр пришел в Курию, проблемы брака занимают центральное ме­сто и в его декреталиях. Взгляды Папы в этой области, в кото­рой средневековые каноники отличались друг от друга в дета­лях, развивались годами. Будучи Папой, он твердо придержи­вался теории совместного согласия как необходимого элемента брака³. Многие декреталии Папы о браке внесли огромный вклад в синтез идей, к которому стремились каноники XII века.

Подобно многим своим современникам, Александр также находился под сильным влиянием римской юриспруденции, которой, как он представлял, было необходимо следовать, если она не шла вразрез с каноническим правом. Изучение римского права дало ему идею ввести тончайшие разграничения в воп­росе определения виновного или невиновного. Инструкции, отданные Александром Варфоломею Экзетерскому после убийства Бекета, представляют данные идеи. Папа также де­тально исследовал вопрос «незнания закона» и «незнания фактов». Он усовершенствовал судебное разбирательство по этой проблеме, поставив вопрос, являлось ли незнание пре­ступника простительным или нет. Принятие ошибочного ре­шения в отношении человека было признано особенно важ­ным вопросом при рассмотрении преступлений, совершенных против клириков. Александр сформулировал разнообразные точки зрения по тем делам, где в качестве ответчиков высту­пали люди, которые из-за болезни или по какой-либо другой причине не могли свободно действовать; таким образом, Алек­сандр рассматривал различные обстоятельства, которые мог­ли оказать влияние на свободу человеческого поступка и, со­ответственно, определить уместность, неуместность или жест­кость наказания. В общем, Александр проявлял стремление к умеренности в наложении наказаний.

Хотя Александр являлся сторонником ясности и точности в законодательной процедуре, особенно в определении области церковной юрисдикции при рассмотрении дел, он был менее решителен, возможно даже непонятен, в своих формулировках теории папского политического первенства, хотя сомнения Александра в этом вопросе указывают на то, что сам он являл­ся каноником середины XII века⁴. Так, и мы неоднократно об­ращали на это внимание, изменение условий жизни в XII веке не привело к простому решению исконной проблемы отноше­ний между духовной и светской властью. В действительности, во второй половине средневековья великие споры о папской (или имперской) теократии, или политическом главенстве над христианским миром, временно, как мы показали, находились в состоянии неопределенности. Те писатели, которые говорили о проблеме взаимоотношений светской и духовной власти, по­рождали только сомнения и сложности.

Неудивительно поэтому, что Александр III избегал делать широкие заявления о политической власти Святого Престола. Если слова папы, произнесенные в Безансоне в 1157 году, в то время как Александр был легатом (при этом мы полагаем, что их действительно произнес он), подразумевали зависимость импер­ской власти от папства, он не позволял себе делать подобные ут­верждения, когда стал Папой. За исключением заявления Алек­сандра о положении периферийных территорий, таких, как Ибе­рийский полуостров, Далмация или Ирландия, которые были единственными в данном списке, Папа, по-видимому, полагал, что светская власть зависела от римской Церкви, подчиняясь только в тех случаях, когда на данное положение указывал зако­нодательный прецедент. И даже тогда Церковь не стремилась про­водить активную интервенцию, Папа всегда боролся только за право Церкви заниматься своей сферой, libertas ecclesiae.

Но хотя Александра и каноников периода его правления нельзя причислить к сторонникам широко распространенной теократической концепции папской власти, они, тем не менее, уделяли особенное внимание похожей проблеме, которой было суждено приобрести важное значение в европейском обществе. Поэтому постепенно зарождалась новая, отличная от других дискуссия вовлекающая юристов и исследующая особые слу­чаи например, определение области sacrum (священного), то есть того, что по закону принадлежало церковной юрисдик­ции и подлежало рассмотрению в церковных судах. Поэтому Церковь получила возможность приложения своих сил, по­скольку ее моральное и религиозное влияние на обыденную жизнь людей возросло.

В этом споре Александр, как юрист, стоял на твердой почве, хотя даже здесь он не принял каких-либо оригинальных поста­новлений и в целом следовал мысли Грациана. Отвечая на воп­рос о возможности апелляции из гражданского суда к церков­ному, он выразил мнение, что если дело не затрагивало чело­века, являющегося подданным юрисдикции церкви, и если местные обычаи запрещали подобное действие, такое обраще­ние нельзя было считать юридически действительным.⁵ Вла­дельцу лена, сказал он, рассматривая другой случай, следует разбирать феодальные вопросы. Папа, поэтому, признал легитимность сферы гражданской юстиции. Тем не менее очевидно, что хотя многие решения Александра очерчивали круг церков­ной компетенции, сфера ее власти была широкой, а мнение Папы оказывало порой решающее воздействие. Более того, вследствие его решений сфера церковной юрисдикции, описан­ная в «Decretum», была значительно расширена.

Таким образом, хотя нам остается непонятной позиция Алек­сандра на проблему теократической идеи, его взгляд на нее бази­ровался на компетенции Церкви по широкому спектру вопросов, относящихся к области sacrum. Влияние религии на общество, в которое Александр верил, как и все остальные Папы, должно было получить движение не столько через провозглашение аб­солютного превосходства римской Церкви над христианскими королевствами, сколько через сохранение и, в некоторой степе­ни, расширение специфических прав в пределах каждого из хри­стианских государств. В этом заключается значение борьбы и уре­гулирования в Англии, которые последовали за смертью Бекета.

В рассуждениях о достижениях Александра как церковного правителя, законодателя и судьи, необходимо также осознать точное значение термина «церковный». Только тогда представ­ляется возможным понять значительный вклад Александра в усовершенствование папской монархии. Кроме того, если дан­ная интерпретация точки зрения Александра на христианский мир является правильной — хотя по-прежнему необходимы дополнительные исследования, прежде чем делать окончательные заявления, - ее необходимо учитывать при любой оценке дип­ломатии Папы. Предполагаемые «сила» или «слабость» Алек­сандра должны быть определены стандартами середины XII века, ноневременемправленияГригория VII или даже Иннокентия III ⁶.

Нелегко понять Александра как человека. До нас не дошли свидетельства того времени о его человеческих качествах, хро­нисты вставляют в свои тексты только несколько фраз о темпе­раменте и личности Папы⁷. Александр по своему образованию был ученым и преподавателем, но более всего юристом, хотя в некотором отношении и теологом. Будучи папой, он смог отста­ивать по всем вопросам позицию интеллектуала. Действитель­но если и есть что-то, что особенно подчеркивается в скудных сведениях о нем, оставленных его современниками, то это преж­де всего его ученость⁸. Однако интеллектуальные интересы Папы не были, видимо, широкими. Он, правда, оставил после себя один теоретический трактат. Важным также представляется тот факт, что знаменитый ученый и юрист Бургундио Пизанский посвя­тил некоторые из своих переводов с греческого языка Папе Алек­сандру. Более того, среди всех своих забот и хлопот, Папа попро­сил патриарха Антиохийского найти хороший текст сочинении ев Иоанна Златоуста, хотя мы говорили, что цитаты из Священ­ного Писания и Отцов Церкви в буллах, изданных папой, стали общепринятыми и часто повторяли цитаты из его предшествен­ников или Грациана. Александр, таким образом, являлся выда­ющимся ученым, но в узкой области.

Исследователи называли Александра осторожным ⁹. Для тех, кто подобно Бекету и его друзьям, был разочарован в том, что Папа не смог поддержать всем сердцем архиепископа Кентер-берийского, осторожность подразумевала слабость или даже ма­лодушие. Как мы видели, данную точку зрения отстаивают и сейчас. Однако осторожность Александра была вызвана глав­ным образом его собственным характером. Он был ученым, профессором школы XII века, которая стояла на позициях не­обходимого рассмотрения всех за и против в каждом деле. Уди­вительно, но он добился успеха как администратор - возмож­но благодаря тому, что после встречи с императором в Безансоне Александр научился избегать ненужных провокации и отделять центральную проблему от второстепенной.

Свойственная ученому осторожность Александра, которую можно встретить и в дальнейшем, образовывала крепкую связь со стойким духом и безграничным терпением. Неустрашимый в превратностях, твердый в понимании того, что он являлся главой организации, которая могла быть одновременно и бо­лее старой и более молодой в сравнении с различными свет­скими монархиями, он предпочитал ждать со спокойной уве­ренностью изменения позиции своих многочисленных против­ников. Более того, человек, который умер в столь преклонном возрасте, находясь на посту Папы двадцать два года, что стало одним из самых долгих периодов правления в папской исто­рии, большая часть жизни которого прошла в изгнании, в ски­таниях, в неопределенности, должен был быть, безусловно, одарен исключительной физической выносливостью.

Сила духа и терпение сами по себе не были достаточны. Дип­ломатия Александра, как мы видели, была чрезвычайно гиб­кой. Он желал использовать новые силы, не ограничиваясь тра­диционным образом действий, что видно из его отношений с Ломбардской лигой, Сицилией, восточными правителями и, особенно, с Византией. Но дипломатия всегда существовала как временное средство. Стоит, однако, подчеркнуть, что Александр, несмотря на осознание новых веяний, не был «либеральным» или «национальным» Папой, поборником политической сво­боды в сегодняшнем понимании этих терминов. Он был юрис­том-церковником, для которого дипломатия изредка была не­обходима, но не обладала фундаментальным значением.

То, что Александр стремился к милосердному суду, види­мо, согласуется с теми взглядами, которые он выразил в воп­росе наказания еретиков, и сдержанностью, проявленной в деле с Фридрихом Барбароссой и Генрихом II. Папа не хотел спешить, в отличие от тех, кто стремился к скорейшему и бо­лее резкому решению. Это нельзя считать слабостью или апа­тией, так как Александр обладал чувством долга и никогда не забывал о своих обязанностях. Его сдержанность скорее сви­детельствовала о гибком юридическом уме Папы, размышляв­шего о требованиях юстиции и проявлявшего заботу священ­ника о спасении души грешника.

Хотя Александр был терпелив в больших делах, он был жест­ким, когда ему противостояли подчиненные. Более того, его склонность к точности и аккуратности, его интеллектуальность производили порой впечатление определенного высокомерия и отчужденности, что заставляет нас задаться вопросом, был ли Александр горд и амбициозен. Хотя мы не можем исклю­чить определенную интеллектуальную гордость Александра, ему не было свойственно проявлять свои амбиции.

Аналогичное сомнение можно высказать и в отношении способности Папы проявлять теплые дружеские чувства. Офи­циальная папская корреспонденция, очевидно составлявшая­ся клириками, едва ли предоставляет соответствующие сви­детельства. Но в некоторых из своих писем, например, к другу и наперснику, Генриху Реймскому, и к верному соратнику Эберхарду Зальцбургскому, Папа не только обращался официаль­но но и высказывал себя другом и осознавал чувства адреса­та¹⁰. Мы также знаем о печали Александра и его сожалении относительно убийства Бекета, и о его искренних эмоциях при примирении с Фридрихом Барбароссой. Кроме нескольких представленных нами ссылок, другими свидетельствами о че­ловеческих качествах Папы мы не обладаем.

До нас дошли только одно или два свидетельства проявле­ния со стороны Александра заботы о своей семье и родственни­ках. Среди многих писем Папы, рассматривающих вопросы школы и ученых, есть одно, написанное в 1161 году, в котором он просит каноников собора Парижской Богоматери обеспе­чить жильем трех его племянников и одного или двух клири­ков-студентов. Другого молодого родственника он послал в Англию продолжить образование там, где он, как полагал Папа, мог избежать невоздержанности французов и сохранить свои природный итальянский аскетизм и скромность в поведении. Хотя, согласно одному хронисту, Александр шутил, что имеет племянников, но не сыновей, абсурдно обвинять Папу XII века в «непотизме» в том смысле, который это слово приобрело в позднее время¹¹. Данные свидетельства также говорят о нем как о человеке безупречной честности, обладающем исклю­чительной осведомленностью о всех своих личных делах.

Однако существует еще одна сторона в карьере Александра, к характеристике которой автор светской истории подходит с не­уверенностью. Она включает в себя сферу обязанностей Папы как священника; мы не можем опустить рассмотрение этой стороны деятельности Александра, так же как и его обязанности администратора. Не в меньшей степени, чем простой кюре, Папа заботился обо всех человеческих душах. Однако недостаток ма­териалов затрудняет задачу исследовать данную сторону карь­еры Александра. С одной стороны, письма Папы изобилуют ин­струкциями. Хронисты дают подробное описание его пропове­дей, например во время переговоров в Венеции, и обращают особое внимание на речь Папы в кафедральном соборе в присут­ствии императора. Но письма официальны, а хронисты часто пишут по памяти, — после того, как событие уже произошло.

Очевидно, что Александр в неменьшей степени заботился о религиозном обновлении, чем его знаменитые предшественни­ки и преемники. Многие из его писем описывают его ужас пе­ред симонией и безнравственностью священников. Благожела­тельное отношение Александра к цистерцианцам и его доверие к бывшим цистерцианцам Генриху Реймскому и Петру из Таренте (последний был позднее канонизирован) в большей сте­пени свидетельсвуют о направлении религиозной мысли Папы.

Мы также обладаем некоторыми свидетельствами, что Алек­сандр был благочестив и, возможно, немного аскетичен. Напом­ним, что при канонизации Бернара Клервоского Папа сделал особый акцент на аскетичности жизни святого. Более того, мно­гие хронисты называют Папу святым человеком¹².

Александра выделяет его особенно трепетное отношение к выполнению своих обязанностей верховного пастыря в деле спасения души грешника. Благодаря образованию и характе­ру Папы, выполнение этой обязанности воплотилось в юри­дическую форму, представлявшую суд и предписание канони­ческой епитимьи. Трепетное отношение Папы к данному воп­росу также проявляется в мерах, направленных на ликвидацию схизмы, в заботе Папы о более обоснованных методах обвине­ния еретиков, в его отношении к Генриху II и убийцам Бекета.

Поэтому представляется необходимым закончить данную книгу об одном из великих средневековых Пап, процитировав его собственные слова, которые указывают на то, что с самых первых дней своего понтификата он рассматривал свои пастор­ские обязанности как первостепенные. Александр, приехав во Францию, ответил одному доброжелателю, который назвал его хорошим Папой, на родном языке: «Если я смогу хорошо судить, проповедовать и налагать наказания, я буду хорошим Папой»¹³.

БИБЛИОГРАФИЯ

Основные источники

Перечень сочинений Александра был утерян, но многие сохранив­шиеся письма были изданы Минем (Patrologiae latinae cursus complerus/ Ed. J. P. Migne, T. CC, Paris, 1855) и И. фон Пфлюг-Гартунгом (Acta pontificum romanorum inedita/Ed. J. von Pflug-Harttung, Tubingen, 1881-1886, Bd.1-3; reprint: Graz, 1958). Письма, относящиеся к французским делам, можно найти в следующем собрании — «Recueil des historians des Gaules et de la France» (T. XV-XVI, Paris, 1878). Переписка о деле Бекета дана Дж.К.Робертсоном (Robertson J. C. Materials for the study of Thomas Becket, Archbishop of Canterbery. L., 1875-1885, Vol. 1-6). Ука­затели и краткие изложения можно найти у Яффе-Ваттенбаха (Regesta pontificum romanorum/ Ed.Jaffe-Wattenbach, Bd. 2, Leipzig, 1889; reprint: Graz, 1956). Другие довольно недавно обнаруженные письма опубли­кованы в «Abhandlungen der Gesellschaft der Wissenschaften zu Gottingen»; полный список их можно найти в работе М. Пако, указанной ниже. Отдельные пункты из перечня, которые были использованы канони­ками после смерти Александра III, описаны В. Хольцманом (Holtzmann W. Dieregister Papst Alexanders III in den Handen der Kanonisten// Quellen und Forschungen aus italienischen Archiven und Bibliotheken, Bd. XXX, 1950, S. 13-87). Параграфы многих писем, касающиеся специфических юридических вопросов, включены в собрание Григория IX (Corpus juris canonici/ Ed. A. Friedberg, Bd. 2, Leipzig, 1881; reprint: Graz, 1959).

Главные работы кардинала Роландо, написанные до его избрания папой, напечатаны (Die Sentenzen Rolands, nachmals Papstes Alexander III / Ed. A. M. Geitl, Freiburg-i-B., 1891; Die Summa Magistri Rolandi, nachmals Papstes Alexander III/ Ed. F. Thaner, Innsbruck, 1874). Бумаги, имеющие отношение к Соборам, изданы в следующих собраниях: Mansi J. D. Sacrorum conciliorum nova et amplissima collectio, T. XXII, Venice, 1778; Schroeder H. J. Disciplinary decrees of the general councils. St. Louis, 1937 и Hefele K. J., Leclerq H. Histoire des conciles, T. 2, Paris, 1913, pt. 2, с французским комментарием.

Большую ценность представляет биография папы Александра, правда, доведенная только до 1178 г., написанная кардиналом Бозо­ном (Alexandri III vita/ Ed. L. Duchesne//Liber pontificalis, T. 2, Paris, 1892; reprint: 1955; Pontificum romanorum vitae/ Ed. J. M. Watterich, Bd. 2, Leipzig, 1862) и неправильно приписанная Минем кардиналу Арагона (РЬ, Т. СС, р. 11-59). Многие хроники и письма того вре­мени содержат материалы, имеющие отношение к жизни Александ­ра III. Ссылки на эти источники можно найти в работах М. Пако, И. Галлера, А. Флиша, В. Мартина и X. Л. Манна, указанных ниже.

Биографии

Наиболее старые работы Ф.Лоредано (Loredano F. Vita d'Ales-sandro tertio pontifico massimo. Venice, 1646) и Е.А.Бриджиди (Brigidi E.A. Orlando Bandinelli, Alessandro III. Siena, 1875) скорее важны для понимания научных установок того времени, когда они были напи­саны, чем как научные работы по теме. Сочинение X. Ройтера (Reuter H. Geschichte Alexanders des Dritten und der Kirche seiner Zeit. Leipzig, 1860, Bd. 1-3), хотя написано давно и отчасти пристрастно к Алек­сандру III, является подробным научным исследованием с многочис­ленными ссылками на источники; вопреки своему возрасту, эта ра­бота все еще незаменима.

Современные работы

Наиболее важным современным исследованием является рабо­та М.Пако (Pacaut M. Alexandere III. Etude sur la conception du pouvoir pontifical dans sa pensee et dans son oeuvre. Paris, 1956). Посвященное больше изучению религиозно-политических идей Папы, чем его жизни, она дает обширные биографические сведения и подробный анализ дипломатии Папы, исчерпывающую библиографию и обзор мнений современных исследователей.

Общие сочинения

Из множества общих сочинений о церковных делах в XII в. не­обходимо выделить следующие: A. Fliche h V. Martin. Histoire de 1'eglise, t. IX, pt. 2, P., 1953, Foreville R., Rousset de Pins J. Du Premier concile du Latran a 1'avenement de Innocent III//Le Bras G. Institutions ecclesiastiques de la chretiente medievale//Ibid, T. XII, P., 1959-1964, 2pt.; Hsller J. Das Pspsttum. Idee und Wirklichkeit, Bd. 3, Basel, 1952; Hauck A. Kirchen-geschichte Deutschlands, Bd. 4, Leipzig, 1925; Heer F. Aufgang Europas. Vienna, 1950; Mann H.K. The lives of the popes in the Middle Ages, Vol.10, L., 1925; Seppelt F.X. Geschichte der Papste, Bd. 3, Munich, 1956; отличный обзор истории Вселенских Соборов представлен П. Хьюзом (Hughes P. The church m crisis N. Y 1961); сведения о папском правлении и системе правосудия в Средние века можно найти в следующих работах Вальтера Ульманна: Ullmsnn W. Medieval papalism. U 1949; id. The growth of the papal government in the Middle Ages. L., 1955; id. Principles of government and politics in the Middle Ages. L., 1961.

ПРИМЕЧАНИЯ

Предисловие

¹ Voltaire F. M. A. Resume d'histoire generale//Oeuvres completes, T. X, p. 998; id. Essai sur les moeurs, T. 1, Paris, 1878, p. 407.

² Reuter H. Geschichte Alexanders des Dritten und der Kirche seiner Zeit. Leipzig, 1860, Bd. 1-3.

Глава I

¹ О работе Грациана и ее значении см.: Le Bras G. Institutions ecclesiastiques de la chretiente medievale//Fliche A., Martin V. Histoire de 1'eglise, T. XII, P., 1959, pt. 1, ch. 2; краткий обзор см.: Kuttner S. G. Harmony from Dissonance, Latrobe, Pa., 1960.

² Классической историей Рима в Средние века является книга Gregorovius F. Geschichte der Stadt Rom im Mittelalter, 5 Aufl., 8 Bd., Stuttgart, 1903ff. (tr. A.Hamilton, 13 Vol., L., 1894-1902). См. также: Halphen L. Etude sur 1'administration de Rome au moyen age. P., 1907; Brezzi P. Roma e 1'imperio medioevale (774-1252). Bologna, 1947.

³ О спорах по отдельным документам см.: Tierney B. The crisis of Church and State, 1050-1300. Englewood Cliffs, N. J., 1964. см.также: Ullmann W. Medieval papalism. L., 1949; id. Principles of government and politics in the Middle Ages. L., 1961

Глава II

¹ О папской, византийской, норманнской и германской дипло­матии в течение этого периода можно узнать из работ Ф. Шаландона (F. Chalandon) и из статей В. Онсорге (W. Ohnsorge) (в Abend-land und Byzanz. Darmstadt, 1958), Lamma P. Comneni e Staufer, 2 Vol., Rome, 1955-1957; Rowe J.G. The papacy and the Greecs//Church history, Vol. XXVIII, 1959, p. 3-36. Oчень тщательное исследование: Maccarone M. Papato e Impero dalla Elezione di Federico I alia Morte di Adriano IV (1152-1159). Rome, 1959.

² Об оценке современниками места Фридриха Барбароссы и ссыл­ки на недавнюю литературу см.: Barraclough G. Frederick Barbarossa and the Twelfth Century//History in a Changing World. Norman, Oklahoma Press, 1958; id. The origins of modern Germany. Oxford, 1957, ch.VII. Taкжe см.: Jordan K. Friedrich Barbarossa. Gottingen, 1959; o связях императора и германской церкви см.: Hauck A. Kirchengeschichte Deutschlands, Bd. 3. Лучшие современные опи­сания политики Барбароссы в Германии и Италии на английском языке содержатся в главах XII и XIII, написанных А. Л. Пулом (A. L. Poole) и Уго Балцани (Ugo Balzani) b Cambridge Medieval History, Vol.5. Также см.: Jordan K. L`Allemagne et 1'Italie aux Xlle et XIIIe siecles. P., 1939.

³ М.Пако (Pacaut M. Alexandre III, p. 85-102) обсуждает различ­ные интерпретации инцидента в Безансоне и возможные мотивы поведения главных действующих лиц. Также см. его рецензию на книгу Маккароне (Revue Historique, T. CCXXXVI, 1996, p. 141). По данному вопросу см.: Ullmann W. Cardinal Roland and Besancon // Miscellanea historiae pontificiae, T.XVIII, Rome, 1954, p. 102-125; id. The growth of papal government in the Middle Ages. L., 1955, p. 341 ff.

Глава III

¹ Значительное количество первичных и вторичных источников по проблеме оспоренных выборов подробно обсуждено X. Ройтером (Reuter H. Geschichte Alexanders des Dritten, Bd. I, S. 487 ff.) и в работе А. Флиша и В. Мартина (Fliche A., Martin V. Histoire de 1'eglise, T.IX, pt. 2, p.50). К этому следует добавить книгу Л. Бармана (L. Barman, S. J., The Papal election of 1159//American Ecclesiastical Review, Vol. CXLVIII, 1963, p. 37-43).

² Liber pontificalis, Т. II, р. 397. Тот же самый эпизод также опи­сан Александром в письмах, в которых он объясняет свою позицию (PL,T. CC, col. 69 ff.).

³ Хотя едва ли беспристрастный в своем отношении к «герман­цам», выдающийся ученый и церковный деятель Иоанн Солсберий-ский красноречиво объяснил позицию Александра III в Павии и из­ложил события при его избрании. См. 124-е письмо в The Letters of John of Salisbury//Tr. by W. J. Millor, S. J. and H.E. Butler, rev. by C.N.L. Brooke, Vol. I, L., 1955, p. 204-215.

⁴ В случае с Вильгельмом из Павии, его действия нужно рассмат­ривать вкупе с его молчанием на Соборе в Павии, что подорвет его влияние как легата. Во время разногласия с Бекетом оппозиция против него усилилась. В соответствии с недавно высказанной точ­кой зрения, Вильгельм был совершенно лоялен папе и являлся од­ним из его самых видных легатов. См.: Ohnsorge W. Die Legaten Alexanders III im ersten Jahrzehnt seiner Pontifical (1159-1169)// Historische Studien, H. 175. B., 1928, S. 11; Pacaut M. Les Legats d'Alexandre III (1159-1181)// Review d'histoire ecclesiastique, T. L., 1955, p. 832 ff.; Janssen W. Die papstlichen Legaten im Frankreich (1130- 1 198) // Kolner historische Abhandlungen, Bd.VI, Cologne, 1961 , S. 61-78.

⁵ PL, T.CC, col. 133sq. <I>. Ф. Хир (Heer F. Aufgang Europas, S. 617) рассматривает это письмо как один из наиболее важных примеров стиля Александра III.

Глава IV

¹ О византийской дипломатии см.: Lamma P. Comneni e Staufer, Vol.11, p.129 ff.

² О Ломбардской лиге и ее взаимоотношениях с Александром III см.: Pacaut M. Aux origines du Guelfisme; les doctrines de la ligue lombarde (1167-1183) //Review historique, T. CCXXX, 1960, p. 73-90.

Глава V

¹ Литература о деле Бекета обширна и содержит множество про­тиворечий. Краткий обзор можно найти в работе Н. Пэйна (Pain N. The King and the Becket. L., 1964, appendix II). Также см. главу 3, написанную Р. Форвиллем (R. Foreville) в работе Fliche A., Martin V. Histoire de 1'eglise, T. IX, P., 1953, pt. 2, которая представляет собой в сжатом виде другую работу (L'Eglise et la royaute en Angleterre sous Henri Plantagenet, 1154-1198. P., 1942). Также см. рецензии работы Р. Форвилля в English Historical Review, Vol. LXII, 1947, p. 89-92 h Vol. LXIX, 1954, p. 316-318. Два важных исследования Дома Дэвида Ноулза (Dom David Knowles. The Episcopal Colleagues of Thomas Becket. Cambridge, 1951; id. Archbishop Thomas Becket, a Character Study //Proceedings of the British Academy, Vol.XXV, 1949, также пе­репечатанную в The Historian and Character. Cambridge, 1963). Зна­чительное исследование жизни одного из епископов можно найти у А. Морея (Morey A. Bartholomew of Exeter. Cambridge, 1937). В1967 г. в Кембридже под редакцией К.Н.Л. Брука и А. Морея вышло изда­ние писем епископа Фолиота Лондонского. См. также: Cheney C.R. From Becket to Langton. Manchester, 1956; Duggan C. The Becket Dispute and the Criminous Clerks //Bulletin of the Institute of Historical Research, 1962, p. 1-28; Mayr-Hartling H. Henry II and the Papacy, 1170-1189//Journal of Ecclesiastical History, T. XVI, 1965, p. 39-53. Общие трактовки см.: Appleby J. T., Henry II. L., 1962; Barber R. Henry Plantagenet. L., 1964; Brooke Z.N. The English Church and the Papacy. Cambridge, 1931.

² Шестнадцать Постановлений см.: Stephenson C., Marcham F. G. Sources of English Constitutional History. N. Y., 1937, p. 73-76.

³ Возможно, что, включая статью XII, которая подтверждала про­цедуру избрания епископов, как было определено в постановлении от 1106 г., он надеялся смягчить ее. По-видимому, в той части, кото­рая позволяла выборам происходить в присутствии короля.

Глава VI

¹ PL, T.CC, col.489 sq.; Robertson, Materials, Vol. VI, p. 484 sq.

² Ришар из Пуатье (Robertson, Materials, Vol. VII, p. 476).

³ См., например: Haller J. Das Papsttum, Bd.III, S. 178-188; Mann H. K. The lives of the Popes in the Middle Ages, Vol. X, p. 173 ff.

⁴ Хотя точно датировать письмо невозможно, некоторое время после дарования Бекету прав легата (24 апреля 1166 года) Александр, составляя письмо выборщикам архиепископа Кентерберийского, подчеркнул верховную юрисдикцию папского легата. Позже пись­мо было включено в собрание декреталий Григория IX (Corpus juris canonici, T. II, col. 183; Robertson, Materials, Vol. V, p. 297 sq.; PL, T.CC, col. 616 sq.). См. также: Le Bras G. Institutions ecclesiastiques, p. 554.

«Поскольку вы осознаете, что наш преподобный брат, архиепископ Кентерберийский, возглавляет вас не только в силу своей юрисдикции архиепископа, но также как легат, огень удивительно, гто некоторые из вас, как мы слышали, осмеливаются утверждать, что вышеупомя­нутый архиепископ не может, как архиепископ и как легат, решать дела, поступаемые от ваших епархий, если вы не обращались к нему через апелляцию. Хотя известно, гто ему не следует, как архиепископу, слушать дела от ваших епархий, пока они не обращены к нему герез апел­ляцию, тем не менее, в силу своей власти легата, ему установлено действовать в своей епархии вместо нас, и ему следует выслушивать все дела ваших епархий, приходят ли они к нему как апелляции или как жалобы какого-либо человека. Мы устанавливаем и издаем декрет, а вы передаете в его юрисдикцию дела, которые исходят от ваших епар­хий и не пытаетесь удерживать или предотвращать какого-либо кли­рика или светского человека, находящегося в вашей юрисдикции, от передаги его дела вышеупомянутому архиепископу, если он того желает».

Глава VII

¹ Corpus juris canonici, T. II, col. 794 sq; Robertson. Materials, Vol. VII, p. 534; PL, T.CC, col.894 sq. См. также: Morey A. Bartholomew of Exeter, p. 31sq.

² Наиболее подробное описание покаяния Генриха в Авранше, данное анонимным автором, см.: Douglas D. C., Greenaway G.W. English historical documents, 1042-1189. L., 1953, p. 773 sq.

³ Умение Генриха отстаивать свою позицию рассмотрел Г. Майр-Хартлинг (Mayr-Hartling H. Henry II and the Papacy, 1170-1189// Journal of ecclesiastical history, Vol. XVI, 1965, p. 39-53).

⁴ См. об этом: Foreville. L'eglise et la royaut6, особенно, p. 429 ff.

Глава VIII

¹ Текст пакта в Ананьи переведен О. Дж. Тэтчер и И. М. Макни-лом (Thatcher O. J., McNeal E.M. A source book for Medieval History. N. Y., 1905, p. 196-199. Он подробно исследован П. Кером (Kehr P. Der Vertrag von Anagni im Jahre 1176 //Neues Archiv, Bd. XIII, 1888, S. 75 ff.

² О Венецианском договоре см.: Henderson E. F. Select historical documents of the Middle Ages. L., N. Y., 1892, p. 425-430.

³ Chronicon //Muratori. Rerum Italicarum scriptores, new series, Vol. VII, p. 284-285.

⁴ О возвращении Александра в Рим через Центральную Ита­лию см.: Gregorovius F. Geschichte der Stadt Rom im Mittelalter, Bd. V, S. 570-571.

Глава IX

¹ Об отношениях Александра III и Людовика VII см.: Pacaut M. Louis VII et Alexandre III (1159-1180) //Revue d'histoire de I'eglise de France, T.XXXIX, 1953, p. 5-45; id. Louis VII et son royaume. P., 1964.

² Ордена Калатравы, св. Юлиан де Перейро (Алькантара), св. Юлиан из Компостеллы.

³ Liber pontificalis, T. II, p. 437.

⁴ Например, буллу «Constituti a Domino» см.: PL, T. CC, col. 857-86; ее анализ, с приведением параллелей из Грациана, см.: Pacaut M. Alexandre III, p. 313 ff. Другие упомянутые письма можно найти в PL, T. CC, col. 607 sq., 852 sq., 860 sq., 1259-1261.

⁵ Резюме обсуждения см.: Pacaut M. Op.cit, p.227 ff.

⁶ Полезный обзор обширной литературы о крестоносцах: Atiya A. The Crusades: historiography and bibliography. Bloomington, 1962.

⁷ О воззваниях Александра о начале крестового похода см.: Jaffe — Wattenbach. Regesta, col. 11218, 11637 sq., 12684, 14360 sq.

⁸ К вопросу о положении Антиохии: Every G. The Byzantine Patriarchate. L., 1962, p. 162 ff.

⁹ Письмо Александра включено в работу Матвея Парижского (Matthew Paris. Chronica majora. Rolls series, T. II, p. 250) hs cbb/jchhm Hexpa BjiyacKoro (PL, T. CCVII, col. 1069).

¹⁰ Liber pontificalis, T. II, p. 404.

¹¹ О литературе и обсуждении истории пресвитера Иоанна см.: Slessarev V. Prester John: the Letter and the Legend. Minneapolis, 1959; Richard J. L'extreme orient legendaire au moyen age: roi David et Pretre Jean //Annales d'Ephiopie, T. II, 1957, p. 225-242.

¹² Contemporaries of Marco Polo / Ed. by M. Komroff. N. Y., 1928, p. 257. О Риме см. выше: р. 22, п. 2.

Глава X

¹ О развитии религиозных институтов см.: Le Bras G. Institutions ecclesiastiques de la chretiente medievale //Fliche A., Martin V. Histoire de I'eglise, T. XII, P., 1959 - 1964, 2pt. Анализ принципов работы папского правительства см.: Ullmann W. Principles of government and politics in the Middle Ages. L., 1961, pt. 1,4.

² Corpus juris canonici, T.II, col.161.

³ Цит. по Pacaut M. Les Legats d'Alexandre III (1159-1181) // Review d'histoire ecclesiastique, T. L, 1955, p. 823 (взято из PL, T. CC, col. 1033). См. также письмо Александра к выборщикам Бекета, ци­тированное выше в главе VI, примеч. 4.

⁴ Corpus juris canonici, T. II, col. 650; PL, T. CC, col. 1261. См. так­же: Kemp E.W. Canonization and authority in the western church. Oxford, 1948, ch.V.

⁵ Письмо к французским епископам // PL, T.CLXXXV, col. 622 sq. См. также: Vacandard E. Vie de Saint Bernard. Paris, 1927, T. II, p. 549.

⁶ О наиболее соответствующих подходах английских историков см.: Schroeder H. J. Disciplinary decrees of the general councils. St. Louis, 1937; Hughes P. The church in the crisis: a history of the general councils. Garden City, 1960.

⁷ Письмо «Quanto gallicana»//PL, T.CC, col. 741 sq. Об Александ­ре и школах см. резюме с библиографией у Fliche A., Martin V. Histoire de I'eglise, T. IX, P., 1953, pt. 2, p. 372 ss.; Rashdall H. The universities of Europe in the middle age. L., 1936.

⁸ Определение «Christum sicut perfectum deum et perfectum hominem ex anima et corpore secundum quod homo consistentem tenendum et praedicandum praecipi3tis...», данное в письме «к фран­цузским епископам»// PL, T.CLXXXV, col.684sq. См. также: Fliche A., Martin V. Op. tit., T. IX, 1953, pt. 2, p.171; ibid, T.XIII, p. 157-159.

⁹ О Третьем Латеранском Соборе, евреях и Александре как авто­ре старейшей сохранившейся версии «Постановления для евреев» см.: Synan E. A. The popes and the jews in the Middle Ages. N. Y., 1965, p. 79-82, appendix VI.

¹⁰ Об истоках инквизиции см.: Maisonneuve H. Etudes sur les origines de 1'Inquisition. P., 1960.

¹¹ Every G. The Byzantine Patriarchate, Ch.XIII. О периоде, пред­шествующем понтификату Александра, см.: Dvornik F. Byzantium and the romsn primacy. N. Y., 1966.

Заключение

¹ Цит. по Duggan C. Twelfth century Decretal collections. L., 1963, p. 32 (из Стефана Турне), важное обсуждение вопросов каноничес­кого права XII века и роли Александра в его развитии. См. также: Kuttner S. Kanonistische Schuldlehre von Gratien bis auf die Dekretalen Gregors IX. Vatican City, 1935, Studi e testi, n.64, passim; Le Bras G. Institutions ecclesiastiques de la chretiente medievale//Fliche A., Mar­tin V. Histoire de I'eglise, T.XII, P., 1959-1964, 2pt., passim.

² Pacaut M. Alexandre III, p. 318 ff

³ См.: Dauvillier J. Le marriage dans le droit classique de 1'eglise depuis le decret de Gratien (1140) jusqu'a la mort de Clement V (1314) P., 1933. p. 17-54; Morey A. Bartholomew of Exeter, p. 70 sq.

⁴ Основная работа по этому вопросу: Pacaut M. Alexandre III. Cм. также: id. La theocratie. L'eglise et le pouvoir au moyen age. P., 1957: Ullmann W. Medieval papalism. L., 1949; id. The growth of the papal government in the Middle Ages. L., 1955, Ch. XIII.

⁵ Tierney B. The crisis of church and state, p. 114 ff.

⁶ Хотя предложенное Ф. Хиром отождествление Александра с «бюргерской» Северной Италией представляется слишком предвзя­тым, он представляет Папу как представителя новых духовно-интел­лектуальных веяний XII века. См. также комментарий на взгляды Ф. Хира: Pacaut M. Alexandre III, p. 405ss.; отрицательное мнение Халлера об Александре основано в большей части на суждении о его дип­ломатии.

⁷ Цитаты всех источников и резюме мнений современных истори­ков см.: Pacaut M. Alexandre III, p. 108-119. Он дает отличную реконст­рукцию личности Александра. Как он отмечает, суждения некоторых современных писателей слишком поверхностны и не имеют большой ценности. Бозону например, просто перечисляет большинство тради­ционных доблестей: «...vir siquidem prudens, benignus, patiens, misericors. mites, sobrius, castus, et in elimosynarum largitione assiduus, atque aliis operibus Deo placitis semper intentus», Liber pontificalis, T. 2, p. 649.

⁸ Boso. Loc.cit.; «fuit in divina pagina praeceptor maximus, et in decretis et canonibus et Romanis legibus praecipuus. Nam multas quaestiones dificillimas et graves in decretis et legibus absolvit et enuncleavit», Robert Torigny //Rolls Series, LXXXII, T. IV, P. 298; «...vir summi ingenii...». Gervase Tillbury //MGH, SS, T. XXVII, p. 380.

⁹ «Discretissimus», Gervase Tillbury. Loc.cit.; «vir providus et discretus» Romuald Salerno. Chronicon//Muratori. RIS, new series, T.VII. P.289; «secundum sibi innatam mansuetudinem», ibid, P.297.

¹⁰ Цитаты из источников, особенно, PL, T.CC, col. 80, 170, 931. Cм.: Pacaut M. Alexandre III, p. 116 ss.; Bouquet. Recueil des historiens des Gaules et de la France, T. XV, p. 873ss.

¹¹ Fliche A., Martin V. Histoire de 1'eglise, p. 180 (Из Ilexpa Kamopa. Peter Cantor. Verbum abbreviatum //PL, T. CCXII, col. 211).

¹² «Religiosus et sanctus» Romuald Salerno. Chronicon //Muratori. RIS, T. VII, p. 295; «pius et humilis», ibid, p.297; «vir religiosus», Robert Torigny//Rolls Series, T. IV, p. 298; «vir sanctus et justus», John of Salisbury //PL, T. XCCIX, col. 186.

¹³ «Si scirem: Bien jujar, et bien predicar, et penitense donar, je seroie boene pape», Peter Cantor. Verbum abbreviatum //PL, T.CCV, col. 199; ла­тинскую версию фразы см.: Helinand. Chronicon //PL. T.CCXII, col. 1069.

ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ

Авесалом, епископ Роскильда 156,157

Адальберт 86

Адриан IV 37, 40, 42, 44,48, 51,52,138,154-158

Алиенора Аквитанская 5,213

Альберт, кардинал 124,126,174

Альфонс II 61,154

Амори 158,159,162,164

Анаклет II 55

Анастасий IV 33, 37,162

Ансельм 63,177

Арнольд Брешианский 26, 37-39

Арнульф из Лизье 59, 60, 71,124

Арундель 99

Афанасий, патриарх 164

Базилий 108

Балдуин III 61,161

Беатриса 143

Бернар из Невера 112

Бернар Клервоский 13, 20, 21, 37, 52,55,177, 206

Бернард 42,52,135

Верно, епископ Мекленбурга-Шверина 156,157

Бертольд из Церингена 70

Бозон 53,155,165,174

Бургундио Пизанский 179, 203

Вальдемар I 61,156

Вальтер Мап 179

Варфоломей Экзетерский 98,99,120,121,175,200

Вельф VII 83

Вельф из Тоскании 70

Вениамин из Туделы 169

Вибальд из Корвея 41, 42

Вивиан, кардинал 111,112

Виктор IV (Октавиан) 6, 54,71, 74,169

Вильгельм I Злой 37, 39,40,47, 58,73,79,82,83,153

Вильгельм II 79,153

Вильгельм Ваттенбах 173

Вильгельм из Павии 57, 60, 99, 107,135

Вильгельм из Санса 114,116,117,189

Вильгельм Нориджский 94

Вильгельм Тирский 161,163,179,186

Вильгельм, кардинал 47

Вихман Магдебургский 33,76,77, 87,136

Владислав I 62

Гальдино Миланский 176

Гартман из Бриксена 75

Гвидо 60

Гвидо из Бьяндрате 48

Геза II 62

Генрих II 6, 9,12, 23,49, 50, 56,58, 60, 68,70, 72,78, 88-94,95-103,104-117,124,151,152,157-159,160,179, 182,194,204

Генрих III 78

Генрих IV 23, 28

Генрих Клервоский 160,193,194

Генрих Лев 133,135,156

Генрих Младший 113,123,127

Генрих Реймский 68, 82,152,159, 160,193, 205, 206

Генрих Щедрый, граф Шампанский 68, 160

Генрих, архиепископ Льежа 74

Генрих, архиепископ Реймса 59

Герберт Бошам 99,100,114

Герман Верденский 56

Герхох из Райхерсберга 75,76, 145

Ги из Кремы 74

Гиацинт, кардинал (Целестин III) 154

Гиллин Трирский 57, 76, 77

Гогенштауфены 5,34, 61

Грациан, 17,18, 29, 89,111,156, 199,202, 203

Григорий VII 5,10,12, 23, 28, 33, 148, 203

Григорий IX 121

Гуго III из Монлери 63

Гуго из Бонво 136,145

Гуго из Клюни 71

Гуго из Суассона 68

Гумберт, кардинал 195

Гутерм, герцог 156

Даниил из Праги 56, 61

Евгений III18-21, 25, 26, 30, 31, 36, 37,149,159,167,196

Жослен Солсберийский 105,110, 113,115

Зигфрид из Бранденбурга 149

Имар из Тускула 55

Иннокентий II 24-26, 55, 67,137

Иннокентий III 7,10,148,169, 184,198,203

Иоанн Златоуст 203

Иоанн Комнин 164

Иоанн Оксфордский 77,102,105, 106

Иоанн Солсберийский 59,102, 107,114,179

Иоанн, кардинал 161,196,197

Иоанн, пресвитер 80,166

Ирнерий 17

Каликст III 85,137,146

Капетинги 151

Карл Великий 23, 27, 32, 78

Килидж Арслан II165

Кнут Датский 177

Конрад III 30, 31, 36, 79

Конрад Виттельсбахский 176

Конрад Вормский 136

Конрад Зальцбургский 77, 78, 86

Конрад Майнцский 71, 73, 76,86

Конрад, епископ Пассау 76

Константин Великий 32

Констанция Сицилийская 149

Лаборанс, кардинал 143

Лотарь 24

Лука из Грана 62

Луций II 25

Луций III165

Людовик VII 56, 59, 60, 67-70, 72,80,98,101,107,108,110,126,151,152,159,160,193,194

Мануил I Комнин 7, 22, 30, 31, 39,47, 61, 79, 80, 81,133,134,144,158,164,166,196

Маргарита, регентша Сицилии 79,82

Маргарита Французская 113

Матильда Тосканская 24,137,140,141,147,148

Михаил Анхиал 196

Михаил Керуларий 195

Михаил Сириец 164

Нектарий Казула 179,197

Николай Брикспир, кардинал (Адриан IV) 155

Нуреддин 158,159

Одо из Брешии 60, 68

Одо Франджипани 37, 54, 83

Оттон I Великий 23, 47

Оттон III 27

Оттон Вигтельсбах 48, 51, 58, 76

Оттон Фрейзингенский 41,45,166

Оттон, пфальцграф Баварии 43,44

Пасхалий III 74-79, 82, 83, 85,102,120

Петр Вальдо 191,192

Петр из Блуа 179

Петр из Таранте 63, 206

Петр Ломбардский 15-17,189

Петр Преподобный 165

Петр Хрисогон, кардинал 160,194

Плангагенеты 59, 78,152,179

Понс, епископ Клермонский 136,145

Пьер Абеляр 15,16,189

Раймунд Сен-Жильский 67

Рейнальд Дассельский 42-46,70,71, 74-78, 81, 82, 84

Ричард Илчестерский 77,102,106

Ричард, архиепископ Кентерберийский 127,129

Роберт Мергонский 96

Роберг Херефордский 104

Роджер Вустерский 99

Роджер Йоркский 94, 98, 99,105,111,113-116,123,157

Рожер II Сицилийский 30, 31, 37, 41

Ромуальд Салернский 139,142

Ротру, архиепископ Руана 112,114

Руфин, епископ Ассизский 167,180

Саладин 159,160,161,165

Себастьян Циани 136

Сир, архиепископ Генуи 75

Стефан из Буржа 63

Теобальд Кентерберийский 90

Теодвин, кардинал 124,126

Теодорик 136

Томас Бекег 6, 9,12, 49, 50, 59,71,72,78,88-119,177,205

Убальдо из Осгии 55, 80,114,135,196

Уберго, архиепископ Милана 64

Уго Пьерлеоне, кардинал 127-129, 157

Угуччо 17

Удальрих 64

Ульрих 145

Уолгер Винчесгерский 113

Урбан II195,196

Фагимиды 158

Фернандо II Леонский 61

Филипп Кёльнский 136,141,145

Филипп Яффе 173

Фолиот Лондонский 96-99,104-106,108,110,111,113,115,123

Франциск Ассизский 192

Фридрих I Барбаросса 6, 9,12,31-38,41-44, 46, 48, 55-57, 59,61, 68, 69, 75-78, 80-84, 87,120, 133-138,140-145,147-150,153, 164,168,182,188, 204, 205

Фридрих Швабский 83

Хиларий Чичестерский 99

Христиан Бухский 61, 76, 77, 81, 134,139,145

Хрисгиан Майнцский 87,136, 145,146,169

Целесгин III см. Гиацинт, кардинал

Эберхард Зальцбургский 57, 62,65,66,75,76,86,205

Эберхард из Бамберга 87

Эдуард Исповедник 177

Эймар 164

Эскиль из Лунда 42-44,155

Эюстен из Нидароса 155

Юлий из Палесгрины 65

Юсгиниан 32

ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

Авранш 124

Адмон 78

Адриатическое море 31,154,164

Аквилея 62, 64, 75,142,154,181

Аквитания 153

Алессандрия 134,135

Альбано 53,168

Альпы 34, 36, 46,79,134

Амьен 123

Ананьи 47, 51,56,127,136-138,140,141,144-146

Англия 5, 22, 23, 31, 56-58, 71,87-90, 93-95,100,103,104,110-115,119,123-128,130-133,144,147,152,160,185

Анжу 153

Анкона 79,81,82,164

Антиохия 158,164,181,196

Апеннины 47

Апулия 39

Арагон 154

Арль 57

Аскалон 161

Аугсбург 45

Африка 67,165

Ахен 78

Бавария 51,86,133

Бамберг 87

Банияс159

Барселона 61

Безансон 42-46, 57,69,142,150,201,203

Беневенто 40,41,43,44,60,83,85,146,153,167,168

Бергамо 75

Белли 108

Блуа 70

Бове 59, 60, 67, 68

Богемия 61,81,154

Болонья 13,14,16,17, 47,55,134

Бонво 136,145

Бранденбург149

Бремен 149

Бретань 153

Брешия 48, 60, 68

Бриксен 75

Бургундия 42,43,57, 61, 63, 68, 69, 71, 75, 78,178

Бурж 63,72,101

Бух 76

Ватикан 38

Везель 105,106,186

Вексен 60

Веллетр 169

Венгрия 56, 62,79, 81,154,179

Венеция 24, 62, 64, 79-81, 84, 133,134,136,139-141,143-145, 148-150,153,154,155,166,181, 182,206

Верден 84

Вестминстер 91,113

Виеста 139

Византия (Византийская империя) 5,7, 22-25, 30, 31,34,61, 62, 79-82,133,134,144,159,196, 204

Винчестер 78,116

Витербо 82,146,169

Вормс 33

Вьенн 57,75

Вюрцбург 77, 78,102,105,106, 144,152,160

Габала Сирийская 166

Гамбург 149

Гаэта 73,83

Генуя 24, 64, 65, 67,71,75, 79,168

Германия 23-25, 31, 36, 43, 57, 62, 75, 76,78, 79, 85,86,133,143-145,149,178,185

Градо 62, 75,154,181

Гран 62

Гренобль 78

Далмация 62,139,154,155, 201

Дамаск 158

Дания 56, 61,179

Деоль 70

Доле 70

Дувр 127

Египет 158-160,164

Жизор 123

Зальцбург 57,76, 86,145

Зара 139,155

Иерусалим 61, 71,125,158,161,162,181

Израиль 27

Ирландия 71,123,124,157,158,179,201

Испания 60, 71,77,125,154

Италия 5, 23-27,34, 37-39, 45,55, 57, 62-65, 68,74,75,79, 82-87,134,136,188

Йорк 91,95,105,118,157,158

Йоркшир 120

Калабрия 179,196,197

Канны 82

Каносса 5,45

Кастилия 61,124

Кентербери 101,102,112- 114,116,119,124,125,127

Кёльн 76,106,145

Кларендон 92, 96,111,131

Клерво 56,136

Клермон 72,136

Клюни 71,186

Комо 64

Компостелла 77

Константинополь 7, 23, 61, 79, 81,164,181,196,197

Крема 48, 57

Кремона 48, 74,135,140

Кьоджи 140

Кьявенна 135

Кюси-сюр-Луар 70

Ла-Манш 97,116,127

Ле-Ман 58,160

Леньяно136

Ле-Пюи 72,77

Ливорно 65

Лидо 141

Лизье 59, 60,71

Лион 57

Лоди 64, 75

Ломбардия 47, 79, 81, 84,143

Лондон 59, 98,111,114

Лукка 74

Лунд 42,155

Луцинии 174

Льеж 74, 84

Марж Айюм 161

Магелон 67,73

Магьо 73

Малая (Киликийская) Армения 158

Малая Азия 159,165

Мессина 73

Милан 24,47, 48, 58, 64-67,111

Мириокефалон 134,144,159

Монлери 63

Монмартр 112

Монмираль 110,160

Монпелье 67,71,73,90,159,165,178,192

Монтебелло 135

Монте Альбано 146

Монте Марио 82

Монтерпорцио 82

Мулен 68

Назарет 61,161

Невер 112

Нёфмарше 59

Нинфа 54

Нонанкур 160

Норвегия 155

Норидж 78

Нормандия 60, 69,113,115,152

Нортгемптон 95, 97,98,101,127

Остия 53, 55-58, 73, 80

Отранто 144

Павия 24, 56, 57, 60, 61, 64,107,135

Палермо 25, 37

Палестина 65, 158

Париж 70, 72

Пассау 75

Пиза 14,18, 26, 60, 64, 65,75, 79,83,168

Польша 81,154

Понтиньи 101,107

Порто 53

Португалия 154,174

Прага 56

Прованс 51, 61,192

Пьемонт 134

Пьяченца 48

Регенсбург 84

Реймс 59,152,189,192

Рим 6, 20, 23, 25-27, 31, 32, 35-39,41-45, 48, 51, 54, 56, 59, 64,72-74, 79-85,89,96,102-105, 111,125,131,137,146,147,159, 161,167,171,182,191,195-197

Ронкалья 37,47,135,140,188

Руан 58,112,114,123,189

Рюген, о. 156,157

Сабина 53,145

Саксония 133

Салерно 73

Сан-Анджело 127

Сане 72, 92, 94, 99,100,104,107,114,117

Сардиния 71

Сена 68, 69

Сендвич 115

Сен-Жан-де-Лон 68,74

Сен-Жиль 186

Сен-Коломб 107

Сиена 9,13

Сирия 158,159

Сито 56

Сицилия 22, 25, 30,31, 36, 41,46,64, 71, 73, 79, 80, 89,124,134,140,148,153,167,174,196,204

Совиньи 68

Солсбери 105, 114,118

Ставангер 156

Суассон 68

Суза 134

Таранте 63, 206

Террачина 55, 83

Терни 48

Тибр, р. 38, 73

Тир 159

Тоскана 149

Тоскания 70, 79, 82

Трастевер 26

Трейси 120

Триполи 158

Трир 70

Тулуза 194

Тур 50, 70-72, 76, 90. 93,107,177,178,189,190,193,194

Турри 82

Тускул 55, 82, 85,146,160,161,168,169

Упсала 155

Фарфа 55

Феррара 139

Фландрия 192,193

Франция 5, 6, 22, 23, 26, 31, 50,56-60, 63, 65, 70-72,74, 77, 81,82, 88, 90,101,102,107,108,123, 124,151,160,168,192

Фрейзах 78

Фретеваль 113,114

Хальберштадт 145

Херефорд 98

Цайц 33

Церинген 70

Чивита-Кастеллана 169

Чистерна 54

Шампань 51

Шартр 63

Швейцария 26

Швеция 155,156

Шотландия 71,105,157,179

Шпейер 84

Эдесса 158

Экзетер 120

Эстония 156