«Я НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ МОЯ СТРАНА ДОСТАЛАСЬ ОДНИМ АНГЛИЧАНАМ»

Мванга

Наследник Мутесы. 25 октября 1884 года кабакой Буганды стал сын Мутесы I Мванга. Читатель, возможно, помнит, ка­кова была процедура восшествия на престол нового кабаки, и, видимо, помнит также, что главную роль при выборе преем­ника умершего монарха играл катикиро — главный министр. Эту должность с начала 70-х годов занимал Мукаса, человек властный и жестокий. В последние годы правления Мутесы, когда кабака подолгу не вставал с постели, Мукаса практи­чески сосредоточил в своих руках верховную власть. Он-то и выбрал в качестве преемника Мутесы Мвангу. Почему? Трудно сказать. Вероятно, он считал, что сможет влиять на него. Ведь в отличие от другого реального претендента, Калемы, известного, по словам современника, своей «без­жалостностью и дикостью», Мвангу звали «мутефи» — «мяг­кий». Не остановило Мукасу даже то, что Калема, как и он сам, был мусульманином, а Мванга тяготел к миссионерам.

Еще за два года до смерти Мутесы, когда католическая миссия по его приказу покидала Буганду, юный Мванга пришел проводить миссионеров и сказал, что ему очень жалко, что миссионеры уходят. После воцарения Мванги мис­сионеры воспрянули духом, увидев добрый знак в том, что лубугой была провозглашена крещеная сестра Мванги Ребекка Мугали. И действительно, сразу после воцарения Мванга пригласил к себе протестантского миссионера А. Маккея и попросил его отправиться в протестантскую миссию на другом берегу озера Виктория и пригласить оттуда в Буганду еще троих миссионеров. Однако тамошние миссио­неры не приняли приглашения кабаки. Тогда он послал послов в Букумби — миссию французского католического ордена Белых отцов (обе миссии находились на территории современ¬ной Танзании), и 14 июля 1885 года после двухлетнего из¬гнания отец Лурдель («Мапера»)  и двое других прелатов   вернулись в Буганду.

«Игра в религии» продолжалась, но «игрок» был уже другой. Мванга отличался от своего отца и внешне, и по характеру. Вот его описание, сделанное в 1886 году нашим соотечественником В.В. Юнкером, посетившим Буганду в ходе своего путешествия по Нилу: «На Мванге не было никаких украшений, одет он был просто в материю из коры, скрепленную на плече в виде тоги. Он был крепкого, высокого телосложения, в возрасте 20 с небольшим лет. Его большие, выпуклые глаза выражали ум и живой темперамент, но частый, громкий, деланный смех с широко открытым ртом придавал ему несколько детский вид; возможно, что причиной этому было курение гашиша, которому он часто предавался» [Юнкер, с. 472].

Курение наркотика — по другим источникам, это была марихуана, которую называли бханг, или хемп, — отмечают как характерную привычку Мванги многие современники. «Под влиянием наркотика, — писал один из миссионеров, — он способен на дикие и совершенно непредсказуемые поступки. Но-вообще-то этот молодой субъект дружелюбен». (Надо заметить, что Мванга в ту пору действительно был очень молод — ко времени вступления на престол ему было около восемнадцати лет.) И далее: «Он умеет вести себя с достоинством и сдержанно, если считает, что ситуация того требует, однако   вскоре  сбрасывает  с  себя  эту  маску  и  начинает фамильярно болтать... Бросается в глаза, что он неровен и непостоянен и, вероятно, мстителен» [Robinson, Smith, с. 99]. В сравнении со своим отцом Мутесой Мванга, по описанию современников, проигрывает — не так обаятелен, нет в нем той светскости, умения себя держать. Но надо учесть, что европейцы столкнулись с Мутесой в более зрелом возрасте, умудренным опытом управления государством. Мван¬га   же   в   начале  своего   правления   был  «вещью  в  себе». Однако  его  непоследовательность  дорого  стоила самому кабаке и сильно повредила ему в глазах современников. Но    быть    последовательным   ему   было   трудно.   Его правление началось в очень сложное время: активизация Гер¬мании в Восточной Африке и первые захваты на территории Танганьики в 1885 году, действия Экватории в Межозерье, попытки свержения Мванги в самой Буганде. В конце января 1885 года были схвачены пятеро заговорщиков,  которым не удалась попытка переворота. В феврале того же года другая группа бугандийской аристократии вновь попыталась свергнуть кабаку. В этой интриге был замешан и катикиро Мукаса, заговорщики хотели посадить на престол Буганды мусульманина Калему. Заговор не удался, семнадцать его главарей были сняты с должностей и казнены, но Мука-су Мванга пощадил.

С этого времени Мванга будет явно предпочитать мусуль­ман. В его столице Менго, построенный неподалеку от места захоронения Мутесы (позднее именно у холма Менго европей­цы основали Кампалу — нынешнюю столицу Уганды), час­тыми гостями стали суахилийские торговцы. Как свидетель­ствуют современники, они всячески настраивали Мвангу про­тив европейцев, пугая его колониальными захватами, кото­рые постепенно становились реальностью в Восточной Аф­рике. В результате осенью 1885 года Мванга совершил поступок, навсегда превративший его в глазах европей­ского общественного мнения во врага белых и кровавого тирана.

Убийство епископа.  Мванга и христиане. Для укрепле­ния английской протестантской миссии в Буганду был на­правлен епископ Хэннингтон. Миссионеры обеих миссий сове­туют кабаке выслать ему навстречу лодку и проводников, поскольку, мол, епископ — лицо высокого сана. Мванга посы­лает двух сановников — как бы на разведку, чтобы убе­диться в мирных намерениях белого человека. Но тут проис­ходит ряд роковых недоразумений. Хэннингтон едет в Буган­ду не тем путем, который обрисовали Мванге миссионеры. Он выбирает дорогу через Бусогу — данника Буганды со времен   Мутесы I.   Один  из  тамошних  правителей  полу­чивший   инструкции   Мванги   никого   в   Буганду   не   про­пускать, арестовывает Хэннингтона и тут же сообщает об этом Мванге. Заодно он сообщает, что епископ движется с вооруженным  эскортом.   Мвангу это настораживает, и он отдает приказ убить епископа, который посланный из Буган­ды отряд выполняет 29 октября 1885 года. Оказанное охраной епископа сопротивление при аресте, видимо, приводит Мван­гу   к   мысли,   что  белые  намерены  завоевать  его  страну, поэтому   он   решает   их   уничтожить.   В   те   дни   Мванга говорит отцу Лурделю: «Я — последний король Буганды. После моей смерти власть в стране захватят белые. Пока я жив, я смогу защитить ее».

Пророчество Мванги сбылось лишь наполовину — белые захватили страну еще при его жизни. Но Мванга действительно пытался сделать все, чтобы сохранить независимость Буганды. После убийства Хэннингтона он постоянно стра­шится мести Англии и христианского влияния в стране. Сначала кабака запретил миссионерам проповедовать, не распространив, однако, этот запрет на французов. С конца 1885 года он преследует своих подданных, принявших христи­анство. Первыми жертвами стали неудачливые заговорщики еще в начале 1885 года. Затем 15 ноября был убит глава католической общины баганда, а летом следующего года преследования христиан приняли массовый характер. Назы­вают разное число жертв — от двадцати до двухсот. Инте­ресна причина репрессий лета 1886 года, о которой евро­пейские миссионеры обычно не пишут.

Опять имели место случайности и нелепые совпадения, которые нервировали Мвангу: поражение армии Буганды в походе на Буньоро, пожар во дворце кабаки, потом в доме катикиро Мукасы, куда переселился кабака. Мванга едет на охоту на гиппопотамов, где убивает одного из замешкав­шихся пажей, который был католиком. 3 июня 1886 года несколько пажей — католиков и протестантов — были сож­жены заживо. Затем еще несколько. Миссионерская печать подняла на щит этих «мучеников за религию», а спустя много лет, в 1964 году, некоторые из них были причислены католи­ческой церковью к лику святых.

Преследования Мвангой христиан закончились так же не­ожиданно, как и начались. Кабака, видимо, всерьез испугался, когда все миссионеры заявили, что они покидают Буганду. Мванга даже попытался их задержать, считая, что отъезд миссионеров в Европу повлечет за собой наказание за убийст­во епископа Хэннингтона. Но кабаке пришлось уступить — за британских подданных вступились британский консул на Занзибаре Джон Кирк и султан Занзибара Сейид Баргаш, тре­буя для них свободы передвижения. Часть миссионеров уеха­ла. А местные христиане, которые еще недавно боялись высунуть нос из своих укрытий, получили ряд назначений на важные государственные посты.

В начале 1887 года Мванга создал свою личную гвар­дию — четыре военных отряда. Командирами двух из них были назначены новообращенные христиане — протестант А. Каггва и католик Г. Ньоньинтоно. Один из гвардейцев позднее писал: «Хорошо организовав свои полки, Мванга стал покупать больше оружия и лучше экипировать своих людей... Но привязанность к ним ослепила кабаку, и они стали злоупотреблять его расположением. В результате чем лучше он к ним относился, тем непослушнее они становились и тем больше их ненавидел народ».

Создав гвардию как опору собственному трону, кабака выпустил джинна из бутылки. Четыре отряда располагали основной частью огнестрельного оружия Буганды — до ты­сячи винтовок. Они стали грозой Буганды, наводя ужас на население бесконечными грабежами и самоуправством. На­пример, на марше распоясавшиеся молодые гвардейцы раз­гоняли мирное население, встречавшееся на их пути. Люди убегали в буш, а тех, кто не делал этого, они могли убить. Народ роптал: «Кабака Мванга губит страну, ведь это его выкормыши убивают людей». Сами гвардейцы, опьяненные собственной  силой  и  безнаказанностью,  были счастливы. Когда Мванга осознал, что созданные им отряды выходят из его подчинения, было уже поздно. Наступил 1888 год, который вошел в историю Буганды как «год трех королей» и «год трех революций».

В тот год в Буганду прибыл миссионер-протестант Р. Уокер, которому вместе с оказавшимся там годом ранее другим протестантским миссионером, С. Гордоном, суждено было участвовать в «трех революциях». Оба сумели произвести на Мвангу хорошее впечатление и расположить его к англи­чанам. Немаловажную роль сыграло привезенное Уокером известие о смери епископа Паркера, назначенного вместо Хэннингтона в Восточную Африку и написавшего Мванге не­сколько угрожающих писем. Мванге понравились подарки, привезенные Уокером, — большой ковер и настоящее викто­рианское председательское кожаное кресло — со спинкой и подлокотниками.

Уокер   стал   последним   зарубежным   гостем,   которого Мванга принимал как полновластный правитель Буганды. Величие кабаки должен был подчеркивать дом для приемов, входивший в дворцовый комплекс, обнесенный изгородью, — лубири. Дом для приемов представлял собой круглую по­стройку высотой до 30 футов с конической крышей, под не­большим уклоном спускавшейся до самой земли и опирав­шейся на деревья вместо колонн. Изнутри дом был отделан белыми   стеблями   тростника.   Пол   был   покрыт  свежим, душистым   сеном.   Кабака   восседал  на  троне  из  светлой древесины, покрытом леопардовой шкурой. Его окружали вооруженные  ружьями гвардейцы  и  многочисленные  при­дворные. Таким был Мванга в апреле 1888 года.

«Год    трех   королей».    А    в    сентябре   того    же   года кабака был свергнут с престола.  И переворот совершили новообращенные христиане - «проповедники», как их назы­вали, которых сам Мванга вооружил огнестрельным оружи­ем. Они стали настолько сильны, что смогли восстать против него.

Понимая опасность, которая ему грозит, Мванга пытался как-то обуздать гвардию. В августе 1888 года он задумал истребить всех «людей дини» (т.е. верящих в единого бога — Христа или Аллаха, дини на суахили — религия). Од­нако замыслы кабаки стали известны лидерам обеих хри­стианских и мусульманской группировок знати. Мусульмане сумели договориться с христианами о совместных действиях в случае опасности. Этот сговор оказался роковым для Мванги.

Осенью 1888 года Мванги обратился за советом к служи­телям традиционной религии баганда — культа духов пред­ков.   Как и  полагалось в таких случаях,  было совершено жертвоприношение. Кровь жертвенных животных потекла не одной струей, а многими мелкими струйками, что обещало благоприятный исход делу. Новый план кабаки был таков: он объявляет, что якобы идет в поход на служителей духов предков, живущих на одном из островов на озере Виктория. Для этого он собирает всех вооруженных христиан и му­сульман,  сажает  их  в  лодки  с  верными  гребцами и от­возит на один из пустынных островов озера, высаживает там, затем устраивает блокаду острова. Все враги умирают естест­венной смертью. Все так бы и получилось, если бы его враги в своих лодках последовали за ним, когда Мванга появился на озере на своем королевском каноэ. Но догадавшиеся о том, что  здесь  что-то   нечисто,  «люди дини» отказались сесть в лодки.   Мванга сразу же  послал нарочного к катикиро Мукасе за помощью.  Но  Мукаса предал его, заявив, что не хочет смерти «людей дини». Видимо, катикиро понял, что сила не на стороне кабаки, и пошел на сговор с его врагами. Вместе они решили срочно сместить кабаку. Про­изошло  это   5  сентября.   Мванга  бежал  к своему дворцу в  окружении  пажей.  Когда силы «людей дини» подошли близко ко дворцу и первым же выстрелом был убит один из пажей,  Мванга бежал.  У холма Рубага, напротив дворца, он услышал удар барабана кабаки. Это означало, что был провозглашен новый правитель Буганды.

По свидетельству современника, выбор преемника ока­зался случайным — мусульманская фракция отдавала предпо­чтение Калеме. За ним послали, но его не удалось вызволить из-под охраны «хранителя  принцев».  Однако жажда свергнуть Мвангу была настолько велика, что восставшие пошли на немыслимое — провозгласили кабакой Буганды кивеву — старшего брата Мванги Мутеби, не имевшего по традиции права на престол Буганды. Мятежники быстро поделили между собой государственные посты, сделав катикиро Гонората Ньоньинтоно — лидера католической группи­ровки.

Интересно, что в ходе переворота восставшие имели много возможностей убить Мвангу. Такое предположение выдви­галось еще во время событий у озера, но Каггва на это не пошел. В ходе суеты с поисками нового кабаки Мванга по­стоянно был на виду, его защитники были малочисленны, особенно после присоединения к восставшим людей катикиро Мукасы. Но никто не решился поднять руку на кабаку, поскольку его особа была священной.

Вскоре Мванга пересек озеро Виктория и скрылся в мис­сии Белых отцов в Букумби.

Но вслед за ним пришлось бежать и миссионерам, и их выученикам-баганда. 18 октября мусульманская группиров­ка, считавшая себя ущемленной в распределении государ­ственных должностей, совершила новый переворот. Буганда была объявлена мусульманским государством, все государ­ственные должности отданы мусульманам, а христиане и их учителя-миссионеры изгнаны из страны. Христианские груп­пировки баганда нашли приют у правителя соседнего госу­дарства Нкоре Нтаре V. Мутеби отказался принять ислам и подвергнуться обрезанию, он был низложен, и на трон воз­веден Калема.

«Почтовый роман». В Букумби Мванга начал борьбу за возвращение престола, в результате фактически оказав­шуюся борьбой за сохранение независимости Буганды. Тут-то и развернулся его «почтовый роман».

К апрелю 1889 года собравшиеся с силами христианские группировки служилой аристократии Буганды (бами) вспо­минают о законном правителе и решают отвоевать Буганду вместе с ним. Ньоньинтоно информирует об этом Лурделя в письме. Позже несколько представителей бами-христиан лично навещают Мвангу в Букумби, что радует свергнутого кабаку. В Букумби он спит на ложе из папируса, которое каждый день проваливается под ним, поскольку плохо скреп­лено. Миссионеры-католики заставили Мвангу спать на этом ложе, чтобы он научился смирению. Вряд ли такое существо­вание может нравиться свергнутому кабаке. 29 апреля Мванга вновь пересекает озеро Виктория и направляется на родину, где объединяется с силами христиан.   Но войска Калемы наносят им поражение, и Мванга вновь изгнан. Он обосно­вывается на острове Булингугве, лежащем в одной миле от бугандийского берега озера Виктория. А Калема тем вре­менем приказывает убить содержащегося под стражей Муте­би, чем настраивает против себя большинство жителей Буганды. Первое поражение в сентябре 1888 года и бегство —сколь­ко   раз   в   своей   жизни   Мванге   еще   придется  спасаться бегством   —   заставили  его  лавировать,   пытаясь  вернуть престол.   Начав   свой   поход  на  озеро   как  поход  против христиан, Мванга пытается вернуться на трон с их помощью. В   его   походе   участвует   некий   Чарльз   Стоке,   бывший миссионер-протестант, а ныне свободный торговец. Но по­пытка возвратить престол вновь неудачна. В Менго все еще царит Калема, а Мванга скрывается на крохотном острове в необъятном озере.

Кто поможет Мванге? Может быть, миссионеры? В июне 1889 года он приглашает их к себе на остров, чтобы они обратили в христианство его соратников.

Вот что он написал Маккею:

«Булингугве, 25 июня 1889 года М-ру Маккею.

Приветствую тебя и м-ра Гордона. Я, Мванга, умоляю Вас помочь мне. Не вспоминайте того, что случилось в прошлом. Сейчас  мы  бедствуем,   но,  если  Вы,  отцы мои,  захотите помочь мне вернуть мое королевство, Вы получите полную свободу действий. Раньше я не верил в Бога, а теперь знаю религию Иисуса Христа. Калема убил всех моих братьев и сестер; он убил и моих детей, и теперь остались только мы с ним — два принца. М-р Маккей, помоги мне, у меня уже нет сил, но, если ты будешь со мной, я стану сильным. Сэр, не думай, что, если ты вернешь Мванге власть над Бугандой, это  его   испортит.   Если   ты  увидишь,   что  я  становлюсь плохим, ты можешь прогнать меня с трона, но я изменился к лучшему и теперь желаю следовать только твоим советам.

Твой друг Мванга» [Аshe, с. 136].

Но этого, считает Мванга, мало. Хорошо бы нашлась какая-нибудь внешняя сила! И такая сила находится, как это не раз бывало в Африке в конце прошлого века. Неудивительно, ведь идет раздел континента.

От Стокса Мванга узнает, что на пути в Межозерье находится эмиссар Имперской британской восточноафриканской компании Ф. Джексон. 15 июня 1889 года Мванга об­ращается к нему с письмом, в котором молит о помощи:

«Я прошу Вас прийти сюда, чтобы мы, христиане, объеди¬нились. С божьей помощью мы победим. Я умоляю Вас, будьте снисходительны, придите и восстановите меня на троне. Я подарю Вам много слоновой кости, Вы сможете торговать и делать все, что хотите, в Уганде при моей власти» [Low, с. 24].

Но письма иногда опаздывают и сейчас, при современных средствах связи, тем более неудивительно, что так случалось и в Африке в то время. Пока шли письмо и ответ, христианские группировки бами сумели вновь собрать силы и в октябре 1889 года разбили Калему. 11 октября Мванга торжественно вернулся в столицу.

Ответ Джексона застал Мвангу вновь на престоле. Джексон послал ему британский флаг и письмо. В письме предлагался протекторат компании над Бугандой.

Мванга ответил очень осторожно. С одной стороны, он изъявил дружеские чувства к англичанам: «Я очень люблю англичан, кто хочет, пусть приходит в мою страну, я разрешу строить и торговать здесь». С другой стороны, Мванга не хочет предоставлять каких-либо исключительных прав англичанам:   «Я   ваш   друг   и  друг  всех  белых,  любой  белый, который хочет прийти ко мне, пусть приходит, я приму его как  друга».   Тон   кабаки  изменился.   Он  снова  на  троне, о чем и спешит сообщить в начале письма, и уже не просит  униженно,  а  милостиво  предлагает   [Реters 46, л. 4]. Почему Мванга занял позицию «открытых дверей»? Видимо, подсознательно он уже усвоил знаменитый принцип «разделяй и властвуй» (несправедливо считается, что этот принцип успешно применяли лишь колонизаторы). Его идея заключалась в том, чтобы открыть Буганду, раз уже это неизбежно, сразу нескольким европейским державам. Тогда можно было бы, прикрываясь флагом христианства и борьбы с работорговлей, использовать их представителей в борьбе против «арабской» (мусульманской) фракции и в то же время не допустить усиления позиций какой-либо одной из держав в Буганде, играя на   соперничестве  между  ними.  4  ноября 1889 года кабака обратился с письмом к кардиналу Лавиж-ри (католическому епископу Восточной Африки), в котором писал: «...если белые захотят мне помочь, я тоже помогу им в борьбе против торговли людьми во всех странах вокруг озера Ньянза». Он обратился с подобными письмами к кон¬сулам Германии, Англии и Франции. Один из сановников Мванги  замечал  в  то  время  в своем дневнике: «Больше всего он боится возвращения арабов и зовет белых на помощь под предлогом ведения торговли и миссионерской деятельности».

«Возвращения арабов» Мванга боялся не зря. Колесо фортуны вновь повернулось, и в начале ноября 1889 года силы Калемы, поддерживаемого войсками Кабареги, взяли штурмом Менго. Мванге опять пришлось бежать по проторенной дорожке — на острова. С вмешательством Кабареги, старого соперника Буганды в Межозерье, могущество которого в этот период достигло вершины, положение Мванги стало угрожающим. Срочно потребовалась помощь извне. Но Европа далеко, ее консулы — на острове Занзибар, что тоже неблизко.

А  Джексон-то  где-то  рядом!  24 ноября  Мванга вновь пишет ему. Кабака просит помощи и уже согласен на все условия, выдвинутые Джексоном: «Он очень беден, у него ничего нет... Знайте, что Буганда — страна англичан, потому что он хочет, чтобы англичане пришли сюда торговать». Волею  судеб два  последних письма  Мванги Джексону попали в руки нового действующего лица, выступившего на бугандийскую арену, — доктора Карла Петерса (их оригиналы на суахили и украшают теперь коллекцию писем Мванги в архиве  ГДР).  Карл  Петере, основатель «Общества германской колонизации», «Германского восточноафриканского общества»,  уволенный  в   1889  году из последней организации, в 1889—1890 годах пошел на очередную авантюру — возглавил экспедицию по «спасению» Эмина-паши. Он действовал на свой страх и риск, подчиняя Германии зоны, лежавшие к северу от Германской Восточной Африки (впоследствии — Танганьики). Добрался он и до Буганды, предварительно вступив в переписку с Мвангой.

Однако к тому времени, когда Петерс приблизился к границам Буганды и 10 февраля 1890 года обратился с письмом к Мванге, кабака вновь превратился из изгнанника в правителя: в начале февраля его сторонники в очередной раз изгнали Калему из Менго.

В своем послании Петерс писал: «Если ты пошлешь за мной лодки, то я приеду к тебе вместе со своими аскари (африканскими солдатами. —А.Б.) и носильщиками» [Peters 46, л. 6].

В ответе Мванги говорилось: «Если д-р Петерс хочет прибыть сюда, король Буганды будет ему рад. Сюда же прибыли шесть европейских миссионеров, двое англичан и четыре француза» [там же, л. 1]. Письмо это написано с помощью миссионеров, которые таким образом хотели сами установить   контакт с  Петерсом и  контролировать его взаимоотношения с Мвангой.

Петерс не замедлил прибыть в Менго, и ему без труда удалось заключить известный договор с Мвангой от 27 февраля 1890 года. Почему же Мванга, долго отказывавшийся выполнить какие-либо условия Джексона, с такой готовностью подписал договор с Петерсом? Да потому, что этот договор не устанавливал германский протекторат над Бугандой, он провозглашал лишь принятие Мвангой условий акта Берлинской конференции по Конго и «открывал» Уганду «всем европейцам без различия национальности». Договор вполне отвечал курсу Мванги.

Заметим, что условия договора, вполне устраивающие Мвангу, не устраивали Петерса. Позже, в 1906 году, он писал: «Германский протекторат не был принят. К сожалению, у меня не было полномочий вести переговоры на этой основе. Сделан лишь первый шаг» [Реters, с. 259].

Для Мванги выгодным был не только союз с Петерсом, закрепленный в почти ни к чему не обязывающем договоре, но и само его присутствие в Менго: все это придавало Мванге вес в глазах сторонников и должно было запугать против¬ников (Калема разбит, но не уничтожен!). Поэтому немудрено, что, когда узнал о намерении Петерса отбыть восвояси, он направил ему следующее письмо, датированное 24 марта 1890 года: «Прошу тебя, не уходи сейчас, подожди немного. Калема сейчас близко, может быть, он завтра будет здесь. А если ты уйдешь, мои люди испугаются и скажут: „Немец увидел, что на нас идет Калема, испугался и бежит". Останься со мной, а мои воины пойдут биться. Твой друг Мванга» [Реters 46, л. 7].

Однако Петере оставил Буганду. (Это, правда, не сказалось роковым образом на положении Мванги: решающее сражение с Калемой произошло несколько позже, в апреле 1890 года, в результате которого Калема был окончательно разоит.) Но хотя он и не добился установления там германского протектората, уходил не с пустыми руками. Кроме договора у него имелись и другие важные бумаги, подписанные Мвангой. Одна из них — обращение к европейским державам—участницам Берлинской конференции по Конго. В этом обращении, в частности, говорилось: «Всем европейским державам, подписавшим Берлинский договор, я предлагаю превратить мою страну в нейтральную терри¬торию, поскольку она расположена полностью в зоне свободной торговли, определенной Берлинским договором».

 Мванга также передал Петерсу письма к кайзеру Вильгельму и королю Леопольду Бельгийскому, в которых он высказывался за развитие торговли с сопредельными Буганде владениями соответственно Германии и Бельгии, изъявлял дружеские чувства обоим монархам, заверяя их, что Буганда — христианская страна и что он строго-настрого запретил работорговлю.

Перед лицом надвигающейся колониальной угрозы Мванга проявил себя мудрым политиком. Он попытался добиться международных гарантий независимости своей страны. Стремясь спокойно управлять своей страной, он пытался разъединить европейские державы. Отметим, что кабака «повысил уровень» своей переписки: если раньше он не поднимался выше консула, то теперь обращался непосредственно к монархам. Эти письма положили начало его «переписке на высшем уровне» — средства, к которому Мванга неоднократно прибегал и в дальнейшем.

Но не прошло и месяца с отъезда Петерса, как до Менго наконец добрался Ф. Джексон. И Мванга, который в трудную минуту столько ему наобещал, вообще отказался подписывать с ним какой-либо договор. Джексон по-прежнему настаи¬вал на принятии Мвангой протектората компании и предоставлении ей исключительных прав в Буганде. А это, как мы видим, не соответствовало намерениям кабаки. Джексон пробыл во владениях Мванги месяц, но так и убрался, несолоно хлебавши, да еще в сильной ярости.

Главным аргументом Джексона в его спорах в Мвангой было заявление, что Буганда входит в сферу влияния Англии. Мванга решил проверить его (не исключено, что тут не обошлось без советов католических миссионеров) и послал на Занзибар с разведкой двух своих придворных. С собой они несли письма Мванги и Каггвы британскому консулу на Занзибаре.

В своем письме от 26 апреля 1890 года Мванга признает, что ему «нужны ружья и порох, чтобы изгнать мусульман», но тут же спрашивает: «Какова будет цена? Ведь я не намерен отдать вам мою страну, а только хочу, чтобы европейцы всех национальностей приезжали в Уганду, строили и торговали, как они того хотят». И поскольку Мванга догадывается, какова будет расплата за помощь, вдогонку он пишет письмо другому консулу на Занзибаре — германскому. Ведь с Германией уже есть договор на приемлемых условиях. Вдруг она поможет?

«Сообщаю   Вам,   —  читаем  в  письме   Мванги  германскому консулу на Занзибаре от 16 мая 1890 года, — что Джексон предложил мне заключить с ним договор, но я отказался, так как уже ранее я договорился с немцем д-ром Кар¬лом Петерсом о том, что все европейцы — немцы, французы и англичане — могут селиться и торговать в моей стране.

Джексон прибыл после отъезда Петерса и попросил, чтобы я уступил ему доходы от пошлин на ввоз товаров в обмен на предоставление английского протектората при условии, что только англичане будут жить и торговать в моей стране.

Я отклонил его предложение. Прошу Вас посоветовать мне, как поступить, чтобы все европейцы приезжали и вели торговлю в моей стране...» [RКА 8822, л. 100].

Реакция Германии на этот и последующие призывы Мванги связана с так называемым Гельголандеким договором, за¬ключенным между Англией и Германией 1 июля 1890 года. По этому договору Буганда и другие территории Восточноафриканского Межозерья признавались сферой влияния Великобритании. Казалось бы, все стало просто и однозначно, но...

Даже оставаясь вне пределов Германской Восточной Африки, Межозерье представляло для Германии определенный интерес. По этому поводу, например, Эмин-паша писал руководству в Берлине в начале 1891 года: «Если в Уганде будет создана сильная армия под руководством европейцев, это станет постоянной угрозой для германских владений» [RКА 8822, л. 108].

Поэтому даже после заключения Гельголандского пакта Берлин и его представители на Занзибаре и в Германской Восточной Африке внимательно следят за развитием событий в Межозерье, а германская пресса активно их комментирует. Официальным предлогом для подобного комментария послужила религиозная ситуация в Буганде. На щит поднималось «преследование» католиков, в «защиту» которых якобы выступала лютеранская Германия. Поэтому католические миссионеры-французы в Буганде видели противовес Англии именно в лице Германии. Дружеские чувства Мванги к немцам, видимо, объяснялись не в последнюю очередь влиянием Белых отцов.

Немудренно, что Мванга, которого в германской прессе с первого упоминания в 1885 году называли не иначе как «кровавым тираном», постепенно эволюционирует на стра¬ницах немецких газет в «борца против махдистов» (имеются в виду его сражения со ставленником мусульманской группировки Калемой), а затем и в «борца против Притеснений  католиков».  Более того,  власти  Германской Восточной Африки Мвангу даже считают своим.

Вот с такими настроениями в Менго, Дар-эс-Саламе и Берлине подошли к новому этапу раздела Африки, подготовленному Лондоном уже на базе Гельголандского пакта.   

Лугард в Буганде. «Почтовый роман» продолжается. Этот новый этап связан с именем Фредерика Лугарда, впоследствии генерала и лорда, а в  1890 году только капитана и Представителя Британской восточноафриканской компании.

Энергичный и решительный, Лугард взял реванш за неудачи Джексона в Буганде. Он прибыл в Буганду 18 декабря 1890 года. Помимо солдат-суданцев в его эскорте было и несколько пулеметов «максим». Будущий лорд действовал с позиции силы. Его главным козырем была угроза: в случае отказа Мванги подписать договор он заключит союз с Кабарегой — грозным противником кабаки. Мванга сдался и 26 декабря 1890 года подписал договор о протекторате и исключительных правах компании в Буганде.

Что же сделал Мванга, едва успев поставить свою подпись на документе, фактически обозначавшем конец независимос¬ти его страны? Он попытался прибегнуть к помощи немцев, столкнуть Англию и Германию. В конце декабря двое посланных отправились  к оказавшемуся в Буганде д-ру Штульману, одному из соратников Эмина, и попросил его поднять в Буганде германский флаг. Естественно, они получили отказ. Лугард верно оценил этот шаг, сделав в дневнике такую запись:  «Они  полагают,  что если им удастся привлечь в страну других европейцев, а мы вступим в борьбу, то они избавятся от нас всех сразу». И дальше — так верно, как долгое время не смог понять никто другой: «Они вообще не хотят присутствия европейцев; во всяком случае, король этого не хочет» [Тhe Diares, т. 2. с. 48].

Но Мванга не ограничился этой неудачной попыткой. Он все еще надеялся на Германию и пожаловался на Лугарда самому германскому кайзеру. Письмо Мванги к Вильгельму настолько передает отчаяние кабаки, что я позволю себе привести его полностью, сохраняя по возможности стиль суахилийского оригинала: «Менго, Буганда, 4 января 1891 года.

Султану немцев.

Приветствую тебя и хочу поведать следующее. 33 султана правили моей страной, как того хотели. Я унаследовал страну от отца, а потом пришли арабы и попытались прогнать меня. Я сражался с ними и прогнал их, я возвратился на свой трон и стал жить в мире.

Но вот однажды я увидел европейца-англичанина. Он пришел ко мне, и я хорошо его принял. Но назавтра он сказал мне: „Отдай мне свою страну, отдайся в руки ан­гличан". Я ответил: „Я пошлю людей на побережье, чтобы они разузнали, как договорились правители Европы в отноше­нии моей страны". И он, этот европеец, господин Джекисини, согласился, он и мои люди отправились на побережье.

А я остался здесь. И увидел другого европейца, по имени капитан Лугард, англичанина. Он сказал „Отдай мне свою страну!" Я ответил: „Потерпи немного, другой человек из твоей страны сказал мне похожие слова, но я отказал ему. Мы послали людей на побережье. Подожди, пока я сам услышу, как решили в Европе, и ты получишь что хочешь".

Он отказался и сказал: „Тогда мы будем сражаться, и ты будешь свергнут". Я решил было не соглашаться, но подумал, что если опять будет война, то для страны это будет плохо, и сказал: „Ладно, я подпишу. Но если в Европе решат по-другому, то этот договор будет расторгнут и ты не по­лучишь мою страну".

Но, друг мой, я хочу, чтобы сюда приходили разные белые люди — немцы, французы, англичане, американцы, — приходили и строили в моей стране. Я не хочу, чтобы мою страну получил один англичанин. Я хочу, чтобы мне дали править моей страной, так как правили ею тридцать три султана — как сами того хотели...» [RКА 8822, л. 109].

Письмо это знаменательно. Во-перых, в нем Мванга высту пил, как сейчас сказали бы мы, как историограф своих взаи­моотношений с англичанами — в письме рассказывается и о борьбе с мусульманами,  и о Джексоне,  и о том, что для уточнения международной обстановки были посланы люди на побережье. Во-вторых, в письме Мв'анга не только высказывает  свою  идею  о  привлечении  в Буганду всех европей­ских держав на равных правах, но и обращает внимание на собственные дипломатические достижения в этом направлении. Действительно, в договоре с Лугардом 1890   года имелась статья о том, что если в Европе будет заключено какое-либо соглашение, противоречащее этому договору, то договор аннулируется. Мванга рассчитывал, что ему все же удастся привлечь в Буганду другие державы и свести на нет усилия Лугарда: ведь он еще не получил к тому времени от своих людей подтверждения о Гельголандском пакте. Однако Гельголандский пакт к тому времени существовал уже более полугода, поэтому расчетам Мванги не суждено было оправ даться.

Хотя Берлин никак не отреагировал на призыв Мванги и на этот раз, кабака все же не терял надежды. Он вновь пы­тается «подключить» соперников Великобритании в октябре 1891 года, когда протестантской фракцией на него было со­вершено покушение. Не на шутку перепуганный, он пишет пра­вителям  не  только  Бельгии  и  Германии,  но и Франции. Причисляя себя к католикам, он жалуется даже папе рим­скому: «Я стал как бы рабом в стране своего отца, вели­кого Мтесы. Но я надеюсь, что мне оставят то, что мое, что мою страну не отдадут мусульманам и что мою власть не от­дадут моим восставшим подданным... Я требую, чтобы мне оставили королевское могущество моего отца Мтесы...  Я надеюсь, что Бог пошлет Вас нам в помощь. Но если Вы не можете ответить на мою просьбу, мы — я и мой народ — готовы умереть...»

Почему же Мванга смотрит на мир так мрачно? Да потому, что раньше он мог выставить себя борцом против мусульман и рассчитывать на мощь всего христианского мира. Теперь же он стал врагом Лугарда и, следовательно, всей протестант­ской фракции, более того — врагом Британии. Протестанты были его союзниками, а теперь, став при поддержке Лугарда самой  сильной   группировкой,   вновь   покушаются  на  его власть.   Не понимают,  что  Мванга борется не просто за свою   власть,   он   борется  за   независимость   своего   госу­дарства. Совсем приперт к стене кабака. Вот и пишет он в Европу — всем, всем, всем. Но письма в Европу идут долго, да и безнадежное это дело. А вот Лугард близко. Подписав договор, он ушел покорять соседние области, но в конце декабря 1891 года он уже опять в Менго. С его прибытием трения между католической и протестантской группировками переросли в войну.

«Война Лугарда» из-за мелкого конфликта между про­тестантами и католиками по поводу кражи ружей вспыхнула в Буганде в январе 1892 года. Но это был лишь повод. Протестанты давно уже жаждали перераспределения госу­дарственных должностей в свою пользу, что вызывало недо­вольство католиков. Лугард добавил в эту пороховую бочку пороху и в переносном, и в прямом смысле. Он не только подстрекал протестантов, но начиная с 22 января передал им много оружия и боеприпасов (разные источники дают различное их количество, максимально — пятьсот ружей и винтовок).

События развивались с молниеносной быстротой. 24 янва­ря с утра силы католиков  и протестантов сконцентрировались вокруг столицы. Трудно установить, с чьей стороны раздался первый выстрел, но вскоре началось большое сраже­ние, проходившее в самом Менго. Католики перешли в стре­мительное наступление, которое поначалу не остановил даже пулеметный огонь, самолично открытый Лугардом. Лишь вступление в сражение аскари Лугарда решило его исход: католики были разбиты. А Мванга? У него уже была про­торена дорога на такой случай, и он опять бежал на остров Булингугве.

Однако этот побег Мванги никак не устраивал не проте­стантов, ни Лугарда: Буганда не могла остаться без кабаки, а из законных претендентов к тому времени остался лишь дядя Мванги Мбого. Мбого не мог устроить победившую фрак­цию, ибо был лидером мусульманской группировки. Оставал­ся один выход: вернуть Мвангу и заставить его принять новые условия.

Вслед за Мвангой в лодку пришлось сесть католическо­му епискому Хирту. Он получил задание передать Мванге ультиматум Лугарда. Ультиматум был отклонен. Тогда Лугард послал на Булингугве 100 суданских аскари с пуле­метом под командованием своего офицера, они разбили защитников острова, разнесли сам остров, но Мвангу так и не заполучили. Кабака бежал вместе с Хиртом на один из островов Сесе.

Впоследствии они оба оказались на территории Герман­ской Восточной Африки. (Этот факт, заметим, обычно оста­вался за пределом поля зрения историков. Считалось, что Мванга до возвращения в Менго в конце марта 1892 года пребывал на островах Сесе.)

Но вот перед нами целый ряд документов, рассказываю­щих о новом туре политики лавирования кабаки Буганды Мванги.

Из отчета фельдфебеля Кюне начальнику германского гарнизона в Букобе от 5 февраля 1892 года следует, что Кюне нашел Мвангу и Хирта на одном из островов посреди озера Виктория и 1 февраля они все вместе на лодках прибыли уже на территорию Германской Восточной Африки.

Кюне, в частности, писал своему начальнику следующее: «Мванга категорически отказывался принять английский флаг, многократно отклоняя это предложение. Петере, как рассказал мне Мванга, якобы сказал ему, что вскоре Уганда получит немецкий флаг и он должен обороняться до послед­ней капли крови. Он очень высоко ставит немцев: когда я показал ему портрет нашего обожаемого кайзера Вильгель­ма II, он сказал мне: „Да, от этого могущественного кайзера вадойчи (немцев, на суахили. — А.Б.) я хочу получить флаг"» [RКА 8822, л. 157—158].

Мванга, конечно, менее всего хотел установления чужеземного господства над Бугандой. Ему нужно было любым способом избавиться от Лугарда. Но немцы не оказали ему помощи: в Берлине в то время не хотели столкновений с Лондоном.

Но вернемся к Лугарду, который понимает, что кабаку необходимо вернуть, о чем пишет в Лондон: «Ситуация критическая, тем более что я вижу совсем мало надежды на то, что сумею заставить короля вернуться, а если он не сделает этого, маленькая партия (протестантская) наших союзников постепенно улетучится и дезертирует к королю» [RКА 8823, л. 62].

Ему же не остается ничего иного, как обратиться с пись­мом к германским властям в Восточной Африке, в котором он просит обеспечить безопасность Мванги и вернуть его в Буганду, а также задержать у себя епископа Хирта, который, как он полагает, оказывает влияние на Мвангу и не дает ему вернуться. Сам Мванга, уверяет Лугард, «очень хочет вер­нуться». Англичанин выражает готовность пойти на ком­промисс, обещая «вернуть ему все права и прежнее влия­ние». В таком же духе он пишет и Мванге.

А что же Мванга, поддался на эту удочку? Поддался. Не найдя ни помощи, ни сочувствия у немцев (в отличие от Лугарда), в конце марта 1892 года он вновь оказался в Менго. Причем, по свидетельству современника, одного из Белых отцов, с тех пор «он стал похож более на плен­ника, чем на кабаку Буганды».

Впоследствии Мванга писал: «Я получил множество писем от капитана Лугарда и протестантов, в которых меня просили вернуться и писали, что я смогу выбрать любую религию, которая мне понравится. Но когда вернулся, все католики были изгнаны, да и мои слуги тоже. Никого не осталось, кроме меня, и протестантские вожди приходили каждый день и уговаривали стать протестантом».

Выхода не было. Мванге пришлось и стать протестантом, и подписать 11 апреля 1892 года новый договор с Лугардом, окончательно закрепивший господство компании в Буганде. С этого момента он оставался кабакой лишь номинально, у власти укрепилась покорная англичанам олигархии бами-протестантов.

Как номинальный кабака Буганды, Мванга подпишет еще многое против своей воли, в том числе договоры с Дж. Пор­талом и полковником Колвайлом в 1893 и 1894 годах, по­следовательно закреплявшие британский протекторат над Бугандой.

Вскоре после подписания договора с Лугардом кабака вы­нужден написать под его диктовку и подписать письмо, кото­рое  как бы  подводит итог его лавированию в переписке «на  высшем  уровне»,   —  письмо  к  королеве  Виктории от 17 июня  1892 года.  Что же пишет ей  Мванга? Он... бла­годарит ее за «посылку представителей компании (читайте — Лугарда), чтобы урегулировать положение в стране», и далее умоляет ее не отзывать компанию (т.е. того же Лугарда) обратно: «Если Вы отзовете компанию, мой друг, страна моя наверняка будет разорена, в ней вспыхнет война». Лу-гарду нужно было такое письмо, ибо компания к тому вре­мени обанкротилась и Лондон упорно отзывал его домой. Вот он и заставил Мвангу это написать. Мванге, боровшемуся до конца за независимость Буганды, неоднократно призы­вавшему всех возможных и невозможных властителей Запад­ной Европы составить противовес Великобритании в Буганде, быть коллективными гарантами независимости его страны, пришлось в конце письма к британской королеве заявить: «Я   и   мои   бами   приняли  английский   флаг,   как  и   народ Индии.  Мы хотим, чтобы англичане наводили у нас порядок» [Further Correspondence с.  95].   Но это еще не конец истории Мванги. И даже не конец маленького «почтового романа», прочитанного в Потсдамском архиве.

Экс-кабака у немцев. Попробуем теперь мысленно пере­нестись на несколько лет вперед, в 1897 год. Буганда — уже часть складывающегося британского протектората Уган­да. В стране один за другим вспыхивают очаги антико­лониального восстания. Ведет ожесточенную борьбу с коло­низаторами Кабарега.

А Мванга? Лишенный фактической власти, долгое время вынужденный жить по чужой указке, он все же не захотел жить так до конца своих дней.

Вторник, 6 июля 1897 года. Три часа ночи, еще не рас­свело. Мванга тайно бежит из своего дворца, прихватив с собой лишь семь из нескольких сот своих жен и неко­торых пажей. Его путь лежит в Будду — один из очагов восстания в Буганде. Но верные колонизаторам войска при­ходят в Будду, и дважды — 15 и 20 августа — восставшие терпят поражение в больших сражениях.

Итак, силы Мванги разбиты, но он еще на что-то на­деется и опять бежит через озеро Виктория на германскую территорию. Если в 1892 году бегство Мванги было ката­строфой для англичан, то пять лет спустя они отнеслись к этому куда спокойнее: у них в запасе был трехлетний сын кабаки Дауди Чва, воспитывавшийся миссионерами в верноподданническом духе. Мванга еще был в пределах протектората, его сторонники еще не были разбиты, когда 14 августа англичане объявили кабаку низложенным, а на престол возвели его отпрыска, назначив при нем трех регентов из наиболее благонадежных вождей.

Перестав быть кабакой формально, Мванга не утратил своего политического влияния. Едва он сдался германским властям в Букобе, как вокруг экс-кабаки завязалась целая переписка между колониальными властями соседних терри­торий, а также между Энтеббе — столицей Уганды — и Лон­доном, Дар-эс-Саламом (столицей Германской Восточной Африки) и Берлином.

Сразу же по прибытии Мванги на германскую территорию тамошние власти сообщают об этом британской администра­ции Уганды. Англичане боятся беглого кабаку и просят дер­жать его подальше от границ Уганды, не давая ему вернуться в британские владения. Они обещают даже выслать Мванге его жен. Но все же не забывают предупредить соседей, что Мванга — очень опасный человек.

В другом письме английского губернатора Уганды герман­ским властям, которые намеревались предоставить кабаке, как бы мы сказали сейчас, политическое убежище, эти опа­сения высказываются конкретнее. Выражается уверенность в том, что Мванге удастся поддерживать связи со своими сторонниками. А это будет вызывать постоянные осложне­ния для британской администрации, и вновь повторяется настоятельная просьба держать его как можно дальше от Уганды.

Как же выполнили германские колонизаторы просьбу коллег-англичан? Примерно через месяц после бегства на гер­манскую территорию экс-кабака был переправлен на лодке в Мванзу — тоже на берегу озера Виктория. Пленником себя он не ощущал, был полон оптимистических планов, не боялся нищеты, поскольку ранее отправил большой караван с това­рами на побережье океана и получил утешительные сведения о его продвижении. Так что на первое время было на что жить

Но мнение немцев о том, что делать с кабакой, не совсем совпадало с английским. Германский консул на Занзибаре Рехенберг пишет в Берлин, что крайне выгодно держать Мвангу вблизи его страны в качестве «устрашающего при­видения для англичан». В связи с этим он даже хо­датайствует перед иностранным ведомством империи о назна­чении Мванге содержания примерно в 2400 рупий.

Но если с первой частью предложения Рехенберга в Берлине быстро согласились, вторая его часть вызвала у экономных немцев возражения. По указанию из Берлина генерал-губер­натор Германской Восточной Африки потребовал у властей Уганды выделения средств к существованию Мванги, «соот­ветствующих его положению». Германские власти выделили посредника для ведения переговоров. Так немцы приняли у себя Мвангу, нужного им в тот момент по политическим соображениям, но все же попытались при этом, как бы мы выразились сейчас, посадить его на «хозрасчет». Они, безуслов­но, вели игру с англичанами. Держали бывшего кабаку в Мванзе, которую отделяет от границ Уганды лишь короткий переход по озеру Виктория. И не хотели переселить в глубь страны. Далее, несмотря на настойчивые просьбы соседей, немцы смотрели сквозь пальцы на связи Мванги с повстанца­ми   Буганды.   Все это  очень  помогало  ему  осуществлять собственные планы, не совпадавшие с намерениями «госте­приимных хозяев». И вот, когда переговоры о выдаче иму­щества  Мванги еще только развертывались, случилось то, чего так боялись колонизаторы британские и никак не ожи­дали германские.

Телеграмма Рехенберга в Берлин: «Мванга король Уганды отправился на английскую территорию и там собрал войско».

А вот послание германского офицера в Берлин, из которого видны подробности бегства Мванги. Оно может послужить последней страницей нашего «почтового романа»:

«Для бегства Мванга выбрал темную, безлунную и без­звездную ночь с 23 на 24 декабря. Лодка „Герман" нахо­дилась в ремонте, лодка „Князь Виз" отплыла 18-го текущего месяца, и Мванга мог не опасаться преследования на парус­ной лодке. Два каноэ, тайно находившиеся в течение многих дней у какого-нибудь заброшенного острова, перед побегом под покровом темноты были тихо введены в бухту Мванзы выше станции. По условному знаку, крику какого-то живот­ного,  поданному из окрестностей станции, Мванга и спавший в его комнате бой тихо открыли окно и вылезли наружу в тот момент, когда часовой находился по другую сторону дома. Звук открываемой рамы сразу привлек внимание часового, и, зайдя за угол дома, он увидел две фигуры, перелезавшие через стену бома (крепости, на суахили. — А.Б.) в двух Метрах от здания, одна из которых была одета в [пышные] Одежды. В соответствии с инструкцией часовой открыл огонь И выстрелил в эту фигуру, обманувшись одеждами, которые, Как ему казалось, накануне он видел на Мванге. Бой был убит, а Мванга под покровом темноты достиг спрятанных в зарослях тростника каноэ, несмотря на немедленно организо­ванное преследование многочисленных аскари» [RКА 8828, Л. 95].

Мванга вернулся в Уганду, чтобы стать одним из вождей антиколониального восстания. План побега, видимо, созрел у него давно, судя по тому, как хорошо этот побег был под­готовлен. На этот раз он сумел обвести вокруг пальца гер­манские власти и получить от них то, что было нужно, — возможность временно скрыться и выждать время.

Вопреки сложившимся представлениям о нем, Мванга вел вполне последовательную политику в отношении европейских держав. Другое дело, что его лавирование между англичанами и немцами не дало ему возможности выполнить его намерения. Заслуженную славу он все же снискал как вождь антиколониального восстания.

Что же заставило Мвангу восстать? Да тот простой факт, что фактически он перестал быть кабакой. После возвращения в Менго в 1892 году он становится протестантом по требо­ванию Лугарда. В угоду новым хозяевам Буганды он вынуж­ден утвердить многочисленные перемещения и новые назна­чения бами и разделение  Буганды на «протестантские» и «католические» саза, произведенное в 1893 году Дж. Порта­лом, и даже неслыханную вещь — назначение двух катикиро вместо одного — от протестантской и католической фракций. Современники свидетельствуют, что Мванга в тот период обладал незначительной реальной властью в стране, хотя мно­гие  крестьяне   испытывали   почти  суеверное  благоговение перед  титулом  кабаки.   Более  того, лидеры протестантов диктовали  политику своей «партии»,  не прибегая даже к формальной процедуре испрашивания у него совета.

В 1892—1897 годах кабака вынужден был в основном «держать кукиш в кармане», все более убеждаясь в том, что его противники сильны. В 1893 году был подавлен мятеж мусульманской фракции, в страну прибывали все новые европейцы, причем исключительно военные, как, например, полковник Гейри Колвайл, своей главной задачей поста­вивший разгром мятежного Кабареги и располагавший для этой цели солдатами и оружием. Но все же Мванга про­являет строптивость. В 1894 году он испрашивает разре­шение вновь стать католиком — это помогло бы ему бежать в Будду, саза, ставшее оплотом католиков-баганда. Ему от­вечают, что белая королева Виктория подумает, что он не способен быть кабакой, поскольку он слишком часто меняет свои решения.

К тому же остатков видимости власти Мванги стано­вится все меньше. Его любимых пажей и придворных, об­виненных в содомии, изгоняют. Когда лидеры протестант­ской группировки сообщают об этом Мванге, он воскли­цает: «Теперь я знаю, что вы против меня. Вы все время игнорировали меня. Вы лишили меня свободы. Вы сделали меня узником жестоких законов европейцев». А затем кабаку обвиняют в незаконной торговле слоновой костью с Занзи­баром (эту монополию присвоили себе колониальные влас­ти) и заставляют заплатить за это большой штраф. В сере­дине мая 1897 года колониальные власти по ложному обви­нению арестовывают нескольких ближайших сподвижников Мванги. Это было последней каплей, заставившей его бе­жать в Будду, где его уже ждала армия католиков-баганда, к которым присоединились и недовольные мусульмане. С собой Мванга взял эскорт всего в 150 человек.

Поражения сил Мванги при Кабувоко и Маронго в июле 1897 года не сломили духа восставших. В их лагерь сте­кались баганда, нашедшие убежище в соседних странах. Даже после бегства Мванги на территорию Германской Вос­точной Африки восставшие не сложили оружия. Их не оста­новило и то, что 9 августа 1897 года было официально объявлено о низложении кабаки, а 14 августа — о возведе­нии на престол Буганды его сына Дауди Чва. Масла в огонь подлило и восстание суданцев, начавшееся в сентябре 1897 го­да. Несмотря на сокрушительное поражение восставших в битве при Ньендо в том же сентябре, восстание баганда продолжалось.

Во главе восстания баганда. Бежав от немцев, Мванга пробился через реку Виктория-Нил к восставшему Кабареге и соединился с его силами. Против них выступала целая армия из баганда под командованием британских офицеров. И все же большинство народа поддерживало своего кабаку. Мя­тежником Мвангу называли англичане. Баганда так не счи­тали. Один из участников событий позже говорил: «Как мог кабака восстать против самого себя?» Для большинства баганда он просто оставил королевство и трон свободными, назначения кабакой Дауди Чва они не приняли, тем более что ходили слухи, что этот младенец — сын Каггвы, поскольку жена Мванги родила его в доме Каггвы.

Большую роль в привлечении новых сторонников сыграл и слух, что Мванга принимает ислам: это привело в его ла­герь многих мусульман. Но и колониальные власти не сидели сложа руки: еще в октябре 1897 года они объявили амнистию для всех, кто сложит оружие, — это лишило Мвангу неко­торой части сторонников.

Попытки представить и эту войну как религиозную не­состоятельны. Мванга воевал не против католиков, а против англичан. Об этом свидетельствует ряд его писем 1897_ 1899 годов, часть которых была отправлена еще из Гер­манской Восточной Африки.

Вот некоторых из них. Соратникам: «Друзья!

Я написал это письмо, чтобы объяснить вам причину, заставившую меня покинуть Буганду. В своем письме кати-киро А. Каггва обвинил меня в том, что я не люблю своих подданных, что, решая важные вопросы, я ни с кем не со­ветуюсь. Он грозил мне, что, если так будет продолжаться, мне придется плохо. Это письмо и заставило меня уйти, потому что я отнесся серьезно к этой угрозе. Я видел, что катикиро подчиняется не мне, а европейцам. И это мой катикиро? А не катикиро ли европейцев? Вот почему я ушел из своей страны».

Министру-протестанту:

«Дорогой Мванга Андереа Лувандага! Я приветствую тебя как мужчину, ведь ты знаешь меня давно.  Ты был под черным кабакой. У баганда есть по­словица,   гласящая,   что  трудно   взять   в   жены  женщину, чей муж еще жив.  Я также говорю тебе, что я еще вер­нусь и буду сражаться. Если ты почитаешь книгу, ты уви­дишь,  как  кабаку  звали   Цезарем.   Я  тоже  Цезарь.   Мой погребальный костер — моя страна... До свидания. Храни тебя Бог. Я, кабака Мванга».

Одному из бами-протестантов:

«Моему другу Какунгулу. Привет тебе от Кабареги и от меня, кабаки Мванги. Мы оба пишем тебе, чтобы сообщить, что мы вместе пришли сюда. Но мы не знаем, сам-то ты как к нам относишься. Но мы должны сказать тебе все то же — что нам противен один вид европейцев. Ты же знаешь, что у нас нет недобрых чувств к религии как к таковой.

Любому, будь то католик, или протестант, или мусуль­манин, мы дадим полную свободу исповедания. Наш спор, таким образом, не следует понимать как спор с религией. Ждем твоего ответа».

Это было одно из «прелестных» писем — подоб­ные когда-то рассылал по Руси Пугачев, — но привлечь на свою сторону Какунгулу, верного англичанам, Мванге не удалось.

Более того, в 1898 году положение восставших во главе с Кабарегой и Мвангой все ухудшалось. Особенно замет­но это стало после лета 1898 года, когда от объеди­ненных сил восставших откололись суданцы. В опустошен­ной войной стране возникли трудности с продовольстви­ем. И Мванга пытается выяснить возможность и условия своей сдачи властям. Читаем в его письме тому же министру-протестанту:

«Дорогой друг Андереа Лувандага!

Я написал, чтобы спросить у тебя следующее. Что со мною будет, если я вернусь: базунгу убьют меня или простят? Скажи мне, мой слуга. Мы терпим ужасные бедствия. У нас нет больше сил. Ответь мне поскорее. Я, кабака Мванга» [Robinson, Smith, с. 117].

Такое же письмо Мванга написал Каггве в сентябре 1898 года. Каггва проконсультировался с британскими властями и сообщил Мванге, что его и Кабарегу в любом случае сошлют «на Занзибар или куда-нибудь дальше». Узнав о таком решении, оба властителя решили, что терять им нечего, и сражались до конца. Весной 1899 года они с остатками своего воинства скрывались у народа ланги севернее озера Кьога. В результате предательства кого-то из ланги они были взяты в плен 9 апреля 1898 года подполковником Эватом, командовавшим экспедицией пра­вительственных войск.

Последний путь. Пленных, как уже говорилось в очерке о Кабареге, отправили в далекую ссылку на Сейшельские острова. Там в 1903 году Мванга умер в возрасте около 37 лет.

Со смертью Мванги его одиссея не закончилась. Весть о его кончине в Буганду принесла одна из жен кабаки, Доиси Мваном, вернувшаяся домой вместе с несколькими пажами и придворными.

Был распущен слух, что Мванга перед смертью принял православие. Но многие баганда не верили этому, так же как и тому, что он умер. И тогда регенты при Дауди Чва настояли, чтобы тело Мванги было доставлено в Бу­ганду и перезахоронено там: только так можно было убе­дить  народ  в  законности  правления  его  сына.  За телом Мванги   на   Сейшелы   отправились  его   бывшие  враги  из христианской олигархии.  В июле  1910 года тело Мванги по   озеру  прибыло  в  Энтеббе.   Собралось  много  народу. Был назначен специальный комитет по проведению похо­рон бывшего  кабаки из известных людей, видных деяте­лей страны. Их сопровождали пятьсот носильщиков. Затем процессия  прибыла  в  Менго.  В тот же вечер состоялась церковная   церемония.   А  ночью двое регентов  и  многие вожди  остались  во дворце для «утешения  кабаки» в со­ответствии с обычаем. Наутро в присутствии молодого каба­ки   и   его   регентов   перед   толпой   народа   гроб   Мванги был  открыт  и  тело  показано  народу и опознано.  Затем оно  было  предано  огню.   Так  3  августа   1910 года  прах Мванги   был   присоединен    к   праху   его   отца   Мутесы. Последний  из  независимых   кабак  Буганды,   Мванга был первым,  кто  похоронен с христианским отпеванием. Это открыло   дорогу   традиционной   церемонии   провозглаше­ния его сына Дауди Чва кабакой, состоявшейся в тот же день.

Многие годы англичане пытались сделать так, чтобы в истории страны Мванга остался «кровавым тираном», но им это не удалось. Современный угандийский историк профессор Киванука восстановил его доброе имя, спра­ведливо отнеся его к тем сыновьям и дочерям Африки, которые являются ее героями, ведь «их имена написаны кровью».

Но даже современники из стана его врагов не отка­зывали Мванге в ряде достоинств. Вот что писал о нем, например, X. Мукаса, один из лидеров протестантской группировки:

«Многие   называют   его   плохим   кабакой.   Но   в   нем нужно  видеть  и  плохое и  хорошее.   Мванга  не был так горяч,  как его дед Суна в древние времена.  В тридцать четыре   года   его   могли   не   раз   убить.   Кабака   Мванга был   добрым,   любил   людей.   Если   вы   ему   нравились, то   он   доверял   вам.    Его   погубило   то,   что   ему   нра­вились   плохие   люди,    которые   наговаривали   на   своих друзей.   Если  бы  он  верил  всему тому,  что они говори­ли, он убил бы многих.  Но доброта мешала ему сделать это.   Кабака   Мванга   мудро  решал  споры.   Он  судил,  не обращая внимания на социальный статус человека, и обычно судил справедливо. Правда, иногда подпадал под чье-нибудь влияние. Кабака Мванга любил тех, кто хорошо работает, и быстро их продвигал. Но клеветники оказывали на него сильное влияние. Кабака Мванга любил новых людей и всячески с ними занимался, но никогда их не огорчал...» [Robinson, Smith, с. 116].