Часть первая

ПЛАНТАГЕНЕТЫ

ПРОТИВ КАПЕТИНГОВ

XII — начало XIV в.

Глава I

СЕМЕЙНАЯ ДРАМА

Отправной точкой причудливого переплете­ния исторических судеб Франции и Англии ста­ло событие середины XI в. — завоевание англо­саксонского королевства северофранцузским феодалом герцогом Нормандским Вильгельмом.

Королевство Франция стало оформляться в относительно обособившееся государство к кон­цу X в. Внутри него еще не было политического и территориального единства, хотя во главе уже стоял король из первой французской династии Капетингов. Наиболее крупные феодалы — гер­цоги и графы — вели себя по отношению к ранним Капетингам весьма независимо. Поня­тие государственной границы совершенно от­сутствовало, и право сильного зачастую решало самые серьезные политические вопросы. Имен­но на нем было основано дерзкое и, по суще­ству, авантюрное предприятие герцога Норманд­ского Вильгельма Завоевателя, который в 1066г. высадился на южноанглийском побережье в со­провождении сравнительно небольшого войска и удивительно легко одержал победу над опол­чением разрозненных и более отсталых англо­саксонских королевств. Вильгельм Завоеватель стал королем Англии, сохранив, естественно, под своей властью герцогство Нормандия в Се­верной Франции. Это событие положило начало растянувшимся на несколько столетий попыт­кам Нормандской династии английских королей и их преемников создать и удержать под своей властью некое политическое образование, про­стиравшееся на Британские острова и террито­рию Франции.

В политической реальности второй половины XI — середины XII в. вопрос объединения конти­нентальных и островных владений действитель­но был стержнем взаимоотношений француз­ских Капетингов и английских королей из Нор­мандской династии. Однако это была не просто проблема принесения оммажа* (* Оммаж — церемония оформления вассального договора между вассалом и сеньором.) королем — борь­ба вокруг континентальных владений англий­ской короны с первых шагов отражала в юриди­ческой, а затем и в военно-политической форме столкновение внутренних процессов централи­зации и универсализации феодального государ­ства. Выдвинутое в самом начале XII в. королем Франции Людовиком VI Толстым (1108— 1137) требование принесения клятвы верности его вас­салами (включая королей Англии — герцогов Нормандских) невозможно не связать с первыми целенаправленными усилиями королевской влас­ти по объединению французских земель под эги­дой короны. Английский король выступал на континенте в роли одного из многочисленных круп­ных феодалов — основных соперников королев­ской власти в борьбе за укрепление своих пози­ций. Оппозиция английских королей была осо­бенно опасной, так как она опиралась на автори­тет короны и ресурсы за пределами Франции. Любопытно; что юридическое признание англий­скими королями своего статуса вассалов Капе­тингов на континенте произошло в середине XII в. при первом представителе новой династии Плантагенетов Генрихе II (1154—1189). Этот за­метный средневековый правитель был примени­тельно к Англии безусловным носителем централизаторской тенденции, о чем красноречиво сви­детельствуют его известные реформы (судебная, военная и др.). Однако политическая деятель­ность Генриха II не была однолинейной. С не­меньшей энергией он стремился создать под эги­дой английской короны обширное королевство универсального типа. Судьба дала ему серьезные основания рассчитывать на успех. Само проис­хождение Генриха как бы символизировало объе­динение Британских островов и континенталь­ных владений. Его мать Матильда происходила из Нормандской династии, она была внучкой Вильгельма Завоевателя. Отец Генриха II был французским графом из семьи Анжу. К тому же в 1152г., еще не будучи английским королем, Генрих женился на Алиеноре Аквитанской (1122—1204), дочери герцога Аквитанского Гильома де Пуатье, которая принесла ему в качестве приданого огромные владения на юго-западе Франции — Аквитанию. Граница этой области (в Англии ее обычно называли Гасконью, во Франции — Аквитанией или Гиенью) начиналась се­вернее нижнего течения Дордони и доходила на юге до Пиренеев. С запада на восток она прости­ралась от побережья Бискайского залива до сред­него течения Гаронны. Таким образом, под влас­тью английской короны оказалась примерно по­ловина французских земель: вся западная их часть, кроме независимого герцогства на полуос­трове Бретань.

Тесно и причудливо переплелись судьбы двух королевских домов. Особенно тревожную ноту в этот семейно-феодальный катаклизм вносило то, что герцогиня Алиенора Аквитанская была не только признанной первой красавицей тогдаш­ней Западной Европы и богатейшей невестой, но и разведенной женой французского короля из дома Капетингов Людовика VII (1137—1180).

Конечно, вся Европа знала, что инициатором развода был Людовик VII. Как-то совсем просто, по-мужски, а не по-королевски, реагировал он на очевидное легкомыслие Алиеноры, на ее не слишком скрываемые увлечения молодыми муж­чинами, особенно во время Второго крестового похода (1147—1149), который красавица королева явно рассматривала как веселое приключе­ние. Развод в XII в. в католической стране был делом трудным, но оскорбленный муж добился разрешения римского папы на расторжение бра­ка (а значит, на потерю огромных богатых владе­ний на юго-западе, которые принадлежали Алиеноре по наследству и превосходили в несколько раз личные владения французского короля).

Эта знаменитая семейная драма, так сильно повлиявшая на судьбы двух западноевропейских стран, — один из ярких примеров недостаточности социально-экономических и классовых моти­вов для понимания событий прошлого. Показа­тельно, что, большой поклонник такого подхода к объяснению истории, Карл Маркс в своих «Хронологических выписках» обозвал Людовика VII ослом. Действительно, тот развелся с Алиенорой, презрев свои знаменитые «классовые интересы». Она, видимо, тоже затаила обиду на бывшего супруга и, хотя была для своей эпохи уже немоло­дой женщиной (в 1152 г. ей было за тридцать), подарила английскому королю четырех сыновей, один из которых, Ричард Львиное Сердце, стал самым знаменитым рыцарем Западной Европы. А ведь среди обвинений, высказанных ей Людови­ком VII, говорилось о ее неспособности родить сына, наследника престола.

Во время долгого правления Генриха II проти­воречия между английским и французским ко­ролевскими домами возникали каждый год. Прав­да, они были еще очень похожи на большую семейную ссору между двумя мужьями Алиено­ры Аквитанской.

Начало правления Генриха II было сопряжено с острой внутренней борьбой английского короля с братом Жоффреем, который претендовал на Мен, Анжу и Турень. Для того чтобы сохранить их под своей властью, Генрих был вынужден об­ратиться за поддержкой к Капетингам. В 1158 г. английский король посетил Париж, был принят королем и, видимо, получил обещание помощи. Платой за союз с Людовиком VII стал оммаж английского короля, который признал себя васса­лом Капетингов на континенте (1160). Борьба за универсальную монархию толкнула первого План-тагенета на большую уступку. В рамках полити­ческого мышления XII в. английский король отча­сти поступился статусом государя, согласившись «получить» свои континентальные владения из рук таких слабых правителей, какими были Капетинги в 60-х гг. XII в. Небольшие размеры их до­мена* (* Домен (от лат. dominium — владение) — совокупность наследственных земельных владений феодала в странах Западной Европы.), несовершенный государственный аппарат, глубоко укоренившиеся традиции фактической независимости крупных феодалов делали их власть во Франции почти номинальной. Видимо, именно в расчете на слабость Капетингов Ген­рих II решился на этот шаг, рассматривая его, скорее всего, как временный. Во всяком случае, уже в конце того же, 1160г. английский король повел себя отнюдь не как вассал: он силой захва­тил замки, которые были обещаны в качестве приданого дочери Людовика VII от второго брака с Констанцией Кастильской Маргариты, пленил более полусотни французских рыцарей и факти­чески насильственно обвенчал с трехлетней Мар­гаритой своего семилетнего сына Генриха. Фран­цузскому королю пришлось стерпеть все это и через два года примириться с Плантагенетом.

В 60-е — начале 70-х гг. XII в. универсалист­ские тенденции в политике Генриха II усилились. Он оказал давление на Шотландию и Уэльс, до­бившись от их правителей вассальных обяза­тельств; с помощью политического нажима и ди­настического брака своего сына Жоффрея вы­нудил герцогов Бретани признать сюзеренитет английской короны; вооруженным путем расши­рил границы своих владений в Нормандии и Центральной Франции; приступил к завоеванию Ирландии. Английский король предпринял в эти же годы первые шаги, направленные на обеспе­чение международной поддержки в случае стол­кновения с Капетингами.

19 марта 1163г. в Дувре был подписан знаме­нательный договор о дружбе между Генрихом II и графом Фландрским Тьерри. Фландрия была в то время одним из наиболее значительных факти­чески независимых феодальных владений в За­падной Европе. Номинально графы Фландрские считались вассалами французских королей, одна­ко в реальной политической действительности этого до сих пор не проявлялось. Более того, в 60-х гг. XI в. граф Бодуэн V Фландрский даже вы­ступал в роли опекуна малолетнего Филиппа I Ка-петинга и именовал себя в документах «попечите­лем и управителем королевства». Во второй поло­вине XII в. Фландрия сохраняла прочные незави­симые позиции. Опасность со стороны француз­ской монархии пока не была заметной. Англия же рассматривалась как враждебная фландрской независимости сила с конца XI в. Тогда окрыленные успехами на Британских островах первые пред­ставители нормандского дома строили планы при­соединения Фландрии к своим континентальным владениям династическим путем. Договор 1163 г. был, по всей видимости, подписан графом Фландр­ским не без нажима со стороны Генриха II и, вполне очевидно, — небескорыстно. Граф факти­чески изменил своим вассальным обязательствам в отношении французской короны: он обещал английскому королю при необходимости воен­ную помощь (тысячу всадников даже в случае войны против Франции). Делая вид, что он сохра­няет верность французскому королю, Тьерри Фландрский писал, что по требованию Капетин-гов явится на военную службу в случае войны против Англии, но «возьмет как можно меньше людей». В конце договора указывалась плата за измену долгу вассала — ежегодная пенсия 500 ма­рок серебром. Этот «феод»* (* Феод — фиксированный доход, получаемый вассалом от сеньора.) в течение многих десятилетий был одним из способов борьбы анг­лийского короля за окончательную переориента­цию графов Фландрских.

В 1169г. Генриху II удалось сделать еще один полезный дипломатический шаг: он добился бра­ка своей дочери Элеоноры с кастильским коро­лем Альфонсом VIII. В истории развития англо­французских противоречий Генрих, таким обра­зом, первый принял меры, направленные на вов­лечение в нее стран Пиренейского полуострова. Династический договор 1169г. предусматривал в качестве приданого английской принцессы Гас­конь, которая должна была перейти к кастильс­кому королю после смерти королевы Алиеноры. В тот момент трудно было представить, что Алиенора, которой было уже 47 лет, проживет еще тридцать пять (до 1204г.). Для Средневековья редкий случай. И никто не предполагал, что ее смерть приведет не к укреплению, а к ослабле­нию английских позиций за Пиренеями.

Положение Капетингов во второй половине XII в. оказалось чрезвычайно трудным, Английские континентальные владения стали важнейшим пре­пятствием на пути объединения французских зе­мель. Успешная универсалистская политика Генриха II, которая, как ни парадоксально это зву­чит, безусловно опиралась на успехи его централи-заторских усилий в самой Англии, его первые меж­дународные достижения — все это давало фран­цузскому королю Людовику VII мало шансов в не­избежной для него борьбе с английским домом. На пути Капетингов в решении проблемы централиза­ции государства стояло немало препятствий, среди которых одним из наиболее сложных было нали­чие обширных английских владений. Они закры­вали для королевского дома выходы к морю по Сене и Луаре, лишали французских королей боль­ших потенциальных доходов. И над всем этим (для Средневековья — именно «над») возвышалась не­примиримая и нарастающая взаимная вражда ко­ролевских домов. Однако по мере укрепления го­сударственности во Франции и Англии соперниче­ство с Плантагенетами угрожало перерасти в стол­кновение межгосударственных интересов.

Начиная с 70-х гг. Людовик, по-видимому, ис­кал любого повода для ослабления своего опас­нейшего личного и политического соперника, прекрасно понимая, что признанный десять лет назад английский вассалитет во Франции может иметь реальное значение лишь при иной расста­новке сил. В 1170г. Людовик VII попытался ис­пользовать для ослабления позиций Генриха II его конфликт с архиепископом Кентерберийским Фомой Бекетом.

Задумав церковную реформу в Англии, Ген­рих II убедил Фому Бекета (ок. 1118—1170), канцлера королевства, своего друга и советника, при­нять духовный сан и назначил его архиепископом Кентерберийским. Бекет изменил свой образ жиз­ни и из блестящего царедворца превратился в строгого аскета, погруженного в науки, молитвы и благотворительные дела, ярого противника по­литики Генриха II по подчинению церкви светс­кой власти. В 1164г., после принятия постановле­ния о церковных судах, Бекет бежал из Англии во Францию. Во время шестилетнего изгнания он пытался найти поддержку у папы, но, не получив ее, примирился с Генрихом и вернулся в Англию в 1170г. Примирение длилось недолго. Бекет сно­ва начал борьбу против политики короля, яростно обличал своих врагов, отлучил от церкви архи­епископа Йоркского из-за коронации «молодого короля» — сына Генриха II. 29 декабря 1170 г. при­дворные Генриха II, исполняя желание короля, ворвались в собор в Кентербери и зверски убили архиепископа Фому Бекета прямо у алтаря.

Французский король сначала усиленно подо­гревал недовольство римского папы наступлени­ем английского короля на привилегии церкви. После убийства Бекета он шумно, на всю Евро­пу, скорбел о Бекете, рисуя его в своих письмах в самых возвышенных тонах. Людовик VII опре­деленно рассчитывал на осуждение английского короля общественным мнением западноевропей­ских стран. Тем не менее Генрих II, как извест­но, сумел выйти из этой неприятной ситуации. Более плодотворным оказался путь вмешатель­ства в семейные дела английского короля.

«Семейная оболочка» конфликта Плантагенетов и Капетингов, а затем — Валуа не исчезла до самого финала этого противостояния. Однако ее реальное значение существенно менялось. Во второй половине XII в. это была органичная фор­ма международных отношений, характерных для времени превращения достаточно аморфных фе­одальных владений в более или менее целостные и прочные государства. Именно «семейный ме­тод» дал на первых шагах развития англо-фран­цузских противоречий максимальные политичес­кие результаты.

В 1172г. Людовик VII встретился в Норман­дии со своим семнадцатилетним зятем Генрихом, которого за два года до этого Генрих II короно­вал в качестве «молодого короля». Коронация имела целью укрепить ситуацию в Англии, заст­раховать корону от внутренней оппозиции. Но у нее оказалась и другая сторона — статус «моло­дого короля» подогревал честолюбивые устрем­ления наследника, которые умело поддерживал и направлял Людовик VII. Он убедил принца по­требовать, чтобы Генрих II передал ему «или всю Англию, или всю Нормандию»¹. В ответ на отказ английского короля разделить свои обширные владения наследник бежал в 1173г. во Францию ко двору Людовика VII, куда за ним последовали его братья Ричард и Жоффрей.

Алиенора Аквитанская поддержала мятеж сыновей и стала поднимать на восстание против Генриха II Пуату. Она была схвачена патрулем английского короля и заключена в тюрьму, где провела последующие 16 лет, и только после смерти Генриха II ее освободит Ричард.

С этого, казалось бы, сугубо семейного эпи­зода началось утверждение англо-французских противоречий в качестве одной из определяю­щих (а со временем — ведущей) линий в между­народной жизни Западной Европы.

Французский король созвал в Париже совет, который принял решение о том, что «молодой Генрих» прав, а следовательно, его справедливое дело требует защиты.

В событиях 1173г. Людовика VII поддержал граф Фландрский Тьерри. Он принял участие в Парижском совете, который одобрил выступле­ние молодого Генриха против отца, фактически отказавшись от условий договора 1163 г.

Вероятно, французскому королю была также известна позиция короля Шотландии, готового вмешаться в назревающий конфликт между ко­ролями Англии и Франции. Причины позиции Шотландии абсолютно ясны. Относительно боль­шие успехи централизации в Англии привели к тому, что феодальная экспансия стала характер­ной чертой ее политики несколько раньше, чем в других странах. Первыми объектами экспансио­нистских устремлений английских феодалов при Генрихе II стали ближайшие соседи Англии: Ир­ландия, Уэльс, Шотландия. В середине XII в. ут­ратила независимость часть Уэльса, в 70-х гг. на­чалась колонизация Ирландии. На Британских островах лишь Шотландия сохраняла свою тер­риториальную целостность и активно сопротив­лялась наступлению английской монархии. В борьбе за независимость она, естественно, обратилась к поискам поддержки извне. Это совпада­ло с интересами французской монархии, нуж­давшейся в опоре в неизбежно предстоявшей борьбе с Плантагенетами.

В апреле 1173г. французский король и граф Фландрский вторглись в Нормандию, а шотланд­ское войско начало войну на севере Англии. Та­ким образом, единая тенденция к поискам путей независимого политического развития толкнула Шотландию и Фландрию в конце XII в. на первый акт вмешательства в противоречия между англий­ской и французской монархиями. Этим было по­ложено начало долгой и сложной политической борьбе, в которой Шотландскому королевству и графству Фландрии предстояло сыграть заметную роль. События 1173г. еще очень напоминали до­машнюю ссору в королевском семействе. Однако характерно, что уже на этой ранней стадии англо­французские противоречия вышли за рамки от­ношений между двумя королевскими домами и обнаружили тенденцию к обретению более широ­ких европейских масштабов. Причина этого за­ключалась в том, что борьба Английского и Французского королевств наиболее рано и от­четливо отразила основные внутренние процес­сы, определявшие в тот период развитие между­народных отношений: столкновение централиза-торских и универсалистских тенденций, системы вассально-ленных связей и крепнущей государ­ственности, поиск путей независимого развития.

События 1173—1174гг., имевшие внешне аб­солютно семейную форму, закончились победой Генриха II, сумевшего отразить удар, нанесен­ный с трех сторон. Последствия поражения были наиболее тяжелыми для Шотландии. Шотланд­ский король Уильям Лев был вынужден подпи­сать Фалезский договор (1174), который снизил статус независимой Шотландии до положения вассала английской короны. Шотландский король и все его подданные объявлялись «людьми англий­ского короля», которые «держат от него свою землю». Генрих II, кроме того, конфисковал пять пограничных шотландских замков и взял залож­ников, среди которых был брат короля. Шотлан­дия, по существу, оказалась на пороге полной утраты независимости. Но шотландцы не наме­ревались сдаваться. Напротив, положение на ан­гло-шотландской границе было постоянно напря­женным, шотландская церковь отказалась подчи­няться английской. Борьба неизбежно должна была возобновиться. Поэтому прецедент сближе­ния Шотландии с французской монархией не мог остаться случайным эпизодом.

Фландрия после событий 1173 г. сохранила свой прежний статус и положение между двумя враждующими монархиями. Поскольку английс­кий король по-прежнему рассчитывал на воз­можную поддержку графа Фландрского, он пред­почел «простить» ему выступление в коалиции с Францией и Шотландией.

Десятилетие с 1173 по 1183г. было отмечено сравнительно мирными отношениями между Ан­глией и Францией. На фоне внешнего затишья, по существу, шла подготовка нового столкнове­ния. Позиции английского короля на междуна­родной арене по-прежнему были более прочны­ми. Правители средневековой Европы не могли не считаться с авторитетом могущественного гла­вы «Анжуйской империи». Автор английской официальной хроники Матвей Парижский, опи­савший события второй половины XII в. по тру­дам предшественников, отчетливо передает стремление Генриха II утвердить за собой лиди­рующую роль в международной жизни Западной Европы. Он подчеркивает, что послы многих го­сударей — включая германского и константино­польского императоров — обращались к англий­скому королю за советами. Генрих II обладал ти­тулом короля, но его политические претензии постепенно обретали более крупные масштабы. Так, в конце 70-х гг. английский король начал вмешиваться в дела Германской империи, ис­пользовав свои родственные связи с князем Сак­сонским Генрихом Львом, женатым на дочери Генриха II Матильде. Генрих Лев по могуществу соперничал с императором Фридрихом I Барба­россой, претендовал на императорскую корону. Амбиции Генриха Льва привели к конфликту с Фридрихом I Барбароссой, который организовал судебный процесс. В результате Генрих Лев был лишен многих владений и изгнан из Германии.

Мятежный князь побывал в Нормандии и Англии. В результате вмешательства английского короля был сокращен срок его изгнания, получе­но прощение императора Фридриха I Барбарос­сы для князя и его сторонников. В эти же годы Генрих II сделал новые шаги для укрепления сво­их позиций за Пиренеями. Опираясь на династи­ческие связи с Кастилией, он вовлек в орбиту своего влияния небольшое, но стратегически очень удобно расположенное королевство На­варра. В 1176 г. короли Кастилии и Наварры под­писали соглашение, в котором они обязались раз­решать любые свои конфликты при посредстве английского короля. Очень любопытна содержа­щаяся в этом документе оговорка, что в случае смерти Генриха II пиренейские государи могут обратиться к третейскому суду французского короля. Думается, что здесь проявилась расту­щая роль англо-французских противоречий в международной жизни Западной Европы. Все более отчетливо осознаваемые современниками, они становились и основой для группировки сил, и почвой для политического лавирования.

Наиболее откровенно лавировала в эти годы между английской и французской коронами Фландрия. В начале правления пятнадцатилетнего-французского короля Филиппа II (1180—1223), по­лучившего со временем почетный титул «Август», его крестный отец граф Фландрский занимал очень прочные позиции при французском дворе. Это позволило ему добиться в 1180 г. согласия юного короля на возобновление соглашения меж­ду номинальным вассалом Франции — графом Фландрским — и опаснейшим врагом французс­кой короны — английским королем, В договоре, как ив 1163 г., предусматривались военные обяза­тельства правителя Фландрии по отношению к английской короне «при сохранении верности» Франции². Интересно изменение «цены» за обе­щанную Фландрией военную помощь — 1000 ма­рок в год за предоставление при необходимости 500 всадников (в 1163 г. — 500 марок за 1000 всад­ников). Это, безусловно, свидетельствовало о том, насколько важна была для английской монархии уже в конце XII в. опора на Фландрию. Междуна­родное и экономическое значение ее сознавали в этот период и правители Франции.

К концу 70-х гг. XII в. графство Фландрское стало столь серьезной силой, что начало вызывать опасения Капетингов. Удобное географическое положение Фландрии и высокие темпы развития феодализма в этой области привели к тому, что уже в XII в. она отличалась необычайно высоким уровнем экономики. Особенно выделялись горо­да, которые сочетали интенсивное ремесленное производство с активной внешней торговлей. Со второй половины XI в. все более важным торго­вым партнером для них становилась Англия. Все это в сочетании с этнической и культурной само­бытностью населения Фландрии способствовало укреплению тенденции к независимому разви­тию. К тому же в конце правления Людовика VII фландрские графы заняли ведущее положение при французском дворе. Граф Филипп Эльзас­ский был воспитателем наследника короны Капе­тингов — будущего Филиппа II Августа — и пы­тался сохранить руководящее положение после его вступления на престол. Правильно оценив опасность, Филипп с первых шагов своего прав­ления поставил цель ослабления Фландрии. В те­чение 80-х гг. неоднократно вспыхивали конфлик­ты между французским королем и его опасным вассалом. В их борьбу за спорные области Валуа, Вермандуа, Амьен постоянно вмешивался Ген­рих II: он выступал в роли арбитра, защищал пра­ва тех подданных графа Фландрского, которые были связаны с Англией. И все же в целом Фи­липпу II удалось потеснить независимые позиции графов Фландрских и урезать их владения. Это готовило дальнейшее политическое сближение Фландрии с английской монархией.

Внешнее миролюбие английских и французс­ких королей было, таким образом, прежде всего прикрытием подспудной подготовки к будущей борьбе и поисков международной поддержки. Ненадежность этого затишья подтверждалась ча­стными, но крайне выразительными фактами. Хронист сообщает, что «молодой король» Генрих уже через три года после неудачного выступле­ния в союзе с Людовиком VII отправился в Па­риж «повидаться с французским королем» и «дружил там с теми, кто воевал против англий­ского короля»³. В 1177г. Генрих II с оружием в руках потребовал у Людовика VII Нормандский Вексен и Бурж (приданое дочерей). Сын Генриха II Ричард систематически воевал с недовольными в подвластных Англии областях фран­цузского юго-запада. При вступлении Филиппа II на престол едва не вспыхнула война с Англией, куда прибыли противники молодого короля из Франции. В ответ на их жалобы Генрих II собрал войско в Нормандии и приготовился к войне. Причиной ее отсрочки была нестабильность внутреннего положения в обоих королевствах: Генрих II, как все последние годы, находился на пороге очередного конфликта с сыновьями, а пятнадцатилетний Филипп II еще не обрел реаль­ной власти в своем королевстве.

Официальной оболочкой временного затишья в англо-французской борьбе стала в 70—80-х гг. XII в. идея совместного участия монархов в крес­товом походе. 21 сентября 1177г. был заключен договор в Иври, по которому короли Англии и Франции отказались от всех спорных вопросов во имя служения интересам «всего христианского мира»⁴. Вслед за этим соглашением Генрих II официально подтвердил свои вассальные обязательства во Франции, фактически — свою лояльность   в   отношении   французского   короля, а Людовик VII гарантировал неприкосновенность французских владений Генриха II, в случае «если он отбудет в дальние страны»⁵. Крестоносная идея, таким образом, вошла в комплекс англо­французских противоречий в качестве миротворческой тенденции. Да она, видимо, и была попыткой ослабить, по крайней мере временно, остроту конфликта на европейском континенте. Идея крестовых походов оставалась еще доста­точно популярной: успех сулил земли и доходы на Востоке. А это было лучшим стимулом для поддержки королевских планов. Хотя, конечно, нельзя не заметить что-то забавное в том, что возглавить очередной поход против «неверных» собрались два супруга прекрасной Алиеноры — бывший французский и нынешний английский. Однако в 70—80-х гг. XII в. крестоносные пла­ны английского и французского королей не осу­ществились. Они были подтверждены в 1181г., но по-прежнему не реализовались. Причиной этого, несомненно, была сложная внутриполити­ческая обстановка в обширной «империи» Ген­риха Плантагенета. «Молодой король» — наслед­ник престола Генрих — все отчетливее проявлял недовольство своим положением коронованного, но безвластного короля. И все более ясной ста­новилась решающая роль Филиппа II, который продолжил усилия своего отца Людовика VII, на­правленные на то, чтобы взорвать изнутри опас­ное для Франции семейство Генриха П. В 1182г. «молодой король» отказался возвратиться из Па­рижа к английскому двору. Генриху II удалось предотвратить этот очередной бунт за немалые деньги и уступки. Но уже в феврале следующего, 1183г. разразился назревавший взрыв в Англий­ском королевстве. «Молодой король» Генрих при поддержке брата Жоффрея (герцога Британско­го) выступил с оружием в руках против отца, на стороне которого оказался Ричард.

Международные масштабы вспышки 1183г. оказались меньшими только потому, что война очень быстро прекратилась в связи с внезапной смертью зачинщика — наследника английского престола Генриха. Не будь этого в общем-то слу­чайного обстоятельства, в дело непременно вме­шался бы подготовивший его Филипп II, к кото­рому «молодой король» уже послал за помощью свою жену. На стороне английского короля ус­пел выступить в Гаскони король Арагона. О глу­бинных мотивах этого политического шага су­дить применительно к данному раннему этапу развития англо-французских отношений можно лишь предположительно. В основе, видимо, ле­жало обострение противоречий между государ­ствами Пиренейского полуострова. Симптома­тично само по себе начало включения пиреней­ских государств в англо-французскую борьбу.

Примирение в английском королевском се­мействе сопровождалось англо-французским до­говором — обстоятельство, ярко подчеркнувшее главную причину очередной «войны сыновей». Соглашение Генриха II и Филиппа II (сентябрь 1183 г.) оставляет ощущение политического успе­ха французского короля. Его постоянное присут­ствие «за спинами» сыновей Генриха Плантагенета принесло политические результаты: Генрих II возобновил свой оммаж за континентальные владения.

Официальным свидетельством примирения английского и французского королей стало возоб-эвление идеи совместного крестового похода. В ответ на призывы папы  Генрих II и Филипп II несколько раз на протяжении 80-х гг. торжественно объявляли о намерении помочь «Святой земле», в Англии и Франции вводилось специальное налогообложение для нужд крестового похода. Однако, как и в конце 70-х гг., идея не претворялась в жизнь. По-прежнему декларация примирения и совместных крестоносных планов прикрывала непримиримую вражду из-за давних семей­ных распрей и континентальных владений.

Филипп II отчетливо ощущал необходимость борьбы за усиление королевской власти во Фран­ции. Для этого ему прежде всего было необходимо  увеличить  размеры  владений, принадлежа­щих короне (домена). Наиболее естественно и своевременно это  можно  было  бы  сделать  за счет владений Плантагенетов. Не будучи пока уверенным в возможности военной победы, Филипп II продолжал развивать «открытую» его отцом линию лавирования между Генрихом II и его сыновьями. Немедленно после смерти «моло­дого короля» Генриха французский король начал сближаться с Жоффреем, который в 1186г. так­же внезапно умер от полученной на турнире раны. Показательно, что эта кончина произошла в Париже, где Жоффрей успел найти теплый прием. Уже в следующем, 1187 г. началась «дружба» Филиппа II и Ричарда, который со временем получил прозвище Львиное Сердце и считался предотвратить этот очередной бунт за немалые деньги и уступки. Но уже в феврале следующего, 1183г. разразился назревавший взрыв в Англий­ском королевстве. «Молодой король» Генрих при поддержке брата Жоффрея (герцога Британско­го) выступил с оружием в руках против отца, на стороне которого оказался Ричард.

Международные масштабы вспышки 1183г. оказались меньшими только потому, что война очень быстро прекратилась в связи с внезапной смертью зачинщика — наследника английского престола Генриха. Не будь этого в общем-то слу­чайного обстоятельства, в дело непременно вме­шался бы подготовивший его Филипп II, к которому «молодой король» уже послал за помощью свою жену. На стороне английского короля ус­пел выступить в Гаскони король Арагона. О глу­бинных мотивах этого политического шага су­дить применительно к данному раннему этапу развития англо-французских отношений можно лишь предположительно. В основе, видимо, ле­жало обострение противоречий между государ­ствами Пиренейского полуострова. Симптома­тично само по себе начало включения пиреней­ских государств в англо-французскую борьбу.

Примирение в английском королевском се­мействе сопровождалось англо-французским до­говором — обстоятельство, ярко подчеркнувшее главную причину очередной «войны сыновей». Соглашение Генриха II и Филиппа II (сентябрь 1183 г.) оставляет ощущение политического успе­ха французского короля. Его постоянное присутствие «за спинами» сыновей Генриха Плантагенета принесло политические результаты: Генрих II возобновил свой оммаж за континентальные владения.

Официальным свидетельством примирения английского и французского королей стало возобновление идеи совместного крестового похода. В ответ на призывы  папы  Генрих II и  Филипп II несколько раз на протяжении 80-х гг. торжествен­но объявляли о намерении помочь «Святой зем­ле», в Англии и Франции вводилось специальное налогообложение для  нужд крестового  похода. Однако, как и в конце 70-х гг., идея не претворялась в жизнь. По-прежнему декларация примире­ния и совместных крестоносных планов прикры­вала непримиримую вражду из-за давних семей­ных распрей и континентальных владений.

Филипп II отчетливо ощущал необходимость борьбы за усиление королевской власти во Франции. Для этого ему прежде всего было необходи­мо увеличить размеры владений, принадлежа­щих короне (домена). Наиболее естественно и своевременно это можно было бы сделать за счет владений Плантагенетов. Не будучи пока уверенным в возможности военной победы, Филипп II продолжал развивать «открытую» его отцом линию лавирования между Генрихом II и его сыновьями. Немедленно после смерти «моло­дого короля» Генриха французский король начал сближаться с Жоффреем, который в 1186г. так­же внезапно умер от полученной на турнире раны. Показательно, что эта кончина произошла в Париже, где Жоффрей успел найти теплый прием. Уже в следующем, 1187 г. началась «друж­ба» Филиппа II и Ричарда, который со временем получил прозвище Львиное Сердце и считался первым рыцарем Европы. До этого он всегда был на стороне противников французского короля.

Филипп II блестяще овладел искусством рас­полагать к себе того из сыновей Генриха, кото­рый был нужен ему в тот или иной  момент. Благоприятной почвой для сближения с Ричар­дом  стало  получившее  известность намерение Генриха II обойти права Ричарда на наследова­ние в пользу младшего сына Иоанна. В 1188г. английский король прямо заявил, что не обещает передать трон Ричарду. Результатом этого оче­редного семейного конфликта Плантагенетов ста­ло, можно сказать, уже традиционное французс­кое  вмешательство.   Ричард принес  Филиппу II оммаж за континентальные владения, стал «чело­веком французского короля» и попросил его о помощи в борьбе за свои наследственные права. Меньше чем через год войско Филиппа II вместе с Ричардом вторглось в Нормандию.

Тридцатипятилетнее правление Генриха II, льви­ная доля усилий которого была отдана цели расши­рения и укрепления универсальной монархии под эгидой английской короны, завершилось пораже­нием короля. За три дня до смерти он подписал с Филиппом II договор, навязанный ему французс­ким королем. Король Англии в очередной раз при­знал себя вассалом французской короны по конти­нентальным владениям, а Ричарда — своим наслед­ником.  Вновь подтверждалась идея совместного участия в крестовом походе и план намеченного несколько лет назад династического брака Ричарда и сестры Филиппа II Алисы. Главным признаком политического   поражения   английского   короля было его обязательство уплатить своему сюзерену Филиппу II огромную денежную сумму— 20 тыс. марок. Французская монархия впервые нанесла такой ощутимый удар по главе «Анжуйской импе­рии». Хотя главная цель — разрушение этого ме­шающего развитию Франции политического обра­зования — оставалась недостигнутой. Тем не ме­нее первая политическая победа после нескольких десятилетий интриг, лавирования и военных стол­кновений должна была восприниматься французс­ким двором с большим удовлетворением. Вероят­но, именно это сделало возможной отсрочку даль­нейшей англо-французской борьбы за континен­тальные владения и позволило английскому и французскому королям наконец принять участие в крестовом походе.

Ричард I (1189—1199), прославившийся в сред­невековой Западной Европе как горячий привер­женец крестоносной идеи, непосредственно про­должал замыслы своего отца. Устремленность ан­глийского короля на Восток была развитием уни­версалистской политики Плантагенетов, попыт­кой расширить пределы «империи» и утвердить ее международный авторитет. Ради достижения этой цели Ричард I в начале своего правления приостановил активность во французских владе­ниях и, что особенно показательно, — пошел на уступки Шотландии. 5 декабря 1189г.— то есть после полугода правления нового английского ко­роля — была подписана Кентерберийская хартия, согласно которой Шотландское королевство воз­вратило себе юридическую самостоятельность. Вассальные обязательства сохранялись, как в XI в., только лично за королем. За этим событием, есте­ственно, стояли плоды стойкого сопротивления шотландцев английской экспансии. Однако в эти годы оно еще не было столь результативно, как в XIII — начале XIV в. Основой сговорчивости Ри­чарда I было стремление «обеспечить тыл» во вре­мя восточного похода. К тому же английский король остро нуждался в средствах, что, видимо, и заставило его уступить шотландцам за 10 тыс. марок пограничные крепости Бервик и Роксбург. Мирные намерения французского короля в отно­шении Английского королевства были торже­ственно провозглашены в нескольких договорах и соглашениях.

Путь к расширению владений на Востоке был открыт. Главным объектом внимания крестонос­цев в Третьем крестовом походе стало Средизем­номорье, и прежде всего Сицилия. Здесь завое­вательные планы Ричарда I столкнулись с инте­ресами Германской империи.

Отчетливая тенденция  создания  государства универсального типа, обнаруженная в период дол­гого правления Генриха II Плантагенета, неизбеж­но должна была вызвать противодействие не толь­ко со стороны государств, которым она непосред­ственно угрожала. Держава Плантагенетов пре­вращалась в  конкурента  Германской империи, правители которой еще в Хв. встали на путь универсализации государства и претендовали на роль лидеров в международной жизни Западной Европы. Давняя борьба за политический приори­тет между империей и папством соприкоснулась с начинающими приобретать широкие масштабы столкновениями интересов английской и фран­цузской монархий. На этом пересечении выделя­лись интересы ведущих в тот момент сил: германских императоров и английских королей — правителей обширного аморфного «анжуйского наследия». Столкновение этих политических сил соответствовало интересам их соперников: французской монархии и папства. Наиболее откровен­но это продемонстрировал Филипп II. Его роль в Третьем крестовом походе была прежде всего «от­влекающим маневром» расчетливого политика, который уже в течение почти десяти лет искал пути разрушения державы Плантагенетов. Вклю­чение Ричарда I в крестовый поход могло дать два желаемых для французской монархии результата: отвлечь английского короля от борьбы за расши­рение континентальных владений и столкнуть его с германским императором. Время показало, что Филиппу II блестяще удалось использовать и то, и другое. Считалось, что поход возглавляют три го­сударя: Ричард I, Фридрих I Барбаросса и Фи­липп II. Однако положение двух первых в между­народной жизни было реально значительно выше, чем у французского короля.

К моменту начала Третьего крестового похо­да (1189—1192) французская монархия еще не была равным соперником на Востоке ни для дер­жавы Плантагенетов, опиравшейся на более со­вершенный государственный аппарат своего «ос­нования» — Английского королевства, ни для Германской империи с ее обширными внешними ресурсами и утвердившимся международным ав­торитетом. В «политическом активе» Филиппа II пока могли числиться лишь частные успехи в борьбе с Плантагенетами и важный опыт его отца Людовика VII, который сумел в 1173г. со­здать первую международную коалицию против Генриха II. Однако за спиной французского ко­роля был более прочный тыл. К концу 80-х гг. он одержал несколько важных побед над крупными феодалами — графом Фландрским и герцогом Бургундским, а также добился заметных резуль­татов в укреплении административного аппарата на местах. Королевские бальи* (* Бальи — королевский чиновник, осуществлявший в основном судебные полномочия на территории бальяжа — мелкой административной единицы.) стали серьезной опорой короля и проводниками его политики. Это выгодно отличало положение Филиппа II от ситуации в королевстве Ричарда I, окруженном враждебными владениями, подрываемом изнут­ри интригами откровенно ненавидящего Ричарда его брата Иоанна. Внутреннее положение в им­перии, правители которой хронически отдавали основные силы завоеваниям и конфликтам с пап­ством, было традиционно непрочным. Столкно­вение между двумя признанными в международ­ной жизни Западной Европы лидерами могло быть в тот момент только на руку Франции.

Известная борьба английского короля за вли­яние на Сицилии (Ричард I защищал династичес­кие права своей сестры Иоанны — вдовы сици­лийского короля), захват английскими кресто­носцами Кипра, участие крестоносцев из трех королевств в осаде и штурме Акры и выборе претендента на иерусалимскую корону — все это резко обострило противоречия между английс­ким королем и германским императором. Они не могли сосуществовать как союзники даже в та­ком «общехристианском» деле, как крестовый поход на Восток.

Филипп II явно выжидал, пока английский король под давлением своих честолюбивых за­мыслов поглубже увязнет в войне и борьбе с императором. Ради этой цели он внешне сто­ически перенес скандальное решение Ричарда I отказаться от официально принятого проекта его брака с сестрой французского короля и обвен­чаться прямо во время крестового похода с доче­рью короля Наварры Беренгарией. В марте 1191 г. Филипп II подписал договор с английским коро­лем, где был отвергнут прежний брачный проект за 10 тыс. серебряных марок, которые обязался уплатить Ричард I. Все еще сохраняя видимость дружбы с английским королем, Филипп II летом того же года предложил ему добровольный раз­дел Кипра. Выдвинутое Ричардом I ответное пред­ложение передать ему в таком случае сюзерени­тет над половиной Фландрии трудно расценить иначе чем как форму отказа. Но Филипп сделал вид, что примирился и с этим. В июле 1191г. английский король, видимо, понял, что главные заботы французского короля остались в преде­лах давней проблемы «анжуйских владений» и что возвращение к ее решению до окончания крестового похода чрезвычайно опасно. Со свой­ственной ему прямолинейностью Ричард I попы­тался быстро решить этот вопрос, потребовав от Филиппа II клятву остаться на Востоке еще на три года. В тот момент, когда французский ко­роль отказывался от этой клятвы, ему, вероятно, было уже ясно, что назрело время для возвраще­ния во Францию. Ричард I, глубоко вовлеченный в войну на Востоке, не мог сразу же последовать за ним.

Возвращение внезапно «заболевшего» Филип­па II, его договоренность с германским импера­тором Генрихом VI о всевозможных препятстви­ях для отбытия в Европу Ричарда Львиное Серд­це свидетельствуют о том, что англо-французс­кие противоречия по поводу владений анжуйс­кого дома остались центральными в отношениях между королевствами. Они затрагивали жизнен­но важные вопросы (прежде всего для развития Франции) и должны были отодвинуть на второй план «престижные» или экспансионистские пла­ны   Ричарда.   Враждебность,   возникшая  между английским королем и германским императором, сыграла определенную роль в развитии англо-французской  борьбы:  двухлетнее  пребывание Ричарда I в плену у императора было очень важ­но для французской короны.

Первые же политические шаги возвративше­гося во Францию Филиппа II свидетельствовали о том, что он намерен наконец добиться реаль­ных результатов в борьбе за континентальные владения Плантагенетов. Продолжая испытанную политику лавирования между сыновьями Генри­ха II, французский король сосредоточил внима­ние на установлении контактов с младшим бра­том Ричарда I, Иоанном. Движимый честолюби­ем и жаждой власти, Иоанн подписал в январе 1192г. договор, по которому он уступил фран­цузскому королю  часть Нормандии  за  сомни­тельную перспективу союза с ним против Ричар­да. В тексте договора фактически содержалось обещание действовать совместно против короля Англии. «Я не могу заключить мир с английским королем без  разрешения  короля  Франции», — писал Иоанн. Таким образом, первое существенные территориальное приобретение за счет «анжуйских владений» произошло без применения оружия. Оно стало результатом длительных политических усилий французских королей, которые справедливо делали ставку на внутреннюю слабость «империи» Плантагенетов и неизбежные распри при наследовании такого обширного и пестрого политического образования. Однако было очевидно, что без войны завершить пере­распределение владений в Европе не удастся.

Филипп II торопился использовать свое поли­тическое достижение и развить успех до возвра­щения Ричарда I из плена. В Англии стали извест­ны его усилия, направленные на удержание Ричарда в германском плену: французский король и Иоанн обещали императору огромные деньги за отказ освободить английского короля за выкуп. Это подтверждается документально в письме Филиппа II герцогу Австрийскому (Ричарда I пле­нил именно он на основании личной вражды, а затем «уступил» его императору Генриху VI). Французский король просил герцога строго охранять и ни в коем случае не отпускать на свободу  «нечестивейшего короля Англии» (начало 1193г.)⁶. Просьба эта наверняка повлияла на «неуступчивость» императора. Несмотря на пламенные обра­щения матери Ричарда I королевы Алиеноры к папе и требования самого английского короля, переговоры о выкупе шли медленно. Нет сомне­ний, что германский император объективно ока­зывал большую услугу Франции, способствуя тем самым ослаблению Английского королевства — своего опасного политического соперника. Торопясь закрепить свои достижения, Филипп II про­должил политическое и военное давление на Иоанна. Весной 1193г. он начал силой расширять свои владения в Нормандии, принуждением, убеждением и обещаниями склонил прибывшего в Париж Иоанна к дальнейшим уступкам. Иоанн обещал французскому королю уже не только раздел Нормандии, но и часть Турени и Ангумуа.

Возвращение Ричарда Львиное Сердце в Анг­лию (1194) практически предопределяло  англо-­французскую войну. Однако реально она развер­нулась лишь три года спустя, в 1197 г., и объясня­ется это не только необходимостью сбора средств, подготовки войска и т. п. Время показало всю глубину противоречий между двумя королевства­ми и невозможность их разрешения с помощью коротких единовременных ударов, которые нано­сили друг другу Генрих II и Людовик VII. Требова­лась международная подготовка, тем более что опыт прошлого (особенно события 1173г.) дока­зал возможность  вовлечения  в  англо-француз­скую борьбу европейских государств, заинтересо­ванных в ослаблении того или другого соперника. Ричард в первую очередь постарался вновь обезопасить Англию со стороны Шотландии. Кентерберийская  хартия   1189г.   вполне  оправдала себя: Английское королевство в течение пяти лет не ощущало обычной со времени Генриха II опас­ности на севере. Ричард I решил подтвердить не­зависимый статус Шотландского королевства за очень крупную денежную сумму, примерно рав­ную размерам его выкупа  (апрель  1194г.).  Это вымогательство,  конечно,  подчеркивало непроч­ность независимости, полученной из рук английского короля. Тем не менее пока тяжелое условие было принято, и Шотландия на ближайшие годы вышла из активного участия в англо-французской борьбе. Это лишало французскую монархию по­тенциального ценного союзника. Появление тако­го союза в будущем зависело от того, станут ли преемники Генриха Плантагенета продолжать и развивать его экспансионистские замыслы. Боль­шое внимание Ричард I уделил юго-западным об­ластям своих владений, которые со времени его юности неоднократно были объектом его тревог и усилий. Дух независимости, в высшей степени присущий французскому юго-западу, опирался на своеобразие исторической судьбы этого региона, глубокую этническую самобытность его населе­ния, отсутствие реальной связи как с Англий­ским, так и с Французским королевством. Если бы эти области имели большую административ­ную целостность, они могли бы претендовать на независимое развитие не меньше, чем Шотландия или Фландрия. Сознавая важность юго-западных границ, Ричард I постарался урегулировать давние сложные отношения с фактически независимым Тулузским графством, подкрепить военно-поли­тические контакты с Наваррой.

Важным политическим достижением англий­ского короля стало заключение союза с графом Фландрским (1137), который, в отличие от до­вольно осторожных соглашений 60-х и 80-х гг. XII в., теперь занял более определенную полити­ческую позицию: «отказался от клятвы верности французскому королю и примкнул к королю Ан­глии»⁷. Истоком этой большей определенности была прежде всего политика Филиппа II Августа: начиная с 90-х гг. он оказывал усиленный нажим на  Фландрию.   Потеснив  границы  фактически независимого графства еще в середине 80-х гг., французский король затем начал распоряжаться там как в своей вотчине. Его официальные пись­ма  показывают,  что он  стремился вникнуть в любой, даже мелкий вопрос, поставить под свой контроль каждое действие графа. Опасность по­глощения Францией толкнула Фландрию на сбли­жение с Англией, в которой графы Фландрские когда-то видели главного врага. Не последнюю роль в такой переориентации играли и крепну­щие торговые связи фландрских городов с Анг­лией, а также некоторые соображения субъек­тивного характера. При Генрихе II Плантагенете английская опасность представлялась более ре­альной еще и потому,  что ее носителем была сильная личность, в то время как французский престол занимали гораздо менее яркие фигуры. На рубеже XII и XIII вв. ситуация изменилась. Филипп II все более убедительно демонстриро­вал качества политика и военачальника.

Папство и Германская империя также не ос­тались в стороне от назревания очередного (но, как ощущалось, более крупного, чем прежде) конфликта между английской  и  французской монархиями. В империи после смерти Генриха VI (1197)  началась  борьба претендентов  на  пре­стол — Отгона   Брауншвейгского   и   Филиппа Швабского.  Первый из них был племянником английского короля, сохранившим тесные связи с английским двором. Франция, естественно, ре­шительно   приняла   сторону   второго.  Филипп Швабский стал в 1198г. союзником Филиппа II Августа, обещав ему поддержку против английского короля (и его племянника), а также против неверного вассала графа Фландрского. Оттон IV, избранный  «антикоролем» в  противовес  брагу Генриха VI Филиппу Швабскому, обещал помощь Иоанну против французского   короля.    Папа Иннокентий III, которого вполне устраивала в тот момент междоусобная борьба в Германии, в стол­кновении Англии и Франции поначалу занял бо­лее благожелательную позицию по отношению к Ричарду I.  Иннокентий III справедливо рассмат­ривал его как потенциального активного участ­ника крестоносного движения, с которым были связаны   грандиозные политические замыслы папства. С Филиппом II у папы произошел конфликт на почве семейных дел короля, что препят­ствовало в тот момент их сближению.

Однако в целом папство пока не проявляло сколько-нибудь глубокой заинтересованности в урегулировании отношений между Англией и Францией. Разногласия между ними объективно были на руку Иннокентию III, который в любой политической ситуации стремился к укреплению авторитета папской власти. Новое соприкосно­вение противоречий между империей и папством с англо-французскими, как и прежде, не привело к каким-либо серьезным реальным последстви­ям. Договоры и папские призывы оставались на бумаге, английская и французская поддержка борющимся в Германии претендентам на пре­стол носила преимущественно моральный, поли­тический и дипломатический характер. Жизнен­но важные для обеих монархий проблемы реша­лись в тот момент в Нормандии.

Уже со времени своего возвращения из плена Ричард I начал вытеснять Филиппа II из Норман­дии, действуя и силой оружия, и дипломатичес­ким путем, в 1197—1199гг. развернулась настоя­щая война за Нормандию. Успех сопутствовал английскому королю, и Филипп II был вынужден постепенно отдать все, что получил от Иоанна. Военное поражение Филипп II решил компенси­ровать с помощью дипломатии. Он сделал ставку на поддержку папы,  пытаясь восстановить его против Отгона IV и английского короля. От лица своего ставленника французский король посулил папе значительное денежное возмещение. Боль­шое внимание французский король уделил Флан­дрии. Стремясь добиться разрыва опасного со­юза  графа  Фландрского  с Англией,   Филипп II объявил, что он «прощает»  неверного вассала, мирно разделив с ним спорные владения. Умный и дальновидный политик, Филипп II едва ли мог не осознавать, что все эти политические шаги крайне малоэффективны перед угрозой откро­венно   готовившейся  Ричардом  новой  войны против Франции.

Ситуацию резко изменил случай — внезап­ная гибель Ричарда I в одном из континенталь­ных владений. Филипп II вновь проявил себя как ловкий политик, который умеет тщательно рас­считывать свои политические шаги и извлекать максимальную пользу из благоприятных обстоя­тельств.  Он превратил право сюзерена конти­нентальных владений Англии в действенное сред­ство политики французской монархии. Филипп II признал справедливыми притязания Артура Бре­тонского — племянника нового английского короля  Иоанна — на часть  «анжуйского наследства» — Анжу, Мен и Турень. Эта политическая была апогеем многолетней практики лавирования французского короля между наследниками Генриха II, претендовавшими на раздел созданной им «империи». Использовав в своих политических интересах последовательно каждого из сыновей Генриха Плантагенета, Филипп II на­нес последнему из них,  Иоанну,  сокрушитель­ный удар. Он проигнорировал договор 1192г., по которому Иоанн — тогда еще английский принц — стал его союзником.

В то время как Филипп II все более убедитель­но демонстрировал качества политика и воена­чальника, в Англии корона перешла к младшему  сыну Генриха II Иоанну (1199—1216), получивше­му со временем прозвище Безземельного, потому что, в отличие от старших братьев, не получил владений во Франции, а затем потерял почти все владения Плантагенетов на континенте.

В ранге короля он стал врагом французской монархии. Решение Филиппа II выступить в защиту прав Артура Бретонского ярко показало,  насколько условными сделались к концу XII в. вассально-ленные  связи  в  отношениях  между монархиями. Там, где они соответствовали интересам  крепнущего  государства,   они  признава­лись  и действовали.   В  противоположном  слу­чае — отбрасывались. Филипп II, в отличие, на­пример, от Ричарда Львиное Сердце, был правителем  нового типа.  Для  него государственный интерес определенно стоял выше традиционных вассально-ленных отношений и норм рыцарской морали.

Удар по позициям английской короны на кон­тиненте был нанесен стремительно и внезапно: спустя несколько месяцев после смерти Ричарда I французские войска вторглись в Нормандию под предлогом защиты прав Артура Бретонского. Со­юзники Иоанна   (германский  король  Отгон IV, граф Бодуэн IX Фландрский) не успели даже получить его призыв о помощи. В мае следующего, 1200 г. английский король капитулировал и под­писал унизительный договор с Филиппом II. По существу, он предопределял полный распад «державы Генриха II»: Иоанн получил подтверждение своих прав на владения во  Франции,  уступив Филиппу II несколько замков и феодов в Нор­мандии и на юго-западе. Это было куплено за очень высокую плату: английский король обязал­ся уплатить 20 тыс. марок и отрекся от своих союзников.  Несмотря на то что  в   1199г.  был подтвержден его  союз  с  графом  Фландрским, что Иоанн и Бодуэн IX поклялись не заключать сепаратного мира с Францией, Иоанн подписал договор с Филиппом II без участия Фландрии и более того — согласился, что «граф Фландрский должен  принести  французскому королю «тес­ный оммаж»⁸. Он обещал также не оказывать финансовой или военной помощи графу Фланд­рскому и Отгону Брауншвейгскому. Довершая свою наметившуюся  политическую  изоляцию, Иоанн в том же году вступил в противоречия с папой Иннокентием III по финансовым вопро­сам, приближая будущий глубокий и очень тяже­лый для Англии политический конфликт. Един­ственным союзником Иоанна в Европе остался король Наварры Санчо VII, который обещал при небходимости предоставить ему войско и деньги, а также не заключать без его согласия мира с Кастилией и Арагоном.

Положение Филиппа II было на рубеже веков совсем иным. Он возвратил под власть короны практически независимую Фландрию, в очередной раз включив часть владений графа в состав королевского домена. В том же, 1200г. французский король заключил очень важное династическое соглашение о браке своего наследника Людовика и дочери короля Кастилии. До этого вре­мени пиренейские страны находились почти ис­ключительно в сфере внимания и влияния Плантагенетов, страховавших свои обширные владения на юго-западе Франции. Королей Кастилии и Наварры связывали с домом Генриха II династические узы и военные обязательства; они не­однократно выступали на стороне английского короля с оружием в руках и признали его арбит­ром в решении своих противоречий; король Ара­гона оказывал военную помощь Генриху II в юго-западных владениях, а Ричард I во время крестового похода помогал королю Португалии в борь­бе с арабами. Кастильская принцесса, просватан­ная за наследника французского престола, при­ходилась племянницей Иоанну Безземельному, а ее отец Альфонс VIII уже тридцать лет ждал перехода под его власть Гаскони — приданого до­чери Генриха II. Устроенный Филиппом II «французский брак» дочери Альфонса открывал путь  вмешательству Франции в отношения между Англией и странами Пиренейского полуострова. С   целью    обретения поддержки Иннокентия III Филипп II занял позицию энтузиаста провозглашенного папой в 1199г. Четвертого крестового похода. Тем самым он закрепил и свои контакты с германским императором Филиппом Шваб­ским, который был заинтересован в антивизан­тийских замыслах крестоносцев.

Несмотря на шумную словесную поддержку крестового похода, Филипп II не принял в нем реального участия. В отличие от многих совре­менных  ему правителей,   французский  король сумел  отодвинуть на  второй  план  эффектные перспективы завоеваний на Востоке и возмож­ности   приобретения   императорской   короны. Борьба с Плантагенетами решала более насущ­ный вопрос собирания французских земель. Об­становка подсказывала, что столкновение из-за «анжуйских  владений»  вступало  в  решающую фазу. Борьба за континентальные владения анг­лийского дома органично соединялась с внутрен­ней  политикой  Филиппа II,  его централизатор-скими усилиями. Эта линия его внешней полити­ки   фактически   была   прямым   продолжением внутренней. «Крестоносные заботы», судьба Гер­манской и Византийской империй могли быть лишь частью экспансионистских замыслов, кото­рые,  как правило,  опирались на относительно высокие достижения в укреплении государствен­ности (Англия при Генрихе II) либо подменяли собой выполнение этой задачи (Германская им­перия в XI—XIII вв.). Французская монархия на рубеже XII—XIII вв. являла собой иной, третий вариант— она подошла к порогу первых круп­ных достижений в укреплении феодального го­сударства, и, для того чтобы они стали реально­стью, Филиппу II  остро требовалось  в  первую очередь увеличить свой домен и доходы, следо­вательно — воевать с Англией. Не будь этой ост­рой  необходимости, роль Франции  в  истории Четвертого крестового похода и Латинской империи* (* Латинская империя — феодальное государство со столицей в Константинополе, основанное участниками Четвертого крестового похода на захваченных ими европейских владениях Византийской империи. Существовала с 1204 по 1261 г.) могла быть совсем иной.

В 1202 г. Филипп II нашел подходящее юриди­ческое основание для того, чтобы объявить Иоан­на Безземельного «непокорным вассалом» и на­чать против него войну. За четыре года он отво­евал у английского короля Нормандию, Мен, Анжу и Турень (области на севере и северо-западе Франции). В сочетании с успехами в ос­лаблении Фландрии и наметившимся еще в кон­це XII в. союзом с Шотландией это принципиаль­но меняло международное положение Франции. Капетинги реально властвовали над половиной французских земель и могли рассчитывать на внешнюю поддержку в дальнейшей борьбе про­тив английской монархии. По существу, «Ан­жуйская империя» перестала существовать. Со­гласно условиям перемирия 1206г., под властью английской короны остались только области на юго-западе Франции: Гасконь, Сентонж, Ангумуа, Пуату. Нормандия и владения в долине Луа­ры были утрачены, и, как показало время, без­возвратно. Надо сказать, что современники ощу­щали значительность происходящих событий для судеб Англии и Франции. Это отразил и уверен­ный победный тон распоряжений Филиппа II, и скорбный стиль рассказа английского хрониста, например, о капитуляции Руана, которую сопро­вождали зловещие небесные знамения. Англий­ский король не только понес огромные террито­риальные утраты. Его поражение было более зна­чительным.   Во-первых,   оно  вызвало  недоволь­ство королем в Англии, ощутившей финансовые тяготы в связи с безрезультатными войнами ко­роля. Во-вторых, пошатнулся авторитет Иоанна в Европе, где стала известна его жестокая распра­ва со сторонниками Артура Бретонского и при­частность к убийству самого Артура. И, наконец, в ходе англо-французской войны произошло со­бытие, положившее начало утрате позиций Анг­лии в пиренейских странах. В 1204 г. умерла Алиенора  Аквитанская,   кастильский  король Альфонс VIII немедленно ввел войска в Гасконь, ко­торая по договору тридцатипятилетней давности должна была отойти к Кастилии как приданое дочери Генриха II. По существу, Кастилия при­няла участие в войне на стороне Франции: в Нормандии против Иоанна Безземельного сра­жались войска Филиппа II, Сентонж, Перигор и Пуату признали власть французского короля, а войска короля Кастилии оккупировали Гасконь. Путем большого напряжения сил Иоанну уда­лось выбить кастильские гарнизоны из Гаскони. Решающую роль в этом сыграли гасконские го­рода, которые прочно связали свои торговые ин­тересы с Англией. Здесь впервые проявилось ог­ромное  значение крепнущих  англо-гасконских экономических  связей  в  политической  судьбе французского юго-запада.  Так же как и опыт военно-политического   сближения   Франции   и Кастилии, этот фактор стал одним из важнейших в англо-французских отношениях несколь­ко позже — примерно с середины XIII в.

После заключения перемирия 1206 г. в отно­шениях между Английским и Французским королевствами наступило непродолжительное затишье. Иоанн Безземельный, естественно, рассматривал свое поражение как временное и готовился к борьбе за возвращение континентальных владе­ний. Не мог не сознавать неизбежности продолжения борьбы и Филипп II. Об этом убедительно говорит тот факт, что заключенное сроком на два года перемирие не было продлено ни в 1208 г., ни в следующие пять лет — вплоть до возобновления войны в 1213 г. Однако короли Англии и Франции готовились к предстоящему столкновению по-раз­ному. Прежде всего, глубоко различным было по­ложение обоих монархов. Переход к Франции обширных континентальных владений перерас­пределил доходы в пользу Филиппа .II. Из прави­теля, ограниченного в средствах, как и все его предшественники, и окруженного фактически не­зависимыми крупными феодалами, он превратил­ся в обладателя обширного домена. Богатые отво­еванные области, среди которых первое место бесспорно занимала Нормандия, давали огромные доходы. Собрание распоряжений Филиппа II не­оспоримо свидетельствует о том, что король в пер­вые годы XIII в. уделял очень большое внимание экономической жизни своих земель, в первую очередь — городам. Он не скупился на пожалова­ния новых привилегий крупным городам, одно­временно подтверждая прежние, поощрял и регу­лировал развитие торговли, заботился об обеспе­чении расположения церкви. Пожалования, которые Филипп II раздавал из фонда приобретенных земель, были немногочисленны и, как правило, за счет конфискованных владений бежавших в Анг­лию подданных Иоанна Безземельного. Значитель­ного успеха добился французский король в борь­бе с сепаратизмом высшей знати. В королевской распорядительной документации первого десяти­летия XIII в. крупные феодалы все чаще выступа­ют как «потез Идез» короля, который вмешивает­ся  в  вопросы распоряжения их  владениями  и имуществом. В международной жизни в эти годы французский король сделал главную ставку на укрепление контактов с папством. Это была хоро­шая ставка не только потому, что Иннокентий III все больше утверждал в Европе свой авторитет влиятельного политика. Папа мог оказать Фран­ции неоценимую услугу в предстоящей борьбе с английским королем еще и потому, что постепен­но становился очевидным конфликт между ним и Иоанном Безземельным.

Относительно  высокая  степень централиза­ции государства в Англии привела к тому, что здесь значительно раньше, чем во Франции, на­чалась борьба за приоритет между светской вла­стью и церковью. Еще в 60-х гг. XII в. всю Евро­пу потрясло столкновение Генриха II с архиепис­копом Фомой Бекетом. В начале XIII в. король Иоанн отказался принять навязанного ему архи­епископа Стефана Ленгтона. В ответ на папский интердикт* (* Интердикт (лат. interdictum — запрет) — в средневековой католической церкви временное запрещение отправлять богослужения и обряды на определенной территории.) в связи с этим отказом (1208) король начал сбор церковных доходов в Англии. Эти действия Иоанна, видимо, были непосредственно связаны не только с проблемой приоритета свет­ской или церковной власти, но и с реальной перспективой неизбежной войны против Фран­ции. Английская монархия, как никогда прежде, остро нуждалась в деньгах и должна была искать способа возместить болезненные земельные по­тери. Как раскаты приближающейся грозы гре­мели на всю Европу угрожающие письма папы Иннокентия III и Иоанна Безземельного. В Анг­лии крепло недовольство политикой короля, его финансовыми вымогательствами, наступлением на права церкви, ссорой с папой и т. п.

На международной арене Иоанн мог твердо рассчитывать только на германского императора Отгона IV. Однако его собственное положение в Германии было до 1208 г. (до убийства политичес­кого соперника Филиппа Швабского) крайне не­прочным. Против него действовали все более сближавшиеся между собой Иннокентий III и Фи­липп II Август. Посетив в 1206 г. Лондон, Отгон IV обещал английскому королю помощь против Франции, имея в виду будущее, а пока сам полу­чил от Иоанна 5 тыс. марок. Едва укрепившись в 1208г. на императорском престоле, Отгон IV уже в 1210г. вступил в конфликт с Иннокентием III из-за прав на Сицилийское королевство и был отлучен от церкви. В 1207 г. Иоанн попытался возместить ослабление английских позиций за Пиренеями, заключив союз с Леонским королев­ством, которое постоянно испытывало угрозу сво­ему существованию со стороны Кастилии. Одна­ко это сближение не имело реальных политических последствий. Оно не повлияло ни на судьбу Леона,  который в  1230г. окончательно объеди­нился  с  Кастилией,  ни  на англо-французскую борьбу. На международном положении Англии и судьбе будущего столкновения с Францией суще­ственно   отразился   другой   политический   шаг Иоанна Безземельного. В 1209г. он силой оружия заставил шотландцев в очередной раз заплатить за свою независимость. Под военным давлением Англии король Шотландии Уильям Лев был вы­нужден согласиться на мирный договор с южным соседом за 11 тыс. марок. Помимо денег с него потребовали «рго Ьопо рааз» заложников — двух его сыновей. Этим, по существу, было предреше­но дальнейшее франко-шотландское сближение и участие Шотландии в борьбе против Англии. Анг­лийский король в очередной раз продемонстри­ровал   ненадежность   Кентерберийской   хартии 1189г. как гарантии независимого статуса Шот­ландского королевства.

Сходная политическая ситуация, но с други­ми участниками событий, сложилась во Фланд­рии.   Начиная  с  80-х гг.  XII в.   это  фактически независимое графство испытывало угрозу своей самостоятельности со стороны Франции. Попыт­ка графа Фландрского Бодуэна IX выступить в 1197 г. против французской монархии совместно с Ричардом Львиное Сердце закончилась неуда­чей, после которой Филипп II окончательно пе­рестал считаться с традициями фактической по­литической автономии Фландрии. Его распоря­жения свидетельствуют о том, что королевский сюзеренитет в первые годы XIII в. осуществлялся во Фландрии очень последовательно⁹. Более того, французский король откровенно страховал себя от возможности рецидива вмешательства опасного вассала в англо-французскую борьбу. В 1206 г. он заключил договор с близким соседом Фландрии — графом Намюра, который признал себя вассалом французской короны. В договоре специально оговаривалось, что граф Намюра обе­щает королю помощь «против всех, включая его брата, графа Фландрского»¹⁰. Буквально на поро­ге англо-французского вооруженного конфликта династическими узами был привязан к француз­скому правящему дому герцог Брабантский. Си­туация во Фландрии, по-прежнему и даже отчет­ливее, чем в XII в., тяготевшей к независимости, была, таким образом, объективно сходной с по­ложением в Шотландии. Стремление к самостоя­тельному развитию опиралось в обоих случаях прежде всего на этническую самобытность. В Шотландии оно подкреплялось пограничным по­ложением, своеобразием исторической судьбы и политическим статусом королевства, во Фланд­рии — растущей экономической независимостью городов. Наиболее естественным потенциальным союзником Фландрии в борьбе против поглоще­ния ее французской монархией была Англия, противоречия которой с Капетингами к началу XIII в. все более отчетливо выдвигались в центр международной жизни Западной Европы. Анало­гичным образом Шотландское королевство неиз­бежно должно было со временем все более сбли­жаться с Францией — своим столь же естествен­ным политическим союзником. Таким образом, уже в самом начале XII в. наметилось распреде­ление сил на международной арене в русле развития обостряющихся англо-французских про­тиворечий. Казалось, семейные истоки этой вражды ушли в бесконечно далекое прошлое. Однако за прошедшие годы противостояние Капетингов и Плантагенетов обросло множеством разнообразных (экономических и политических) мотивов и стало привычной формой отношений между королевствами.

Новая вспышка вооруженной борьбы между Англией  и  Францией  окончательно  назрела  к 1212г. Многие представители английской знати, недовольные правлением Иоанна Безземельного, бежали от его «тирании и суровости» во Фран­цию. Это давало Филиппу II серьезные юриди­ческие основания для подготовки войны против «тирана», тем более что к ней уже открыто при­зывал Иннокентий III. Характерно, что в столк­новении  с  Иоанном  Иннокентий III  стремился опереться именно на Францию. Объявив кресто­вый поход против английского короля, папа по­ручил возглавить его французской монархии. Это ярко демонстрирует осознание современниками глубины и нерешенности противоречий между Английским  и  Французским  королевствами.  В Англии также шла подготовка к войне. Иоанн собирал войско для борьбы за восстановление своих, как он считал, временно утраченных кон­тинентальных владений. Одновременно он раз­вернул активную дипломатическую деятельность: настоятельно призывал графа Фландрского к вос­становлению прежнего союза с английской ко­роной; договорился с крупным французским фе­одалом графом Булонским о позиции, напомина­ющей   «благожелательный нейтралитет» более поздней эпохи; «купил» в традициях классических вассально-ленных связей оммаж графа Гол­ландского; направил посольство в Арагон; затребовал из Шотландии новых заложников.

Очередная англо-французская война, основ­ной причиной которой без сомнения была борь­ба за восстановление прежней «Анжуйской им­перии», началась с вооруженного конфликта во Фландрии. Это представляется симптоматичным: конфликт, основанный на «дележе» обширного наследия Генриха Плантагенета, вырастал во что-то большее. Начинал сказываться его межгосу­дарственный характер и растущие международ­ные масштабы. Он уже совсем не походил на ссору в королевском семействе и все меньше — на столкновение двух крупных феодальных се­ньоров из-за богатых земель. В начале 1213г. во Франции был собран большой флот для вторже­ния в Англию, у английских берегов произошли частные военные столкновения. В этот момент граф Фландрский Ферран объявил, что он отка­зывается воевать в Англии, так как он «союзник английского короля»¹¹. Особенно важно отме­тить, что именно здесь впервые сказали свое веское самостоятельное слово фландрские горо­жане: жители Ипра и Сент-Омера поклялись в преданности Иоанну Безземельному. В интерес­нейших документах — письмах городских ком­мун английскому королю — отчетливо проступа­ет связь между началом активного включения фландрских городов в решение сложных между­народных вопросов и их экономическими инте­ресами. «И если французский король или кто-то другой запретит нам торговать в ваших землях, — писали английскому королю горожане Ипра, — мы это не выполним»¹². Члены городского совета Сент-Омера от имени жителей города обещали «остаться верными людьми и добрыми друзья­ми» английского короля, служить и помогать ему всеми возможными средствами, выступить про­тив любого, кто причинит ему зло, и т. п. Письмо заканчивается той же фразой, что и послание горожан Ипра, — то есть в нем также проявляет­ся торгово-экономическая основа растущей при­верженности  фландрских  городов   «дружбе»   с Англией.

Филиппу II  пришлось  начать  войну против Иоанна Безземельного весной 1213г. с вторжения во Фландрию. Французские войска, поддержан­ные у побережья флотом, захватили значитель­ную часть графства, но были быстро изгнаны с помощью подоспевших английских войск. Фланд­рия боролась за свою независимость, так давно и постоянно лавируя между Англией и Францией, что это привело наконец к непосредственному столкновению  между ними  на  ее территории. Стремясь развить военный успех, Иоанн пригото­вился к вторжению во Францию. Момент казался особенно благоприятным,  потому что француз­ский флот был разбит, и успех кампании выгля­дел вполне реальным. Но здесь сказались полити­ческие последствия его конфликта с папой, кото­рый провозгласил Иоанна Безземельного низло­женным, а войну против него — крестовым похо­дом. Это было могучее оружие в руках внутрен­ней оппозиции. В ответ на призыв короля к войне во Франции бароны потребовали, чтобы он по­клялся отказаться от «тирании». Внутриполитические и международные проблемы выступали в нерасторжимом единстве.

Иоанну Безземельному пришлось капитулиро­вать перед папой. Таким путем он предотвратил, а точнее, отсрочил гражданскую войну, но еще боль­ше уронил свой авторитет. Как известно, услови­ем примирения английского короля с Иннокенти­ем III было признание папы сюзереном Англии. В октябре 1213г. Иоанн передал «матери-церкви, апостолам Петру и Павлу и господину нашему папе Иннокентию Третьему все королевство Анг­лию и Ирландию со всеми правами и владениями при условии освобождения от грехов как для жи­вых, так и для умерших»¹³. Широкое недовольство в Англии показало, что папское отпущение было слабым утешением по сравнению с уроном, нане­сенным престижу королевской власти, в свое вре­мя высоко поднятому Генрихом II и Ричардом I. К тому же Англия отныне должна была уплачивать в папский карман, помимо «денария святого Пет­ра», тысячу фунтов стерлингов в год. Успешная война, вероятно, была в тот момент для англий­ского короля наиболее реальным способом попы­таться преодолеть назревший внутренний кризис. К тому же Иннокентий III, возвративший Иоанна в лоно церкви, уже не занимал прежней позиции однозначной поддержки Франции, по-видимому опасаясь излишнего ее усиления. Сначала 1214г. папа призывал к заключению англо-французско­го мира, аргументируя это интересами борьбы за «святые земли»¹⁴. Иоанн Безземельный тем не менее не мог не попытаться изменить ситуацию в пользу Англии. В феврале 1214 г. его войско выса­дилось в Ла-Рошели. Английский король добился военного успеха в Бретани и Пуату. Однако вре­мя частных побед миновало. Степень остроты ан­гло-французских противоречий, относительное уравнение владений двух монархий на континен­те, возросшие силы и авторитет Капетингов — все это предрешало крупное или, как казалось современникам, решающее столкновение.

Наметившаяся еще в конце XII в. тенденция к расширению  международных масштабов  англо­французских противоречий привела к тому, что в 1214г. против Филиппа II Августа выступила коа­лиция, созданная Иоанном. В нее вошли герман­ский император Оттон ГУ, граф Ферран Фландр­ский,  граф Булонский.  Это было второе после событий 1173г. действенное вторжение междуна­родных сил в развитие англо-французских отно­шений.  В  70-х гг. XII в.  французская монархия выступила против Генриха Плантагенета, опира­ясь на поддержку европейских правителей, кото­рые опасались его дальнейшего усиления. В нача­ле XIII в. основание для подобных опасений дава­ло растущее влияние Франции. На этот раз меж­дународную поддержку обрел английский король. Таким образом, у коалиции, созданной в нача­ле XIII в. английским королем против Франции, была единая основа. И все же эта группировка еще не являлась подлинным международным со­юзом государств,  объединенных глубокими  об­щими интересами. В действиях Оттона IV присут­ствовал сиюминутный  политический расчет на ответную помощь Иоанна в борьбе с папой. Граф Булонский был типичным вассалом на денежном расчете. Наиболее серьезные основания для учас­тия в антифранцузской коалиции были у Фландрии. Политика Филиппа II Августа по отношению этому фактически независимому графству с 90-х гг. XII в. была откровенно жесткой, не оставляющей сомнений в намерении короля включить Фландрию в число административно подчинен­ных территорий.  Выступление  в  составе  антифранцузской коалиции стало для Фландрии актом борьбы за независимость, в которой на данном этапе соединились усилия феодального сеньора и широких слоев населения.

Военно-стратегический замысел коалиции ка­зался продуманным и удачным: английское войс­ко во главе с Иоанном наносит удар на юго-западе Франции; объединенные отряды герман­ских, фламандских, английских рыцарей, войск графа Булонского под командованием Отгона IV одновременно наступаюг с северо-востока. В июле 1214г. план был приведен в исполнение и потер­пел полный провал. 2 июля Иоанн Безземельный был разбит в Анжу при Ларош-о-Муане.

Филипп получил возможность перейти в на­ступление на севере. Решающая битва произо­шла 27 июля 1214 г. в болотисгой местности близ селения Бувин. Неистовое противоборство за­кончилось явной победой Франции.

Сражение при Бувине было очередной и, по­жалуй, наиболее яркой точкой пересечения анг­ло-французских противоречий и традиционной линии борьбы империи и папства. И в очередной раз это не привело к долговременным и глубоким международным последствиям. Принципиально различный характер причин, которые лежали в основе столкновений противоборствующих сил, делал невозможным их реальное сотрудничество.

Вся суть англо-французской борьбы сводилась в конечном счете к формированию основ будущих национальных государств. Соперничество импе­рии и папства основывалось на столкновении двух наднациональных сил, претендовавших на главен­ство в древнем традиционном духе «наместников Бога на земле», «преемников цезарей» и т. п. И вполне закономерным представляется отход гер­манских императоров от участия в англо-французских  отношениях  на длительное  время,   от столь активной роли — навсегда. Паническое бег­ство императора Оттона IV с поля боя при Бувине как бы символизировало это глобальное явление в частном факте.

Совсем в ином свете представляется судьба Фландрии. Бувинское поражение было тяжелым ударом по ее самостоятельности. Участники бит­вы хорошо понимали, что они сражаются имен­но за это, а не за короля Иоанна или императора Отгона. Один из фламандских рыцарей, вопреки принятым правилам рыцарской морали и кодек­су поведения в бою, призвал: «Смерть францу­зам!» Современники, осудившие его за то, что он ведет себя «не по правилам», естественно, не могли и предполагать, насколько точно, опере­жая время,  эта реплика предвосхищает гряду­щую ломку стереотипов рыцарского поведения под   давлением   таких   существенных   обстоя­тельств, как борьба за независимость. Железная рука   Филиппа II   Августа   заставила   жителей Фландрии ощутить это достаточно рано. Победа при Бувине дала французскому королю возмож­ность для  очередного усиления  политического давления на непокорное графство: граф Фландрский отправлен в заключение в Париж, срыты крепления нескольких крупных городов, нало­жен запрет на сооружение новых укреплений, затребованы заложники из наиболее значитель­ных городских общин.

В тюрьме оказался также граф Булонский; пракгически оборвалась политическая карьера Оттона IV, окончившего свои дни в Брауншвейге в качестве частного лица. Из всех участников коалиции английский король непосредственно после Бувина понес наименьший ущерб. Заклю­ченное 18 сентября 1214г. англо-французское пе­ремирие носило достаточно нейтральный харак­тер. Иоанн обязался в течение пяти лет не втор­гаться во владения французского короля, а Филипп II — не притеснять его сторонников во Франции. Такой результат никак не мог удовлет­ворить французского короля, который безуслов­но воспринимал Англию вслед за своими пред­шественниками как главного политического со­перника французской короны в Европе и не мог не сознавать значительности, но незавершеннос­ти своего военно-политического успеха. Однако давно назревавший внутренний кризис в Анг­лийском королевстве давал Филиппу II основа­ния рассчитывать нанести Иоанну Безземельно­му решающий удар. В этом смысле Бувин сыграл свою роковую роль в судьбе английского короля. Недовольство его внутренней политикой и про­валом в международных делах приобрело в Анг­лии самый широкий характер, приведя факти­чески к гражданской войне. События 1215г., ко­торые завершились принятием Великой хартии вольностей, имели помимо широко известных внутренних причин достаточно тесную связь с международной ситуацией.

С самого начала XIII в. оппозицию в Англии подогревал Иннокентий III. Исходя из характер­ной для папства тактики «сталкивания» монар­хов, римский папа неоднократно давал понять, что борьбу против недостойного государя Иоан­на Безземельного должен возглавить французс­кий король. Более того, в 1212г. он обратился к духовенству и знати Англии и Франции с призывом к борьбе  «против тирана и врага церкви Иоанна»¹⁵. Все это поддерживало оппозицию и готовило почву не только для англо-французской войны, но и для прямого вмешательства Филип­па II в английские дела. Создав таким образом все условия для ослабления позиций Иоанна, Ин­нокентий III уже в 1214г. внешне изменил такти­ку: начал призывать к примирению английского и французского королей, а в 1215 г. даже отлучил от церкви английских баронов за неповиновение законному государю. Но это уже не могло ниче­го изменить. Весной 1216г. вновь произошло се­рьезное обострение англо-французских противо­речий, существо которого составляло естествен­ное стремление Франции закрепить свои успехи в борьбе за континентальные владения Плантагенетов.

Конфликт 1216г. отразил новую расстановку сил в англо-французском соперничестве и окон­чательно доказал прочность тенденции к расши­рению его международных масштабов. События внутриполитической и международной жизни переплелись в нем с той степенью неразделимос­ти, которая стала характернейшей чертой англо-французских отношений до конца Средневековья. Династическая форма, органично присущая международной жизни эпохи, была вполне вы­держана в событиях 1216г. Как сообщает Матвей Парижский, мятежные английские бароны «избрали» на специальном совете королем Англии наследника французского короля принца Людовика (будущего Людовика VIII)¹⁶. Основани­ем для этого решения были недавно официально провозглашавшиеся римским папой недостойные качества Иоанна как государя и родственные связи принца Людовика с английским правящим домом (он был женат на внучке Генриха II Блан­ке Кастильской). Филиппа II, по всей видимости, вполне удовлетворяла такая форма конфликта. Она позволяла лично ему официально оставаться в тени и не выглядеть инициатором выступления против законного государя, оказавшегося в слож­ных обстоятельствах. Однако современники хо­рошо понимали существо происходящего. Как писал хронист, Филипп Август «не открыто» под­держивал Людовика¹⁷.

Серьезную международную и военную по­мощь Франции оказала на этот раз Шотландия. Постоянное английское давление на северного соседа и ненадежность гарантий шотландской независимости вновь, как почти полстолетия на­зад — в 1173 г., привели к франко-шотландскому сближению. Король Александр II принес Людо­вику, как английскому королю, оммаж за погра­ничные области, существенно подкрепив тем са­мым притязания Капетинга на корону Плантагенетов. В ответ Людовик обещал не заключать мир с Иоанном без участия Шотландии. В ходе развернувшихся затем военных действий Александр II поддержал с севера войну претен­дента в Южной Англии.

Весной 1216г. французское войско во главе с принцем Людовиком высадилось в Южной Анг­лии, захватило Лондон, южноанглийские облас­ти (кроме Дувра и Виндзора), опустошило ряд восточных графств. Иоанн Безземельный прила­гал отчаянные усилия для организации сопро­тивления вторжению. Но его крайняя непопу­лярность в английском обществе, а также юри­дическая  видимость   «законности»   притязаний французского принца делали эти попытки в те­чение лета— начала осени 1216г. безрезультат­ными.

Изменения в обстановку внесло обстоятель­ство  неожиданное  и достаточно  случайное. В ночь на 19 октября умер Иоанн Безземельный. Это было, как ни парадоксально, лучшее, что он мог сделать в тот момент для своего королевства. Законным наследником стал девятилетний сын Иоанна Генрих (1216—1272), коронованный че­рез десять дней после кончины короля. Не суще­ствовало каких-либо оснований для сомнений в его правах. Цену «избранию» Людовика на анг­лийский трон сами бароны понимали,  видимо, достаточно трезво. Но если в пику непопулярно­му Иоанну оно могло быть одобрено обществен­ным мнением, то война против Генриха III вы­глядела в глазах населения Англии совсем иначе. Французское войско начало встречать стихий­ное сопротивление в юго-восточной части стра­ны. К тому же значительная часть баронов тоже охладела к идее утверждения в Англии династии Капетингов. Правление малолетнего Генриха III и регентство сулили им большую власть и доходы, избавляя от перспективы опасной конкуренции со стороны французской знати. Эта новая ситуация обусловила неизбежные энные поражения французов.  Весной  1217 г. они были разбиты на суше (битва при Линкольне) и на море. Филипп II, в планы которого, по всей видимости,  никогда не входило реальное завоевание Англии, занял очень осторожную позицию. Его главная цель — ослабление Английского королевства и закрепление своих завоеваний 1202—1206 гг. — была достигнута. Перед но­вым   малолетним   английским   королем   стояли очень серьезные задачи, и трудно было предста­вить, что он в ближайшее время ринется в бой за Анжу или Нормандию. Непременное превраще­ние принца Людовика в реального правителя Английского королевства едва ли когда-либо было подлинной  целью такого трезвого  политика и властолюбца, как Филипп Август. Продолжение войны в Англии теперь могло только повредить французскому королю в глазах европейского об­щественного мнения. Об этом наиболее вырази­тельно свидетельствовали решительные призывы нового римского папы Гонория III к заключению мира между Англией и Францией (вдохновитель войны против Иоанна Безземельного Иннокен­тий III умер на три месяца раньше своего поли­тического врага). В ответ на призывы Людовика о помощи Филипп II уклонился от личных кон­тактов с представителями принца, прибывшими из Англии, а затем предоставил в распоряжение сына 300 рыцарей — смехотворно мало в условиях серьезных, военных поражений. У Людовика не оставалось иного выхода, кроме мирных пе­реговоров.

Основным условием мира в Ламбете  (сен­тябрь 1217г.) было «прощение» всех участников событий. Надо сказать, что такое обещание было дано от имени Генриха III еще почти год назад, сразу после его коронации. Однако в тот мо­мент оно откровенно преследовало цель умень­шения  числа  сторонников  принца  Людовика. Подтверждение этого в англо-французском до­говоре  было важной гарантией против новой вспышки гражданской войны. Той же цели слу­жило взаимное обязательство королей Англии и Франции освободить за выкуп всех пленников. Таковы основные условия, изложенные в тексте договора. Кроме этого, хронист утверждает, что по договору в Ламбете Генриху III должны были быть возвращены «все права в заморских владе­ниях»¹⁸. Это абсолютно нереальное условие ни в малейшей степени не отражало истинного по­ложения дел и расстановки сил. Английская ко­рона, с трудом справившаяся с глубоким внут­ренним и международным кризисом, не могла претендовать на возвращение отвоеванных Филиппом II в 1202—1206гг. континентальных вла­дений. Но юридически переход   Нормандии, Анжу, Мена и Турени к французскому королю не был закреплен. После давно истекшего перемирия 1206 г. этот принципиально важный воп­рос официально не ставился. Иоанн Безземель­ный до конца своей жизни считал утрату огром­ной части владений Генриха II временной. Как показало дальнейшее развитие англо-французских отношений, это убеждение вполне унаследовал Генрих III.

Англо-французская вооруженная борьба 1213—1216гг. фактически развернулась на осно­ве непризнания английской короной утраты вла­дений на континенте и была поддержана теми государствами и правителями, которые опаса­лись усиления какой-либо из сторон. Тот факт, что договор в Ламбете обошел молчанием наибо­лее острый спорный вопрос, свидетельствовал о некоторой незавершенности успеха Франции на международной арене. Отсутствие юридическо­го урегулирования по проблеме континенталь­ных владений делало позиции Капетингов доста­точно уязвимыми и сохраняло почву для даль­нейшего развития англо-французских противо­речий. Как показали события ближайшего и дос­таточно отдаленного времени, окончательное ре­шение этого вопроса было возможно лишь на основе абсолютного перевеса сил одной из сто­рон. В 1217г. при всех трудностях, переживае­мых английской короной, такого положения не было. Более того, по мере укрепления находив­шейся на подъеме феодальной системы и усиле­ния государства добиться абсолютного преобла­дания становилось все труднее.

Особо следует сказать об условиях договора в Ламбете, касающихся Шотландии. Несмотря на объективные предпосылки для франко-шотланд­ского сближения, на наличие убедительных при­знаков фактических союзных отношений между этими странами перед лицом общего политичес­кого противника — Англии, Шотландия была в договоре фактически обойдена и даже предана французской монархией.  Людовик не сдержал обещание не заключать мира с английским коро­лем без участия короля Шотландии Александра II. В договор был внесен следующий пункт: «Принц Людовик передаст шотландскому королю усло­вия мира с английским королем. И если король Шотландии желает принять в этом участие, он должен вернуть английскому королю все замки и  земли,  которые  он  захватил во время этой войны». Спустя полтора месяца Александр II был приглашен,   а точнее —  вызван  Генрихом III  в Англию для переговоров о пограничных облас­тях. Потенциальный союзник оставил, таким об­разом, Шотландское королевство один на один с опасным южным соседом. Французской монар­хии,  по всей видимости,  представлялось в тот момент, что она не нуждается более в серьезной поддержке  шотландцев  против  ослабленной  и утратившей львиную долю своих заморских вла­дений Англии. Предшествующий опыт междуна­родных отношений не знал длительных и проч­ных межгосударственных союзов. Обычно про­исходило объединение государей в конкретных критических  ситуациях,  таких,   например,   как борьба  против  Генриха II во второй половине XII в. или против Иоанна Безземельного в начале XIII в. Европейским монархиям, в частности Франции и Шотландии, еще предстояло осознать необходимость постоянного военно-политическо­го объединения против общего соперника.

В течение 20—50-х гг. XIII в. характер англо-французских отношений несколько изменил­ся — на смену острым крупным столкновениям пришла, если можно так выразиться, «позиционная борьба». Однако основа противоречий оставалась прежней — английская корона не признавала утраты владений во Франции и продолжала добиваться восстановления «анжуйского наследия» в прежних границах. Борьба за установление и закрепление определенных границ между государствами по-прежнему налагала серьезный отпечаток на их международные позиции. В частности, отказ Плантагенетов признать свои потери на континенте был, по существу, эрмой борьбы за более обширные границы Английского королевства — то есть за земли и доходы. Огромные усилия французских королей, направлявшиеся в течение этих десятиле­тий на сохранение завоеваний Филиппа II, имели ту же основу.

Договор в Ламбете обеспечил сравнительно мирные отношения между Англией и Францией на короткое время — с 1217 до 1224г. В 1219 и 1220 гг. он подтверждался по инициативе англий­ской короны. В 1220 г. был оговорен четырехлет­ний срок перемирия. Основания этого времен-гного  прекращения  открытой  вражды  были  со стороны Англии и Франции различными. Английская монархия просто стремилась к передышке, необходимой для стабилизации внутреннего положения,  достаточно  сложного  в  результате недавней гражданской войны, военных поражений, малолетства короля. Окружение Генриха III было более всего озабочено борьбой за власть и положение при дворе. В международных вопро­сах английский двор в эти годы ориентировался на переговоры и дипломатические маневры. Большое внимание именно в этом плане было уделено Шотландии.  Не имея сил для прямых столкновений, Англия тем не менее не уступала в вопросе о пограничных владениях. Прибегнув к помощи папы Гонория III, англичане вели бес­конечные переговоры с Александром II. В 1220 г. была выдвинута идея династического брака меж­ду шотландским  королем  и  одной  из  сестер Генриха III (брак состоялся в 1221г.). Таким пу­тем английская корона, видимо, стремилась к урегулированию пограничных вопросов и сохра­нению возможностей для возобновления посяга­тельств на шотландский сюзеренитет в будущем. Матвей Парижский, передающий официальную точку зрения по всем принципиальным вопро­сам, утверждает, что к 1220 г. спорные вопросы между Генрихом III и Александром II были урегу­лированы. Это было явное преувеличение. Воп­рос о спорных пограничных графствах Нортум­берленд, Камберленд и Вестморленд был времен­но отложен (так же как и проблема сюзерените­та Шотландии). Такие проблемы в XIII в. уже не решались на основе личных соглашений между королями и династических уз.

Снижение международной активности Фи­липпа II в первой половине 20-х гг. объяснялось в первую очередь его стремлением закрепить ре­зультаты прежних побед. Именно на эти годы приходится апогей государственной деятельнос­ти Филиппа И. Военные же вопросы он после сражения при Бувине полностью передал прин­цу Людовику. Судя по конкретным политичес­ким шагам французского короля в отношении сохранившихся английских владений на юго-за­паде Франции, он делал попытки вытеснить Плантагенетов не только с помощью вооружен­ной силы, но и других более сложных и соответствующих духу времени мер. Главным юридическим основанием для противодействия англичанам на юго-западе было то, что почти двадцать лет назад в момент политического кризиса после смерти Ричарда I Филипп II признал законными права Артура Бретонского на ряд владений во Франции, в том числе на Пуату. Это обширное и богатое графство составляло северную часть Ак­витании — последнего английского владения во Франции. Признанные двадцать лет назад права Артура Бретонского, убитого два года спустя (1202), дали Филиппу II юридическую зацепку для подготовки изгнания англичан из Пуату. Теоре­тически Генрих III мог рассматриваться как узур­патор, владеющий этим графством незаконно. Укрепившаяся за годы правления Филиппа II идея королевского сюзеренитета и сила администра­тивного аппарата позволили ему начать актив­ную борьбу за подрыв английских позиций в Пуату. Верный себе король Франции и на этот раз нашел личность, которую можно было с боль­шой пользой вовлечь в борьбу с Генрихом III, подобно тому как в свое время использовались сыновья Генриха II или племянник Иоанна Без­земельного. Этим человеком стал граф Гуго Лузиньян, который в 1120 г. вступил в брак со вдо­вой Иоанна Безземельного (матерью Генриха III) Изабеллой Ангулемской. У семейства Лузиньянов были давние счеты с Иоанном Безземель­ным, что в свое время привело их в стан актив­ных сторонников Артура Бретонского. В этой связи брак вдовствующей английской королевы выглядел странным и опасным для интересов Англии. Стремясь оправдаться в глазах обще­ственного мнения, королева Изабелла в письме к Генриху III утверждала, что ее союз с Гуго Лузиньяном выгоден англичанам: иначе он нашел бы жену во Франции, что могло бы помочь фран­цузам отобрать у английской короны Пуату и Гасконь.

Обстановка на юго-западе Франции в тече­ние 1219—1224гг. постоянно накалялась. И если поначалу    Лузиньяны    просто    не    помогали Генриху III, то с конца 1220 г. Гуго Лузиньян стал откровенным противником английской власти и проводником политики Филиппа II Августа. Пред­ставителям английской короны приходилось по­стоянно бороться с частными случаями вмеша­тельства Франции в дела Аквитании, прежде все­го — в  Пуату.  Чиновники английского короля неоднократно сообщали в Англию об угрозе от­крытого  французского  вмешательства и даже вторжения. Богатые и традиционно независимые коммуны Ла-Рошели,  Байонны,  Дакса,  Базаса, сепаратистски настроенные виконты Беарна ста­рались извлечь выгоду из трудной для Генриха III ситуации, систематически настаивая на подтвер­ждении своих привилегий и получении новых.

Несмотря на отчаянные административные и дипломатические усилия английской короны, к 1223 г. назрел очередной вооруженный конфликт между Англией и Францией из-за континенталь­ных владений. Теперь яблоком раздора был французский юго-запад. Филипп II, опираясь на графа Лузиньяна, подготовил себе внутреннюю поддержку — на его стороне оказалась какая-то часть коммуны Ла-Рошели и ряд феодалов Пуату и Гаскони. Верный англичанам мэр Ла-Рошели сообщал в конце 1223 г., что «бароны Пуату готовы перейти под юрисдикцию французского ко­роля, если он этого захочет»¹⁹. Английской мо­нархии в предстоящем конфликте совершенно не на кого было рассчитывать. После разгрома Фландрии в начале XIII в. она пока была вынуждена сохранять позицию верного вассала Фран­ции. На Пиренейском полуострове внешнее дру­желюбие в отношении Англии в 20-х гг. XIII в. проявлял только король Наварры. Однако это ограничивалось дипломатическими контактами: Санчо VII предупреждал Генриха III о тревожной обстановке в Байонне и угрозе перехода этого города под власть Кастилии. Обострение англо-кастильских отношений, которое произошло в начале XIII в. из-за Гаскони, временно ослабело, но продолжало оставаться актуальным, так как вопрос о Гаскони кастильские короли считали открытым. В атмосфере надвигающегося конф­ликта с Францией из-за юго-западных земель позиция Кастилии представляла большую опас­ность для Англии, особенно существенную из-за того, что последнее английское владение распо­лагалось на границе со странами Пиренейского полуострова. В начале 20-х гг. английская корона испытывала также заметные внутренние трудно­сти, связанные с последствиями недавней граж­данской войны. Матвей Парижский сообщает интереснейший факт: 25 июля 1222 г. в Лондоне «по наущению французов» произошли волнения, организованные сторонниками принца Людови­ка²⁰. Крайне неспокойно было в Уэльсе, правители которого со времен Иоанна Безземельного использовали любые сложные для Англии ситуа­ции для попыток восстановить свою независи­мость.

Назревший англо-французский конфликт раз­разился в мае 1224 г., в конце первого года прав­ления  сына  Филиппа II  Людовика VIII   (1223— 1226).   Новый   французский   король,   недолгое правление которого не оставило отчетливого сле­да в истории Франции, наиболее заметно про­явил себя именно в отношениях с Англией. Как показали первые же шаги Людовика VIII на меж­дународной арене, бывший «принц Людовик» не забыл о своем неудавшемся опыте завоевания английской короны в 1216—1217гг. Честолюбие (Людовик VIII,  например, был немало озабочен доказательством своего родства с самим Карлом Великим) и стремление сравняться с Филиппом II в славе и авторитете побудили французского ко­роля начать военные действия в юго-западных владениях Англии немедленно после истечения срока  перемирия.  Дополнительным  толчком  к этому послужили политические шаги Генриха III, которые неоспоримо  говорили  о  непризнании им факта утраты части континентальных владе­ний. Сразу после смерти Филиппа II англичане направили к Людовику VIII посольство с требо­ванием вернуть Англии «незаконно отнятую Нор­мандию»²¹.  Не дожидаясь неизбежного отказа, Генрих III призвал феодалов Нормандии к себе на службу,  посулив им возвратить владения в Англии. Все это не слишком строго согласовыва­лось с официальным английским предложением продлить перемирие и обращением к римскому папе   с   просьбой   предотвратить  готовящуюся анцией войну.

Конфликт 1224—1227 гг. носил локальный характер.   В  отличие   от  прежних  вооруженных столкновений между английской и французской монархиями, в него не включались другие европейские страны и правители. В 20—30-х гг. XIII в. в Англии и Франции, видимо, сложилось представление о возможности разрешить свои противоречия на континенте без чьего-либо участия. В течение мая — августа 1224 г. французским войскам удалось оккупировать Пуату и часть Гаскони. В этом, и особенно в капитуляции Ла-Рошели, немалую помощь оказал Франции Гуго Лузиньян. Людовик VIII планировал развить свой успех и двинуться на Бордо и Байонну, которые сохранили  верность Англии.   В  этих  событиях первой половины XIII в. ведущие юго-западные города начали политические маневры и игру на англо-французских противоречиях. В силу своего выгодного географического положения, эко­номического процветания и своеобразия истори­ческой судьбы эти города, подобно фландрским, испытывали в XIII в. тяготение к экономической  и  политической  самостоятельности.  Нарастающая напряженность борьбы Англии и Франции за Аквитанию создавала для этого благоприят­ную обстановку.

Англичанам удалось в течение 1225 — начала 1226 г. отстоять Гасконь,  практически  потеряв Пуату. Сохранению английской власти в значительной части юго-западных владений  способ­ствовали лавирование городов,  присланные  из Англии войска и деньги, а также некоторые обстоятельства международного характера. О них следует сказать особо. Большую роль сыграла позиция папства. Если во времена Иоанна Безземельного  при  некотором  маневрировании  она была  в  целом  неблагоприятна для Англии,  то теперь Гонорий III довольно определенно осудил Людовика VIII и настаивал на заключении англо­французского мира. Главной причиной этого представляется возросшая сила французской мо­нархии, которая в случае полной победы над Плантагенетами могла бы претендовать на поли­тическое лидерство в Западной Европе. Верное своей  тактике  не  поддерживать сильнейшего, папство из главного и последовательного против­ника Плантагенетов перешло, по крайней мере, на нейтральные позиции. Основной линией по­ведения папы Гонория III стала борьба за сроч­ное примирение противников, что в тот момент было безусловно более выгодно для Англии. Уси­ление позиций королевской власти во Франции подтолкнуло к союзу с английским королем и таких крупных феодалов, как граф Тулузский и герцог Бретонский. Кроме того, представители Генриха III вступили в   1225 г.  в  переговоры  с германским императором Фридрихом П. Всего за пять лет до этого Фридрих II Штауфен утвердил­ся   на   императорском   престоле   с   помощью Иннокентия III и Филиппа II Августа. Обострив­шаяся за эти годы борьба императора с северо­итальянскими городами, видимо, побудила его не отказываться ни от какой международной под­держки. В этом отношении у них с английским королем сложилась сходная ситуация. И если в середине 20-х гг. это только начало проявляться в дипломатических контактах и переговорах, то к 30-м — началу 40-х гг. сближение английской монархии с империей станет политической реальностью.

Важным   международным  шагом  Англии   в 1225 г.  была попытка восстановить контакты с империей.  Думается,  что  именно  английские предложения подтолкнули Францию к некоторому смягчению политики в отношении этого полунезависимого графства. Опыт неоднократного сближения  его  с Англией  в  прошлом доказал серьезную опасность союза графов Фландрских с английской монархией. Растущая активность городов, связанных с Англией торговыми инте­ресами, делала эту опасность еще большей. Пред­ставляется далеко не случайным, что именно в январе 1226 г. Людовик VIII наконец внял давним настойчивым просьбам графини Фландрской об освобождении за выкуп графа Феррана, который находился во французском плену с 1214г. Условием возвращения графа во Фландрию была его вассальная клятва и специальная присяга всех рыцарей и горожан,  которые клялись хранить верность Франции под страхом отлучения. Та­ким путем Фландрия на этот раз была отсечена от участия в англо-французской борьбе.

Конфликт между Англией и Францией из-за юго-западных областей начал понемногу угасать. Решительного преимущества не было ни у одной из сторон, и дело определенно шло к тому, чтобы вновь примириться, не решив проблему до кон­ца. И в очередной раз судьбы правителей повли­яли на конкретную ситуацию. В конце 1226г. внезапно скончался Людовик VIII. Переход власти  к двенадцатилетнему Людовику IX   (1214—1270) ослабил на время французские позиции. Бразды правления оказались в руках королевы-матери. Бланки Кастильской (1188—1252). Мно­гие недовольные сильной королевской властью во Франции подняли голову. Особенно тревож­ное положение сложилось на юге страны. При­крываясь нежеланием иметь регентом иностран­ку (Бланка Кастильская — дочь короля Кастилии Альфонса VIII),   крупные  феодалы  фактически начали гражданскую войну. Среди них были со­юзник Генриха III граф Тулузский и Гуго Лузиньян, с которым английский король добился при­мирения на приемлемых условиях еще в конце 1226 г. Изменившаяся обстановка вызвала в Анг­лии надежды на возвращение если не всех, то хотя бы части утраченных владений. Были нача­ты переговоры с графом Фландрским, который и года еще не пробыл «верным вассалом» Фран­ции. Англичане сулили графу Феррану деньги и владения, приглашали его лично прибыть в Лон­дон. Одновременно возобновились переговоры о союзе английской короны с германским импера­тором Фридрихом II.

Ставка Генриха III на действия внутренней оппозиции во Франции оказалась ненадежной. Уже к концу 1227 г. королевской власти удалось подавить вспышку феодального сепаратизма. Ан­глии пришлось согласиться на перемирие. Суще­ство противоречий между Англией и Францией оно не решало ни в какой степени,  закрепив фактическую утрату англичанами графства Пуа­ту — северной части сохранившихся под англий­ской властью земель на юго-западе Франции.

Юридически проблема английских континентальных   владений   оставалась   открытой.   Ген­рих III во всех официальных документах продолжал называть себя герцогом Нормандским, Аквитанским, графом Анжуйским. В королевских письмах из Франции его именовали только коро­лем Англии. Сохранение хотя бы на бумаге (а значит, в какой-то мере и в сознании современников) прежней обширной «империи» Генриха II решительно  не  соответствовало  изменившейся исторической обстановке. Уже к началу правления Людовика IX королевский домен во Фран­ции был несопоставим по размерам с королевс­кими землями времен Людовика VII. Админист­ративные реформы Филиппа II внесли принци­пиальные изменения в управление королевски­ми владениями, судебную и налоговую систему. Английская монархия, опережавшая Францию по темпам  и уровню  централизации, во времена Генриха III также находилась в состоянии борь­бы за дальнейшее усиление позиций королевс­кой власти. В обеих странах этот процесс встре­чал довольно сильное  внутреннее  сопротивле­ние, прежде всего со стороны крупных феодалов. В Англии в XIII в. сложилась и более широ­кая оппозиция. В этих условиях давний спор из-за континентальных владений приобрел особен­но принципиальный характер. Речь шла уже не только о землях и доходах (что было чрезвычай­но важно само по себе для монархов, остро нуж­давшихся в средствах и земельном фонде), но и о приоритете королевской власти.  Обострения англо-французских противоречий начали актив­но использоваться внутренней оппозицией и наоборот (политический  кризис   времен  Иоанна Безземельного в Англии, начало правления Лю­довика IX  во  Франции).   Сохранение  недогово­ренности в отношениях между двумя королевс­кими домами по проблеме «анжуйского насле­дия» становилось все более серьезной помехой на пути дальнейшего укрепления государствен­ности в обеих феодальных монархиях. Это дела­ло неизбежным продолжение борьбы между Ан­глией и Францией, а следовательно — сохране­ние в международной жизни Западной Европы уже заметного и постепенно выдвигающегося в центр острого противоречия.

30—50-е гг. XIII в. прошли в основном в той же «позиционной борьбе», которая в 20-х гг. не принесла реальных результатов ни Англии, ни Франции. Наиболее характерной чертой разви­тия англо-французских противоречий в этот пе­риод было новое усиление внимания обеих мо­нархий к поискам международной поддержки и расширение круга государств, которые в той или иной степени оказались вовлеченными в сопер­ничество  Плантагенетов  и  Капетингов.  Дваж­ды — в 1230—1231 гг. и в 1242—1243гг. — вспыхивали вооруженные конфликты из-за юго-за­падных владений Англии, завершившиеся столь же безрезультатно, как и в 1224—1227гг. Посто­янным фактором развития  англо-французских противоречий стало взаимное стремление опе­реться на сепаратистски настроенных крупных феодалов.  Вопросы внутренние и международ­ные, всегда тесно связанные между собой, здесь выступали фактически неразделимо. Английская корона систематически обращалась к феодалам Нормандии, взывая к их «верности» Англии и используя любое недовольство (например, в период регентства Бланки Кастильской). В 30-х гг. Генриху III удалось добиться союза с герцогом Бретонским, который принял участие в вооруженном конфликте 1230—1231гг. В 40-х гг. английский король привлек к выступлению против Людовика IX графа Тулузского, заключив с ним официальный договор о союзе. Несколько раз в течение этого периода англичане пытались склонить на свою сторону коммуну Ла-Рошели, перешедшей под власть Франции в 20-х гг. XIII в. Основной внутренней опорой французской короны в соперничестве с Англией стали крупные феодалы юго-запада и в первую очередь —  виконты Беарна.

В случае если бы этим ограничивался крут участников борьбы между Плантагенетами и Капетингами за континентальные владения, их со­перничество следовало бы рассматривать как ло­кальное явление в международной жизни Запад­ной Европы. Однако это было не так. Наметив­шаяся еще во второй половине XII в. тенденция к расширению круга государств и феодальных пра­вителей — участников англо-французской борь­бы усилилась и к середине XIII в. стала ярким фактором функционирования формирующейся системы международных отношений в западно­европейском регионе.

При всей сложности внутреннего положе­ния в Англии в начале правления Генриха III и невзирая на неудачи во Франции английская корона сумела уже в конце 20-х гг. уделить осо­бое внимание своему давнему потенциальному союзнику — Фландрии. Прежде всего было вос­становлено  практиковавшееся  с  конца  XII в. принесение графом Фландрским  оммажа анг­лийскому королю за денежный феод размером 500 марок в год. И не случайно во время англо­французского вооруженного конфликта 1230 г. граф Фландрский принял участие в оппозиции про­тив Бланки Кастильской. В течение 40—50-х гг. — времени безусловного преобладания французс­кого  политического  влияния  во   Фландрии — неоднократно повторялась церемония принесе­ния графом частного оммажа в пользу откро­венно враждебного Франции английского коро­ля. Это само по себе несомненно было свиде­тельством неокончательной утраты духа поли­тической независимости Фландрии, официаль­но признававшей свой статус вассала француз­ской монархии. Кроме того, именно в 30—50-х гг. XIII в.  источники впервые отчетливо отразили растущие торговые связи английских купцов с крупнейшими фландрскими городами при под­держке  короля  Англии.   Документы  содержат подтверждение  взаимной  свободной торговли, покровительственные грамоты и т.п.²² В 1239г. Генрих III поручил своим представителям в ку­рии римского папы защищать интересы графа Фландрского,  что  безусловно  было свидетель­ством   определенной   политической   близости. Причем наличие таких контактов в тот момент было  особенно  важно для Англии,   поскольку Генрих III готовил очередное вооруженное выс­тупление  с  целью  возвращения  отвоеванных Францией владений на континенте.  Во время англо-французского   конфликта   1242—1243гг. граф   Фландрский  не  поддержал  английского короля в борьбе против своего непосредствен­ного  сеньора.   Причиной  этого,   видимо,   была междоусобная  борьба  претендентов   на  граф­ский титул из рода д'Авенов и Дампьеров (последних поддерживала Франция). Однако сразу же после заключения переми­рия в 1244г. граф прислал Генриху III помощь для  войны  в  Шотландии.  Дампьеры,   которых поддерживал  Людовик IX   (по   приговору   его «третейского суда» Фландрия в  1246г. прочно закрепилась за их родом), стремились быть дей­ствительно  верными вассалами  Франции.  По­этому  косвенное  участие   Фландрии  в  англо­французской борьбе в  1244 г. на стороне Ген­риха III,  вероятно,  объяснялось и возросшими торговыми интересами городов, и ее стремлени­ем сохранить хотя бы тень независимости, под­держивая французского противника не во Фран­ции, а на территории третьей страны — Шот­ландии.

Таким образом, на завершении первого эта­па англо-французских противоречий графство Фландрское, игравшее в них со второй половины XII в. заметную проанглийскую роль, несколько переориентировалось под французским давлени­ем, но не вышло из игры до конца.

Заметную роль в международной жизни За­падной Европы 30—50-х гг. XIII в. продолжали играть противоречия между германскими импе­раторами и папством. Их очередное обострение произошло при Фридрихе II Штауфене, который стал императором в 1220 г. Соединение несколь­ких корон (германский король с 1212г., сицилийский — с 1197 г., король Иерусалимского ко­ролевства в 1229—1230гг.) существенно подкреп­ляло    универсалистские    устремления    внука Фридриха I Барбароссы. Соответственно эти же обстоятельства обостряли обычную насторожен­ность папства и обусловили глубокие противоре­чия Фридриха II с Григорием IX и Иннокенти­ем IV. Англо-французское соперничество,  есте­ственно, не могло не привлечь внимания борю­щихся сторон как резерв потенциальной между­народной поддержки. Правители Англии и Фран­ции также уже имели за плечами опыт сближе­ния своих предшественников с императорами и папством в критических обстоятельствах. К тому же ценные для Фридриха II политические кон­такты с французской монархией возникли еще в период его   утверждения на  престоле  при Филиппе II Августе.  Тем  не  менее  английская монархия не теряла надежды восстановить раз­рушенное бувинским поражением сближение с империей. Как отмечалось выше, уже в 20-х гг. XIII в. Генрих III  неоднократно   обращался к Фридриху II с предложением «дружбы». Эта дип­ломатическая активность не привела тогда к ре­альным результатам. После английского поражения во Франции в 1230—1231 гг. союз с Генри­хом III, видимо,   представлялся  бесперспектив­ным, и в 1232 г. Фридрих II пошел на заключение официального   союзного   договора   с   Людови­ком IX.

Содержание договора показывает, что он был, скорее всего, только уступкой французскому ко­ролю, который воспользовался трудным положе­нием германского императора. Фридрих II, занятый сложной борьбой с Ломбардской лигой* (* Ломбардская лига — союз городов Ломбардии (Се­верная Италия) в XII—XIII вв., созданный для борьбы с императорами Священной Римской империи, стремив­шимися установить свое господство в ломбардских го­родах.) и папством,  вступил в  соглашение,  не сулившее ему никакой выгоды. Обязательства давал только император, который в ответ на «дружбу и союз» Францией обещал «не заключать никакого соглашения  с  английским  королем  без  согласия короля Франции». В этом условии отчетливо от­разилось, что Людовик IX опасался сближения  Англии  с  империей.   И более того — договор 1232г. демонстрирует утверждение англо-фран­цузских противоречий в качестве признанного заметного фактора развития международных от­ношений в Западной Европе.

И все же союзный договор 1232 г. не предот­вратил политических контактов Фридриха II с английской монархией. Они начались уже в 1235 г. и привели в 40-х гг. к взаимной военной (а со стороны Англии, видимо, и финансовой) по­мощи. Реальной основой этого были интересы, проистекавшие из внешнеполитических трудно­стей и неудач. В союзе же с Францией этот момент с ее стороны полностью отсутствовал. Людовику IX не требовалось от императора боль­ше, чем признание «дружбы и союза», что, кста­ти, укрепляло политический авторитет выдвигав­шейся на роль международного лидера Франции. Фридриха II не могло особенно привлекать ни лидерство французской монархии, ни союз без реальных практических результатов. В итоге усилия английской политики, направленные на сбли­жение с Германской империей (естественно, в противовес Франции), начали приносить плоды. В 1235 г. была достигнута договоренность о дина­стическом браке между Фридрихом II и сестрой Генриха III. Хотя в официальных документах го­ворилось только о браке, антифранцузская на­правленность этого шага,  видимо,  была совер­шенно очевидной. Во всяком случае, английский хронист пишет, что император обещал Генриху III помощь против Франции²³. Обещания были, по-видимому,   взаимными,   так  как  уже  в   1237— 1238 гг. в ответ на официальное обращение Фрид­риха II к Англии за помощью против ломбардс­ких городов ему были выделены денежные сред­ства и войско во главе с сенешалом* (* Сенешал — в южной части средневековой Франции королевский чиновник, глава судебно-административного округа (сенешальства).) Гаскони. В борьбу Фридриха II с папой Англия вмешиваться явно избегала, несмотря на призывы императора отказаться от сбора крестоносной подати и т. п. При этом Генриху III все же удавалось сохранять союзные отношения с императором.

Летом 1242 г. английский король начал войну с Францией в Гаскони, использовав как основа­ние для вооруженного выступления нарушения перемирия  с  французской  стороны.  Это  была очередная и последняя попытка Генриха III воз­вратить утраченные владения во Франции. В от­личие от выступлений 30-х гг.,  английский ко­роль вновь обеспечил себе международную под­держку. Его союзниками считались германский император и граф Тулузский, короли Кастилии и Арагона.   Судя  по  отражению  этой  очередной неудачной   для   Англии   войны   в   источниках, Генрих III наиболее реально рассчитывал на поддержку Фридриха II. Во всяком случае, сразу же после своего поражения при Тальебуре английский король направил из Бордо письмо императору со «смягченным» описанием своей военной неудачи. Генрих III попытался представить победу французов как случайность, объясняющуюся действием отдельных предателей,  а свое похожее на бегство отступление к Бордо — как цепь оборонительных сражений. Все эти дипломати­ческие уловки, как и многочисленные перегово­ры с Фридрихом II накануне конфликта 1242г., оказались в конечном счете безрезультатными для Англии. Политические шаги германского им­ператора, направленные на сближение с англий­ским королем, были продиктованы частными ин­тересами и неудачами в Северной Италии. Как показало недалекое будущее,  западноевропейс­кие государства к середине XIII в.  вступили в стадию зрелости, на которой личные цели прави­теля не могли быть определяющими при расста­новке  сил на международной  арене.   Будущее принадлежало тем союзам,  которые вырастали из глубокой общности государственных (или ус­ловно   говоря   для   данной   эпохи —   «нацио­нальных») интересов.

В течение 30—50-х гг. XIII в. наиболее серь­езные основания для создания подобного союза продолжали существовать и укрепляться во вза­имоотношениях между Францией и Шотланди­ей. И по-прежнему это было самым непосред­ственным образом связано с англо-французскими противоречиями. В эти относительно спо­койные десятилетия Шотландское королевство продолжало ощущать реальную угрозу самому своему существованию со стороны южного со­седа. Однако все это не уничтожило угрозу шот­ландской  независимости.   Изменились  методы английской политики. На смену грубому давле­нию и экспансии пришел политический нажим в русле межгосударственных  отношений.  По­тенциальный  шотландский  союзник  Франция проявила в начале XIII в. определенную сдер­жанность в отношении интересов  Шотландии (договор в Ламбете 1217г., как отмечалось выше, предоставил маленькое северное королевство его собственной судьбе). На  какое-то  время французским королям,  видимо,  представилось, что решение их разногласий с Англией практи­чески достигнуто и не за горами полная победа над давним соперником. В результате, как сви­детельствуют источники, Шотландия до 90-х гг. XIII в. практически выпала из поля зрения фран­цузского двора. Между тем английское давле­ние и угроза независимости Шотландского ко­ролевства сохраняли силу. Периодически под­нимался вопрос о вассальном статусе Шотлан­дии и продолжались споры из-за пограничных областей. Наконец в 1237г. шотландский король Александр II был вынужден пойти на подписа­ние Йоркского договора, по которому Шотлан­дия отказывалась от притязаний на графства Нортумберленд, Кемберленд и Вестморленд. Это было серьезное дипломатическое поражение и отступление в борьбе с давним и опасным поли­тическим соперником.

По всей видимости, очередное усиление английской опасности заставило шотландский двор  вновь обратить свои взоры к Франции. В 1239 г. Александр II предпринял шаг, казалось бы, исключительно частного, даже личного характера. Овдовевший король Шотландии вступил в брак с дочерью одного из крупнейших французских фе­одалов — Ангеррана де Куси. Однако если учесть, что до этого его женой была сестра Генриха III, то этот династический брак безусловно выглядел демонстративно. В условиях непрекращающейся англо-французской борьбы из-за континенталь­ных владений шотландский король, считавшийся вассалом Англии, укреплял связи с английским врагом самыми прочными для своего времени династическими узами. Международный аспект, несомненно, присутствовал в ряду причин, кото­рые в 1244 г. привели к очередному англо-шот­ландскому конфликту.

О причинах конфликта весьма откровенно «проговорился» английский хронист Матвей Па­рижский. Он считал, что во всем виновен шот­ландский король, который не желал признать хотя бы частичный вассалитет в отношении анг­лийской короны. Он отмечал также тот факт, что «между королями Шотландии и Франции суще­ствовала тесная дружба и союз, скрепленный браком»²⁴. Это высказывание автора официаль­ной английской хроники убедительно свидетель­ствует о том, как был воспринят современника­ми «французский брак» Александра II. Однако Франция в 40—50-е гг. XIII в. не сделала реаль­ных шагов для укрепления связей с Шотландией, оставив ее, как и в начале столетия, один на один с сильным противником. Причиной этого, видимо, были успехи в борьбе за юго-запад, рас­тущий международный авторитет Людовика IX, который готовился закрепить его активным уча­стием в крестоносном движении. Внутреннее и международное положение Франции решитель­но переменилось со времен Людовика VII или начала правления Филиппа II, которые были вы­нуждены искать помощи у небольшого северно­го королевства. В результате международные по­зиции  Шотландии  оказались  ослабленными,  и она начала отступать под давлением английской монархии. После короткого вооруженного конф­ликта 1244г. Александр  II подтвердил условия Йоркского договора 1237г. о пограничных обла­стях, обещал не вступать во враждебные Англии союзы (вполне очевидно, что речь шла о Фран­ции) и женить своего наследника на дочери анг­лийского короля.

Право сильного составляло существо англо-шотландских отношений со времени нормандс­кого  завоевания.  С  переходом  шотландского престола к малолетнему Александру III, которо­му был навязан брак с дочерью Генриха III, анг­лийское вмешательство в дела Шотландии стало носить почти неприкрытый характер. Под ви­дом заботы о дочери английский король вне­дрял своих ставленников в королевское окру­жение и требовал принесения «тесного оммажа», что означало бы превращение Шотландии в   зависимое  владение  Англии.   Шотландский двор апеллировал к римскому папе, искал юри­дических зацепок, но сила была на английской стороне, и отступление продолжалось. В 1255г. шотландский парламент был вынужден признать равомочность вмешательства английского короля во внутренние дела Шотландии. Политическое давление со стороны английской монархии затрагивало интересы всех слоев населения Шотландии. Для феодальной верхушки рост английского влияния означал утрату власти и доли доходов   (например, в  пограничных  областях), массы городского и сельского населения — дополнительные поборы (как, например, в свое время на крестоносные предприятия Ричарда I или при Генрихе III на осуществление его честолюбивых замыслов в Италии). Кроме того, далеко зашедший процесс формирования шотландской народности усиливал социально-психологические  мотивы  сопротивления   политике  Англии. В  итоге успехи  английской  монархии  в политической борьбе с Шотландией, достигнутые к середине XIII в., никак не были окончательными и бесспорными. По мере нарастания нажима  росло   сопротивление с шотландской стороны. А значит, росли основания для фран­ко-шотландского сближения при условии появ­ления у Франции такой потребности. До начала XIII в. пиренейские страны были далеки от уча­стия в соперничестве двух западноевропейских монархий, хотя оно все более  выдвигалось в центр международной жизни региона. Государства Пиренейского полуострова были поглощены процессом Реконкисты, который до начала XIII в. еще не принял необратимо победоносно­го характера. По мере освобождения северной части полуострова государства, расположенные на границе и вблизи английской Гаскони (Наварра,   Кастилия,  Арагон),   начинали  ощущать интерес к взаимоотношениям с соседями — то есть с Францией и Англией, владевшей фран­цузским  юго-западом.   Кроме  того,   в   связи  с усилением христианских государств полуостро­ва обострялись их противоречия друг с другом, возникали территориальные проблемы и назре­вал вопрос о лидерстве. Во второй  половине XII — начале XIII в. позиции Англии за Пирене­ями были бесспорно прочнее французских. Пер­вой серьезной английской неудачей было обе­щание Генриха II передать кастильскому коро­лю Гасконь после смерти Алиеноры Аквитан-ской. Естественно не выполненное преемника­ми Генриха, оно серьезно омрачало отношения между Англией и Кастилией, но в начале XIII в. это еще не привело к окончательному их обо­стрению. В 20-е гг. появились признаки ухудше­ния отношений между английской монархией и Наваррой. Это небольшое королевство во вре­мена Генриха II и Ричарда I было основной опо­рой Плантагенетов за Пиренеями. Союз с Анг­лией помогал правителям Наварры  сохранять самостоятельность и авторитет в условиях рас­тущего влияния соседних королевств Кастилии и Арагона.  Однако в  XIII в.  возникли трения между городами английской  Гаскони  (прежде всего Байонной)  и Наваррским королевством. Можно предполагать, что здесь столкнулись тор­говые интересы. Кроме того, определенную леп­ту, вероятно, внесли политические усилия Кас­тилии, стремившейся утвердить свое влияние в английской Гаскони, на которую правящий дом получил династические права. После неудавшейся попытки Кастилии овладеть Гасконью в самом начале XIII в. вооруженным путем кастильская монархия продолжала действовать в этом направлении с помощью дипломатии. Одним из результатов кастильской политики могло быть возникновение трений между Англией, Наваррой и коммуной Байонны. Во всяком случае, в 20-е гг. XIII в. король Наварры предуп­реждал Генриха III, что Байонна «неверна Англии» и готова перейти на сторону Кастилии. В ответ на это коммуна Байонны сообщила английскому королю, что имеет основания подозревать короля Наварры в сближении с королем Франции.

В 30-е гг. между Наваррой и Англией возникли уже открытые разногласия,  потребовавшие специальных  переговоров  и дипломатического урегулирования. Это стало особенно важным не только из-за расположения Наварры на границе Гаскони, но и в связи с утверждением на наваррском престоле французской династии графов Шампани (1234). Последнее произошло конечно же не без влияния Франции, которая начинала укреплять свои связи и политические контакты со странами Пиренейского полуострова. В 40-е гг. трения между Англией и Наваррой привели к частным вооруженным конфликтам в Гаскони, которые были быстро урегулированы и заверши­лись договором об «устранении всех разногла­сий» (1249). Такое изменение характера отноше­ний между двумя монархиями трудно не связать с усилением французского влияния в Наварре, а следовательно — с началом воздействия англо­французских противоречий на пиренейские страны. Это получило окончательное подтверждение в 50-е гг. XIII в.

В  1252 г. кастильский трон перешел к Аль­фонсу X — крупному государственному деятелю, оставившему заметный след в истории Кастилии и Западной Европы. Альфонс X в первый же год своего правления возродил притязания на анг­лийскую Гасконь. Учитывая сложную ситуацию в этом последнем владении Англии, превратив­шемся  в яблоко  раздора между английской и французской монархиями, демарш кастильского короля не мог быть расценен иначе как крайне опасный для Англии. Слухи о готовящемся кас­тильском вторжении распространились в обстановке  широкого недовольства английской вла­стью на юго-западе, активизации оппозиции во главе с фактически независимым Гастоном Беарн-ским. Генрих III немедленно предложил Альфон­су X переговоры о союзе, о котором он «страст­но мечтает»²⁵. Полное согласие короля Кастилии на мирное урегулирование конфликта, видимо, объясняется несколькими причинами. Во-первых, добровольный  отказ Альфонса X от владений, которые он имел только теоретически, был не бескорыстным. В самом тексте  англо-кастиль­ского договора (март 1254г.)²⁶ этот момент обой­ден молчанием. Но в одном из более поздних писем Генриха III есть данные о том, что по усло­виям «союза» Альфонс X получает деньги из гасконских доходов²⁷. Зная, какие грандиозные по­литические планы вынашивал кастильский ко­роль, нетрудно понять, что реальные деньги были ему в тот момент дороже юридических прав на Гасконь. Второе обстоятельство, которое могло подтолкнуть Кастилию к мирному урегулированию и «вечному союзу» с Англией, было связано с резким обострением в середине XIII в. проти­воречий между пиренейскими государствами. В 50-е гг. возникали пограничные конфликты между ­Кастилией и Португалией, Кастилией и Наваррой, которую поддержал традиционно связанный с ней Арагон. В этом клубке противоречий потенциальная английская помощь из соседней Гаскони должна была представляться весьма соблазнительной. Альфонс X даже обещал за нее в случае победы какие-то владения в Наварре, на которые претендовал Генрих III. В 1255г. Аль­фонс X уже обратился к английскому королю за конкретной военной поддержкой против Арагона. На едва стабилизировавшиеся англо-кастиль­ские отношения охлаждающе повлияло то, что реальной поддержки кастильскому королю Генрих III не оказал. Правда, в том же году анг­лийский двор вежливо, но определенно отклонил арагонское предложение союза. Предоставить же Альфонсу X войско из Гаскони было в тот мо­мент практически невозможно из-за продолжа­ющихся антианглийских выступлений, недавно постоянно подогреваемых самим кастильским королем. В конфликте пиренейских королевств Генрих III все же принял дипломатическое учас­тие, выступив в 1257 г. в роли посредника на кастильско-арагонских переговорах и, вероятно, поспособствовав несколько большему успеху Ка­стилии. Таким образом, англо-кастильские отно­шения были в середине XIII в. урегулированы и юридически оформлены договором 1254г. Одна­ко это положение едва ли можно было расценивать как прочное.  Гасконские притязания кас­тильской  короны  могли  быть  возобновлены  с такой же относительной легкостью, с какой Аль­фонс X снял их. Тем более что сепаратистские настроения гасконских феодалов сохраняли для этого благоприятную почву. Не случайно после заключения договора с Генрихом III кастильско­му королю пришлось подтвердить свое примире­ние с Англией в специальном обращении «к ви­конту Беарна, баронам, рыцарям и приорам Гас­кони»²⁸.   Кроме того,  Альфонс  X  стал первым кастильским  правителем,   который  решительно включился в западноевропейскую «большую по­литику».   В   1256г.   он  выдвинул  претензии  на корону Германской империи, в борьбе за кото­рую участвовал также брат английского короля Ричард  Корнуоллский.   Франция,   естественно, поддержала короля Кастилии. Все эти моменты осложняли англо-кастильские  отношения  и не сулили в будущем их особенной прочности.

Было бы удивительно, если бы Франция со­всем не прореагировала на усиление роли пире­нейских государств в орбите английской полити­ки. Определенные шаги, конечно, предприняты были, но по сравнению с английскими контакта­ми за Пиренеями они были явно слабы. Фран­цузский двор ограничился укреплением династи­ческих связей: дочь Людовика IX была выдана за короля  Наварры,   а  сын   (будущий  Филипп III) женился на Изабелле Арагонской. Как и в ситуа­ции с Шотландией, можно отметить, что фран­цузская монархия в первой половине XIII в. не искала союзников для борьбы против Англии. По всей видимости, трудная для англичан обстановка в Гаскони, неизменные поражения в военных конфликтах с Францией, назревающий очередной внутренний кризис в Англии дали основания  считать  Генриха III  практически  побежденным. Основные усилия французский король направил на крестовые походы и приобретение авторитета миротворца и третейского  судьи  в делах других государств.

Таким  образом,  пиренейские государства в течение  первого  этапа долгой  истории  англо-французских  противоречий  были лишь  слегка затронуты этим фактором международной жизни Западной  Европы. Однако географическое положение государств Пиренейского полуострова на границе последней  спорной территории уже само по себе давало основания предполагать реальность их включения в англо-французскую борьбу в будущем. В этом же направлении дей­ствовал и фактор усиления противоречий между окрепшими пиренейскими королевствами.

Определенную лепту в развитие отношений между Англией и Францией в первой половине XIII в. внесло папство. В начале этого этапа  римские папы, как было показано выше, участвовали в развитии англо-французских противоречий достаточно часто и активно. Исходя из реальной   расстановки   сил,   папы   преимуще­ственно действовали против интересов английс­кой короны, способной претендовать на поли­тическое  лидерство  в  регионе.   К  30-м  годам XIII в. ситуация существенно изменилась. Меж­дународные позиции Англии были ослаблены, в то время как французская монархия решитель­но выдвинулась на роль ведущей политической силы. Это заметно повлияло на политику пап­ства в международной жизни, в частности — в отношении англо-французского соперничества. Уже в 30-х гг. папа Григорий IX начал оказывать поддержку некоторым политическим действиям английского короля. Традиционно лояльное отношение римской курии к Шотландии (как про­тивовесу излишне влиятельным и властолюби­вым Плантагенетам) не проявилось в трудной для шотландского короля борьбе за погранич­ные  графства.  Григорий IX потребовал,  чтобы Александр II выполнял условия навязанного ему Англией Йоркского договора  1237г. Однако в ситуации, предельно опасной для шотландской независимости, когда в 1251г. Генрих III потре­бовал признания вассальной зависимости Шотландии от английской короны, папство его не одобрило. Ведь это могло  полностью  уничто­жить  политический   «противовес»   Англии  на Британских островах. В середине 30-х гг. папа неожиданно одобрил брак германского импера­тора Фридриха II и сестры английского короля. В письме Людовику IX папа просил, чтобы фран­цузский король «не подозревал в этом брачном союзе какой-либо опасности для себя», посколь­ку он сам оговорил с императором сохранение «древней дружбы с Францией, которая сложи­лась при предшественниках французского ко­роля»²⁹. Опасаясь союза своего основного про­тивника —  Фридриха II —  с  излишне  усилив­шейся Францией, Григорий IX, таким образом, способствовал его сближению с английским ко­ролем. К тому же это могло вовлечь императора в давнюю и ожесточенную англо-французскую борьбу, что, естественно, было бы на руку папству.

Наиболее ярким примером политического лавирования папства, рассчитанного на столкнове-феодальных государств в международных делах, было в этот период так называемое «сицилийское дело». Воспользовавшись сложностью вопроса о престолонаследии в Сицилийском королевстве после смерти короля Конрада, папа Александр IV начал торг, сделав сицилийскую корону еще одним яблоком раздора между Англией и Францией. В борьбу за сицилийский престол включились Генрих III и Людовик IX. Первым претендентом в 1254—1258 гг. был младший сын английского короля Эдмунд. Для Генриха III участие в «сицилийском деле» имело, по-видимому, принципиальный характер. Удача в этом вопросе могла бы выглядеть хотя бы частичной ком­пенсацией  за серию военных и политических поражений в  борьбе с  Францией.  К тому же традиции универсалистской политики английской монархии, заложенные Генрихом II, еще отнюдь не отошли в прошлое.  Практически все действия   Генриха III   в   международных  делах были  погоней  за  призраком  огромной   «импе­рии»  его деда, что объективно шло вразрез с традиционной  централизаторской  политикой  в самой Англии. Английский король дал римскому папе многочисленные обещания в обмен на пред­полагавшуюся коронацию Эдмунда: были обеща­ны деньги  и  военная  помощь  папе  в  Италии (значительную часть денег Англия успела выпла­тить до того, как папа изменил свои намерения в отношении Эдмунда). Считая, что альянс с папской курией таким путем гарантирован, Генрих III стал через своих послов в Риме ходатайствовать о привилегиях для английской церкви и получил оскорбительный отпор. Александр IV недвусмыс­ленно дал понять, что помнит английское пора­жение в соперничестве с Францией и расцени­вает положение английского короля как прини­женное. Как сообщили послы, папа «иронически и в поношение королю» сказал: «Почему он (ко­роль Англии. — Н.Б.) не требовал так ревностно привилегий для английской церкви, когда был герцогом Нормандским?»³⁰.

«Сицилийское дело» фактически стало одним из проявлений  англо-французского соперниче­ства. Параллельно с английским принцем Эдмун­дом  претендентом  на вакантную  европейскую корону выступил брат французского короля Карл Анжуйский.  Крайне честолюбивый и энергич­ный принц был очень опасен для Людовика IX. Это  отчетливо  ощутила  королева  Бланка  Кас­тильская во время отсутствия короля, отправив­шегося в 1248г. в крестовый поход на Восток. К началу 50-х гг. основные лидеры феодальной оп­позиции во Франции были обезврежены наибо­лее надежным способом — они получили из рук короля высокие титулы и богатые владения. Граф Тибо Шампанский стал королем Наварры, брат Людовика IX Альфонс — графом Пуату. Често­любие другого брата — Карла Анжуйского — тре­бовало наиболее серьезного удовлетворения. Ко­рона Сицилии вполне соответствовала этой по­требности. Начиная с 1256 г. в английских дипло­матических документах ощущается растущее бес­покойство по поводу «сицилийского дела». В одном из писем Генриха III прямо говорится о том, что в борьбе за корону Сицилии ему мешают «интриги Франции»³¹. А уже в 1258 г. Александр IV изменил свои намерения и поддержал кандидатуру Карла Анжуйского. Это было серьезное достижение Франции в международных вопросах, имевшее большое значение и для внутреннего положения страны. На ближайшее десятилетие Карл Анжуйский был глубоко поглощен войной за корону в Италии и перестал представлять внутреннюю опасность для короля. Вместе с тем авторитет Франции на международной арене, высоко поднятый  Филиппом II  и  Людовиком IX, укрепился  еще  более.  Главной  причиной,  по которой  римский  папа  поддержал  в  данном вопросе французскую монархию, была, по-видимому,   активная   крестоносная  деятельность Людовика IX. А кроме того, в «сицилийском деле» в очередной раз как в капле воды отрази­сь самое существо международной роли римской курии.

Давнее соперничество между Плантагенетами и Капетингами было превосходной почвой осуществления международной  политической линии римской курии — линии, рассчитан­ной на ослабление более сильного соперника и призывы к миру в случае слишком очевидного преобладания одной из сторон. Исходя из этой акономерности поведения папства в международных делах, на первый план выдвигалось столкновение римской курии с французской монархией, которая в течение первой половины XIII в. приобрела совершенно необычайный междуна­родный вес.

Политика Людовика IX в международных воп­росах   требует   особого   внимания,   поскольку именно она во многом определила завершение первого этапа в истории англо-французского со­перничества.  Фундаментом той особой роли в международных делах, которую удалось взять на себя французскому королю в 40—50-е гг. XIII в., были большие достижения королевской власти в борьбе за централизацию и укрепление государ­ства во Франции. Широко известные реформы Людовика IX, его усилия по совершенствованию местного управления развили и закрепили централизаторскую деятельность Филиппа II. Победы последнего в соперничестве с Англией и присое­динение огромных владений английской короны были в начале XIII в.  одним из слагаемых его внутриполитического  успеха.  Людовик IX  стал подлинным продолжателем дела Филиппа II Ав­густа во Франции. Однако его политические ме­тоды во многом отличались от политики короля Филиппа II. Во всяком случае, в решении давней проблемы английских владений на континенте он занял иную позицию. Она вытекала из харак­тера всей   внешнеполитической   деятельности Людовика IX.  Его знаменитый предшественник во взаимоотношениях с английской монархией шел от тактики сложного дипломатического ла­вирования и хитроумных интриг к открытой не­примиримой  вооруженной  борьбе  первых лет XIII в.   Людовик IX,   получив   в   1226г.  корону Франции во время очередного военного конф­ликта в английской Гаскони, прошел через се­рию вооруженных столкновений с Англией на юго-западе и приложил немалые усилия к мирному урегулированию англо-французских отношений.

Парижский мир 1259г., в котором было зафиксировано дипломатическое решение спорных вопросов, стал важной вехой в истории отношений между Францией и Англией.  Его условия свидетельствовали о качественно новом этапе в развитии англо-французских противоречий. Поскольку история заключения этого договора и его содержание  требуют  пристального внимания, нако прежде необходимо остановиться на особенностях французской внешней политики при Людовике IX.

Как известно, этот правитель Франции снискал себе славу миротворца и благочестивого сына церкви своими неутомимыми усилиями по примирению  христианских  государств  и  борьбой против «неверных» на Востоке. Неудачи его крестоносных предприятий, которые не дали Франции ничего реального, кроме уплаты огромного выкупа египетскому султану (1250), подчас приводят к тому, что исследователи оценивают внешнюю политику Людовика IX как неудачную в целом.   Нам  она видится  несколько  по-иному. Грань,   разделяющая  внутреннюю  и  внешнюю политику, чрезвычайно трудно различима, во всяком случае в таком малом масштабе, как деятельность одного правителя. Вполне естественно, что правилом является сочетание успехов внутриполитических и международных. Ярким примером такого рода были Генрих II в Англии или Филипп II  во  Франции.  Людовик IX,  добившийся бесспорно очень многого во внутренних делах, не представляет, на наш взгляд, исключения из упомянутого правила. Его задачей было утверж­дение международного лидерства Франции в За­падной Европе.  В XI—XII вв.  французская мо­нархия никак не могла претендовать на такую роль. Подобные вопросы занимали тогда герман­ских императоров и первых английских Плантагенетов.  К середине XIII в. усиление Франции стало вполне очевидным. Потеснив английскую монархию,  она начала выдвигаться на первые роли в международной жизни. Авторитет миро­творца и убежденного поборника христианства был в тот момент очень важен для французского короля. Неудачи в борьбе с «неверными» не уни­жали его в глазах современников, а даже возвы­шали как мученика в борьбе за веру. Не будь неудачного Седьмого  крестового  похода,   Лю­довик IX едва ли сумел бы занять с благослове­ния папства совершенно особое место в между­народной жизни западноевропейского региона. Конечно, речь может идти лишь о Западной Ев­ропе, но в ее пределах роль французского коро­ля  была очень заметной.  Без всяких военных затрат ему удалось оказать влияние на дела ряда стран и полунезависимых владений, выступая в качестве третейского судьи (во Фландрии, Геннегау, Кастилии, Наварре, Бургундии, Шампани и... Англии). Нужны были многолетние серьез­ные усилия по созданию уникального в своем роде авторитета признанного «справедливого ар­битра» в делах других стран, чтобы с благослове­ния папства получить право в обстановке граж­данской войны в Англии «объективно» судить о правоте и неправоте давнего соперника — анг­лийского короля Генриха III («Амьенская миза» 23 января 1264 г.). И нужны были особые политические мотивы для того,  чтобы приговор  был полностью на стороне короля, который находился  в   тот   момент   в   критической   ситуации. Людовик IX  не  воспользовался благоприятным моментом для ослабления Англии, поскольку направленное на это решение разрушило бы его политическую концепцию, которая складывалась десятилетиями. Главное ее существо заключалось в утверждении высокого и непререкаемого авторитета королевской власти. Борьба за это составляла основное содержание политической деятельности Людовика IX. Этот незыблемый авторитет французский король стремился использовать в международных делах, проводя политику укрепления «имперских позиций» Франции без помощи войн. Именно эта концепция объясняет, на наш взгляд, условия Парижского мира  1259 г., который завершил первый этап в истории англо-французского соперничества.

Итак, какие же причины вызвали к жизни самую идею  мирного  урегулирования   англо-французских противоречий на континенте и какая из сторон была в этом заинтересована? Английская монархия в борьбе за континентальные  владения не  знала побед практически  с начала XIII в. Тем не менее ни Иоанн Безземельный, ни Генрих III не признавали факта утраты Англией львиной доли «анжуйского наследия». Традиция «семейного» отношения к континентальным владениям, оценка их потери как следствия домашних неурядиц пережила столетие и по-прежнему определяла многое в международной политике Плантагенетов. Так, в 1252 г. Генрих III в очередной раз предъявил абсурдное при тогдашней реальной расстановке сил требо­вание возвращения оккупированных Францией земель. Лишь при этом условии он был готов дать согласие на участие в крестовом походе. Конечно, это было чисто декларативное заявле­ние, но оно свидетельствовало о позиции анг­лийской монархии. Нормы средневекового пра­ва и морали были на ее стороне, так как Нор­мандия, Анжу, Мен, Турень и Пуату принадле­жали Плантагенетам на основе наследственного права,  а к Капетингам перешли в результате завоевания. Другое дело, что у английской мо­нархии  в   середине  XIII в.   не  было  реальных возможностей для возвращения этих террито­рий. Более того, за прошедшие десятилетия эти области,   генетически  связанные  с   Францией, достаточно прочно вошли в ее состав. Француз­ские короли, начиная с Филиппа II Августа, при­ложили немалые усилия к тому, чтобы закре­пить свои позиции в бывших английских владе­ниях и заручиться поддержкой их населения, крупных землевладельцев и горожан.  Так что вопрос о возвращении Англии Нормандии, Ме­на, Анжу, Турени и Пуату фактически перешел из практической плоскости в область умозри­тельных рассуждений.   Реальное  столкновение интересов  происходило  на  юго-западе. Здесь, как уже говорилось,  в 20—40-е гг.  произошли военные столкновения, все неудачные для Анг­лии. Кроме того, все больше распространялись подогреваемые  Францией   (в  середине  50-х гг. еще и Кастилией) антианглийские настроения и вспыхивали локальные выступления отдельных крупных феодалов. Начиная с 1243 г. между Англией и Францией официально существовало перемирие, которое после бесконечных переговоров продлевалось в 1247, 1249, 1256гг. Важно отметить, что это было именно перемирие, а не мир. Мирного договора, который содержал бы юридическое решение проблемы континентальных владений Англии, не существовало со времени их утраты в начале столетия при Иоанне Безземельном и Филиппе II Августе. Фактически они были признаны договором в Ламбете 1217г. Однако он был нарушен конфликтом 1223 г., и с тех пор Английское и Французское королевства юридически постоянно находились состоянии войны, периодически прерываемой перемириями. Более или менее прочный мир был возможен лишь на основе какого-то официального соглашения относительно утраченных английской монархией земель и сохранившейся под ее властью области на юго-западе Франции.

К середине 50-х гг. XIII в. в Англии, по-видимому, была осознана невозможность реального возвращения древних владений Плантагенетов. К этому заключению подводила и бесконечная цепь военных неудач на юго-западе, и ослабевшие международные позиции английской монархии. Существенным слагаемым в этом комплексе факторов было новое обострение внутриполитической ситуации.

В  1257 г. страна вновь оказалась на пороге гражданской  войны.   Помимо  известных  внутренних причин острое недовольство политикой Генриха III было вызвано его международными неудачами. В частности, непосредственным толчком к принятию «Оксфордских провизий»* (* «Оксфордские провизии» — постановления, принятые в 1258 г., которые ограничили королевскую власть и установили баронское правление.) яви­лось широкое возмущение участием короля в бессмысленной для Англии борьбе за сицилийс­кую корону и финансовыми вымогательствами в этой связи. Универсалистские устремления мо­нарха, когда-то воспринимавшиеся как должное, перестали в середине XIII в. быть чисто королев­ским делом. Возросшая зрелость и сила сословий проявилась, в частности, в том, что они высказа­ли свое суждение о международной политике — то есть по вопросу, который прежде был исклю­чительной прерогативой короны. В условиях фак­тически начинающейся гражданской войны, рас­тущей силы оппозиции, которая не без трудно­стей, но все же объединяла баронов, рыцарей и горожан, мир в Гаскони был нужен Генриху III позарез.

Францией также осознавалась необходимость юридического урегулирования проблемы бывших и сохранившихся английских владений. По мере укрепления позиций королевской власти это ощу­щалось все более остро. Постоянная угроза, исхо­дящая из английской Гаскони, стала резким дис­сонансом относительно стабильному внутриполи­тическому положению в стране.  Это отчетливо звучит в хронике такого наблюдательного и осве­домленного современника, как Жан Жуанвиль. Советник Людовика IX и его спутник в крестовом походе, этот автор получал информацию из пер­вых рук. Среди событий 1250г. он отмечает, что французский король получил под Акрой письмо

Из Франции от Бланки Кастильской. Она сообщала о «большой опасности для королевства, так как существует ни мира, ни перемирия с королем Англии»³². Начавшиеся по инициативе Франции переговоры,  вероятно,  внушили англичанам какие-то иллюзии, поскольку в официальной хронике Матвея Парижского появилось сообщение о готовности Людовика IX вернуть Англии утраченные земли за помощь на Востоке. Правда, хронист сразу же оговорился, что этому, видимо, не суждено было состояться, так как против такого решения возражала французская знать. Эти свидетельства очевидцев при всех возможных неточностях и субъективной расстановке акцентов говорят о том, насколько к середине XIII в. назрел вопрос об урегулировании отношений между Капетингами и Плантагенетами.

Причиной особой остроты этой международной проблемы были большие достижения централизаторской политики королевской власти в обеих странах. Авторитет центральной власти утверждался как высшая административная и политическая инстанция. Нерешенность и нечеткость в англо-французских отношениях стали серьезной помехой на этом пути. Юридические права и притязания Плантагенетов, постоянно мятежная и неустойчивая английская Гасконь угрожали внутренней стабильности Французского королевства. Унизительные поражения на юго-западе и лишенные  реальной  основы  безответные  требования  возвращения бывших «анжуйских владений» подрывали авторитет королевской власти в Англии. Видимо, это хорошо осознавали обе стороны, и с 1254 г., судя по многочисленным сообщениям самых разных источников, началась активная под­готовка условий «окончательного мира» между Англией и Францией.

Первым шагом в этом направлении можно считать визит английской королевской четы в Париж. Встреча королей была представлена как абсолютно  семейное дело   (Генрих III  и Людо­вик IX были женаты на сестрах — дочерях графа Прованса и герцогини Савойской). Однако сразу после этого визита начали предприниматься шаги к урегулированию  англо-французских  отноше­ний. Наместником Гаскони был назначен принц Эдуард, развернулись переговоры не о продле­нии перемирия, а о мире между королевствами. Наконец к весне 1258 г. были выработаны основ­ные взаимоприемлемые условия, которые и во­шли в Парижский договор, утвержденный в ок­тябре 1259г.

Этот документ представляет большой интерес и как важная веха в истории англо-французских отношений, и как образец юридического мышле­ния и международной практики эпохи Высокого Средневековья. Вкратце его условия были тако­вы. Договор уточнял границы английских владе­ний на юго-западе Франции и добавлял к ним несколько стратегически и экономически важ­ных областей  (Лимузен,  Перигор,  Керси).  По­скольку эти владения должны были присоеди­ниться к английской Гаскони после смерти их сеньора графа Пуатье, Генрих III получал до тех пор право на доходы от богатого Аженэ. Кроме того, английскому королю должна была быть не­медленно выплачена немалая сумма, необходи­мая для содержания 500 всадников в течение двух лет. За что же платила английскому королю Франция всеми этими уступками, в то время как сама идея уступок с ее стороны противоречила в тот момент реальной расстановке сил? Это была плата за предметы, на первый взгляд вовсе не материальные. Прежде всего, английский король и его преемники теряли по договору 1259 г. все свои номинальные права в Нормандии, Анжу, Мене, Турени и Пуату. Свершилось то, что реально сложилось уже полстолетия назад, но не было признано буквой закона и общественным мнением. Не менее важным было и второе условие, принятое Генрихом III. Английский король терял статус сюзерена в тех владениях, которые сохранялись за ним на юго-западе. Он становился герцогом Аквитанским и пэром Франции, а следовательно, вассалом французской короны. Отныне он должен был приносить королю Франции так называемый «тесный оммаж» (liege hommage). По всем спорным вопросам, связан­ным с гасконскими делами, ему следовало обра­щаться в Парижский парламент — курию своего сеньора.

Таким образом, Парижский мир прежде все­го фиксировал утверждение королевского сюзе­ренитета французского короля за счет ослабления европейских позиций английской короны, что, естественно, подрывало и без того пошатнувшийся авторитет Генриха III в самой Англии. Автор одной из английских хроник сообщает, что после отказа от Нормандии и других владе­ний во Франции Генрих III изменил свою печать, заменив в ней изображение меча на скипетр. Это вызвало в Англии широкое недовольство, в народе  распространились  стихи  критического содержания, где говорилось, что английский ко­роль «усиливает Францию». Конечно, современ­ники далеко  не  всегда  бывают объективны  и точны в оценке крупных государственных собы­тий. Но в данном случае они справедливо ощути­ли за внешними конкретными уступками Фран­ции утрату английской короной чего-то более значительного, чем доходы Аженэ или перспек­тива  присоединения  к  английским  владениям Лимузена, Перигора и Керси.

Превращение давнего соперника Франции — английского короля в вассала, конечно, было ре­альным  политическим достижением  в  рамках мышления     и     юридических     норм     эпохи. Людовик IX,   по  сообщению  Жуанвиля,   видел главный смысл договора именно в этом. В ответ на возражения тех своих советников, которые не соглашались с расширением английских вла­дений на юго-западе, французский король ска­зал  о  необходимости  сохранить  родственную «любовь»   между   его  детьми   и   преемниками Генриха III. Но главными, пожалуй, были его сле­дующие слова: «Если же я не поступлю так хоро­шо, английский король не станет моим васса­лом»³³. Итак,  Парижский мир безусловно спо­собствовал утверждению королевского сюзере­нитета во Франции, где в первой половине XIII в. монархия имела немалые достижения в борьбе за укрепление своих позиций. Метод, использо­ванный в договоре для этой цели, был почерпнут из юридической практики, сложившейся в эпоху раннего Средневековья. Естественная и функци­онально оправданная в пору формирования сословной структуры феодального общества система крупного землевладения должна была неизбежно отмирать по мере роста товарно-денежных связей и усиления государственного аппарата. Введение вассально-ленных связей в отношения между двумя монархиями, которые дальше других зашли в процессе централизации, было в середине XIII в. явным анахронизмом и отзвуком давней семейной драмы. Это неминуемо должно было болезненно отразиться на дальнейшей судьбе англо-французских отношений.

И все же в целом Парижский договор был важнейшей вехой в истории соперничества двух монархий. Именно это соглашение подвело черту под первым длительным этапом в развитии англо-французских противоречий в Западной Европе.

Интересным подтверждением этапного характера событий середины XIII в. в истории отношений Англии и Франции являются свидетельства источников о том, что именно к этому времени современники  осознали  глубину и  непримиримость англо-французских противоречий. Англий­ские хронисты,  постоянно уделявшие  большое внимание борьбе короны за владения на континенте, начали с 30-х гг. XIII в. проявлять острую враждебность к французам и писать о них как о злейших и опасных врагах Англии. Так, рассказывая о расследовании по делу некоего заподозрен­ного в измене лица,  автор официальной Сент-Олбанской хроники писал: «Он был обвинен в том, что вступил в союз с главными врагами коро­ля — французами (francigenis), шотландцами и уэльсцами»³⁴.   Матвей   Парижский   отмечал   в 1244 г.: «...Всему   миру   известно,   что   франки (Francis) являются смертельными врагами госпо­дина английского короля»³⁵. Верноподданный хро­нист воспринял эту враждебность и отразил ее в эмоциональных оценках определенных событий. Например,   крупные  землевладельцы  Номандии сохранившие в 30-е гг. XIII в. преданность Англии представлены на страницах хроники как жертвы «высокомерия франков»³⁶. Любопытно, что этот же хронист не только осознал широту масштабов англо-французского соперничества («всему миру известно»), но и ощутил в какой-то степени рас­становку сил в происходящей борьбе. Сообщение о женитьбе шотландского короля Александра II на дочери французского «барона» Ангеррана де Куси Матвей  Парижский  комментирует следующим образом:  «И это было вовсе не приемлемо для английского короля; это показало, что Франция враждебна Англии»³⁷. Наконец, в этой же хрони­ке к середине XIII в. (а именно в это время ее автор стал зрелым человеком и видным церков­ным деятелем) начинает ощущаться растущая зна­чимость англо-французских противоречий в жиз­ни Англии и Западной Европы. В записях за 1245 г Матвей Парижский (уже аббат Сент-Олбанского монастыря и «государственный человек») отмеча­ет «враждебность королевств Англии и Франции» среди самых важных событий года³⁸, хотя, заме­тим, в этом году не произошло ничего особенно яркого, а шла уже привычная «позиционная борь­ба» на юго-западе.

Итак, с какими же итогами подошли два враждующих дома, Капетинги и Плантагенеты к зениту Средневековья - середине XIII в.? Преж­де всего вражда домов превратилась в противояние двух королевств и стала стержнем, вокруг которого началось стихийное движение феодальных государств в направлении установления «равновесия сил» в западноевропейском регионе. Об этом свидетельствовал процесс образования военно-политических  союзов  вокруг двух соперников — Англии и Франции. Объективно королевства нуждались в стабилизации границ и отказе от вассально-ленных обязательств, ставших в XIII в. явным анахронизмом. Однако человеческая память и природа таковы, что ни в какие эпохи не торопятся ломать себя вслед за меняющейся политической и экономической реальностью. Столетнее противостояние леопарда и лилии соткало нервную ткань повышенной чувствительности и обидчивости во взаимоотноше­ниях Капетингов и Плантагенетов. Главным сре­доточием этих страстей и эмоций стал в середине XIII в.   обломок  былой   «Анжуйской   империи» — английская Гасконь.