ГЛАВА  III

ПЕРИОД  РАЗДРОБЛЕННОСТИ

(1287—1531)

1. Закат Пагана

Монголы, оккупировавшие Паган, не собирались оста­ваться там навсегда. Как некогда войска Наньчжао, мон­гольские отряды ушли на север, и одной из решающих причин этого отступления были жара, влажность и бо­лезни.

Перед уходом монголы решили разделить Бирму на две провинции. Одна из них, с центром в Тагауне, под названием Чинмян была создана еще в 1284 г. Вторая, Мянчжун, была организована южнее, и центром ее стал Паган. Провинция Мянчжун с самого начала мыслилась как вассальное государство с послушным монголам ца­рем. Таким царем стал единственный из переживших ме­ждоусобную войну на юге принцев паганской династии — Клаква, занимавший пост дала-сукри (правителя) юж­нобирманского города Дала. Приняв тронное имя Руйнасьян, он вступил на престол 30 мая 1289 г.

Утвердив таким образом власть Хубилая в Бирме, монголы ушли из страны, переложив заботы по управле­нию провинцией на плечи Руйнасьяна. Перед ним немедленно встала проблема поиска союзников, которые могли бы поддержать его в борьбе с многочисленными князья­ми, губернаторами и вождями, претендовавшими на не­зависимость или на господство во всей стране.

Союзниками его, а вскоре и господами стали три «шанских брата» — Асанкхья, Раджасанкрам и Сихасура, которые ко времени падения Пагана захватили конт­роль над большинством каруинов в долине Чаусхе.

Кажущийся парадокс — шанская власть в родовом центре бирманцев — объясняется тем, что уже в середине [64] XIII в. шаны проникают в долину, но не как враги, а как вассалы и союзники: из них состояли в значительной части войска последних паганских царей. Нехватка зе­мель, находившихся в распоряжении последних паган­ских царей, привела, очевидно, к тому, что им приходи­лось платить за службу, раздавая родовые земли царско­го домена, каруинов в долине Чаусхе. К 1260 т. относится упоминание о шанском поселении в каруине Мьинсавн. Именно там нашел убежище один из шавоких вождей, направивший своих сыновей на обучение ко двору Кансу III. Воспитанные в Пагане, они отличались от горных шанов. Они были буддистами, отлично умели разбирать­ся в сложных интригах паганского двора и вряд ли отли­чались от других знатных придворных. К тому же у них, как и у бирманской знати, была своя база в каруинах, что ставило их в весьма привилегированное положение. К концу царствования Кансу III относится надпись, в которой о трех братьях говорится уже как о царских министрах, аматах.

Во время боев с монголами и последовавшей анархии в стране братья возвратились в Чаусхе. Здесь, опираясь на шанских поселенцев, они начали округлять свои вла­дения. К 1289 г. один из них был владельцем Мьинсайна, другой правил каруином Меккаи, третий — каруином Пинле. Руйнасьяну, посаженному на трон монголами (очевидно, не без помощи шанских братьев), ничего не оставалось, кроме как утвердить за братьями права на владение этими ключевыми районами Чаусхе. И есть ос­нования полагать, что к 1290 т. они уже практически вла­дели всей долиной (население которой, впрочем, продол­жало оставаться в основном бирманским), тогда как Руй­насьяну подчинялись лишь шесть каруинов Минбу, эко­номически значительно уступающих долине Чаусхе.

Нельзя сказать, что переход власти в долине Чаусхе в руки шанов был безболезненным и бескровным. Изве­стно, что еще в 1299 г. бирманский князь Сирираджа (имя явно тронное) продолжал войну с шанами в этой долине. Однако бирманцы были временно расколоты и разобщены. На юге правили моны, на севере — монголы и шаны, в центре страны существовала смешанная бирмано-шанская власть под монгольским протекторатом.

История повторялась: тот, кто контролировал каруины, стал править Бирмой. В надписи, относящейся к [65] 1293 г., шанские братья открыто называют себя равными царю Пагана и заявляют, что это именно они заставили уйти монгольскую армию.

Вряд ли подобное положение устраивало Руйнасьяяа. Добившись некоторой консолидации власти в подвласт­ной ему Центральной Бирме, Руйнасьян принялся «екать возможности для подчинения шанских братьев. Это и бы­ло, очевидно, одной из причин его путешествия в Пекин, ко двору монгольского императора: он просил помощи.

Аудиенция в Пекине состоялась 20 марта 1297 г. А в надписи, относящейся к 17 декабря того же года, о нем говорится как о царе, свергнутом с престола. Немедлен­но по возвращении из Пекина Руйнасьян был арестован и сослан в Мьинсайн, вотчину шанских братьев. В тече­ние еще года монголы продолжали считать его царем Пагана, так как братья правили от его имени. Наконец 10 мая 1299 г. Руйнасьян был убит по приказанию Асанкхьи, и братья передали престол следующей марио­нетке — сыну Руйнасьяна Сохни.

Любопытно отметить, что сами шанские братья на паганский престол не претендовали, а старались в каче­стве ширмы использовать представителей паганской ди­настии, еще пользующейся авторитетом среди бирман­цев — основного населения среднего течения Иравади.

Соперник Сохни, его брат Кумаракассапа, бежал в Китай, где уже шли приготовления к карательной экспе­диции против непокорных братьев. Пока существовала провинция Мянчжун, вопросом престижа было сохране­ние в ней власти монгольского двора, и судьбой паганского царя — наместника императора — никто, кроме монголов, не должен был распоряжаться.

В 1300 г. монголы провозгласили Кумаракассапу ца­рем Бирмы и отправили домой, дав ему в помощь кара­тельный отряд. Отряд без труда достиг Пагана и захва­тил его. Сохни бежал к братьям в Мьинсайн. Как уже го­ворилось, Паган был легкой добычей для любой армии — он не был обнесен стенами и приспособлен для обороны. Мьинсайн же, как и другие центры каруинов, был кре­постью.

Кумаракассапа занял престол в Пагане, во второй раз за 15 лет разгромленном и разграбленном монголами и полностью потерявшем свое значение. Но когда монголь­ские войска ушли в Чаусхе, чтобы покарать братьев и [66] второго царя Пагана, Кумаракассапа присоединился к монголам, ибо не чувствовал себя в безопасности в Па­гане.

В начале 1301 г. монголы осадили Мьинсайн и в те­чение трех месяцев старались взять его, но безуспешно. Братья хорошо подготовились к обороне, а стены Мьин-сайна были крепки и надежны. Монгольские солдаты страдали от жары (весна — самое жаркое время года в Бирме) и болезней. Плохо было с продовольствием и во­дой. Наконец монгольский командующий согласился на большой выкуп, предложенный братьями, и, сняв осаду, ушел на север, спасая свое войско. С ними вместе ушел и Кумаракассапа.

Больше монголы в Бирме не появлялись.

Узнав о бесславном конце экспедиции в Бирму, импе­ратор приказал казнить командующего и всех офице­ров армии: уж очень велик был ущерб, нанесенный монгольскому престижу. Судьба Кумаракаосапы неиз­вестна.

Чтобы обезопасить себя от дальнейших репрессий со стороны монголов, шанские братья отправили в Пекин посольство с данью и признали власть императора. Тот предпочел удовлетвориться данью и признал Сохни, вер­нувшегося на свой номинальный трон в Пагане.

Признав де-факто власть шанских правителей в Бир­ме, монголы упразднили в 1303 г. провинцию Чинмян в Верхней Бирме. Провинция Мянчжун была упразднена еще ранее. Бирма была предоставлена сама себе.

Сохни царствовал в Пагане до 1325 г. Ему наследо­вал его сын Уккана V (1325—1369). После 1369 г. ника­ких упоминаний о паганских царях не встречается. О них не было бы известно и ранее, если бы они не оставили несколько надписей религиозного содержания, сообщений об освящениях пагод и праздничных церемониях. Эти ца­ри были скорее хранителями традиций, курьезом даже в Бирме XIV в. Они ничем не управляли и никому не угро­жали. Только этим и ненужностью Пагана ни одному из князей Бирмы можно объяснить столь долгие периоды пребывания царей на паганском престоле, тогда как мало кто из князей, участвовавших в борьбе за власть, удер­живался на бурной поверхности более двух-трех лет. Возможно, последние правители Пагана имели некоторое религиозное, церемониальное значение, подобно последним [67] багдадским халифам. Их извлекали из забвения по большим праздникам и включали в торжественные про­цессии.

2. Пинья и Ава

Паган не мог возродиться в первую очередь по эконо­мическим причинам. В Бирме, разделенной на несколько независимых и враждующих княжеств, не было и речи о международной торговле, обширном ирригационном или ином крупном строительстве. Князь, занявший престол в Пагане, кроме звания паганското монарха, не получал ровным счетом ничего.

Мьинсайн — основная столица шанских братьев — находился в стороне от Иравади и был неприемлем в ка­честве центра крупного государственного образования. Поэтому вскоре после смерти в 1310 г. старшего из брать­ев два оставшихся в живых — Сихасура и Раджасанкрам — перенесли (в 1312 г.) столицу в город Пинья на Иравади, неподалеку от Чаусхе. Тремя годами позже младший сын Сихасуры, Асанкхья, основал самостоятель­ное княжество с центром в Сагайне (ныне Сикайн), ниже по Иравади, на правом берегу реки.

Таким образом, Центральная Бирма еще при жизни последних сидевших в Пагане царей была поделена ме­жду двумя ветвями шанского рода. Однако население этих мест по-прежнему было в основном бирманским, и правивших здесь шанов можно рассматривать как бир­манских властителей, тем более если учесть, что их от­ношения с северными шанскими княжествами были враж­дебными.

Нет нужды перечислять часто сменявшихся на пре­столах Сагайна и Пиньи князей (царями их вряд ли мож­но назвать, несмотря на то что в надписях, дошедших до нас, они именуют себя не менее торжественно, чем одно­временные им правители Пагана). История этих кня­жеств представляется цепью интриг, войн, узурпации, в которых враждующие стороны имели обыкновение приг­лашать на помощь северных шанов, опустошавших и без того разоренные земли.

В хрониках Пиньи говорится о больших нашествиях шанов в 1359 и 1362 гг. Последнее из нашествий настоль­ко разорило Пинью, что княжество полностью потеряло [68] значение и до 1368 г. находилось под властью северных шанов.

Княжество Сагайн также просуществовало недолго. Столица его была окончательно сожжена и разграблена шанскими племенами в 1364 г. Последний князь Сагай­на, Ман План, был убит, часть населения бежала в ле­са, часть, вместе с пасынком Ман Плана князем Манпхья, известным по хроникам под именем Тадоминья, от­ступила к местечку Ава на противоположном берегу Ира­вади. Там было основано новое княжество, которое, по мысли Тадоминьи, патриота Бирмы и личности весьма незаурядной, должно было стать центром всей Бирмы.

Тадоминья всеми своими действиями подчеркивал, что он является чисто бирманским властителем, ведущим свой род от правителей легендарного Тагауна. Надписи, составленные в Аве в годы его правления, написаны на чистом бирманском языке. Потомок шанов возглавил борьбу бирманцев против засилья шанов, поставив целью возрождение истинной Бирмы. Один из его полководцев, Асанкхья (часто встречающееся в средние века шанское имя), подчинил власти Авы Пинью и Мьинсайн. Шаны были оттеснены также из Сагайна. Вскоре Тадоминья по­гиб в результате заговора, но его политику продолжил наиболее известный из правителей Центральной Бирмы того периода Минджи Свасоке (1368—1400). Сравни­тельно долгое правление этого князя, известного в надпи­сях под именем Тряпхья III, дало основание современни­кам называть его Сактаврхан, что значит «долгожитель».

С его вступлением на престол Средняя Бирма снова становится единым целым и вступает в борьбу за овладе­ние всей территорией бывшего Паганского царства. От­носительное спокойствие в Средней Бирме в период пра­вления Тряпхья III позволило возродиться бирманской литературе и искусству. Именно в это время были напи­саны некоторые ранние бирманские хроники и началось обширное строительство в столице государства — Аве.

3. Государство Таунгу

Объединение Средней Бирмы под властью Авы не означало восстановления Паганского царства. К тому времени, когда Ава стала центром Средней Бирмы, другие [69] государства, возникшие на территории бывшего Паганского царства, настолько укрепили свою самостоятель­ность, что борьба с ними не могла принести немедлен­ных результатов. Одним из этих государств было Таунгу.

В 1280 г. на вершине холма (таун-гу) на берегу реки Ситаун было построено небольшое укрепдение для защи­ты от набегов каренов. После падения Пагана этот насе­ленный пункт оказался в стороне от основных путей, по которым проходили враждующие армии, уделявшие ос­новное внимание борьбе за богатые районы долины Ира­вади. К нескольким бирманским семьям, бежавшим из Пагана после его захвата монголами, присоединялись все новые беженцы. Вскоре сюда переселились и те бир­манцы из Чаусхе, которые были вытеснены сторонниками шанских братьев. Образовавшееся в Таунгу княжество в первое время не привлекало к себе внимания воинствен­ных соседей. Стены крепости позволили отразить нападе­ния каренов, а рисовые поля в долине Ситауна обеспечи­вали население продовольствием.

Каждый набег шанских племен на Пинью и Сагайн вызывал новую волну беженцев в Таунгу, слух о кото­ром все шире распространялся среди бирманцев. Наконец в 1347 г. правитель Таунгу Тинкхаба выстроил настоящий дворец и принял царский титул. Сила Таунгу возросла после падения Пиньи и Сагайна, когда население княже­ства резко увеличилось за счет беглецов из долины Ира­вади. Правитель Таунгу Тонну Ман посетил священные места в Пагане, и его жена велела выбить там надпись, в которой говорилось, что правители Таунгу кормили умирающих от голода беженцев и спасли многих людей.

Минджи Свасоке, стремившийся к воссоединению Бирмы под властью Авы, должен был лишить независи­мости Таунгу, претендовавшее на роль центра Бирмы, тем более что правители Таунгу, понимая неизбежность столкновения с Авой, пошли на союз с монами. Минджи Свасоке смог найти в самом Таунгу силы, стоявшие за объединение всех бирманцев против монов и за вхожде­ние Таунгу в состав Авы. Противившийся этому царь Таунгу был в 1377 г. убит, и Таунгу на время стало ча­стью Авского государства. [70]

4. Борьба Авы с шанскими княжествами

Отношения Авы с шанскими собвами (князьями) в течение второй половины XIV в. были весьма сложными и напряженными. Если ранее правители Сагайна и Пиньи часто заключали союзы с тем или иным шанским племе­нем (что приводило в результате к разорению и врагов и союзников шанов), то с образованием Авского государ­ства положение изменилось. Минджи Свасоке понимал, какая опасность исходит от шанов, племенные союзы ко­торых постепенно превращались в государства как в Сиа­ме, так и в Северной Бирме и Ассаме. Первые из них были созданы еще в начале XIII в.: Могаун к северу от Бамо, Ахом в Ассаме, Чиангмай, Сукотаи и Утонг в Сиаме.

Шанские княжества расположились буквально на по­роге владений авских государей, и, если бы они объеди­нились, Ава вряд ли бы смогла устоять. Поэтому борьба против создания единого фронта шанов стала одной из основ политики Минджи Свасоке и его преемников на престоле Авы.

Активность шанских княжеств подчеркивалась тем, что одновременно с их образованием шла усиленная миг­рация шанских племен на юг, в долины Менама и Ира­вади. Этот процесс был столь очевидным, что монские хроники, говоря о войнах с Минджи Свасоке, называют бирманцев «шанами», не различая пришельцев с севера и не учитывая, что не монам, а именно бирманцам при­шлось выдержать наиболее сильный натиск шанов. Но если на востоке шаны сумели занять практически всю долину Менама и создать в 1360 г. Сиамское государство со столицей в Аютии (оттеснив в горы монов и сильно урезав земли кхмеров), то Ава и ее предшественники — княжества Пинья и Сагайн смогли остановить продвиже­ние шанов к югу и локализовать их в горных районах Северной Бирмы. Это, в свою очередь, не позволило шанам достичь в Бирме того уровня социального развития, который оказался доступным переселившимся в долину Менама их собратьям в Сиаме.

Примером политики бирманцев в XIV в. может слу­жить известная по нескольким хроникам реакция двора Минджи Свасоке на войну между княжеством Кале в верховьях Чиндуина и шанским княжеством Мохньин в [71] округе Ката. Этот конфликт начался в 1371 г., и оба кня­зя обратились к Аве с просьбой о помощи. Хроники уве­ряют, что первый министр Авы сказал тогда: «Ни на что не соглашайся, царь. Дай им передраться и истощить друг друга в войне. Потом ты сможешь обоих взять голыми руками». Минджи Свасоке отказался помочь княжествам. Очевидно, Минджи Свасоке, искусно лавируя, и в самом деле на некоторое время обезопасил себя от на­падений шанов. Но вскоре до шанов дошли слухи о собы­тиях в Китае, и это резко изменило обстановку на границе.

До 1368 г. — года падения господства монголов в Ки­тае — цари Авы могли до какой-то степени координиро­вать свои действия с Пекином, который также был заинтересован в том, чтобы держать в уезде воинственные племена. В 1368 г., после антимонгольского восстания, на престол взошла династия Мин, и в течение нескольких лет Китай не мог контролировать южные границы, так как в нем полыхала междоусобная война, причем именно на юге Китая, в Юньнани, дольше всего держались монго­лы, готовые на союз с кем угодно, лишь бы не потерять власти.

Шанские княжества воспользовались этой ситуацией и в течение десяти лет — с 1373 по 1383 г. — шаны из Мохньина и других княжеств беспрестанно совершали набеги на Бирму.

Аву спасло то, что в те годы она не воевала с монами: еще действовал договор о границах между государством монов и Авой, заключенный с царем монов Бинья У. Борьбу на два фронта Ава не смогла бы выдержать. Шанские владения охватывали Аву полукольцом. В их руках находились верхнее течение Иравади, Чиндуин и тары Восточной Бирмы вплоть до Таунгу.

В 1383 г., узнав, что китайцы подавили в Юньнани последние опорные пункты монголов, Минджи Свасоке направил в Китай послов с просьбой о помощи против общего врага. Китайский наместник Юньнани дружелюб­но встретил бирманских послов и от имени императора признал царя Авы правителем Бирмы. В его распоряже­нии были значительные военные силы в шанских землях, и потому он смог «приказать» князю Мохньина воздер­жаться от набегов на Аву. Однако через несколько лет, в 1393 г., князь Мохньина вновь пошел войной на Аву. На [72] этот раз оправившиеся от набегов бирманцы сумели раз­громить шанов и обезопасить на несколько лет свои се­верные рубежи.

Эта передышка была крайне необходима Минджи Свасоке, так как вскоре началась сорокалетняя война с монами, пережившая и самого Минджи Свасоке, и его сына, и двух монских царей и приведшая к еще больше­му разорению Бирмы и ослаблению как Авы, так и мо­нов.

5. Монское государство в конце XIII — начале XV в. Война Авы с монами

Монское государство было возрождено за несколько лет до падения Пагана. Отделение монов связано с име­нем Вареру, мелкого торговца из-под Татона. С его дея­тельностью связано не только возрождение независимого монского государства, но и появление в бирманской исто­рии Сиама — вначале царства Сукотаи, а впоследствии объединенного государства, которое претендовало на часть бирманской территории и войны с которым продол­жались в течение нескольких веков.

Если верить сиамским хроникам, Вареру начал дея­тельность при дворе правителя тайского царства Суко­таи, где стал фаворитом царя Рамкамхенга и даже по­дарил тому белого слона — первого белого слона (впо­следствии ставшего символом царской власти в Сиаме), о котором упоминается в тайских источниках. В 1281 г. Вареру (возможно, с помощью Сукотаи) становится хо­зяином Татона и Мартабана и заключает союз с правителем Пегу Тарабьей. К 1287 г. они полностью очистили юг вплоть до Прома (ныне Льи) и Таунгу от бирманских войск.

Следующим этапом борьбы за власть на монском юге было соперничество между недавними союзниками. Тарабья пытался захватить Вареру, устроив засаду, но Ва­реру удалось избежать ловушки и убить Тарабью. Царь Сукотаи признал Вареру правителем всего юга Бирмы. Через несколько лет Вареру смог отразить нападение шанских братьев; после этого в течение десятилетий у монского государства, пользовавшегося покровительст­вом Сукотаи, не было серьезных противников. Бирман­ские княжества Пиньи и Сагайна были слабы, и все силы [73] отдавали борьбе с шанами Севера и между шбой, а Таун-гу еще не представляло достаточной силы, чтобы вме­шаться в борьбу за власть в Бирме.

После смерти Вареру в 1296 г. престол в монском го­сударстве неоднократно переходил из рук в руки (за один только 1331 г. на монском престоле сменилось три царя). Монское государство было ослаблено неурядицами; тем не менее моны смогли после смерти в 1318г. Рамкамхенга, сыновья которого вскоре растеряли большинство вла­дений, добиться полной независимости от Сукотаи. В те­чение еще трех десятилетий, пока в Сиаме не было соз­дано государство Аютия, суверенитету монов сиамцы не угрожали.

Когда же в 50-х годах XIV в. сиамцы вновь появились на юге Бирмы, там правил энергичный царь Бинья У (1353—1385), который смог отразить нападения сиамцев и сохранить большую часть территории государства, за исключением столицы — Мартабана, занятого сиамцами в 1363 г. После этого Бинья У перенес столицу в Негу, где она и оставалась до 1539 г.

Бинья У вел обширное храмовое и монастырское строительство. Сильно разросся в те годы и город Пегу. Большие торговые корабли не могли подходить к нему из-за недостаточной глубины Ситауна, однако он был крупным перевалочным пунктом, и торговцы вновь нача­ли селиться в Пегу, постепенно становившемся для ино­странных купцов и путешественников синонимом Бирмы вообще.

Основная угроза независимости Пегу исходила не с востока, со стороны сиамцев, и не с северо-востока, от­куда совершали набеги шанские и каренские племена, а со стороны Авского царства, объединившего Среднюю Бирму я искавшего выхода к морю. Угроза эта появилась уже в середине 70-х годов, когда к Аве было присоедине­но княжество Таунгу. Особенно реальной она стала пос­ле смерти в 1385 г. Бинья У, которому наследовал его сын Разадари (1385—1423).

Вступление Разадари на престол не обошлось без ме­ждоусобной борьбы среди монов. Потерпевший пораже­ние в этой борьбе дядя Разадари Лаукпья бежал к авскому двору и предложил Минджи Свасоке вассалитет монского государства при условии, что тот поможет ему захватить власть в Пегу. [74]

Война затянулась на много лет и продолжалась при преемнике Минджи Свасоке — Минкхауне (1401—1422). Только со смертью последнего бирманцы отказались от попыток подчинить монское царство, которое умело ис­пользовало в войне с Авой араканцев, шанов и каренов, так что бирманцы, еще в начале этой «сорокалетней вой­ны» захватившие Пром, так и не смогли продвинуться южнее.

6. Внутреннее положение Бирмы в XIV—XV вв.

Ко времени окончания войны с монами трудно было найти в Бирме деревню или город, не переходивший не­сколько раз из рук в руки. Южная Бирма испытала не­однократные нашествия как монских, так и бирманских армий, Северная и Центральная Бирма видела не только монголов и шанов, но и была ареной столкновений между бирманскими княжествами. Население Бирмы уменьши­лось в несколько раз, поля были заброшены, многие кре­стьяне угнаны в рабство.

По сравнению с теми странами, которые подверглись длительной монгольской оккупации, Бирма, казалось бы, находилась в лучшем положении. Хотя монголы дважды проходили с мечом по Бирме, они оба раза сравнительно быстро покидали ее. Однако и этих походов оказалось вполне достаточно. Подорвав устои бирманской государственности, монголы нарушили нормальный процесс ее развития. Это не было сознательным актом, но уничто­жение основы экономики восточной деспотии — ирригационной системы — и сложного бюрократического аппа­рата, заставлявшего крутиться колесо государственной машины, было тяжелым испытанием. По обессилев­шей стране прокатились бесконечными волнами набеги шанских племен, каждый из которых разрушал и без то­го подорванное хозяйство страны. Даже монастыри не избегли разрушений: шаны в большинстве не были тог­да буддистами и религия не мешала им разрушать паго­ды и убивать монахов.

Несколько лучшим положение монастырей было в тех местах, куда реже доходили отряды шанов. Монастыри старались поддерживать хозяйство и в периоды спокой­ствия становились теми центрами, вокруг которых возрождалась [75] жизнь. Поняв это, цари Авы вернулись к по­литике раздачи земель монастырям, которые обладали рабочими руками, ибо в них жили не только монахи, но и множество крестьян, предпочитавших убежище монастыря невзгодам и превратностям жизни вне их стен.

Впрочем, на этот раз цари пошли на своего рода хит­рость: монастыри получали преимущественно заброшен­ные земли. Вот что говорит одна из надписей авского пе­риода (1386): «Великий царь, опасаясь несчастий самсары, спросил у монахов монастыря Панклей... и дал 1500 пеев земли (пей=0,7 га. — Авт.)... Так как эти земли бы­ли разорены китайцами, то они заросли джунглями». Таким образом, монахам отдавалась земля, которую ни­кто не обрабатывал в течение ста лет после нашествия монголов.

В период относительного спокойствия в пределах Авы монастыри играли весьма важную роль в подъеме эконо­мики страны. Монахи, в первую очередь лесные братья, не отказывались от заброшенных земель, и возвращение их в фонд обрабатываемых до какой-то степени помога­ло бороться с голодом, часто посещавшим Центральную Бирму.

Возрождение заброшенных земель представлялось бирманцам настолько важной и насущной задачей, что даже сами цари старались подавать в этом пример. Над­пись, относящаяся к началу XV в., говорит, что «царь был справедлив и он расчищал зеленые, поросшие джунглями земли ради богатства своей страны. Сказав, что он и сам будет пахать эту землю, царь с царицей... приехал и ос­тановился в месте, называемом Танкли». Совместными усилиями центральной власти и лесных монахов, кото­рые стали к этому времени крупнейшей религиозной си­лой в Бирме, в ходе «операции», описываемой в этой над­писи, было расчищено более 2 тыс. га земли.

С готовностью раздавая монастырям заброшенные земли, цари Авы ревниво оберегали немногочисленные обрабатываемые земли, оставшиеся в их распоряжении. Несмотря на явно улучшившиеся отношения с буддий­скими монастырями, цари не упускали случая оспорить право монастырей на владение хорошими, дающими до­ход землями. Иметь какой-то земельный резерв было со­вершенно необходимо, так как войско — основная сила, [76] удерживающая царя на престоле, — требовало даров землей и людьми. К 1386 г. относится судебный процесс монастыря против царя Авы, подарившего своим воена­чальникам монастырскую землю. Любопытно, что это была та же самая земля, которую безуспешно старался отнять у монахов Имто Сьян еще в середине XII в. И на этот раз царь проиграл тяжбу: на стороне монастыря выступили крупные сановники, включая даже царицу Авы. Царь был вынужден обратиться к войску: «Мы вер­нем старые дары, а вы получите новые».

Буддийская церковь в эти годы бедствий и войн оста­валась большой силой не только экономически — мона­стыри были последним оплотом отчаявшихся людей, пос­ледним хранилищем знаний и искусства Бирмы. Мало что строилось в Бирме в XIV в., каменное же строитель­ство почти целиком сводилось к пагодам. На храмы, по­добные паганским, не было средств ни у царей, ни у вель­мож, ни у самой церкви. Но пагоды строились, и немало их осталось с XIV в. на берегах Иравади в Сагайне, Пинье, Аве...

7. Борьба Авы с шанами в первой половине XV в.

Первая половина XV в. помимо затянувшейся войны с монами, когда войска враждующих сторон каждый су­хой сезон устремлялись в набег на территорию врага, характерна и постоянными столкновениями с шанами, кото­рые, сдерживаемые на севере китайской пограничной стражей, нападали на более слабого южного соседа. И как бы ни изощрялись авокие правители, натравливая шанских собв друг на друга, обращаясь за помощью к китайцам, заключая сепаратный мир то с одним, то с дру­гим князем, роднясь с ними, стоило бирманцам выступить на юг, с севера шли угрожающие слухи о том, что собва Мохньина или Тинни собирает войско.

Царь Тряпхья IV (Минкхаун), описывая в надписи от 1403 г. свои владения, говорил, что они простираются до земли шанов на востоке, земель мо-шанов и нага на севере и северо-востоке, индийских земель на западе и зем­ли монов на юге. Ава находилась в кольце врагов, осо­бенно если учесть, что под индийскими землями подразумевались часто владения араканского царя. [77]

В XV в. основными врагами Авы стали шаны. Моны с начала «сорокалетней войны» сами находились в оборо­не, и их походы на Аву, в которых они даже осаждали бирманскую столицу, были скорее местью за нападения бирманцев. Аракан вступал в борьбу в Бирме только в тех случаях, когда его заставляли сделать это союзни­ки — моны или бирманцы. Шаны же стремились вы­рваться из гор и переселиться в богатые долины, и, когда на их пути вставала вооруженная сила, война станови­лась беспощадной и упорной.

Новая вспышка этой войны относится к 1406 г., когда Тряпхья IV, воспользовавшись столкновением междукня­жествами Мохньин и Кале и видя, что Мохньин побежда­ет, бросил против него свое войско. Столица княжества была взята, сам собва и его сын были убиты. Так как этот поход бирманцев не был согласован с китайцами, то они послали в Аву протест, который, однако, поступил уже после разгрома Мохньина.

После 1406 г. набеги шанов не прекратились. Во гла­ве шанских княжеств встал собва Тинни, который совер­шил крупный поход против Авы в 1413 г. В 1414 г. набег повторился; третий, самый опасный шанский рейд отно­сится к 1415 г.

Все эти нападения были отбиты бирманцами и теми из шанских княжеств, которые предпочли занять сторону Авы.

Настойчивость собвы Тинни, снова и снова собирав­шего войско, объяснялась не столько желанием отомстить за своего родственника, собву Мохньина, сколько откры­той поддержкой царя монов Разадари. Моны помогали шанам деньгами, оружием, обещали богатейшую добычу и северные провинции Авы в случае победы над бирман­цами.

Дипломатия Разадари принесла плоды. В 1415 г. в его руках оставались только Негу и Мартабан, все ос­тальные монские земли были оккупированы бирманцами. Но когда шаны стали угрожать самой Аве, Тряпхья IV был вынужден отозвать с юга своего сына с лучшими ча­стями для защиты столицы. Шаны были отогнаны в горы, но моны смогли оправиться от поражения, и бирманцам уже не удавалось настолько приблизиться к победе, как в 1415г.

Вскоре после смерти Тряпхья IV Аве пришлось пережить [78] критические годы. Следующий авский царь погиб в 1426 г., через четыре года после вступления на престол, попав в засаду, устроенную шанами. Виной тому была, если верить хроникам, его жена — шанская принцесса. В данном случае дипломатический брак принес выгоду только одной стороне — шанам.

Убив царя, шаны ворвались в Аву, разграбили ее и посадили на престол своего ставленника. Однако торже­ство, шанов было недолгим. На выручку Аве пришел бирманский князь Пиньи, представитель рода Сихасуры, правившего там в XIV в. Этот князь, занявший престол в Аве в 1426 г. и известный в хрониках под именем Мохньинтадо, правил до 1439 г.

Правление Мохньинтадо было очень трудным. Каза­лось, в Бирму вернулись времена XIV в., когда в стране не было ни одного достаточно крупного государства, вокруг которого могли бы объединиться бирманцы. Шаны не переставали нападать на Аву, и царю даже приходи­лось оставлять свою столицу, скрываясь от набегов на юге. В 1430 г. полностью отделился Аракан, над которым до тех пор удавалось хотя бы периодически устанавли­вать контроль. В периоды затишья царь предпринимал попытки восстановить хозяйство страны. Надписи сооб­щают, что он ездил по деревням, приказывал обрабаты­вать заброшенные земли, сам принимал участие в этом и даже его любимая жена Млок Мипхура не чуралась кре­стьянской работы.

Курьезное событие тех времен — попытка замены ле­тосчисления — ярко демонстрирует отчаяние, в котором находились бирманцы. Беспристрастная надпись расска­зывает, как в 1438 г. царь собрал всех «принцев, прин­цесс, царских внуков, царских друзей, царских родствен­ников, знатных людей, офицеров и солдат, монахов и брахманов», роздал все свое имущество, включая белый зонт, и, ввиду того что наступил 800 год эры Сакарак (начавшейся в 638 г., во времена пью), заявил, что ста­рая «знаменитая, трудная и неповторимая» эра окончи­лась. Царь провозгласил наступающий год первым годом новой, счастливой эры. Но даже эта попытка обмануть небо не удалось. Во-первых, эра оказалась не такой сча­стливой, как надеялись, во-вторых, она не прижилась, и, если бы не надпись, никто и не знал бы о ее изобрете­нии. [79]

8. Социально-политическая структура Бирмы в XIV — XV вв.

После гибели Паганского царства в Бирме, разделен­ной на множество уделов, наблюдалась картина, весьма напоминающая европейское средневековье. Даже если не брать в расчет небирманские районы страны, собственно Бирма раскололась на три княжества — Пинью, Аву и Таунгу. При этом определенная доля самостоятельности оставалась как у Пагана, так и у Прома.

Впоследствии, с объединением Центральной Бирмы под властью Авы, картина взаимоотношений внутри стра­ны мало в чем изменилась. Если во времена Паганского царства владение туиком или провинцией не было наслед­ственным, а скорее носило характер должности, которая могла меняться несколько раз в жизни сановника, то по­следующие цари и князья не были настолько сильны, что­бы отнять у чиновника или офицера пожалованную ему землю. Земли отдавались в кормление и становились на­следственным владением семьи.

Система вассалитета представляла лестницу, на верхней ступени которой находились принцы и царицы. Последние раньше носили такие титулы, как «царица Изумрудного дворца», «царица юга», «царица Серебряного озера» и т. п.; в XIV в. их уже подразделя­ли на «царицу, кормящуюся с Пиньи», «царицу, кормящуюся с Сагайна», «царицу, кормящуюся с Саявати». Так, в 1402 г. царь Тряпхья, подтверждая права васса­лов на земли, передал «славную столицу» Паган в корм­ление своей бабке (это произошло после смерти его мате­ри, кормившейся с Пагана ранее), оставив таким обра­зом Паган в царском домене.

«Кормление» цариц с крупных пунктов государства еще не означало, что царская власть распространялась на зти пункты. Для того чтобы освободить Аву после ее за­хвата шанами в 1426 г., князь Пиньи, очевидно, должен был быть феодалом, имевшим собственное войско и воль­ным этим войском распоряжаться. Подтверждением этой точки зрения может служить перечисление в надписях начала XV в. имен и титулов наиболее знатных людей го­сударства. Если в паганский период эти люди носили звания министров и таких крупных чиновников, как сампьян и калан, то в XV в. они не кичатся придворными [80] титулами и должностями, а предпочитают называть себя «господин Лаккьи», «хозяин Мьюпона», «господин Сунайто» и т. д. Эти князья не пользовались такой властью и влиянием в царстве, как князья Пиньи, Таунгу, Прома, однако все они были полунезависимыми правителями го­родов и областей; по-видимому, к ним относятся слова «царские друзья», встречающиеся в надписи о замене эры Сакарак новой эрой. В паганский период такой соци­альной прослойки не было — царь Пагана имел слуг, а не друзей.

В дальнейшем князья даже в надписях, составленных от имени царей Авы, именуют себя все более гордо. В надписях, относящихся к царствованию Нарапати (1442—1468), они называют себя принцами, князьями и даже царями. Самотитулование царским званием свиде­тельствует о распаде государства, о неспособности цент­ральной власти пойти на обострение отношений с феода­лами. Дальнейший раскол и распадение самого понятия единого царства, столь важного на Востоке, подчеркива­ется и тем, что двое из сыновей Нарапати также имено­вали себя царями: один — «царем» Прома, другой — «царем» Калана (третий сын назвал себя князем, четвер­тый остался на царской службе и стал военачальником). Более того, существует надпись середины XV в., в кото­рой говорится, что царь Нарапати отдал свою дочь за «царя Пиньи» и она стала «царицей Пиньи». «Царями» были и оба брата главной царицы Авы; всего к середине XV в. в Центральной Бирме, осажденной со всех сторон врагами, отрезанной от моря, была добрая дюжина «ца­рей» и множество князей и принцев, каждый из которых претендовал на самостоятельность. В этой обстановке Нарапати решил, памятуя о престиже, принять титул «царя царей» и поставить себя, таким образом, выше ос­тальных «царей» Бирмы.

Экономическая база всего государства, а тем более микроскопических «царств», была предельно сужена де­сятилетиями беспрерывных войн. Царям и царькам не оставалось иного выхода для поддержания своего суще­ствования, кроме продолжения войн, ибо государства в большой степени жили военной добычей. Но после окон­чания войн с монами — основных источников поступле­ния рабов и трофеев, после отпадения Аракана остава­лись только шаны. Шаны были бедны и воинственны, походы [81] на них были кровопролитными и невыгодными; как уже отмечалось, чаще приходилось от шанов оборонять­ся, чем нападать на них. За неимением внешних источни­ков добычи взоры царьков обращались внутрь страны, на соседей. И царьки воевали друг с другом, грабили друг друга, восставали против царя Авы, обращались за по­мощью к шанским князьям, облегчая последним нападе­ние на долины Бирмы.

Рабство, не очень привившееся в Бирме в паганские времена, когда рабы употреблялись в основном в домаш­нем и монастырском хозяйстве, не могло распространить­ся и в XIV—XV вв. хотя бы в силу того, что не было самих рабов — источники их, победоносные войны, были недо­ступны Бирме. К тому же экономика Бирмы не испыты­вала в рабах большой потребности. Если даже в XI — XIII вв. грандиозное строительство осуществлялось в ос­новном свободными крестьянами, для которых строитель­ные работы и заготовка материалов были повинностью, то в XV в. строительство практически не велось.

В надписях XV в. по-прежнему упоминаются асаны —  свободные крестьяне. Очевидно, в это время сохранилась сельская община, выделявшая из своей среды посредни­ков для улаживания отношений правителями. В надписях того времени встречаются должности, которых нет в паганских надписях: асан какса (староста деревни), асан сукри, асан рва сукри и даже «асан, правящий зем­лей». Таким образом, крестьянство в Бирме в период ме­ждоусобиц противостояло общинами или близкими ей коллективами многочисленным врагам и угнетателям.

К XV в. относятся первые дошедшие до нас памятники бирманской поэзии; в 1509 г. стихотворение бирманского поэта Махасилавамсы было выбито на камне.

9. Захват Авы шанами

В правление Нарапати Авское государство в союзе с Китаем вело успешную борьбу против шанов. Шаны, один из собв которых, Тонганбва, мечтал возродить могущественное Наньчжао, угрожали южным границам Китая и полностью перекрыли торговые пути на юго-запад. В 1442 г. китайцы разбили Тонганбву, и он бежал снача­ла в княжество Мохньин, а затем, спасаясь от китайской [82] армии, в княжество Кале, которое именно в этот момент находилось в состоянии войны с бирманцами. Когда бир­манцы захватили столицу Кале, в руки им попал не толь­ко местный правитель, но и его гость — сам Тонганбва.

Шаны очутились меж двух огней. К 1445 г. бирманцы успели раньше китайцев покорить шанские племена на севере Бирмы; когда же они столкнулись с наступавшими с севера китайскими войсками, потребовавшими выдачи Тонганбвы, то дали им бой, в котором китайцы были раз­биты. Об этом свидетельствуют надписи — наиболее важ­ный документ эпохи.

Надписей, рассказывающих о дальнейшем развитии бирмано-китайских взаимоотношений того периода, не со­хранилось, но хроники уверяют, что китайцы собрали но­вую армию и подошли к Аве. Тогда Нарапати согласился выдать шанокого князя, но тот, чтобы не попасть к китай­цам, кончил жизнь самоубийством. С китайцами был за­ключен мир, и их войска даже помогли бирманскому ца­рю разгромить одного из восставших вассалов, князя го­рода Яметин, и поддерживающую его коалицию феода­лов.

В очередной раз номинально признав верховную власть Китая, Ава получила взамен этого южную часть княжества Мохньин. Однако просьбы Нарапати и его преемника Сихасуры о передаче всего Мохньина не были удовлетворены китайцами, не желавшими усиления Авы. Вскоре оправившиеся от разгрома шаны с новыми силами взялись за набеги на Аву, и авские правители конца XV— начала XVI в., не способные установить мир даже внутри Бирмы и полностью зависящие от того, какая коалиция бирманских феодалов их поддерживает, начали отсту­пать под напором шанов. Уже в 1507 г. бирманцы были вынуждены пойти на унизительный договор с Мохньином, по которому Ава лишилась части своей территории. В 1527 г. шаны взяли и разграбили Аву, ее последний царь-бирманец был убит; китайские войска, введенные в Северную Бирму, не смогли помешать разгрому Авского царства.

На престоле в Аве утвердились шанские вожди, од­ному из которых бирманские хроники приписывают сло­ва: «Бирманские пагоды не имеют ничего общего с рели­гией — это просто сундуки с драгоценностями». Подоб­ные заявления «язычника» были открытым призывом к [83] уничтожению «сундуков» и разрушению буддийских свя­тынь. Бирманские хроники, описывающие годы шанского владычества, полны устрашающих описаний издева­тельств, грабежей и убийств. Даже монастыри, до тех пор остававшиеся нетронутыми островками в море войн, бы­ли разграблены и сожжены. Кто только мог, бежал из Авского царства. Наиболее известным был путь на юго-восток, в княжество Таунгу — извечный приют бирман­ских беженцев.

После того как прошел угар завоевания, шанские князья, занимавшие престол в Аве, несколько умерили свои воинственные наклонности. Вступивший на престол в Аве в 1546 г. шанский князь Мобье Нарапати принял буддизм и даже построил пагоду. Воздействие хоть и по­коренного, но более развитого народа начало сказывать­ся уже через несколько лет после падения Авы.

Итак, в 1527 г. в Бирме, если не считать откупивше­гося от шанов формальным признанием их власти и сто­явшего в стороне от основных путей княжества Таунгу, не осталось самостоятельных бирманских государств: се­вер и центр страны захватили шаны, на юге процветало монское государство, на западе укрепился независимый Аракан. Однако такое положение не могло продолжать­ся долго. Несмотря на беды последних десятилетий, бирманский народ, уже сложившийся как этническое целое и превосходивший завоевателей не только по уровню раз­вития, но я численно, стремился к независимости.

10. Аракан в XV—XVI вв.

Цари Пагана рассматривали Аракан, населенный род­ственным бирманцам народом (возможно, одним из от­делившихся от бирманцев в ходе миграции племен), как часть Паганского царства. Однако в Аракане всегда был собственный правитель, хотя и вассал Пагана; управляя по мере сил интригами при араканском дворе, паганские цари осуществляли почти постоянный контроль над жизнью Аракана.

Аракан был нужен Нагану не только как вассальное государство, расположенное на побережье Бенгальского залива и поэтому важное в экономическом и политичес­ком отношении, но и с точки зрения религиозней: в Аракане [84] находилась одна из основных святынь, буддистов Бирмы — статуя Махамуни. С Центральной Бирмой Ара­кан был связан хорошей дорогой, построенной в XI в. и пересекавшей араканские горы и джунгли. По этой до­роге шли паломники и торговые караваны.

После падения Пагана правители Пиньи, а затем и цари Авы продолжали считать Аракан своей вотчиной. Однако эта зависимость становилась все более номиналь­ной. Араканцы часто шли на союз с монами и выступали против своего сюзерена, совершая набеги на Централь­ную Бирму. В 1406 г. бирманские войска предприняли поход в Аракан и, свергнув царя Минеомвана, кото­рый бежал в Индию, посадили на престол своего став­ленника.

К этому времени связи Аракана с Бенгалией — неза­висимым султанатом со столицей в Гауре — значительно окрепли. Проникший в Аракан ислам не получил широко­го распространения, однако стал религией правящей вер­хушки. В отличие от собственно Бирмы Аракан был од­ним из звеньев в цепи основных пунктов мировой торгов­ли пряностями. Выгодное положение на стратегически важном отрезке великого торгового пути позволило Аракану, несмотря на относительно малые размеры, начиная с XV в. играть самостоятельную роль в азиатской поли­тике.

В 1430 г. Минсомван, получив помощь бенгальцев, вернулся в Аракан и, перенеся столицу в Мраук У, объя­вил о создании независимого от Бирмы Араканского цар­ства, признававшего верховное владычество бенгальских султанов. Таким образом, Аракан превратился в буфер­ное государство между мусульманским и буддийским ми­ром. С мусульманскими государствами Индии Аракан был связан как экономически, так и политически. Однако население царства по происхождению было тибето-бирманским, родственным населению Юго-Восточной Азии, и буддизм, процветавший там в течение тысячелетия, по-прежнему оставался основной религией населения страны.

По-разному сложились для Бирмы и Аракана отноше­ния с европейцами. Если в судьбе Бирмы они не играли значительной роли до XIX в., то Аракан стал одной из основных баз португальской экспансии в Азии. В 1517 г. португальский авантюрист Жоао де Силвейра прибыл в [85] Аракан и сравнительно быстро договорился с царем, ко­торый в обмен на некоторые территориальные уступки и торговые концессии получал португальскую военную по­мощь, т. е. огнестрельное оружие, наемников и содейст­вие в создании флота. То, чего португальцы не могли до­биться в более развитых и сильных государствах, они получили в маленьком и слабом Аракане, властители ко­торого были склонны к союзу с любой силой, могущей обеспечить им независимость и защитить как от набегов бирманцев и шанов, так и от чрезмерных требований Бенгалии.

Португальцы помогли Аракану обнести столицу Мраук У современными укреплениями, передали араканцам артиллерию, обучили и снарядили небольшую араканскую армию, огневая мощь и европейская выучка которой га­рантировали ей преимущество над превосходящими си­лами соседей

Взошедший на престол в 1531 г. царь Минбин, вос­пользовавшись борьбой за власть в Бенгалии, оккупиро­вал восточные провинции султаната и создал там вассальное государство, управляемое советом из 12 раджей, ре­гулярно плативших Аракану дань. Восточная Бенгалия оставалась под властью Аракана до 1666 г. При Минбине в Мраук У было построено множество храмов и дворцов своеобразного эклектичного стиля, нетипичного для дру­гих городов Бирмы и отличающегося от индийского. Мин­бин чеканил монету, титуловал себя султаном, перестро­ил свой двор по образцу двора в Дели, однако не забы­вал совершать паломничества к буддийской святыне Махамуни.

Во второй половине XVI в. император Акбар покорил Бенгалию, и Аракан стал соседом Великих Моголов. Царь Аракана передал португальцам землю у Читтагон­га в Бенгалии с условием, чтобы португальский гарнизон помогал ему охранять восточные границы. Португальцы были ненадежными наемниками, и за ними приходилось внимательно следить. Один из них, Гонзалеш Тибао, пы­тался даже захватить столицу Аракана, но был разбит и бежал.

С середины XV в., пользуясь раздорами в Бирме, Ара­кан начал вмешиваться в дела своих восточных соседей, и в этом направлении ему также удалось добиться территориальных приобретений. [86]

11. Государство Пегу в XV — начале XVI в.

После окончания войн с Авой в 1422 г. для монского государства Пегу наступил длительный период спокойст­вия. Моны использовали выгоды своего положения на торговом пути Ближний Восток — Малакка и, хотя и в меньшей степени, чем араканцы, вступили в контакт с европейцами, появившимися в это время в Юго-Восточ­ной Азии.

В 1435 г. в Пегу жил венецианец Пикколо ди Конти, который через Аракан проник в Аву и оттуда в один из крупных монских городов, вероятно Пегу или Мартабан. К 1470 г. относятся сведения Афанасия Никитина, путе­шествовавшего по Индии и узнавшего о Пегу со слов торговцев. Итальянцы Иеронимо ди Санто Стефано и Лодовико ди Вартема побывали в Пегу в самом конце XV в. и оставили краткие описания столицы монов. Вар-тема вел торговые дела с самим царем Пегу и остался весьма доволен. В его описании Юго-Восточной Азии, пе­реведенном вскоре на многие языки, монское царство предстает как сильное и процветающее торговое государ­ство, вся экономика которого связана с внешней торгов­лей, но которое вынуждено тратить большие средства на оборону северных границ. У монского царя, по словам Вартемы, не оказалось даже наличных денег для того, чтобы рассчитаться за кораллы, и он платил за них ру­бинами.

Если первыми европейцами, побывавшими в Бирме, были предприимчивые итальянцы, опиравшиеся только на собственную смекалку и не имевшие никакой военной защиты, то последовавшие за ними португальцы пришли в Азию по разведанным итальянцами путям уже под ох­раной пушек. Поскольку их основной целью были пряно­сти, они больше интересовались Малаккой, и Пегу остал­ся в стороне от главного направления португальской экс­пансии. Но полностью игнорировать монское государство португальцы не могли — Пегу был важным перевалоч­ным пунктом на пути к островам пряностей. В 1512 г. при дворе монского царя Бинья Рана II появился посол португальцев. Перед ним была поставлена ограниченная цель — признание монами захвата португальцами Малакки. Моны не только не возражали против действий португальцев, но даже согласились на создание в Мартабане [87] португальской фактории, которая функционировала там в течение 100 лет.

Вслед за послами и торговцами появились португаль­ские наемники—обычная деталь азиатского политиче­ского пейзажа XVI в. Они высоко ценились азиатски­ми монархами, потому что владели огнестрельным ору­жием, и, конечно, им цены не было в Бирме, где моны все время защищались от шанов, шаны воевали с бир­манцами, а усиливающееся за счет притока беженцев княжество Таунгу начинало претендовать на важную роль на политической сцене страны.

В XV—XVI вв. монское государство, как наиболее спокойный район Бирмы, стал центром ее духовной жиз­ни. В середине XV в. была доведена до высоты в 90 м великолепная пагода Шведагон в нынешнем Рангуне, по­строена пагода Швемодо в Пегу. Были направлены мис­сии на Цейлон; правитель монов, бывший монах Дхаммазеди, составил сборник моральных наставлений, извест­ный в Бирме и сейчас, а также провел некоторые орга­низационные реформы в буддийской церкви.

Как идеологические мероприятия монских государей, так и религиозное строительство и литература того пе­риода несут на себе явные следы паганского влияния. Авторитет Пагана был так велик в стране монов, что да­же длительная политическая оторванность от Бирмы не смогла уничтожить культурного единства между бирман­цами и монами, сложившегося в паганский период.

Разгром Авы шанами и ликвидация бирманского госу­дарства не оказали немедленного влияния на жизнь мо­нов. В течение десятилетий моны воспринимали набеги шанов и походы бирманцев как единое целое, не диффе­ренцируя авские или шанские вторжения. И те и другие именовались в монских хрониках шанами, что было синонимом «варваров» вообще. Так что переход власти в Аве в руки шанов был, очевидно, воспринят как очеред­ной дворцовый переворот, тем более что положение на северных границах монского государства не измени­лось — все так же с окончанием дождливого сезона мон­скому царю приходилось собирать армию для того, что­бы отражать набеги соседей.

В 1527 г. на престол в Пегу вступил царь Такаюпи. Ничто, казалось, не предвещало грозных событий, навис­ших над государством монов. [88]