ГЛАВА  IV

ВЕЛИКИЕ ЦАРИ

(1531—1752)

1. Бирмано-сиамские войны

Во время разгрома шанами Авы (1527) в Таунгу пра­вил князь Минджиньо, бывший формально вассалом Авы. Отступавшие под ударами шанских войск отряды бир­манских феодалов уходили не югу, в долину Ситауна. Ту­да же двигались волны беженцев — крестьян, монахов, горожан. Минджиньо не отказывал в приюте бирманцам. Каждый из них находил себе место в слабонаселенном и обширном княжестве. Множество солдат вливались в войско Таунгу. Минджиньо не только принимал «гостей»: укрепив свои военные силы отрядами признавших его власть бирманских князей, он совершил поход на север, навстречу потоку беженцев, и присоединил долину Чаусхе к своим владениям. Теперь в его распоряжении был основной сельскохозяйственный район страны, и, что важ­нее, с завоеванием Чаусхе он сильно нарушил коммуни­кации шанов, находившихся в Аве, и приобрел репутацию царя-освободителя.

В 1531 г. Минджиньо умер, не успев выполнить задачи объединения Бирмы и изгнания шанов. Его преемник Табиншветхи (1531 —1550), двадцатилетний энергичный принц, кроме этой задачи получил в наследство самое гу­стонаселенное бирманское княжество в стране и большую армию, горевшую желанием разделаться с врагами, вернуть Бирме славу, а себе — потерянные земли.

Табиншветхи — фигура яркая и противоречивая. Как часто бывает в истории, в момент, когда, казалось, все было потеряно, объединенный общей целью народ выдви­нул вождя, олицетворявшего энергию народа. Однако ес­ли Тилуин Ман и позже Алаунпая были не только [89] полководцами, но и государственными деятелями, спо­собными закрепить достигнутые успехи, Табиншветхи, начавший борьбу в 20 лет, до конца своих дней оставал­ся юношей, мечтающим стать Чакравартином — завоева­телем мира, не могущим соразмерить желаний и возмож­ностей и отказывающимся от очевидной цели ради неустойчивого миража, рожденного непомерным честолю­бием.

Табиншветхи начал завоевательные войны походам на Пегу. Этот шаг на первый взгляд может показаться нело­гичным: ведь долина Чаусхе представляла хороший плац­дарм для прямого нападения на Аву, в которой шла борьба между шанскими собвами. Но Табиншветхи, ви­димо, понимал, что страна разграблена и пуста: населе­ние бежало, поля не давали риса и джунгли наступали на покинутые деревни. В то же время совсем рядом на­ходилось богатейшее государство с большими городами, запасами товаров, плодородными полями. Его присоеди­нение к Таунгу обеспечивало прочный тыл в борьбе про­тив шанов.

Поход на Пегу был задуман и спланирован, очевидно, еще Минджиньо. Для этого в армию бирманцев был вве­ден небольшой отряд португальских наемников. Табинш­ветхи оставил тыл неприкрытым, надеясь, что шаны слишком заняты своими делами, чтобы напасть на него, и внезапным броском овладел в 1535 г. дельтой Иравади, отрезав монов от возможной помощи как со стороны араканцев, так и со стороны Прома, который моны к этому времени захватили. После этого Табиншветхи приступил к осаде Пегу.

Столица монов держалась четыре года. Бирманские войска не умели штурмовать города, а португальские пушки оказались недостаточно мощными и не смогли разрушить стены цитадели Пегу. Только в результате пре­дательства Пегу пал. Царь монов покинул город и бежал сначала в Моабин, потом в Пром. Вступив в город и при­соединив его к Таунгу, Табиншветхи объявил монов рав­ными бирманцам, чем привлек на свою сторону часть монской знати.

В 1541 г., усилив войско португальскими наемника­ми, служившими до того монам, Табиншветхи взял штур­мом и разрушил не пожелавший сдаться Мартабан. Моулмейн при известии о судьбе Мартабана открыл ворота. [90] Пром, давший убежище монскому царю (который умер в 1539 г.) и надеявшийся устоять с помощью шанов и араканцев, был захвачен после пяти месяцев осады. Пресле­дуя разбитые отряды монов и союзных им шанских кня­зей, Табиншветхи дошел до Пагана и короновался там по обычаю паганской династии. Однако на Аву он и на этот раз не пошел, а повернул на юг, в Пегу. Короновавшись там еще раз по монскому обычаю (в 1546 г.), он объявил Пегу, крупнейший тогда город Бирмы, своей столицей.

Захватив Нижнюю Бирму, Табиншветхи выступил по­ходом на Аракан, желая отомстить ему за поддержку мо­нов и присоединить его к своим владениям. Однако по­строенные с помощью португальцев укрепления Мраук У сказались неприступными даже для португальских пушек Табиншветхи. Наемники араканцев встретились с наем­никами бирманцев, и бирманцам пришлось отступить.

Первая крупная неудача еще не сломила Табиншвет­хи. Узнав о том, что в Аютии идет борьба за престол, он прекратил осаду Мраук У и под предлогом того, что си­амцы совершили набег на Тавой на юге Тенассерима, двинул войска на Сиам. На эту войну Табиншветхи делал решающую ставку. Войско, которое он повел на Аютию осенью 1548 г., было громадным. Одних португальских наемников было более 400. За царем, ехавшим на белом слоне, двигалась артиллерия и несколько сот слонов с башнями на спинах. Тысячи пленных прокладывали до­рогу в джунглях.

В начале 1549 г. Табиншветхи достиг Аютии, но взять ее не смог. Пришлось отступить, и Табиншветхи с трудом сохранил войско в джунглях на обратном пути, где на него непрерывно нападали сиамские отряды. Мечта о ми­ровом господстве рухнула, и, когда Табиншветхи вернул­ся в Пегу, оказалось, что он не достиг даже основной це­ли — объединения Бирмы и возвращения бирманских об­ластей. Табиншветхи не смог вынести разочарования и отошел от дел, передав военное руководство своему шу­рину Байиннауну.

Пока Байиннаун был в походе, подавляя одно из мно­гочисленных восстаний, моны во главе с одним из членов монской царской семьи подняли восстание и убили в 1550 г. Табиншветхи. Немедленно поднялась вся страна; владетели отдельных княжеств поспешили вернуть себе [91] независимость, и государство Табиншветхи в несколько недель перестало существовать.

Байиннаун вернулся щ Таунгу, отбил его у соперников, короновался и вновь начал войну против монов. С боль­шим трудом подавив их восстание, Байиннаун решил нг повторять ошибок своего предшественника, а сначала объединить всю Бирму. В 1555 г., после удачной военной операции, в которой участвовали две колонны, наступав­шие на Аву со стороны Пагана и со стороны Таунгу, сто­лица пала, и, преследуя шанов, Байиннаун присоединил к своему царству всю Верхнюю Бирму.

В течение следующего сухого сезона Байиннаун про­вел успешную кампанию в шанских горах и в течение трех лет покорил все шанокие княжества между Бирмой и Китаем. Эта кампания отличалась от обычных кара­тельных походов его предшественников. Байиннаун по­ставил целью действительно включить шанокие княжест­ва в состав своего царства. Независимость их была зна­чительно урезана, старшие сыновья собв должны были отныне воспитываться при царском дворе, были запреще­ны человеческие жертвы и для более организованного пе­рехода шанов в буддизм в горах построили несколько де­сятков монастырей и направили туда монахов-миссионе­ров.

После покорения шанов Байиннаун совершил   поход на государство Чиангмай, захватил его и вывез в Бирму большое число ремесленников и богатую добычу. Таким образом, для дальнейшей войны против Аютии Байинна­ун в отличие от Табиншветхи подготовил почву не только тем, что получил ресурсы всей Бирмы, но и тем, что, ус­тановив контроль над Чиангмаем, взял Аютию в клещи. В 1563 г. бирманские войска вышли в поход на Аю­тию, в следующем году овладели ею, взяли в плен царя, знатных заложников, множество рабов и обложили Аю­тию данью. Посадив на трон в Аютии одного из тайских принцев, Байиннаун стал готовиться к установлению гос­подства над всем Сиамом, но тут пришло известие о том, что снова восстали моны. Байиннаун оставил войско сы­ну и поспешил домой.

Объединение Бирмы и покорение монского государст­ва произошло так быстро, что не могло быть и речи о единстве державы Байиннауна без контроля военной си­лы. Не только монское и араканское государства, но и [92] такие княжества, как Пром, Яметин и другие, за 250 лет феодальной раздробленности настолько обособились, что при первой же возможности немедленно восставали. Од­нако если правителей Прома и других городов обуревала феодальная страсть к округлению домена и сохранению феодальных прав и привилегий, то моны чувствовали се­бя народом, который не может жить под властью бирманцев, и восстания монов были наиболее упорны и кро­вопролитны. Шла борьба не только между властителями, но и между народом и армией захватчика. Любой пере­ворот в Таунгу, а также военные походы бирманских ца­рей, уводившие их за пределы страны, почти наверняка вызывали вспышку восстаний монов.

К тому времени, когда Байиннаун вернулся, моны со­жгли Пегу, в том числе и его дворец. Байиннаун подавил восстание, посадил несколько тысяч повстанцев в дере­вянные клетки, и только вмешательство монахов смогло остановить его от того, чтобы сжечь пленных живьем. Тем временем в Бирму вернулась армия, привезшая захва­ченных царей Чиангмая и Аютии.

Власть бирманцев и их ставленников держалась в Сиаме в течение двух лет. Отпущенный на родину царь Аютии, который ранее отрекся от мира и ушел в монахи, вернувшись домой, скинул монашескую тогу и склонил население к восстанию. Он рассчитывал также на по­мощь лаосцев, царь которых Сеттатират был непримири­мым врагом бирманцев. В 1568 г. Байиннаун, собрав но­вую армию, в которой, по данным бирманских и тайских хроник, было более 500 тыс. человек, в том числе 1000 португальцев, выступил в поход и после многомесяч­ной осады вновь овладел Лютней, снес стены города и увел в Бирму половину его населения.

В течение еще десяти лет Байиннаун снова и снова совершал походы против западных и восточных соседей и подавлял восстания. Смерть настигла его в тот момент, когда он готовил решительную экспедицию против Аракана, претендовавшего на власть над дельтой Иравади и Промом.

За тридцать лет правления Байиннаун показал себя весьма зрелым государственным деятелем. Все его действия указывают на большой стратегический талант. Кам­пании проводились продуманно и были успешными; в слу­чае неудач Байиннаун всегда находил в себе силы начать [93] все снова. И все-таки Байиннаун был не менее трагичес­кой фигурой, чем Табиншветхи. Вся его жизнь была за­полнена борьбой за строительство империи, которой не суждено было пережить своего создателя. Байиннауну пришлось по многу раз повторять походы и карательные экспедиции, но стоило ему на секунду ослабить контроль над подвластными землями, как их охватывали восста­ния. Этот крупнейший полководец и государственный деятель Бирмы привел страну на грань новой катастрофы и разорил ее больше, чем нашествия шанов. Однако вряд ли Байиннаун задумывался об этом. Его вела завещан­ная Табиншветхи идея буддийского властелина мира — Чакравартина.

2. Крушение империи

Если Табившветхи получил от отца потенциально бо­гатое, растущее княжество, а Байиннауну досталось от Табиншветхи хоть и недостроенное, но все-таки находя­щееся на подъеме государство, то сын Байиннауна, Нан-дабайин, третий из великих царей Бирмы XVI в., полу­чил в наследство не столько империю, сколько фантом, государство, охватившее территорию, которую невозмож­но было удержать, населенное враждебными друг другу и в первую очередь бирманцам народами, разоренное и измученное. Продолжать политику отца Нандабайин не мог. Жестоко подавив обычные для перехода власти от одного царя к другому восстания (в числе восставших бы­ли дядя царя и некоторые министры), Нандабайин в оче­редной раз принялся покорять восставший Сиам. На этот раз престол там занял молодой Пра Нарет, родственник бирманского царя (Байиннаун женился на сестре сиам­ского принца, и Пра Нарет приходился Нандабайину дя­дей). Пра Нарет не только разгромил небольшие отряды бирманских вассалов, но и в двух больших войнах разбил армию Нандабайина. В последней из этих войн, в 1587 г., бирманское войско полгода осаждало Аютию, но было вынуждено уйти обратно; от полного разгрома бирманцев выручило только появление в Сиаме камбоджийских войск, которые отвлекли внимание Пра Нарета от пре­следования Иандабайина.

Государство Нандабайина находилось на роковой грани. Восстания сотрясали страну. Нандабайин жестоко [94] подавлял их, но они вспыхивали снова и снова, особенно в монских землях, более других разоренных поборами я проходящими в Сиам и обратно войсками.

В 1587—1593 гг. Нандабайин совершил три похода в Сиам, и все они были неудачны. В 1592 г. в Сиаме погиб наследник бирманского престола. Покорение Сиама с ка­ждым годом становилось все более иллюзорной целью. Войны с Сиамом не были нужны разоренной Бирме. Войны же с Бирмой для сиамцев были войнами за национальную независимость. И исход их, неблагоприятный для завоевателей, был предопределен еще в царствование Байиннауна.

Выполнение задачи Наресуана (под этим именем ко­роновался Пра Нарет), желавшего добиться полной не­зависимости от Бирмы и гарантировать себя от опасности с запада в будущем, значительно облегчалось тем, что Пра Нарет много лет провел в почетном плену у Байин­науна и знал и силу и слабость своего соперника. И ос­новной слабостью его — ненавистью монов к бирман­цам — он воспользовался.

Отразив последнее нападение Нандабайина и разгро­мив Камбоджу для того, чтобы обезопасить свой тыл, Наресуан повел свои войска на крайний юг Бирмы, к Тенассериму. Моны встретили сиамцев как освободителей и, понимая это, Наресуан относился к ним не как к побеж­денным, а как к союзникам. Результаты не замедлили сказаться. Узнав о появлении сиамцев, восстал губерна­тор порта Моулмейн. Моны Моулмейна обратились к Наресуану с просьбой о помощи против осаждавшей их бирманской армии. Наресуан откликнулся на призыв и не только присоединил к своим владениям Моулмейн, но заодно, преследуя отступавших бирманцев, взял Мартабан, крупнейший после Пегу монский порт.

В 1595 г. сиамские и монские войска были уже под стенами Пегу. Правда, бирманские войска, пришедшие из Таунгу, Прома и Чиангмая, в последний момент отразили угрозу столице, но они так и не смогли спасти державу Нандабайина.

В крупнейших городах государства — Таунгу, Аве и Проме — правили братья Нандабайина. Один из них, правитель Таунгу, пришел старшему брату на помощь, однако другой, правитель Лрома, немедленно напал на оставленный без защиты Таунгу. Как только авторитет [95] Нандабайина пошатнулся, братья начали борьбу за власть, и у Нандабайина не оказалось достаточно сил, чтобы остановить эту грызню. Его войско состояло в большей части из вассальных отрядов крупнейших фео­далов, и как только князья занялись войной между со­бой, Нандабайин потерял и армию. Его держава распа­лась и рухнула. Моулмейн и Мартабан остались в руках сиамцев. Чиангмай не смог противостоять нашествию ла­осцев и призвал на помощь сиамские войска, заплатив за это вассальной зависимостью Сиаму.

Правитель Таунгу, поссорившись с Нандабайином, за­ключил союз с араканцами и вместе с ними осадил и взял Пегу, в котором скрывался Нандабайин. Наресуан бро­сился было к Пегу, чтобы принять участие в дележе до­бычи, но опоздал: правитель Таунгу взял Нандабайина в плен. Пегу, разрушенный и горящий, достался на раз­грабление араканцам, которые увели тысячи монов и бирманцев. Наресуан направился к Таунгу, надеясь превратить Нижнюю Бирму в вассальное государство, одна­ко у себя дома бирманцы нанесли ему поражение. Сиам­цы отступили к югу, Нандабайин вскоре был убит в плену, и страна вновь раскололась на несколько царств. Араканцы удержали дельту с портом Сириам, сиамцы захватили юго-восточные районы Бирмы, а остальная ее территория была поделена между враждующими феода­лами, каждый из которых считал себя царем всей Бирмы. Второй взлет бирманского царства был еще короче, чем первый. За 50 лет бирманские цари создали обшир­ную державу — ни до, ни после этого под их властью не было таких огромных территорий. Но падение царства было столь же быстрым, сколь и возвышение.

3. Захват Сириама Филипом де Бриту

Царь Аракана, основательно округливший свои владе­ния за счет южных провинций Бирмы и, судя по аракан-ским источникам, временно захвативший даже такие центры, как Бассейн и Пром, наибольшее значение из новых приобретений придавал порту Сириам в дельте Иравади, неподалеку от современного Рангуна. Аракан был морской страной, и Сириам был нужен ему как пункт, контролирующий важнейшую водную артерию Бирмы, и [96] как порт на Бенгальском заливе, база для кораблей, иду­щих из Индии в Сиам и Малакку.

В араканский гарнизон, размещенный в Сириаме, входил отряд португальцев, командиром которого был Филип де Бриту. Вместе с ним в город приехали два иезу­итских миссионера. Перу одного из них принадлежит описание Нижней Бирмы 1600 г., по которой только что прокатились враждующие армии. «Печальное зрелище,— пишет иезуит, — являли берега рек, обсаженные беско­нечными рядами фруктовых деревьев, где теперь лежа­ли в развалинах позолоченные храмы и величественные строения; дороги, поля были усеяны черепами и костями несчастных пегуанцев, убитых или погибших от голода. Их сбрасывали в реку в таком числе, что множество тру­пов преграждало путь кораблям».

Вскоре после прибытия в Сириам де Бриту понял, что в его руках прекрасная возможность овладеть Нижней Бирмой и, если нужно, передать эту страну Португалии. Построив крепость и изгнав из нее араканцев, де Бриту отправился в Гоа и получил признание португальского вице-короля. Португальцы, которые в эти годы повсюду в Азии теряли позиции, были несказанно рады предста­вившейся возможности овладеть целым государством. Де Бриту был присвоен чин генерал-капитана, и вице-король даже выдал за этого дотоле неизвестного авантю­риста свою дочь. Затем португальцам удалось получить согласие монской знати на признание де Бриту «коро­лем» Нижней Бирмы. Отразив два карательных похода араканцев (второй поход был предпринят ими совместно с правителем Таунгу), де Бриту надежно укрепился на своем троне, добившись признания Таунгу и Аракана и пользуясь поддержкой захваченного сиамцами Марта­бана.

Де Бриту принадлежали восточная часть обширной дельты Иравади и некоторые земли к востоку от дельты, вплоть до сиамских владений. Решив, что власть Порту­галии в Нижней Бирме вечна, де Бриту изменил своей политике дружбы со своими соседями и терпимости по отношению к подданным. Он начал насильно крестить на­селение, переливать пагодные колокола и статуи Будды на пушки, сдирать с пагод золото. Историки, которые пи­шут об ошибках де Бриту, не учитывают, что для порту­гальского авантюриста XVI в. такое поведение было естественным [97] и удивительнее было бы, если бы де Бриту этих «ошибок» не совершал. Португальцы постепенно восста­новили против себя население, и только их пушки и муш­кеты удерживали «королевство» от гибели. Государство де Бриту могло существовать только до тех пор, пока в Бирме царила анархия; после объединения страны Сириам неизбежно должен был пасть. Так вскоре и произо­шло.

4. Отказ от завоеваний

Анаупхелун был сыном одного из братьев Нандабайина. Как говорилось выше, первый из них, правитель Та­унгу, разгромил и убил Нандабайина. Второй, правитель Прома, напав на Таунгу, потерял царство и жизнь. Тре­тий же, правитель Авы, остался в стороне от основных во­енных конфликтов конца XVI в. и потому мог с полным основанием заявлять, что является продолжателем дела Нандабайина и его наследником. В те годы, когда араканцы, таунгцы и сиамцы делили Южную Бирму, прави­тель Авы и его сын Анаупхелун, вступивший на престол в Аве в 1605 г., были заняты борьбой с шанами, которые возобновили набеги на Центральную Бирму.

За два года, прошедшие после вступления на престол, Анаупхелун нейтрализовал шанов и опустошил их земли. Обеспечив тыл и укрепив войско шанской конницей, он пошел на юг. В 1607 г. Анаупхелун взял Пром, а в 1610 г. разбил своего дядю, царя Таунгу, и заставил его при­знать свою власть.

Пока Анаупхелун покорял различные княжества и цар­ства Центральной и Южной Бирмы, де Бриту, все более активно вмешивавшийся в бирманские дела, вместе со своими монскими союзниками подошел к Таунгу и взял царя Таунгу в плен. Впрочем, некоторые бирманские хро­ники уверяют, что царь Таунгу бежал в Сириам от гнева Анаупхелуна в 1613 г., и тот, осадив Сириам, даже пред­ложил португальцу прощение, если он выдаст убийцу Нандабайина. Как бы то ни было, взяв Сириам, Анауп­хелун казнил и де Бриту и своего дядю.

После взятия Сириама Анаупхелун мог считать, что большая часть страны вернулась под власть бирманцев. Его попытка отнять у сиамцев Тенассерим окончилась [98] неудачей, и он обосновался в Пегу, сделав его, вслед за Байиннауном, своей столицей. Пленных португальцев Анаупхелун поселил в деревнях Верхней Бирмы. Потом­ки этих пленников, из числа которых бирманские цари впоследствии набирали артиллеристов, и по сей день жи­вут в округе Шуэбо.

В 1615 г. Анаупхелун покорил Чиангмай и превратил эту страну в бирманскую провинцию. Правителем Чиангмая он сделал своего сына, учтя печальный опыт предшественников, которые оставляли на чиангмайском престо­ле представителя местной династии, поднимавшего вос­стание, лишь только бирманские войска покидали пределы царства.

Анаупхелун вел политику умиротворения монов и стре­мился к созданию единого монско-бирманского государ­ства. В годы его царствования не было крупных монских восстаний и не было попыток ограничить монов в правах. По всей стране люди понемногу стали возвращаться на покинутые места, развивались торговля и ремесло. Этому немало способствовало и то, что Анаупхелун не вел войн против Сиама. Он не отказывался от подобной перспективы и, если верить сиамским хроникам, даже пытался выяснить в Гоа, не помогут ли ему португальцы. Но ника­ких реальных шагов он не предпринимал и даже не при­нял прибывшего из Гоа португальского посла.

Однако уже само то, что столица страны находилась в Пегу, близ моря и недалеко от границы с Сиамом, под­сказывало, что Анаупхелун не отказался от политики сво­их предшественников. Бирма держала свои порты откры­тыми для иностранных купцов, и в монских портах по-прежнему отдавали якоря португальские, индийские, малаккские, голландские и английские суда. Анаупхелун да­же предлагал английской Ост-Иидской компании уста­новить торговые отношения. Рано или поздно война с Сиамом должна была начаться, потому что и для той и для другой стороны был весьма важен вопрос контроля над Тенассеримом и его портами.

В 1628 г. Анаупхелун начал готовиться к войне с Сиа­мом, но в самый разгар подготовки был убит. Во главе заговора, приведшего к убийству царя, стоял сын Анаупхелуна, который, как уверяют хроники, боялся наказания за любовную связь с одной из наложниц отца. Однако причины убийства Анаупхелуна, по-видимому, были  [99] сложнее, и свидетельство этому — последующие события.

Наследник Анаупхелуна не продержался на престоле и года. Один из братьев Анаупхелуна, Талун, возвратив­шись из Верхней Бирмы, убил юного царя и занял трон. На Совете государства было решено: немедленно приос­тановить подготовку похода на Сиам, прекратить поли­тику единства с монами и, наконец, перенести столицу на север, подальше от моря, в традиционные бирманские земли — в Аву. Таким образом, Талун и поддерживав­шие его вельможи, в основном северная аристократия, од­ним ударом ликвидировали мечты Табиншветхи, Байиннауна, Нандабайина и Анаупхелуна. Та часть бирманцев, взгляды которых выражали новые хозяева страны, не желала больше бессмысленного, по ее мнению, самоунич­тожения в войнах за ничего не говорящие идеалы.

Возможно, наиболее прозорливые из бирманских кня­зей сознавали, что с переносом столицы далеко на север бирманцы потеряют власть над югом и немедленно усту­пят Тенассерим Сиаму. Но вожди движения пошли и на это. В этом выразилась усталость народа, вынужденного в течение 100 лет почти беспрерывно воевать в джунглях Сиама и под стенами Аютии, в то время как дома на род­ном севере оставались беззащитными, и их разоряли шанские отряды и войска своих, бирманских, феодалов. Реакция на провал завоевательной политики была так сильна, что с тех пор, вплоть до падения бирманского царства в XIX в., столица страны всегда оставалась в не­большом районе Ава — Амарапура — Мандалай и была настолько далеко от моря, от торговых путей нового вре­мени, что замкнувшаяся в себе Бирма очень слабо участ­вовала в мировой торговле, в мировых отношениях и в мировом обмене культурными ценностями.

5. Внутреннее положение Бирмы во второй половине XVII в.

«Старобирманская реакция» означала продолжение чуть не оборвавшейся в конце правления Анаупхелуна передышки, возможность жить в мире. Хроники, своеоб­разно отражающие общественное мнение о том или ином правителе, для Талуна находят очень теплые слова, именуя [100] его добрейшим и мудрейшим из царей. Вскользь упо­минается о том, что он жестоко подавил восстание монов, зато подробно рассказывается о его реформах, его благочестии и мудрости.

С именем Талуна действительно связаны некоторые важные события во внутренней жизни Бирмы. Они были подготовлены изменениями в структуре общества, начав­шимися еще в правление великих царей и оформленны­ми в правление Талуна — в период «подведения ито­гов».

Первые два крупных мероприятия Талуна были напра­влены, в сущности, против монастырей, оставшихся и в XVII в. крупнейшими и богатейшими землевладельцами и рабовладельцами страны и основными соперниками стремящихся к абсолютизму монархов. Эти мероприятия свидетельствуют о том, что бирманская феодальная воль­ница была уже основательно подкошена и верховная власть царя значительно упрочилась.

Первым мероприятием был запрет посвящать пагодам и передавать в монастырские рабы — чваш — военноплен­ных. Отныне они оставались в царском домене и сели­лись в качестве зависимых крестьян в Чаусхе и других районах. Их функции и статус значительно отличались от статуса асанов—свободных земледельцев. В обязанности бывших военнопленных входило прежде всего под­держание в порядке ирригационной сети и рытье новых каналов и водоемов. За это они получали участки земли. Кроме того, они должны были нести военную службу. Эту категорию населения Бирмы можно условно назвать государственными крепостными.

Не сохранилось сведений о реакции монастырей на этот весьма важный шаг. Очевидно, царь справился с не­довольством, ибо если бы оно перешло известные преде­лы, это нашло бы отражение в хрониках и надписях.

Вторым важным мероприятием Талуна было прове­дение первой в истории Бирмы переписи одновременно с составлением кадастровой книги царства. Можно предпо­лагать, что эта книга составлялась так же, как впослед­ствии, в XVIII и XIX вв., т. е. состояла из данных под присягой сведений деревенских старост о населении де­ревни, полях и садах, налогах и т. д. В ходе составления кадастра выявлялись спорные земли монастырей и зна­ти, которые передавались в казну. [101]

При Талуне был составлен свод законов, отличавший­ся от книг такого рода, появившихся в Бирме ранее, тем, что он был написан не на пали, а на бирманском языке.

Наследовавший Талуну его сын Пиндале (1648 — 1661) продолжал политику отца, однако ему пришлось вести серьезные бои на севере из-за того, что он ввязал­ся в конфликт между захватившими Китай маньчжурами и сторонниками свергнутой династии Мин. В 1658 г. быв­ший минский император бежал из Юньнани в Бирму, и здесь его и его сторонников разоружили и поселили в Сагайне, неподалеку от столицы. Китайские отряды, сре­ди которых были сторонники династии Мин, маньчжуры и просто бандитские шайки, неоднократно вторгались в Бирму и даже осаждали Аву. Несмотря на то что бирманская держава была все еще весьма обширна и мало уступала той, что осталась после смерти Анаупхелуна, Пиндале не смог организовать серьезного сопротивления китайским набегам. Не смог он и воспрепятствовать мас­совому бегству монов в Сиам, куда те скрывались от во­инской службы, налогов и преследований. Попытка Пиндале преследовать монов закончилась поражением, кото­рое нанесли бирманским войскам сиамцы.

Голландские торговцы в Сириаме сообщали в Бата­вию, что в стране царит хаос и что они вынуждены сами организовать оборону фактории. К 1661 г., писали они, торговля практически прекратилась. Бирманские хроники уверяют, что царские наложницы открыто спекулировали рисом, который из-за разорения долины Чаусхе китайски­ми набегами приходилось ввозить с юга. Царь не мог ни­чего поделать с создавшимся положением, и в поисках выхода министры призвали на царство его брата Пье, который без особого труда взял штурмом царский дво­рец. Сначала он обещал сохранить жизнь брату и его семье, но потом, опасаясь, что у низложенного монарха найдутся сторонники, приказал утопить его вместе с семь­ей в реке: проливать царскую кровь считалось   неудоб­ным.

К такому же выводу о нежелательности терпеть пре­бывание в живых соперника пришел и новый император Китая, который в 1662 г. прислал Пье ультиматум, тре­буя выдать бывшего минского императора, жившего в Сагайне. Так как требование это было подкреплено всту­пившей в Бирму армией наместника Юньнани, Пье подчинился [102] ультиматуму — бывший император был увезен в Китай и там казнен.

Обстановка в соседних государствах складывалась в это время благоприятно для Бирмы. Маньчжуры разгро­мили мятежные китайские армии, сиамцы перенесли все внимание на Чиангмай, и Пье получил возможность укре­пить свою власть в стране. После этого в течение 70 лет история Бирмы не знает ни блистательных походов, ни сокрушительных поражений. Правившие с 1673 по 1733 г. цари Минреджодин (1673—1698), Сане (1698—1714) и Таинганве (1714—1733) постепенно все более теряли ре­альную власть, превращаясь в марионеток в руках той или иной дворцовой клики. Центр страны оставался в Аве, и Бирма продолжала придерживаться политики оп­ределенной изоляции, управляя монскими провинциями, но не уделяя большого внимания их развитию или рас­ширению взаимоотношений с другими странами. Интере­сен этот период прежде всего тем, что в ходе него сло­жилась структура бирманского общества, наиболее чет­ко оформившаяся позже, в XVIII—XIX вв., и получила дальнейшее развитие бирманская культура — литература, искусство, язык.

6. Бирма и европейские державы в XVII-начале XVIII в.

С основанием на рубеже XVII в. английской и голланд­ской Ост-Индских компаний эра Португалии в Азии за­вершилась. Еще несколько десятков лет португальцы от­чаянно оборонялись, но их позиции становились все сла­бее, а экономически отсталая метрополия не могла прийти на помощь своим колониям. Основная борьба за рынки развернулась между Голландией и Англией. И несмотря на то что в отношении Бирмы европейская экспансия еще не играла важной роли (за исключением Аракана), сам факт укрепления позиций голландцев и англичан в сосед­них с Бирмой странах подготавливал почву для их после­дующего вторжения в Бирму.

Последней вспышкой португальской активности в Бир­ме можно считать инцидент с Себастьяном Тибаном, авантюристом и пиратом, провозгласившим себя королем араканского острова Сандвип в 1609 г., когда подходила [103] к концу более крупная авантюра де Бриту в Сириаме. Пользуясь поддержкой Гоа, Тибан и его пираты грабили побережья Аракана и Бенгалии до тех пор, пока их жертвы не объединились, и тогда, несмотря на участие в войне португальской эскадры, к 1617 г. остров Сандвип был захвачен араканцами.

Это еще не означало конца португальского пиратства в Бенгальском заливе. Последний рейд против Бенгалии португальцы совершили в 1664 г. Через два тода после этого правитель Бенгалии уничтожил португальские базы и оккупировал не только португальские пиратские владе­ния, но и всю территорию вокруг Читтагонга, которая до того входила в состав Аракана.

В течение XVII в. португальцы предприняли также несколько попыток укрепить католическое влияние как в Нижней Бирме, так и в Аракане. Однако уже в первой половине XVII в.  стало очевидно,  что активно вмеши­вавшиеся в политику португальские миссионеры не толь­ко не смогли обзавестись сколько-нибудь достаточным числом приверженцев христианства, но даже вынуждены были постепенно свертывать свою   деятельность. Для голландской Ост-индской компании Бирма не пред­ставляла большого интереса прежде всего из-за того, что в ней практически не было пряностей, а также из-за про­водившейся Талуном и его преемниками политики, при которой бирманцы, даже допуская в страну иностранцев, не давали им развернуться и решительно пресекали их попытки вытеснить конкурентов или добиться каких-либо привилегий. Голландская фактория, основанная в Сириа­ме в 1635 г., в первые годы принесла большие прибыли (83 тыс. гульденов в 1639 г.), но уже к 1648 г. они состав­ляли лишь 25 тыс. гульденов. Жалобы бирманским ца­рям не помогали: те никак не соглашались предоставить голландцам преимущественные права в стране, а в рав­ной конкурентной борьбе с монами и индийцами голланд­цы победить не могли. В  1679 г. голландская Ост-Инд­ская компания закрыла свои фактории в Бирме.

В Аракане голландцам повезло больше, так как бо­ровшиеся против португальских пиратов араканские пра­вители надеялись использовать голландцев в этом кон­фликте. В 1610 г. голландцы основали факторию в Мраук У, а через пять лет они помогли араканскому царю в отражении нападения португальской эскадры на его столицу. [104] Однако вскоре они отказались участвовать в помо­щи Аражану и закрыли факторию. Впоследствии факто­рия в Мраук У в зависимости от политической обстановки несколько раз открывалась и закрывалась; помимо этого Аракан вел частную торговлю с голландцами. К 1653 г. относится торговый договор, по которому голландцы по­лучали право на беспошлинную торговлю.

В 1665 г. наступил новый кризис в аракано-голландской торговле, связанный с очередной вспышкой войны между Араканом и Бенгалией. Так как Бенгалия, как торговый партнер, представляла больший интерес для голландцев, те тайно погрузили служащих и товары фак­тории на корабли и бежали из Аракана. Этот год можно считать годом прекращения голландско-араканских тор­говых контактов.

Англичане, проигрывавшие в XVII в. голландцам в борьбе за пряности, в Аракане не появлялись — там их конкуренты были слишком сильны. Однако в самой Бир­ме они время от времени пытались укрепиться.

В 1647 г. в Мадрасе разразился голод, нужно было срочно закупить рис. Для этого была выбрана Бирма, и англичане, появившиеся в Сириаме, основали здесь свою факторию. Первые годы фактория была весьма выгодным предприятием, однако уже в 1652 г., после начала первой англо-голландской войны, дела ее пошли хуже. Голланд­ский флот был сильнее адглийского и блокировал англий­ские фактории. Кроме того, как и голландцы, англичане не могли выдержать конкуренции с индийцами, монами и укрепившимися в Пегу в XVII в. армянскими купцами, а на предоставление привилегий бирманское правительство не шло. В 1657 г. фактория была закрыта.

После окончания войны с голландцами мадрасские власти решили восстановить торговые отношения с Бир­мой. Это объяснялось тем, что некоторые из товаров, ко­торые были бирманской монополией, — к примеру, шел­лак и тик, — пользовались все большим спросом в Евро­пе. Проект договора, который англичане привезли в Бир­му, ставил английских купцов в привилегированное положение: в его условия входили такие требования, как снижение пошлин для англичан, экстерриториальность для английских купцов и т. п. Бирманский двор, не при­дававший большого значения торговле с англичанами, даже не стал рассматривать этих требований. И когда [105] через пять лет англичане опять обратились к Бирме с по­добными предложениями, они снова получили отказ.

Конец XVII в. был переломным моментом в политике европейцев в Юго-Восточной Азии, и в частности в Бир­ме. В течение XVII в. расширился круг приносящих вы­году товаров, и Бирма вошла в число стран, рынки кото­рых представляли интерес для европейских держав. Фак­тории, основанные европейцами в азиатских странах, пе­рестали удовлетворять требованиям времени. Они были ненадежным форпостом: в любой момент правительство Бирмы, Сиама или Малайи могло выгнать торговцев из страны и конфисковать их имущество. Глава фактории и его помощники, даже если они пользовались какими-то привилегиями, все равно оставались в глазах местного правительства просто купцами и, как таковые, не могли предъявлять чрезмерных претензий.

С конца XVII в.  англичане,  голландцы,   а  затем и французы переходят к захвату и последовательному рас­ширению плацдармов, которые через 100 лет должны были превратиться в колонии. Наиболее острая борыба за преимущественное влияние развернулась сначала в Сиа­ме и той части Южной Бирмы (Мергуи), которая тогда принадлежала Сиаму. В 1686 г., не в силах сломить рав­нодушие бирманских властей, англичане попытались так­же захватить бирманский остров Негрэ в западной части дельты Иравади. Эта попытка закончилась неудачей, но, после того как в следующем году англичане и французы были вынуждены покинуть Сиам, их внимание снова при­ковала Бирма. Это внимание подогревалось все большим интересом, который вызывало тиковое дерево — лучший в мире материал для постройки кораблей.

В 1695 г. англичане послали в Бирму частного торгов­ца Эдуарда Флитвуда. Он должен был договориться о том, чтобы англичане могли строить суда, покупать лес и набирать рабочую силу в Бирме. Бирманцы не возра­жали против постройки верфи в Сириаме, но требовали, чтобы англичане открыли и торговую факторию. В то время в Бирме торговали «е подвластные компании анг­лийские купцы, с которыми постоянно возникали кон­фликты, и бирманцы желали иметь дело с ответственным за всех англичан представителем.

Было достигнуто соглашение, по которому англичане могли построить верфь, но при выполнении двух условий: [106] в Сириаме поселялся фактор — «старший» над всеми английскими купцами, а суда, которые строились на вер­фи, не должны были превышать 50 т водоизмещением.

В Сириаме обосновался агент Ост-Индской компа­нии, которому английские купцы подчинялись далеко не всегда, что приводило время от времени к конфликтам между англичанами. Второе условие англичане быстро научились обходить: 50-тонные суда строились с несораз­мерно высокими мачтами, которые по приходе в Мадрас снимались и переносились на большие военные корабли.

Однако постепенно выяснилось, что постройка судов в Сириаме обходится значительно дороже, чем в Бомбее, так как бирманцы не желали снижать пошлин на тик. Не хватало в Бирме и опытных корабельных мастеров. В ре­зультате с 1741 г. на верфи в Сириаме перестали строить суда и лишь изредка ремонтировали их. Несмотря на то что торговля с Бирмой не приносила большой выгоды (позиции монских и армянских купцов оставались силь­ными, пошлины не снижались, тик подорожал в самой Бирме), англичане, для которых основным соперником с вытеснением голландцев в XVIII в. стали французы, не хотели терять опорного пункта в Бирме.

В 1729 г. по инициативе крупного колониального дея­теля Франции Ж. Ф. Дюпле в Сириаме была основана французская верфь, качество судов на которой было вы­ше, чем на английской. В середине 30-х годов французы намеревались даже расширить свою верфь, однако важ­ные события во внутренней жизни Бирмы заставили и англичан и французов пересмотреть свои планы и изме­нить тактику по отношению к ней.

7. Наступление монов и падение Авы

В 1733 г. на престол в Аве вступил царь Махадхаммаяза Дипати (1733—1752). Бирма по-прежнему была единым целым, и, хотя наместники городов и провинций чувствовали себя достаточно вольготно, формально они продолжали оказывать нужные знаки повиновения Аве. Покорны были моны, прекратились набеги осевших на землю шанов. Аракан, потесненный Великими Моголами и обескровленный в битвах с пиратами, также не причи­нял Аве беспокойства. И все-таки это спокойствие было [107] непрочным: достаточно было одного толчка, как в послед­ние годы существования Паганского государства, чтобы Авское царство зашаталось.

Под внешней гладью накапливались противоречия и вражда к Аве. Правители и наместники крупных обла­стей были недовольны замкнутой, оборонительной поли­тикой авского двора. Моны, так и не оправившиеся пол­ностью после войн XVI в., стремились к независимости и только ждали удобного момента, чтобы восстать. Горные племена, испытавшие налоговый и политический гнет авских чиновников, были также готовы к восстанию.

Толчок был дан извне, из Манипура. Это небольшое горное княжество в свое время было вассалом  Байиннауна, но впоследствии отделилось  от  Бирмы. После вступления на престол в Манипуре Гхариба Неваза (1714—1754) манипурская конница стала грозой Верхней Бирмы. С каждым годом набеги манипурцев становились все опасней, и встречающие их бирманские отряды все чаще терпели поражения: за 100 лет изоляции бирман­ская армия, как и все бирманское общество, закоснела и скорее была годна для парадов и подавления бунтов  в деревнях, нежели для войны с энергичным противником, который имел огромное преимущество в маневренности. Манипурский набег 1738 г. был особенно опасным для Бирмы: манипурцы дошли до Авы, сожгли Сагайн и опу­стошили долину Чаусхе. С наступлением дождей мани­пурцы, как всегда, ушли обратно в горы, но урон, нане­сенный ими, был так велик и бирманские войска были на­столько потрепаны, что Аве пришлось перебросить воен­ные силы с юга для защиты столицы.

Цепная реакция началась в одном из районов, кото­рые находились вблизи мест, опустошенных манипурцами, а именно в деревнях, населенных гве-шанами. Это племя было переселено с севера в район современного Мандалая и было одним из тех племен, которые использо­вались в качестве «государственных крепостных». Побли­зости жили находившиеся на таком же положении моны. Помимо трудовых повинностей крепостные платили высо­кие налоги, и положение их было весьма тяжелым.

В 1740 г. крепостные шаны и моны восстали и пере­били бирманских чиновников и надсмотрщиков. Подоб­ные восстания неоднократно случались и раньше и всегда жестоко подавлялись. Однако теперь это чисто локальное [108] выступление объединилось с восстанием монов на юге. Моны захватили Сириам и Мартабан и возвели на пре­стол своего царя Смимтхо Буддхакети. Таким образом, Ава оказалась во враждебном кольце: манипурцы про­должали ежегодные набеги, восставшие крепостные дер­жали в своих руках часть долины Чаусхе, а наступавшие с юга моны подошли к Прому и Таунгу.

Борьба затянулась на несколько лет. Нельзя забывать, что, несмотря на внутреннюю слабость, бирманская армия значительно превосходила военные силы повстан­цев. В 1743 г. бирманский наместник Прома даже ото­брал у монов Сириам, однако вскоре бирманцам вновь пришлось перейти к обороне.

Во время штурма и последующего разграбления бир­манцами Сириама были сожжены португальская, армян­ская и французская церкви и разрушены все склады ино­странных торговцев, за исключением английского склада и английской фактории, возглавляемой Джонатаном Смартом, который официально состоял на службе монов и даже был признан ими главой всех иностранных тор­говцев в Сириаме. Когда моны вернули себе Сириам, они, естественно, заподозрили Смарта в измене. Не поверив объяснению англичан, что им удалось отстоять факторию с помощью отряда индийских сипаев, моны выслали Омарта и его помощников из Бирмы.

В 1747 г. Смимтхо Буддхакети передал престол более энергичному монскому князю Бинья Дала. Одной из при­чин этого шага была неспособность царя монов сломить сопротивление Авы. Бинья Дала реорганизовал армию, и в 1752 г. монский полководец Талабан взял столицу Бир­мы. Свергнутый с престола последний царь Авы был уве­зен в Пегу.

Моны не стали завоевывать Верхнюю Бирму: для это­го у них не было ни сил, ни, очевидно, желания. Ава была в сознании монов символом угнетения, и с падением ее создалась иллюзия того, что покончено и с угнетением юга. Впрочем, осознание монской территории частью Бир­мы было распространено не только среди самих бирман­цев, но и среди монов. Характерно в этом отношении то, что сам Бинья Дала провозгласил себя наследником Байиннауна и предпочитал считать себя не монским, а обще­бирманским царем. Но бирманцы не могли воспринимать его, как такового, и вопрос о восстановлении бирманской [109] государственности был только вопросом времени. При этом нельзя не учитывать, что ресурсы собственно Бир­мы, как людские, так и материальные, намного превосхо­дили те, что были в распоряжении монов. Несмотря на помощь европейских купцов, несмотря на разорение Авы и непопулярность ее правления среди покоренных пле­мен я народов, претензии Бинья Дала на главенство в Бирме были обречены на провал.

Возвращение монской армии на юг было крупной стра­тегической ошибкой Талабана и Бинья Дала. Хотя Авы уже не существовало, бирманское государство не исчез­ло. И снова в наиболее трагический момент, когда Бир­ма, казалось, попала под власть чужеземцев, бирман­ский народ выдвинул энергичного и талантливого вождя. Как в XV в. Табиншветхи повел свои войска из Таунгу, так и в XVIII в. правитель городка Моксобо, располо­женного в 6 км к северу от Авы, отказался признать власть монов и отразил нападение монского отряда.

Весть об этой неудаче настигла монов в тот момент, когда они с добычей и царственными пленниками покида­ли Аву. Однако незначительный инцидент не задержал отбытия армии на юг. Упоенные победой, моны спешили домой. [110]