ГЛАВА  VI

ЗАВОЕВАНИЕ БИРМЫ АНГЛИЕЙ

(1824—1885)

1. Первая англо-бирманская война (1824—1826)

Зимой 1824 г. власти Британской Индии начали гото­вить экспедиционный корпус для похода в Бирму. Опера­тивный план английского командования, выработанный осенью 1823 г., заключался в том, чтобы, используя преи­мущество на море, высадить десант в тылу основных бир­манских сил, в Рангуне, и оседлать после этого глав­ную водную артерию страны — Иравади. Генерал-губер­натор Британской Индии Амхерст рассчитывал, что, как только британские войска появятся на юге Бирмы, к ним присоединятся восставшие моны. Вспомогательные отря­ды должны были высадиться в бирманских портах — Мергуи, Тавое, Мартабане и Сириаме. В остальных райо­нах предполагалось вести преимущественно оборонитель­ные действия.

Война началась с операций в северо-восточных индий­ских княжествах и Аракане. В начале мая 1824 г. Маха Бандула перешел через пограничную реку Нааф, был ата­кован английскими войсками и разбил их. В Калькутте началась паника: ожидали, что Бандула продолжит на­ступление на Читтагонг и далее на Калькутту. Очевидно, Бандула и в самом деле планировал освободить всю Бенгалию от иноземцев-«феринджи». Однако во время подготовки дальнейших операций командующий бирман­ской армией, по-видимому, узнал о захвате Рангуна анг­лийской армией и был вынужден, свернув наступатель­ные действия, двинуться к Рангуну.

Рангун, оборона которого не была подготовлена мест­ными властями, не ожидавшими появления противника в таком глубоком тылу, был взят англичанами в мае 1824 г. [138] Через несколько недель пали и западнобирманские пор­ты, захваченные также неожиданно для их   защитников. Однако вскоре англичанам пришлось столкнуться с не­приятными для них отклонениями от намеченного страте­гического плана. Моны не восстали и не пришли на по­мощь завоевателям. К тому же оказалось, что бирман­ский царь не намерен сдаваться, а присланные им воена­чальники (летом командование армией принял Маха Бан­дула), хоть и не смогли сбросить захватчиков  в море, окружили Рангун укреплениями и практически осадили в нем англичан. Ввиду того что кампания   планировалась короткой и должна была кончиться до наступления мус­сонов, запасы продовольствия и медикаментов в англий­ском лагере были ограниченны, а с наступлением муссонных бурь связь с Калькуттой осложнилась.

Положение англичан облегчалось двумя факторами. Во-первых, английская эскадра полностью контролирова­ла реку Рангун, держала под обстрелом примыкавшие к реке фланги бирманской армии и в случае необходимости могла присоединить мощь корабельной артиллерии к ар­тиллерии наземных войск. Во-вторых, на господствовав­шей над местностью платформе пагоды Шведагон было расположено 20 крупных орудий, и их огонь достигал любой точки бирманских позиций.

Бандула готовился к решающему штурму британских укреплений в течение всего сезона дождей, рассчитывая, что болезни и плохое питание ослабят английскую ар­мию. Все лето англичане были заперты в Рангуне и под­вергались беспрерывным атакам небольших бирманских отрядов. Когда земля просохла и установилась сухая по­года, Маха Бандула повел свою армию на штурм англий­ских укреплений. Однако штурм несколько запоздал: за два месяца, прошедших с конца муссонного периода, англичане смогли привести в порядок войска и подвезти подкрепления.  Ружья англичан били настолько даль­ше и точнее, чем бирманские мушкеты и луки, а их артил­лерия настолько превосходила бирманскую, что бирман­ские солдаты не могли нанести никакого урона англича­нам, не приблизившись почти вплотную. Бой был проиг­ран, и разрозненным отрядам Бандулы пришлось отсту­пить за свои укрепления.

Используя смятение, охватившее бирманцев, англий­ские части начали преследование бирманской армии. Маха [139] Бандула с 7 тыс. солдат, потеряв три четверти пушек, был вынужден отступить к укреплениям у деревни Данубью. Здесь он организовал новую линию обороны, од­нако до решающих сражений дело не дошло — при ар­тиллерийском обстреле бирманских укреплений 1 апреля 1825 г. Бандула был убит английским снарядом. Потеряв командующего, бирманцы отошли к северу, и таким образом путь вверх по Иравади был открыт. При поддерж­ке канонерок англичане поднялись до Прома и, взяв его, остановились там на период дождей. Еще ранее, пользуясь тем, что основные силы бирманцев были скованы у Рангуна, англичане оккупировали Аракан, Тенассерим, а также часть Манипура и Ассама.

После неудачной попытки освободить Пром бирманцы пошли на переговоры с англичанами. Во время перегово­ров английское командование потребовало от бирманцев отказаться от претензий на Качар, Ассам и Манипур, ус­тупить Аракан, уплатить контрибуцию, принять англий­ского резидента в Аве и заключить торговый договор. Все просьбы потрясенных такими требованиями бирманцев о смягчении условий мира оказались тщетными. Перегово­ры были прерваны, и бирманцы предприняли новые попытки оттеснить англичан и вернуть Пром, однако после нескольких дней тяжелых боев им пришлось отступить. Помимо боев на суше англичане умело использовали ка­нонерки, которые заходили в тыл бирманцам.

Вновь начались мирные переговоры, теперь у города Мелун. К прежним английским требованиям было добав­лено отторжение Тенассерима. Бирманские послы смогли добиться лишь уменьшения первоначальной суммы кон­трибуции (1 млн. ф. ст.) в два раза. 3 января 1826 г. до­говор был подписан и отослан в Аву. Но война не окон­чилась: воспользовавшись тем, что ко времени истечения срока перемирия подтверждение ратификации договора царем Бирмы не было получено, англичане возобновили военные действия. Английская армия снова двинулась вперед и подошла уже близко к Аве (которая в 1823 г. вновь стала столицей страны). Положение было безвы­ходным. Бирма приняла все условия англичан, и 24 фев­раля 1826 г. в местечке Яндабо был подписан мирный до­говор.

В британской историографии принято считать военные акции англичан вынужденными и изображать первую англо-[140]бирманскую войну как превентивную акцию против бирманской агрессии в Индии. Однако условия мирного договора полностью опровергают такую версию. Война Великобритании с Бирмой была захватнической, колони­альной войной и явилась первым шагом к полному поко­рению Бирмы.

2. Англо-бирманские отношения во второй половине 20-х — начале 50-х годов XIX в.

Договор 1826 г. рассматривался бирманцами как не­справедливый и позорный. Сила английской военной ма­шины, которую пришлось испытать на себе бирманской армии, ее явное техническое и тактическое превосходство над бирманскими войсками оказались неожиданностью и, как всякая неожиданность, не укладывались в сознании бирманских сановников, большинство которых предпочи­тало объяснять неуспех личными качествами генералов, провидением и даже случайностью. Поражение рассмат­ривалось как временная неудача, и, хотя присутствие анг­личан в бирманских провинциях стало фактом, Баджидо решил продолжать независимую политику.

Прибывший в Аву в 1826 г. посол генерал-губернатора Джон Кроуфёрд столкнулся с трудностями при заключе­нии торгового договора с Бирмой. Договор, предусматривавший ряд привилегий для английских торговцев, сам по себе был дополнительным унижением для бирманцев. Бирманское правительство решительно сопротивлялось большинству пунктов этого договора, и в результате  из 22 его статей в окончательном тексте осталось только че­тыре. Бирманское правительство попыталось использо­вать заинтересованность англичан в заключении догово­ра и изъявило желание рассмотреть с послом погранич­ные вопросы, поскольку соответствующая часть договора в Яндабо была весьма туманной и проблема разграниче­ния бирманской территории и английских владений была чревата дальнейшими конфликтами. Но Кроуфёрд, весь­ма презрительно относившийся к бирманцам и характе­ризовавший бирманское правительство как «невероятно невежественное и подозрительное», отказался выходить в переговорах за рамки торгового соглашения, которое и было подписано в ноябре 1826 г. [141]

Опасения бирманцев по поводу того, что англичане могут воспользоваться туманными местами в Яндабоском договоре для расширения своих приобретений, под­твердились в ходе переговоров относительно границы с Манипуром. Так как часть бирманской территории была оккупирована во время войны 1824—1826 гг. манипурским раджой, бирманцы потребовали, чтобы эта террито­рия была им возвращена. Представитель англичан зая­вил, что карта, которой пользовались бирманцы, фальсифицирована, и возмущенные бирманцы покинули перего­воры. Тогда англичане в одностороннем порядке постави­ли на берегу Чиндуина пограничные знаки, но протест бирманцев был настолько решителен, что знаки сняли, хотя окончательного решения по этому вопросу не было принято. Инцидент в Манипуре был только частным слу­чаем — такого рода происшествия случались и в других районах.

В 1830 г. в Аву прибыл английский резидент майор Г. Бёрни, представитель «умеренного» крыла британской колониальной администрации. Бёрни удалось до некото­рой степени преодолеть обстановку недоверия к англи­чанам, царившую при дворе Баджидо. В отношениях Бирмы с англичанами наступила разрядка, и в 1833 г. ге­нерал-губернатор даже принял решение, признающее точку зрения бирманцев на пограничный спор с Манипу­ром правильной.

Объяснение этим переменам нетрудно обнаружить. За восемь лет, прошедших со дня присоединения не британ­ским владениям ряда областей Бирмы, они не дали ни рупии дохода, расходов же требовали больших. Враж­дебность населения, нелегкий климат, отдаленность от центра — все это привело к тому, что англичане уже по­думывали, как бы избавиться от бирманских территорий. Существовал даже план передачи Тенассерима Сиаму в обмен на торговые концессии, однако антианглийская по­зиция Сиама заставила отказаться от этого плана. Бёрни вел переговоры с царем Баджидо, предлагая на опреде­ленных условиях продать Бирме ее же территории или обменять на другие бирманские земли. Бирманский двор отказался от такой покупки из-за отсутствия средств: только в 1832 г. Бирме удалось полностью уплатить кон­трибуцию, сильно разорившую страну, ибо для ее уплаты были введены чрезвычайные налоги. К тому же Баджидо [142] надеялся, что англичане, поняв нерентабельность Тенас­серима, возвратят его Бирме без всяких условий.

Бирманцев тяготило присутствие в столице британско­го резидента. Несмотря на то что Бёрни удалось устано­вить личные контакты с некоторыми представителями бирманской знати, в том числе с братом царя принцем Таравади, его постоянное пребывание при дворе было в свете существовавших в Бирме обычаев унизительным для страны. Это объясняется тем, что бирманцы рассмат­ривали постоянных послов, посылаемых ими, например, к шанским собвам, как наблюдателей за делами вассаль­ного государства. Дипломатическое посольство в бирман­ском понимании было временным, и посол, выполнив свою миссию, должен был уехать обратно. В соседних су­веренных странах Бирма не имела постоянных посольств; вопросы внешней политики решал только царь с мини­страми, без посредников.

По этой же причине бирманцы отказались направить посла в Калькутту. А когда Бёрни вернулся в Бирму пос­ле отпуска в 1835 г., подверженный все усиливающимся приступам душевной болезни Баджидо отказался принять его: присутствие английского посла в столице было не­выносимо для царя.

Развивавшаяся душевная болезнь царя вызвала борь­бу за власть при бирманском дворе. При жизни Баджидо фактическими господами страны были его жена и ее брат Миндаджи, которые скопили в своих руках громад­ные средства. В некоторых районах чиновники более по­ловины налогов собирали в пользу царицы и Миндаджи, оставляя казне меньшую часть. Труднее всего приходи­лось монскому населению Южной Бирмы, которое по­страдало как от войны, так и от чрезвычайных поборов после ее окончания. Уже в 1826 г. восставшие крестьяне осадили Рангун, и только через год, послав на юг целую армию, правительство смогло подавить восстание. Кре­стьянские бунты охватили и собственно Бирму: в начале 30-х годов, например, один из крестьянских отрядов на­пал на Амарапуру.

В начавшейся после смерти Баджидо борьбе за власть принц Таравади обратился к восставшим крестьянам, и они пришли в 1837 г. к нему на помощь, надеясь, что он уничтожит чиновников и ненавистных царицу и ее брата. В первые дни после захвата власти Таравади (1838 —[143] 1846) по настоянию вождей крестьянских отрядов казнил несколько особенно ненавистных чиновников, не тронув царицу и Миндаджи. Вскоре после этого, расколов един­ство крестьянских вождей обещаниями должностей и пе­реманив некоторых из них к себе на службу, Таравади остальных казнил. Но как только обнаружилось, что царь не собирается выполнять своих обещаний, восстания раз­горелись с новой силой. Не помогла и казнь в 1840 г. царицы и Миндаджи, замешанных в одном из заговоров. В 1838 г. снова восстали моны, в 1840 г. — шаны, в 1844 г. — карены.

Таравади еще при жизни Баджидо неоднократно под­черкивал, что договор с Англией несправедлив. При вос­шествии на престол он заявил, что не считает необходи­мым выполнять положения договора. Таравади не обра­щал никакого внимания на присутствие в столице (в 1837 г. переведенной в Амарапуру) английского посла, и Бёрни, боясь конфликтов между бирманцами и посоль­ством, перебрался в Рангун. Оттуда он слал письма в Калькутту, призывая начать войну против Бирмы и припугнуть царя.

Убедившись в том, что Бёрни не оказывает на бирман­цев нужного влияния, генерал-губернатор Калькутты ото­звал его в Индию, а на его место отправил другого рези­дента — Бенсона. Однако бирманское правительство упорно не желало рассматривать английского посла как представителя державы-победительницы. Помимо реши­мости бороться за возвращение отнятых англичанами зе­мель отношение к английским резидентам определялось еще и тем, что они не были послами английского государ­ства, а действовали от имени генерал-губернатора Бри­танской Индии. За все время англо-бирманских войн анг­личане ни разу не послали в Бирму государственного по­сольства и не ответили на послания бирманских царей королю Великобритании.

В 1839 г. уехал, прожив чуть больше года и сослав­шись на болезнь, новый посол. Оставшийся вместо него капитан Маклеод также продержался в Амарапуре не­долго: летом 1839 г. он покинул столицу и обосновался в Рангуне. Теперь в Калькутте находилось уже два бывших посла, и они единодушно уговаривали правительство Британской Индии начать войну против Бирмы, воспользо­вавшись в качестве предлога излишним, по мнению англичан, [144] размером бирманской армии или закупками ору­жия бирманцами. Они старались убедить губернатора, что если упустить момент, Бирма может предпринять по­пытку вернуть свои южные провинции.

В начале 1840 г. Калькутта отозвала капитана Маклеода из Рангуна и разорвала с Бирмой всяческие отно­шения. Готовились военные акции. Однако эти планы бы­ли сорваны войной в Афганистане, где английские войска не смогли сломить сопротивление горцев. Когда к этому прибавились трудности в покорении Пенджаба и Спида, англичанам пришлось на время отложить войну с Бир­мой.

3. Вторая англо-бирманская война (1852 — 1853)

В конце 40-х годов XIX в. положение в Бирме резко ухудшилось. Таравади был отстранен сыновьями от вла­сти и по решению семейного совета помещен в больницу для душевнобольных. Престол занял его сын Паган Мин (1846 — 1853), расправившийся с теми из братьев, кого он считал опасными соперниками. Всеми делами в стране в правление Паган Мина вершили его фавориты. Особенно отличились в ограблении страны министры Маун Байин За и Маун Бхейн, которые придумывали новые налоги и обвиняли состоятельных жителей царства в измене для того, чтобы получить их деньги. Считают, что за два года безраздельного господства этих фаворитов более 6 тыс. человек было казнено по ложным доносам. В конце кон­цов, опасаясь всеобщего возмущения, царь был вынуж­ден выдать обоих министров жителям столицы. За вре­мя правления Паган Мина полностью разладилось цен­трализованное управление страной. Паган Мин требовал только, чтобы мьоза и мьотуджи отдавали ему налоги, а каким образом они их добывали, его не интересовало.

Царь и его правительство были крайне непопулярны в Бирме, страна разорена и практически беззащитна пе­ред любой агрессией.

Калькуттские власти, внимательно следившие за поло­жением в Бирме, сочли ситуацию выгодной для начала новой войны. Афганские войны закончились, сикхи были покорены, армия готова для наступательных действий на востоке. Время захвата баз и плацдармов миновало — [145] наступила пора территориальнной экспансии. Оставалось лишь найти формальный предлог, и он, конечно, нашелся. В 1851 г. губернатор области Пегу Маун О обвинил капитанов двух английских кораблей в Рангуне в краже и убийстве и наложил на них штраф в общей сложности не многим более 1 тыс. рупий. В ответ на жалобу капита­нов генерал-губернатор Британской Индии Дальхузи, ко­торый только что завершил покорение сикхов и был ярым сторонником английской экспансии, заявил: «Английские власти в Индии никак не могут в интересах собственной безопасности позволить себе, чтобы местные власти хотя бы на один день взяли над ними верх». В Рангун была заправлена британская эскадра с требованием немедлен­ной компенсации и смещения Маун О. Дальхузи рассчи­тывал на то, что непомерные требования вызовут гнев­ную реакцию бирманского двора, и это откроет путь к войне.

Однако правительство Бирмы согласилось на все тре­бования англичан. Маун О был смещен, и бирманские власти обещали рассмотреть вопрос о компенсации. Соз­далось странное и несколько обидное для командующего эскадрой коммодора Ламберта положение: он прибыл начать войну, а сделать это не удавалось. Казалось бы, можно было отправиться восвояси, но коммодор продол­жал стоять на рангунском рейде, надеясь, что бирманцы все-таки дадут повод для начала войны.

Долгожданный момент наступил в январе 1852г., когда новый губернатор отказался принять направленную к не­му без уведомления депутацию Ламберта, посылка кото­рой противоречила бирманским обычаям. Коммодор не­медленно приказал покинуть Рангун всем британским подданным, объявил блокаду порта и захватил стоявшее там бирманское судно. В ответ загремели выстрелы с бирманских батарей. Ламберт только этого и ждал. В не­сколько минут залпы бортовых орудий британских кораб­лей разгромили слабосильные береговые батареи, после чего Ламберт уничтожил все бирманские корабли, кото­рые смог найти в порту, не обращая внимания на то, что корабли эти были гражданскими и на них помимо команд находились и семьи моряков.

Вернувшегося в Калькутту за дальнейшими инструк­циями Ламберта генерал-губернатор шутливо отчитал, назвав «мой вспыльчивый коммодор», а затем, сообщив [146] своему другу в письме исторические слова: «Мы не мо­жем допустить, чтобы нам где бы то ни было на Востоке указывали на дверь», приказал готовить к отправке в Бирму экспедиционный корпус.

В феврале 1852 г. Дальхузи направил Бирме новый ультиматум. В нем выдвигалось абсурдное и наглое тре­бование, чтобы Бирма уплатила Англии компенсацию за подготовку войны против Бирмы в сумме 1 млн. рупий (100 тыс. ф. ст.). Это требование было явно рассчитано на отказ бирманского правительства. Действительно, Паган Мин не ответил на ультиматум, и 1 апреля англи­чане начали военные действия.

Пресса и общественные деятели многих стран резко отзывались о бесчестной политике лорда Дальхузи. Да­же в самой Англии, охваченной угаром завоеваний и побед, поведение Ламберта и особенно сумма компенса­ции во втором ультиматуме вызвали возмущение, и Даль­хузи вынужден был, оправдываясь, признать, что допу­стил ошибку, посылая коммодора Ламберта с дипломати­ческой миссией. Однако победителей не судят, и ни Лам­берта, ни Дальхузи никто судить не собирался: они по­дарили Великобритании несколько тысяч квадратных миль заморских территорий.

В начале апреля англичане штурмом взяли Мартабан. Захват Рангуна, хорошо укрепленного бирманцами, ока­зался более трудным делом: штурм города продолжался 4 дня. Затем были захвачены Бассейн, Пегу и Пром.

Начавшиеся дожди задержали английские войска в портовых городах, и в июле Дальхузи, который, не в при­мер военачальникам первой англо-бирманской войны, тщательно организовал снабжение и связь в экспедици­онном корпусе, прибыл в Рангун. Здесь он вступил в спор с командующим корпусом генералом Годвином. Ге­нерал, которого поддерживала английская пресса, хотел идти на Амарапуру, чтобы диктовать условия мира в са­мой столице. Дальхузи добился принятия другого плана: занятия Пегу и Прома (отбитых к этому времени бир­манцами), захвата южнобирманских провинций и объ­единения в одно целое английских владений в Бирме, Аракане и Тенассериме.

Осенью, по окончании периода дождей, после незна­чительного сопротивления был занят Пром. В ноябре англичане захватили Пегу. Попытка бирманцев возвратить [147] Пегу кончилась безуспешно. Бирма была отрезана от моря; крупнейшие центры ее юга перешли к англича­нам, которые объявили о присоединении области Пегу к английским владениям в Индии. Дальхузи надеялся, что бирманцы запросят мира на английских условиях: поглощенный кусок Бирмы уже был настолько велик, что не хватало ни войск, ни снаряжения, чтобы контролировать его. Он трезвее относился к возможности оккупационно­го корпуса, чем охваченные угаром воинственности анг­лийские газеты. Беспокоили генерал-губернатора и бир­манские отряды. Если основные силы бирманцев действо­вали неорганизованно и отступали перед англичанами, то с каждым днем увеличивалось число партизанских отря­дов, которые нарушали английские коммуникации и уст­раивали засады английским подразделениям.

Не дождавшись бирманских просьб о мире, Дальхузи под давлением генерала Годвина и лондонских кругов начал было готовить поход на Амарапуру, подтягивая подкрепления из Индии. Но тут до него дошли новости, которые весьма устраивали генерал-губернатора.

Сводный брат царя, популярный в Бирме принц Миндон, глава партии, выступавшей за мир с англичанами, бе­жал из столицы на север и поднял там восстание против Паган Мина. Нелюбимый царь, с именем которого свя­зывались не только народные бедствия, но и неудачи в войне с англичанами, не смог собрать достаточно войск и противостоять наступающим с севера повстанцам, к ко­торым присоединялись крестьяне. В самой столице круп­нейшие министры и сановники, чувствуя, что дело Паган Мина обречено на поражение, организовали заговор и сместили его с престола. Миндон вошел в Амарапуру и был весной 1853 г. коронован на царство. Он пощадил Паган Мина, и тот прожил еще 30 лет.

В знак примирения с англичанами Миндон освободил арестованных после начала войны итальянских миссионе­ров и отправил их вниз по Иравади навстречу англича­нам, которые за это время продвинулись еще на 70 км вверх по реке, захватив ценные тиковые леса. Миндон рассчитывал на то, что англичане, видя его готовность к миру, вернут Бирме часть оккупированной территории. Однако переговоры ни к чему не привели. Англичане не намеревались возвращать то, что попало к ним в руки. В мае 1853 г. переговоры зашли в тупик, и бирманские [148] представители покинули Пром. Несмотря на отсутствие договора и на отказ бирманцев формально согласиться с переходом в руки Великобритании жизненно важных юж­ных провинций, Миндон отдал приказ о прекращении во­енных действий. Окончание войны отвечало интересам англичан, большая часть экспедиционного корпуса кото­рых была занята подавлением сопротивления в оккупи­рованных областях. Движение сопротивления приняла весьма широкий размах. Если после первой войны в руки англичан перешли Аракан, Тенассерим и Манипур — об­ласти, населенные небирманцами, то теперь они претен­довали на власть над бирманскими провинциями, над ча­стью собственно Бирмы. Англичанам пришлось потратить несколько лет на то, чтобы сломить сопротивление.

4. Реформы Миндона

В результате двух неудачных войн Бирма потеряла все порты, множество городов, значительную часть населе­ния, плодородные земли. Владения Великобритании ок­ружали ее с запада и юга. Любая внешняя акция бир­манского царя немедленно становилась известной в Ран­гуне, откуда английский губернатор мог диктовать свою волю бирманскому двору, в случае необходимости под­крепляя свои слова угрозой вторжения.

Ни английские политики, ни рядовые участники завое­ваний не рассматривали действия Англии как нечто пре­досудительное. Убежденность в высокой просветитель­ской и цивилизаторской миссии англичан в частности и белого человека вообще настолько глубоко вошла в кровь-участников колонизации, что подавляющему большинству их не приходила в голову мысль о безнравственности их действий. Отрезанная от мира, Бирма оказалась во вла­сти английской военной и экономической машины, конт­ролировавшей бирманские границы и единственный вод­ный путь, связывающий страну с   океаном, — Иравади. Бирма была оттеснена на задворки политики, и виновни­ки этого были убеждены, что в интересах бирманцев ус­корить окончательное слияние Бирмы с громадной семьей, народов, объединенных под флагом Великобритании.

В Британской Бирме воцарялся порядок. С разбойни­ками (а таковыми считались и партизаны) велась решительная [149] борьба. В городах были открыты первые школы, в основном миссионерские. В Рангуне функционировала больница, в которой работали белые врачи. Между горо­дами были проложены новые дороги. По Иравади ходи­ли паровые суда и перевозили до Прома пассажиров и грузы. Полицейские охраняли покой мирных граждан, и не было в помине ни жестоких казней, ни дворцовых пе­реворотов, ни войн с соседями.

В самостоятельной Бирме по-прежнему происходили казни, еще не работал телеграф, солдаты были вооруже­ны копьями и мушкетами, мьотуджи драли с крестьян три шкуры. Строились громадные пагоды, и в довершение ко всему в 1857 г. царь Миндон решил опять перенести столицу — на этот раз на несколько километров к севе­ру, к Мандалайскому холму. И это было источником но­вых поборов и тягот.

Но бирманцы упорно не желали ценить «преимуществ цивилизации» и продолжали цепляться за свой «неустро­енный и отсталый» мир.

Миндон, занявший бирманский престол после оконча­ния второй англо-бирманской войны, оказался в трудном положении. Силе англичан он должен был противопоста­вить гибкую политику, чтобы не только сохранить неза­висимость Верхней Бирмы, но и постараться возвратить потерянные земли. И постепенно новый царь начинал осо­знавать, что бороться с пришельцами можно только их собственным оружием — с помощью знаний, доступных европейцам, но неизвестных в Бирме.

Прежде чем перейти к решению внутренних проблем, Миндон решил установить мирные отношения с англича­нами. Шаги в этом направлении встретили возражения со стороны части бирманской знати, в том числе наследника престола Канаун Мина — сторонника продолжения вой­ны с англичанами и возвращения потерянных террито­рий. Оппозиция была особенно сильна ввиду того, что в Нижней Бирме не стихало активное сопротивление анг­личанам. Даже сам лорд Дальхузи не мог не высказать восхищения смелостью некоторых бирманских вождей со­противления. Особенно выделялись среди них Мья Тун и Гаун Джи.

Желая убедить англичан в серьезности своих намере­ний, Миндон согласился допустить в столицу английского дипломатического агента и даже пошел на то, чтобы [150] информировать его о своих политических планах. Осенью 1854 г. Миндон направил в Калькутту посольство, которое помимо упорядочения отношений с англичанами должно было поднять вопрос о возвращении Бирме Пегу и дру­гих южных территорий. Разумеется, бирманские послы получили резкий отказ. Однако провал посольства не привел к разрыву отношений с англичанами. Более того, им было передано приглашение прислать ответное по­сольство, которое и посетило Миндона в 1855 г. Во главе посольства стоял выдающийся деятель колониальной Бирмы и будущий историк Бирмы Артур Фейр. Секрета­рем посольства был Генри Юл, впоследствии также круп­ный историк, написавший интересный отчет о посольстве, в течение десятилетий служивший европейцам важным источником по истории, нравам и обычаям Бирмы и бир­манцев.

Артур Фейр пытался склонить Миндона к подписанию договора о дружбе с Великобританией, в котором ни сло­ва не говорилось бы о территориальных потерях Бирмы и который самим фактом своего существования подвел бы формальную черту под существующим положением ве­щей и лишил Бирму права требовать возвращения поте­рянных провинций. Миндон не пошел на подписание до­говора. Шел 1855 г., в самом разгаре была Крымская война, о которой Миндон был осведомлен. Распростра­няемые армянскими купцами обнадеживающие слухи о том, что Англия находится на пороге поражения, вселяли надежду в бирманцев. Говорили уже о том, что русские армии вот-вот вторгнутся в Индию и освободят ее от анг­личан. Но Миндон был осторожен: война с Россией шла далеко, и неизвестно было, чем она кончится и как по­влияет на Бирму.

В последующие годы англичане неоднократно подни­мали в той или иной форме вопрос о подписании мирно­го договора с Миндоном. В то время ни о каком расши­рении английских владений в Бирме и речи быть не мог­ло. Не успела закончиться Крымская война, как в 1857 г. в Индии началось сипайское восстание, настолько гроз­ное, что временами само британское господство в Индии ставилось под угрозу. Однако как только эти трудности были преодолены и возник вопрос об овладении сухопут­ным путем из Индии в Китай, проходившим по Северной Бирме, политика Великобритании в отношении Бирмы [151] вновь приняла агрессивный характер и привела в конце концов к новой войне и ликвидации бирманской незави­симости.

Миндон решил воспользоваться предоставленной ему передышкой для создания достаточно сильного государ­ства, могущего противостоять будущей английской агрес­сии. Путь для этого был один — ликвидация власти фео­далов. Задача Миндона и его советников осложнялась тем, что Бирма была лишена выхода к морю и, следова­тельно, перспектив развития торговли с другими страна­ми. Оставшиеся районы можно было разделить на две части: 1) исконно бирманские земли с укоренившимся феодальным укладом, крупными земельными собственни­ками и множеством мелких и средних феодалов-мьотуджи; 2) горные отсталые районы, управлявшиеся шанскими, качинскими и каренскими князьями, отношения которых к бирманскому двору ограничивались чаще все­го присылкой дани.

Проведение реформ облегчалось тем, что позиции крупнейших феодалов были подорваны в ходе двух войн и старый порядок вещей был основательно скомпрометирован. Уже в 1853 г. Миндон издал указ, по которому Совет министров — Хлудо — должен был рассмотреть все жалобы подданных бирманского короля на королев­ских братьев, сыновей, жен, знать и государственных чи­новников, которые отнимали у простолюдинов землю. Через месяц последовал второй указ, запрещавший мьоза использовать население для личных услуг и облагать лю­дей экстраординарными налогами.

Эти указы были ощутимым ударом по привилегиям мьоза, привыкших рассматривать население своих вот­чин как личных подданных.

Другим важным шагом в этом направлении было вве­дение денежного жалованья сначала мьоза и чиновникам высокого ранга, затем и более мелким чиновникам. В равнинных провинциях к середине 60-х годов на денеж­ные выплаты было переведено большинство государст­венных служащих.

При проведении реформ Миндон опирался на средних и мелких феодалов, чиновников и армию. Параллельно с уменьшением привилегий мьоза Миндон значительно рас­ширил лрава мьотуджи — им был поручен сбор всех на­логов (мьоза были отстранены от этого), под их юрисдикцию [152] подпали все жители округа, будь то податные крестьяне или ахмуданы — военные поселенцы.

Поскольку увеличение числа ответственных за сбор налогов еще не значило ликвидации злоупотреблений, Миндон сделал следующий шаг: была проведена налого­вая реформа. Вместо множества налогов, дававших не­ограниченное поле деятельности мздоимцам, был устано­влен единый налог — татамеда, составлявший 10% об­щего дохода любого налогоплательщика.

Эти реформы, несмотря на сопротивление знати, были проведены в жизнь, но не успели укорениться: после смерти Миндона ставленник знати Тибо немедленно вос­становил институт мьоза, ликвидированный его отцом.

Оппозиция, возглавлявшаяся принцами, некоторыми министрами, а также мьоза и частью высшего духовенст­ва, устраивала заговоры с целью убийства Миндона. Один из этих заговоров в 1866 г. едва не увенчался успе­хом. Заговорщики, возглавляемые двумя принцами, во­рвались в загородный дворец, убили наследника престо­ла, двух сыновей царя и министра. Сам Миндон скрылся во дворце в Мандалае. Всю ночь мятежники осаждали дворец; только утром с помощью подошедших подкрепле­ний дворцовая стража разгромила их, и принцы со свои­ми сторонниками бежали на английскую территорию. Положение было настолько напряженным, что Миндон рекомендовал английскому резиденту в Мандалае майору Слейдену эвакуировать из столицы англичан, что и была сделано.

Создалась парадоксальная ситуация. На юг от Ман­далая спешили два парохода: на одном бежали англича­не, спасаясь от гнева мятежников, на другом в Британ­скую Бирму спешили сами мятежники. Те и другие почти одновременно прибыли на английскую территорию; и тем и другим было дано убежище. Англичане, несмотря на внешние проявления дружбы с Миндоном, не возражали против того, чтобы иметь под рукой послушных и запу­ганных претендентов на престол, и Миндон отлично по­нимал это.

Мероприятия, направленные на упрочение централь­ной власти, упорядочение финансового положения стра­ны, ликвидацию мощи крупных феодалов, не были самоцелью. С их помощью Миндон надеялся превратить стра­ну в сильное государство. В 1864 г. в Бирме началась чеканка [153] собственной монеты, было построено несколько но­вых предприятий, введена телеграфная связь, закуплены пароходы. Из Европы были приглашены специалисты, как военные (француз де Фуко стал главным военным инструктором в армии), так и гражданские, помогавшие в строительстве Мандалая, чеканке монет, обслуживании пароходов и т. д.

Одновременно Бирма начала проявлять внешнеполи­тическую активность. Уже в 1856—1857 гг. были направ­лены миссии в Лондон, Париж, Вашингтон. В 1856 г. в Бирму прибыла французская миссия, и тогда же в Бамо, на границе с Китаем, была с согласия бирманского двора основана католическая миссия, что вызвало недовольство англичан.

Однако все действия Миндона отличались половинча­тостью. Он расшатал феодальную структуру Бирмы, но не решился на ее слом. Да и мирный промежуток был весь­ма короток. Уже в начале 60-х годов, т. е. всего через 10 лет после окончания второй англо-бирманской войны, ситуация изменилась. Англия, справившаяся с восстани­ем в Индии, победившая Россию, заинтересованная в ки­тайском рынке, забыла о широко декларируемой дружбе с миролюбивым Миндоном. Началось окончательное за­воевание Бирмы, которое растянулось на четверть века и завершилось формальной акцией — захватом мандалайского дворца.

5. Внешняя политика Бирмы в 60—70-х годах XIX в.

Первым признаком оживления британских экспансио­нистских замыслов в отношении Бирмы можно считать об­ращение в 1860 г. Манчестерской торговой палаты к анг­лийскому лравительству с просьбой содействовать откры­тию сухопутного пути в Китай. Существование этого пути было известно в Англии давно, и начиная с XVII в, пред­принимались отдельные шаги по выяснению возможно­стей его использования. В начале XIX в. X. Кокс, нахо­дившийся в Аве, провел специальное исследование вопро­са и впоследствии опубликовал отчет. Немедленно после окончания первой англо-бирманской войны и захвата Моулмейна англичане обследовали этот порт как исход­ную точку для торгового пути в Китай. Последующие годы [154] были характерны активностью отдельных путешест­венников, в основном офицеров британской армии, искав­ших дороги из Северной Индии в Бирму, а также из Бирмы в Китай. В 1830 г. лейтенант Пембертон прошел из Манипура в Аву, в следующем году капитан Ричард Спрай предложил использовать дорогу Моулмейн — Кенхунг — Юньнань, а в 1837 г. капитан Маклеод на шести слонах прошел этот путь и стал первым европейцем, про­никшим в Китай по Салуину. Трижды проходил из Моул­мейна в Чиангмай и обратно д-р Ричардсон.

Вступление на престол Таравади положило конец этим путешествиям, и в течение 15 лет, вплоть до новой военной экспедиции против Бирмы, путь в Китай не ис­следовался. Во время пребывания в Аве посольства в 1855 г. его секретарь Генри Юл изучал дневники первых путешественников. Фейр, со своей стороны, старался на­вязать бирманскому правительству статью о договоре, ко­торая давала бы Англии право на преимущественную торговлю с Китаем через территорию Бирмы. Но с дого­вором ничего не вышло, и англичане отложили этот во­прос на несколько лет.

В 1860 г. в связи с обращением Манчестерской торго­вой палаты вопрос был снова поднят. Правда, было из­вестно, что бирмано-китайская торговля давно уже захи­рела и не играет большой роли в бирманской экономике. Но сам путь через Бамо и верховья Иравади существо­вал, был хорошо знаком бирманцам, и, проложив срав­нительно небольшой отрезок дороги, англичане могли его широко использовать. Путь этот сулил куда больше преи­муществ, нежели морской путь через Шанхай, особенно если учесть, что ж 1860 г. все нижнее течение Иравади контролировалось англичанами. На Иравади базирова­лась британская флотилия, корабли которой могли бы подняться до Бамо.

Результатом действий английских текстильных про­мышленников явилось новое посольство в Бирму, воз­главляемое А. Фейром, в 1862 г. Расходы по подавлению восстаний в Индии и по укреплению власти в обширной колонии были настолько велики, что власти Британской Индии не испытывали особого рвения к расширению тер­риторий за счет Бирмы. Бирма для них была второсте­пенным участком, и потому, несмотря на растущее дав­ление из метрополии, первое посольство носило еще мирный [155] характер и требования его были сдержанны. Любая военная экспедиция против Бирмы в начале 60-х годов была практически нереальна.

Тот факт, что во главе посольства стоял старый знако­мый Миндона Фейр, отличавшийся от многих предшест­вовавших и последующих английских чиновников своим подчеркнутым уважением к бирманским обычаям, знани­ем бирманского языка, бирманской истории, способство­вал успеху этого посольства. В обмен на уступки для Ве­ликобритании Фейр предложил некоторые льготы и для бирманских торговцев на занятой англичанами террито­рии. В договоре 1862 г. пошлины отменялись не только на английские и нижнебирманские товары, ввозимые в независимую Бирму, но и на бирманские товары, ввози­мые в Нижнюю Бирму. Фейру удалось получить согласие бирманского правительства на пребывание в Мандалае английского верховного комиссара при бирманском дво­ре, которым и был назначен военный хирург К. Уильямс, ярый сторонник использования торгового пути в Китай через Бамо, первым делом получивший разрешение царя Бирмы на обследование верхнего течения Иравади.

Вряд ли в то время кто-либо из участников перегово­ров до конца осознавал, что появление Уильямса при мандалайском дворе знаменует начало последнего этапа ликвидации бирманской государственности.

Уильямсу, отправившемуся к верховьям Иравади с согласия и при содействии бирманских властей, приш­лось вернуться, не добравшись до Китая: начавшееся восстание в Мандалае было для Миндона предлогом для возвращения резидента в столицу. Однако интересы анг­лийских текстильных промышленников настоятельно тре­бовали открытия дороги. Китай казался им землей обе­тованной, и наступление на него должно было вестись с запада и с востока. На первом пути преградой, все более ощутимой, была Бирма.

В марте 1867 г. Фейр ушел в отставку, и его место в Нижней Бирме занял полковник Фитч. Английский исто­рик Холл пишет о нем как о человеке, обладавшем мень­шими способностями, меньшим умением разбираться в характере бирманцев, зато гораздо более самоуверенном. Первым же шагом Фитча было новое посольство к бирманскому двору. Миндон в это время имел все основания беспокоиться за прочность своего положения, а следовательно, [156] и за судьбу начатых им реформ. С трудом подав­ленное восстаяие было тому доказательством. Англичане понимали сложность положения бирманского правителя, его нужду в пушках, пароходах и военном снаряжении. Кроме того, англичане, занимавшие половину Бирмы, могли шантажировать царя, давая укрытие его против­никам.

В договоре 1867 г. бирманцы пошли на то, чтобы удо­влетворить растущие требования англичан. Пошлины на английские товары были снижены до 5%. Бирма отказа­лась от монополии на все вывозимые товары, кроме ру­бинов, леса и нефти, допустила английских чиновников на таможни, согласилась на присутствие английского агента в Бамо и проход английских пароходов в верховья Ира­вади.

Ободренный успехом, Фитч слал в Индию и Лондон горячие послания, призывая к дальнейшему нажиму на Бирму и к строительству дороги в Китай. Через год анг­лийский агент поселился в Бамо. Туда же потянулись па­роходы из Рангуна. Однако первые же сообщения агента из Бамо разочаровали английские власти. Торговля с Ки­таем оказалась не такой уж верной и прибыльной, как казалось издалека. Для начала необходимо было поко­рить северные районы Бирмы, племена которых не при­знавали не только англичан, но зачастую и бирманцев. Надо было умиротворить и южные районы Китая, дале­кие от беспрекословного подчинения китайскому импера­тору. Да и строительство дороги через горы было пред­приятием трудновыполнимым.

Власти Британской Индии не во всем разделяли точ­ку зрения британских промышленников и присоединив­шихся к ним в агрессивных устремлениях английских купцов в Рангуне, которые требовали покорения Бирмы, якобы мешающей торговле с Китаем. У колониальных властей было множество других неотложных забот, и во­енная экспедиция в Бирму еще не стояла в повестке дня. Поэтому вопрос открытия дороги временно был отложен.

В эти годы Миндон и его правительство, сознавая шаткость положения Бирмы, вновь развернули широкую дипломатическую деятельность. В 1872 г. в Европу была направлена миссия во главе с министром У Кауном. В Лондоне миссии не удалось добиться гарантий непри­косновенности Бирмы. Более того, миссии было нанесено [157] оскорбление: она была представлена английской короле­ве министром по делам Индии, т. е. министром колоний. Более удачными были переговоры миссии в других стра­нах Европы: удалось заключить торговый договор с Ита­лией и подписать торговую конвенцию с Францией.

К этому же времени относятся первые попытки бир­манского правительства наладить дипломатические отно­шения с Россией. Отношение к России в Бирме была весьма положительным, несмотря на практическое отсут­ствие прямых контактов. Миндон знал, что Россия — враг Англии и, несмотря на поражение в Крымской вой­не, остается великой европейской державой, соперничаю­щей с Англией не только в Европе, но и в Азии. Влия­тельная армянская община в Мандалае, игравшая важ­ную роль в бирманской торговле, также стояла за союз с Россией, которая была для армян защитником едино­верцев в Закавказье.

Когда в 1874 г. бирманская миссия посетила Тегеран для переговоров с иранским шахом, там были сделаны шаги к установлению прямых отношений с Россией. Бир­манцы намеревались просить у России покровительства и помощи против англичан. Эта попытка не привела к же­лаемому результату из-за осторожности российского пра­вительства, не хотевшего идти на конфликт с Великобри­танией. С тех пор в течение нескольких лет связь между Россией и Бирмой поддерживалась только через посред­ство частных лиц; однако в России внимательно следили за развитием ситуации в Бирме, и русские послы и кон­сулы в Лондоне, европейских странах и странах Азии подробно информировали свое правительство о Бирме.

Не смогло получить бирманское правительство помо­щи и от Франции, на что, казалось, были реальные шан­сы из-за конфронтации Франции и Великобритании в этом районе. Конвенция с Францией была подписана в Пари­же в 1873 г., но ратифицировать ее должны были в Ман­далае, для чего туда выехал полномочный посол Фран­ции граф де Рошешуар. Как поведение самого графа, так и действия французского министерства иностранных дел были крайне непоследовательными. С одной стороны, Франция, только оправлявшаяся после разгрома в войне с Пруссией, не могла конкурировать с Англией в Бирме. Приходилось думать более о сохранении своих плацдар­мов в Индокитае, нежели вступать в конфликт с Англией [158] в зоне, которую Великобритания считала своей. С дру­гой стороны, соблазн был слишком велик. Правительство формально независимой страны предлагало союз, и это давало возможность проникнуть в тыл англичанам, кото­рых никто во Франции в то время не рассматривал как союзников, какие бы дружественные договоры ни заклю­чались между этими странами.

Двойственность позиции Франции выразилась уже в том, что проезжавший в Бирму через Индию француз­ский посол посетил вице-короля Индии и заверил его, что Франция не имеет интересов в Бирме. Разумеется, он не развеял подозрений английских властей, хотя говорил правду: в случае конфликта Франция не могла, да и не хотела, реально помогать Бирме, что и подтвердилось че­рез несколько лет.

Непоследовательно вел себя французский посол и в самой Бирме. Он поставил условием заключения догово­ра передачу в аренду Франции рубиновых копей, разра­ботка которых была одной из основных монополий бир­манского царя, на которую не замахивались пока даже англичане. Престиж Франции как потенциального союз­ника упал, и надежды на заключение союза угасли. Кон­венция не была ратифицирована; единственное, чего уда­лось достигнуть, было соглашение о посылке Францией в Бирму военных инструкторов, о подсудности французов в Бирме бирманским судам и о порядке разрешения тор­говых конфликтов. Однако соглашение по этим пунктам не было утверждено французским министерством иност­ранных дел, и в июле 1874 г. бирманское посольство ос­тавило Париж.

Бирма осталась одна. Угроза с юга усиливалась с ка­ждым месяцем.

6. Обострение англо-бирманских отношений в 70-х годах XIX в.

На принятии мер против Бирмы настаивали и в Лон­доне — торговые круги, связанные с восточной торгов­лей, — и в Рангуне — купцы, недовольные отказом бирманцев отменить монополию на хлопок, пшеницу, сахар, чай, слоновую кость и т. д. Однако на первый план вы­двигались совсем не эти причины. Инциденты, которые в [159] начале 60-х годов прошли бы незамеченными, в 70-е годы оказывались в центре внимания, и с каждым новым ин­цидентом тон британской прессы становился все воинст­венней и непримиримей.

На престоле в Бирме все еще оставался миролюби­вый, сдержанный Миндон, идущий на компромиссы с анг­личанами. Политика его никоим образом не менялась. И тем не менее резкое ухудшение отношений между Бирмой и Англией относится к последним годам его правления, а не к воцарению Тибо, происшедшему в 1878 г., как при­нято считать в европейской исторической литературе. Участь Бирмы была решена к середине 70-х годов; после этого оставалось только подготовить общественное мне­ние и склонить к решительным действиям высоких чинов­ников индийского вице-королевства,

Одним из первых инцидентов, подогревшим анти-бирманскую кампанию в Англии, стала смерть англий­ского разведчика Марджори в 1874 г. Он был участником одной из попыток найти наилучший путь между Китаем и Северной Бирмой и действовал в сотрудничестве с по­добной же экспедицией Брауна, двигавшейся ему на­встречу. Пройдя из Китая в Бамо, Марджори повернул обратно, чтобы подготовить путь для более многочислен­ной экспедиции, но был убит на границе разбойниками. Этот случай был немедленно подхвачен английской прес­сой как доказательство вероломства бирманцев; а по­скольку доказательств причастности бирманцев к этому убийству не было, газетчики прибегли к различного рода измышлениям, и даже посещение китайским генералом бирманского двора было расценено как свидетельство участия Миндона в убийстве английского разведчика. Инцидент был раздут настолько, что в донесениях рус­ских дипломатов в Петербург впервые появились указа­ния на возможность войны Англии с Бирмой и полного покорения страны.

Почти одновременно с убийством Марджори произо­шло еще одно серьезное столкновение между бирманца­ми и англичанами. Миндон направил отряд в область, населенную каренами-работорговцами, совершавшими на­беги на бирманские деревни. Карены испокон века счи­тались вассальным Бирме народом, но на этот раз англи­чане послали в Мандалай протест, заявляя, что карены находятся под защитой британской короны. Миндон не [160] согласился с этим, и инцидент был закрыт только в 1875 г., причем бирманцам пришлось признать независи­мость Западного Каренни.

Даже мелочи, подобные тому, снимать ли обувь во время аудиенции у бирманского царя, приобрели в это время чрезвычайно большую огласку. Несмотря на то что бирманцы освободили англичан от исполнения слож­ного и нерушимого дворцового этикета, они не могли позволить кому бы то ни было входить в королевский дворец в обуви. Нарушение этой традиции было оскорби­тельным для бирманского царя и унижало его в глазах подданных. В течение двух десятилетий британские пос­лы и агенты ворчали, писали кляузы в Индию, но обувь все-таки снимали. В середине же 70-х годов, придрав­шись к тому, что бирманские послы в Индии не снимали обувь в присутствии принца Уэльского, англичане предъ­явили Миндону оскорбительный и заранее неприемлемый ультиматум: англичане обувь во дворце снимать не бу­дут. Миндон с этим не согласился, и с тех пор английский резидент перестал являться во дворец. Практически это означало разрыв дипломатических отношений, в чем бир­манцы ни в коей мере не были повинны.

К 1875 г. в Лондоне и Калькутте уже был разработан план военных действий против Бирмы. Русский военный агент в Лондоне генерал Горлов смог ознакомиться с этим планом и сообщал в Россию его детали и количест­во войск, которые примут участие в военной экспедиции. Он писал: «Война эта падает на армию Мадрасского президентства. Арсенал в Мадрасе находится на полном хо­ду, и офицеры этой армии получили приказание быть в полной готовности».

Однако в 1875 г. победила точка зрения Калькутты, которая была за то, чтобы отложить войну на несколько лет. Калькуттские власти лучше, чем английские промышленники, понимали, что получение выгод от торговли с Китаем весьма проблематично, и перспективы ее никак не окупают миллионов, требуемых на проведение военной кампании против Мандалая. А увеличение территории, населенной враждебным и воинственным народом, обре­менительно и чревато дальнейшими серьезными расходами.

Миндон умер в 1878 г. в обстановке настолько слож­ной и опасной для Бирмы, что уцелеть она могла только [161] чудом, даже если бы во главе ее стал образованный, гибкий и решительный политик, превосходящий набож­ного и осторожного Миндона. Но и в этом случае исход столкновения с рвущейся к территориальным захватам Великобританией был бы весьма сомнителен.

7. Последние годы независимости

Миндон умер, не успев назначить наследника. Если он сам в последние годы достаточно прочно укрепился на троне, чтобы не опасаться за свою жизнь, то печальный пример восстания 1866 г., при котором погиб наследник престола, заставил царя быть крайне осторожным в вы­боре преемника. Враждебные Миндону силы в среде крупной знати дожидались его смерти, чтобы ликвидиро­вать реформы, и были на все готовы, лишь бы не допу­стить к власти продолжателей дела Миндона. Для князей и вельмож, для «обездоленных» мьоза внешнеполитиче­ские факторы отступали далеко на задний план. Угроза порабощения страны Англией казалась ничтожной по сравнению с неугодной им внутренней политикой прави­тельства.

Колебания Миндона в вопросе о престолонаследии сы­грали отрицательную роль в истории Бирмы. Незадолго до смерти царь все-таки решился и вызвал во дворец принца Ньяундьяна, которого многие считали продолжа­телем политики Миндона. Однако Ньяундьян знал, что у него при дворе множество врагов и что там уже созрел заговор с целью возведения на престол принца Тибо, на­ходившегося всецело под влиянием консерваторов. Нья­ундьян опасался ехать во дворец — умирающий царь был окружен ненавидящими Ньяундьяна князьями — и счел за лучшее укрыться в английском резидентстве. Главный министр У Каун потребовал у английского ре­зидента выдачи принца, но тот отослал Ньяундьяна в Калькутту, где принц был поселен в качестве почетного пленника правительства Британской Индии.

Миндон попытался было назначить соправителями трех принцев, но даже У Каун, крупнейший политический деятель Бирмы и ближайший соратник Миндона, воспро­тивился такому решению, означавшему гражданскую войну. [162]

Царь умер, и на престол, как и следовало ожидать, вступил Тибо, главной женой которого была энергичная Супаялат. Министры Миндона сочли за лучшее ради единства страны поддержать его кандидатуру, надеясь, что молодой монарх будет игрушкой в их руках и не по­мешает им продолжать политику отца. Точно так же ду­мали и враги Миндона, мечтавшие об отмене его реформ. Третьей партией в этой борьбе были жена царя и ее род­ственники. Именно они и победили. Министры Миндона, формально оставшиеся на своих постах, были отстране­ны от важных дел, многие из королевских родственников были убиты или другим путем убраны с политической арены.

Все эти события, однако, ограничивались в основном стенами дворца. Не говоря уже о том, что вопросы внеш­ней политики по-прежнему были в руках министров Миндона и на отношениях Бирмы с Великобританией приход Тибо к власти не отразился, даже во внутренней полити­ке попытки реставрации власти крупных феодалов имели весьма скромные результаты. Правда, был восстановлен институт мьоза, но в весьма урезанном виде. Новый пра­витель был крайне осторожен, робок и пустил события на самотек. Министры Миндона постепенно теряли власть, реформы застревали на многочисленных чинов­ничьих ступеньках, а растущая угроза со стороны Англии грозила свести на нет усилия по их проведению.

С приходом к власти Тибо антибирманская кампания в Англии и Рангуне развернулась с новой силой. Предлог был чрезвычайно удобным: убийства и казни при бирман­ском дворе, широко комментируемые английской прес­сой, вызвали возмущение английской публики. Воспользо­вавшись предлогом, резидент Англии в Мандалае направил бирманскому, правительству протест. Первый министр У Каун ответил, что царь Бирмы, как суверенный прави­тель, имеет право принимать для предотвращения беспо­рядков те меры, какие сочтет нужными. Резидент, не по­являвшийся во дворце, чтобы не снимать обуви, пригрозил разорвать дипломатические отношения и спустить анг­лийский флаг.

Подходящим предлогом для вторжения в Бирму счел казни при дворе и вице-король Индии лорд Литтон. Вице-королевство полагало, что момент для захвата Бирмы бо­лее чем выгоден: ослабленное внутренней борьбой правительство [163] Бирмы дезорганизовано, и расходы на операцию будут минимальными.

На этот раз воспротивился Лондон. Войска и деньги были нужны в других местах. В Афганистане и Африке шли неудачные для Англии войны. Англия никак не мог­ла сломить сопротивление афганцев и зулусов. В любой момент могла начаться война с бурами. Литтон получил приказание не вмешиваться в бирманские дела.

Бирма и при новом правителе пыталась изыскать воз­можности для дипломатического урегулирования отноше­ний с Англией. Во внешней политике Тибо оказался по­следователем Миндона. В 1879 г., после того как британ­ские власти в Индии отозвали из Мандалая резидента и прервали отношения с Бирмой, бирманцы направили в Калькутту посольство с подарками и письмом к вице-ко­ролю. Посольство было задержано на границе и в тече­ние полугода содержалось в пограничном городке: бри­танские власти соглашались пропустить его только в том случае, если оно компетентно вести переговоры о новом договоре. Посольству пришлось вернуться ни с чем.

В Европе в эти годы ожидали известий о падении Бир­мы со дня на день. Политические демарши Англии    не оставляли возможностей для иного толкования. Все, на­чиная с непрекращающихся криков английской прессы о злодеяниях в Бирме и варварских обычаях при бирман­ском дворе и кончая отказом англичан признать Тибо и военной помощью владетелю Манипура, у которого воз­никли пограничные конфликты с Бирмой, говорило о ско­ром падении Бирмы. Весьма сложным было положение и на северных границах Бирмы, где участились нападения банд, действовавших с китайской территории. Одна из этих банд даже сожгла город Бамо. Отказывались под­чиняться шанские феодалы, которых подстрекали англий­ские агенты. В Лондоне даже существовало мнение о за­мене Тибо более послушным царем, которым должен был стать принц Ньяундьян, бежавший в 1878 г. в Калькутту. Однако этому плану резко воспротивилось правительст­во Британской Индии, считавшее косвенное управление страной менее удобным, нежели прямое.

К 1882 г. относится еще один конфликт между Бирмой и Англией. Бирма была поставлена перед выбором — ли­бо отмена государственной монополии на ряд товаров, ли­бо введение английских войск в Мандалай для охраны [164] интересов живущих там англичан. Бирманцам и на этот раз пришлось пойти на уступки.

К последним, отчаянным попыткам Бирмы спасти свою независимость относятся переговоры бирманской миссии во Франции о заключении торгового и военного союза. Узнав о парижских переговорах, встревоженные англича­не запросили французское правительство, не намерено ли оно продать Бирме оружие. Франция заверила, что ни­чего подобного не имелось в виду. Однако время шло, миссия продолжала оставаться в Париже, и бирманцы уже готовы были пойти на удовлетворение французских требований.

В январе 1885 г. англичане предупредили французское правительство, что они намереваются ликвидировать не­зависимость Бирмы и не желают, чтобы французы вмешивались в этот конфликт. Франция снова подтвердила, что ни о каком военном союзе с Бирмой и речи быть не может. И хотя бирманское посольство продолжало пе­реговоры в Париже, с каждым днем становилось все яс­нее, что они не приведут к реальной помощи Франции.

В мае 1885 г. в Мандалай прибыл французский консул Хаас для продолжения переговоров. Бирма шла на удов­летворение всех требований французов. Однако в результате продолжавшихся в течение лета и осени 1885 г. англо-французских дипломатических контактов Франция отказалась от планов в отношении Бирмы и в октябре 1885 г. отозвала Хааса из Мандалая.

Отъезд французского консула совпал с возникновени­ем предлога для войны. Хлудо обвинил английскую Бом­бей-Бирманскую торговую корпорацию в том, что она вывезла вдвое больше леса, нежели оплатила, и наложил на нее крупный штраф. Новый генерал-губернатор Индии Дафферин направил в Мандалай ультиматум, одним из требований которого было передать под английский кон­троль внешние сношения Бирмы, т. е. практически от­казаться от независимости.

Ответ бирманского правительства, при всей его сдер­жанности, был полон чувства собственного достоинства. В нем говорилось, что «дружественные отношения с Францией, Италией и другими государствами поддержи­вались, поддерживаются, будут поддерживаться». Этого было достаточно. 10 ноября истек срок действия ульти­матума, а 14 ноября английские войска вторглись в Бирму. [165] Бирма не была готова к войне. Все ее переговоры с европейскими странами о поставках оружия не увенча­лись успехом. Бирманская армия была плохо вооружена, не обучена ведению современной войны и недостаточно организованна.

8. Третья англо-бирманская война (1885)

Начавшаяся война представлялась английским солда­там и офицерам увеселительной прогулкой до стен бога­того дворца в Мандалае, где каждому достанутся ска­зочные рубины и масса золота.

Флотилия под командованием генерал-майора Прендергаста, известного своим участием в подавлении вос­стания сипаев, начала продвижение вверх по Иравади. На ее кораблях было 70 орудий.

Перед началом похода, утром 14 ноября, англичане захватили посланный из Мандалая пароход, который бир­манцы предполагали затопить, с тем чтобы блокировать реку. Командовал этой операцией итальянский инженер, решивший, что спешить некуда, и не успевший выполнить задание. На пароходе были обнаружены оставленные бе­жавшим итальянцем подробные планы всех укреплений по реке вплоть до Мандалая. Таким образом, англичане получили все необходимые разведывательные данные и возможность вести прицельный огонь по бирманским фортам.

Первыми укреплениями, стоявшими на пути англичан, были расположенные по обе стороны реки форты у горо­да Минхла. 17 ноября находившиеся вне пределов дося­гаемости бирманской артиллерии 70 орудий английской эскадры полностью разрушили форты и деморализовали их защитников, не имевших представления о силе огня тяжелых орудий, стреляющих разрывными снарядами. После этого были высажены десанты. Левобережный форт был покинут защитниками, но форт на правом бе­регу оказал яростное сопротивление. Бирманцы отступа­ли метр за метром, и мало кто из них остался в живых.

Через два дня британская флотилия отправилась дальше. Паган был занят без боя, однако у Ньяун У бир­манская батарея и отряд при ней сопротивлялись до тех пор, пока все пушки не были уничтожены. [166]

Связь между бирманскими укреплениями была пло­хой, и командующий бирманской армией имел самое сла­бое представление о продвижении англичан. Однако он был уверен в силе своих войск. Построив армию на бере­гу недалеко от Мьинджана, он стал ждать подхода про­тивника, полагая, что бой произойдет по благородным старинным правилам войны.

Зрелище, представшее англичанам, было весьма вну­шительным. На сотни метров вдоль берега вытянулись колонны солдат, на холмах плотными каре стояли отряды второй линии. Золотые зонты генералов сверкали под солнцем, боевые слоны возвышались над пехотинцами.

Бирманский генерал ошибся. Прендергаст не собирал­ся рисковать жизнью своих солдат. Как только канонерки приблизились на расстояние пушечного выстрела, они дали залп картечью. К закату тысячи бирманских солдат были убиты, армия разгромлена. Англичане не потеряли ни одного человека.

В ходе короткой кампании англичане с помощью ар­тиллерии выиграли все сражения. Оставшиеся в живых бирманские воины уходили в глубь страны, подальше от реки. Значительная часть армии сохранилась; разделив­шись на небольшие отряды, зачастую лишенные руково­дителей, бирманцы продолжали партизанскую войну. Осторожные английские политики, призывавшие к осмот­рительности при завоевании Бирмы, оказались правы: последняя война Англии и Бирмы продолжалась две не­дели и еще 10 лет, причем в ее второй части погибло во много раз больше английских солдат, чем в первой.

В Мандалае не ожидали столь скорого появления про­тивника. Опасавшиеся кары генералы слали в столицу ложные донесения. Когда звуки пушечной канонады до­стигли стен царского дворца, растерянный Тибо вызвал попавшего к тому времени в опалу и посаженного в тюрь­му У Кауна и передал ему всю полноту власти в надеж­де, что опытный министр, в свое время возглавлявший посольства в Европу, сможет договориться с англича­нами.

Вельможи, везшие англичанам письмо с принятием всех требований, встретили английскую флотилию в 30 км южнее Мандалая. Прендергаст принял послов, но отказался заключить перемирие и предложил бирманскому царю сдаться и разоружить армию. За это Прендергаст [167] обещал сохранить Тибо жизнь при условии, что не по­страдает ни один из английских обитателей Мандалая.

Для того чтобы подчеркнуть серьезность намерений англичан, еще во время переговоров были разведены па­ры, и флотилия двинулась дальше, к Маидалаю.

В 11 часов утра 28 ноября три английские бригады высадились на набережной сдавшегося Мандалая. Пол­ковник Слейден во главе отряда отправился во дворец. Он был встречен первым министром стариком У Кауном, который умолял полковника не вводить во дворец солдат и не оскорблять достоинство правителя Бирмы.

Слейден вошел во дворец. Не снимая сапог и не кла­няясь, он прошел прямо в зал, где, сидя на троне, его ждал царь Тибо. Царь просил полковника не высылать его из столицы или по крайней мере дать ему время со­браться.

На следующий день генерал Прендергаст, дабы пото­ропить Тибо с отъездом, сам явился во дворец. В сопро­вождении английских солдат царь, царица и несколько придворных были выведены в город. Разыскали повозку, запряженную двумя волами, и на ней царь и его окруже­ние совершили медленное путешествие к реке, где их ждал английский пароход. Семь километров, отделявших дво­рец от парохода, кортеж двигался между рядами анг­лийских солдат, за спинами которых стояли толпы бир­манцев. Уже в полной темноте, освещенный только фона­рями солдат и множеством факелов, зажженных бирман­цами, последний царь Бирмы прошел по шатким мосткам на пароход, который немедленно отчалил и встал на якорь посреди реки: генерал Прендергаст опасался попытки освободить царя. На следующий день Тибо был увезен на юг, в Рангун, а затем в Индию.

1 января 1886 г. был опубликован следующий лако­ничный манифест вице-короля Индии:

«Волей Императрицы объявляем, что территории, уп­равлявшиеся королем Тибо, более им не управляются, а стали частью владений Ее императорского Величества и по воле Ее Величества будут управляться теми ее офи­церами, которых назначит вице-король и генерал-губер­натор Индии

Дафферин». [168]

Таким образом, уже в первом заявлении всему миру давалось понять, что Бирма входит в качестве колонии в состав Британской Индии. В феврале того же года даль­нейшие распоряжения подтвердили этот манифест. При­соединенная территория вместе с Нижней Бирмой вклю­чалась в состав Британской Индии в качестве провин­ции; ее верховным комиссаром был назначен Чарльз Бер­нард.

Бирма перестала существовать как самостоятельное государство. [169]