ГЛАВА XII

ВЕРХОВНАЯ КОРОЛЕВСКАЯ ВЛАСТЬ НАД ИРЛАНДИЕЙ

На протяжении IX века процесс консолидации власти Уи Нейллов быстро набирал ход, завершившись общим признанием королей Тары верховными королями Ирландии. Какое бы мистическое значение ни заключалось в титуле короля Тары и сколь бы расплывчатыми ни были представления о власти, которой располагал его носитель, по справедливо­сти можно сказать, что с момента своего появления на исторической сцене в V веке Уи Нейллы внесли в ирландскую историю динамизм, подорвав­ший архаическую иерархию пяти пятин. Хотя понятие королевской влас­ти, основанное на племенном принципе, никогда не исчезало полностью, новое династическое государственное устройство, введенное Уи Нейллами, низвело его до положения примитивного пережитка. И еще в VII веке Уи Нейллы предъявили свои притязания на звание верховных королей всей Ирландии.

Мы уже обращали внимание[1] на четыре текста, датируемые после­дней четвертью VII века, в связи с теми свидетельствами о королевской власти Тары, которые они предоставляют в наше распоряжение. Древней­ший список королей «Видение Конна» не содержит явных указаний на то, что потомки Конна Ста Битв до Финснехты Пиролюбивого были под­линными королями Ирландии. «Суждения о пчелах» (Весh-brethа) — единственный правоведческий трактат, в котором вообще упоминается Тара, — позволяют предположить, что ее престол некоторое время зани­мал Конгал Кривой, король ульстерских круитни; однако ни этому, ни любому другому юридическому тексту неизвестно понятие верховного ко­роля Ирландии (хотя мы находим частые упоминания о нем в глоссах и комментариях). В Житии Патрика, написанном Муирьху, Тара V века [288] изображается ирландским Вавилоном, друидическим центром, представля­ющим собой подходящую сценическую декорацию для риторического повествования о столкновении св. Патрика с Лоэгайре, «неким великим, жестоким, языческим императором варваров, правящим в Таре, которая была столицей ирландцев» (rex quidam magnus, ferox, gentilisque imperator barbarorum regnans in Temoria, quae erat caput Scotorum). Муирьху также утверждает, что отец Лоэгайре Ниалл был «основателем королевского рода почти всего этого острова» (origo stirpis regiae huius pene insulae). Современник Муирьху Адомнан категорически заявляет, что правнук Ниалла Диармайт, сын Керрбела, был «богопоставленным правителем всей Ирландии» (totius Scotiae regnatorem a deo ordinatum), и рассказы­вает о предупреждении Колума Килле не пятнать свои руки кровью родичей, которое святой дал сыну Диармайта Аэду Слане, иначе Аэд утратит «право, предназначенное тебе Богом, на монархию королевства всей Ирландии» (tibi a deo totius Euerniae regni praerogatiuam monarchiae praedestinatam).

Столь высокопарный язык свидетельствует скорее об амбициях, чем о реальных достижениях. В ту эпоху ни улады, ни лагены не были низведе­ны до подчиненного положения, а короли Кашеля не принимали почти никакого участия в северных делах. Муирьху писал в интересах Армы, и, возможно, он осознанно ставил перед собой задачу отвратить Уи Нейллов от привязанности к парухии их собственного святого, Колума Килле, и связать миссию св. Патрика с фигурами их предков. Верховенством, которого Арма достигла к концу VII века, она по большей части обязана успеху этого нового союза, однако оно оставалось бы зыбким, если бы не было поддержано параллельным светским институтом власти. Прерога­тивы аббата Армы в том виде, в котором они излагаются в «Книге ангела», составлены по образцу прерогатив верховного короля Ирландии, все еще остававшегося фиктивной фигурой.

Что касается Адомнана, то он сам был членом Кенел Конайлл, ответ­вления рода Уи Нейллов. Он также всеми силами стремился привить на ирландской почве представления о специфически христианском верхов­ном королевстве. Об этом красноречиво свидетельствуют как тот факт, что Адомнан хранит полное молчание об языческой ауре, окружавшей Тару, так и настойчивость, с которой он подчеркивает богопоставленную природу правления Диармайта. Вряд ли полуязычник Диармайт прошел официаль­ную церемонию церковного посвящения. Первый такой обряд состоялся в [289] Шотландии, когда Колум Килле помазал Аэдана, сына Габрана, в короли Дал Риады, как сообщает Адомнан. По словам Адомнана, сам святой хотел избрать брата Аэдана, Эоганана, но ангел явил ему имена всех будущих королей Дал Риады, записанные в некоей liber vitreus (скорее всего, книге с эмалированной обложкой, а не «стеклянной книге»).

В конце концов, поверхностной эмалировке можно уподобить резуль­таты всех усилий, направлявшихся на христианизацию ирландской коро­левской власти. Даже короли Кашеля сохраняли многие архаические черты. Именно король Кашеля Артри, сын Катала, в 793 году был первым королем, «поставленным» на ирландской земле[2]. Его современ­ник Аэд, сын Ниалла, из Тары получил прозвище «Посвященный» (Оirdnide), а в 993 году анналы рассказывают, как Муиркекан, аббат Армы, во время объезда Тир Эоган (Тирона — к тому моменту центра королевской власти у Кенел Эогайн) пожаловал «королевский сан» (grad rig) Аэду, сыну Домналла, который уже четыре года был королем, в присутствии общины Армы. К тому времени короли севера из рода Кенел Эогайн до некоторой степени сделали Арму своим городом, хотя она никогда не относилась к их владениям. Они устроили там свою постоянную резиденцию, а также королевскую усыпальницу (mausoleum regum), которая упоминается в анналах в 935 и 1064 годах. Однако церковное посвящение всегда представляло собой необязательный дове­сок к древним обрядам королевской инаугурации. Даже в тех областях, в которых церковники вытеснили поэтов с положения полноправных вер­шителей инаугурации, эта победа ничего не принесла Церкви, так как после реформ XII века новые епископы, в свою очередь, были лишены права отбирать эту привилегию у ставших отныне наследственными свет­ских держателей владений древних монастырей[3].

На первый взгляд ирландские анналы полны упоминаний о верховных королях Ирландии. В Анналах Четырех Мастеров, составленных в начале XVII века, сообщения датируются не только годом от Рождества Христова, но и по годам правления королей Ирландии, в соответствии с их первоначальным названием — Анналы королевства Ирландии (Аппаlа Rioghachta Eireann). Однако при более пристальном рассмотре­нии можно заметить, что более ранние анналы, в наиболее надежном виде представленные в консервативных Анналах Ульстера, с крайней неохотой [290] признают кандидатов на верховную королевскую власть. В ранние века они называют предполагаемых верховных королей просто по имени или отчеству, иногда прибавляя титул «король Уи Нейллов» или «король Тары». Поздние летописцы, находившиеся под влиянием доктрины сред-неирландских школ (которые насчитывали более сорока верховных коро­лей между Ниаллом Девяти Заложников и Брианом Боромой)[4], в боль­шинстве подобных случаев подставляют на его место титул «король Ирландии». Было бы опрометчиво считать подобную подстановку заве­домой подделкой; скорее, перед нами то, что Уоллес-Хэдрилл называл «разумным глоссированием текста». Примечательно, что первая рука Анналов Ульстера (которую нелегко отличить от позднейших вставок в печатном издании) наделяет титулом «король Ирландии» лишь восьме­рых королей из рода Уи Нейллов и четверых из других династий. Это — Домналл, сын Аэда (628—642 гг.), Лоингсех, сын Энгуса (695—704 гг.), Маэлсехнайлл, сын Маэл Руанайда (846—862 гг.), Ниалл Глундуб, сын Аэда (916—919 гг.), Конгалах Кногба, сын Маэлмитеха (944—956 гг.), Домналл уа Нейлл (956—980 гг.), Маэлсехнайлл, сын Домналла (980—1002 и 1014—1022 гг.), Бриан Борома, сын Кеннетига (1002-1014 гг.), Тойррделбах уа Бриайн (1064—1086 гг.), Муйрхертах Уа Бриайн (1086—1119 гг.), Муйрхертах Мак Лохлайнн (1156—1166 гг.) и послед­ний верховный король Ирландии Руайдри Уа Конхобайр (1166—1186 гг.; ум. в 1198 г.).

Запись о смерти Домналла уа Нейлла в 980 году содержит первую современную фиксацию титула «верховный король Ирландии» (аrd-ri Иrепп), а ученые люди, создававшие псевдоисторию Ирландии начиная с XI века, подняли значение этого титула на небывалую и неоправданную высоту. Бриан Борома именуется «верховным королем ирландцев Ир­ландии и чужеземцев и валлийцев, Августом земли всей Северо-Запад­ной Европы» (ardri Gaidel Erenn 7 Gall 7 Bretan, August iarthair tuaiscirt Eopra uile). В эту эпоху Анналы Ульстера составлялись в Арме, где Бриан во время своего посещения Армы в 1005 году был признан «императором ирландцев» (imoerator Scotorum) согласно записи, встав­ленной в Книгу из Армы его секретарем Маэл Сутайном, и где он был похоронен после битвы при Клонтарфе.

Представления Уи Нейллов о верховной королевской власти стали воплощаться в жизнь при Маэлсехнайлле, сыне Маэл Руанайда, который [291] в сообщении о его смерти в 862 году именуется «королем всей Ирлан­дии» (ri Егепп uilе). Однако требуется дать какое-то объяснение тому обстоятельству, что в анналах титулом короля Ирландии (rех Hiberniae) наделяются два короля VII века. Домналл, сын Аэда, нанес поражение Конгалу Кривому и его союзнику Домналлу Пестрому, королю Дал Риады, в битве при Маг Рот в 637 году, которое означало серьезный шаг в деле возвышения Уи Нейллов, положив конец претензиям Ульстера[5]. В един­ственном дошедшем до нас отрывке из «Книги о добродетелях Колумбы» (Liber de virtutibus Columbae), написанной Куммене Финдом, седьмым аббатом Ионы (657—669 гг.), который был включен в Житие Колума Килле Адомнаном, говорится, что эта битва окончательно подорвала бла­госостояние Дал Риады и явилась следствием неразумия Домналла Пес­трого, нарушившего союз, заключенный между Уи Нейллами и Дал Риадой по настоянию святого. Адомнан, который стал девятым аббатом Ионы (679—704 гг.), вполне мог сохранить детские воспоминания об этом сражении: он родился в 624 или 628 году, а его дед был троюрод­ным братом Домналла, сына Аэда. Сам он был в полном смысле слова современником внука Домналла Аоингсеха, сына Энгуса, своего пяти-юродного брата: и король, и аббат умерли в 704 году. Если мы вспомним о том, что ранняя часть наших анналов приблизительно до 740 года целиком или частично восходит к хронике, составленной в монастыре на острове Иона, то станет очевидным, что свидетельства анналов о королев­ской власти над Ирландией, которой пользовались Домналл и Лоингсех, нельзя рассматривать в отрыве от идей самого Адомнана.

Возвеличивая Диармайта, сына Керрбела, Адомнан параллельно назы­вает «императором всей Британии, поставленного богом» (totius Britanniae imperator a deo ordinatus) Освальда, короля Нортумбрии (633—641 гг.). В обоих случаях внушительная титулатура не вполне соответствует дей­ствительности. Однако именно ирландец Адомнан первым приписал импе­раторское достоинство (imperium) англосаксонскому бретвальда, и это притязание повторяли поздние английские короли. Сан бретвальда имел по меньшей мере столь же туманное и расплывчатое значение, что и представления о верховной королевской власти в Ирландии, но он обозна­чал признанное верховенство среди гептархии крупных королей и некото­рое право на расширенную власть над кельтским и англосаксонским населением Британии. Такого верховного короля удобно было именовать [292] императором, чтобы наделить его более почетным титулом, возвышающим его над остальными, менее выдающимися королями. Беда тщательно про­водит различие между понятиями королевской власти (rеgпит), которая означает для него власть короля над своими непосредственными подчи­ненными, и императорского достоинства (imperium), в котором выражает­ся его господство над другими королевствами и народами. Алкуин пишет об Эдвине, короле Нортумбрии (617—632 гг.), что он привел к повинове­нию своему императорскому величию (imperium) саксов, пиктов, скоттов и бриттов. Выдвигалось даже предположение, что в основе империи Каролингов лежал не только римский образец, но и это идущее от варварских народов представление о власти верховного короля. Именно Алкуин первым называет правление Карла Великого империей (imperium) еще до того, как он получил императорские регалии в Риме. Поэтому было бы неосмотрительно говорить о том, что, используя титул «император ирланд­цев» (iтреrаtor Scotorum), Бриан Борома вводил какое-то новое понятие верховной королевской власти. Отсутствие поэтических восхвалений ир­ландских королей на латинском языке и латинской историографии в период между творениями Адомнана и правлением Бриана означает, что мы не можем проследить постоянства или перемен в словоупотреблении: анналы в тех местах, где они составлены по-латыни, довольствуются титулом rех для всех королевских разрядов.

Отношения между Ирландией и Британией в эпоху Колума Килле и Адомнана не сводились к церковной сфере. Колман Младший, сын Диар-майта, сына Керрбела, и основатель династии южных Уи Нейллов, сопро­вождал Коналла, сына Комгалла, короля Дал Риады, в походе на Гебрид­ские острова в 567 году, а Маэл Умай, сын верховного короля Баэтана из рода Кенел Эогайн, сражался вместе с Аэданом, сыном Габрана, в битве при Дегсастане в 600 или 603 году, в которой был убит Энфрид, брат одержавшего победу Этельфрида, короля Нортумбрии. По сообщениям источников, ульстерский король Фиахна, сын Баэтана, также вступил в союз с Аэданом и, возможно, даже принимал участие в нападении на Бамборо в 623 году. Осрик «сын Альброта», именуемый «наследником Саксонии» (rigdamnae Saxan), и, вероятно, один из принцев Берникии в изгнании при дворе Дал Риады, пал в Ирландии в сражении между Дал Риадой и ульстерскими круитни в 629 году. Верховный король из рода Кенел Эогайн Колман Римид, сын Баэтана (598—604 гг.), брат воителя Маэла Умай, согласно ирландским источникам, был дедом по матери короля Нортумбрии Альдфрида, которого в 686 году посетил Адомнан, [293] чтобы выкупить пленников, захваченных его братом и предшественником Эгфридом в набеге на Брегу в 684 году, и которому он подарил список своего недавно написанного труда «О святых местах» (Dе locis sanctis), которым позднее часто пользовался Беда[6]. Альдхельм Мальмсберийский, сам получивший образование у ирландского монаха Маэлдуба, обращается к Альдфриду как к «управляющему скипетрами северной империи» (aquilonalis imperii sceptra gubernanti).

Обсуждая понятие верховной королевской власти, не следует забывать и о пиктах, на границе с которыми располагалась Иона и чье обращение в христианство по большей части приписывалось Колуму Килле. Остается только сожалеть, что народ, создавший памятники в высшей степени изощ­ренного и оригинального искусства, не оставил никаких (или почти ни­каких) письменных источников, кроме тех, которые можно почерпнуть у анналистов Ионы. До сих пор не получило подобающей оценки то обсто­ятельство, что пикты создали единое королевство прежде, чем это удалось любому другому народу в Британии. Порядок наследования по женской линии не мог придать ему особой прочности — некоторые пиктские коро­ли были по отцу англами, бриттами или ирландцами Дал Риады, — но само это государственное образование заложило основы средневековой шот­ландской монархии. Общение с теми или иными народами, населявшими Британию (происходило ли оно в ученой области или во время войны), не­сомненно, способствовало развитию понятия монархии у ирландцев. Окон­чательное установление всеирландского верховного королевства Маэлсехнайллом, сыном Маэл Руанайда, в середине IX века совпало с объедине­нием пиктов и скоттов под началом Кинаэда (Кеннета), сына Альпина (843—858 гг.), который, вероятно, унаследовал пиктский престол по ма­теринской линии, а затем изменил порядок престолонаследия в пользу ди­настии своего отца. Его правление ознаменовало собой начало истории Шотландского королевства, но одновременно и распад единого шотландско-ирландского культурного пространства, главным связующим символом ко­торого когда-то была Иона, ныне разграбленная викингами. Опасность, исходящая от викингов, подтолкнула к развитию тенденции, достигшей сво­ей высшей точки в период правления Кинаэда и Маэлсехнайлла.

Если само понятие верховной королевской власти зародилось в Ионе и Арме, то своим воплощением в жизнь оно было обязано доблести Уи [294] Нейллов. К началу IX века короли Тары, несомненно, играли самую важную роль в Ирландии. Королевская власть поочередно доставалась представителям родов Кенел Эогайн и Кланн Холмайн, чьи сплошные массивы территориальных владений располагались на севере и в сре­динных областях страны, а промежуточный район занимали вассальные племена Айргиаллы. Цельность власти Уи Нейллов в Коннахте, вероятно, была серьезно нарушена, но исторические традиции, связывавшие их с этой провинцией, позволили назвать всю северную половину острова По­ловиной Конна. Правда, на северо-востоке все еще держались улады, но Аэд Аллан нанес им сокрушительный удар в битве при Фохайрте в 735 году, меж тем как его победа над лагенами в сражении при Ат Сенайг в 738 году утвердила превосходство Уи Нейллов над другим традиционным врагом, низвергнув пресловутую гегемонию королей Каше-ля над Половиной Муга[7].

Таким образом, король Тары господствовал над территорией, превос­ходившей  по  своим размерам  территорию любой традиционной  пятины, а выпадавшие на его долю успехи, связанные с взиманием дани с лагенов, лишали всякого смысла юридическую доктрину, по которой король Лейнстера, бесспорный король пятины (ri coicid), не должен иметь над собой никакого господина. По какой-то причине правоведческие тексты с нача­ла VIII века застывают в окаменелой форме и не принимают во внимание последующее развитие ирландского общества и политическую эволюцию. В   этом  отношении  они  разительно  отличаются  от  валлийских законов, которые, будучи по существу сходными с ирландскими, были записаны в ) XII веке и включили большое количество инноваций, особенно в области,  которое они уделяют рассмотрению королевской власти и сложной структуре   полуфеодального   королевского   двора.   Очевидно,   что   к   XII   веку   крупнейшие ирландские короли провинций значительно расширили сферу своей  военной  и  исполнительной  власти,  но в правоведческих трактатах мы   не   находим   ни   одного   намека   на   это.   Сколь   бы   оторванными   от действительности   ни   были   эти  трактаты,   тот  факт,   что   в   них  никоим образом не фигурирует верховный король  Ирландии,  должен  был стать серьезным   препятствием   на   пути   политического   прогресса.   Верховная королевская власть, которой добивались некоторые ирландские правители с IX по XII век, оставалась без законной силы: она так и не стала усто­явшимся институтом, сохраняя характер всего лишь желанной привилегии. [295] Поэтому Геральд Камбрийский, хотя он и поддерживает доктрину, соглас­но которой верховная власть существовала со времен Эремона, сына Миля, высказывает совершенно реалистическое замечание: «Эти короли достигают власти над всем островом не посредством какой-либо церемо­нии коронации или обряда посвящения или даже по праву наследования или порядку преемственности, но только силой и оружием. Они становят­ся королями каждый своим путем». В другом месте Геральд называет Руайдри Уа Конхобайра принцем Коннахта и номинальным монархом всего острова. Однако принадлежавший к предшествующему поколению святой Бернард в своем Житии Малахии (Vita Malachiae) ни словом не упоминает короля всей Ирландии: современный ему «верховный король с протестом» Тойррделбах Уа Конхобайр, по-видимому, выказывал на удив­ление малый интерес к трудам святого Малахии по реформированию Церкви. К концу XI века Папа Григорий VII, Ланфранк и Ансельм, обращаясь к Тойррделбаху уа Бриайну и его сыну Муйрхертаху, оказыва­ли им любезность, именуя их «королями Ирландии».

Ранние заметки чужеземцев о верховных королях Ирландии носят скудный и двусмысленный характер. В одной летописной записи, обнару­женной на полях ирландского списка Беды, ныне находящегося в Карлсруэ, сообщается, что в 817 году (гес1е 819) «умер Аэд, король Ирландии» (Аеd rех Нiberniae moritur), однако о главенствующем положении Аэда Посвященного ничего не знал Эйнхард, который пишет в своей Жизни Карла Великого лишь о каких-то «королях ирландцев» (rages Scotorum): «Своей необычайной щедростью он заставил королей ирландцев так добиваться своего благорасположения, что они называли его не иначе как Господином, а себя — его подданными и слугами. Существуют письма, которые они посылали ему и в которых они таким образом выражали свое почтение к нему». Хотя у нас нет свидетельств, подтверждающих это сообщение, утверждение Эйнхарда само по себе нельзя считать недосто­верным. Ирландцы привыкли к восходящей иерархии королей и высших королей; именно эта привычка облегчила внедрение представлений о власти верховного короля, несмотря на ее эфемерную природу. Представ­ления о римском императоре как «царе мира» были знакомы ирландским ученым, вскормленным на теориях Евсевия об историческом возвышении и падении земных царств. В Анналах Улъстера этот титул (ri in domain), до сих пор присутствующий в современном ирландском фольклоре, при­лагается даже к Генриху II и его преемнику Конраду II в 1023 году (rесtе 1024), и было высказано предположение, что когда Генрих II Английский [296] принимал изъявления покорности от ирландских королей и прелатов в 1171 году, его прозвище Фицемпресс (Fitzempess «сын императрицы») ничуть ему не повредило.

Во франкской Хронике аббатства Сен-Бертен под 848 годом мы находим сообщение о посольстве, отправленном к Карлу Лысому с дарами от «короля ирландцев» (rех Scotorum) и с извещением о том, что ирланд­цы победили и изгнали норвежцев. Кроме того, посланцы просили предо­ставить им свободный проезд для паломничества в Рим. Вероятно, в связи с этим посольством на континент прибыл и Седулий Скотт. Имеются некоторые указания на то, что Седулий и члены его кружка друзей-ученых прибыли из Лейнстера, и вполне вероятно, что королем, о котором шла речь в сообщении послов, был не Маэлсехнайлл, сын Маэл Руанайда, а Олхобар, сын Кинаэда, аббат Эмли и король Кашеля. В 848 году ирландцы одержали над норвежцами не менее четырех побед: в одном сражении близ Скрина верх взял новый верховный король Маэлсехнайлл; еще одну битву в той же области выиграл Тигернах, король Лагора в южной Бреге; третью победу при Скиат Нехтайне близ Каслдермота в Килдаре совместными усилиями одержали Олхобар, король Кашеля, и Лоркан, сын Келлаха, король Лейнстера; наконец, в четвертом сражении при Дун Маэле Туле победу праздновали Кашельские Эоганахты.

Вопрос о том, ускорился ли процесс формирования верховного коро­левства под воздействием войн с викингами, остается предметом обсужде­ния. Маэлсехнайлл заслужил общее одобрение в 845 году, за год до своего вступления на престол, утопив норвежского вождя Тургейса в озере Лох-Энелл, а после своей победы над дублинскими норвежцами в 848 году он закрепил успех, разграбив на следующий год только лишь зарождавшийся город. Эти события были первыми серьезными столкно­вениями между викингами и крупным ирландским властителем, хотя к тому моменту их набеги продолжались вот уже около 50 лет. Однако в 837 году в реки Бойн и Лиффи вошел сильный военный флот, что ознаменовало наступление эпохи интенсивной деятельности викингов, су­щественно отличавшейся по своему характеру от тактики кратковремен­ных набегов на прибрежные монастыри, составлявшей основную черту предшествующего периода. По восточному побережью были обустроены постоянные военные базы. Некоторые из них пустили корни и со време­нем превратились в города. Возникла реальная угроза норвежского завоевания Ирландии. В 831, 842 и 852 годах норвежцы совершали набеги на Арму, а в 852 году Олаф создал Дублинское королевство. [297] Викингские ладьи дерзко плавали по внутренним водам: в 839 году они вошли в озеро Лох-Ней и разграбили владения Северных Уи Нейллов, Айргиаллы и уладов; база Тургейса находилась на реке Шеннон и на озере Лох-Ри.

На этом фоне в 851 году состоялась встреча королей (rigdal) в Арме, в которой приняли участие Маэлсехнайлл и знатные представители По­ловины Конна, с одной стороны, и король уладов Матудан, сын Муйреда-ха, со знатью «Пятины Конхобара» — с другой. На встрече присутство­вали Диармайт, аббат Армы, епископ Фетгна и Суайрлех, аббат Клонарда, с духовенством Миде. Какое бы соглашение ни было заключено в ходе переговоров, оно не предотвратило разграбления Армы на следующий год, но сам факт встречи очевидно знаменует признание уладами верховной королевской власти Уи Нейллов. Незадолго до этого Маэлсехнайлл беспощадно подавил мятеж соперников из рода Сил Аэдо Слане. Кинаэд, сын Конайнга, король Ноута и всей Бреги, заключил союз с дублинскими норвежцами, и верховный король предал его позорной смерти, утопив «в грязном ручейке» (вероятно, этот вид казни он позаимствовал у норвеж­цев), «несмотря на ручательство ирландской знати и наследника Патрика в особенности». Этот случай может служить иллюстрацией жестокости династической вражды, раздиравшей Уи Нейллов даже во времена наи­высшего успеха, готовности ирландских королей прибегнуть к услугам чужеземцев-язычников и произвольного расширения королевских прав, ставшего возможным благодаря вызванному норвежцами кризису.

Кербалл, сын Дунлайнге, из Осрайге приобрел особую известность и заслужил репутацию оппортуниста, так как он защищал и Мунстер и Лейнстер, искусно стравливая между собой норвежских наемников. Между 870 годом и своей смертью в 888 году он даже взял на себя обязанности покровителя норвежской династии Дублина, отдав своих дочерей замуж за ее представителей. Своими ранними успехами 850-х годов он был обязан контролю над долинами рек Норы и Барроу. Таким образом он нарушил традиционное распределение сил между Половиной Конна и Половиной Муга и создал серьезное препятствие честолюбивым замыслам Уи Нейллов. Успешно сдерживая усиление Кербалла благодаря разумно­му сочетанию силовых и дипломатических методов, Маэлсехнайлл одно­временно использовал Осрайге в качестве средства для достижения под-линной верховной королевской власти над всей Ирландией. В 854 году он совершил поход на Мунстер, дойдя до границ десси в южном Типпе­рэри и взяв у них заложников. [298]

Федлимиду, сыну Кримтанна, наследовали недолговечные короли, кото­рым приходилось, в отличие от него, бороться с опасными набегами норвежцев на Мунстер. В Трех Отрывках (поздний летописный свод из Осрайге) говорится, что Маэлсехнайлл послал Кербалла, сына Дунлайнга, потребовать мунстерских заложников от Айлгенана, сына Доннгайла, ко­роля Кашеля; однако поход 854 года состоялся во время междуцарствия, длившегося со смерти Айлгенана в 853 году до вступления на престол Маэл Гуале в 856 году. В этом году Маэлсехнайлл вновь появился в Мунстере с походом на Кашель и взял заложников от провинции. Впро­чем, его внимание тут же отвлекла «большая война с язычниками». До этих пор слово сосаd «война» редко появлялось в анналах, которые использовали латинское слово bellит в качестве равнозначного ирланд­скому слову саth «битва». Викинги опрокинули обычные нормы ирланд­ского военного дела.

Маэлсехнайлл с упорством преследовал свою главную цель. Эоганахты были ослаблены, но Кербалл, сын Дунлайнга, с норвежской помощью мог создать на юге Ирландии объединение, несущее гораздо большую опасность для Уи Нейллов, чем Эоганахты. В 858 году Маэлсехнайлл пришел в Мунстер «с людьми Ирландии» (это выражение подразумева­ет, что в составе его войска присутствовали части из всех остальных провинций); на десять ночей он расположился лагерем на берегах Блэкуотера, нанес поражение королям Десмонда при Карн Лугдах и убил Маэл Крона, сына Муйредаха, соправителя (1еth-ri) десси. Он разграбил Дес­монд до самого морского побережья и стал первым королем из рода Уи Нейллов, достигшим южного берега. Он утвердил верховную власть Тары над Половиной Муга и взял с Мунстера заложников от Белах Габрана на границе с Лейнстером до Инис Тарбнай «на западе Ирлан­дии» (Дерси Айленд) и от Дун Кермнай у Олд Хед в Кинсале до островов Аран.

Три Отрывка указывают в качестве дополнительной причины похода покорение Кербалла, сына Дунлайнга, который притеснял лагенов, хотя добавляют, что разрушения, причиненные Мунстеру «галл-гойделами», бро­дячими смешанными отрядами норвежских и ирландских грабителей, в любом случае составляли достаточный предлог для ввода войск на тер­риторию провинции. На самом деле Маэл Гуале, король Кашеля, был убит в следущем году норвежцами, но Маэлсехнайлл закрепил свои успехи еще до этого. Анналы Инисфаллена вообще обходят молчанием действия Маэлсехнайлла в Мунстере за исключением лаконичной заметки о его[299] походе 858 года, но утверждают, что в 859 году Кербалл, сын Дунлайнга, водил мунстерцев в поход против Уи Нейллов и разорял их земли до Слиаб Шуайт в Южной Арме, пока северяне не покорились ему. Если в этом сообщении и есть зерно истины, его не упоминают другие летописцы.

В 859 году Маэлсехнайлл созвал королевское собрание в Райт Аэда майк Брикк («замок Аэда, сына Брекка», Рахью, графство Уэстмит в Миде в той стратегической области, где владения Уи Нейллов граничили с землями Мунстера и Лейнстера). На встрече также присутствовали Фетгна, ставший аббатом Армы, и Суайрлех Клонардский. Они «устано­вили мир и согласие меж ирландцев; и в итоге этого собрания Кербалл, король Осрайге, полностью покорился общине Патрика и его наследнику; и именно по этому случаю Осрайге были отчуждены к Половине Конна и Маэл Гуале удостоверил это отчуждение»[8]. Осрайге, подобно Лейнстеру, на престол которого их король стал выдвигать претензии, отныне следова­ло считать частью Половины Конна. Эта утрата признанной сферы влияния была подтверждена королем Кашеля, чье господство над Осрайге всегда было исключительно номинальным, и предполагалось, что такое положение дел несомненно переживет чисто личное верховное королев­ство, которого добился Маэлсехнайлл. В соответствии с этим для коро­лей Осрайге была составлена поддельная родословная, связывающая их с лагенами.

Успех Маэлсехнайлла, воплотившего в жизнь амбиции Уи Нейллов, немедленно поставил его лицом к лицу с затруднениями, проистекавшими изнутри его же династии. Этот парадокс красноречиво свидетельствует о слабости внутреннего политического устройства Уи Нейллов, которая и помешала им создать подлинную ирландскую монархию. Чередование на престоле Тары представителей родов Кенел Эогайн и Кланн Холмайн, продолжавшееся уже более столетия, протекало согласно хрупкому обы­чаю, хранимому скорее бдительной ревностью, чем дружеским согласием. Возникла опасность, что верховная королевская власть, которой столь долго добивались Уи Нейллы и которой теперь на деле достиг Маэлсех­найлл, превратится в наследственное право Кланн Холмайн. На правах законного наследника Тары Аэд, сын Ниалла, из Айлеха, проявлял явное беспокойство за судьбу своей династии и вступил в союз с Фланном, сыном Конайнга, из Ноута, стремившимся отомстить за своего казненного [300] брата Кинаэда. Новые ресурсы власти верховного короля во всей полно­те проявились в 860 году, когда Маэлсехнайлл отправился в Арму против Аэда с войсками не только Южных Уи Нейллов, но и Лейнстера, Кон­нахта и даже Мунстера. Маэлсехнайлл удовольствовался демонстрацией силы, оставшись в своем лагере после того, как ночное нападение, предпри­нятое Аэдом и Кенел Эогайн, закончилось позорной неудачей. В следу­ющем, а затем и в 862 году Аэд совершал набеги на Миде совместно с Фланном, сыном Конайнга, и язычниками королями Дублина. Эти набеги не носили характера серьезных военных действий: их скорее можно считать чем-то вроде предупреждения, легким намеком на то, что престол верховного короля должен достаться представителю другого рода, как и прежде. Маэлсехнайлл умер своей смертью 27 ноября 862 года, и Аэд Финдлиат унаследовал звание короля Тары.

Теперь достижение положения верховного короля Ирландии зависело исключительно от его личных усилий, так как победы Маэлсехнайлла не обеспечили за королем Тары никаких юридических прав на этот титул. Анналы Ульстера, сообщая о смерти Аэда в 879 году, признают его всего лишь королем Тары (rех Тетоriае), но на самом деле его правление в целом можно признать успешным. Особенную активность он проявлял при искоренении норвежских баз на севере Ирландии, и нельзя исключить вероятности того, что выражение «король Тары» уже в то время воспри­нималось как синонимичное титулу «король Ирландии». Близкий родич Аэда по жене Кербалл, сын Дунлайнга, король Осрайге, был вторым наи­более могущественным королем в Ирландии и получил свободу действий в Мунстере. Однако сын Маэлсехнайлла Фланн Синна (879—916 гг.) отстоял свои права в качестве короля Ирландии, нанеся поражение Кормаку, сыну Куленнана, в битве при Белах Мутне в 908 году. Вызов, брошенный Кормаком власти Уи Нейллов, стал последней серьезной попыткой Эоганахтов вернуть себе прежнее положение, а его поражение, за которым последовало возобновление активности викингов в Мунстере, нанесло катастрофический удар по престижу династии в их родной про­винции. Исключительные права на королевский престол Мунстера, кото­рых добились Кашельские Эоганахты, основывались на доброй воле авто­номных племенных королевств и уходили корнями в архаические пред­ставления о почетном звании старейшины, таким образом по сути своей являясь весьма расплывчатыми и призрачными. Наступившая жестокая эпоха признавала лишь тех королей, династическая власть которых покоилась на владении компактной и стратегически выгодной территорией. И уже [301] вскоре после поражения Кормака такие короли появились из рода Дал Кайс, контролировавшего Томонд и долину реки Шеннон.

Хотя престиж Уи Нейллов на престоле верховных королей Ирландии со времен Маэлсехнайлла, сына Маэл Руанайда, до его праправнука Маэлсехнайлла, сына Домналла, поддерживала и укрепляла череда спо­собных и могущественных правителей, в конечном итоге плоды их трудов пожал Бриан Борома. На встрече с Каталом, сыном Конхобара, состояв­шейся в 900 году в Клонмакнойсе, Фланн Синна обеспечил верность Коннахта своей династии, однако в ходе X века Уи Бриуйн Брефне продолжали усиливать свои позиции. Попытки вырвать королевский пре­стол Коннахта из рук О'Конноров не принесли им успеха, и потому с тем большей заинтересованностью в конце концов они обратили свои взоры на привлекательные просторы срединных областей Ирландии. Тем са­мым они вбили клин между Северными и Южными Уи Нейллами. Пути последних уже сильно разошлись: крупные территориальные сеньории Кенел Эогайн и Кланн Холмайн не были связаны почти никакими общими интересами, кроме воспоминаний об общем происхождении. Дея­тельный северный верховный король Домналл уа Нейлл, который в течение своего правления с 956 по 980 год совершил ряд нововведений в военной сфере, которые обычно приписывались Бриану Бороме, хотел сместить Кланн Холмайн и установить единую династическую ирланд­скую монархию с центром в срединных областях страны. Когда, несмотря на это, Маэлсехнайлл, сын Домналла, из Миде восстановил привычный порядок престолонаследия, разочарованные Кенел Эогайн отказались по­могать ему в борьбе против Бриана.

Прославлению известных деяний Бриана посвящена сага «Война ирландцев с чужеземцами» (Сосаd Gaeded re Gallaib), основанная на летописных и других исторических источниках, но написанная во времена правления его правнука Муйрхертаха Уа Бриана и отражавшая замыслы этого короля, покровителя церковной реформы и тестя Арнульфа Монт­гомери и Сигурда Магнуссона. Эту сагу слишком часто цитировали в качестве современного памятника по истории войн с викингами, так что многие историки впали в заблуждение, сочтя Бриана Борому первым настоящим верховным королем Ирландии. У нас нет особого повода полагать, что Бриан вынашивал какие-либо оригинальные представления о власти верховного короля и уж тем более что он владел бульшим могуществом, чем его предшественники из рода Уи Нейллов. Его успех (слово «узурпация» прозвучало бы чересчур жестко, так как формальным [302] юридическим правом на ирландский престол не обладал никто) спутал все политическое устройство Ирландии, которое хотя и могло пока­заться достаточно анархическим, тем не менее следовало определен­ным внутренним законам династической иерархии. Его пример преподал последующим поколениям опасный урок, что любой король провинции может сделаться королем Ирландии, опираясь на силу оружия, и следую­щие полтора столетия ознаменовались активными попытками повторить его успех.

В этой ошибке, конечно же, нет вины Бриана: здесь сработали глубин­ные силы дезинтеграции. Главной их составляющей явился эффект войн с викингами. Хотя можно утверждать, что потрясение, произведенное их вторжениями, впервые сплотило ирландцев, осознавших свое национальное единство, и тем самым дало возможность Маэлсехнайллу, сыну Маэл Руа-найда, захватить верховную власть над страной, с тем же основанием мож­но сказать, что причиненное ими волнение в конечном итоге разрушило устои ирландского внутреннего устройства, которые веками создавали Уи Нейллы. Успех Маэлсехнайлла стал всего лишь логической кульминацией процесса, начавшегося с возвышения Уи Нейллов на самой заре ирланд­ской истории. Норвежцы оказали на удивление незначительное влияние на ход ирландской политической жизни в IX и X веках и никогда не захва­тывали в Ирландии сколько-нибудь обширных владений. Только в двух или трех случаях возникала опасность того, что они наводнят страну, как произошло в Англии, но дробящаяся природа многочисленных племенных королевств по крайней мере в той же степени, что и нарождающаяся мо­нархия, делали подобное завоевание неосуществимым.

Ирландское общество изменилось в XI и XII веках под подспудным и незаметным воздействием последствий долгого присутствия викингов и экономического эффекта норвежских городов, проложивших дорогу новой породе королей. Неудача, которую потерпели Уи Нейлы, пытаясь подо­брать бразды правления, выпавшие из рук Бриана в битве при Клонтарфе, явилась итогом их отдаления от благотворного влияния норвежских горо­дов. Норвежские короли больше не несли угрозы чужеземного завоева­ния, заняв в ирландском государственном устройстве положение, равно­значное положению племенных королей (rig tuaithe), хотя их торговые связи и постоянный спрос на их военный флот, несший наемническую службу в Ирландии и за ее пределами, сделали их несравненно богаче. Ирландский король провинции, сумевший обложить данью Дублин, Уотер­форд или Лимерик, обладал гораздо большим могуществом, чем равные[303] ему по положению короли, принимавшие изъявления верности от двадцати племенных королей.

Хотя, по-видимому, вокруг портов Антрима и Дауна существовали крупные норвежские поселения, к северу от Дублина не было городов. Как это ни парадоксально, именно вследствие успешного противодей­ствия викингам и устранения викингских опорных пунктов на севере род Кенел Эогайн, оставаясь могучими воителями, загнал себя в тупик, лишив­шись экономических перспектив. Их безразличное отношение к возвы­шению Бриана Боромы явилось признаком их возрастающего равноду­шия к судьбам страны. Они сохраняли достаточно силы, чтобы состав­лять «оппозицию», характерную для истории верховной королевской власти в XII веке, но не внесли в эту историю ничего положительного. Они враждебно отнеслись к реформам св. Малахии в Бангоре и Арме и не проявляли особого интереса к важнейшим событиям англо-норманн­ского нашествия.

Наступивший в XI веке упадок Южных Уи Нейллов породил вакуум власти в срединных областях страны, который оказался роковым для развития общенациональной монархии. Хотя Маэлсехнайлл, сын Дом-налла, трижды совершал успешные набеги на Дублин до своего смеще­ния с престола верховного короля в 1002 году, наложив (что характерно) налог в унцию золота на каждый двор в Дублине, а не изгнав чужезем­цев, его преемникам не удалось достойно продолжить его дело. Таким образом Миде, естественный тыл Дублина и очевидное средоточие цент­рализованной монархии, лишилось былой силы. Достижения Маэлсехнайлла, сокрушившего род своих соперников Сил Аэдо Слане из Бреги (тем самым распространив название Миде на территорию современного граф­ства Мит), должно быть, вызвали возмущение его династией в восточной части страны, которая стала жертвой нападений со стороны Дублина, Лейнстера, Брефне и Айргиаллы. Более того, хотя Кланн Холмайн в ходе своего возвышения в VIII веке извлекли существенную выгоду из поддержки со стороны Клонмакнойса, Клонарда и Дурроу, цена этой поддержки оказалась слишком высокой. В Миде и Бреге находилось больше монастырей, чем в любом другом ирландском королевстве, а круп­ные обители владели обширными земельными угодьями, на которые распространялись всевозможные льготы, столь же ревностно охраняемые наследственными аббатами, как и новыми приверженцами реформ. Таким образом, поскольку им не удалось установить контроль над Дублином, короли из рода Уа Маэлсехнайлл были обречены на постоянное и[304] непрестанное ослабление. Соперники со всех сторон отхватывали куски от их королевства, и возникший в итоге водоворот разнонаправленных интересов в богатых срединных равнинах Ирландии привел к тому, что XII век стал в глазах историков воплощением хаоса.

К сожалению, в незаслуженном пренебрежении у ирландских истори­ков остался период с 1014 по 1169 год. Эта эпоха не была ни эпохой упадка, наступившего после золотого века святых и ученых, ни анархиче­ской прелюдией к англо-норманнскому нашествию. История церковной реформы привлекала к себе внимание специалистов, но ее нельзя пра­вильно понять в отрыве от политических и социальных аспектов. Теперь мы видим, что сам хаос той эпохи вовсе не отражал первобытного состояния племенной анархии, а являлся характерным признаком перемен на пути к установлению нового порядка. Войны продолжались и распро­странялись, так как у людей возникали обширные замыслы, разрывавшие узы племенной и династической иерархии; и эти войны могли вестись лишь потому, что ведшие их короли черпали свои ресурсы из экономиче­ских и военных источников, неизвестных их предкам. Родовые схватки всегда мучительны, и уж тем более тяжело должна была их переживать консервативная и укорененная в традиции страна, где столь многие клас­сы общества, как церковные, так и светские, обладали древними привиле­гиями и где общественное мнение получало отчетливое выражение лишь в устах представителей сословия, чьи знания и ученость были замкнуты в себе и обращены в прошлое. Эти годы стали свидетелями возникновения местного феодального общества из общества, трибализм которого подвер­гался постепенным изменениям под влиянием постоянного усиления дина­стической власти. Этому процессу положило конец англо-норманнское нашествие, хотя при иных обстоятельствах подобное событие могло бы подтолкнуть его к окончательной кристаллизации.

Именно в период междуцарствия (1022—1072 гг.) ученые люди, при­надлежавшие как к светским, так и церковным кругам, разработали докт­рину о существовавшей с незапамятных времен верховной королевской власти над всей Ирландией, которая была сосредоточена в Таре и которой с эпохи пришествия христианства до узурпации Брианом Боромой были облечены потомки Ниалла Девяти Заложников. Вымысел ученых послу­жил толчком к возникновению новых амбиций. Добиваясь этой химери­ческой верховной власти, могущественные короли провинций Уа Бриайн, Уа Конхобайр, Мак Лохлайнн и Мак Мурхада наступали и наносили ответные удары, пока Ирландия не стала, по знаменитому выражению[305] летописца, «дрожащей землей». Ученые мужи с учтивостью называли этих королей-соперников «королями Ирландии с протестом» (rig Erenn co fressaba), и некоторые педанты усердно объясняли, что если претен­дент на престол верховного короля происходит из Половины Конна и владеет всей Половиной Конна с одной провинцией Половины Муга, он имеет право именоваться королем Тары и Ирландии «с протестом», но если он происходит из Половины Муга, он не может именоваться королем Ирландии, если только он не владеет всей Половиной Муга и Тарой с соседними туатами и еще одной провинцией Половины Конна. В дей­ствительности очень немногие верховные короли XII века пользовались повсеместным признанием более одного или двух лет подряд. И все же прежние верховные короли вряд ли обладали большей фактической вла­стью, и правители, подобные Муйрхетраху Уа Бриайну или Тойррделбаху Уа Конхобайру, были «королями с протестом» только по сравнению со своими легендарными псевдоисторическими предшественниками.

Верховная королевская власть ни на одном этапе ирландской истории не подразумевала под собой монархическое правление. Ни Бриан Борома, ни любой другой король никогда не управляли всем островом. Они царствовали, но не правили. Ни одному верховному королю не пришла в голову мысль упразднить провинциальные королевства или даже мелкие королевства, хотя последние претерпели серьезнейший упадок и утратили былую политическую значимость. К XII веку туат был низведен до положения небольшого района, находящегося под управлением местного вождя (toisech); король (ri) все еще правил над первоначальной племен­ной областью, отныне известной под территориальным названием «трид­цать сотен» (tricha set, единица, отождествленная Геральдом Камбрийским с валлийским кантредом (саntref)). Более важную роль играли занимав­шие промежуточное место в королевской иерархии высшие короли, чьи «большие племена» (mor-thuatha) обычно составляли основу новых дио­цезов, однако достаточно часто они служили своим господам скорее в качестве начальников полуфеодального воинства, чем независимых вож­дей племенных контингентов. Когда предоставлялась благоприятная воз­можность, провинциальные короли действовали в более деспотической манере по отношению к ним и даже к королям, равным себе по статусу. Они могли пытаться навязать вассальным королевствам своих родствен­ников в качестве ставленников, как часто случалось с Дублином; они расчленяли соперничающие провинции, подобно тому как Тойррделбах Уа Конхобайр разделил Мунстер между Уа Бриайнами из Томонда и Мак[306] Карртайгами из Десмонда или как Мак Лохлайнны безуспешно пытались раздробить Ульстер между четырьмя «владыками» уладов; на всем про­тяжении ирландской истории сходным расчленениям постоянно подверга­лась область Миде. Однако сама иерархия королей воспринималась как нечто само собой разумеющееся, а не считаться с племенным чувством значило подвергать себя серьезной опасности, как выяснил Тойррделбах Уа Конхобайр, когда люди Миде убили его сына Конхобайра, которого он навязал им в короли. Цель претендентов на престол верховного короля составляло первенствующее положение в Ирландии, и их успехи следует оценивать по критериям, установленным их собственным честолюбием, а не понятиями национальной монархии, которые были им чужды. И на­оборот, восстания против их власти редко понимались как вероломство по отношению к естественному господину и никогда не рассматривались как измена родной стране.

Неудача в установлении династической верховной власти заставила историков обойти вниманием процесс укрепления власти провинциальных королей. А между тем короли XII века сделались владыками в своих родных провинциях. Их власть над вассальными королями достигала весьма значительных размеров, хотя и не была абсолютной. Новые пред­ставления о королевской власти особенно быстро усваивались в Южной Ирландии. Прогрессивные короли покровительствовали искусству и ар­хитектуре, строили замки и мосты, поддерживали церковные преобразова­ния и новую епископальную систему, председательствовали на Соборах, приветствовали цистерцианцев и подписывали грамоты, в тексте которых подразумевается, что в отличие от ранних ирландских высших королей они считались властителями и распорядителями земли (domini terrae). Избиение принцев из рода Уи Дунлайнге, учиненное Диармайтом Мак Мурхадой без боя, может служить показателем его власти и его решимо­сти быть подлинным королем Лейнстера, а не первым среди равных. Тойррделбах Уа Конхобайр выделил в Коннахте срединное королевство, никак не связанное с прежними племенными и династическими террито­риями, установил его светские и церковные столицы в Дунморе и Туаме и окружил эту область замками, расположенными в узловых стратегиче­ских точках. Еще более любопытными представляются действия Тойрр-делбаха уа Бриайна, который еще в XI веке сделал своей столицей город чужеземцев Лимерик, а его сын Муйрхертах поставил своего брата Диармайта «герцогом» (duх) в городе Корк, тем самым на время удовлетворив его честолюбие и распространив сферу непосредственного правления рода[307] Уи Бриуйн на самое сердце территории недовольных Эоганахтов. Сам он некоторое время в бытность верховным королем своего отца управлял Дублином. Ибо именно Дублин, а не Тара, что бы там ни говорили поэты, начинал играть роль ирландской столицы. Каждый претендент на звание верховного короля обязательно должен был обеспечить контроль над Дублином, либо прямой, либо через родича, либо посредством зависимого представителя местной норвежской династии, — все эти приемы были испробованы с разной степенью успеха.

И все же Дублин превратился в небольшой город-государство в пределах Лейнстера, и короли этой провинции прекрасно осознавали то преимущество, которое приносило им это обстоятельство. В середине XI века к власти пришла новая династия — род Уи Хеннселайг в лице Диармайта, сына Маэл-на-м-Бо[9]. Его королевство, лежавшее на землях вокруг Фернса, занимало отдаленное и невыгодное расположение с точки зрения традиционного политического устройства, но благодаря викингам прибрежная полоса приобрела большое значение в жизни страны, а процветающий норвежский город Уэксфорд, ведущий оживленную торгов­лю с Бристолем, составил благосостояние Уи Хеннселайг, в то время как северная династия Уи Дунлайнге с самого начала терпела неудачу за неудачей в противостоянии с Уи Нейллами и дублинскими норвежцами. Дублинский флот часто находил себе применение в междоусобных войнах валлийских князей в XI и XII веках, а также на Гебридских островах и в Западной Англии. В итоге расцвела оживленная работорговля, которая, по-видимому, оказала серьезное воздействие на структуру ирландского общества, ускорив процесс разорения свободных общинников. В Ирлан­дии появилась военная аристократия, о чем свидетельствуют полупрофес­сиональные армии, состоявшие из кавалерии или верховых пехотинцев, и хорошо укомплектованные флоты (не все норвежского происхождения), которые вели широкомасштабные кампании королей XII века.

После битвы при Гастингсе сыновья Гаральда бежали к Диармайту, сыну Маэл-на-м-Бо, и в 1068 и 1069 годах они приводили к берегам Англии норвежско-ирландский флот, разорявший побережье Девона и Сомерсета: среди сокровищ, которые Тойррделбах Уа Бриайн захватил у Диармайта во время своего похода на Лейнстер в 1068 году, находился штандарт саксонского короля (предположительно, Эдуарда Исповедни­ка). Сто лет спустя Генрих II нанял дублинский флот на шесть месяцев [308] для своей безуспешной кампании против Уэльса в 1165 году. В то время властелином Дублина был правнук и тезка Диармайта Диармайт Мак Мурхада, таким образом завязавший отношения с Генрихом и получив­ший право рассчитывать на расположение английского короля, о чем он и вспомнил на следующий год.

Диармайт, сын Маэл-на-м-Бо, боролся за престол верховного короля начиная с 1040 года и до своей смерти в 1072 году. Он и его союзник Ниалл, сын Эохада, король уладов, совершали набеги на Брегу и Миде; он посадил своего сына Мурхада (давшего свое имя роду Мак Мурхада) королем в Дублине; он помог Тойррделбаху Уа Бриайну отнять королев­ство Мунстер у его дяди Доннхада и пал, пытаясь отвоевать Миде у Конхобара Уа Маэлсехнайлла.

Его пример не прошел даром для его правнука, заслужившего репута­цию крайне жестокого человека, которая на самом деле отражает его стремление утвердить королевскую власть нового типа и поэтому не столь противоречит его дружелюбному отношению с церковными реформатора­ми, как может показаться на первый взгляд. Диармайт Мак Мурхада вовсе не был безразличен к традициям своих предков, как пространно свидетельствует Лейнстерская Книга, составленная преданным ему чело­веком, если не под его прямым покровительством. Ученые люди могли даже рассматривать легенду о происхождении его династии в качестве хорошего прецедента для поездки Диармайта в Бристоль и Аквитанию, ибо разве Лабрайд Лоингсех не испытал несправедливого изгнания и не вернул королевство с помощью союзников из Галлии? Лабрайд, согласно Лейнстерской Книге, не только основал королевский дом Лейнстера, но и захватил верховную королевскую власть над Ирландией. У Диармайта определенно были сходные замыслы, но более гибкий склад ума, позволив­ший ему успешно приспособиться к требованиям новой эпохи.

За неудачей Тойррделбаха Уа Конхобайра, тщетно пытавшегося со­хранить верховную власть, несмотря на многочисленные победы на полях сражений, и за внезапным падением его преемника Муйрхертаха Мак Лохлайнна последовало восшествие на престол Руайдри Уа Конхобайра, признанное всеми, кроме Мак Мурхада. Вряд ли можно было ожидать от Диармайта безусловной преданности династии, лишь недавно вышедшей на широкую политическую арену из пустошей Западного Коннахта, и хотя Руайдри был достаточно силен, чтобы лишить Диармайта всякой надеж­ды на обретение союзников в Ирландии, глубинная слабость его власти проявилась в неспособности сохранить положение господина ирландской[309] половины Ирландии, которое он получил по условиям Виндзорского договора в 1175 году. За исключением радикальной революции ничто не могло бы способствовать созданию национальной монархии: верховенство, которого заново должно было добиваться каждое следующее поколение и которое зависело от покорности королей, потенциально обладавших таким же могуществом, что и их временный властитель, не отвечало запросам нового времени. По всей видимости, именно к такому заключению пришли многие деятели реформированной Церкви, писавшие донесения о состоя­нии Ирландии Папе Александру III; эти люди с облегчением приветство­вали прибытие в страну Генриха II в 1171 году.

Нам неизвестны помыслы Диармайта, но мы можем с уверенностью сказать, что он обладал более богатым воображением, чем Руайдри Уа Конхобайр. Удовлетворившись формальными изъявлениями покорности Генриху II, он сосредоточил все свои усилия на достижении власти над Ирландией. Династия Уа Руайрк из Брефне настаивала на том, чтобы Руайдри изгнал Диармайта из Ирландии, и эта враждебность была обу­словлена не столько похищением Дербфоргайлл (возможно, она и была кра­сива, но ей было уже за сорок), которое Диармайт совершил в 1151 году, сколько давним соперничеством за равнины Миде, которые она, будучи сестрой одного из неудачливых и недолговечных королей из рода Уа Маэлсехнайлл, в некотором смысле символизировала. Нападение Стронг-боу на Уотерфорд, последовавшее сразу же за его высадкой в 1170 году, согласовалось с давними замыслами Диармайта, стремившегося распрост­ранить сферу своего влияния за пределы Лейнстера в этом направлении. В Уотерфорде Стронгбоу женился на Айфэ, дочери Диармайта, своей невесте, приданое которой должно было составить само королевство Лейнстер. Хотя в Уэльсе посредством династических браков часто происходи­ло объединение королевств, ирландское королевство никогда не могло наследоваться по женской линии, и именно благодаря этому обстоятель­ству веками оставалось неизменным непомерно большое количество мел­ких королевств и их королей. Готовность, с которой Диармайт собирался нарушить ирландский закон, чтобы заручиться поддержкой Стронгбоу, тем самым отметая права своих сыновей и родичей, можно объяснить, лишь выдвинув гипотезу, согласно которой он стремился к полному обнов­лению строя. Утвердившись в качестве феодального короля и обеспечив своей династии монаршью корону, он мог позволить себе наделить вер­ных норманнских союзников своими первоначальными владениями в Лейнстере и другими королевствами своих ирландских противников. То, [310] что норманны без особых колебаний могли пойти на подобную сделку, мы можем заключить судя по тому, что Роберт ФицСтивен был готов посту­пить на службу к пленившему его Рису ап Гриффидду против Генриха II, если бы предложение Диармайта не освободило его от разрешения этой дилеммы.

Такая гипотеза совпадала бы с изображением Диармайта в роли «благородного короля» (li gentil reis) в англо-норманнской жесте, про­славлявшей нашествие, а не с риторическим образом тирана-варвара, на­рисованным убедительным, но ядовитым Геральдом. Однако Диармайт был слишком стар для такого предприятия и умер до того, как сумел прокатиться на тигре, которого оседлал. Его можно обвинять в наивности, но осуждать его за вероломство было бы анахронизмом. Если бы ему сопутствовал успех, имя Диармайта Чужелюба было бы окружено почте­нием как имя истинного основателя национальной монархии. [311]

[1] См. с. 69, 75, 82, 112, 119, 134, 138.

[2] См. с. 185, 243.

[3] Ср. с. 32-33.

[4] См. Приложение I, с. 312—313.

[5] См. с. 137-139.

[6] См.с.136.

[7] См. с. 142-143, 172-173.

[8] Подлинное значение технических юридических терминов в этом сообщении было объяснено доктором Бинчи.

[9] См. Приложение II, табл. 10.