Глава III

НАЧАЛО БОСФОРСКОЙ ВОЙНЫ

1. Дорога через море

Перед тем как рассмотреть первые известия о появлении казаков у Босфора, бросим взгляд на пути плавания по Черному морю. Это поможет нам конкретнее представить, каким обра­зом запорожцы и донцы оказались в названном месте и регуляр­но приходили туда в продолжение нескольких десятилетий.

Тогдашние, да и более поздние мореходы не могли не учиты­вать направления и силу морских течений. Основное течение Чер­ного моря опоясывает всю его акваторию кольцом параллельно побережью, отличается большой устойчивостью и направлено про­тив часовой стрелки. Оно отмечается на расстоянии 1,6—4,8 мили (3—9 км) от берега, имеет ширину в 30—50 миль (56—93 км) и зна­чительную скорость — от 0,6 до 1 узла (1,1—1,8 км в час), а иногда и гораздо больше, до 3 узлов. Струя, идущая вдоль северного побе­режья моря, становится сильнее летом и осенью, а южночерно­морская струя — зимой и весной.

Кроме того, в центральных областях моря, в его восточной и западной части, имеются два обширных круговорота, так назы­ваемые «очки Книповича» (по фамилии морского исследовате­ля Н.М. Книповича), в которых течение также идет против ча­совой стрелки, но имеет меньшую скорость — от 0,1 до 0,3 узла (0,2—0,5 км в час), иногда до 0,5 узла. Восточный круговорот отделяется от основного потока юго-восточнее Крымского по­луострова, на долготе Судака и Феодосии (бывшей Кафы), идет на юг и сливается с основным течением у побережья Анатолии, в районе Синопа. Западный круговорот отходит от основного потока у берегов Анатолии, у мыса Керемпе (приблизительно на меридиане Ялты), идет на север и соединяется с основным течением западнее южной оконечности Крымского полуостро­ва. Таким образом, от Крыма к Анатолии и обратно существуют встречные течения.

Наконец, течение от Крымского полуострова на запад раз­деляется на два: северо-западное направляется к Одессе, а юго-западное к Варне.

В зависимости от плавания по течению или против него ход судна ускорялся либо замедлялся. Основное течение Черного моря давало суточное прибавление (убавление) до 23 миль (43 км), что за неделю плавания могло составлять 161 милю, или приблизительно 300 км. Следовательно, для экономии време­ни суда должны были ходить вокруг Черного моря так же, как и основное течение, против часовой стрелки: от Керченского про­лива мимо Крымского полуострова и вдоль берегов Румелии к Босфору, а обратно — вдоль побережья Анатолии и Кавказа.

Но еще в глубокой древности был открыт кратчайший путь поперек Черного моря от мыса Карамбия (ныне Керемпе) в Паф-лагонии до мыса Криу Метопона («Бараньего лба», — ныне Аю-Даг, Ай-Тодор или Сарыч) в Крыму, дававший громадную эко­номию расстояния и времени. Между Керемпе и Сарычом 142 мили (263 км), которые древние суда проходили за 1—3 су­ток. Этот путь активно использовался и в дальнейшем.

Ш. Старовольский в 1628 г. утверждал, что запорожцы буд­то бы «не решаются идти в открытое море, но плывут у правого (румелийского. — В. К.) берета, опустошают Бессарабию, а так­же земли Фракии». Утверждения о почти исключительно при­брежном плавании казаков можно встретить и в новейшей лите­ратуре. Так, Л.Г. Шолохов пишет, что донцы и запорожцы пла­вали «почти всегда в виду берегов», хотя через несколько строк сообщает, что казакам «приходилось пересекать открытую часть Черного моря» от Крыма к Анатолии. Ошибочное мне­ние Ш. Старовольского, очевидно, проистекало из сведений о постоянных нападениях казаков на прибрежные пункты, а так­же из недостаточного знания морского дела вообще и казачьего в частности: только глубоко сухопутный человек, каким являлся польский современник, мог полагать, что в море пускались лишь те казаки, которые были готовы «переносить его зловоние».

Маршруты казачьих плаваний пока еще никто специально не изучал. Материалы же источников заставляют напрочь от­вергнуть всякие рассуждения о «нерешительности» казаков, их «боязни» или «неспособности» оторваться от берега и т.п. Запо­рожцы и донцы использовали наиболее целесообразные пути достижения цели. Что касается ударов по Босфору, то сечеви­кам удобнее всего было идти по течению вдоль побережья Руме-лии. Так, собственно, постепенно и приближались к проливу казачьи нападения: сначала на более близкие пункты этого по­бережья, затем на все более дальние. Из последующего рассмот­рения набегов мы увидим, что казаки шли в сторону Прибос-форского района и к Босфору вдоль берегов Румелии в 1612,1620, 1621 гг., перед первым и третьим нападениями на пролив 1624 г., в походе 1629 г.

Протяженность современных рейсов Херсон — Стамбул (с заходом в Одессу) в 428 миль (792 км) и Одесса — Стамбул (без захода в другие порты) в 342 мили (633 км)¹ дает примерное представление о расстоянии, которое приходилось покрывать казакам, вышедшим из Сечи, прежде чем напасть на Босфор². По свидетельству Г. де Боплана, запорожцы достигали Анато­лии «в 36 или 40 часов». Это единственный на сегодня источ­ник, по которому можно приблизительно определить скорость казачьих судов. Расчет, исходящий из названного времени и упо­мянутого расстояния от Херсона до Стамбула (оно, правда, пре­дусматривает заход в Одессу, но и Сечь располагалась не на мор­ском побережье, а Анатолия у Г. де Боплана — это скорее всего не само ее начало на азиатском берегу босфорского устья), дает скорость в 10,7—11,9 узла (19,2—22 км в час), или в среднем 11,3 узла (20,6 км в час)³, что намного превышало скорость тог­дашних турецких военных и торговых судов⁴.

Донским казакам при осуществлении набегов к Босфору вместе с запорожцами, но на своих собственных судах, еще надо было проделать очень значительный путь из устьев Дона к Днеп­ровскому лиману или какой-либо точке, расположенной в севе­ро-западном «углу» моря. Современный рейс от Ростова-на-Дону до Керчи, затем вокруг Крымского полуострова в Евпаторию (бывший Гёзлев) и далее до Одессы имеет протяженность в 566 миль (1047 км). Если исходить из «боплановской» скорос­ти, то этот путь донцы могли преодолеть за 48—53 часа, кото­рые и следует прибавить к 36—40 «запорожским» часам. В ре­зультате получается, что донцам для нападения на Босфор северо-черноморско-румелийским путем требовалось от 3,5 до 4 суток непрерывного хода. Действительное же время, в течение которого донские казаки могли подойти к Босфору, несомнен­но, было больше хотя бы потому, что после продолжительных переходов экипажам требовался отдых, подчас мешала небла­гоприятная погода и пр.⁵

Путь к Босфору от Керченского пролива вдоль кавказского и затем малоазийского побережья шел против основного черно­морского течения и был почти в два раза длиннее: протяжен­ность современного рейса Ростов — Керчь — Трабзон — Стам­бул (без захода в другие порты) составляет 1102 мили (2039 км). Из-за больших расстояний и практических потребностей казакам, отправлявшимся к Босфору, часто приходилось изби­рать более короткие маршруты плавания, пренебрегая выгода­ми, возникавшими от использования попутных течений. В этом не было ничего необычного, поскольку против течения требо­валось ходить, например, во время плаваний запорожцев на Дон вдоль Крымского полуострова, донцов и запорожцев по Кер­ченскому проливу в Азовское море, донцов к кавказскому побережью, а также при возвращении домой вверх по течению Днепра и Дона. Впрочем, так поступали и все другие мореходы: еще в древности суда ходили из Дуная к Керченскому проливу, а турки плавали не только от Босфора к Трабзону и кавказскому побережью, но, естественно, и обратно.

Маршруты казачьих походов поэтому были самые разные. Мы увидим, что казаки использовали кратчайший путь попе­рек Черного моря: в 1630 г. они явились к берегам Анатолии из района Кафы, а в 1659 г. действовали под Кафой и Балаклавой и потом оказались близ Синопа. Запорожцы и донцы ходили вдоль малоазийского побережья не только по течению на восток (на­пример, в 1616 г. от Самсуна к Трабзону), но и против течения на запад: в 1630 г., напав на Инеболу, затем действовали близ «Легра» (скорее всего — Эрегли), в 1651 и 1659 гг. совершали на­падения, плывя вдоль Анатолии в западном направлении. В 1625 г. казаки от Трабзона пришли к Кафе (или Гёзлеву), а в 1622 г., похоже, напротив — от Балаклавы явились к Трабзону. В.Д. Сухорукое предполагает, что в 1652 г. донцы от Крыма на­правились прямо к Босфору, а ЮзефТретяк считает, что в 1615 г. запорожцы пошли к Малой Азии напрямую, по середине моря. Если верить Раффаэле Леваковичу, то в 1625 г. казаки от Кер­ченского пролива двигались к Синопу, «огибая Малую Азию». Запорожцы и донцы, таким образом, не «абсолютизируя» роль течений, могли подходить к Босфору с любых направле­ний и точно так же имели возможность уходить от него в разных направлениях. Сечевики после набегов в сторону Босфора обыч­но возвращались домой вдоль побережья Румелии, т.е. против основной струи течения, как было, в частности, в 1615 и 1625 гг. Без сомнения, использовался и короткий путь через Черное море к Крыму с последующим движением запорожцев на запад к устью Днепра, а донцов — на восток к Керченскому проливу и Азовскому морю (так было, очевидно, в 1651 г.).

Некоторое «вспоможение» казакам в их плавании против течения оказывала циркуляция воздушных масс: летом на Чер­ном море преобладают северо-западные, западные и юго-запад­ные ветры, у побережья Анатолии северо-западные. Но посколь­ку главным движителем чаек и стругов являлись весла, а парус играл вспомогательную роль, основную надежду казаки возлага­ли на собственные силы, выносливость, решимость и мореход­ные навыки.

Мы уже говорили о том, как исторически запорожцы при­ближались к Прибосфорскому району, однако украинские ка­зацкие летописи утверждают, что сечевики впервые подошли туда не со стороны Румелии. Эти летописи приписывают запо­рожскому гетману Богданко (Федору Богдану, князю Богдану Михайловичу Ружинскому), одному из знаменитых казачьих вождей XVI в., грандиозный поход вокруг всего Черного моря, успешные нападения на Трабзон, Синоп и даже район Стам­була.

В приложенной к «Летописи Самовидца» «малороссийской хронике», которая носит название «Собрание историческое», говорится о времени правления короля Стефана Батория: «Мно­гие войни они (запорожцы. — В.К.) с татарами на земли, а с турками на Чорном море имели; и в то же время Азию, напад-ши, на тисячу миль своевали и город Трапезонт достали и ви-секли, а Синопе из основания разорили, и под Константинопо­лем немалие взяли користи». В помещенной там же еще одной хронике, составленной в XVIII в. и называющейся «Краткое опи­сание Малороссии», между событиями 1574 и 1577 гг. есть за­пись: «В то время козаки, напавши в Азию, на 1000 миль повое­вали, Трапезонт взяли и изсекли, Синоп до фундаменту опро­вергли и под Константинополем користи побрали».

Почти дословно такая же информация, как в «Собрании историческом», содержится в летописи Григория Грабянки, «Летописце, или Описании кратком знатнейших действ и слу­чаев», но с указанием на 1576 г., в «Краткой летописи Малые России с 1506 по 1776 год» и других сочинениях XVIII в. Оче­видно, этот же поход имеет в виду А. И. Ригельман, кратко ука­зывающий, что в последней четверти XVI в. запорожцы «на лод­ках своих... так далеко по Черному морю заезжали, что и близ Царягорода были».

В трудах некоторых старых украинских историков встреча­ем и более подробные описания интересующей нас экспеди­ции. Согласно автору второй половины XVIII в. Г.А. Полетике, в 1577 г. 5 тыс. запорожцев действовали на лодках у берегов Кры­ма, а затем предали огню и мечу Синоп, Трабзон и «многие местечки» турецкие. Далее (по контексту — в конце 1570-х гг.) украинские казаки совершили сухопутный поход через Дон и Кавказ в Анатолию, а через нее к Босфору, где разорили предме­стья Стамбула, затем прошли в Болгарию, Молдавию и на Укра­ину. В описанных действиях участвовали и запорожские лодки; на них, а также на захваченных у турок судах казачье войско пе­реправилось через Босфорский пролив. Во время похода дон­ские казаки «приняли гетмана и войско его дружелюбно и сде­лали им все походные вспоможения, а паче переправою войск на судах за реку Дон, а после за реку Кубань». «Всевозможное пособие» запорожцам оказали в походе и болгары.

Известный украинский историк XIX в. Н.А. Маркович из­лагал события следующим образом. В середине 1570-х гг. упо­мянутые 5 тыс. запорожцев под начальством войскового есау­ла Нечая вышли в лодках в море, пристали к Гёзлеву и Кафе и в ожидании подхода сухопутного войска Б. Ружинского, шед­шего в Крым и потом через этот полуостров, заперли обе гава­ни. Подойдя, гетман с суши, а Нечай с моря осадили Кафу, взяли ее в короткое время штурмом, разграбили город и выре­зали жителей, кроме 500 пленников обоего пола. Затем, по заключении мира с крымцами, гетман вернулся на Украину, приказав своим «морским войскам» «навестить те города ту­рецкие, где производилась торговля русскими пленниками, напасть на Синоп и на Трапезонт и освободить оттуда своих единоверцев».

В это время дунайские христиане, которых беспрестанно тревожили турки, обратились к польскому королю с просьбой о помощи, и он «дал гетману повеление сделать сильный набег на земли турецкие, от Польши отдаленные». Гетман направил на море Нечая с 3 тыс. запорожцев, а сам с войском пошел через северопричерноморские степи к Земле донских казаков. После­дние, как уже указывалось, оказали дружественному походному войску всевозможную помощь. Проходя далее земли черкесов, гетман не предпринимал против них никаких враждебных действий и был пропущен удивленным местным населением не толь­ко мирно, но даже с дружелюбной продажей войску скота и съе­стных припасов.

«За Кубанью, — говорит Н.А. Маркович, — гетман открыл военные действия против народов, туркам подвластных, и на­чал предавать огню и мечу всю страну. Запорожцы между тем, крейсируя близ ее берегов, разоряли прибережные селения. Не ожидая этих нападений и не приготовясь к обороне, народ раз­бегался. Таким образом гетман, проходя всю Анатолию, при­шел к Синопу и Трапезонту, выжег и ограбил их предместия; потом двинулся к Царь-граду и подошел к проливу Константи­нопольскому. Турки спасались в город чрез пролив; разграбив берег азиатский у Черного моря, козаки переправились в Евро­пейскую Турцию и вступили в Булгарию, уверив болгар, что как единоверцы они им вредить не станут. Гетман воспользовался всеми возможными пособиями от жителей, был ими провожаем до Дуная и тут же получил от них известие, что турки, нападав­шие на Сербию и другие христианские банатства (владения. — В. К.), возвратились скоропостижно и направили путь свой к Адрианополю».

Далее гетман, переправившись через Дунай между Варной и Силистрой, вступил в Молдавию, неожиданно на рассвете на­пал на Килию и взял ее приступом, вырезал турок и армян и, мстя за погибшего от османских рук своего предшественника гетмана Григория Свирговского, разграбил город, сжег его до основания и «возвратился в отечество».

У некоторых других историков упоминаются дополнитель­ные детали, связанные с этим походом. В частности, в составе казачьей добычи называются 100 медных пушек или сообщает­ся о смерти Б. Ружинского: в устье Днепра он взял Аслан-горо­док (Ислам-Кермен), применив подкоп под крепостную стену, но сам погиб при взрыве мины.

Большинство авторов датирует экспедицию несколько не­определенно, однако в согласии с казацкими летописями — вре­менем правления Стефана Батория. Авторы XX в. почему-то предпочитают 1575 г., хотя это был период польского между­царствия — между Генрихом Валуа (1574) и Стефаном Баторием (правил в 1576—1586 гг.). В.В. Мавродин относит поход к осени 1575 г., невзирая на то что осеннее время было не самым благоприятным для «черноморской кругосветки».

Польский историк Михал Глищиньский утверждает, что, «обойдя вокруг Черное и Азовское моря и наведя ужас на все живущее по тем берегам, храбрый Богданко возвратился на ро­дину, исполненный почти гомерической славы». В самом деле, слава должна была быть громадной, поскольку, как отмечает один из авторов, казаки в этом походе поставили «целый ряд рекордов»: впервые обошли большую часть черноморского побережья, впервые пересекли поперек Черное море и достигли его южных берегов, впервые появились у стен Трабзона и Синопа. Добавим, что в первый раз казаки совершили и набег на Босфор, район, непосредственно примыкавший к столице Османской империи, «почти до ворот Константинополя».

Но был ли в действительности этот поход, столь грандиозный по протяженности маршрута и продолжительности времени, по численности участников и совершенно ошеломительному успеху, состоявшийся в столь раннее время, имеющий большой хронологический разрыв с последующими казачьими набегами на Анатолию и ни разу не повторенный казаками в таком масштабе даже в период апогея морской войны?

Большинство современных историков отвечает на этот во­прос отрицательно, однако многие украинские, польские и рус­ские авторы признавали, а некоторые и до сих пор признают поход реальным событием. Среди них можно назвать таких из­вестных ученых, как Д.И. Эварницкий и В.В. Мавродин. После­дний, впрочем, полагает, что поход был не вокруг Черного моря, а из Днепра к Синопу и оттуда к Трабзону и Босфору. Один из морских историков утверждает, что в 1576 г. запорожцы совер­шили свой первый морской поход — «ходили от Днепра по все­му Черному морю — к Дунаю, Евпатории, Кафе (Феодосии), Синопу и Трапезунду», но почему-то не упоминает район Бос­фора и не замечает, что первый поход вряд ли мог охватить столь огромную акваторию. Ю.П. Тушин пишет, что казаки в 1575 г. захватили Трабзон и Синоп и дошли до Стамбула, но вслед за тем отчего-то соглашается с польским известием о том, что до 1614 г. Синоп не подвергался никакой опасности⁶.

У Ю.М. Ефремова, отметившего, что «невольно возникает сомнение в подлинности столь успешного и грандиозного по масштабам похода» и «недоумение перед фактом, что все это сошло казакам с рук, не вызвало ответных действий могучей Османской империи», имеются на этот счет некоторые сообра­жения. «Если все же эти события подлинные», то причины, по­чему не ответил Стамбул, надо искать «во внешнеполитической ситуации, сложившейся в... Средиземном море. Там после со­крушительного поражения турецкого флота в битве у Лепанто... Османская империя напрягала все свои силы в беспощадной войне с Испанией, Венецией, Генуей и Папским государством... Момент для казацкого набега был выбран исключительно удачно. Все наличные военные корабли Турции были задействова­ны на средиземноморском театре военных действий... Послать в Черное море было Турции попросту нечего. Да и удар был слиш­ком неожиданным».

Сюжете экспедицией 1570-х гг. еще не подвергался в лите­ратуре основательному изучению. Первое, что обращает на себя внимание, это отсутствие упоминаний о походе в известных до­кументальных источниках, современных или хотя бы относи­тельно близких по времени к рассматриваемому событию.

Правда, литовский великий канцлер князь Альбрыхт Ста­нислав Радзивилл в одной из записей своего дневника в 1635 г. заметил, что казаки в прошлом «к турецким городкам ходили, грабили, жгли и чайками под самый Стамбул подходили, до такой степени, что как бывший турецкий цесарь Солиман, так и нынешний безопасно в Константинополе сидеть не могли». Однако ближайшим предшественником тогдашнего султана Мурада IV, который носил бы имя Сулейман (Солиман), был знаменитый Сулейман 1, правивший, как указывалось, в 1520— 1566 гг., т.е. значительно раньше экспедиции 1570-х гг., а за ним царствовали Селим II (1566—1574) и в эпоху Стефана Батория Мурад Ш (1574—1595). Таким образом, информация А.С. Радзивилла «повисает в воздухе». Если же предположить, что канц­лер ошибочно вместо «Селим» написал «Солиман», то и тогда придется отнести поход в добаториевские времена, что делает его маловероятным.

Д.И. Эварницкий, говоря о походе, среди прочего ссылает­ся на «Гвагнина», но этот итальянский современник, граф Алессандро Гваньини, служивший и умерший в Польше, в своей хро­нике, которая увидела свет в 1578 г., напротив, рассуждал о том, что казаки, будь они больше по численности, могли бы повто­рить древнерусские походы на Царьград: «Да и сегодня едва ли то же не делали бы казаки, если бы их было так много».

В 1597 г. Иоаким Бельский, переделав и дополнив хронику своего отца Мартина Бельского, издал собственную «Хронику польскую» и в ее главе «О казаках»⁷ повторил мысль А. Гваньи­ни, не изменив ее никакой фактической поправкой: «Кажется, что и теперь козаки отважились бы на это, если бы их было по­больше».

Материалы, связанные с венецианскими планами удара по Стамбулу в конце XVI в., в которых главная роль отводилась ка­закам и которые будут рассмотрены в конце нашей книги, не упоминают уже имевший место казачий набег на Босфор. Письмо и речи С. Жолкевского 1610-х гг., связанные со знаменитым синопским разгромом, о котором пойдет речь вслед за данным сюжетом, утверждают, что до 1614 г. берега Синопа и Трабзона не тревожились никаким неприятелем со времен турецкого за­воевания. Мустафа Найма говорил о том же набеге на Синоп как о первой казачьей акции в этом районе: «Казаки, которые до сих пор, спускаясь в небольших лодках на Черное море, привычны были грабить приморские и расположенные на берегах Дуная селения, в этом году... неожиданно напали на крепость Синоп,  лежащую на анатолийском берегу...»

Наконец, письмо кошевого атамана Ивана Сирко упомина­ет казачий поход 1575г., однако объектом набега называет толь­ко Крымский полуостров:«... року (года. — В.К.) 1575 Богданко з козаками Крим воевал и плюндровал (опустошал. — В.К.)...» Не добавляет уверенности в реальности «черноморской круго­светки» и то обстоятельство, что ее маршрут был постоянно про­тивоположен направлению морских течений, хотя и возможен в принципе.

Сказанное заставляет с недоверием относиться к сообще­ниям летописей о масштабной экспедиции 1570-х гг., затронув­шей и район Босфора.

Через несколько десятков лет, в 1614 г., произошло собы­тие, получившее известность в Европе, произведшее ошелом­ляющее впечатление в Стамбуле и вызвавшее ужас в окружении султана: казаки взяли приступом, разгромили и сожгли Синоп. М.Н. Тихомиров называет это нападение «крупнейшим собы­тием начала XVII в. в истории казацких походов»⁸.

Приблизительно 10—21 августа названного года (в конце августа по новому стилю) 2 тыс. казаков вышли из Днепра в Чер­ное море⁹. По мнению ряда польских, украинских и российских авторов, возглавлял их прославленный запорожский военачаль­ник, гетман Петр Конашевич Сагайдачный. Число судов этой флотилии неизвестно, но скорее всего их было около 40, если исходить из расчета примерно по 50 человек на чайке (называ­лась и цифра в 100 лодок, но она менее вероятна, поскольку вряд ли для большого морского похода использовались малые суда). Первоначально флотилия двинулась к устьям Дуная. Мустафа Найма сообщает, что казаки «разграбили сперва по обыкнове­нию деревни, лежащие по берегам реки Дуная и при море».

Оказалось, однако, что командование флотилии имело куда более грандиозный, небывалый и дерзкий по замыслу план на­несения удара по Малой Азии, для чего требовалось пересечь Черное море. Казакам очень пригодились взятые на борт, со­гласно Найме, в качестве проводников «рабы-отступники». Речь идет о пленниках, насильно принявших ислам, из страха смер­ти служивших туркам и сумевших вырваться из неволи. Именно эти бывшие рабы могли указать морской путь, подходы к при­морским городам Турции, топографию местности, рассказать об укреплениях и т.п.

Флотилия пересекла море поперек (как выражался С. Жолкевский на латыни — «реr diametrum») и вышла, по-видимому, в район Трабзона, где казаки и начали опустошать побережье. Но главным объектом нападения был избран Синоп, по характери­стике С. Жолкевского, «город очень богатый, живший в покое и не тревожимый с тех пор, как захвачена была Амуратом Первым (Мурадом I, правившим в 1359—1389 гг. — В.К.) та часть Малой Азии». Население этого побережья жило не зная страха, «ибо ни от тех казаков, ни от кого другого перед тем, с тех пор, как турки Азией завладели, никогда там не было тревоги и опасности». Синоп славился прекрасным местоположением, прелестными окрестностями, великолепным климатом и на цветистом вос­точном языке прозывался «Городом любовников» («Мединет альушшак»).

Запорожцев, разумеется, привлекали не красоты города и окрестностей. Это была мощная военно-морская база Турции, крупнейшая черноморская верфь империи, «морское оружей­ное хранилище великого султана». Синопскую крепость Эвлия Челеби характеризовал как «неприступную и очень прочную», построенную из камня, с железными двустворчатами воротами, располагавшуюся тремя ярусами на высоком холме, имевшую по окружности 6100 бойниц и внутри цитадель с несколькими башнями. Гавань Синопа, по этому же описанию, считалась превосходной, дававшей убежище судам «от всех четвертей вет­ра», едва ли не лучшей в Причерноморье, если не считать Балак­лаву.

Флотилия подошла к Синопу. Нападение на город, по мне­нию историков, «было осуществлено мастерски». Оно произош­ло ночью и оказалось совершенно неожиданным. Солдат мест­ного гарнизона, экипажи судов и население охватила невероят­ная паника. С помощью приставных лестниц казаки ворвались в крепость, захватили цитадель, верфь, галеры и целый город. «Вступив в эту древнюю крепость, они, — сообщает Мустафа Найма, — умертвили в ней всех правоверных, ограбили ихдомы, увели жен и дочерей...» В других переводах Наймы, правда, говорится не о поголовном истреблении мусульман, а о том, что казаки «вырезали гарнизон» и убивали «каждого мусульманина, попадавшегося им на пути», но крови, конечно, пролилось мно­го. Все христианские невольники получили свободу, и их ра­дость не поддавалась описанию.

Согласно Мустафе Найме, запорожцы, зажегши Синоп «со всех концов», «обратили этот прекрасный город в пустыню». Польский автор пишет, что Синоп превратился «в груду щебня и пепла», а С. Жолкевский в отчете сейму говорил, что султан­ский арсенал, талионы, галеры — «все то пошло с дымом» и что казаки «учинили убытка туркам на 40 миллионов (злотых. — В.К.), не считая людей». Погрузив на чайки громадную добычу, «полон» и часть освобожденных рабов, запорожцы спокойно вышли из синопской гавани и, как показалось туркам, «рассея­лись по морю».

Половина дела была сделана: в самом центре турецкого ма-лоазийского побережья нанесен громадный урон османской во­енной и морской мощи и большой, оскорбительный удар по престижу империи. Оставалось благополучно вернуться домой. Посообщению, присланному в том же 1614 г. Сигизмунду III от турецкого везира, казакам это не удалось. Имперский флот, на­ходившийся в Аккермане, перехватил их под Очаковом, «и там с божьей помощью одни были порублены саблями, другие в море потоплены, а некоторые... бежали».

Есть и более подробные известия источников, хотя и про­тиворечивые. Обобщив их, Д.И. Эварницкий один из вариан­тов окончания экспедиции представляет следующим образом. Румелийский бейлербей (наместник) Ахмед-паша, собрав 4 тыс. янычар и «множество другого народа», посадил свое воинство на многие галеры и сандалы, бросился к устью Днепра, стал под­жидать возвращения казаков в урочище Хазилер Херемих (Пе­реправа Воинов) и велел доставить к Очакову пушки из Аккермана. Казаки, пытаясь пробиться мимо упомянутого урочища, мужественно сражались, но под конец потерпели поражение, были убиты и потоплены, и лишь незначительное их число смог­ло прорваться.

Другая версия, содержащаяся в отчете С. Жолкевского, го­ворит, что по приказу султана бейлербей выступил с войском сушей, а Али-паша с флотом — морем. Последний «в Очаков­ском порту стал в засаду», на которую и наткнулись не ведавшие о ней казаки. 18 чайкам удалось уйти из-под пушечного огня и прорваться. Экипажам прочих судов пришлось «выскочить» на берег и рассеяться. В руки турок попали брошенные чайки и часть синопской добычи. «Али-паша возвратился с триумфом».

Третья версия изложена по источникам М.С. Грушевским. Ахмед-паша, двинувшийся к Поднепровью, решил захватить казачью флотилию врасплох в Очакове и направил туда корабли из Аккермана. В Очаков была послана из Стамбула эскадра под начальством Али-паши. «Но казаки вовремя получили об этом предостережение и разделились на две партии. Одни отправи­лись в обход: высадившись к северу от устья Днепра, задумали перетянуть свои лодки сухим путем и обойти засаду; но здесь напали на них татары, и казаки потеряли много людей и добы­чи. Другие пошли напролом через Очаковский лиман и тоже потеряли много добычи, так как принуждены были для облегче­ния чаек бросать добычувлиман; порядком потеряли илюдей, но в конце концов все-таки пробрались на Низ (в Сечь. — В.К.)».

Добавим, что Мустафа Найма отводит главную роль Шакшаки Ибрахим-паше, который, «узнав о... набеге, на шестиде­сяти мелких судах отправился для защиты берегов черномор­ских. Вошед в реку, через которую должны были переправлять­ся эти собаки, он остался сторожить их; но проклятые, проведав об этом, в одном месте на берегу Черного моря сошли, постави­ли судна свои на санки (кызак) и вздумали встащить их по суше до вершины реки. Но шайка татар напала на них; завязалось сражение; имения и семейства, похищенные из Синопа, были оставлены на месте; из казаков же кто достался в плен, а кто погиб в битве. Ибрагим-паша переменил маршрут и наблюдал, где выйдут остатки разбойников. Он пошел против тех, которые избегли меча, и из них также кто попал в плен, а кто был убит. В первых днях рамазана (25—29 сентября. — В.К.) Ибрагимовы воины привели к Порогу (в Стамбул. — В. К.) двадцать человек кяфиров-казаков скованными».

Из других переводов Наймы видно, что Шакшаки Ибрахим-паша охранял устье Дуная, откуда пошел на перехват казаков к устью Днепра, что татары напали на них, когда те, перетащив свои суда на катках, уже спускали их в реку, ито некоторым из чаек удалось уйти до татарского нападения, но их преследовал, потопил или захватил названный паша, что 20 пленных казаков были выданы великим везиром в руки «гонцов, прибывших из Синопа с жалобой на допущенное казаками беззаконие».

К сожалению, казачьи источники о походе 1614 г. неизвест­ны. Турецкие же известия, как правило, во много раз преувели­чивали потери противника. Похоже, что и в данном случае о полном поражении запорожцев говорить не приходится. Обыч­но хорошо информированный С. Жолкевский в уведомлении поветовому сеймику 1615г. сообщал, что при возвращении из Синопа казачья флотилия потеряла убитыми и ранеными от­нюдь не большинство участников похода, а около 200 человек. Да и 20 пленников, привезенных в «столицу мира», маловато для подтверждения подлинного триумфа.

В Стамбуле в связи с разгромом Синопа разворачивались лю­бопытные события. «Говорят, — читаем у Мустафы Наймы, — что один посланец за другим прибывал... с сообщением, касающимся нападения, которое Синоп перенес от казаков, и что когда импе­ратор (султан. — В.К.) спросил у великого везира Насух-паши от­носительно правды об этом деле, тот заявил, хотя и ложно, что ничего не знает об этом. Император, однако, не был удовлетворен этим ответом и обратился за сведениями к ученому муфтию (бого­слову-правоведу, выдававшему фетвы —- письменные заключения по важным юридическим вопросам. — В.К.), который без колеба­ний сказал ему правду. Император был чрезвычайно сердит на ве­ликого везира за неправду, которую тот ему сказал».

С. Жолкевский 20 октября 1614 г. извещал короля, что сул­тан «так был взбешен, что хотел было приказать повесить вези­ра», и тот спасся только благодаря просьбам жены, дочери и других «белых голов» (женщин), однако падишах бил его бузды-ганом (чеканом), о чем разнеслась молва по всей столице. От гнева султанского, продолжал канцлер, Насух-паша отвелся еще и тем, что спешно послал на казаков бейлербея и иных пашей с войском. Позже оказалось, что С. Жолкевский ошибался: до него просто не успела дойти весть о том, что 17 октября великий везир был казнен¹⁰.

Венсан Миньо передавал, что в Стамбул пригнали захвачен­ное казачье судно и 15 пленников (видимо, тех, которых у Най­мы было 20), но везир присоединил «к сему кораблю» еще 15 таких же, вооруженных пушками из столичного арсенала, а к 15 ка­закам добавил 400 невольников, «и все сие как бы плененное ополчение с великим торжеством» ввел в Золотой Рог перед гла­зами падишаха. Капудан-паша, хотя ему «не меньше было нуж­но выдавать оное за правду», «не отважился молчать». Об этой инсценировке, как и о финансовых махинациях везира при стро­ительстве галер, узнал муфтий, а сын алеппского паши обратил­ся к султану с жалобой на взяточничество Насуха и сокрытие им от его величества мятежа в Грузии. По приказу Ахмеда 1 велико­го везира задушили петлей в собственном доме.

Через четверть века, в 1640 г., в Синопе побывал Эвлия Челеби. «Жители города, — записал он, — имеют хатт-и хумаюн (султанский рескрипт, равный по силе государственному зако­ну. — В.К.) на то, чтобы убить коменданта, если он удалится от крепости на расстояние пушечного выстрела. И потому комен­дант не смеет отойти от крепости ни на шаг. [А причина вот в чем]. Во времена султана Ахмед-хана казаки захватили эту кре­пость в результате внезапного налета ночью... Позднее крепость была освобождена, в ее Нижнем укреплении было размещено 50 капу-кулу, [привезено] много кантаров (мера веса, равная 56,4 кг. — В.К.) пороха, [установлены] большие и малые пушки. Начиная с того времени каждую ночь вплоть до наступления утра по 200 воинов со своими бёлюкбаши и чавушами (коман­дирами подразделений. — В.К.) несут дозорную и караульную службу. И эта стража, оснащенная барабанами и рожками, по­стоянно выкрикивает [слова]: "Не дремлет стража внутри кре­пости", и от бойниц провозглашает: "Аллах един!" Таким обра­зом еженощно стража показывает, что крепость готова к бою». «И хотя кяфиры неоднократно устраивали осаду, — завер­шал рассказ Эвлия, — но каждый раз были отбиты залпами пу­шек. Слава всевышнему, со времени [воцарения] Мурада IV (т.е. с 1623 г. — В.К.) они не приходили». Последняя информация неверна: казаки приходили к Синопу и в 1620-х, и в 1630-х гг.

Освещая историю казачьего набега 1614 г., И. фон Хаммер в результате неправильного прочтения турецкого источника ут­верждал, что Шакшаки Ибрахим-паша перехватил казаков «боль­шей частью в устье Дона при помощи напавших на них татар». Сказанное ученым потом повторили Н.А. Смирнов и Ю.П. Ту­шин. Это была ошибка, но весьма характерная: вскоре придет время для активных действий османского флота и против дон­ских казаков в Азовском море, для турецких попыток блокады дельты Дона и затем Керченского пролива.

Что же касается первого синопского набега, то он был орга­низован и осуществлен Войском Запорожским, однако в экспе­диции, несомненно, принимали участие те донцы, что находи­лись тогда в Сечи ¹¹. Как раз в 1614—1615 гг. Войско Донское возобновило морскую войну с Османской империей и Крым­ским ханством, прерванную событиями русской Смуты. В смут­ное время основные силы донского казачества были отвлечены российскими делами, но казаки, остававшиеся на Дону, выдер­жали наскоки азовцев и татар и проводили небольшие опера­ции на суше и иногда «судовой ратью». Донцам вообще повезло: Турция не могла тогда вести здесь большое наступление, по­скольку в 1603—1613 гг. была занята тяжелой и неудачной пер­сидской войной, стоившей ей потери Азербайджана, Восточ­ной Грузии, Северной Армении, Дагестана, Луристана и части Курдистана. Но уже в 1613 г. в Стамбуле и Крыму обсуждался план, согласно которому предполагалось «казаков с Дону збить».

Взаимный спад военной активности донцов и турок, таким образом, оказался вынужденным и временным, и неудивитель­но, что после Смуты Войско Донское, значительно пополнив свои ряды, возобновило действия на море. Однако поначалу донцы действовали из Сечи, вместе с сечевиками и под коман­дованием их атаманов. Запорожцы, игравшие тогда главную роль на море, выступали в некотором роде учителями своих донских «корабельных товарищей».

По окончании синопского похода С. Жолкевский отмечал большое значение того, что казачество «проведало дорогу» че­рез Черное море: турки отныне на своей собственной террито­рии будут в непрестанном страхе перед казачьими набегами. Предвидение канцлера полностью сбылось, и не только в отно­шении запорожцев. Донские казаки уже в 1615 г. вышли из Дона и сначала отдельно, а потом соединившись на Черном море с сечевиками, громили неприятельские прибрежные селения. Затем последовали громкие победы запорожцев и донцов над целыми турецкими эскадрами, захват множества судов, плене­ние османских адмиралов, нападения на порты Крыма, тот же Синоп, Трабзон, Самсун, многие другие города, на Босфор и сам Стамбул.

Казаков назовут «обладателями моря», и при одном только слухе об их появлении паника будет охватывать все малоазийское побережье, османские суда будут бояться выходить из пор­тов, а солдат придется загонять палками на корабли, предназ­начавшиеся для действий против казачьих флотилий. Кажется, даже провидец С. Жолкевский не предвидел всего того, что по­следовало за казачьим открытием дороги за море.

Поскольку Босфорская война до сих пор оставалась неизу­ченной, совершенно не разработана и ее периодизация. Из ра­бот различных авторов XIX—XX вв. можно «выудить» лишь за­мечания вроде того, что запорожские казаки «с 1620 по 1625 год беспрерывно держали в страхе население Константинополя, разоряли его окрестности» или что запорожцы «в 1620—25 го­дах без перерыва держались перед Босфором». События 1614 г. при этом предстают преддверием грядущих босфорских атак.

«Проведанье дороги» через Черное море действительно сыг­рало весомую роль в последующих казачьих набегах на Анато­лию и Босфор, но это была только одна сторона «босфорского предисловия»: перед началом босфорских кампаний казаки как бы открывали «двустворчатую дверь». Другая сторона характе­ризовалась тем, что запорожцы, выходя Днепром в море и сле­дуя вдоль его западного побережья, атакуя тамошние турецкие укрепления и поселения, все дальше и дальше продвигались к югу, пока наконец не приблизились в своих военных действиях непосредственно к европейской части Прибосфорского райо­на, от которой — в отличие от далекого Синопа — оставался лишь один шаг до самого пролива. И произошло это, как уви­дим, несколько раньше синопского разгрома.

2. Первые босфорские походы

Первое известное в настоящее время нападение казаков на район, прилегающий к черноморскому устью Босфора, можно отнести к 1613 г. В заметке иеромонаха Митрофана из монасты­ря Иоанна Предтечи близ Сизеболы, сделанной в 1616 г., гово­рится, что казаки «в год 7120 (1612 г. — В.К.) в месяце апреле дошли до Месимврии (обычно Месемврия, турецкая Мисиври, ныне болгарский порт Несебыр. — В.К.) и ограбили и погубили. А на следующий год дошли до Агафополя и его ограбили, а на­последок его сожгли». Ахтеболы (Агафополь, Ахтопол) распола­гался сравнительно недалеко от Босфора.

Предшествующие строки заметки Митрофана, где отме­чены более ранние казачьи набеги на болгарское побережье, свидетельствуют о том, что речь идет о казаках «из Малой России», т.е. о запорожцах, и что приходили они «на так на­зываемых фустах». Фустами назывались распространенные на Средиземном море малые галеры, быстроходные гребные суда длиной около 27 м, легкие и маневренные парусно-гребные суда ускоков, вмещавшие до 50 человек, и небольшие турец­кие суда, являвшиеся длинными лодками, но в заметке, ко­нечно, имеются в виду чайки.

В целом из текста Митрофана видно, что казаки действова­ли успешно и нигде, в том числе в Ахтеболы, не встречали ника­кого существенного сопротивления, за исключением набега на Варну, в ходе которого «были убиты многие из них ромеями» (греками). Нападение на Ахтеболы, хотя и происходило в относительной близости к Босфору, не было, однако, набегом на поселения самого пролива.

По сути, единственными источниками, повествующими о первом походе казаков именно на Босфор, являются отчеты С. Жолкевского, с которыми он выступал на сеймах в Варшаве в 1618 и 1619 гг. Этот крупный государственный деятель Польши был старым врагом днепровских казаков, считая их «озверев­шим хлопством», «сволочью» и «злодеями», но по своей дея­тельности имел к ним тесное отношение и был хорошо инфор­мирован об их делах.

Согласно первому упомянутому отчету, в 1615 г. казаки от­правились в море флотилией, насчитывавшей до 80 судов, до­брались до турецкого побережья, «ударили близ Константино­поля между Мизевной и Архиокой» и «те два порта спалили». Султан Ахмед I «был там вблизи на охоте, видел из своих покоев дымы» и, «ушедши, очень разгневанный», отправил флот про­тив казаков. Однако те, не опасаясь неприятеля, «не уходили, но грабили», и удалились только по завершении дела.

В отчете на сейме 1619 г. С. Жолкевский снова упомянул об этом набеге. «Я, — говорил канцлер, — уже на прошлом сейме показал убедительно, какие шкоды чинят (казаки. — В.К.), ког­да на море наезжают, грабя селения турецкого цесаря, показал и по карте, какими местами заступают сторону турецкого цесаря, который в Константинополе, из окна глядя, видел дымы, — от чего имели горе. И как же это мог принять за благо турецкий цесарь, который ни от кого не охоч получать оскорбление? Не­сколько десятков стародавних главных городов ему funditus (ла­тинское: до основания, совершенно. — В.К.) разорили, не счи­тая мелких, которых очень много пожгли, опустошили».

Здесь, как видим, есть небольшое расхождение с предыду­щей, более близкой к событию информацией: султан наблюдал дымы пожарищ из Стамбула. Но эта фраза, которую надо пони­мать в обобщенном смысле, внятно показывает, что казачьи погромы происходили в непосредственной близости от осман­ской столицы. И, конечно, такой набег был прямым «оскорбле­нием величества».

Историки датируют поход весенним периодом 1615г.: со­гласно П.А. Кулишу и Д.И. Эварницкому, экспедиция началась «на провесни», по М.С. Грушевскому, тотчас с наступлением весны, у многих авторов — весной. У В.А. Сэрчика, который пишет, что в начале 1615 г. казаки вторглись в пределы Литвы, а несколькими неделями позже совершили набег до Стамбула, видимо, также получается весна. Хотя С. Жолкевский вопреки твердым указаниям первых названных историков, даже «цити­рующих» источник, прямо не упоминал весну, но он говорил: «Пришел год 1615, тотчас казаки собрались...» и т.д. Поскольку вряд ли поход начался еще зимой, скорее всего, действительно имелось в виду начало весны.

Говоря о набеге 1615г., нельзя не сказать о тогдашнем руко­водителе Запорожской Сечи П. Сагайдачном. «Не осталося по­чти турецкого и татарского города во всей окружности Черного моря, который не почувствовал его посещения, — пишет Г.Ф. Мил­лер. — Пришед иногда и под Константинополь, окололежащие места разграбил и опустошил». «С избрания в гетманы Петра Конашевича, прозванного Сагайдачным, — замечает Ф. Устрялов, — ни Крым, ни цветущие малоазиатские города, ни самые окрестности Константинополя не имели покоя от казаков...» «Смелость, быстрота и разрушительность... набегов (на Малую Азию в 1610-х гг. —В.К.), — читаем еще у одного автора, —пре­восходят всякие описания; такой силы они не имели ни до, ни после Сагайдачного и должны быть приписаны его военному гению. Они подняли всю Турцию на ноги».

В последних утверждениях, может быть, содержатся неко­торые преувеличения, но в целом выдающаяся роль П. Сагай­дачного в казачьей морской войне, в том числе его роль в орга­низации босфорского похода 1615 г., кажется, не вызывает со­мнений. Имя руководителя набега неизвестно, но не исключено, что его возглавлял сам гетман, в чем убежден Д.И. Эварницкий. Источники не сообщают число участников похода, однако некоторые авторы называют конкретные цифры: 5 тыс. или 4 тыс. казаков. В принципе указанные числадопустимы, так как в первом случае на одну чайку приходилось бы 62—63 человека, во втором — 50, и такой состав экипажей приемлем¹².

Мы не знаем и конкретный маршрут похода. Ю. Третяк по­лагает, что запорожцы шли к малоазийским берегам «середи­ной моря», как в предшествовавшем году к Синопу. Но если путь «серединой» к Синопу или Трабзону вполне разумен, то для нападения на Босфор (о казачьих атаках других пунктов в Мачой Азии в ходе данной экспедиции С. Жолкевский не упо­минает) сечевикам, видимо, удобнее было бы идти западной частью Черного моря, в соответствии с направлением течения. Впрочем, если верно сообщение Иоганна-Иоахима Мёллера о том, что запорожцы в 1615 г. «опустошили Фракию, Вифинию (область на северо-западе Малой Азии, примыкавшую к азиатской части Прибосфорского района. — В. К.) и Пафлагонию, ра­зорили Трапезунт с портом, арсеналом и триремами», то фронт действий был очень широк и охватывал побережье Румелии и Анатолии.

Относительно указанных С. Жолковским непосредственных объектов казачьей атаки на Босфоре — Мизевны и Архиоки¹³ — в литературе существует полная неопределенность. Предлага­ются следующие варианты:

1. П.А. Кулиш и Н.И. Костомаров определяют эти объекты как пристани невдалеке от Стамбула или в его окрестностях. Эти же окрестности фигурируют у Д.И. Эварницкого, деревни в близких окрестностях Стамбула — у Адама Валяшека, предмес­тья столицы, бывшие одновременно и ее портами, — у Збигнева Вуйцика, стамбульские предместья — у Н.С. Рашбы, Лешека Подхородецкого, Адама Пшибося, Ю.А. Мыцыка, местность «у самой турецкой столицы» — у В.А. Голобуцкого.

2. Ряд авторов полагает, что казаки атаковали сам Стам­бул, были под его стенами¹⁴. Мизевна и Архиока определяют­ся М.С. Грушевским и М.А. Алекберли как порты Стамбула, Ю.П. Тушиным — как порты «непосредственно в районе Стам­була»¹⁵, Я.Р. Дашкевичем — как пристани столицы, В.А. Голобуцким и Д.С. Наливайко — как портовые сооружения или при­чалы Стамбула.

3. У некоторых авторов встречается утверждение, что казаки в 1615 г. «сожгли гавани Мизевны и Архиоки» или гавани на Босфоре.

4. В.А. Голобуцкий, первоначально считавший, что в Мизевне и Архиоке располагались портовые сооружения столицы, в более поздней работе определил их как портовые сооружения Босфора. В упомянутой выше работе фигурируют гавани имен­но Босфора, но этот пролив почему-то назван заливом.

Третий вариант должен быть без колебаний отвергнут, по­скольку «сжечь гавани» в действительности было невозможно: гаванью называется прибрежная часть водного пространства, служащая местом стоянки судов, или часть портовой аквато­рии, которая прилегает к причалам и служит для производства грузовых операций. Полагаем, что верным является определе­ние Мизевны и Архиоки как портов, селений на Босфоре: это полностью соответствует источнику, где они упоминаются как порты близ Константинополя. Называть же Мизевну и Архи-оку портами Стамбула можно только в расширительном тол­ковании.

До сих пор никто из историков не пытался выяснить по кар­те, о каких же конкретно пунктах говорится в отчете С. Жолкев-ского. Мизевна и Архиока в доступных нам источниках XVII в. не встречаются, и на этом основании мы считаем, что следует обратиться к босфорской топонимике предшествующего, ви­зантийского времени. К сожалению, Мизевну и при таком об­ращении идентифицировать не удается, но Архиока С. Жолкев-ского — это, несомненно, византийский Архиве, т.е. поздней­ший Ортакёй. В XVII в. он действительно располагался в самой непосредственной близости к Стамбулу, а ныне является его частью. Надо полагать, что Мизевна находилась где-то недале­ко от Ортакёя¹⁶.

Что именно подверглось казачьему разгрому и разграбле­нию в Мизевне и Архиоке, источник не сообщает, а историки, помимо «сожжения гаваней», скупы на предположения. По М.А. Алекберли, запорожцы захватили много портового иму­щества, согласно Г.А. Василенко, сожгли портовые сооружения и потопили несколько кораблей. А. Кузьмин считает, что каза­ки «разграбили по берегам Босфора... множество богатейших загородных дворцов и домов турецких сановников», захватив «бо­гатейшую добычу». В отличие от этих умозрительных предпо­ложений, определив Архиоку и имея общее представлен ие о тог­дашнем Ортакёе (напомним, что, по Эвлии Челеби, там насчи­тывалось большое число прибрежных дворцов и 200 торговых заведений), мы можем быть уверены, что объектом грабежа как раз и стали дворцы османских сановников, торговые лавки и склады и что добыча в самом деле оказалась очень богатой.

Отметим здесь некоторые неточности в литературе и автор­ские «додумывания», связанные с походом. В.А. Голобуцкий, а за ним и еще ряд историков превращают охоту Ахмеда I в рыб­ную ловлю. Группа авторов заставляет султана видеть не только дымы, как в источнике, но и огонь, пламя, «большие языки пла­мени» пожаров, хотя нам неизвестно, сколь близко от Мизевны и Архиоки находился падишах. «Поэтическим» преувеличени­ем следует считать утверждение В.А. Голобуцкого, что турецкая столица собственными глазами увидела казаков, если, конечно, в ходе операции чайки не спускались по Босфору непосредствен­но к Галате и Золотому Рогу (вообще это было возможно даже нечаянно для казаков).

Наконец, некоторые авторы эмоционально пишут об испуге султана, страхе и смятении его и населения Стамбула, о поспеш­ном бегстве властителя в столицу. Гнев и досада султана на запорожцев, появившихся в Босфорском проливе, неподалеку от Стамбула, да еще у места высочайших личных развлечений, впол­не объяснимы и понятны, как и вероятны тревожные толки в столице, но для акцентирования личного испуга и страха султа­на пока нет прямых указаний источников¹⁷.

О втором этапе экспедиции 1615 г. С. Жолкевский расска­зывает следующим образом. Посланные против казаков турец­кие «корабли и галеры» «догнали их лишь против устья Дуная; казаки бросились на них и побили турок, самого их вождя пле­нили раненого, который за себя давал 30 000 (злотых. — В.К.) выкупу, но умер». Часть галер запорожцы захватили, прочим удалось бежать. «Казаки, оные (взятые. — В.К.) галеры в лиман (Днепровский. — В.К.) приведя, сожгли под Очаковом».

Отдельные авторы представляют себе «драматическую по­гоню османских кораблей за казацкими чайками» как непос­редственное преследование: турецкий флот погнал казаков к Ду­наю; гонимые этим флотом казаки оказались у Дуная. Однако, скорее всего, такого прямого преследования, при котором про­тивники находились в пределах видимости друг друга, вовсе не было, и османская эскадра шла вдогонку, представляя пример­но маршрут движения отходившей запорожской флотилии.

«После многих усилий, — пишет 3. Вуйцик, — турки догна­ли казаков при впадении Дуная в Черное море. Произошло со­бытие не менее изумительное, чем нападение на Царьград. Ка­заки, находившиеся, казалось бы, в гибельном положении, ата­ковали турецкие корабли, толпы молодцов ринулись на галеры. Дошло до ожесточенного и кровавого рукопашного боя с осман­скими моряками. С момента, когда казаки ворвались на палубы мусульманских судов, беспримерное поражение турок было предрешено».

С такой предполагаемой картиной сражения, пожалуй, мож­но согласиться, за исключением начального гибельного поло­жения запорожцев, или, как еще можно перевести автора, их гибельных позиций. Об этом не имеет смысла говорить, посколь­ку мы не знаем ни состава столкнувшихся отрядов, ни обстоя­тельств их встречи, ни конкретных условий боя. Предполагать же априори, что в любом столкновении турецких галер с казачь­ими судами последние оказывались в гибельном положении, было бы неверно.

Некоторые историки считают, что казаки совершили на­падение на османские корабли, дождавшись темноты, и что, следовательно, бой был ночным. Очевидно, такое мнение основывается на описанной Г. де Бопланом казачьей тактике на­падения на вражеские суда. Этот наблюдатель говорит, что, «заметив неприятельское судно, казаки тотчас убирают мачты, справляются о направлении ветра и стараются держаться за солнцем до вечера. Затем, за час до захождения солнца, они начинают быстро идти на веслах к кораблю или галере, пока не подойдут на расстояние одной мили, чтобы не потерять судна из вида, и так наблюдают за ними почти до полуночи. Тогда, по данному сигналу, казаки изо всех сил налегают на весла, чтобы скорее достичь неприятельских кораблей, между тем как половина казаков держится готовой к битве и только ожидает абордажа, чтобы проникнуть на корабль, экипаж которого бы­вает сильно поражен недоумением, видя себя атакованным 80 или 100 судов, с которых валит на корабль масса вооружен­ных людей и в один миг овладевает им (число казачьих судов, атакующих один неприятельский корабль, конечно, безмерно преувеличено. — В.К.)».

Так ли произошло в данном случае, мы не знаем, и из сооб­щения С. Жолковского не видно, кто первым заметил неприя­теля — казаки нагонявших их турок или последние казаков.

По информации источника, сражение происходило близ устья Дуная, однако В.А. Голобуцкий переносит это событие на десятки миль к северо-востоку, к Днепровскому лиману. Турец­кий флот, утверждает автор, догнал казаков вблизи Очакова, и бой состоялся у Очакова¹⁸. Если здесь не случайное отступление от источника, то можно предположить, что причиной переноса места сражения послужило неверие В.А. Голобуцкого в способ­ность казаков управлять захваченными галерами и привести их от дунайского устья к Очакову.

В такой способности не сомневается А. Кузьмин, который утверждает: «Довезя на захваченных судах богатейшую добычу до Днепровского лимана, казаки пересели на челны и чайки (два типа судов? — В.К.), перегрузили добычу, а суда сожгли». Вряд ли можно предположить двукратную полную перегрузку добычи — сначала с чаек на галеры, а затем обратно. Скорее всего, определенное число казаков было выделено для управле­ния талерами, а перед их сожжением ценные и необходимые предметы сняты на чайки. М.С. Грушевский полагает, что при­веденные под Очаков галеры казаки сожгли на глазах тамошнего турецкого гарнизона «в насмешку». Подобная цель доставления трофейных кораблей к лиману соответствовала бы характеру за­порожцев.

Впрочем, и сражение у Днепровского лимана могло бы иметь место, но только если именно к этому походу отнести французское сообщение из Стамбула 1620 г. о недатированном захвате казаками пяти галер «в устье Борисфена» (Днепра). В таком случае можно было бы допустить прямое преследование казачьей флотилии от дунайского гирла до лимана с соответствующими боевыми столкновениями, но это, очевидно, слишком вольное допущение, явно расходящееся со сведениями С. Жолковского. Конец операции оказался для запорожцев таким же успешным, как и ее начало. Мы не можем согласиться с утверждениями Н. Вахнянина, что в сражении у Дуная вся турецкая эскадра была уничтожена, и Д.И. Эварницкого, что турки потеряли в бою все свои суда, но и заявление османского везира о победе турок в этом сражении — несомненная «восточная» выдумка. Слишком очевидны были разгром османской эскадры и потеря ее кораблей, в том числе и флагманского: пленение адмирала не могло произойти без взятия на абордаж адмиральской галеры.

Не к этому ли сражению относится сообщение Джана Сагредо о том, что в 1615 г. казаки взяли и сожгли несколько турец­ких галер? Казаки, говорит данный автор, «совершили новое вторжение в страну турок, их флот (казачий. — В.К.) состоял из 1 трех тысяч человек, они ограбили несколько селений; нагру­женные добычей, они напали на эскадру галер, охранявших по­бережье, захватили две и сожгли четыре, что вызвало огромный позор, урон и ужас у неверных (турок. — В.К.)». Приведенная информация в целом как будто бы подходит к босфорскому по­ходу 1615 г., за исключением, может быть, числа участников, которое предполагает не слишком большие экипажи чаек — из 37—38 человек, но и такие экипажи были вполне возможны. Упомянем еще, что, по И.-И. Мёллеру, всего в 1615 г. запорож­цы сожгли на Черном море 24 турецкие триремы ¹⁹.

Польские «паргамины» 1619 г. свидетельствуют, что паша, «побежденный со своим флотом» и плененный, был «с триум­фом показывай на Сечи». Кто командовал османской эскадрой, неизвестно. Встречающееся же в литературе утверждение, что это был сам капудан-паша, который и попал в руки казаков, а затем у них в плену умер, неверно. В 1613—1616 гг. главноко­мандующим имперским флотом являлся Эрмени Халил-паша, занимавший этот пост еще дважды, в 1620—1621 и 1622—1626 гг., бывший в 1617—1619 и 1627—1628 гг. великим везиром и умер­ший в 1629 г.²⁰

Блестящий успех казаков в морском сражении подчеркива­ется и их дальнейшими действиями: большими силами они на­пали на окрестности Очакова, увели стада скота и приступали к городскому замку, после чего благополучно вернулись домой.

Неслыханную смелость запорожцев, «попутавших мусуль­ман близ самого главного гнезда их», отмечают многие истори­ки. Экспедиция 1615 г., повыражению Л. Подхородецкого, гра­ничила «попросту с дерзостью», но, «что самое удивительное», казакам удалось одержать победу над мощным османским фло­том. Хотя этот поход был, «как в пословице, вкладыванием го­ловы в пасть льва»²¹, замечает 3. Вуйцик, счастье оказалось на стороне храбрых, и они «не только засветили заревом пожарищ в очи самому султану», но и нанесли поражение его флоту, и в целом экспедиция к Стамбулу оказалась «деянием поистине необыкновенным»: «Со времени, когда турки стали господами этого города, т.е. уже полтора века (если точно, то 162 года. — В.К.), никакой враг не появлялся под стенами султанской сто­лицы...»

В самом деле, набег 1615 г. — первая экспедиция казаков на Босфор, твердо и точно устанавливаемая по источникам²², и от­сюда вытекает ее принципиальное значение. Проведав дорогу в центр Османской империи, к окрестностям ее столицы и поняв всю важность сделанного «открытия», казаки, без сомнения, не должны были ограничиться единичным набегом. К тому же не увенчалась успехом и попытка Турции наказать запорожцев за вторжение на Босфор.

По мнению М.С. Грушевского, в отместку именно за рас­сматриваемый босфорский поход султан в 1616 г. послал против сечевиков эскадру под командованием адмиралаАли-паши. Од­нако эта «посылка», пишет историк, «кончилась совсем плачев­но. Али-паша отправился к Днепровскому лиману, но козаки не испугались, вышли навстречу и, ударив на турецкий флот, унич­тожили его без остатка. Взяли около двадцати галер и до сотни мелких судов. Самому Али-паше едва удалось спастись бегством. Затем козаки направились к крымскому побережью, опустошили его, взяли и сожгли Кафу, захватив и выпустив на свободу массу пленных. Это было громкое дело, прославленное в посмертном панегирике Петру Сагайдачному... В Константинополе поднял­ся страшный переполох. Пособирали находившихся в плену Ко­заков, призвали их на военный совет и допрашивал и, каким пу­тем можно было бы на будущее предотвратить повторение подоб­ных случаев и выгнать Козаков из их поселений».

Совещания по борьбе с казачеством собирались еще не раз, Ю казачьи набеги продолжались с нараставшей силой, в том Пеле в сторону Босфора. У В.А. Голобуцкого встречается ут-врждение, что в 1615 г. состоялся еще один поход казаков к сманской столице, а Г.А. Василенко также пишет, что осенью эго года запорожцы снова появились близ Стамбула. Источ­никами подобные заявления не подтверждаются, зато извест­но, что на сейме 1618 г. С. Жолкевский, ссылаясь на рассказ очевидца, польского шляхтича Квилиньского, поведал о следующем реальном казачьем походе.

По словам канцлера, в 1616 г. 2 тыс. запорожцев пошли на Самсун, но ветер отнес их к неким Минерам²³, откуда они «шли берегом до самого Трапезонта». Здесь к участникам экспедиции и бежал Квилиньский, находившийся в Трабзоне в заключении. Казаки взяли несколько судов и, узнав, что Ибрахим-паша пре­градил им путь, ударили под Босфором и через Азовское море вошли в Дон, откуда «пошли пешком домой».

Такова краткая информация источника о набеге 1616 г. М.С. Грушевский относит этот поход косени, а Д.И. Эварницкий датирует его началом года (хотя зимой поход был невозмо­жен), связывает набеге известным нападением на Кафу, после которого казачья флотилия и направилась к Малой Азии, а так­же с непосредственным командованием П. Сагайдачного²⁴. У Ю. Третяка связь между разгромом Кафы и походом к Анато­лии подана осторожнее: казаки разграбили и сожгли Кафу «и еще в том же году собрались на азиатский берег Турции».

По русским источникам, нападение на Трабзон было пред­принято летом и до взятия казаками Кафы, хотя В.Д. Сухорукое, работавший с этими источниками, говорит об осени. Согласно данным из Азова, весной 1616 г. в устье Миуса сосредоточилась казачья флотилия, состоявшая из 40 запорожских чаек и 17, а затем 25 донских стругов, которая и вышла в Азовское море и далее пошла в Черное. При этом движении²⁵ в Керченском про­ливе, между Керчью и Таманью, произошло знаменательное сра­жение с участием паши Измита²⁶ — города, который будет нас интересовать в связи с казачьими действиями за Босфором. Рус­ский пленник-ряшенин, «холоп» назначенного правителем Азо­ва Мустафа-паши Семен Иванов рассказал 25 июля указанного года российским послам, направлявшимся в Стамбул, Петру Мансурову и Семейке Самсонову, подробности этого сражения. Мустафа-паша имел поручение «под Азовом пересыпать Мертвый Донец», чтобы закрыть один из путей выхода донцов в море. Азовский «воевода», кафинский Мехмед-паша и «измецкий паша», не названный пленником по имени, отправились к донскому устью с «ратными людьми на 10 катаргах, а на катаргах по 100 человек, опричь гребцов», т.е. всего 1 тыс. воинов. В то же время пришло известие, что донские казаки в 25 стругах по­громили торговых людей на устье Миуса, взяли два корабля с дорогими товарами и «идут на тех кораблях и на малых стругах» к Кафе. Три паши со своей эскадрой двинулись «на черкас и казаков».

Близ Керчи («ниже Керчи и Тамани») паши увидели на двух кораблях «донских казаков с 500 человек», «пошли на казаков скорым делом, а стрелять не велели, чтобы корабля не потопить и для того, чтобы казаков поймать живыми». Когда галеры прибли­зились, казаки неожиданно ударили по ним «изо всего наряду» — пушек и ружей. Сражение закончилось совершенным разгромом турецкой эскадры, а именно «пашей кафинского и азовского уби­ли, а измецкого взяли живого, и взяли 4 катарги, а ратных людей на них побили, и на 6 катаргах многих ратных людей перестреля­ли, а иных побили, а остальные отошли прочь».

Н.А. Мининков, отмечая проявленное в бою мужество и во­инское мастерство казаков, а также гибельную самонадеянность пашей, и рассуждая о численности казаков (500 человек на двух судах), считает, что на двух стругах не могло разместиться столько людей, а галеры они едва ли использовали, и потому предполагает, что полную победу над 1 тыс. турок на 10 галерах одержали менее 200 казаков. И.Ф. Быкадоровже пишет: «Веро­ятно, донские казаки вооружили купеческий корабль пушками, снятыми со стругов, что оказалось полной неожиданностью для турок». Однако источник прямо говорит о действиях казаков на захваченных кораблях, которые, вероятно, имели и некоторое количество собственных орудий.

По И.Ф. Быкадорову, захваченный в бою «измецкий» паша потом был у казаков «на окупу» за 30 300 или 30 400 червонцев (золотых). Источник же сообщает, что 30 400 золотых донцы требовали за пашу, плененного в следующем, 1617 г. при разби­тии османской эскадры из 7 галер²⁷.

Оказавшись в Черном море, донцы и запорожцы направи­лись к Анатолии. 10 июля, будучи еще в Кафе, П. Мансуров и С. Самсонов узнали о том, что казаки взяли Трабзон и Синоп и захватили большой полон.

М.С. Грушевский, приводящий дополнительные материа­лы, рассказывает о том, что произошло после взятия и разграбления казаками Трабзона: «Здесь ударил на них турецкий флот, состоявший из 6 больших галер и множества меньших судов, под начальством генуэзского адмирала Цикали-паши, но коза-ки разбили его и потопили три галеры. После этой победы они узнали, что султан выслал под Очаков другую флотилию под начальством Ибрагим-паши, чтоб преградить им возвратный путь. Тогда они обратились к Босфору, произвели здесь жесто­кие опустошения, а потом, минуя Очаков, прошли в Азовское море и оттуда — должно быть, через реки Молочную и Конку — переправили свои чайки в Днепр и таким образом вернулись на Украину».

Историк допускает ошибку в отношении «генуэзского ад­мирала» (конечно, адмирала турецкого флота, но генуэзца по происхождению), командовавшего эскадрой при Трабзоне, и эту ошибку повторяют некоторые другие авторы. Согласно И. фон Хаммеру, знаменитый Джигале-оглу (Джигале-заде) Синан-паша (Цикаде), капудан-паша в конце XVI — начале XVII в., умер еще в 1604 г. Примерно в одно время с ним действовал, по-видимому, его брат Джигале-заде Юсуф-паша. Эскадру же у Траб­зона возглавлял сын Цикале Мехмед-паша.

Очевидцем отправления этого военачальника в 1616 г. про­тив казаков был П. делла Балле, который называет османского флотоводца генералом Махуд-пашой, сыном Цикале и кузеном султана. Мехмед-паша, по П. делла Балле, «повел туда, кроме большого числа небольших судов, десять галер из числа самых больших и лучших, что были в Константинополе. Несмотря на все это, его судьба не стала счастливее других. Напротив, он ис­пытал самые большие невзгоды, так как казаки, обратив его вой­ско в бегство, захватили две большие галеры среди многих дру­гих, пустились за ним в погоню, побив его и оконфузив»²⁸.

Никаких подробностей о действиях казаков на Босфоре в 1616 г. не имеется. В.А. Голобуцкий утверждает, что они снова напали на предместья Стамбула, но, явно говоря о рассматрива­емом набеге, ошибочно относит его к 1615 г. (когда якобы со­стоялись два казачьих похода к османской столице). Неясно, почему М.С. Грушевский вопреки прямому указанию С. Жол­ковского о сухопутном возвращении запорожцев с Дона домой отправляет их туда на чайках, которые вполне могли остаться зимовать у донских казаков, причем выбирает сложный путь²⁹.

Ю.П. Тушин пишет, что казаки последовательно овладели Кафой, Синопом и Трабзоном, где сожгли 26 турецких судов, и что о взятии Синопа в 1616 г. будто бы свидетельствует Эвлия Челеби, сообщающий и о казни великого везира за попытку скрыть от султана захват города. На самом деле речь идет об известном набеге 1614 г. и о казни Насух-паши, о чем уже рас­сказывалось. Ю.П.Тушин, кроме того, противореча сообщению С. Жолкевского, направляет казаков сначала к Синопу, потом к Трабзону, затем снова к Синопу и уже далее к Босфору. Идя от Трабзона к проливу, они должны были миновать Синоп, одна­ко об их движении мимо этого порта к Самсуну канцлер ничего не говорит, хотя такой путь был вполне возможен, как и дру­гой — от Крыма к Синопу и далее на юго-восток³⁰.

Ошибочное мнение о том, что Эвлия Челеби говорит о взя­тии Синопа именно в 1616 г., пошло в послереволюционной литературе от Н.А. Смирнова. По его словам, Эвлия «сообща­ет, что казаки в 1616 г. подожгли г. Ак-Чешар, неудачно пыта­лись овладеть г. Амассией, а в темную ночь взяли г. Синоп». Н.А. Смирнова повторяют Н.А. Мининков, а еще раньше, ктому же неудачно конструируя фразу, Б.В. Лунин: «Крупный морс­кой поход донских казаков был осуществлен в 1616— 1617 гг. (один поход? — В.К.), когда они подожгли город Ак-Чешар и совершили набег на большие портовые города Черного моря — Самсун, Трапезунд, Синоп, причем особенно сильно постра­дал Синоп».

Н.А. Смирнов неточно трактовал пересказ английского пе­ревода Эвлии Челеби, сделанный Ф.К. Вруном: «Сказав, меж­ду прочим... что они (казаки. — В.К.) при Ахмеде I предали пламени город Акчешар и пытались, хотя тщетно, овладеть Амастрисом, Эвлия передает известие... что они в 1616 году взяли Синоп в одну темную ночь...» Нам не удалось обнару­жить указание на упомянутый год в английском переводе, а фактология взятия Синопа у Эвлии явно относится к извест­ному разгрому города в 1614г. Амастрис Ф.К. Бруна — это, конечно, черноморская Амасра, а вовсе не Амасья, хотя и бо­лее известная, нерасположенная довольно далеко от моря. Об Акчашаре же, который входит в черноморский Прибосфорский район и в котором Эвлия побывал в 1640 г., у путешествен­ника есть следующая запись: «Это был некогда прекрасный город, но сожжен проклятыми казаками в правление Ахмеда I». Ахмед I правил в 1603—1617 гг., и, видимо, нападение на Акчашар можно датировать 1615—1617 гг., но не обязательно (хотя и возможно) 1616-м.

Сказанное вовсе не означает отрицания казачьего набега на Синоп в 1616 г. О тогдашнем взятии города, как уже отмечалось, сообщали по кафинским сведениям П. Мансуров и С. Сам­сонов. В 1617 г. везир Ахмед-паша выговаривал послам, что «ныне д[онские] казаки на Черном море государя нашего взяли двагороды Синап да Требозан (Синоп иТрабзон. — В.К.) и горо-ды выжгли, и людей многих побили, и иные поморские горо-ды и волости повоевали и запустошили; и вы приходите к вел[икому] государю нашему с оманою (обманом. — В.К.) а не с прямою правдою, и ныне мне, про то казачье воровство слыша, велик[ому] государю своему и сказати неведомо как». Прибыв­ший от послов гонец извещал Посольский приказ, что дипло­маты были «засажены в Цареграде многое время» зато, что дон­цы в 1616—1617 гг. повоевал и Самсун, Трабзон, Синоп немно­гие волости» и захватили на море много судов.

М.С. Грушевский, характеризуя поход 1616 г. в общем как «сказочную козацкую авантюру», полагает, что он «удался еще эффектнее предшествующего, хотя участников в нем было не более 2000». Что же касается обманутого Ибрахим-паши, то он, не дождавшись возвращения казаков и «желая выйти из такого глупого положения, прошел Днепром до Сечи. Застал ее почти пустою. Была уже поздняя осень, козаки, не ушедшие в море, вышли "на волость". Оставался только незначительный гарни­зон, несколько сотен Козаков; они отступили перед турецким войском, и паша мог отпраздновать свой триумф в пустом гнез­де ненавистного врага. Захватив несколько маленьких козацких пушек и около двух десятков лодок, он с этими трофеями своего фиктивного триумфа направился в Константинополь — утешить султана этою мифическою победою в перенесенных унижени­ях». С. Жолкевский говорит, что турецкий адмирал «снес им (запорожцам. — В.К.) домишки... взял пару пушек и несколько лодок»³¹.

При рассмотрении казачьего похода 1616 г. нельзя не ска­зать о существующем разногласии историков относительно Бос­фора как объекта нападения. В отличие от М.С. Грушевского и других авторов, уверенных в том, что запорожцы в 1616 г. дохо­дили до пролива, есть и историки, которые полагают, что каза­ки на этот раз к Босфору не приближались³².

Это разногласие появилось в связи с ранней публикацией отчета С. Жолковского, где текст, относящийся к походу, был передан следующим образом: казаки, узнав, что Ибрахим-паша заступил дорогу, «обратились под Вiforum in Paludem Meotidem (Бифорум на Азовском море. — В. К.), пока не вошли в Дон»³³. В последующей публикации С. Жолкевского издатель Август Белёвский прямо в тексте исправил Бифорум на Босфор и тем самым аннулировал предыдущий вариант.

Никакой Бифорум на Азовском море или рядом с ним неиз­вестен³⁴, и, вероятно, читать здесь в самом деле следует Босфорум, Босфор. Вместе с тем несколько смущает скороговорка в канцлерском изложении событий и прямое соседство в тексте Босфора и Азовского моря: сразу за упоминанием удара под Босфор, без каких-либо подробностей, следует упоминание Меотиды, а Босфором в конце концов мог быть назван и Кер­ченский пролив — Боспор Киммерийский. Кроме того, закрыть запорожцам путь домой турецкий адмирал мог только у Днеп­ровского лимана, и именно в таких случаях казаки возвраща­лись через Азовское море. Однако текст, посвященный экспе­диции, весь вообще краткий, и в нем говорится просто о пре­граждении пути, а не пути домой, и где Ибрахим-паша пытался заступить сечевикам дорогу, мы не знаем. Если бы упомянутое выше сожжение Акчашара можно было датировать 1616 г., то это свидетельствовало бы о том, что казаки тогда по крайней мере были недалеко от Босфора, однако оснований для такой точной датировки пока нет.

Мы видели, что документы говорят об участии в рассматри­ваемой экспедиции донских казаков. Можно еще добавить, что в царской памяти от 10 марта 1618г. Юрию Богданову, русскому представителю, посланному на Дон склонить казаков к отправ­ке своих сил против Польши, говорилось, что вместе «с черкасы запорозкими» под Трабзоном были и донцы. Правда, В.А. Брехуненко сомневается в донском участии на том основании, что будто бы неизвестен источник памяти, а С. Жолкевский не упо­минает донских казаков. По мнению историка, именно возвра­щение запорожцев в Сечь через Дон, «очевидно, склонило Мос­кву полагать об участии донцов в походе». Думаем, что приве­денного основания совершенно недостаточно для отрицания донского участия. И дело здесь не в том, что донцы постоянно присутствовали в Сечи, не обязательно в виде специально при­шедшего отряда, и должны были участвовать в запорожских экс­педициях. О нападениях донских казаков осенью 1616 г. на мно­гие черноморские селения, приступе к Трабзону, истреблении его посада и благополучном возвращении с добычей на Дон говорят уже приведенные материалы и расспросные речи в Моск­ве донского атамана Андрея Репчукова.

Полагаем, что участие донцов в походе на Анатолию 1616 г. не подлежит сомнению, если, конечно, не считать, что запорожские и донские казаки нападали на Трабзон дважды по отдельно­сти на протяжении одной кампании. И если в этой экспедиции казаки действительно доходили до Босфора, то это первый изве­стный случай, когда, согласно источникам, можно не только впол­не основательно предполагать, но и прямо говорить о действиях в названном районе не одних запорожцев, но и донцов. Как уви­дим, в следующем совместном походе представителей двух каза­чьих сообществ к Босфору, состоявшемся в 1618 г., ведущую роль будут играть донцы. Логика же заставляет думать, что в первой совместной экспедиции в упомянутый район такая роль должна была принадлежать запорожцам — инициаторам и зачинателям Босфорской войны, как это было в 1616 г.

Поход 1615 г. или набег 1616 г., или оба вместе, а может быть, и еще какие-то походы имеются в виду в «паргаминах» 1619 г., где сказано: «Со многими судами (казаки. — В.К.) на Черное море вышли, приводя в ужас турок, татар, Тегин, Козлов (Гёзлев. — В.К.), Очаков, Белгород (Аккерман. — В.К.), Феодосию, Трапезунд, Синоп, некогда столицу королей Понта, много дру­гих магометанских в Европе и Азии замков и городов взяли, ограбили, разрушили... Придвинувшись, наконец, вплоть до предместья Царь-града, султана, Сераль, столицу целую преис­полнили тревогой».

Действиями казаков на Босфоре возмущался главнокоман­дующий турецкими войсками, стоявшими против Польши, Скиндер-паша, который вел переговоры с польским послом Петром Озгой 6 сентября 1617 г. Согласно посольской реляции, паша был «очень красноречив» и долго выговаривал, что казаки «жгут, разоряют землю цесарскую (султанскую. — В.К.) и так близко от Константинополя, что из окна цесаря видны дымы». Скиндер-паша заявлял, что это «очень обидно» и что падишах никому не прощал так много, как королю.

Посол отвечал, что «казаки от веку с Днепра на Черном море буянят. Делали это во времена греков, во времена римлян, дела­ли и во времена предков турецкого цесаря...» Но, утверждал дип­ломат, последние не считали казачьи наезды нарушением за­ключенных пактов, поскольку знали, как трудно польским ко­ролям сдерживать казаков.

Процитированные выражения Скиндер-паши не только не производят впечатление однократности действий казаков вбли­зи Стамбула, но, безусловно, свидетельствуют о том, что до сен­тября 1617г. поход на Босфор был явно не один, и это косвенно подтверждает сообщение об ударе 1616 г.

О набегах казаков следующих, 1617 и 1618 гг., М.С. Грушев­ский говорит так: «Кажется, еще осенью 1617г. имел место ка­кой-то козацкий поход на море: козаки причинили туркам много убытков и разбили турецкий флот, причем погиб и сам адми­рал, какой-то большой паша, родственник султана»³⁵. Историк ссылается на С. Жолкевского, который сообщает, что дело было после заключения польско-турецкого соглашения под Подби-лым (Бушей-Яругой) 13 сентября 1617 г., когда Речь Посполи-тая обязалась утихомирить казаков и не выпускать их в море. А от весны 1618 г. «имеем известие о крупной экспедиции дон­ских Козаков; враги Польши говорили, что эту экспедицию под­строила Польша, и в ней принимали участие козаки из Польши — последнее вполне вероятно».

Д.И. Эварницкий полагает, что первый из этих походов бьгл направлен на Босфор. Не указывая даты (из контекста, однако, следует 1617 г.) и не ссылаясь на источник, историк замечает, что запорожцы, «выплыв в море, добрались до самого Констан­тинополя и «тут замигали своими походными огнями в окна самого султана». Увидя это, султан дошел до самых крайних пре­делов гнева против Козаков...» То же со ссылкой на Д.И. Эвар-ницкого повторяет Ю.П. Тушин, добавляя от себя, что при этом у Стамбула будто бы состоялось сражение с турецкой эскадрой. Поход же 1618 г. в самом деле имел направление к Босфору. Ю. Третяк, основываясь на письме польского посла Хоронима Отвиновского из Стамбула от 2 июня (23 мая) этого года, указы­вает, что весной казаки снова пустились к южному побережью Черного моря и сожгли Мидлию, лежавшую «на полпути от Кон­стантинополя». По всей вероятности, речь идет о Мидье, рас­положенном на турецком европейском берегу, который приле­гает к устью Босфора. С учетом приведенных сведений М.С. Гру­шевского надо полагать, что это был совместный поход донских и запорожских казаков с ведущей ролью донцов.

Сделаем выводы:

1. Казаки, как и другие мореплаватели, учитывали черно­морские течения, но использовали наиболее целесообразные пути достижения цели, в случае необходимости пренебрегая выгодами попутных течений и основываясь на быстроходности своих судов.

2. Украинские казацкие летописи утверждают, что еще в 1570-х гг. состоялся поход запорожцев вокруг Черного моря с действиями на Босфоре. Однако время и масштабность экспедиции, отсутствие упоминаний о ней в документальных источ­никах и другие обстоятельства заставляют с недоверием отнес­тись к ее реальности.

3. В 1614г. запорожцы, игравшие главную роль в казачьих морских походах, пересекли Черное море и взяли штурмом Си-ноп, тем самым нанеся сильный удар по Турции, «проведав до­рогу» через море и положив начало военным действиям на побе­режье Анатолии.

4. Разгром Синопа был неким преддверием Босфорской вой­ны, но к Прибосфорскому району казаки приблизились несколь­ко раньше, расширяя свои набеги вдоль побережья Румелии. Первое известное нападение на этот район относится к 1613 г., когда запорожцы дошли до Ахтеболы.

5. В 1615 г. состоялся первый известный поход непосред­ственно на Босфор. Казаки сожгли два порта в проливе, вызвав смятение в Стамбуле, а на обратном пути разгромили преследо­вавшую их турецкую эскадру.

6. Проложив путь в центр Османской империи, к окрестно­стям ее столицы, и поняв всю важность таких операций, казаки стали развивать успех. В 1616 г., очевидно, был нанесен удар под Босфором. В набеге на Анатолию в этом году участвовали дон -ские казаки, и, похоже, это первый известный случай их дей­ствий в районе Босфора.

7. В 1618г. казаки сожгли Мидлию — по всей вероятности, Мидье в европейской части Прибосфорского района. По-види­мому, в походе принимали участие донцы и запорожцы, а глав­ная роль на этот раз принадлежала донским казакам.

8. Казачьи набеги 1610-х гг. к Босфору и на Босфор означа­ли, что началась Босфорская война.

Примечания

¹ Здесь и далее расстояния даются по: 83; 173; 99; 100 и атласам. См. также: 54.

² В.А. Голобуцкий полагает, что от днепровского устья до побережья Анатолии около 600 км.

³ Владислав А. Сэрчик, исходя из того же боплановского времени и, видимо, полагаясь на расстояние, указываемое В.А. Голобуцким, определя­ет скорость чаек около 15—16 км в час, или 8,1—8,6 узла.

⁴ Казачьи суда по быстроходности могут быть соотнесены с норманн­скими дракарами XI в. и даже поставлены выше их: полагают, что скорость дракаров доходила до 10 узлов. Расчет скорости галеры, основанный на числе ударов весел (до 22, в исключительных случаях до 26 в минугу), дает до 8 узлов, но, как считают специалисты, такая скорость была возможна только на коротких расстояниях (в ходе сражения). Крейсерская же ско­рость галеры при спокойном море определяется в 4,5 узла в первый час хода и в 2,0—1,5 ума в последующем. Казачьи суда ходили быстрее и тогдашних парусников даже под полным ветром. В 1711 г. судно, на котором находил­ся И. Лукьянов, при сильном попутном ветре преодолело путь от устья Дуная до Босфора за «полторы дни да ночь».

Как говорит С.Н. Филиппов, в первой четверти XX в. паровое судно затрачивало на переход от Одессы до Стамбула обычно 36 часов, но судно автора, пользуясь попутным ветром, пришло в турецкую столицу раньше срока, так что мы имеем примерное соответствие скорости тогдашних паро­ходов и казачьих судов XVII в. Н.Н. Рейхельт в 1892 г. замечает, что от Одессы до Стамбула 352 мили и что пароход проходит это расстояние в 38—39 часов, — следовательно, скорость судна определяется в 9—9,3 узла. Ср., однако, со сведениями Томилова: от Севастополя до Инеболу 270 верст, или около 20 часов пароходного хода, т.е. скорость парохода принимается за 7,8узла. Современные транспортные суда делают в среднем 14— 18 уз­лов.

⁵ Для сравнения вообще продолжительности тогдашних рейсов по Чер­ному морю укажем, что, как полагает М.В. Фехнер, русские купцы XVI в. от Азова до Кафы добирались за 6—10 дней, от Кафы через Синоп до Стамбу­ла за 10—14 дней. Посол Илья Милославский в 1643 г. шел от Азова до Кафы 5 дней, от нее до Балаклавы — 3 дня и от последней к устью Босфо­ра— 4дня. В XVI—XVII вв. турецкие суда из Стамбула приходили в порты Северного Причерноморья обычно за 2—5 суток. Русские послы тратили на дорогу из Стамбула в Кафу обыкновенно 7 дней, из Кафы в Керчь — один — полтора дня, из Керчи в Азов — около 10 дней, но из-за штормов и противных ветров случались большие задержки: А. Нестеров в 1667 г. доби­рался из Азова в Стамбул 9 дней, а обратно 6 недель, в том числе от Амасры до Кафы шел 12 дней и от Кафы до Азова 6 дней; И. Милославский затра­тил на дорогу из Стамбула на Дон 10 недель. Согласно П. делла Балле, для рейса из Восточного Причерноморья в Северо-Западное требовалось 10-20 дней.

⁶ Возможность похода к Стамбулу в 70-х гг. XVI в. допускал и Т.Г. Шев­ченко. Герой его стихотворения «Иван Подкова», реальный казачий ата­ман, сумевший в 1577 г. захватить престол господаря Молдавии, но в следу­ющем году казненный, призывает запорожцев идти «в Царьград... в гости / К самому султану» и получает согласие товарищей. О ходе набега поэт не рассказывает.

⁷ Главный источник главы — труд Сеннинского (Сарницкого) «Описа­ние старой и новой Польши» 1585 г., дополненный последующей инфор­мацией Орышовского.

⁸ Автор, правда, ошибочно относит событие к 1616 г.

⁹ М.С. Грушевский датирует начало похода концом июля старого стиля.

¹⁰ По А.Д. Желтякову, казнь произошла 16 октября.

¹¹ В этом уверен Б.В. Лунин, а Ю.П. Тушин даже говорит об участвовав­ших в синопском походе «2 тыс. запорожских и донских казаков», хотя доля донцов при этом вряд ли была слишком большой.

¹² Непонятно, откуда у И.И. Яковлева взялись 70 судов, участвовавших в походе.

¹³ Н.И. Костомаров, а вслед за ним А. Кузьмин и Д.И. Эварницкий почему-то называют Архиоку в именительном падеже Архиоки, а Е.М. Апанович даже Архиолоки. Водной из работ М.А. Алекберли фигурируют «порты Мизевни и Архиоки. Мизевна у Н. Вахнянина — Мисовия.

¹⁴ См. то же у 3. Вуйцика. По Алберту Ситону, казаки в 1615 г. атаковали «материк Турции» в Трабзоне, Синопе и Константинополе. В одной из ра­бот Д.И. Эварницкого П. Сагайдачный «подходил к самому Константино­полю и сжег возле него две пристани». У И.С. Стороженко казачий флот «подошел к Босфору и атаковал Константинополь. Запылали предместья и портовые сооружения»,

¹⁵ По Ю.П. Тушину, султан «охотился поблизости от столицы и сам видел дым и огонь горящего города».

¹⁶ Топоним Мизевна формально похож на название порта Месемврии, и авторы французской истории мореходства утверждают, что при Мураде IV казаки, «даже подошел к самому Царюграду, разграбили и сожгли город Меземврию, отстоящую на три мили от столицы». Однако здесь содержит­ся грубая ошибка: Месемврия располагалась далеко от Стамбула и более чем в 100 милях от устья Босфора по прямой.

¹⁷ Вообще же говоря, «султанам всех султанов» были не чужды и обыч­ные человеческие свойства, в том числе страх. В 1699 г., после того как капитан первого русского корабля, привезшего в Стамбул посла Е. Украинцева, голландец Питер Памбург «пил целый день... с французами и голлан­дцами и подпил изрядно... и стрелял с корабля в полночь изо всех пушек и не по одиножды», наутро к послу прибыл секретарь «визиря тайных госу­дарственных дел» «с великими пенями и выговором, что сулганово... вели­чество (Мустафа II. — В.К.) ночесь испужался и из покоев своих выбежал... и некоторые жены... беременные от того страху и пушечной пальбы мла­денцев повывергли».

¹⁸ За В.А. Голобуиким то же повторяют и другие авторы.

¹⁹ Этот тип судов нам уже встречался. Поясним здесь, что триремы, или триеры, — это галеры с тремя рядами весел.

²⁰ М.А. Алекберли в свое время писал, что плененный адмирал умер от раны, полученной в ногу, но затем снял это утверждение, возникшее из-за неверного прочтения польского текста: w nogi — бежать

²¹ Насколько известно, впервые казачьи действия сравнил с «залеза-нием» в пасть льва польский геральдик XVI в. Бартош Папроцкий. В сти­хотворном обращении «К полякам», адресованном шляхте и напечатан­ном в Кракове в 1575 г., он писал: «Не думайте, что я льщу русским (украинцам. — В.К.); я недавно еще живу между ними и не с ними воспи­тывался; но я тотчас оценил их славные дела, которые заслуживают вечной памяти в потомстве. Не один раз в году эти достойные люди преследуют татар и подвергаются опасностям войны. Как мужественные львы охраняют они все християнство: почти каждый из них может на­зваться Гектором. Не имея от вас никакой помощи, они доставляют вам такое спокойствие, как откармливаемым волам... Не носят они пестрых одежд; они покрыты славою, которая дороже ваших нарядов. Слава это­го народа распространена всюду и останется за ними во веки вечные, хотя бы Польша и погибла. Что делал Геркулес, который побивал гидр и не щадил земных богов, то на Руси сумеет сделать каждый. Сампсон разодрал челюсть льву; подобные подвиги в наше время русаку заобычай. Могущественный турок разинул на нас пасть, и храбрые русаки не раз совали в нее руку. Устремился бы он с многочисленным войском в Польшу, но останавливает его русская сила... Будьте же довольны сла­вою, которую они (вам. — В.К.) добывают, хотя и нет вас между ними в походах; не посягайте на русские имущества, если всякий раз, когда на­добно сражаться, вы сидите где-то в лесу».

Наш подстрочный перевод фразы о пасти льва: «Разинул могуществен­ный турчин на нас свою пасть, / Не раз благородные русаки всовывали ему в нее руку».

²² Многие авторы, однако, опасаются прямо называть ее первым похо­дом на Босфор из-за неизученности Босфорской войны и еще, может быть, из-за неопределенности «черноморской кругосветки» 1570-х гг. Д. Доро­шенко и И. Рыпка утверждают, что перед набегом 1615г., упоминаемым ими по С. Жолкевскому и М.С. Грушевскому, было еше казачье нападение на окрестности Стамбула в 1613 г., но не приводят ни источник этого изве­стия, ни какие-либо подробности. И.П. Крипьякевич говорит, что набеги казаков на Трабзон, Синоп и Стамбул начались с началом XVII в., вероят­но, имея в виду 1610-е гг.

²³ У П.А. Кулиша и Д. И. Эварницкого фигурирует Минера, у ряда авто­ров — Минер.

²⁴ Этого же гетмана называют руководителем похода и в других работах. См., напр.: 316 (здесь приводится подтверждение взятия Трабзона из ар­мянской хроники).

²⁵ Н.А. Мининков считает, что на обратном пути от Анатолии.

²⁶ По Н.А. Мининкову, Измира на Эгейском море.

²⁷ В этом сражении один паша был убит, а второй попал в руки казаков. В сентябре 1617г. прибывший в Москву из Казыева улуса толмач Гаврила Есипов рассказывал, что знатный турецкий паша «сидит на Дону у казаков скован и ждет по себе окупу, а для окупу послали казаки в Царьгород того ж паши двух человек, а окупу за него да за двух его человек сговорили взяти 30 400 золотых; и паша... о том от себя к жене своей и ко племени с людми своими писал, а велел окуп привести в Азов к осени».

В литературе вообще существует путаница со сражениями 1616 и 1617 гг. И.Ф. Быкадоров и В.А. Брехуненко датируют разгром 10 галер у Керчи 1617 г. (вначале у первого автора фигурировал 1615 г.), однако С. Иванов говорил с послами «в 124-м [году] июля в 25 день», т.е. в 1616 г. В.А. Бреху-ненко под 1617г. упоминает и взятие Минер: в апреле этого года на Черном море соединились казаки на 150 запорожских чайках и 50 донских стругах, после чего взяли упомянутый город. Но Н.А. Мининков говорит, что 22 ав­густа П. Мансуров и С. Самсонов узнали о нападении 150 чаек и 50 стругов на побережье Румелии и взятии Месемврии, а не Минер. Сюжет этот требу­ет отдельной разработки, выходящей за рамки нашей темы.

²⁸ Любопытно, что М.А. Алекберли, цитируя по В.И. Ламанскому текст П. делла Балле с упоминанием сына Цикале и исправляя «ошибочное» Цикале на Соколлу (поскольку это-де был христианин Соколов), тем не менее утверждает, что в 1616г. турецким флотом командовал сам Цикале. Что касается Соколлу Мехмед-паши, великого везира второй половины XVI в., завоевателя Кипра, Туниса и Йемена и инициатора попытки прове­дения Волго-Донского канала в 1569г., то он происходил из известного сербского рода Соколовичей и был убит в 1579 г.

²⁹ М.С. Грушевского повторяет Ю.П. Тушин. Об использовании каза­ками речного пути из Азовского моря в Днепр вообще рассказывает Г. де Боплан, сообщающий о следующем маршруте: Азовское море — Миус (ви­димо, в действительности Кальмиус) — путь волоком — река Тачавода (Вол­чья) — река Самара — Днепр. По Н.П. Загоскину, кроме боплановского варианта могли использоваться маршруты: 1) Азовское море — Кальмиус — волок— река Водяная или Лозовая, или Осиноватая — Волчья — Сама­ра — Днепр; 2) Азовское море — река Молочная — волок — река Конская (Конка) — река Кошугум — Днепр. Последний маршрут выходил на Днепр ниже порогов, что должно было быть удобно для запорожцев.

³⁰ У Ю.П. Тушина же читаем, что казачий отряд «захватил Трабзон, Синои и порт Минер, где сжег 26 турецких судов». У Н. Вахнянина, напро­тив, казаки берут в Трабзоне только два судна.

³¹ Употребленное в тексте слово кПкапазЫе может означать несколько, более 10, от И до 19.

³² Ю.П. Тушин приписывает Д.И. Эварницкому босфорский вариант. Ю. Третяк при рассказе о походе вовсе не упоминает Босфор.

³³ Ср. перевод П.А. Кулиша: «... повернули под Бифорум, в Paludem Meotidem и очутились на Дону».

³⁴ Слово «бифорум» может быть переведено с латыни как двустворча­тое, сквозное, двуствольное, двойное.

³⁵ Согласно польскому источнику 1619 г., это был «сын паши Киликии».