ВМЕСТО
ЗАКЛЮЧЕНИЯ
Конец XVI в. на первый взгляд не ознаменовался ничем особенно новым в развитии эфиопской феодальной монархии. После смерти царя Сарца Денгеля, ие оставившего законного наследника престола, с неизбежностью начиналась ожесточенная борьба между различными претендентами, за каждым из которых стояли определенные группировки представителей эфиопской феодальной верхушки. Однако при всей обыденности последовавшей борьбы за престол междоусобицы, вспыхнувшие после смерти Сарца Денгеля, принципиально отличались от усобиц, предшествовавших, например, воцарению Зара Якоба. В первой половине XV в. подобная борьба разгоралась лишь после кратковременных царствований, когда эфиопские цари не успевали упрочить свою власть в государстве. Сарца Денгель же царствовал 34 года и достиг, казалось бы, впечатляющих успехов в деле восстановления могущества и престижа эфиопской монархии. И тем ие менее личные успехи Сарца Денгеля не принесли стабильности царской власти в Эфиопии конца XVI в.
Далее, если в первой половине XV в. претенденты на престол выдвигались различными придворными группировками, то во второй половине XVI в. мы видим иную картину. Здесь значение придворной курии пало очень низко. Это было заметно и при воцарении Сарца Денгеля, и на предложение главы курии азажа Кумо поставить его царем придворные ответили: «Нежелательно нам одним воцарять его, когда нет среди нас старейшин народа — Хамальмаля и Зара Йоханнеса, Такла Хайманота и Манадлевоса» [46, с. 3]. Перечисленные здесь поименно «старейшины народа» были крупнейшими и могущественными эфиопскими феодалами, влияние которых простиралось настолько далеко, что, когда азаж Кумо настоял в курии на своем предложении, они, вернувшись ко двору и не одобрив его выбора, практически свергли Сарца Денгеля, и лишь после долгой и ожесточенной борьбы молодому царю удалось прочно укрепиться на престоле своего отца. Таким образом, реальная власть в стране все более переходила в руки крупных феодалов.
В ходе развития феодальных отношений в Эфиопии к концу XVI в. окончательно сформировался как класс феодалов, так и основные группы феодально-зависимого населения. Прежней отчетливой разницы между наследственной знатью из местных правящих родов и царскими военачальниками, рассаженными по землям, уже не существовало. Обе эти группы феодалов получили один и тот же главный источник своей власти — крупные земельные владения, которые они организовали в типичные сеньории по образцу царского домена. Возникновение феодальной зависимости местного населения внутри этих сеньорий шло двумя способами. На землях наследственной знати наблюдалось постепенное превращение традиционной дани некогда свободных общинников-землевладельцев в феодальную ренту, что сопровождалось не только усложнением способов собирания дани, но я введением разного рода дополнительных поборов. На землях же, пожалованных царями своим военачальникам в недавно завоеванных областях, происходило насильственное закрепощение местного населения. По мере длительного процесса превращения дани в феодальную ренту развивался, и тот феодальный аппарат, который «был необходим для взимания этой ренты, развивалась и усложнялась структура феодальной сеньории в качестве самостоятельного хозяйственного организма. Так вырабатывались типично феодальные отношения между классом феодалов и многочисленными и весьма разнородными группами феодально-зависимого населения.
Однако одновременно складывались и новые отношения между царской властью и феодалами. Место дружины уже окончательно заняло феодальное ополчение, т. е. отряды, приводимые вассалами. Дружинные отношения были уже изжиты совершенно и вместо них развивается типичный феодальный вассалитет. Устанавливается сюзеренитет царя, вырабатываются разнообразные права и обязанности по вассалитету, который теперь и формально должен непременно скрепляться клятвой и крестным целованием перед священниками, т. е. типичным феодальным договором.
Однако подобное положение дел представляет резкий контраст по сравнению с самодержавными претензиями эфиопских царей, которые наиболее отчетливо и полно были выражены Зара Якобом. Эфиопский царь в новых условиях сделался первым среди равных представителей феодального класса и имел по отношению к ним лишь те права, которые были оговорены феодальным договором, и то лишь при непременном условии выполнения своих обязанностей сюзерена по отношению к вассалу. Вполне понятно, что эфиопских царей подобное положение не устраивало. В «Славе царей» они видели обоснование своих непререкаемых и богоустановленных самодержавных прав, не ограниченных никакими обязанностями, а в таких сравнительно недавних своих пращурах и предшественниках, как Амда Сион и Зара Якоб — и пример осуществления самодержавной власти.
Ужасы джихада, казалось, также являлись наглядным доказательством самой настоятельной необходимости сильной царской власти в стране, власти, без которой эфиопские феодалы обойтись не могли. Но к концу XVI в. и эфиопские цари уже не могли обойтись без феодального ополчения в своих войнах, и тот же Са1рца Денгель смог разгромить не только турок, но и наиболее опасных своих феодальных противников лишь потому, что умел воспользоваться помощью одних феодалов против других. Это противоречие между эфиопскими феодалами и царской властью, столь отчетливо проявившееся к концу XVI в., не могло тут же и разрешиться и не могло не породить «той длившейся столетия переменчивой игры силы притяжения вассалов к королевской власти как к центру, который один был в состоянии защищать их от внешнего врага и друг от друга, и силы отталкивания от центра, в которую постоянно и неизбежно превращается эта сила притяжения» [3, с. 411].
И
этой борьбе в Эфиопии суждено было
продолжаться с бесконечными
вариациями до