ДЖОНАТАН ФИЛИПС

 

ЧЕТВЕРТЫЙ КРЕСТОВЫЙ ПОХОД И РАЗГРАБЛЕНИЕ КОНСТАНТИНОПОЛЯ

 

Благодарности

 

При написании этой книги мне помогали многие люди. Огром­ной поддержкой при исследованиях стало для меня гостеприимство, оказанное доктором Кристофером Мейером из Базеля, а также про­фессором Исином Демиркентом и доктором Эбру Алтаном из Стам­була — равно как и их готовность поделиться своими познаниями. Организационную помощь оказали Фусун Эрсак и Клэр Лиллиу-айт-Папч. Очень важными для окончательного оформления соб­ственных представлений и расстановки некоторых акцентов стали дискуссии с Мэтью Беннеттом, доктором Линдой Росс, доктором Меравом Мэк, Наташей Хогстон, доктором Маркусом Буллом, Нейлом Блэкберном, доктором Пенни Коулом и профессором Джона­таном Рейли-Смит. Доктор Томас Эсбонж с самого начала работы давал логичные и энергичные советы. Доктор Джонатан Харрис, Эдвин Фуллер и доктор Кристофер Майер прочитали всю руко­пись или ее части, и их наблюдения и замечания были неоценимы. Разумеется, все оставшиеся ошибки — моя личная вина. Я призна­телен доктору Эммету Салливану за великолепные фотографии, ко­торые приведены здесь. Салли Торноу, Каролии Кэмпбелл, Сюзан Тарлин и Дэвид Ваткинсон, а также Остин и Дженис Роуз, доктор Ян и Диана Дженкинс, Энди и Джеки Гриффитс, Лиза и Джон Баррут выражали всяческое ободрение и создавали важный баланс меж­ду педагогической работой и всем остальным.

Я весьма рад возможности выразить признательность своему агенту Катарине Кларк за деликатное руководство и постоянную поддержку, а также се американской коллеге Эмме Парри за се старания и Венди Вольфу из «Viking Penguin» за добросовестность. Редактор «Jonathan Cape» Уилл Салкин оказал мне нео­ценимую помощь, проявив при работе над этой книгой терпение и конструктивность. Трудно переоценить и работу Йорга Хенсена, Хлое Джонсон-Хилл, Рос Портер, Хилари Редмон и Мэнди Гринфндд.

Я глубоко признателен Ники за искреннюю любовь и привер­женность к нашей необычной совместной жизни. Я счастлив по­святить эту книгу дорогим родителям и чудесному сыну Тому.

 

Замечания по терминологии

 

Большая часть крестоносцев, отправившихся в октябре 1202 года из Венеции, была родом из различных районов Франции. Сюда входили жители Блуа, Шампани, Амьена, Сен-По, Иль-де-Франс и Бургундии. Однако немалая часть ополчения происходила из других частей Европы. Так, к при­меру, крупное войсковое соединение выставила Фландрия, находившаяся в вассальной зависимости от короля Франции. Подобным же образом вождь крестового похода Марк Бонифаций Монферратский возглавлял отряд своих земляков, выходцев из Северной Италии. Прочие заметные войсковые единицы, включая людей, возглавляемых епископом Марти­ном из Пейна и епископом Конрадом из Халберштадта, про­исходили из Германской империи.

Учитывая многонациональный состав крестоносной ар­мии, мне кажется не вполне уместным приводить указание на конкретную нацию всякий раз, когда упоминаются крестонос­цы. Поэтому из соображений краткости и стиля в качестве об­щего термина, включающего всех перечисленных крестонос­цев, я использовал слово «французы» (French). Если же речь пойдет о неком особом контингенте, это будет оговариваться специально.

В походе также приняло участие немалое количестве вене­цианцев — но, образуя обособленную группу, они по мере воз­можности различаются мной от означенных «французов». Такие общие термины, как «крестоносцы» или «уроженцы За­пада» будут применяться к армии в целом, включая как фран­цузские, так и венецианские силы. Термин «франки» (Franks) относится к тем, кто поселился на Святой Земле после Пер­вого крестового похода (1095-1099), и к их потомкам.

 

ПРОЛОГ

Коронация императора Балдуина

 

16 мая 1204 года ознаменовало важный момент в средневековой истории и дало встряску при­вычному устройству мирового порядка. Более восьми веков следующие один за другим визан­тийские императоры господствовали над ог­ромной и сложно устроенной империей, но эта власть была уничтожена армиями Четвертого крестового похода — благочестивыми воинами католической церкви. Теперь на трон в огром­ном соборе Святой Софии воссел уроженец Се­верной Европы, которого провозгласила прави­телем небольшая конгрегация западных рыца­рей и торговцев.

Греки были далеко от своей столицы, спаса­ясь бегством от ужасов, что учинили беспощад­ные воины, столь жестоко разграбившие их ве­ликую метрополию. Уроженцы же Запада были уверены, что господь одобрил их битву, и те­перь они испрашивали его благословения. Под парящим куполом Святой Софии замерли пос­ледние слова католической мессы, завершая церемонию коронации Балдуина Фландрско­го, ставшего первым императором Константи­нополя из крестоносцев.

Сам Балдуин преобразился. Будучи могущественным дворянином, он привык обладать властью — но теперь он обретал высший, почти божественный статус. Чуть ранее днем предводители западной армии сопроводили графа из дворца Буколеон в боковую часовню собора. Там Балдуин сменил привычные шерстяные штаны на шоссы из алого оксамита и обулся в украшенные драгоценными каменья­ми башмаки. Слой за слоем он надевал на себя самые вели­колепные одеяния. Вначале прекрасное облачение с золо­тыми пуговицами, идущими спереди и сзади; поверх него — длинная мантия, усеянная алмазами; она облегала талию и спускалась до ног, а подол се перебрасывался через левую

Словно и этого было недостаточно — а если говорить только о весе, этот наряд уже можно было считать совер­шенно уникальным, — новоявленный император был обла­чен еще в одну мантию. Она также блистала драгоценными камнями, неся изображение имперского орла. Все одежды были украшены столь богато, что один из свидетелей сооб­щал, что облачения сияли, словно были охвачены огнем.

В сопровождении старейших соратников Балдуин проше­ствовал к алтарю Святой Софии. Он был несколько повреж­ден во время штурма города, а изначально представлял со­бой изысканное творение, достигавшее в длину 29 футов, усы­панное золотом и драгоценными камнями и увенчанное балдахином из серебра. Дворяне несли меч, корону и импе­раторский штандарт. За ними следовали епископы кресто­носцев, на которых была возложена задача короновать ново­го императора.

В алтарной части Балдуин преклонил колена, чтобы воз­нести господу благодарность за победу крестоносцев, и тог­да епископы раздели его по пояс, что должно было симво­лизировать смирение монарха перед богом. Прелаты пома­зали его миром, облачили вновь и наконец окружили его. Каждый из них, одновременно держа одной рукой корону, благословил ее, осенил крестным знамением, после чего корона была возложена на главу императора.

На мгновение группа священнослужителей, облаченных в лучшие ризы, скрыла фигуру с грозным имперским ор­лом на спине. Но вот они разомкнулись, чтобы явить ново­го императора Константинополя во всем его великолепии в качестве материального воплощения могущества и богат­ства, обретенного крестоносцами. В знак почтения еписко­пы немедленно вручили императору в дар одно из многих сокровищ, похищенных в императорском дворце: необык­новенный рубин размером с яблоко, который мог бы послу­жить застежкой на его облачении.

Балдуин воссел на высокий трон, держа в одной руке ски­петр, а в другой — золотую державу. Можно лишь попы­таться представить себе его чувства и мысли, когда он смот­рел на огромную толпу людей, наряженных в украшенные драгоценностями блистающие одеяния. Может статься, ког­да начали служить мессу, Балдуину вспоминалась Север­ная Европа — холодные, болотистые земли Фландрии; быть может, он подумал о жене, которая теперь станет императ­рицей; может, размышлял о прославленных предках-крес­тоносцах; мог вспомнить о страданиях и самопожертвова­нии своих соратников во время осады Константинополя. И наконец, среди роскоши и волнения при начале новой эры, он мог подумать и о том, что Четвертый крестовый поход начался ради завоевания святого города Иерусалима — а вовсе не для разрушения величайшей христианской циви­лизации, как было сделано в итоге.

 

ВСТУПЛЕНИЕ

 

В апреле 1204 года армии Четвертого кресто­вого похода завоевали и разграбили Констан­тинополь. Свидетели этих событий называли действия крестоносцев «бесчеловечными», пи­сали о завоевателях как о «безумцах, воспы­лавших против святости», убийцах, не давав­ших «пощады даже невинным девушкам», о «предтечах антихриста, творивших его предска­занные богоборческие дела», разрушавших ал­тари и грабивших драгоценную утварь.¹

Почти восемьсот лет спустя, летом 2001 года, Папа Римский Иоанн Павел II опубликовал беспрецедентное заявление — извинение перед Греко-православной церковью за ужасную бой­ню, учиненную воинами Четвертого крестово­го похода. В нем говорилось: «Трагедия состо­яла в том, что воины, направившиеся для осво­бождения доступа христианам к Святой Земле, обернули оружие против своих собратьев по вере. То, что они принадлежали к Римской церк­ви, наполняет католиков глубочайшим сожале­нием». Самое чувство, заставившее римского папу опубликовать подобный документ — ред­костный по звучащему в нем чувству вины, — показывает, насколько глубока оказалась рана, нанесенная той давней кампанией.

Цель этой книги — рассказ о Четвертом крестовом похо­де, событии, окрашенном жестокостью и решительностью, развратом и алчностью, политическими интригами и рели­гиозным усердием.² Несколько ранних описаний Четверто­го крестового похода были созданы византийскими учены­ми, в чьи задачи входило прежде всего исследование его вли­яния на греческое православие. Поэтому не удивительно, что в этих работах рассуждения о мотивах, двигавших фран­цузами и венецианцами, окрашены неприязнью, а возму­щение придает подобным описаниям критические интона­ции.³ Данный же труд написан историком, занимавшимся крестовыми походами. Положение независимого исследо­вателя позволило мне охарактеризовать историческую сре­ду Западной Европы, присущую экспедиции, затрагивая также и описание положения в Византии. В работе также делается попытка объяснить, почему крестовый поход раз­вивался именно таким образом, выделить некоторые из внутренних причин произошедших событий и рассмотреть, как уроженцам Запада удалось достичь победы.

Оправдывая жестокость именем Христа, крестоносцы заслужили множество отрицательных характеристик.⁴ Шот­ландский историк XVIII века Уильям Робертсон описывал Четвертый крестовый поход как «исключительный памят­ник человеческой глупости», а Эдуард Гиббон в «Закате и падении Римской империи» высказывал предположение, что он скорее задержал, нежели ускорил развитие Европы.⁵ Стивен Рансимэн в «Истории крестовых походов» прихо­дит к заключению, что «в исторической перспективе дви­жение крестоносцев в целом можно считать потерпевшим фиаско». Он выражает огорчение тем, что «сама Священ­ная война была лишь длительным, проявлением нетерпимос­ти во имя Господа — что само по себе является грехом про­тив Святого Духа».⁶

Историки и толкователи особенно выделяли Четвертый крестовый поход среди всех остальных крестовых похо­дов — хотя еще в XVIII веке Вольтер писал, что «единствен­ным плодом варварских крестовых походов христиан стало уничтожение других христиан».⁷ Тот же Рансимэн пришел к выводу, что «урон, нанесенный крестоносцами исламу, нич­тожен по сравнению с тем, что был причинен восточному христианству».⁸

И все же, сколь бы дурными ни казались представления и действия крестоносцев в наши дни, невозможно отрицать, что несколько столетий назад, согласно верованиям, цен­ностям и понятиям средних веков, они представляли пред­приятие огромной популярности и продолжительности. Почти сразу же после начала Первого крестового похода в 1095 году его воздействие проникло практически во все слои общества и усилило контакты — и конфликты — с народа­ми и странами за пределами католического мира.

Согласно традиционному представлению, движение кре­стоносцев неразрывно связано с борьбой против ислама. Та­кое представление живо и по сей день — это было подчерк­нуто Усамой бен Ладаном, который провел параллель меж­ду крестоносцами, сражающимися против ислама, и американскими действиями в Афганистане в 2001-2002 годах. Он заявил, что «эта война похожа на предшествую­щие крестовые походы, возглавляемые Ричардом Львиное Сердце, [Фридрихом] Барбароссой [Германским] и [королем] Людовиком [IX] Французским. В нынешнем веке они оста­лись далеко позади [Джорджа] Буша». Более того, пропа­ганда Аль-Каиды называет Израиль наследием государства крестоносцев XII и XIII веков.⁹

На Западе некоторые тоже оглядываются на средневеко­вье. Сразу после нападения террористов в сентябре 2001 года президент Джордж Буш спонтанно вспомнил о Священной войне, призвав к крестовому походу против Аль-Каиды. Пы­таясь обеспечить поддержку со стороны Египта и Сирии, двух стран, на которые оказали непосредственное воздействие средневековые крестовые походы, он одновременно апелли­ровал к воззрениям, которые рассматриваются на Ближнем Востоке как символ западного империализма.¹⁰

Исход Четвертого крестового похода представляет дра­матическое искажение одной из основополагающих идей католицизма относительно борьбы с язычниками. И современ­ники событий, и нынешние историки одинаково загипно­тизированы произошедшим менее чем за век превращени­ем движения, начавшегося с декларации о возвращении христианам Святой Земли, в орудие разрушения самого пре­красного города христианского мира.

Сами крестоносцы выражали удовлетворение собствен­ными достижениями. Граф Балдуин Фландрский, один из руководителей кампании, писал: «Мы можем суверенностью сказать, что в истории никто не мог даже поведать о чуде­сах больших, чем те, что уже получены в этой войне». Он ви­дел божественное одобрение действий крестоносцев: «Это содеяно Господом, и в наших глазах является чудом из чудес».¹¹ Но когда известия о жестокости крестоносцев стали распро­страняться, даже на Западе отношение стало куда менее тор­жественным. Папа римский Иннокентий III (1198-1216), санкционировавший начало экспедиции, так изливал на кре­стоносцев свой гнев:

 

«Вы принесли обет освободить Святую Землю... [но] отринули чистоту своих обетов, направив оружие не про­тив сарацин, а против христиан... Греческая церковь, ви­девшая в католиках лишь образец искажения веры и бе­совского действа, теперь по праву питает к ним отвра­щение большее, нежели к псам».¹²

 

Самый яркий способ исследовать события крестового по­хода основан на многочисленных свидетельствах современ­ников. Этот материал передает удивительно широкий спектр эмоций: страх, гордость, самооправдание. Времена­ми возникает завораживающее чувство благоговения перед целями экспедиции и удивления при виде новых народов и местностей, которые встречались участникам похода.

Действия средневековых военных руководителей мемуари­стами, как правило, описываются весьма точно, и Четвертый крестовый поход не стал исключением. Мы также являем­ся счастливыми обладателями множества сохранившихся свидетельств о 1204 годе со стороны людей, занимавших в обществе сравнительно скромное положение. Чтобы допол­нить эти повествования, в данной книге используется мно­жество сходных текстов и изображений с целью дать неко­торое представление о чаяниях и страхах рядовых кресто­носцев (и их семейств), вступивших в столь необычное предприятие.

В случае Четвертого крестового похода, по сравнению с другими экспедициями, у нас есть богатая подборка мате­риала, позволяющая делать выбор. Отчасти это свидетель­ства очевидцев (воинов и служителей церкви), отчасти — хроники, составленные в европейских монастырях и вос­производящие повествования вернувшихся крестоносцев.

Вплоть до XII века грамотность была уделом почти ис­ключительно служителей церкви, поэтому большая часть повествований о Первом крестовом походе (1095-1099) со­ставлена церковниками, чьи тексты были насыщены теоло­гией и отсылками к божественной воле. Однако в течение XII века развитие придворной культуры привело к покро­вительству трубадурам и созданию «chansons de geste» — эпических произведений, обычно основанных на устной тра­диции, которые иногда записывали миряне. В такой куль­турной среде сравнительно небольшой шаг отделял от того, чтобы образованный мирянин (чаще всего — представитель знати) начал сам записывать или же диктовать собствен­ные героические воспоминания. Такая смесь свидетельств как церковных, так и светских авторов гораздо лучше пред­ставляет подлинный срез общества и даст читателю возмож­ность проследить за крестовым походом глазами и созна­нием рыцарей и знати, чьи побуждения и приоритеты зача­стую отличались от мотивов, двигавших их церковными соратниками.

Среди самых обличительных документов — письма, на­писанные участниками и вождями крестового похода. Эти тексты показывают, как с течением событий изменялось от­ношение к походу и политическое настроение войска. Они не свободны от попыток оправдать те или иные действия либо дать особый взгляд на них, но зато представляют бо­гатство деталей и непосредственность описаний, которых зачастую недостает позднейшим повествованиям. Кроме того, наставления клириков, пытающихся сформировать идейную базу крестового похода, дают возможность оценить возможные побуждения, двигавшие людьми, которые вли­лись в ряды крестоносцев.

Два других немаловажных источника информации — песни трубадуров и официальные документы. В песнях не всегда содержится реальная информация, но они дают эмо­циональный взгляд на точку зрения рыцарей, занимавших в то время в среде крестоносцев господствующее положе­ние. Имеющиеся документы представляют коммерческие соглашения, сохраненные итальянскими торговыми общи­нами; в многочисленных монастырских архивах представ­лены купчие и закладные на земли и имущество, которыми отправляющиеся в путь крестоносцы стремились добыть средства для кампаний.

Однако история Четвертого крестового похода представ­лена не только со стороны католического Запада. Несколь­ко современных византийских писателей наблюдали за хо­дом сражений, и их свидетельства, изложенные в изыскан­ном ученом стиле классических авторов, столь любимом при константинопольском дворе, уцелели и дошли до нашего времени.¹³ Еще одним важным источником являются путе­вые заметки. Как нынешние туристы обращаются к путево­дителям, так же поступали и средневековые путешествен­ники. Заметки этих людей — будь они мусульманами, иуде­ями, православными или католиками — зачастую весьма интересны и дополняют основное повествование.

Наконец, важный и любопытный вид информации дают визуальные образы. До нашего времени сохранились неко­торые здания (полуразрушенные или перестроенные с те­чением лет), а также символические скульптуры, настен­ные росписи, монеты, которые не хуже рукописей дают представление о людях, событиях или предметах (напри­мер, о кораблях), связанных с крестовыми походами.

Несмотря на то, что всегда остаются дразнящие пробе­лы в описаниях — к примеру, не найдено сохранившихся венецианских бумаг, — в нашем распоряжении находится достаточно богатая палитра красок для описания Четвер­того крестового похода. Для объяснения причин разграб­ления Константинополя прежде всего следует дать пред­ставление о политической обстановке, духовных воззрени­ях и эмоциональности людей начала XIII века.

Во многих отношениях мир крестоносцев фундаменталь­но отличался от современного нам общества. Обучение, средства связи, централизованная власть, здравоохранение находились в лучшем случае в зачаточном состоянии. Про­должительность путешествий измерялась неделями, а не ча­сами, а сведения о мире за пределами сферы влияния като­лицизма были скрыты страхом, предубеждением и недостат­ком информации.¹⁴

Двумя доминирующими факторами средневекового об­раза жизни были насилие и религия.¹⁵ Насилие принимало форму как межгосударственных конфликтов, так и местных стычек — последнее случалось более часто, поскольку сла­бость централизованной власти допускала междоусобицы соседствующих феодалов.

Возможно, основное различие между светским западным миром начала XXI века и средневековьем заключалось в роли христианства. Религия пропитывала средневековый мир в такой степени, какую нам теперь трудно даже представить. Проповеди и изображения в церквях непрестанно напоми­нали людям о греховности жизни и грозно расписывали веч­ные муки ада, ожидающие тех, кто не стремится к покаянию. Давление, заставляющее исправлять последствия грехов по­каянными молитвами и богоугодными деяниями (например, паломничествами), составляло естественную часть взаимо­отношений между Церковью и ее паствой. Люди обращались к богу и его святым в поисках защиты от врагов, для лечения заболеваний, в надежде на богатые урожаи, при тяжбах (по­средством судебных ордалий — испытаний подсудимого фи­зическими страданиями) и в сражениях. С современной точки зрения такие отношения кажутся не более чем предрас­судками — но все же, чтобы понять историческую среду Четвертого крестового похода, необходимо учитывать веру жителя Средневековья в способность святых творить чу­десные исцеления или решать ход сражений.

Выступая 27 ноября 1095 года в Клермоне (Центральная Франция) римский папа Урбан II объединил традиционные идеи о паломничестве, применении силы и неизбежности воз­мездия, создав новую долгосрочную концепцию — кресто­вый поход. Он заявил, что французские рыцари должны на­правиться в Святую Землю и освободить ее из рук язычни­ков. При этом воины пройдут к покаянию столь нелегким путем, что их будет ждать небывалая божественная награда: отпущение всех грехов. Иначе говоря, все грехи, скопившие­ся за долгую жизнь, насыщенную жестокостью, будут стер­ты, что даст возможность избежать адского пламени. Возмож­ность для людей, настолько озабоченных своим духовным состоянием, предоставлялась поистине великолепная. Жильбер Ногенский, современник тех событий, красноречиво опи­сывал их:

 

«В паши дни Господь начал священную войну, так что оруженосцы и странники... смогут пойти новым путем для достижения спасения. Им не придется полностью от­рекаться от мира, приняв монашеский образ жизни... но они смогут получить Божественную благодать, почти не отказываясь от привычных нарядов и свободы, про­должая вести жизнь согласно собственному выбору».¹⁶

 

Рыцарям было предложено делать то, в чем они наибо­лее преуспели — то есть сражаться и убивать. Но посколь­ку они будут биться за дело, которое папа счел правым, их ждет награда. Урбан закончил речь, и толпа взревела от во­сторга. Один из очевидцев писал, что люди выкрикивали «Deus vult! Deus vult!» — «Господь этого хочет! Господь это­го хочет!», а затем ринулись вперед, чтобы их осенили кре­стом.

Реакция на папское воззвание была немыслимой. При­зыв к оружию быстро разлетелся по всей Европе. В тече­ние следующих четырех лет более 60 тысяч людей из раз­ных мест и всех социальных слоев двинулись, чтобы пройти 2500 миль* (* То есть порядка 4 тысяч километров. (Прим. ред.)) от северной Франции до Святой Земли. Пос­ле труднейшего перехода 15 июля 1099 года они взяли Иеру­салим, открыв град Христов для католической веры.

Захват Иерусалима дал крестоносцам выход огромного напряжения, и они жестоко расправились с мусульманами и иудеями, защищавшими город. Позднейший франкский ав­тор описывает ужасающую сцену: «Повсюду лежат куски че­ловеческих тел, самая земля пропитана кровью жертв. Еще ужаснее смотреть на победителей, с ног до головы покрытых кровью». Но, несмотря на весь ужас, «облачившись в чистые одежды, омыв руки, с босыми ногами они [крестоносцы] нача­ли обходить священные места, которые Спаситель избрал для прославления своей земной жизнью».¹⁷Христиане возрадова­лись от этой новости — воистину господь благословил крес­тоносцев, их победой Он подтвердил божественную волю.

Большинство крестоносцев вернулись по домам, испол­нив свой обет, и лишь небольшая группа осталась для ут­верждения франкских** (** Франки — общее название европейских поселенцев на Ближ­нем Востоке, независимо от их реального происхождения. Его в те времена использовали как европейцы, так и мусульмане. (Прим. авт.)) владений в Леванте*** (*** Здесь и далее автор использует название Levant (Северо-Во­сточное Средиземноморье) для обозначения земель Палестины. Это понятие не следует путать с Ливаном (Lebanon), который ныне яв­ляется лишь частью Палестины. (Прим. ред.)). Несколь­ко следующих десятков лет тысячи европейцев — крестьян, торговцев, служителей церкви, дворян — селились в Вос­точном Средиземноморье. Еще большее количество людей посетило священные места в качестве паломников, пользу­ясь католическим владычеством. Нужды этих пилигримов привели к формированию военных орденов — организаций воинов-монахов, поклявшихся защищать родину Христа и содействовать паломникам в Святую Землю. Орден госпи­тальеров выполнял военные и медицинские функции (он дожил до наших дней под видом Госпитального братства святого Иоанна). Орден тамплиеров представлял только во­енную силу.

Первый крестовый поход перешел Рубикон силы, на­правляемой религией, и позволил создать объединения людей, присягнувших служить богу, сражаясь с его врага­ми в миру, а не в монастыре. Священная война и крестовые походы продемонстрировали заметную гибкость, позволив­шую этому движению развиваться, приспосабливаясь ко многим различным ситуациям.

Реакцией мусульманского мира на Первый крестовый поход стало непонимание. Они не могли понять, что свире­пая банда воинов сплотилась ради войны с целью не поли­тической, а религиозной колонизации. Вдобавок сирийские мусульмане были расколоты серьезными внутренними меж­доусобицами, из-за чего не смогли сплоченно выступить против завоевателей. Но с течением времени мусульмане начали принимать сражения, и их руководство начало про­тив франков джихад — исламскую «священную войну».¹⁸

В 1144 году мусульмане Алеппо взяли город Эдесса, рас­положенный в северной Сирии, что привело к началу вой­ны, получившей наименование Второго крестового похода (1145-1149 годы)* (* Система нумерации походов была создана французскими истори­ками XVIII века и применялась только к крупным походам. Теперь стало возможно выделить несколько менее значительных кампаний — к при­меру, между Вторым и Третьим походами, которые отвечают критерию одобренной Римом «священной войны». (Прим. авт.)). Начало этого похода обернулось пол­ной неудачей. Аббат Бернар Клервоский воодушевлял учас­тников кампании обещанием, что они станут счастливым поколением, которое получит особую возможность обрести неземные награды. Но все его убеждения оказались пустым звуком, когда армии королей Франции и Германии начали нести громадные потери еще по пути через Малую Азию, а затем сняли осаду Дамаска всего лишь через четыре дня после ее начала - чудовищное унижение для воинов. Тем не менее Второй крестовый поход сыграл свою роль в рас­ширении географии экспедиций крестоносцев.

Еще в VIII веке Пиренейский полуостров был завоеван маврами — арабами из Северной Африки. Постепенно хрис­тиане оттеснили захватчиков, и с началом крестовых похо­дов на Восток в Испании возникла идея придать борьбе но­вый характер. С 1113-1114 годов войны против испанских мусульман получили тот же статус и обещание такого же бо­жественного воздаяния, как и кампании в Святую Землю. В 1147-1148 годах папство провело параллель между экс­педициями в Левант и войнами с мусульманами в Иберии. Папа римский также присвоил статус крестового похода вой­нам против языческих племен в Прибалтике, считая, что та­ким образом происходит расширение христианского мира, а также осуществляется мщение за убийства христианских миссионеров в прошлые времена.¹⁹ К1150 году движение кре­стоносцев переросло изначальное понимание экспедиции как войны против язычников в Святой Земле, став многогран­ным орудием в деле католической обороны и экспансии.

В 1170-х годах лидером мусульманского мира стал Саладин, объединивший силы Египта, Сирии и Язиры (Север­ный Ирак). Он стал самой значительной угрозой, с какой сталкивались франки на востоке. Поселенцы обратились за помощью и к греческой православной церкви Византийс­кой империи, и к католикам Западной Европы.

Византия наследовала Римской империи, а Константино­поль (нынешний Стамбул) стал резиденцией вселенского патриарха, главы греческой церкви. В 1054 году между Рим­ским папой и константинопольским патриархом произошел конфликт, приведший к объявлению формального раскола между двумя церквями, который не преодолен и посей день. Спор разгорелся из-за литургических и догматических разногласий, осложняясь жизненно важным вопросом о том, кому должна принадлежать верховная власть: наследнику святого Петра (то есть папе римскому) — или пентарху пяти патриархий христианской церкви (Римской, Антиохийской, Александрийской, Иерусалимской и Константинопольс­кой). Формально с 1054 года католики рассматривали гре­ков как раскольников, еретиков и противников истинной веры. Ко времени Четвертого крестового похода долговре­менный разлад в отношениях между Византией и Запад­ной Европой во многом обусловил самооправдание кресто­носцами нападения на Константинополь в 1204 году.

Взаимоотношения между Византией и Западом были до­статочно сложными, а временами казались непримиримо противоречивыми. Но иногда попытки устранить раскол приводили к сближению сторон. В 1095 году именно просьба императора Алексея I (правил в1081-1118 годах) помочь в борьбе против турок в Малой Азии послужила одной из причин призыва папы римского Урбана II к Пер­вому крестовому походу. Намерение объединить две христианские силы против ислама было весьма привлекатель­ным, но в ходе главных экспедиций крестоносцев XII века между западноевропейскими армиями и греками возник серьезный разлад. Греки смотрели на крестоносцев как на плохо дисциплинированных варваров, представлявших ре­альную угрозу для Константинополя. Действительно, часть участников Второго крестового похода настаивала на штур­ме города. В свою очередь, крестоносцы относились к хозя­евам с подозрением. Они не доверяли обещаниям греков предоставить снабжение для армии и обвиняли их в нару­шении соглашений — или же, как в случае Второго кресто­вого похода, в содействии туркам в Малой Азии. Еще до Четвертого крестового похода эта история была еще одним поводом к напряженности в отношениях между Константинополем и Западом.

И все же временами православные и католики оказыва­лись в хороших отношениях. Весьма позитивными были контакты между императором Мануилом Комнином (1143-1180) и королями Иерусалима. Между представителями ко­ролевских домов заключались браки, а в 1171 году иеруса­лимский король Амальрик (1163-1174) подчинился визан­тийскому правлению. При Мануиле в состав византийского правительства входили западные чиновники, он был в дру­жеских отношениях с Людовиком VII Французским (1137-1180). Но после смерти Мануила в отношении к урожен­цам Западной Европы в Константинополе произошла дра­матическая перемена, во многом обусловленная приходом к власти Андроника Комнина (1183-1185).

В мае 1182 года группа его сторонников в сопровожде­нии константинопольской толпы лапала на общины торгов­цев, живших рядом с главной городской гаванью на берегах бухты Золотой Рог.²⁰ Некоторым из купцов, в основном вы­ходцам из Генуи и Пизы, удалось бежать, но пожилые и сла­бые были пойманы и убиты. Собственность купцов была уничтожена, церкви сожжены, а церковнослужители были пленены и подвергнуты пыткам — одна из мрачных сторон взаимоотношений между католической и православной цер­квями. Известно также, что было совершено нападение на больницу ордена госпитальеров, и больные были перебиты в своих постелях. Был схвачен и убит папский легат. Его отрубленную голову привязали к хвосту собаки, подчерк­нув оскорбление в адрес католической церкви. Многие дру­гие уроженцы Запада были захвачены и проданы в рабство туркам.

Озлобленность произошедшего устрашила толкователей с обеих сторон. Евстафий Солунский, византиец и очевидец событий, писал: «Это было скотское действие, которое нельзя сравнить даже с безумием».²¹ Уильям (Гильом) Тирский, составлявший свою «Историю» событий до 1185 года, пи­сал: «Так действовали вероломные греки, выводок гадюк, слов­но змея, пригретая на груди... вознаградила злом своим гос­тям — не заслужившим такого обращения и не ожидавшим ничего подобного».²² Хотя торговля между Италией и Визан­тией вскоре возобновилась, нет сомнений, что столь ужасающее событие добавило еще каплю яда в нарастающее внут­реннее чувство раздора между греками и Западом.* (* Следует заметить, что именно в событиях 1182 года венециан­цы практически не пострадали — погромы были направлены не про­тив них. Поэтому, как пишет исследователь Н. П. Соколов в работе «Образование Венецианской колониальной империи (Саратов: Са­ратовский Гос. ун-т, 1963), «Утверждение... что константинопольс­кое направление Четвертого крестового похода было в какой-то мере возмездием Византии со стороны Венеции за события 1182 года — басня, широко распространенная в исторической литературе, но не находящая себе ни малейшего подтверждения в источниках, и преж­де всего в источниках венецианских». (Прим. ред.))

Смерть Мануила Комнина означала, что франки в Па­лестине не могут больше рассчитывать на помощь со сто­роны Византии, а старания обеспечить поддержку Европы едва ли были более успешны. Тем временем Англия и Фран­ция на десятилетия оказались втянуты в пучину междоусо­биц и стычек. Несмотря на страстные призывы франкских посланников, короли этих стран не хотели покончить с раз­дорами, чтобы помочь защищать Святую Землю, и предла­гали лишь материальную помощь.

В Иерусалиме в правление страдавшего проказой коро­ля Балдуина IV (1174-1185) положение франков постепен­но ухудшалось, поскольку медленное мучительное угасание монарха разжигало распри и междоусобицы между теми, кто пытался занять престол после него.²³ Только военной доб­лестью поселенцев удавалось сдерживать Саладина вплоть до 1187 года, когда маятник решительно склонился в пользу султана. Он сокрушил христиан в бою при Хаттине и вско­ре завоевал Иерусалим, оставив франкам крошечный учас­ток побережья. Теперь Европа была вынуждена перейти к запоздалым действиям.