Часть VI

Девлет I Герай

1551-1577

ЦЕНА ИНТРИГИ

Казанским ханом избран Отемиш Герай — Возвращение и краткое правление Шах-Али — Отемиш Герай и его мать Сююн-бике выданы в Московию — Неудавшийся поход Девлета Герая на Москву — Завоевание Казани Иваном Грозным и ликвидация Казанского ханства

(1551-1552)

Пока Сахиб Герай выстраивал себе на погибель опасную рокировку вокруг казанского престола, татары не переставали просить крымско­го хана о том, чтобы он, наконец, прислал им в Казань правителя из рода Гераев. Не дождавшись скорого ответа из Крыма, казанцы обра­тились с той же просьбой и к османскому двору, однако это посоль­ство было перехвачено в степях русскими.¹

Когда стало очевидно, что внимание Бахчисарая и Стамбула без­раздельно поглощено дворцовым переворотом в Крыму, а Казани, по выражению самих татар, было больше «неоткуда ждать помощи и поддержки, кроме покровительства Господа миров и помощи ан­гелов»,² казанским беям не осталось иного выбора, как провозгла­сить своим правителем двухлетнего Отемиша Герая. Вокруг нового хана и его матери Сююн-бике сплотилась крымская гвардия во главе с Кунчек-огланом.³

Подобно тому, как воцарение трехлетнего Ивана стало когда-то для казанцев сигналом к высвобождению из-под московской зависимо­сти, так и теперь возведение на трон Отемиша Герая подало Моск­ве надежду вновь прибрать Казань к рукам: ситуация повторилась в своем зеркальном отражении. В начале 1550 года Иван IV бросил войска на стены Казанской крепости. Отчаянно защищаясь, татары и крымцы сумели отбить атаку.⁴ Однако в Казани далеко не всех ус­траивало то, что крымская династия по-прежнему остается у власти; многим вельможам было выгоднее принять покровительство Московии. Завидуя могуществу Кунчека, они распускали слухи, будто Кунчек задумал жениться на Сююн-бике, убить Отемиша Герая и взойти на престол.⁵ Все это было выдумкой: не принадлежа к ханскому роду, Кунчек даже и в таком случае не смог бы стать ханом.

Тем временем события приобретали угрожающий оборот. Иван IV всерьез занялся наступлением на Казанский юрт. Он начал с того, что перекрыл волжские речные пути и наложил на город плотную бло­каду. Не приходилось сомневаться, что русские скоро снова явятся к Казани с военной силой. Пользуясь затишьем, Кунчек отправился в Крым за военной помощью. Время предстояло тяжкое, и потому он решил заодно отвезти на родину семью и ценности. За ним последо­вало 300 крымцев, в том числе 19 беев и мирз. До Крыма путники не добрались: в пути они были схвачены русским отрядом, доставлены в Москву и казнены.⁶ Последняя опора крымской династии в Казан­ском юрте рухнула.

Будучи отрезаны блокадой от русских рынков, казанские беи терпе­ли огромные убытки. Вскоре они передали московскому князю, что в обмен на снятие блокады согласны принять ханом Шах-Али и выдать в Москву Отемиша Герая с его матерью и остававшимися в городе семьями крымцев.⁷

Когда вооруженный отряд вошел в жилище Сююн-бике, та не ожи­дала, что ее пришли арестовывать, — иначе, «если бы знала, то уби­ла бы себя», как говорит летопись. Вдову Сафы Герая с сыном повели под конвоем через город к пристани, где стояло судно, готовое отвез­ти их в Московию. По пути пленница упросила охрану зайти в мавзолей, где был похоронен ее муж Сафа Герай. Плач Сююн-бике на моги­ле Сафы Герая продолжался два часа и тронул даже охрану, не гово­ря уже о толпах горожан, рыдавших вместе с правительницей. Затем Сююн-бике доставили на судно и отправили вверх по Волге, в Моско­вию, тщательно наблюдая, чтобы она не совершила самоубийства.⁸ Пребывая в московском плену, Сююн-бике напрасно умоляла Ива­на IV отпустить ее к отцу в Ногайскую Орду. Ни к чему не привели и письма Юсуф-бея, просившего вернуть ему дочь.⁵

Шах-Али начал свое третье правление в Казани. Он давно мечтал отомстить своим недругам и, вернувшись к власти, казнил десятки враждебных ему беев и мирз. Отряд московских стрельцов, пришед­ших в город вместе с ханом и являвшихся его опорой, немало раздра­жал местных жителей, и недовольство казанцев правлением Шах-Али становилось все сильнее.

Наблюдая за этим, великий князь решил, что будет лучше убрать из Казани хана, который трижды восходил на казанский престол и каждый раз вызывал лишь беспорядки, мятежи и всеобщее возмуще­ние. В марте 1552 года Шах-Али покинул Казань, а татары, избавив­шись от него, избрали своим правителем Едигера из хаджи-тарханской династии. Шах-Али вернулся в Московию, силой взял за себя в жены Сююн-бике и увез ее в свой удел в Касимове.¹⁰

Что касается последнего представителя казанской ветви Гераев, Отемиша Герая, то он в возрасте пяти лет был обращен в православие и назван Александром Сафагиреевичем. За ним сохранили ханское звание, титулуя его по-русски «царем». В семь лет мальчика забрали у матери и направили на воспитание ко двору Ивана IV, где правнук Менгли Герая быстро овладел русским языком и вряд ли часто вспо­минал о своих крымских корнях. Жизнь «царя Александра Сафагиреевича» была недолгой: в возрасте семнадцати с половиной лет он умер по неизвестной причине. Таков был финал истории Гераев на престоле Казанского ханства.¹¹

На примере Шах-Али Иван IV убедился, что Москве не удастся по­корить Казань, навязывая татарам в правители своих ставленников-Намаганов, ни один из которых не задерживался у власти надолго. Князь нацелился на прямой вооруженный захват Казанского юрта, и ему наверняка придали решимости известия из Крыма: ведь можно было ожидать, что дворцовый переворот помешает крымцам вме­шаться в волжские события, и казанцы останутся беззащитными пе­ред превосходящей мощью русского оружия. Летом 1552 года Иван с усиленными войсками выступил в казанский поход.

Великий Улус рушился на глазах у Девлета Герая, и ситуация требо­вала от него действий, сколь бы ни был он занят сейчас внутрикрымскими делами. Хан приказал собирать армию в поход на Москву.

Ради столь масштабного предприятия следовало обзавестись союз­никами в соседних государствах, и Девлет Герай стал искать путей к миру с Ногайской Ордой и Хаджи-Тарханским юртом. Стараясь до­биться дружбы ногайского бея, хан немедленно распустил по домам уцелевших воинов Али-мирзы, что уже около четырех лет пребывали в крымском плену, а затем пригласил ногайцев к совместному похо­ду на Московию. Молодые ногайские мирзы горячо поддержали эту идею, но Юсуф-бей не желал в открытую конфликтовать с Иваном, в заложниках у которого находились его дочь и внук, и уклончи­во ответил Девлету Гераю: «Много друзей — как один друг, а один враг — как много врагов».¹²

Одновременно Девлет Герай отправил послов и к хаджи-тарханс-кому хану Ямгурчи, который после разгрома Сахибом Гераем начал было искать покровительства у Москвы. Девлет Герай старался убе­дить его, что Крым более не намерен враждовать с Хаджи-Тарханом, а напротив, предлагает ему союз.¹³

Недоверчивые соседи все еще раздумывали над предложениями Девлета, а русские войска уже поднимались на Казань. Хан не мог далее тратить времени в ожидании ответа союзников и был вынуж­ден действовать в одиночку. Стратегия Девлета Герая заключалась в том, чтобы дождаться отхода Ивана IV к Казани, после чего привести крымские войска под стены Москвы, нанести удар по русской столи­це и тем самым отвлечь противника от завоевательных планов на вос­токе.

Вскоре хану сообщили, что московский правитель со всеми свои­ми силами уже покинул столицу и выступил к Волге. Тогда Девлет Герай тронулся в путь. Впереди он послал одного из своих сыновей с семитысячным отрядом, а сам отправился следом, сопровождаемый янычарами и артиллерией, необходимой для предстоящего штурма кремлевских стен.

Крымское войско добралось уже до Рязани, когда выяснилось, что разведка крупно подвела хана: на самом деле Иван IV еще не ушел к Казани и со всеми своими войсками стоял неподалеку от Москвы, ожидая подхода крымцев. Ханская стратегия утратила всякий смысл. Девлет Герай решил было повернуть обратно, но беи, не желавшие возвращаться с пустыми руками, посоветовали ему взять хотя бы Тулу, лежавшую неподалеку. Хан послушался их совета и осадил тульскую крепость, однако и тут ему не повезло: разнеслись вести, что Иван движется на защиту города, ведя за собой сильную армию. Схватка с основными силами русских войск не входила в планы Де­влета Герая. Ему пришлось прекратить осаду и повернуть в Крым, а московские воеводы шли за ним по пятам и громили отстававшие крымские отряды.¹⁴

Так правление нового хана началось с досадной военной неудачи, а Иван IV мог теперь спокойно отправляться на Казань. Крым уже не был для него помехой - по крайней мере, в текущем году.

В августе 1552 года столица Казанскою юрта была окружена москов­ской армией, численность которой впятеро превосходила количество защитников города. Судьба Казани была предрешена. В начале ок­тября русские прорвали оборону и захватили город. Описания это­го события полны жестоких сцен: женщины и дети были перебиты либо уведены в плен, а мужское население Казани истреблено почти поголовно.¹⁵ Иван вошел в разграбленный город, посетил опустев­ший ханский дворец и, уезжая, распорядился загасить тлевшие еще пожары и убрать с улиц завалы трупов. Шах-Али, на всю жизнь ос­корбленный неприязнью казанцев, не упустил случая тоже явиться на пепелище и лично поздравить своего покровителя с разгромом Казанского юрта.¹⁶

Вряд ли те татарские приверженцы Москвы, что годами боролись за усиление русского влияния в Казани, ожидали подобного итога своей деятельности. В пожарах пылали их собственные жилища, лавки и амбары, а земля была густо укрыта мертвыми телами их родственников и соотечественников. Казанские вельможи прекрасно различали «своих» и «чужих» татар — но русским стрельцам, пришедшим гра­бить богатый город, не было дела до этих различий, и они рубили «басурманские» головы направо и налево, не спрашивая о политиче­ских предпочтениях.

Поистине, Стамбул избрал самый неподходящий момент для вме­шательства в крымские дела и смены хана. Зловещая интрига везирей против неугодного Сахиба Герая увенчалась полным успехом — но, как оказалось, ценой этого успеха стала гибель Казанского ханства.

Падишах предоставил хану самому разбираться с последствиями казанской катастрофы. Чуть ранее Сулейман уже написал Девлету Ге-раю, что доверяет ему самостоятельно принимать все решения, свя­занные с волжским и московским направлением внешней политики.¹⁷ Эти слова, конечно, были знаком высокого доверия к хану и призна­ния наследственного права Гераев распоряжаться судьбами Великого Улуса — но что толку было в словах, если теперь судьбой обширного северного юрта распоряжался иноземный завоеватель...

«БЕЛЫЙ ПАДИШАХ»

Девлет Герый ищет союзников — Ногайский нурэддин приглашает Москву к походу на Хаджи-Тархан — Московский ставленник Дервиш-Али заключает союз с Крымом — Завоевание Хаджи-Тархана Иваном IV и ликвидация Хаджи-Тарханского ханства — Царский титул Ивана IV и его претензии на власть над государствами Великого Улуса

(1554-1556)

После падения Казани в Крым потянулись сотни беженцев. Те та­тарские мирзы, что оставались в землях Казанского юрта, подняли освободительное восстание,¹⁸ разослали по всем краям Великого Улуса призывы о помощи и, конечно же, ожидали, что крымский хан по­может им избавиться от захватчиков.

Но Девлет Герай не спешил в бой. Памятуя о провале прошлого похода на Москву, он вернулся к тому плану, что уже пытался осу­ществить вначале: собрать коалицию соседних правителей. Союза с ногайцами пока что не получалось, зато стали налаживаться добрые отношения с Хаджи-Тарханом, чей правитель, напуганный погромом в Казани, переменил свое отношение к Крыму. В волжской столице стали все чаще появляться послы Девлета Герая, от которых Ямгурчи получил в подарок 13 пушек, чтобы в случае надобности защититься от врага. Убедившись, что новый правитель Крыма не намерен вое­вать с ним, Ямгурчи разорвал свой союз с Московией и демонстра­тивно арестовал русского посланника в Хаджи-Тархане.¹⁹

На дипломатические успехи крымского хана с раздражением взи­рал ногайский нурэддин Исмаил,²⁰ который желал воцарить в Хаджи-Тархане собственного кандидата: хана-марионетку по имени Дервиш-Али. Исмаил был убежденным приверженцем Москвы — настолько ревностным, что ногайцы даже подозревали его в вероотступниче­стве.²¹ Другом Московии он стал не сразу, и был им лишь потому, что не смог найти других покровителей, которые поддержали бы его властные устремления. Не довольствуясь статусом второго лица в Ногайской Орде после своего старшего брата Юсуф-бея, Исмаил од­нажды попытался достичь первенства. С этой целью он обратился к османскому падишаху, обещаясь быть верным вассалом Стамбула, а взамен прося для себя титул султанского наместника над всею Ногай­ской Ордой. Но поскольку волжские дела находились в ведении Кры­ма, Сулейман I перепоручил решение этого вопроса Девлету Гераю.²² Хан отклонил предложение Исмаила, а нурэддин остался глубоко оскорблен тем, что султан не удостоил его личным ответом и предо­ставил решать его судьбу крымцам. С тех пор все надежды и устрем­ления Исмаила были связаны исключительно с Московией.

Победа Ивана IV над Казанью вселила в Исмаила надежду, что со­юз с русскими поможет ему достичь того могущества, о котором он давно мечтал. Поэтому нурэддин предложил московскому правите­лю вместе выступить на Хаджи-Тархан, сбросить Ямгурчи и воцарить Дервиш-Али, который стал бы верным слугой и Исмаилу, и Ивану. В итоге было решено отправить на Хаджи-Тархан совместную русско-ногайскую экспедицию: московские воеводы с пушками поп­лывут на судах вниз по Волге, а всадники Исмаила присоединятся к ним в степях.²³ Великий князь посоветовал Исмаилу заодно ударить и на Крым. Ожидалось, что Девлет Герай по приказу султана скоро уйдет воевать на Кавказ, и тут, по замыслу Ивана, ногайцы должны были вторгнуться на полуостров и угнать в плен женщин и детей. Дальней­ший расчет был таков: крымцы вернутся из похода, пойдут в Орду забирать свои семьи (и не вернутся оттуда живыми) — и тогда Крым станет безлюдным, а хан окажется беззащитен перед Исмаилом.²⁴

Весной 1554 года русские суда подошли к условленному месту на Волге, но ногайских войск нигде не было видно — Исмаилу было уже не до Крыма с Хаджи-Тарханом: он сражался за власть с собствен­ным братом Юсуфом. Не дождавшись ногайцев, тридцатитысячное московское войско продолжило путь и вступило в хаджи-тарханские окрестности. Сопротивляться столь многочисленной армии Ямгур-чи не мог, и потому счел за лучшее покинуть столицу. Его примеру последовали и горожане, опасавшиеся повторения казанской резни. Русские войска заняли город и разошлись по окрестностям в поисках хана. Они так и не нашли Ямгурчи, зато захватили его жен, которых хан отправил по реке на судах. Возведя на престол Дервиш-Али и взяв с него присягу на верность русскому правителю, воеводы покинули Хаджи-Тархан. Новый хан остался править юртом под надзором двух московских наместников и их военного отряда.²⁵

Исмаил праздновал победу: во-первых, он руками русских возвел на трон Хаджи-Тархана своего ставленника, а во-вторых, одержал верх над Юсуфом, убив старшего брата и отобрав у него бейский ти­тул. Мечта Исмаила исполнилась: он наконец-то стал предводителем Ногайской Орды. Однако радость победы омрачалась тем, что мно­гие ногайцы отказались признать своим правителем братоубийцу и московского приспешника. Воинственный и энергичный Гази-мирза собрал всех недовольных и увел их с Волги в кубанские степи, где ими была основана не зависимая от Исмаила орда, названная Улусом Гази или Малой Ногайской Ордой.²⁶ Многие ногайцы ушли от ненавистного бея еще дальше: в перекопские степи, где влились в улусы своих дальних крымских родичей из рода Мансур.²⁷ Так отчасти исполни­лась давняя мечта Гераев привлечь на свою сторону заволжских но­гайцев.

Поселившись по соседству с владениями Девлета Герая, Гази-мир­за стал его верным союзником. Между ханом и мирзой установились самые дружеские отношения: Девлет Герай очень ценил своего ново­го союзника и говорил, что Гази, хотя и не носил ханского титула, обладал всеми достоинствами выдающегося правителя. Его улус, по словам Девлета, служил «каменной стеной», заслонявшей Крымский Юрт от недругов, а воины Малой Ногайской Орды всегда сражались в авангарде ханских походов бок о бок с крымцами.²⁸ Гази-мирза стал аталыком для малолетних сыновей крымского хана: полностью дове­ряя ему, Девлет Герай отправлял своих детей на Кубань, где ногайские друзья учили юных султанов секретам боевого мастерства и вынос­ливости воина-степняка.²⁹

Тем временем изгнанный из Хаджи-Тархана Ямгурчи собрал силы и вернулся освобождать свою столицу. Попытка изгнать Дервиш-Али оказалась неудачной: против пушек русского гарнизона не устояли даже янычары, присланные на подмогу Ямгурчи из Крыма. Но вско­ре Дервиш-Али сам сообразил, что союз с Девлетом Гераем способен избавить его от тяжкой двойной зависимости от Исмаила и Ивана. Резко сменив политический курс, он восстал против своих прежних благодетелей, выгнал из Хаджи-Тархана русского наместника и стал помогать тем ногайцам, что враждовали с Исмаилом.³⁰

Для Девлета Герая, по сути, не имело значения, кто именно укре­пится на волжском престоле, — главное, чтобы там правил крымс­кий союзник. Потому Девлет помог Дервиш-Али, как ранее помогал его предшественнику: в Хаджи-Тархан было отправлено несколько пушек, 300 янычар и 700 крымцев. Среди последних были не только воины, но и опытные придворные служащие — как, например, Осман-дуван, который стал влиятельным советником при хане.³¹ Хаджи-тарханский правитель порвал с Москвой, обязался помогать ка­занским повстанцам³² и подружился с Крымом: Девлет Герай достиг своей цели.

Положение Исмаила стало незавидным: неблагодарный Дервиш-Али спутал ему все карты. Сотрудничество с Москвой очень дорого обошлось бею, которого покинули тысячи подданных, а Хаджи-Тар­хан, несмотря на смену хана, по-прежнему оставался под крымским влиянием. Видимо, Исмаил был просто-таки разъярен произошед­шим, если призывал своего московского покровителя не просто со­вершить новый поход на Хаджи-Тархан, но уничтожить город и истре­бить его население — так, чтобы «ни единого очага не осталось».³³

Ивана не пришлось торопить. В 1556 году он снарядил вторую экс­педицию на Хаджи-Тархан. Казаки вытеснили Дервиш-Али из города, а пришедшие вслед за ними стрельцы крепко засели в Хаджи-Тархане и соорудили там добротное укрепление под защитой пушек. Будучи не в силах выбить их оттуда, Дервиш-Али какое-то время скитался в степях вдоль границ своего юрта, а затем его войско начало разбе­гаться, причем прихватило с собой и крымские пушки. Дервиш-Али утратил последнюю надежду на успех и отправился в Азак, откуда отплыл в Стамбул. Целью его путешествия теперь стала Мекка, куда он, после всех потрясений, решил совершить хадж.³⁴

Хаджи-Тарханский юрт прекратил существование.

Исмаил не получил никаких выгод от своей затеи с Хаджи-Тарха­ном. Русские отказались делиться с ним плодами победы (ведь Исма­ил не участвовал в походах), и ногайцы не получили в покоренном ханстве ни постов, ни доходов, ни земель. Бею оставалось лишь жало­ваться в письмах Ивану: «Прежде ты нам говорил, что если возьмешь Казань, то нам ее отдашь; ты Казань взял, а нам ее не отдал. Потом Астрахань взял, хотел и ее также нам отдать, и не отдал».³⁵ Иван от­вечал, что ничего подобного он не обещал. Тогда Исмаил напоминал, что из-за преданности «белому царю»³⁶ он смертельно рассорился с братом, сыновьями, племянниками, что соотечественники называют его «русским», что он стал посмешищем для недругов³⁷ — но Ивану не было дела до его жалоб; мысли московского правителя были заня­ты уже совсем другим.

Верховенство над отдаленным и малолюдным Хаджи-Тарханом не сулило Крыму никаких материальных выгод — стоит еще раз вспом­нить, как Мехмед I Герай, приглашая Василия III к походу на Хаджи-Тархан, легко соглашался отдать союзнику все тамошние доходы, добавляя: «А мне бы только слава была, что город — мой». Как уже говорилось, у Гераев были другие резоны к овладению Нижней Вол­гой, последней твердыней рода Намаганов.³⁸

Что же касалось Ивана IV, то и его влекла в Престольный Край вов­се не жажда добычи и даже не забота о безопасности своих границ (ибо Хаджи-Тархан никогда не угрожал Московии), а та самая слава золотоордынского наследия, что позволила бы ему претендовать на обширные пространства обоих материков.

Еще в 1547 году великий князь московский провозгласил себя ца­рем. Никаких прав на этот высочайший титул он не имел, поскольку предки Ивана были не царями, а лишь великими князьями. С точки зрения крымских ханов Великое княжество Московское являлось од­ним из улусов Орды, и титул великого князя примерно соответство­вал чину улусного бея — такого, к примеру, как предводитель Мангытов при ордынском хане.³⁹ Это видно из переписки московских князей и мангытских беев начала XVI столетия: поскольку обе сто­роны считались равными по рангу, то отношения старшинства меж­ду ними определялись не титулами, а лишь разницей в возрасте, ко­торая и устанавливала, кто будет считаться «старшим братом», а кто «младшим».⁴⁰ Но ни один из мангытских беев, как бы ни был он мо­гущественен, никогда не осмеливался объявлять себя ханом — а ведь именно это сделал теперь амбициозный московский правитель. Неу­дивительно, что крымский двор не признал за ним этого статуса (как не признал и целый ряд стран в Европе).

Иерархия чингизидских и западноевропейских титулов не вполне тождественны между собою, но, в целом, титул хана можно соотнести с титулом короля. Однако Иван ставил себя выше европейских коро­лей и признавал равными себе лишь германского императора и ос­манского султана⁴¹ — стало быть, в глазах Крыма он дерзнул провозг­ласить себя даже не ханом, а «ханом над ханами», то есть, падишахом, хаканом...⁴²

Для споров с Западом у Ивана была готова легенда о происхож­дении московских правителей от древнеримских императоров,⁴³ а для споров с Востоком — труднооспоримый довод: кем же еще, как не «ханом над ханами», может зваться правитель, которому давно служат ханы-Чингизиды в Касимовском юрте? Недавние события на Волге лишь укрепили эту аргументацию: тот, кто овладел двумя ханствами, может являться лишь ханом («царем»).⁴⁴ Приверженцы Москвы в Великом Улусе (как, например, Исмаил), стремясь поль­стить своему покровителю, уже давно присвоили ему этот титул, величая Ивана «Белым падишахом» и даже заявляя — вопреки здра­вому смыслу — о его прямом чингизидском происхождении.⁴⁵

Так на просторы Улуса выступил самопровозглашенный хакан, на­мерившийся утвердить на смену Старому Сараю Бату-хана и Счастли­вому Сараю Менгли Герая свой «Новый Сарай»⁴⁶ Москвы. Он вступил в борьбу с природными потомками Чингиза за наследство Золотой Орды, и на его стороне стояли сила и военная удача. Для того, чтобы стать единовластным обладателем этого наследства, ему оставалось лишь победить нынешнего хакана Великого Улуса.

То есть, завоевать Крым.

РАНЕНЫЙ БАРС

Нападения на Крым днепровских и донских казаков — Неудачи очередных ханских походов на Москву — Переговоры Девлета Герая с Иваном IV — Сыновья и беи предостерегают хана от заключения мира с Москвой — Хан безуспешно требует от Москвы освободить Казань и Хаджи-Тархан

(1555-1565)

Московский царь, чье слово и дело редко расходились одно с другим, безотлагательно перешел в наступление на Крымский Юрт.

Еще в 1555 году, утвердив на хаджи-тарханском престоле Дервиш-Али, Иван IV пригласил Исмаила двигаться дальше. Царь звал ногай­цев ударить следующей весной на Крым и воцарить там московского ставленника — Джан-Темира, сына Дервиш-Али.⁴⁷ Но Исмаил опять увяз в междоусобицах, а Джан-Темир скоро потерял всякое доверие Москвы, поскольку его отец сбросил царскую зависимость и стал союзником Девлета Герая. Поэтому Иван решил действовать против Крыма самостоятельно.

Удобный для нападения момент настал, когда Девлет Герай отпра­вился в поход на Черкессию, где после падения Хаджи-Тархана назре­ла новая проблема: некоторые черкесские князья, надеясь с помощью царя выйти победителями в бесконечных внутрикавказских усоби­цах, начали переходить в московское подданство.⁴⁸

Едва хан покинул Крым, как Иван послал к границам Юрта воеводу Шереметева с 13-тысячным отрядом. Узнав о наступлении противни­ка, крымское войско повернуло от Кавказа на Москву. Однако, как и в прошлый раз, царь поджидал хана на подступах к своей столице в полной боевой готовности. Девлету Гераю пришлось опять разво­рачивать армию под Тулой и возвращаться в Крым. Ему перерезал дорогу Шереметев, в тяжелой битве с которым погибли два ханских сына — калга Ахмед Герай и Хаджи Герай. На помощь вовремя подос­пел третий сын Девлета — Мехмед, которому было поручено на вре­мя кампании охранять Крым. Узнав о затруднениях похода, Мехмед Герай рискнул оставить полуостров и поспешил к отцу. Шереметев был разгромлен, а крымское войско вернулось домой.⁴⁹

Тем временем Исмаил заявил Ивану, что готов продолжить непри­миримую борьбу с Крымом. Он брался сам выйти в поход и просил царя прислать к нему нового кандидата на крымский престол — Алек­сандра, десять лет назад родившегося в Казани под именем Отемиш Герай,⁵⁰ но Иван предпочел не рисковать столь ценным пленником.

Похоже, в Крыму росло разочарование ханом, который за считан­ные годы выпустил из рук всю волжскую часть Великого Улуса и бес­славно вернулся уже из второго похода на Москву. Исмаил уверял царя, что крымская знать готова свергнуть своего правителя.³¹ Бей знал, о чем говорил: против Девлета Герая в Бахчисарае был состав­лен заговор, во главе которого стоял Тохтамыш — живший в Крыму брат небезызвестного Шах-Али. Покушение сорвалось: хан узнал о его подготовке и Тохтамышу пришлось бежать из Крыма.⁵²

Весной 1556 года Девлет Герай в третий раз повел своих людей на Московию и вновь потерпел неудачу: проведав от беглых пленников о приближении крымцев, Иван успел перекрыть пути к Москве.

Тогда Девлет решил идти на Черкессию и завершить прерванный прошлогодний поход — но невезение как будто следовало за ним по пятам. Хану пришлось отменить кавказскую кампанию и с пол­дороги вернуться домой: стало известно, что на крымских границах появились царские казаки, спустившиеся в судах по Днепру и по До­ну. Пользуясь отсутствием хана, днепровский отряд захватил и раз­грабил крымскую пограничную крепость Ислям-Кермен и напал на Ак-Чакум. Вся ханская армия рванулась к Днепру, чтобы перехватить нападавших — но те отбили преследование и ускользнули.⁵³

Это была явно не последняя атака, поскольку на подмогу русским вышел украинский князь Дмитрий Вишневецкий. Будучи знатней­шим вельможей и управляя от имени польского короля всем украинс­ким Поднепровьем, Вишневецкий задумал добиться еще большей са­мостоятельности. Он стал (в точности, как нурэддин Исмаил) искать себе нового покровителя, причем его поиски тоже начались со Стам­була. Потерпев неудачу в переговорах с турецким султаном, Вишне­вецкий обратился к Девлету Гераю. Князь просил у хана земель на Днепре, обещая взамен воевать против короля на стороне Крыма.⁵⁴ Когда и это предложение было отвергнуто, Вишневецкий перешел на службу к московскому царю — тот принял его с готовностью.

Вначале князь отправил трехсотенный отряд на помощь царским казакам в их речной вылазке на Ислям-Кермен, а затем и сам встал у крымских границ на днепровском острове Хортица, вооружившись там захваченными в Ислям-Кермене пушками. Девлет Герай осадил Хортицу и со второй попытки выбил Вишневецкого оттуда, но тот вскоре вернулся с московским войском и подступил к самому Пере­копу.⁵⁵

Натиск на Крым усиливался с каждым годом. В 1558 году Вишне­вецкий наступал на Юрт уже с Дона, а вниз по Днепру следовала ка­зацкая флотилия Адашева. Выйдя из реки в море, Адашев высадился на крымском степном побережье и разграбил близлежащие селения.⁵⁶ Тем временем на востоке Вишневецкий осаждал Азак, а подвластные царю черкесы попытались вторгнуться в Крым через Керченский пролив — но Девлет разгромил кавказцев и схватил их вожаков.⁵⁷

Царь явно пытался взять Крым в клещи с двух сторон: днепров­ские казаки опустошали окрестности Перекопа, а донские нападали на Керчь. Вместе с ними действовали ногайцы Исмаила, раз за разом пытавшиеся прорваться через перешеек вглубь полуострова.⁵⁸ Крым снова, как во времена борьбы с волжской Ордой, оказался на осадном положении. Материковые владения ханства опустели: их обитатели либо бежали в Крым от казаков, либо были угнаны в орду Исмаила. Бедственное положение усугублялось жестокой засухой с ее неизмен­ными спутниками: голодом и чумой.

Крымский Юрт, пожалуй, еще не испытывал в своей истории столь­ко бедствий одновременно. Крым оборонялся на все стороны, как раненый барс, а враги наседали на него с запада и с востока, с суши и с моря...

Девлет Герай опять направил армию на Москву — но и четвертый поход, подобно первым трем, не достиг цели. Прорвать укреплен­ные линии московских стрельцов и пушкарей мог бы большой отряд янычар, и Девлет не раз просил султана о помощи — но получал в ответ лишь благословения действовать самостоятельно.⁵⁹ Османы не собирались выступать вместе с ханом на Москву, тем более, что та уверяла в своем миролюбии по отношению к Стамбулу, так, Адашев отобрал из захваченных им в Крыму невольников всех турок и отпус­тил их, говоря, что царь воюет лишь с ханом, а с султаном хочет жить в мире.⁶⁰

Неизвестно, как долго еще пришлось бы Крыму отражать непри­ятельские атаки, но вскоре обстоятельства переменились: Вишне­вецкий поссорился с царем и покинул русскую службу, а Иван IV переключился на завоевание Ливонии.⁶¹ Сражаться одновременно на два фронта царь не мог; ему пришлось выбирать между завоеванием Крыма и Прибалтики. Иван выбрал Ливонию: она лежала ближе и вы­глядела более легкой добычей, а покорение Крыма, как показал опыт, оказалось далеко не столь простым делом, каким виделось поначалу. Хотя крымскотатарской коннице пока что не удавалось дотянуться до царской столицы, ее непрестанные удары наносили сильный ущерб окраинам Московского царства, и Иван, прикрывая столицу, был вы­нужден неотлучно стоять на страже своих южных границ. Потому, начиная войну на западе, московский правитель нуждался в прочном мире с ханом.

Царь написал хану письмо, где ностальгически вспоминал времена Ивана III и Менгли Герая, когда Москва и Крым были союзниками.⁶² Правда, оставалось опасение, что Девлет Герай тоже углубится в ис­торию и найдет пример еще более крепкого союза — того, который имел место два века назад, в эпоху Ивана I и Узбека, когда князь ис­правно платил хану дань и не смел усомниться в своем подчиненном статусе. На случай, если хан приведет подобный довод, у московских послов был приготовлен ответ: мол, крымцам известно, в чьи руки пе­решел теперь волжский юрт Узбек-хана, и кто кому должен бы теперь платить по обычаю дань.⁶³ Однако Девлет Герай не стал затрагивать этой темы, а лишь проницательно отметил, что дружба Менгли Герая с Москвой помогла Ивану III изрядно расширить свое государство, а Крыму не принесла ничего, кроме бесполезных подарков.⁶⁴

Девлет Герай выражался сдержанно, но на самом деле весьма желал примириться с Московией, поскольку затянувшаяся полоса неудач уже начинала угрожать ему потерей власти. Череда посто­янных провалов и бедствий могла привести подданных к подозре­нию, что это вовсе не случайность, а знак неблагорасположения Все­вышнего, что над ханом тяготеет какое-то проклятие, что у него дурной глаз и дурное предначертание судьбы — и объяснение этому тотчас нашлось бы в обстоятельствах прихода Девлета Герая к вла­сти... А заработав в народе репутацию «несчастливого хана», мож­но было навсегда забыть о какой-либо поддержке подданных.⁶⁵ Хан нуждался в мире.

Кроме того, Девлет Герай, вопреки собственным заявлениям, от­нюдь не считал бессмыслицей и подарки московского двора — во­прос был лишь в том, сколько их будет прислано; а ведь именно сей­час появилась надежда, что прислано будет очень много: за Ливонию вступилась Польша, начался очередной русско-польский конфликт, и правители обеих держав пытались склонить крымского соседа каж­дый на свою сторону. То царь, то король попеременно предлагали ха­ну все более и более высокое вознаграждение за заключение союза, и Девлет Герай чувствовал себя хозяином положения на этом «дипло­матическом аукционе». Ставки, сделанные царем, выглядели более привлекательно, и хан охотно пошел на союз с Московией, поспешив подкрепить его клятвой. Теперь, по обычаю, мирный договор должна была утвердить своей присягой и крымская знать. Однако здесь Девлет Герай столкнулся с упорным отказом.

Беи и мирзы, при полной поддержке ханских сыновей, собрались на совет и постановили, что вступать в союз с Московией будет опас­ным безрассудством: Иван IV захватил Казань и Хаджи-Тархан, рас­пространяет власть на ногайцев и черкесов, и если теперь он, замирив дарами хана, победит еще и польского короля — то с удвоенной си­лой обернет оружие против Крыма. Казанские мирзы-беженцы напо­минали, что в свое время царь преподносил богатые дары и Казани, а затем захватил ее.⁶⁶ Девлет остался в меньшинстве: даже его собствен­ная мать поддержала мнение беев.⁶⁷

Хану пришлось оставить соображения материальной выгоды и выставить перед царем принципиальное условие: если Иван хочет мира с Крымом, он должен освободить Казань и Хаджи-Тархан — ли­бо, как минимум, восстановить в Казани вассальное ханство, поса­дить там правителем Адиля Герая и выплачивать Крыму дань в том размере, в каком ее получал Мехмед I Герай после победного похода к Москве.⁶⁸ Царь не принял этих условий. Единственное, на что он со­гласился — это назначить одного из сыновей Девлета вассальным ха­ном в Касимове.⁶⁹

Здесь исчерпалось терпение и у самого Девлета Герая.

Небо тому было свидетель: ради спокойствия Юрта хан был готов на самые далекоидущие компромиссы. В эти годы Крым неожидан­но стал тем, чем его давно мечтали видеть прежние ханы: центром притяжения для всех народов бывшей Орды, которые теперь искали у Крыма защиты и смотрели на хана как на избавителя. Посланцы из Поволжья звали Девлета Герая в свои края, где население давно гото­во восстать против русских и ждет лишь подмоги из Крыма; друзья-черкесы призывали его на защиту Кавказа, где царские воеводы уже расставляли свои гарнизоны — однако хан, в надежде на успех пе­реговоров с Иваном, не откликнулся на их призывы.⁷⁰ Ради мира с царем он едва не рассорился с первыми лицами своего государства, а взамен не видит никаких ответных шагов Ивана, кроме согласия взять в услужение ханского сына, да жалких подачек, присланных в дар, наподобие кафтана с царского плеча и чаши с царского стола.⁷¹

«То, что ваш государь просит у меня сына в Касимов, так в этом я не нуждаюсь: сыну моему и у меня есть, чем прокормиться. А если не отдаст мне государь ваш Хаджи-Тархана, то его возьмет турецкий султан»⁷² — бросил Девлет Герай очередному царскому посланцу.

Были причины, по которым упоминание о султане вызывало у Девлета Герая не меньшую досаду, чем неуступчивость царя. Но дру­гих доводов у хана на сегодняшний день уже не оставалось.

ТОЧКА НА КАРТЕ

Османский проект строительства канала между Доном и Волгой — Доводы Девлета Герая против этого замысла — Подготовка экспедиции 1569 года — Провал проекта — Попытка взятия Астрахани османами — Трудности возвращения из похода

(1568-69)

Что же заставило Девлета Герая вспомнить в связи с Хаджи-Тарха­ном о султане?

Жители Поволжья слали призывы о помощи не только в Бахчиса­рай, но и в Стамбул. В султанскую канцелярию поступали петиции казанцев, хаджи-тарханцев, ногайцев и черкесов с просьбой прийти и освободить их от захватчиков. Вскоре к падишаху стали прибывать послы и из еще более дальних краев: ханы Бухары и Хорезма жало­вались, что русские воеводы перекрыли путь через Хаджи-Тархан, которым издавна ходили среднеазиатские купцы и паломники.⁷³

К этому времени при стамбульском дворе уже несколько лет обсуж­дался грандиозный проект: речь шла о прорытии судоходного канала между Доном и Волгой. Одним из главных приверженцев этой идеи был султанский дефтердар Касым. Он убеждал, что Турция, перепра­вив по каналу флот в Каспийское море и высадив янычарский десант на иранском побережье, сможет, наконец, окончательно победить Персию.⁷⁴

Сулейман I усомнился в целесообразности этой затеи, но все же в 1563 году призвал Девлета Герая к участию в постройке канала.⁷⁵ Хану не понравилась попытка вмешательства Стамбула в волжские дела. Он вовсе не желал делиться в этом краю влиянием с османами: «Этак и Крым не останется в наших руках!» — воскликнул он, узнав о наме­рении султана.⁷⁶ Поэтому, приложив все свои силы, Девлет Герай от­говорил Сулеймана от экспедиции.⁷⁷

Но в 1566 году 71-летний падишах умер, и на смену старому пра­вителю пришел его сын Селим II, родившийся от знаменитой Роксоланы и прославившийся в истории под красноречивой кличкой «Селим-Пьяница». Настойчивый Касым не замедлил познакомить его со своим проектом, а здесь как раз подоспело и очередное среднеазиат­ское посольство. Новый султан решил разрубить весь узел волжских проблем единым махом: он приказал построить канал и освободить Хаджи-Тархан от русских.

Касым добился своего: к весне 1568 года он получил титул па­ши, ранг кефинского бейлербея и широкие полномочия командира будущей кампании, а Девлету Гераю был послан султанский указ, обязывавший хана немедленно выступать на Волгу вместе с Касым-пашой.⁷⁸

Распоряжение падишаха заставило Девлета Герая задуматься. Его раздражала и категоричность нового султана, и настырность Касыма, который сумел-таки поставить хана на службу своей затее. Но еще более его рассердило то, что Селим собрался послать в волжский по­ход Крым-Гирея (родича последних хаджи-тарханских ханов) и на­значить его правителем Престольного Края.⁷⁹ Получалось, что султан отнимает у Гераев их старую привилегию ведать волжскими делами, да еще и пытается вернуть Волгу Намаганам! Перспектива воссозда­ния намаганского ханства под эгидой Османов была совершенно не­приемлема для крымского правителя: ведь кто бы мог поручиться, что падишах не соблаговолит отдать им когда-нибудь и Крым?

Девлет Герай привел немало резонных доводов против задуманной султаном кампании. Этой весной, — писал он Селиму, — поход на­чинать уже поздно, летом армия будет страдать в безводных краях от жажды, а зимой южане-турки не вынесут степных морозов. Из-за прошлогоднего неурожая невозможно сделать достаточных запасов продовольствия для войск, да и самих бойцов в Крыму сейчас не на­брать: Адиль и Гази Гераи увели всех в поход на окраины Московии. Наконец, Девлет пытался задеть честолюбие султана: «Если мы Хад­жи-Тархана не возьмем, то это будет бесчестье тебе, а не мне».⁸⁰

Султан и слышать не хотел об отмене похода и лишь слал в Крым новые распоряжения о его подготовке. Он, правда, попытался успоко­ить Девлета, отказавшись от замысла поставить Крым-Гирея хаджи-тарханским правителем и пообещав, что по окончании похода выдаст его хану,⁸¹— но Девлет Герай не верил падишаху. Хан хотел было сам договориться с Москвой до прихода турок, предупредив царя о гря­дущем походе и посоветовав, чтобы тот лучше подобру отказался от Хаджи-Тархана в пользу Крыма или хотя бы создал там зависимое от Москвы ханство под управлением кого-либо из родичей Девлета Герая — но и из этого ничего не вышло.⁸²

Девлету удалось оттянуть выступление лишь на год. К лету 1569 го­да усилиями султана и Касым-паши подготовка к кампании была за­вершена: в Кефе стояли десятки турецких судов с продовольствием и артиллерией, а также строительными инструментами для рытья ка­нала. Сборами пришлось заняться и хану: он созвал в поход крьшцев и пригласил на помощь ногайцев из Малой Ногайской Орды.

В июне объединенное войско двинулось в путь. Касым-паша коман­довал 25 тысячами османских воинов, а Девлет Герай — 50 тысячами крымской и малоногайской конницы.⁸³ Армия направлялась к точке, где русла Дона и Волги ближе всего сходились друг с другом: в этой местности, называвшейся Эрдильме⁸⁴ (Переволока), и предстояло вырыть канал. Сюда же должны были подтянуться по Дону и турец­кие суда с инструментами и запасами. Это был звездный час Касым-паши, который, не иначе, мечтал, что успех предприятия вознесет его на пост везиря.

Наконец, в августе все силы собрались на Эрдильме. Унылый пей­заж, открывшийся взорам участников похода, похоронил честолюби­вые надежды Касым-паши. Точка на карте превратилась в многоки­лометровый клин спекшейся степной земли, что выгнулся широким горбом между руслами двух рек. Было очевидно, что канал здесь не прорыть даже усилиями «всей Турции за сто лет» — как образно по­яснили паше пришедшие с ним стамбульские инженеры.⁸⁵

Девлет Герай предложил Касыму возвратиться обратно, но тот не желал сдаваться: ведь оставалась еще вторая часть задания.⁸⁶ Просто­яв в замешательстве две недели на Переволоке, Касым нашел выход: он приказал вытащить суда на берег, поставить их на катки из бревен и катить к Волге, чтобы поплыть на них далее к Хаджи-Тархану. Но и это не удалось: галеры оказались слишком велики и тяжелы, чтобы их можно было перетащить из реки в реку.⁸⁷

Касым, холодея, представлял встречу с султаном, а Девлет Герай счи­тал дни до возвращения в Крым, но тут к паше явилась неожиданная подмога. К нему пришли хаджи-тарханцы, которые объяснили, что перетаскивать суда незачем: пусть турки идут сушей к Хаджи-Тарха­ну, а они тем временем достанут для них на Волге новые корабли.⁸⁸ Обрадованный паша повелел своему флоту возвращаться в Азак, а оставшиеся войска повел к Хаджи-Тархану, Девлету Гераю пришлось последовать за ним.

Шел уже сентябрь, когда экспедиция добралась до Хаджи-Тархана и вступила в него. Но занять запустевший город еще не означало по­беды: главной и самой трудной задачей было взятие новой русской крепости Астрахань, построенной ниже по течению на противопо­ложном берегу.

Касым-паше опять пришлось размышлять, как быть дальше, а тем временем к нему прислал послов Тин-Ахмед, бей Большой Ногайс­кой орды. Бей был готов отрядить войска на помощь Касыму и даже признать себя слугой падишаха, но предупреждал пашу, чтобы турки ни в коем случае не доверяли крымцам, и приводил длинный список претензий к хану.⁸⁹

Расположившись в шатрах в старом Хаджи-Тархане, Девлет Герай обсудил эту новость со своими беями и мирзами. Беи напомнили, как почти полвека назад в эти края ходил Мехмед I Герай, как он победо­носно вошел в Хаджи-Тархан, а затем был предательски убит вместе со своим сыном ногайскими предводителями.⁹⁰

Хан и без того беспокоился за оставленный без надзора Крым, а те­перь ему приходилось вдобавок неусыпно следить за Тин-Ахмедом, который открыто заявлял туркам о своей кровной вражде с Гераями⁹¹ и пытался настроить пашу против крымских татар. Девлет Герай стал собираться в обратный путь.

Касым-паша рассчитывал сделать подкоп под Астраханскую крепость, поместить туда бочки с порохом и развалить стены взры­вом. Но саперы, разобравшись, сказали, что это невозможно: из-за близости реки подкопы сразу наполнятся водой. Оставался толь­ко штурм, но подойти к астраханским укреплениям османам мешал огонь русских крепостных орудий, а собственную дальнобойную ар­тиллерию паша, как назло, отправил на судах с Эрдильме обратно в Азак.⁹²

Поход явно не удался — но возвращаться к султану с докладом о полном провале было немыслимо. Крепость следовало взять любой ценой, даже если для этого придется зимовать рядом с ней. Едва за­слышав о зимовке, турецкое войско взбунтовалось. Ранняя и холод­ная осень предвещала скорый приход тех лютых степных буранов, о которых османские воины уже были наслышаны от своих крымских союзников. Кроме того, самонадеянный паша взял продуктового за­паса лишь на 40 дней, а нищие хаджи-тарханцы и ногайцы не могли всю зиму кормить огромную армию. Войску угрожал голод. «Мы все уходим вместе с ханом!.. Все, что хан писал падишаху, и что он гово­рил нам и тебе на Эрдильме — все так и случилось!» — кричали паше возмущенные янычары.⁹³

Хан повел войско назад, к Азаку. Едва армия тронулась в путь, как навстречу ей прискакал гонец с посланием от султана. Селим II разре­шал Девлету вернуться в Крым, оставив с османами Мехмеда и Адиля Гераев, а Касым-паше приказывал остаться на зимовку у Волги и ждать весной подкрепления.⁹⁴ Но янычары отказались подчиниться даже сул­тану, которого, как и пашу, честили за безрассудную авантюру.

Обратная дорога к Азаку заняла целый месяц. Поговаривали, что Девлет Герай намеренно повел Касым-пашу кружным путем по пу­стынным степям Предкавказья, чтобы отбить у него охоту когда-либо возвращаться сюда.⁹⁵ Иной раз на протяжении трех дней пути войско не встречало ни единого родника. Было праздником, когда от­ряды набредали на соленое озерцо: несчастным приходилось пить даже такую воду и поить ею таявшие с каждым днем табуны. Ногайцы чувствовали себя здесь, как дома; крымцев спасало то, что каждый из них имел по несколько выносливых лошадей; а вот пешим яныча­рам и потерявшим коня сипахиям приходилось очень туго. В турец­ком обозе оставалось немало денег для уплаты жалования, и ногай­ские воины из Улуса Гази просто-таки озолотились на этом перехо­де, продавая османам сухари, горох и муку по фантастическим ценам (сами ногайцы вполне довольствовались мясом умиравших от жаж­ды лошадей).⁹⁶

На этой страшной дороге погибла половина османских воинов, а выжившие говорили, что даже в самых тяжелых прежних походах они не бывали так изнурены и измучены.⁹⁷

Когда Селиму II доложили об итогах экспедиции, он с присущей ему лихостью тут же приказал казнить Касым-пашу и Девлета Герая. К счастью, хан вовремя дознался об этом. Девлет обратился к сест­ре падишаха, Михримах-Султан и послал богатые дары верховному везирю Мехмед-паше, прося обоих замолвить за него слово. Селим снизошел к просьбе сестры, но пообещал, что рано или поздно все равно расправится с Девлетом.⁹⁸

Теперь Девлет Герай настороженно ожидал вестей из Стамбула: не намерен ли султан организовать следующей весной повторный поход на Волгу (тем более, что его об этом просил в письмах Касым-паша, желавший спасти свою карьеру)? Ответ был дан султанским указом, присланным в конце того же года: Селим II объявлял, что новых по­ходов на Волгу не будет, и приказывал всем османским войскам воз­вращаться по домам. Как говорили очевидцы, хан был весьма обра­дован этим известием.⁹⁹

ПЕПЕЛ ПО ВЕТРУ

Готовность подданных защищать своего хана — Поход Девлета Герая к Козельску, встреча с беглыми боярами — Перемена цели похода и выступление на Москву — Сожжение Москвы в 1571 году — Переговоры Девлета Герая с Иваном IV

(1571)

Девлет Герай умело пресек посягательства Селима II на исконное наследство потомков Чингиза, Престольный Край, однако и сам ничуть не приблизился к обладанию этим наследством: Тахт-Эли по-прежнему оставался в руках московского недруга.

Хан откровенно поделился с царем своим нежеланием видеть турок на Волге и даже намекнул, что это именно он спас русскую Астрахань от османов, однако Иван не пожелал понять этого намека и не стал ничуть сговорчивее.¹⁰⁰ Турки же, потерпев неудачу, предпочли сохра­нить с русскими мир, отказались от претензий на Хаджи-Тархан, а всю вину за недружественный демарш взвалили на крымцев — даже главный герой провалившейся кампании, Касым-паша, без стыда за­являл царским послам, что поход был затеей Девлета Герая.¹⁰¹

Намерение Селима II погубить Девлета вызвало в Крыму всеоб­щее возмущение. Подданные наконец-то стали уважать своего ха­на — если и не за военные успехи (которыми тот пока что не мог похвалиться), то за его самостоятельность и независимость. Казалось бы, Девлет, родившийся и выросший в Стамбуле, должен был стать правителем наподобие памятного всем Саадета Герая — то есть, вер­ным султанским вассалом, равнодушным к местным политическим традициям. Судя по всему, поначалу так оно и было, ибо в письмах царю, написанных по свежим следам казанской катастрофы, Девлет Герай скорбел не столько о гибели волжских юртов, сколько о собс­твенном престиже: так, в одном из посланий он с досадой вопрошал Ивана, почему тот не взял Казань при Сахибе Герае, а сделал это при нем, Девлете?¹⁰² Однако за годы, проведенные на крымском престо­ле, бывший султанский воспитанник вырос в достойного преемника прежних хаканов и стал сознавать, что за чин он носит, — Селим до сих пор кипел возмущением, прослышав, что Девлет Герай считает свой титул выше титула османского султана.¹⁰³

Агрессия Москвы и двуличие Стамбула сплотили Крым вокруг хана. «Московский царь и турецкий султан помирились, — говорили крымцы, — а нашего хана султан хочет погубить». Подданные приходили к Девлету Гераю и клялись, что готовы стоять вместе с ним и против ца­ря, и против султана. «А если не хватит сил, — решительно добавляли они, — то погибнем все вместе, но не сдадимся никому».¹⁰⁴

Весной 1571 года Девлет Герай отправился со своим войском в оче­редной поход на Московию. Как показал опыт предыдущих кампа­ний, русские научились хорошо оборонять свою столицу, перего­раживая дороги к ней засеками и постоянно держа на речных пере­правах вооруженные пушками отряды. Эта стража уже не раз пре­граждала Девлету путь к Москве, а надеяться на помощь османов не приходилось.

Избегая повторения прежних неудач, Девлет Герай в этот раз не строил амбициозных планов взятия Москвы и определил целью по­хода окрестности Козельска.¹⁰⁵ Это позволяло напомнить царю, что хан не отступается от своих требований, а заодно и «подкормить» во­енной добычей свою армию, которая после двух неурожайных лет и тягот волжского похода сильно нуждалась в этом. С ханом шло 40 ты­сяч человек,¹⁰⁶ многие из которых были участниками Хаджи-тархан-ской кампании. Эти люди терпели нужду больше прочих, поскольку, отправляясь на войну, крымский воин нередко брал взаймы лошадей и снаряжение под залог будущих трофеев, а хаджи-тарханский поход принес участникам лишь убытки и, соответственно, долговое бремя.

Когда крымские войска вступили в пределы Московии, у Девлета Герая состоялась неожиданная встреча, круто развернувшая весь ход кампании. Перед ханом предстали шестеро молодых русских бояр, явившихся в ханский лагерь и потребовавших немедленной встречи с крымским правителем. Девлет Герай услышал от них удивительные вещи.

Ни для кого за пределами Московии не составляло секрета, что Иван IV не зря носил прозвище «Грозный» и славился не только как заво­еватель соседних стран, но и как тиран собственных подданных. Его непрекращающиеся расправы с истинными и мнимыми противника­ми поражали своим изуверством всю Европу, которую в те суровые времена было очень непросто удивить жестокостями. Год назад, на­пример, Иван Грозный совершил «победоносный поход» против на­селения Новгорода, заподозренного в измене царю. Личная царская гвардия, «опричники», за шесть недель истребила и замучила в Нов­городе тысячи русских жителей города.¹⁰⁷ Вслед за этим Иван IV взял­ся за московских бояр, которые якобы симпатизировали новгородцам. На одной из московских площадей были вкопаны виселицы, и царь на глазах у толпы устроил кровавую расправу, предав сотни людей лютой смерти, причем для каждого был изобретен свой мучительный способ казни.¹"⁸ Это событие было лишь одним эпизодом из многолет­ней кампании царских репрессий против боярского сословия. Неуди­вительно, что некоторые бояре, успевшие бежать от царской ярости, в отчаянии мечтали даже об иноземном вторжении в собственную стра­ну, лишь бы оно положило конец правлению тирана.

Эту мысль разделяли и те шестеро, что явились в походный шатер Девлета. Они пообещали хану, что покажут дорогу, по которой крым-цы смогут без помех пройти к Москве. Беженцы поведали, что в по­следние два года Московия сильно ослабела от неурожая и эпидемии чумы, что большая часть царской армии брошена на Ливонию, а сам Иван, хотя и стоит у столицы, располагает незначительными силами. Помня о четырех предыдущих неудачах, Девлет Герай, видимо, дале­ко не сразу поверил боярам, но те настаивали и уверяли: «Мы прове­дем тебя через Оку, и если тебе до самой Москвы встретится какое-нибудь войско, то вели нас казнить».¹⁰⁹

Тогда Девлет Герай доверился нежданным союзникам и приказал своим отрядам следовать за ними.

Бояре не обманули хана. Девлет Герай переправил свою немалую армию через Оку, оставшись незамеченным царскими сторожевыми заставами. Преграда, которая когда-то остановила Сахиба Герая, пе­ред которой не раз приходилось поворачивать назад самому Девлету, была преодолена. Заслышав о том, что крымцы вот-вот появятся у самой Москвы, всесильный царь оставил воеводу Ивана Бельского защищать город, а сам бежал в Ростов.

Подойдя к русской столице, крымское войско без труда отбросило отряды Бельского со своего пути и заставило воеводу скрыться под защитой кремлевских стен. Девлет Герай поставил свой шатер близ царской резиденции в Коломенском, а Мехмед и Адиль Герай, сопро­вождавшие отца, расположились возле Воробьевых Гор. Крымские всадники разошлись по сторонам, опустошая окрестности и собирая добычу.

Назавтра, 3 июня 1571 года, Девлет Герай встал на возвышенности над городом, откуда открывался широкий вид на Москву. Хан видел, как 20-тысячный рой конницы рассыпался вокруг города — и вскоре над крышами деревянных зданий там и здесь заплясали языки пла­мени. В этот день над Москвой стояла странная погода: в небе соби­рались тучи, между ними порой проблескивали молнии, доносились раскаты грома — но ни капли дождя не падало на землю: это была редкостная «сухая» гроза. Как и бывает при грозе, после затишья под­нялся сильный ветер. Его порывы мгновенно раздули пламя пожа­ров, и вскоре огонь уже несся по городу сплошной стеной, превращая Москву в гигантский ревущий костер. Ханские воины, бросившиеся было грабить дома, в спешке покидали город (некоторые не успевали выбраться и гибли в пламени), а конница окружила эту адскую топ­ку, захватывая в плен тысячи горожан, бежавших прочь из Москвы. Ветер усиливался, бешеный вихрь жара и пепла заставил даже хана отступить чуть подальше. Тем временем в городе плавились и сте­кали со звонниц в землю колокола, лопались решетки на окнах цар­ских хором, одно за другим рушились горящие здания, а москвичи, рвавшиеся в запертый изнутри Кремль, во множестве гибли от огня и давки. Впрочем, спасения не было и в Кремле: находившийся там Бельский задохнулся от дыма. Время от времени, сотрясая землю, над городом поднимались громовые облака взрывов: это взлетали на воз­дух пороховые погреба вместе с окружавшими их постройками.¹¹⁰

За считанные часы Москва сгорела дотла.¹¹¹ Лишь черные стены Кремля высились над дымящимся пепелищем.

Девлет Герай развернулся и пошел домой в Крым. С дороги он по­слал к Ивану гонца, который явился перед московским правителем и спросил его: по душе ли ему пришлось наказание огнем? Затем гонец преподнес Ивану ханский подарок — длинный нож, которым великий князь, при желании, может зарезаться и тем самым избавить себя от невыносимого позора. Грозный в ярости рвал на себе волосы и бороду, желал убить посланца, но не посмел сделать этого.¹¹² Ханские насмеш­ки были вступлением к тому главному, что желал передать Ивану Девлет Герай: «Жгу и опустошаю все из-за Казани и Хаджи-Тархана, а бо­гатства всего мира считаю за пыль, надеясь на Божье величие. Я при­шел на тебя, сжег твой город, хотел твоего венца и головы, но ты не пришел и не встал против нас, а еще хвалишься, что «Я, дескать, мо­сковский государь»! Если б были в тебе стыд и мощь — то ты бы при­шел и стоял против нас. Захочешь быть с нами в дружбе — отдай наш юрт, Казань и Хаджи-Тархан. А захочешь казной и деньгами дать нам богатства всего мира — этого нам не надо, желание наше — Казань и Хаджи-Тархан; а дороги в твоей стране я видел и изучил».¹¹³

Для Девлета Герая наступил звездный час. Кто бы посмел теперь на­звать «несчастливым» хана, который после двадцати лет выжидания нанес врагу удар в самое сердце? Хана, который повторил поход вели­кого Тохтамыша, в 1382 году тоже превратившего Москву в руины?

Сообщив о победе султану, Девлет Герай удостоился от него лишь немногословной сдержанной похвалы.¹¹⁴ Селим II, похоже, был уяз­влен новостью: ведь хан за один день, без огневой поддержки яны­чар, блестяще справился с самой Москвой — тогда как Касым-паша с вдвое большим войском две недели бесполезно простоял под Астраханью и отступил назад. Падишах тоже послал царю требова­ние очистить Волгу, но внес туда свои коррективы: во-первых, остав­ляя Казань Девлету Гераю, Селим «зарезервировал» Хаджи-Тархан для себя. Во-вторых, хан упоминался в письме к Ивану не под своим обычным титулом, а под неопределенным термином «эмир», под ко­торым можно было разуметь как суверенного правителя, так и всего лишь провинциального наместника.¹¹⁵ Скрытый спор хана и султана о том, чей титул выше, явно продолжался.

Подавленный позорным разгромом, Иван Грозный в переписке с Крымом принял смиренный тон вассала, употребляя униженное вы­ражение «бить челом», обычное когда-то в обращении московских князей к ордынским владыкам. Царь соглашался отдать Хаджи-Тар­хан и желал лишь выяснить, на каких условиях Девлет согласен при­нять юрт: можно ли, чтобы Адиль Герай (которого Девлет прочил в правители Тахт-Эли¹¹⁶) был вассалом не крымского, а московского правителя? Можно ли, чтобы при нем постоянно пребывал царский представитель? В ответ Девлет Герай указал, что речь шла не только о Хаджи-Тархане, но и о Казани. Иван не спорил, и предлагал уладить этот вопрос, обменявшись специальными посольствами.¹¹⁷ Заодно царь прощупывал почву: что скажет Девлет Герай, если вместо осво­бождения юртов Москва предложит хану большие деньги? Но здесь Девлет Герай, вопреки своему обыкновению, остался равнодушен: ведь он после многих лет неудач наконец-то заслужил имя и славу, ко­торых не купить ни за какое золото, а грядущее освобождение Волги обещало эту славу весьма преумножить...

Если поражение и сбило с царя спесь, то отнюдь не лишило его хит­рости. Иван желал подольше протянуть время в переговорах (ведь посольства можно было готовить и год, и более), чтобы успеть опра­виться от удара и собрать силы. Покладистость в вопросе о Хаджи-Тархане тоже была не случайна: ведь, помимо Девлета, на Тахт-Эли претендовал и Селим, что порождало надежду сыграть на противоре­чиях Бахчисарая и Стамбула.

Девлет Герай сразу понял уловку Ивана IV и не дал втянуть себя ни в денежный торг, ни в дипломатическую волокиту. Хан стал готовить на следующий год новый поход на Москву.

ГУЛЯЙ-ГОРОД

Девлет Герай намерен вернуть ордынские порядки в отношениях с Московиеп Очередной поход на Москву, поражение в битке при Молодях — Пленение предводителя Мансуров Деве-бея — Последующие переговоры хана с царем — Кончина Девлета I Герая — Ханская мечеть в Гезлеве

(1572-1577)

Крымские писатели и дипломаты любили вспоминать историю ми­нувших столетий и сравнивать свершения прежних лет с событиями современности. Среди прочих деятелей прошлого в Крыму хорошо помнили Тохтамыша, который некогда вывел Великий Улус к былой славе от усобиц и упадка. Гераи гордились своим родством с ним. Не приходится сомневаться, что после победоносного похода на Москву имя Тохтамыша не раз звучало под сводами Ханского дворца рядом с именем Девлета Герая. В самом деле: еще ни один крымский хан не приближался настолько к образу великого правителя прошлого: жители соседних юртов сами звали Девлета Герая восстановить власть на берегах Волги, а главный соперник в борьбе за ордынское наслед­ство, Москва — та самая Москва, что еще недавно угрожала самому существованию Крымского Юрта — лежала в руинах. Владения Ива­на IV, по сути, тоже являлись частью Тохтамышева наследства, и ха­ну оставалось лишь пойти и взять в свои руки то, что принадлежало ему по праву повелителя Великой Орды.

Девлет Герай не намеревался более ни заключать с царем договоров, ни просить его об освобождении волжских ханств. Речь ныне шла о том, чтобы вернуть само Московское княжество в его прежний чин подвластного хану улуса, как это было при Тохтамыше и Бату.

Если в прошлом году Девлет Герай сумел одержать победу, распо­лагая сорока тысячами войска, то теперь он поднимал в поход весь Крым, добавив сюда силы обеих ногайских орд и отряды янычар. План кампании отличался широтой охвата: пока Девлет Герай рас­правлялся бы с царем в Москве, ногайцы должны были подступить к Астрахани, а казанцы — поднять восстание в своих землях. Затем хан планировал сам выступить на Казань и Хаджи-Тархан и завершить освобождение Улуса.¹¹⁸

Девлет Герай не сомневался в успехе: он даже заранее распределил между своими беями и мирзами города и уделы в Московии, с кото­рых те будут получать доход после победы над царем, а купцам уже выписывались ханские разрешения на беспошлинную торговлю в волжских столицах, Казани и Хаджи-Тархане. Что же до судьбы Ива­на IV, то говорили, что хан намерен пленить его и отвести в Крым.¹¹⁹ Неизвестно, кого Девлет желал посадить вместо Ивана на московский престол, но, конечно, в Москве не нашлось бы недостатка в боярах, готовых, как в ордынскую эпоху, служить верховному хакану в обмен на великокняжеский венец.

К лету 1572 года сборы были закончены, и 5 августа Девлет Герай со своими сыновьями, а также Хаджи-беем Ширином, Деве-беем Мансуром и 120-тысячным воинством уже стоял на Оке. Противоположный берег реки на протяжении многих километров ощетинился плотны­ми частоколами, за которыми скрывались царские стрелки, но в ме­сте ханской переправы в заборе зиял обширный пролом: здесь уже побывал передовой ногайский отряд, который разогнал стражу, снес частокол и поджидал хана почти под самой Москвой. Ханская армия переправилась через реку. До Москвы оставался лишь день пути.

Как писал потом сам Девлет Герай, он прежде всего желал встре­титься в бою с самим царем. Когда стало известно, что Иван спешно отступает от Москвы к Новгороду, хан отправился в погоню за ним, а русские полки, собравшиеся с Оки, погнались вслед за крымским войском. Девлет приказал своим бойцам не ввязываться в сражение с преследователями: царя следовало настичь, пока он в пути, и меш­кать было нельзя.

Но шедшие сзади Мехмед и Адиль Гераи не выполнили приказа. Без ведома хана они попытались отсечь преследующих — и были раз­биты. Досадуя на задержку, Девлет Герай бросил на воевод 12 тысяч ногайской конницы, которая полегла под обстрелом русской артил­лерии. Хану пришлось оставить погоню за царем и, развернувшись, встать у села Молоди для отражения наседавшего сзади противника. Имея артиллерию и несметное число всадников, Девлет не особо беспокоился за исход сражения. Однако воеводы применили неожи­данную тактику: они выставили против хана так называемый «гуляй-город»:¹²⁰ отряды ружейных стрелков окружили себя со всех сторон телегами и возами, к которым были прикреплены широкие и про­чные деревянные щиты.

Первое сражение не принесло перевеса ни одной из сторон, но крымская армия потеряла в нем своих важнейших военачальников. Во-первых, в схватке были убиты трое братьев Хаджи-бея — ко­мандиры ширинского ополчения; а во-вторых, в плен попал Деве-бей — предводитель ногайцев, составлявших большую часть ханско­го войска.

Деве-бей, старейшина рода Мансур, был младшим братом того самого Бакы-бея, что 30 лет назад сорвал московский поход Сахиба Герая. В отличие от своего мятежного родственника, Деве всегда был надежной опорой для хана. Попавшись в плен, бей старался ничем не выдать своего высокого звания и остаться неузнанным: в этом случае у него сохранялась надежда быть выкупленным или обме­нянным вместе с прочими рядовыми пленниками. Но все испор­тил бейский слуга, тоже захваченный на поле боя: когда русские стали допрашивать его о дальнейших планах ханской армии, слуга спроста сказал, что об этом следует спросить Деве-бея, присутствую­щего здесь же. Воеводы очень обрадовались своей неожиданной уда­че, а бей лишился надежды на легкое освобождение.

Тем временем Девлет Герай, расставшись с надеждой догнать Ива­на, готовился к вызволению Деве-бея. Из-за недостатка запасов в «гуляй-городе» уже начинался голод, и пяти-шести дней было бы до­статочно, чтобы неприступное кольцо телег само начало рассыпать­ся. Однако ногайское войско, лишившееся командира, требовало не­медленно освободить своего предводителя и не желало многоднев­ной осады. Хану пришлось согласиться на штурм.

Решающая схватка произошла 11 августа. Крымцы и ногайцы ата­ковали «гуляй-город» и уже подошли вплотную к его стенам — как вдруг телеги с щитами разъехались в стороны, и из середины грянул пушечно-ружейный залп. Конница отхлынула назад, но оттуда уже гремели выстрелы незаметно зашедшего в тыл русского полка. По­тери были еще более ужасными, чем вчера: у Девлета Герая погибли сын и внук, а многие мирзы и простые воины были захвачены в плен.

В эти часы в ханской ставке допрашивали русского гонца, попавше­гося в руки крымских дозорных вместе с царской грамотой. В ней Иван извещал главного воеводу, что благополучно добрался до Новгорода и посылает оттуда к Москве многотысячную рать. Вывод был неуте­шителен: царь стал недосягаем, ханская армия фактически обезглав­лена, Крым потерял важнейших командиров и двух принцев-Гераев, а теперь выясняется, что к врагу на подмогу спешит сильное войско...

На самом деле никакого войска к Оке не шло: гонец был специаль­но подослан к хану, чтобы дезинформировать его — но, разумеется, крымский правитель об этом не знал. Хитроумный трюк удался: Де­влет Герай решил отступать и, оставив на переправе 2 тысячи бойцов для прикрытия, повел свою армию прочь от Москвы.¹²¹

Вернувшись в Крым, Девлет Герай попытался возобновить пере­говоры с царем — но лучше бы он не делал этого, ибо, превратив­шись из победителя в просителя, хан лишь подрывал собственный авторитет. Девлет убеждал Ивана, что от обширной Московии не убудет, если она поделится землями, и даже признавался, что ему стыдно перед султаном за свою неспособность спасти Волгу.¹²² Хан уже не претендовал на Казань и соглашался довольствоваться одним Хаджи-Тарханом, но, конечно, и сам понимал, что просьбами делу не поможешь. Неудивительно, что Иван IV не обращал внимания на его доводы.

Более того, царь начал мстить Крыму и его союзникам: Тин-Ахмед сообщал в Бахчисарай, что астраханские казаки разграбили и сожг­ли ногайскую столицу Сарайчик, и сурово упрекал хана: «Нам теперь нигде нет пристанища, а ведь это ты подговорил нас к походу на Мо­скву».¹²³ Будучи не в состоянии повредить хану собственными сила­ми, Иван IV обратился к украинским казакам, подговаривая их напа­дать на Крымский Юрт и обещая свою всемерную поддержку. Дне-провцев не пришлось долго упрашивать: их набеги на крымские по-граничья стали ежегодными, а несколько раз им удалось прорвать­ся и на сам полуостров, разорив ряд селений в Северном Крыму.¹²⁴ Ислям-Кермен вновь лежал в руинах, приднепровские равнины сно­ва обезлюдели, и ханские сыновья стояли на подступах к Перекопу, перекрывая врагам дорогу на полуостров.

Ничего не вышло у Девлета Герая и с попытками спасти Деве-бея. Хан очень нуждался в его возвращении: многотысячные ногайские улусы, бежавшие в Крым из Поволжья, были беспокойным и трудно­управляемым сообществом, и держать их в повиновении умел один лишь Деве-бей, которого все Мангыты почитали едва ли не выше, чем самого хана. Эту нужду нельзя было показывать Ивану; и по­тому, прося царя об освобождении бея, Девлет Герай делал вид, что ничуть не заинтересован в его вызволении, и обращается лишь из со­страдания к сыновьям Деве. Однако царь прекрасно знал, как трудно было хану управиться в Крыму без влиятельного соратника, и никуда не отпустил пленника. Вскоре Деве-бей, пребывавший в весьма поч­тенном возрасте, умер в плену: неволя окончательно подорвала силы старика.¹²⁵

Пора заметить, что и сам Девлет Герай был уже немолод: в год зло­счастной битвы он отметил свое шестидесятилетие. Девлета Герая покидали силы: в последнее время его стал терзать мучительный не­дуг, из-за которого хан порой не мог сидеть ни в седле, ни на троне; в такие дни страдальцу приходилось принимать послов полулежа, облокотившись на софу.¹²⁶

Смертный час хана пришел нежданно: Девлет Герай случайно зара­зился чумой и умер весной 1577 года. Его похоронили в новом дюрбе, выстроенном в Бахчисарайском дворце.¹²⁷

В памяти крымцев Девлет Герай остался под прозванием Тахт-Алган, что означает "Взявший Престол". Поясняли, что это имено­вание было дано хану в честь победы над Москвой,¹²⁸ однако я скорее соглашусь с теми, кто видит здесь память о дворцовом перевороте, приведшем Девлета Герая на ханский трон,¹²⁹ — ибо московский пре­стол, несмотря на невероятную удачу, блеснувшую на миг для хана, в конечном итоге взят так и не был.

Девлет Герай — одна из парадоксальнейших личностей на крым­ском престоле. Известно, что он не слишком охотно предпринимал военные походы и больше ценил искусство тонкой дипломатической игры — однако прославился как один из наиболее воинственных пра­вителей Крыма. Он признавался в своем бессилии справиться с Мо-сковией — но одержал над ней такую победу, которой ни до, ни после него не добивался ни один крымский хан (причем эта легко достав­шаяся победа с легкостью же и ушла, ничего не принеся ни хану, ни Юрту). Девлет Герай разочаровывал подданных военными пораже­ниями, бездеятельностью и неоправданным миролюбием, он выро­нил из рук Престольный Край с Казанью, он допустил позор ино­земного вторжения в Крым, беи устраивали против него заговоры, а султан покушался на его жизнь — и все же, несмотря на это, Де­влет Герай удержался у власти более четверти века, пережив и своих беев, и Сулеймана, и Селима. А крымцы, чью приверженность Девлету сперва приходилось покупать за украденное у Сахиба золо­то, в конце его правления были готовы без всякой платы и даже без надежды на победу с отчаянной решимостью стоять за своего хана против всего мира.

Этот удивительный человек сумел найти такой способ управления своим государством, чтобы навсегда остаться в народной памяти не братоубийцей и неудачником, а одним из величайших правителей в истории страны.

...Вблизи от того места, где памятной ночью прибытия в Крым Девлет Герай спрыгнул с лодки на мокрый песок гёзлевского побере­жья, великим османским зодчим Ходжа-Синаном была построена ме­четь.¹³⁰ С ее посещения начинали торжественное шествие в столицу все ханы, которым доводилось прибывать на родину морем из Тур­ции через гёзлевский порт. Она стоит на прибрежной кромке крым­ских степей, словно отражение стамбульского великолепия по ту сто­рону моря. Не пепел Москвы и не руины Хаджи-Тархана, а прекрас­ный дом молитвы в Гёзлеве стал самым долговечным памятником ха­ну, некогда силою взявшему дедовский престол.

¹ И.В.Зайцев, Казанские посольства 1549 г., в кн.: И.В.Зайцев, Между Москвой и Стамбулом. Джучидские государства, Москва и Османская империя (начало XV— пер­вая половина XVI вв.), Москва 2004, с. 159-161.

² Х.Шерифи, Зафер-наме-и вилайет-и Казан, "Гасырлар авазы", №1, 1995, с. 85.

³ М. Г. Худяков, Очерки по истории Казанского ханства, Москва 1991, с. 116-118.

⁴ X. Шерифи, Зафер-наме-и вилайет-и Казан, с. 85-93.

⁵ История о Казанском царстве (Казанский летописец), в Полное собрание русских ле­тописей, т. XIX, Санкт-Петербург 1903, с. 323.

⁶ История о Казанском царстве, с. 324-326; М. Г. Худяков, Очерки по истории Казанско­го ханства, с. 134. Подозревали, что крымцы стремились, пока не поздно, бежать из об­реченного города и спастись на родине. Это вполне возможно, но, с другой стороны, из­вестно, что в Казани остались их семьи. Русское наступление еще не началось, и, стало быть, помех к вывозу семей не было — тем более, что Кунчек-оглан, в отличие от про­чих, вывез свое семейство. Это может свидетельствовать, что крымская гвардия плани­ровала вернуться в город.

⁷ М. Г. Худяков, Очерки по истории Казанского ханства, с. 135.

⁸ История о Казанском царстве, с. 336-350; Sh. Daulet, The Rise and Fall of the Khanate of Kazan (1438 to 1552): Internal and External Factors that Led to Its Conquest by Ivan the Terrible, New York University 1984, p. 251-256. Место, где Сююн-бике прощалась с могилой своего мужа, названо в источнике «мечетью». Поскольку размещение могилы внутри здания мечети невозможно, речь может идти лишь о мавзолее (дюрбе), стоящем близ мечети.

⁹ В.В.Вельяминов-Зернов, Исследование о касимовских царях и царевичах, Санкт-Петербург 1863, с. 399-402.

¹⁰ История о Казанском царстве, с. 354-367; М.Г.Худяков, Очерки по истории Казан­ского ханства, с. 137-149, 169-170.

¹¹ М.Г.Худяков, Очерки по истории Казанского ханства, с. 172; J.Pelenski, Russia and Kazan. Conquest and Imperial Ideology (1438-1560s), The Hague-Paris. 1974, p. 261-262. Отемиш Герай (Александр Сафагиреевич) похоронен в Архангельском соборе Москов­ского Кремля — том самом соборе, который в начале XVI века строил и украшал архи­тектор Алевиз Новый, он же Алоизио Лабмерти да Монтаньяна, работавший в Крыму у Менгли Герая и создавший входной портал ханского дворца Девлет-Сарай (см. главу «Трон "повелителя мира"» в части II этой книги).

¹² В.В.Трепавлов, История Ногайской Орды, Москва 2002, с. 266; И.В.Зайцев, Астра­ханское ханство, Москва 2004, с. 141.

¹³ В.В.Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 241, 266; И.В.Зайцев, Астраханское ханство, с. 148-149.

¹⁴ Н.М.Карамзин, История государства российского, кн. 11, т. VIII, Санкт-Петербург 1842, с. 90-92; С.М.Соловьев, История России с древнейших времен, г. VI, Москва 1867,с.84-85.

¹⁵ М.Г.Худяков, Очерки по истории Казанского ханства, с. 150-155;  Sh. Daulet, The Rise and fall of the Khanate of Kazan, p. 278-302. О ходе взятия Казани см.: История о Казанском царстве, с. 396-466; Н.М.Карамзин, История государства российского, кн. II, т. VIII, с. 96-115; Sh. Daulet, The Rise and fall of the Khanate of Kazan, p. 278-302. Хан Едигер остался в живых, был схвачен и приведен к Ивану. Он спас свою жизнь, обратившись в православие. Переименованный в Симеона Касаевича, Едигер прожил при московском дворе еще 13 лет (М.Г.Худяков, Очерки по истории Казанского ханства, с. 172-173; J.Pelenski, Russia and Kazan, p. 262-264).

¹⁶ С.М.Соловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 95; История о Казан­ском царстве, с. 471-474.

¹⁷ A.Bennigsen, Ch.Lemercier-Ouelquejay, La Grande Horde Nogay et le probleme des communications entre l'Empire Ottoman et l'Asie Centrale en 1552-1556, "Turcica. Revue d`etudes turcques", vol. VIII, nr. 2, 1976, p. 213;

¹⁸ М.Г.Худяков, Очерки по истории Казанского ханства, с. 155-159.

¹⁹ И. Масса, Краткое известие о Московии в начале XVII в., Москва 1936, с. 25; И.В.Зайцев, Астраханское ханство, с. 143, 147-148.

²⁰ "Нурэддин" - один из высших титулов в Ногайской Орде, означал главу западной части ногайских кочевий (В.В.Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 196). Впоследствии этот титул был позаимствован Крымским ханством, где стал означать второго, по­сле калги, наследника ханского престола (см. ниже в части VII этой книги).

²¹ В.В.Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 296.

²² A.Bennigsen, Ch. Lemercier-Quelquejay, La Grande Horde Nogay, p. 219; В.В.Трепав­лов, История Ногайской Орды, с. 256 прим. 11.

²³ Н.М.Карамзин, История государства Российского, кн. II, т. VIII, с. 136, прим. 406; И.В.Зайцев, Астраханское ханство, с. 151-152.

²⁴ В.В.Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 267.

²⁵ И. Масса, Краткое известие о Московии в начале XVII п., с. 25; Н. М. Карамзин, Исто­рия государства Российского, кн. II, т. VIII, с. 136-137; И.В.Зайцев, Астраханское хан­ство, с.152-160.

²⁶ В. В. Трепавлов, Малая Ногайская орда. Очерк истории, в кн.: Тюркологический сбор­ник, 2003-2004: Тюркские народы в древности и средневековье, Москва 2005, с. 273-280.

²⁷ В.В.Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 305-306.

²⁸ А. А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII века. - Москва-Ленинград, 1948, с. 16.

²⁹ А. А. Новосельский, Борьба Московского государства с. татарами, 1948, с. 16. В Улу­се Гази гостили и семьи взрослых сыновей Девлета Герая; так, в Малой Ногайской Орде родился Саадет Герай (будущий хан Саадет II Герай), внук Девлета Герая от его старшего сына Мехмеда (А. А. Новосельский, Борьба Московского государства с татара­ми, с. 130).

"Аталык" — воспитатель ханских детей. В Крыму существовал обычай (соблюдав­шийся, впрочем не всегда) направлять малолетних ханских сыновей на воспитание в се­мьи доверенных лиц — чаще всего, к черкесским князьям племени Беслене и Жане, ко­торые давали ханским наследникам хорошую военную подготовку (Халим Гирай сул­тан, Розовый куст ханов или История Крыма, Симферополь 2004, с. 17, прим. 3; Хюсейн Хезарфенн, Изложение сути законов Османской династии, в кн. Османская империя. Государственная власть и социально-политическая структура, Москва 1990, с. 268; C. M. Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation: Europe and The Caucasus, New York 1972, p. 25-26). Воспитатель назывался "аталыком" или "атабеком", а его дети, росшие вместе с крымским принцем — "эмельдешами" ("молочными братьями"). После того, как крымский воспитанник возвращался к своему отцу, его свя­зи с аталыком и эмельдешами сохранялись всю жизнь и считались не менее прочными, чем родственные; аталыки нередко выступают как особо приближенные советники ха­нов. Аталычество не было исключительной привилегией черкесов: ханскими аталыками могли быть и представители крымскотатарской (очевидно, не родовой, а служилой) знати (Памятники дипломатических сношений Древней Руси с державами иностран­ными: Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымской и Ногайской ордами и с Турцией, т. I, "Сборник императорского Русского исторического общества", Т.Х1Л, 1884, с. 273; М.Броневский, Описание Крыма, "Записки император­ского Одесского общества истории и древностей", т. VI, 1867, с. 354). При Девлете Герае к воспитанию ханских детей была привлечена малоногайская аристократия. Имеются сведения о пребывании ханских сыновей (напр., Адиля Герая) в семьях кумыкских беев.

³⁰ В.В.Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 297-298; И.В.Зайцев. Астраханское ханство, с. 167-168; Львовская летопись, ч. II, в Полное собрание русских летописей, т. XX, Санкт-Петербург 1914, с. 551.

³¹ Львовская летопись, ч. II, с. 568; И.В.Зайцев, Астраханское ханство, с. 167-169.

³² С. М. Соловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 112-113; И. В. Зайцев, Астраханское ханство, с. 168.

³¹ С.М.Соловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 111-112; В.В.Трепав­лов, История Ногайской Орды, с. 298-299.

³⁴ Н.М.Карамзин, История государства Российского, кн. II, т. VIII, прим. 412; С.М.Со­ловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 113-114; И.В.Зайцев, Астрахан­ское ханство, с. 169-170.

³⁵ С. М. Соловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 115.

³⁶ «Белый царь» — титул, которым ногайская знать с середины XVI века называла пра­вителя Московии (впоследствии этот титул вплоть до начала XX в. употреблялся для обозначения русских царей у целого ряда центральноазиатских народов). Происхожде­ние титула связывается с системой географических представлений центральноазиат­ских кочевников, где белый цвет символизировал Запад (В. В. Трепавлов, Статус "Бе­лого царя": Москва и татарские ханства в ХV-ХVI вв., в кн.: Россия и Восток: пробле­мы взаимодействия, Москва 1993, с. 302-311; В.В.Трепавлов, Белый падишах, "Роди­на", №12, 2003, с. 72-73).

³⁷ В. В.Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 295-296.

³⁸ Памятники дипломатических сношений Древней Руси с державами иностранными: Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымской и Но­гайской ордами и с Турцией, т. II, "Сборник императорского Русского исторического общества", т. ХСV, 1895, с. 377.

Говоря об отсутствии экономической мотивации в стремлении крымских ханов до­стичь династического верховенства над государствами-наследниками Улуса Бату, сле­дует учитывать, что у их заинтересованности было иное веское обоснование: обеспече­ние безопасности Крыма. Как показывает ход всех вышеописанных событий, восточные соседи Крымского Юрта (вначале Сарай, затем — Ногайская Орда и Хаджи-Тархан) долго представляли серьезную угрозу для государства Гераев. Не имея возможности держать эти обширные области под прямым военным контролем, крымские ханы стре­мились обеспечить свою безопасность «монгольскими методами контроля над степью посредством племенной лояльности» (C. M. Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation: Europe and The Caucasus, New York 1972, p. 115) — то есть, пытались привести эти государства в свой формальный вассалитет, что рассматривалось как средство обеспечить Крыму мир с их стороны. Важнейшей задачей Гераев было добиться при­знания себя как династии общеордынских правителей, поскольку освященный джучид-скими традициями статус верховного хана обеспечивал правителю непререкаемый ав­торитет и, как следствие, мир со всеми его вассалами. См. C. G.Kennedy, The Juchids of Muscovy: A Study of Personal Ties Between Emigre Tatar Dynasts and the Muscovite Grand Princes in the Fifteenth and Sixteenth Century, Harvard University 1994, p. 167. Это, по мо­ему мнению, было главным мотивом борьбы Гераев за «наследство Великого Улуса».

³⁹ В.Е.Сыроечковский, Мухаммед-Герай и его вассалы, "Ученые записки Московского государственного университета", вып. 61, 1940, с. 32.

⁴⁰ В 1488 году предводитель крымских Мангытов Джан-Куват (племянник ордынского бея Темира Мангыта) писал Ивану III: «Как ты относился к дяде нашему, Темиру [так относись теперь и к нам, поскольку] и мы теперь на том же юрте, что и он. А сверх того, пусть бы он [великий князь] посчитался со мною годами: если он окажется старше меня, то он будет мне старшим братом, а если я его младше, то я буду младшим братом» (Памятники дипломатических сношений, т. 1, с. 74). Темир Мангыт, о котором шла речь в письме, считался старше Ивана III: в переписке между ними бей именовался «отцом», а великий князь называл себя «сыном» (Памятники дипломатических сношений, т. I, с. 180, 518). См. также: В. В. Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 628-630.

⁴¹ Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским государством, т. III, "Сборник императорского Русского исторического об­щества", т. LХХI, 1892, с. 45; А.Л.Хорошкевич, Царский титул Ивана IV и боярский "мятеж" 1553 года, "Отечественная история", №3, 1994, с. 26; К. Ерусалимский, Представления Андрея Михайловича Курбского о княжеской власти и русских князьях IX - середины XVI вв., "Соціум. Альманах соціальній історії", вип. 4, 2004, с. 90. Герман­ским императором здесь назван правитель «Священной Римской империи германской нации» — государственного образования, существовавшего в Европе с 962 по 1806 г. и объединявшего несколько королевств и герцогств, множество мелких княжеств, графств и т. д., в большинстве своем немецких.

⁴² В отношениях с восточными соседями Иван IV использовал титул "ulug han" — т.е. "великий (верховный) хан" (Г. Iналджик, Боротъба за Східно-Європейську Імперію. 1400-1700 рр. Кримський ханат, османи та піднесення Російської імперії, "Україна в Центрально-Східній Європі", вип. 2, 2003, с. 123).

⁴³ Матерью Ивана III (и, стало быть, бабкой Ивана IV) была Софья Палеолог, племян­ница последнего византийского императора. Это родство по женской линии не дава­ло Ивану права наследования царского (императорского) титула византийских прави­телей. Потому для официального обоснования царского титула Ивана IV московскими книжниками была составлена легенда о происхождении рода великих князей непосредственно от императоров Древнего Рима. Этой легендой московский двор пользовался как аргументом в спорах с европейскими дипломатами, отрицавшими законность при­нятия Иваном IV титула царя (Р.П.Дмитриева, Сказание о князьях владимирских, Мо­сква-Ленинград 1955, с. 162-168; К.Ю. Ерусалимский, История на посольской службе: дипломатия и память в России XVI в., Москва 2005, с. 29, 43, 45; А. А. Горский, О ти­туле "царь" в средневековой Руси (до середины XVI в.), в кн. Одиссей. Человек в истории, Москва 1996. с. 210).

⁴⁴ J.Pelenski, Russia and Kazan, p. 225-226, 298-300; H.Inalcik, Power Relationships Between Russia, the Crimea and the Ottoman Empire as Reflected in Titulature, in Passe turco-tatar, present sovietique. Etudes offertes a Alexandre Bennigsen, Paris 1986, p. 181, 183; М.Чернявский, Хан или васияеес: один из аспектов русской средневековой полити­ческой теории, в кн. Из истории русской культуры, т. II, кн. 1, Москва 2002, с. 454. См. также: C. G. Kennedy, The Juchids of Muscovy, p. 113-151.

⁴⁵ В.В.Трепавлов, Белый падишах, с. 72-73. В.В.Трепавлов, Статус "Белого царя", с. 302-311.

⁴⁶ M. Khodarkovsky, Russia s Steppe Frontier: The Making of a Colonial Empire, 1500-1800, Bloomington 2002, p. 40, 44-45.

⁴⁷ И. В. Зайцев, Астраханское ханство, с. 1 64.

⁴⁸ Сношения России с Кавказом. Материалы, извлеченные из Московского главного ар­хива Министерства иностранных дел С. А. Белокуровым, вып. 1 (1578-1613 гг.), "Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете", кн. III, 1888, с. xxxv-xlvi; A. Bennigsen, Ch.Lemercier-Quelquejay, La poussee vers les mers chaudes et la barriers du Caucase. La rivalite Ottomano-Moscovite dans le seconde moitie du XVle siecle, "Journal of Turkish Studies", vol. 10, 1986, p. 16-17; А.М.Некрасов, Международные отношения и народы Западного Кавказа (по­следняя четверть XV — первая половина XVI в.), Москва 1990, с. 122.

⁴⁹ Н. М. Карамзин, История государства Российского, кн. II, т. VIII, с. 147-149; С.М. Со­ловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 118-119; В. В. Каргалов, На степ­ной границе (оборона «крымской украины» Русского государства в первой половине XVI столетия), Москва 1974, с. 133-137; А.Ф. Негри, Извлечения ш турецкой рукопи­си, содержащей историю крымских ханов, "Записки императорского Одесского обще­ства истории и древностей", т. I, 1844, с. 385; В.Д.Смирнов, Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты до начала XVIII в., Москва 2005, с. 320-321; Халим Герай султан. Розовый куст ханов или История Крыма, с. 37. Ханский сын Мехмед, спасший положение, — будущий хан Мехмед II Герай.

⁵⁰ В. В. Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 304.

⁵¹ В.В.Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 304.

⁵² Н.М.Карамзин, История государства Российского, кн. II, т. VIII, с. 155; В.В.Всльяминов-Зернов, Исследование о касимовских царях и царевичах, с. 424.

⁵³ Н.М.Карамзин, История государства Российского, кн. II, т. VIII, с. 154; С.М.Соло­вьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 120; Ch.Lemercier-Quelquejay, Un condotierre lithuanien du XVle siecle le prince Dimitrij Wisneveckij et I'origins de la Sec Zaporogue d'apres les archives ottomanes, "Cahiers du monde russe et sovietique", vol. X, 1969, p. 266; В. В. Каргалов, На степной границе, с. 141-142.

⁵⁴ Б.Н.Флоря, Проект антитурецкой коалиции середины XVI в., в кн. Россия, Польша и Причерноморье в ХУ-ХУП вв., Москва 1979, с. 73.

⁵⁵ А.Лызлов, Скифская история, Москва 1787, с. 58-59; С.М.Соловьев, История Рос­сии с древнейших времен, т. VI, с. 122-123; Ch.Lemercier-Quelquejay, Un condotierre lithuanien du XVle siecle, p. 266; В. В. Каргалов, На степной границе, с. 144-147.

³⁶ Н.М.Карамзин, История государства Российского, кн. II, т. VIII, с. 180-181; С.М.Со­ловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 123-124.

⁵⁷ Ch.Lemercier-Quelquejay, Un condotierre lithuanien du XVІe siecle, р. 268-272; H. Inalcik, The Origin of the Ottoman-Russian Rivalry and the Volga-Don Canal (1569), "Ankara Universitesi Yilligi", vol. 1, 1947, p. 63-64; Сношения России с Кавказом, с. хlvi-хlvii; В. В. Каргалов, На степной границе, с. 143-144.

⁵⁸ В.В.Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 304.

⁵⁹ Ch. Lemercier-Quelquejay, Un condotierre lithuanien du XVIe siecle, p. 275.

⁶⁰ С. М. Соловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 125.

⁶¹ Ливония — историческая область, включавшая земли современных Латвии и Эсто­нии. В середине XVI века эта территория управлялась немецким Ливонским орденом.

⁶² С. М. Соловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 249.

⁶³ С.М.Соловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 250.

⁶⁴ А. А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 19; С.М.Соло­вьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 256.

⁶⁵ С.Сестренцевич-Богуш, История Царства Херсонеса Таврийского, т. П, Санкт-Петербург 1806, с. 290.

⁶⁶ П. А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., "Исторические записки", №22, 1947, с. 145; А. А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 24.

⁶⁷ А. А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 20.

⁶⁸ С.М.Соловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 254; А.А.Новосель­ский, Борьба Московского государства с татарами, с. 20-21.

⁶⁹ С.М.Соловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 257. К тому времени Шах-Али, владевший Касимовым, умер, и Иван предлагал Девлету Гераю женить кого-нибудь из ханских сыновей или внуков на его родственнице (Н.М Карамзин, История государства Российского, кн. III, т. IX, Санкт-Петербург 1843, с. 66; В.В.Вельяминов-Зернов, Исследование о касимовских царях и царевичах, с. 486).

⁷⁰ С.М.Соловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 254-255; А.А.Ново­сельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 24, 27; Н. А. Смирнов, Рос­сия и Турция в ХIV-ХVII вв., "Ученые записки Московского государственного универси­тета", вып. 94, 1946, с. 94; В.В.Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 351-353.

⁷¹ С.М.Соловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 253, 257.

⁷² С. М. Соловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 257.

⁷³ H.Inalcik, The Origin of the Ottoman-Russian Rivalry, p. 68; A.N.Kurat, The Turkish Expedition to Astrakhan'in 1569 and the Problem oj the Don-Volga Canal, "The Slavonic and East European Review", vol. 40, 1961-1962, p. 12-15; A.Bennigsen, L'expedition turque contre Astrakhan en 1569, "Carriers du monde russe et sovietique", vol. VIII, nr. 3, 1967, p. 432, 433; H.C. d'Encausse, Les routes commerciales de l'Asie centrale et les tentatives de reconquete d'Astrakhan, "Cahiers du monde russe et sovietique", vol. XI, nr. 3, 1970, p. 410; П. А.Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 142, 146; Н.А.Смирнов, Россия и Турция в ХVI-ХVII вв., с. 94-95.

⁷⁴ О. Акчокракли, Про перший проект споруди Волго-Донсъкого канала у XVI сторіччі, "Східний світ", №2,1928, с. 188-189; В. Д. Смирнов, Крымское ханстно, с. 324; H. Іnalcik, The Origin of the Ottoman-Russian Rivalry, p. 72; A.N.Kurat, The Turkish Expedition to Astrakhan'in 1569, p. 14.

⁷⁵ Посольство Ивана Новосильцева в Турцию (1570), в кн.: Записки русских путешественников ХVI-ХVII вв., Москва 1988, с. 204; Н. А.Смирнов. Россия и Турция в ХIV-ХVII вв., с. 100; П. А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 142.

⁷⁶ В.Д.Смирнов, Крымское ханство, с. 325.

⁷⁷ С. М. Соловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 252; П. А. Садиков, По­ход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 143

⁷⁸ H. Inalcik, The Origin of the Ottoman-Russian Rivalry, p. 73-75; A.N.Kurat, The Turkish Expedition to Astrakhan'in 1569, p. 15; A. Bennigsen, L'expedition turque contre Astrakhan, p. 433-434; Н. А. Смирнов, Россия и Турция в ХIV-ХVII вв., с. 94-95.

⁷⁹ С.М.Соловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 257; Н.А.Смирнов, Россия и Турция в ХУ1-ХУП вв., с. 95; П. А. Садиков, Поход татар и турок на Астра­хань 1569 г., с. 147.

Крым-Гирей был племянником хаджи-тарханского хана Ак-Копека и близкого род­ства с крымской династией не имел. Известно, что еще в 1552 году он вел перегово­ры с московским двором о поступлении на службу к царю. Результат этих переговоров и дальнейшая судьба Крым-Гирея неизвестны (С. С. Kennedy, Thе Juchids оf Мuscovy, р. 120), но появление его имени в связи с волжской кампанией 1569 г. позволяет предпо­лагать, что после падения Хаджи-Тархана он переехал в Стамбул вслед за своими роди­чами, последними хаджи-тарханскими ханами Ямгурчи и Дервиш-Али (A. N. Kurat, The Turkish Expedition to Astrakhan in 1569, p. 12).

В связи с упоминанием Крым-Гирея представляется уместным пояснить особенности употребления в этой книге династического именования крымских ханов. Оно проис­ходит от личного имени "^'^", которое было распространено среди тюркских народов и время от времени встречается в самых разных источниках. В период, рассматриваемый в этой книге, такое имя носили, помимо упомянутою хаджи-тарханского султана, ширинский бей (Кутлу-Гирей), сибирский султан (Ахмед-Гирей), казахский хан (Гирей), кумыкский шамхал (Гирей), приближенные Менгли Герая (Кирей и Кирей-Сеит). Это далеко не полный список Гиреев, которые не принадлежали к ханской династии Крыма. Во всех подобных случаях это имя выступает не как родовое, а как индивидуальное, принадлежащее конкретному человеку и не передававшееся по наследству.

Вероятно, именно в качестве личного имени имя "^'_^>" было дано и Хаджи Гераю, сыну Гияс-эд-Дина. Ни один из его сыновей впоследствии "Гераем" не звался — за ис­ключением Менгли, который сделал личное имя отца родовым именованием, присоеди­нив его к собственному имени и именам своих потомков. С тех пор, как известно, каж­дый представитель ханского рода носил именование, состоящее из индивидуального и родового компонентов. Разница в смысловой нагрузке обоих компонентов делает, на мой взгляд, более верным их написание без дефиса и склонение каждого из них по от­дельности (согласно правилам, применяемым к прочим двучленным именованиям из личного и фамильного имен). Те имена, в которых компонент "Гирей" используется как составная часть индивидуального имени, мне представляется уместным писать через дефис, как составные имена ("Крым-Гирей", "Кутлу-Гирсй" и т. д.).

Наконец, следует сказать и о произношении имени "и¹^". В различных тюркских языках огласовка приведенного арабского начертания неодинакова. В языках кыпчак-ской группы (как, например, в языке тюрок Золотой Орды) его чтение приближалось к "Кирей" / "Гирей", тогда как в языке османской Турции — к "Гирай" / "Герай". При попытках выяснить, какой из этих двух вариантов употреблялся в самом Крыму (по крайней мере, в языке его официального делопроизводства), напрашивается предполо­жение о том, что изначально в употреблении бытовал архаичный кыпчакизированный вариант "Гирей", который со временем (предположительно, с середины XVI века) сме­нился более поздним османизированным "Гирай". Детальное рассмотрение этого во­проса — предмет отдельного научного исследования с привлечением широкого обзора источникового материала и надлежащим аппаратом ссылок; здесь же в качестве кратко­го комментария приведу лишь основные тезисы.

Язык памятников письменности, созданных в Крымском Юрте на раннем этапе его существования (XV - первая половина XVI веков), обнаруживает заметное влияние кипчакских наречий. Это влияние, вероятно, определяло нормативную форму огласов­ки написания "^'^" как "Гирей". Впоследствии, по мере внедрения в крымское дело­производство традиций, позаимствованных из османской среды, наблюдается и постепенная османизация языка ханских документов, что становится заметным к середине XVI столетия. По мере введения османской лексики, вероятно, входила в практику и характерная для османского произношения огласовка слов; в этом случае ханское име­нование должно было зазвучать па новый манер: "Гирай".

Основание к такому предположению, на мой взгляд, дает то разнообразие форм хан­ского родового имени, которое зафиксировано в иностранных источниках латинской либо кириллической графикой, которая — в отличие от арабской — не оставляет со­мнений в принятой на тот момент огласовке. Здесь наблюдается примечательная закономерность: письменные памятники ближайших соседей Крыма, установивших полити­ческие контакты с ним еще в XV столетии (Литва, Польша, Московия, Генуя), согласно транскрибируют имя "^^" как "Кирей", "Кгирей", "Гирей", "Kirei", "Girej", "Oierej", "Gerej", "Charei", "Carei" и т.п. (порою слитно с личным именем). Близкие варианты подают и европейские путешественники, побывавшие в Крыму в ту эпоху и имевшие возможность зафиксировать оригинальное звучание имени.

В то же время, в документах более поздних внешнеполитических партнеров Крым­ского ханства (Швеции, Дании, Франции и других западноевропейских стран, устано­вивших контакты с Крымом в конце XVI — начале XVIII столетий), чаше встречаются формы наподобие "Gerai", "Girai", "Gheray", "Gueray", "Guiray" и др. Европейцы, по­сетившие Крым в этот период, по преимуществу воспроизводят формы, более или ме­нее схожие с "Giray".

Эта разница в передаче ханского родового имени может отражать изменения, проис­ходившие в живой практике крымскотатарского языка: впервые устанавливая контакты с Крымом, дипломатия иностранных государств фиксировала и навсегда усваивала те формы, которые были в ходу на тот момент. Эти формы впоследствии и вошли в со­временные литературные языки ("Girej" / "Гирей" в Центральной и Восточной Европе и " Giray" — в Западной).

В этой книге для передачи родового имени крымской династии я употребляю форму "Герай", которую филолог-османист конца XIX столетия В.Д.Смирнов предложил как наиболее отвечающую эталонному османскому произношению. В свете вышевысказан­ных соображений применение этой формы для передачи имен ханов XV и начала XVI столетий может выглядеть своего рода анахронистичной ретроспективной экстраполя­цией, однако вариант Смирнова за минувшее столетие уже и сам приобрел черты тради­ционности, будучи принят к использованию в ряде русскоязычных научных работ про­шлых десятилетий и отражен в энциклопедиях как альтернативная форма к более рас­пространенному русскому "Гирей".

⁸⁰ Н. А. Смирнов, Россия и Турция в ХVI-ХVII вв., с. 95, 96; С. М. Соловьев, История Рос­сии с древнейших времен, т. VI, с. 257-258; А. А. Новосельский, Борьба Московского го­сударства с татарами..., с. 430; П. А.Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569г., с. 150.

⁸¹ A. Bennigsen, L' expedition turque contre Astrakhan, p. 433; Н. А. Смирнов, Россия и Тур­ция в ХVI-ХVII вв., с. 97; П. А.Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 151.

⁸² Н.А.Смирнов, Россия и Турция в ХVI-ХVII вв., с. 96.

⁸³ J.Taranowski, Krotkie wypisanie drogi z Pol.iki do Konstantynopolia, a z tamtqd zas do Astrachania, zamku moskiewskiego, ktory lezy na wachod slonca ku granicom perskim. Przytem jako wojsko tureckie, ktore jezdzilo pod Astrachan mku 1569, zginglo. Te wszystko przez p. Jedrzeja Taranowskiego, komornika krnla j. m., ktory tarn wszedzy zjezdzil, od j. krolewskiej m. poslany bqdqc, wypisano, w: Podroze i po.se/stwa polskie do Turcji, wyd. K. J.Turowski, Krakow 1860, s. 48 (на основе этого документа в конце XVII было со­ставлено русское описание событий, незначительно отличающееся от оригинала в дета­лях, см. История о приходе турецкого и татарского воинства под Астрахань, "Запи­ски императорского Одесского общества истории и древностей", т. VIII, 1872); Посольство Ивана Новосильцева в Турцию, с. 190; Н. А.Смирнов, Россия и Турция в ХVI-ХVII ев., с 109-110; П А Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г.. с. 154-15Э; A.Bennigsen, 1'expedition turque contre Astrakhan, p. 435; H.lnalcik, The Origin of the Ottoman-Russian Rivalry, p. 78, n. 131.

⁸⁴ T.Gokbilgin, L'expedition ottomane contre Astrakhan en 1569, "Cahiers du monde russe et sovietique", vol. XI, nr. 1, 1970, p. 120.

⁸⁵ П.А. Садиков, Поход татар и турок па Астрахань 1569 г., с. 155; J.Taranowski, Krotkie wypisanie drogi z Polski do Konstantynopolia, s. 49-50.

⁸⁶ П. А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 1 55.

⁸⁷ T.Gokbilgin, L'expedition ottomane contre Astrakhan en 1569, p. 123; П. А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 155; .Taranowski, Krotkie wypisanie drogi z Polski do Konstantynopolia, s. 50; Посольство Ивана Новосильцева в Турцию, с. 190.

⁸⁸ П. А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 155.

⁸⁹ П. А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 156; В. В. Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 351.

⁴⁰ П.А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 149; В. В. Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 351.

⁹¹ П. А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 156.

⁹² Посольство Ивана Новосильцева в Турцию, с. 205-206, 207; П. А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 156

⁹³ Н А Смирнов, Россия и Турция в ХVI-ХVII вв., с. 1 13; П. А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г, с. 156; H. tnalcik, The Origin of the Ottoman-Russian Rivalry, p. 81-83.

⁹⁴ П. А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 1 56, 1 57.

⁹⁵ П А Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569г., с. 157; J.Taranowski, Krotkie wypisanie drogi z Polski do Konstantynopolia, s. 56; H. inalcik, The Origin of the Ottoman-Russian Rivalry, p. 85; A.N.Kurat, The Turkish Expedition to Astrakhan' in 1569, p. 21.

⁹⁶ J. Taranowski, Krotkie wypisanie drogi z Polski do Konstantynopolia, s. 56-60.

⁹⁷ Посольство Ивана Новосильцева в Турцию, с. 191; П. А. Садиков, Поход татар и турок на Астрахань 1569 г., с. 157; H.lnalcik, The Origin of the Ottoman-Russian Rivalry, p. 83.

⁹⁸ Посольство Ивана Новосильцева в Турцию, с. 206-207.

⁹⁹ Н. А. Смирнов, Россия и Турция в ХVI-ХVII вв., с. 1 1 6; А. А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 27.

¹⁰⁰ С.М.Соловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 261.

¹⁰¹ Посольство Ивана Новосильцева в Турцию, с. 194; H. Inalcik, The Origin of the Ottoman-Russian Rivalry, p. 88-89.

¹⁰² Н. А.Смирнов, Россия и Турция в ХVI-ХVII вв., с. 92.

¹⁰³ Посольство Ивана Новосильцева в Турцию, с. 207. Надо сказать, что Девлет Герай имел все основания придерживаться такого мнения. Хотя Османы, создатели одной из могущественнейших империй, обладали, по сравнению с Гераями, гораздо большей во­енной силой и вытекающим из нее международным авторитетом, в династическом отно­шении Гераи превосходили их знатностью происхождения: родоначальником турецкой династии был анатолийский эмир Осман-Гази, тогда как далеким предком Гераев был сам «Потрясатель Вселенной» — Чингиз-хан. Подобное же отношение к султанской фамилии впоследствии высказывал и сын Девлета, Гази II Герай (см. Примечание 85 в части IX этой книги).

¹⁰⁴ Посольство Ивана Новосильцева в Турцию, с. 216.

¹⁰⁵ А. А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 26.

¹⁰⁶ Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе, "Русский исторический журнал", кн. 8, 1922, с. 52; С. М. Соловьев, История России с древнейших, времен, т. VI, с. 279.

¹⁰⁷ А.Гваньини, Описание Московии, Москва 1997, с. 113-119; Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе, с. 48-51; Г. Штаден, О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника, Ленинград 1925, с. 90-91; Дж.Горсей, Записки о России ХУ1-начала ХУЛ вв., Москва 1991, с. 54-55; Н.М.Карамзин, История государства Российского, кн. III, т. IX, с. 85-89; С. М. Соловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 202-205.

¹⁰⁸ А. Гваньини, Описание Московии, с. 130-135; Послание Иоганна Таубе и Элерта Кру­зе, с. 51; Г. Штаден, О Москве Ивана Грозного, с. 92; Дж. Горсей, Записки о России, с. 55; Н.М.Карамзин, История государства Российского, кн. III, т. IX, с. 91-97; С.М.Со­ловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 205-206.

¹⁰⁹ Н. М. Карамзин, История государства Российского, кн. III, т. IX, прим. 352.

¹¹⁰ Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе, с. 52-53; Г. Штаден, О Москве Ивана Гроз­ного, с. 106-110; Дж. Флетчер, О государстве русском, Москва 2002, с. 101-102; Дж. Гор­сей, Записки о России, с. 56-57; Н. М. Карамзин, История государства Российского, кн. III, т. X, с. 106-108; С.М.Соловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 264.

¹¹¹ С.М.Соловьев писал, что город сгорел за 3 часа (С.М.Соловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 264). Современники событий указывали и иные цифры: 4 часа (Дж. Флетчер, О государстве русском, с. 101); 6 часов (Г. Штаден, О Москве Ива­на Грозного, с. 106; Дж. Горсей, Записки о России, с. 56) и даже 3 дня (Послание Иоган­на Таубе и Элерта Крузе, с. 53).

¹¹² Красочный эпизод с ножом толковался современниками по-разному. Джером Горси передает слова ханского посла так: «Великий царь всех земель и ханств, да осветит солнце его дни, послал к нему, Ивану Васильевичу, его вассалу и великому князю всея Руси, с его дозволения, узнать, как ему пришлось по душе наказание мечом, огнем и го­лодом, от которого он посылает ему избавление (тут посол вытащил грязный острый нож), — этим ножом пусть царь перережет себе горло» (Дж. Горсей, Записки о России, с. 58). Джильс Флетчер придает событию то же значение, но излагает его менее подроб­но: «Крымский хан возвратился домой со своим войском и прислал (как мне говорили) русскому царю нож, чтобы он зарезал себя после такой потери и в таком отчаянии» (Дж. Флетчер, О государстве русском, с. 102). Иоганн Таубе и Элерт Крузе, напротив, интерпретируют подарок как примирительный шаг (не лишенный, впрочем, насмешли­вой иронии): «После нескольких дней пути, отправил он [гонца] к великому князю и по­слал длинный нож в знак уважения и велел сообщить ему, что великий князь не должен гневаться за то, что он ему причинил, и не бояться, ибо он снова скоро вернется» (По­слание Иоганна Таубе и Элерта Крузе, с. 54). В том же примирительном ключе толку­ет эпизод и Н.М.Карамзин (очевидно, на основании русских источников): «"Так гово­рит тебе царь наш: мы назывались друзьями; ныне стали неприятелями. Братья ссорят­ся и мирятся. Отдай Казань с Астраханью: тогда усердно пойду на врагов твоих". Ска­зав, гонец явил дары ханские: нож, окованный золотом, и примолвил: "Девлет-Гирей но­сил его на бедре своей; носи и ты. Государь мой еще хотел послать тебе коня; но кони наши утомились в земле твоей"» (Н.М.Карамзин, История государства Российского, кн. III, т. IX, с. 108-109).

Описание Горси отличается от параллельных ему источников наибольшей детальностью; ему и отдано предпочтение в тексте. В целом же, мотив о ноже как подарке побежденному врагу является распространенным фольклорным сюжетом.

¹¹³ С. М. Соловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 264-265. Если эта изло­женная в русских источниках цитата является верной передачей слов Деааета Герая, то фраза «А еще похваляешься, что я, дескать, московский государь!» может являться отго­лоском спора о статусе правителя Московии. По всей видимости, Девлет Герай упрека­ет Ивана не столько в личном малодушии, сколько в неадекватности подобного поведе­ния царскому титулу, который Иван присвоил себе. Можно предполагать, что изначаль­ная фраза хана звучала наподобие: «А еще похваляешься, что я, дескать, московский па­дишах!». (Перевод слова «падишах» как «государь» был стандартной практикой в ди­пломатической переписке Крыма и Москвы — см., напр., С.Ф.Фаизов, Письма ханов Ислам-Гирея III и Мухаммед-Гирея IV к царю Алексею Михайловичу и королю Яну Кази­миру. 1654-1658. Крымскотатарская дипломатика в политическом контексте постпе­реяславского времени, Москва 2003, с. 80, 87, 116, 124, 136, 142).

¹¹⁴ Ch.Lemercier-Quelquejay, Les expeditions de Devlet Giray contre Moscou en 1571 et 1572, "Cahiers du monde russe et sovietique", vol. XIII, nr. 4, 1972, p. 557-558.

¹¹⁵ A.Bennigsen, L'expedition turque contre Astrakhan en 1569, p. 443; H.Inalcik, Power Relationships Behveen Russia, the Crimea and the Ottoman Empire, p. 192-195; A. Fisher, Crimean Separatism in the Ottoman Empire, in Nationalism in a Non-National State. The Dissolution of the Otoman Empire, Columbus 1977, p. 65.

¹¹⁶ В. И. Буганов, Документы о сражении при Молодях в 1572 г., "Исторический архив'', №4, 1959, с. 182.

¹¹⁷ С.М.Соловьев, История России с древнейших времен, т. VI, с. 265.

¹¹⁸ Ch.Lemercier-Quelquejay, Les expeditions de Devlet Giray contre Moscou, p. 558; В.В.Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 353.

¹¹⁹ Г. Штаден, О Москве Ивана Грозного, с. 111-112, 115.

¹²⁰ Русский «гуляй-город» был аналогом сооружения, которое в европейских армиях называлось «вагенбург» или «табор». Телеги и возы ставились в широкий круг или каре, связывались одна с другой и нагружались мешками с песком либо укреплялись деревян­ными щитами. Такое сооружение, хорошо защищавшее от стрел и пуль небольшого ка­либра, могло передвигаться вместе с находящимися внутри людьми. Стреляя в против­ника из ружей и укрываясь за щитами от ответных выстрелов, отряд в таборе мог спра­виться с десятикратно превосходящим числом конных лучников.

¹²¹ В. И. Бутанов, Документы о сражении при Молодях, с. 179-182; Московский лето­писец, в кн. Полное собрание русских летописей, т. XXXIV, Москва 1978, с. 224-225; Г. Штаден, О Москве Ивана Грозного, с. 110-112; Н. М. Карамзин, История государства Росийского, кн. III, т. X, прим. 391.

¹²² С. М. Соловьев, История России с древнейших, времен, т. VI, с. 267. ^1:3 В.В.Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 354.

¹²⁴ С.А.Леп'явко, Козацъкі походи на татар у 1570-1580-х роках, "Південна Україна", вип. 5, 1999, с. 192-193; А. А. Новосельский, Борьба Московского государства с тата­рами, с. 30.

^|2! В.В.Трепавлов, История Ногайской Орды, с. 361-362; С.Ю.Шокарев, Переписка Ивана IV Грозного с Василием Грязным и русско-крымские взаимоотношения второй четверти XVI в., в кн. Москва-Крым, вып. 1, Москва 2000, с. 151

¹²⁶ А. А. Новосельский, Борьба Московского государства с татарами, с. 26.

¹²⁷ В.Д.Смирнов, Крымское ханство, с. 327; Халим Герай. Розовый куст ханов или История Крыма, с. 38. Дюрбе Девлета 1 Герая сохранилось в Ханском дворце до на­ших дней. Этот тот из двух мавзолеев Ханского кладбища, что стоит ближе к стене ме­чети («северное дюрбе»). Надгробного памятника Девлета Герая в мавзолее не сохрани­лось. Судя по поздним табличкам на захоронениях, уже к середине XIX века служите­лями кладбища было забыто, под которым из нескольких стоявших в мавзолее деревян­ных саркофагов находилась могила Девлета I Герая. В послереволюционный период де­ревянные саркофаги в мавзолее были уничтожены (см. О. Гайворонский, Ханское клад­бище в Бахчисарайском дворце, Симферополь 2006, с. 6-7, 14-17).

¹²⁸ Халим Герай султан, Розовый куст ханов или История Крыма, с. 38; В.Д.Смирнов, Крымское ханство, с. 321.

¹²⁹ М.М.Чореф, К биографии Девлет Гирая I, "Историческое наследие Крыма", вып. 15, 2006, с. 22.

¹³⁰ Точную дату постройки Ханской мечети в Гёзлеве определить сложно. Арабографичная надпись, находящаяся на перемещенном мраморном фризе над входом в мечеть, не­сет имя Девлета Герая и дату постройки — однако тот факт, что дата указана от Рожде­ства Христова ("мддх" — "1552"), ясно указывает, что надпись создана в российскую эпоху (в пользу чего свидетельствует также стилистика шрифта) и, в лучшем случае, яв­ляется вольным переложением более ранней надписи. Это, впрочем, не дает оснований сомневаться, что постройку здания действительно следует отнести к правлению Дев-лета I Герая. Существуют сведения о том, что строительство мечети было закончено в 1564 году при преемнике Девлета I Герая, Мехмеде II Герае (А.Х.Стевен, Дела архива Таврического губернского правления, относящиеся до разыскания, описания и сохра­нения памятников старины в пределах Таврической Губернии, "Известия Таврической ученой архивной комиссии", №13, 1891, с. 50). См. также научно-популярный очерк о Ханской мечети в кн.: В.С.Драчук, Я.Б.Кара, Ю.В.Челышев, Керкинитида — Гёзлёв - Евпатория, Симферополь 1977, с. 63-69.

Вплоть до начала XX века при мечети хранился некий ярлык, касавшийся передачи мечети в наследственное управление определенному семейству настоятелей. Как гово­рится во многих описаниях XIX века, после Девлета I Герая этот ярлык был подтверж­ден и подписан «всеми 18 ханами, царствовавшими с тех пор до Шагин-Гирая» (см. под­борку свидетельств в кн.: П.Чепурина, Евпаторийская Ханская Мечеть Джума-Джами (Хан-Джами), Евпатория 1927, с. 6-8). Утверждения о том, что ярлык был подписан все­ми правившими с тех пор в Крыму ханами, ошибочны, поскольку между Девлетом I Гераем и Шахином Гераем царствовало не 17, а 36 ханов, — тем не менее, отраженный во многих источниках факт существования ярлыка несомненен. Прискорбно, что эта уни­кальная коллекция автографов крымских правителей бесследно исчезла в советское время.