Глава 9

РАННЕЕ ГОСУДАРСТВО: ОСОБЕННОСТИ СТРУКТУРЫ

Повсюду в странах побережья Бенинского залива ядром формирующегося государства был город (протогород).

Существует теснейшая связь между понятиями «цивилиза­ция» и «город», ибо с городом связана высокая степень окультуривания природы; в известном смысле любой город — это от­деление человека от природы, и в древности это выражалось в весьма наглядной форме — в окружении городского простран­ства стеной или валом. Первичные очаги человеческой цивили­зации имели форму городов-государств (точнее, протогородов-государств).

Африканский фольклор, прежде всего народное творчество йоруба, самых известных градостроителей доколониальной Тропической Африки, содержит противопоставление буша, лес­ной чащобы, и города, где последний — место жизни людей, ре­альный мир человека, а противостоящий ему буш — обиталище диких зверей, сверхъестественных сил и мистических чудовищ, олицетворяющих в совокупности враждебные, непокоренные си­лы природы. Как правило, герой преданий местных народов — это либо сын правителя, который покидает родину с группой сторонников и после долгих странствий по бушу основывает где-нибудь в глуши новый город-государство по образцу своего родного города, либо храбрый и мужественный охотник, кото­рый бесстрашно прокладывает тропу в диком буше, расчищает делянку в лесу и становится основателем деревни — ядра бу­дущего города.

Как показывает материал гл. 2, первые государственные об­разования появились в социокультурном регионе побережья Бенинского залива не позднее X—XIV вв. Археологические дан­ные, пока еще немногочисленные, позволяют предполагать, что очаги государствообразования возникли на несколько веков ра­нее. Таким образом, можно проследить эволюцию протогосударетвенных и раннегосударственных форм на протяжении не­скольких сот лет. В период до второй половины XIX в. вырисо­вываются следующие этапы государствообразования в рамках раннего государства.

Сначала образуется либо путем синойкизма, т. е. в резуль­тате слияния в одно целое ряда первичных общин (типичный пример — Бенин), либо путем разрастания первоначального ядра (пример — Иле-Ифе, по данным археологии на сегодняшний день) протогород-государство — населенный пункт, отличаю­щийся от деревни не столько экономически (и там и тут жили земледельцы), сколько развитием форм общественной жизни, связанных с большей, чем в деревне, концентрацией населения, наличием популярных святилищ, рынка, укреплений.

Следующий этап — город-государство, или то, что специа­листы по истории древнего мира называют «номовое государство». Это — земледельческая территориально-родственная об­щина, организованная как городское поселение. Она управля­лась царем и советом знати, связанной через иерархию наслед­ственно-выборных должностей с низовыми общинами, состав­лявшими население города.

Внешними признаками таких городов-государств были город­ские укрепления, наличие политического, культового и экономи­ческого центра — царского дворца и главного городского рын­ка. В экономическом отношении город-государство оставался поселением земледельцев, но в отличие от протогорода-государства он был в большей мере центром концентрации ремес­ленников (обслуживавших главным образом царский двор), а также местом, где обитала значительная управляющая про­слойка, свободная от физического труда и живущая за счет эксплуатации рабов и свободных, и многочисленные слуги.

Третий этап — это государство, т. е. составляющая единое целое в этническом отношении система подчиненных городов-государств и деревень вокруг его исторического, экономическо­го и культурного ядра — столичного города-государства. Под­чиненные города были связаны со столицей обязательством ежегодных подношений — «подарков», выполнением воинской повинности и некоторых видов общественных работ, зависели от столицы в области внешних сношений и утверждения кандида­тов на местный трон.

Вершиной доколониального государственного развития бы­ла держава, или «империя», состоявшая из городов-государств, государств и догосударственных образований, созданных раз­личными этносами и находившихся в определенных формах за­висимости от столичного города-государства.

Рассмотрим подробнее особенности структуры городов как основных политических ячеек государств всех трех названных типов.

Процесс градообразования протекал неравномерно. Тради­ции народов побережья Бенинского залива единодушны в том, что первым городом этого региона был Иле-Ифе, основанный йоруба. Подавляющее большинство городов в странах побе­режья Бенинского залива были также созданы йоруба или при их участии. Это наиболее урбанизированный народ во всей до­колониальной Тропической Африке, город является их основ­ным типом поселения. «Йоруба живут в городах столько, сколь­ко помнят себя, и презирают своих соседей, у которых не было городов и царей» [220, с. 324]. В XVI—XVII вв. наиболее круп­ные йорубские города насчитывали до 20—50 тыс. жителей [220, с. 554], в середине XIX в. — 20—70 тыс. [154, с. 35], в нача­ле XX в.— до 35—60 и даже 175 тыс. жителей [225, с. 1].

Только города Западного Судана и Бенин можно сравнить с йорубскими по многолюдности; но развитие западносуданских городов во многом объясняется той ролью, которую они играли в качестве посредников в транссахарской торговле.

В Бенинском царстве был лишь один город, который можно сравнить по масштабам с йорубскими, — сам Бенин. В середи­не XIX в. столица Дагомейского царства, г. Абомей, также на­считывала 25—30 тыс. жителей [175а, с. 47].

Город был крепостью, убежищем от внешних врагов. Крепо­стные стены и большие ворота в них с находившимися рядом помещениями для рабов, сборщиков торговых пошлин, — пер­вая отличительная черта городской архитектуры.

Йорубские города окружались земляным валом и рвом, на­полнявшимся водой в сезон дождей. Некоторые города имели несколько линий таких укреплений. Столица Ойо имела по крайней мере два вала со рвами, а в некоторых местах — три. Второй насыпи позволяли густо зарасти колючим кустарником. Остатки этих укреплений сохранились и производят внуши­тельное впечатление до сих пор [277, с. 65]. Пространство меж­ду внутренней и внешней стеной использовали под огороды и для посева зерна — как гарантию от голода на случай осады. Во второй половине XIX в. в архитектуру оборонительных со­оружений йоруба был внесен новый элемент: г. Иджайе был окружен не земляным, а глиняным валом, крытым от дождей соломенной крышей.

В Бенине земляные оборонительные укрепления обшивались деревом твердых пород, что не давало им осыпаться [169, с. 98].

Повсеместно в социокультурном регионе побережья Бенинского залива города были территориально-родственными земле­дельческими общинами. Поэтому их было бы правильнее назы­вать протогородами в отличие от подлинных городов средне­вековья, возникших на базе второго общественного разделения труда — отделения ремесла от земледелия и создания социаль­но-экономических предпосылок отделения города от деревни. Это тот этап общественно-экономического развития, к которо­му города региона побережья Бенинского залива даже близко не подошли за весь доколониальный период. Тем не менее их образование и развитие также было следствием процесса обще­ственного разделения труда — постепенного неполного отделе­ния от земледелия несельскохозяйственных общественных функ­ций, в первую очередь управленческих, военно-управленческих, торгово-ремесленных, культовых.

То, что города были следствием выделения из сельскохозяй­ственной (по преимуществу земледельческой) экономики целого ряда специфических общественных функций, нашло свое отражение в языке йоруба, в традиционной типологии йорубских городов, сложившейся в процессе общественной практики. Йоруба разделяли города на (1) илу аладе—дословно «город короны», т. е. такое городское поселение, где размещалась ре­зиденция (огороженные стеной дворцовые помещения и святи­лища) главного обы (царя города-государства), имевшего пра­во на ношение короны и на дворец; (2) подчиненные города и селения илу эреко — дословно «город поля», которые, в свою очередь, подразделялись на илу олоджа (т. е. город, где есть рынок, но его правитель не наделен правом носить корону), илето (деревня) и аба (временное поселение на период земле­дельческих работ).

Устные традиции утверждают, что почти все главные города йоруба (и Бенин) в ранний период своей истории переносились с места на место. Скорее всего подобные легенды связаны не только с переносами столиц из соображений безопасности (как, например, было в истории Ойо), но и с особенностями агри­культуры — подсечно-огневым и переложным земледелием. В ранние периоды истории первопоселенцы действительно пе­редвигались с места на место вслед за своими участками, и это длилось до тех пор, пока из поселения не вырастал город, ко­торый мог реально господствовать над округой.

Впоследствии он обрастал временными деревнями аба, где многие горожане проводили большую часть своей жизни, появ­ляясь в городе лишь на время. В йорубских городах с населе­нием около 20 тыс. человек основной массив обработанных по­лей и соответственно поселки аба могли быть удалены от кре­постных стен на расстояние до 7—8 км. Таким образом, дерев­ни были естественным продолжением города, но при этом царь, его двор, носители должностей должны были жить всегда в го­роде; свадьбы, обряд похорон производились только в город­ском жилище. Сбор дани, торговля, отправление важнейших ре­лигиозных ритуалов — все это делалось в городе, который был центром политической, экономической и культурной жизни.

Народы йоруба и бини выработали сельскохозяйственные системы, которые, требуя большого резерва земли, тем не ме­нее позволяли заниматься земледелием без перерывов, не нару­шая плодородия почвы. Это был экстенсивный метод, требо­вавший длительного периода залежи. Для нормального восста­новления плодородия почвы требовался такой сельскохозяйст­венный цикл, при котором каждый год общий размер земли под залежью должен был примерно в десять раз превышать общий объем земли под обработкой. С социологической точки зрения это означало, что такой народ, как йоруба, веками живший ог­ромными многотысячными городами, имел устойчивую тради­цию возделывания полей на больших расстояниях от поселе­ния. Такая традиция могла сложиться лишь при определенных условиях, а именно когда земледельцу на дальних участках была в большой степени гарантирована безопасность от нападе­ний диких зверей и вражеских набегов.

Во многих местах доколониальной Африки не было подоб­ных гарантий безопасности, и народы, жившие в сходных эко­логических условиях, должны были переселяться целыми де­ревнями с места на место каждые десять-пятнадцать лет, с тем чтобы иметь возможность осуществлять традиционный сельско­хозяйственный цикл. Что же касается социокультурного регио­на побережья Бенинского залива, то уже в конце XVII— XVIII вв. весь он, за исключением отдаленных окраин, был ос­военной человеком территорией, представлял собой систему больших и малых государств, связанных сетью пешеходных и конных дорог и троп.

Не все города были вполне однородными по своему этниче­скому составу. Во-первых, некоторые из них образовались в ходе завоевания одних этнических групп другими или смеше­ния нескольких этнических групп. Так, Бадагри был основан в XVIII в. беженцами попо, или эгун, подгруппы народа эве из государств Виды и Аллады, смешавшимися с первопоселенца­ми авори (подгруппа народа йоруба). Первопоселенцами Ла­госа, нынешней столицы Нигерии, была небольшая группа йоруба-авори; начиная с XV—XVI вв. в район будущего Лагоса стали прибывать по морю переселенцы из Бенинского царства. Столица юго-восточного йорубского государства Ово, г. Ово, была, по преданию, создана в ходе столкновения выходцев из Ифс с первопоселенцами, об этнической принадлежности кото­рых легенды умалчивают. Огбомошо — провинциальный город в составе государства Ойо — был основан не позднее XVIII в. представителями двух этносов: выходцами из Боргу и йоруба из городов Илугбон и Иреша. Население г. Илорина, входив­шего до 20-х годов XIX в. в состав столичной провинции Ойо, состояло из йоруба-земледельцев и значительного контингента скотоводов хауса и фульбе. Представители этнических мень­шинств селились в отдельных кварталах, со временем этниче­ская ситуация подвергалась действию двух факторов: смеше­нию представителей различных этносов в результате межэтни­ческих браков (этот процесс на государственном уровне хоро­шо отражен в традиции) и воздействию на культуру этническо­го меньшинства норм и традиций господствующего этноса. Так, в частности, произошла йорубизация Лагоса, несмотря на то что политически он до первых десятилетий XIX в. находился в сфере влияния Бенина. Напротив, исконно йорубский город Илорин оказался еще до распада «империи» Ойо под сильным воздействием исламской культуры, носителями которой были хауса и фульбе. Города на границе «империй» Ойо и Бенина (характерный пример — Ово) подвергались достаточно сильно­му воздействию обоих этносов — и йоруба и бини, что можно проследить по особенностям их политической и художественной культур.

Иноплеменниками были также рабы, приглашенные специа­листы и беженцы. В «имперский период» и в XIX в. эти группы населения могли насчитывать в совокупности не сотни, а тыся­чи человек в тайих городах, как Ибадан, Ойо или Бенин. Полиэтничными были органы власти и царские дворы крупней­ших государств. Полиэтничность, если можно так сказать, бы­ла в природе ранней государственности, ибо повсюду в стра­нах побережья Бенинского залива органы насилия и управле­ния формировались с привлечением рабов-иноплеменников. Особенно в Ойо рабы-иноплеменники занимали большинство ключевых постов на столичном и провинциальном уровнях. На­пример, наместниками бале многих стратегически важных горо­дов на торговом пути из Ойо к морскому побережью были ино­земцы — привилегированные рабы царя.

Через несколько поколений значительная часть чужаков и рабов, живших в компаундах своих хозяев на правах подчи­ненных младших членов больших семей, теряла свою этниче­скую обособленность.

Наличие значительных групп иноплеменников не порожда­ло, однако, этнических конфликтов, что, по-видимому, можно объяснить неразвитостью этнического сознания, точнее, подчи­нением его развивающемуся государственному сознанию. По­следнее вместе с тем принимало непривычные для нас формы: когда царь Дагомеи или оба Бенина говорили, что все населе­ние их царств — их рабы, когда свободнорожденные бенинцы и дагомейцы говорили о себе как о рабах царя, этим самым они не выражали свое социальное положение, а обозначали в до­ступных им понятиях свое подданство, свою принадлежность к государству как к более широкой общности, чем их патрили-ния, квартал или даже город.

Другой стадиальной особенностью была неразделенность политико-административной и судебно-полицейской власти. Как правило, разрешением споров между рядовыми общинниками занимались люди, связанные с тяжущимися сторонами узами родства. У йоруба старейшина большесемейной общины был ответствен перед городскими властями за поведение членов сво­ей семейной группы, имел право бить кнутом, заковывать в це­пи, надевать колодки и сажать в темницу провинившихся [132, с. 3]. Серьезные уголовные дела разбирали вожди кварталов. Сородской совет был первой инстанцией, где судили за самые тяжкие преступления — убийство, государственную измену, кра­жу со взломом, поджог, кровосмешение [194, с. 24]. Решения городского суда вступали в силу лишь после того, как их одоб­рял царь, который был высшей судебной властью. В Ойо цари имели собственных судейских чиновников из числа привилеги­рованных рабов и институт царских палачей тету. В этом слу­чае можно говорить о полном обособлении органов публичной власти на высшем уровне.

Повсюду в странах побережья Бенинского залива в эпоху расцвета ранних государств цари выполняли высшие судейские функции.

История Дагомеи дает наглядный пример того, как цари стремились максимально прибрать к рукам отправление право­судия и связанные с ним доходы и власть над людьми. Со­гласно дагомейской традиции, первый царь Дагомеи, Вегбаджа, который утвердился у власти в результате завоевания Абомейского плато, на правах завоевателя присвоил себе судебные функции родовых старейшин; разбор таких преступлений, как убийство, грабеж в домах и на дорогах, поджог, изнасилование детей, некоторые случаи прелюбодеяния и колдовство, перешел в ведение царя. Все эти преступления карались смертью, одна­ко на практике наказание могло быть заменено пожизненным заключением. В реальных условиях Дагомеи, где, как и во всех странах побережья Бенинского залива, родственные связи были очень сильны, это выражалось в том, что осужденного навсегда разлучали с родичами и отправляли на работу на цар­ские поля. Иными словами, исключение осужденного из круга его родичей приравнивалось к смертному приговору. Если до­стойное смерти преступление совершал глава семьи, его жен и детей точно так же, по тому же принципу, распределяли по другим семьям, семейный круг распадался, распределенные же­ны и дети отныне лишались права жить как единый семейный коллектив [139, с. 90]. Вообще же в странах побережья Бенин­ского залива было правилом, что преступников, осужденных на смерть, использовали для жертвоприношений. Их обычно «на­капливали» в тюрьме в течение нескольких месяцев до дня го­сударственного праздника, сопровождавшегося жертвоприно­шениями. Таким образом, казнь преступников облекалась в культовую форму, и царь «как бы снимал с себя ответственность за совершение казни; он перелагал ее на духов и богов» [120, с. 197]. То, что осуждение человека на смерть должно было санкционироваться царем, было связано с сакральными свойствами последнего.

Общими стадиальными чертами, присущими предгосударст-венным и раннегосударственным формам права, были его тра­диционный и народный характер (как писал еще М. М. Кова­левский, который, правда, неправомерно выводил зародыш цар­ской власти из власти родового старейшины, «монарх варвар­ского королевства был ограничен (во власти. — Н. К.), потому что в деле законодательства участвовал народ» [47, с. 43]); сходные основы судопроизводства на всех уровнях — от суда правителей до судебного разбирательства в деревенской или же болыпесемейной общине; вера в возможность воздействия сверхъестественных сил на судебные процедуры и на приговор; роль общины в истолковании и проведении в жизнь закона, который не являлся кодированным (в регулировании общест­венных отношений ведущая роль, таким образом, принадлежа­ла обычаю), отсутствие писаного законодательства.

Основными компонентами управляющей верхушки повсеме­стно были царь и царский двор, с одной стороны, и совет ро­довой по происхождению знати или совет городских вождей — с другой. Соотношение и вес этих компонентов были неодина­ковыми в Ойо, в других йорубских государствах, в Дагомее и Бенине. По составу царского двора три крупнейших государ­ства региона тоже отличались друг от друга, имелись разли­чия в характере связей между царским двором и городскими, или «внешними», вождями (в отличие от «внутренних» вождей, т. е. придворных). Отличия в системе связей между городски­ми вождями и низовыми общинами, образующими город, опре­делялись спецификой общинных структур йоруба, бини, аджа [53, с. 17—67]. С учетом этих различий можно говорить о ста­диальном единообразии органов государственной власти, фор­мировавшихся из двух указанных выше компонентов.

Первичными социальными, политическими и экономически­ми ячейками в городах стран побережья Бенинского залива были большесемейные общины. Человек реализовался как лич­ность во всех сферах общественной жизни в качестве частицы общинного коллектива, вне которого он становился неполно­правным или бесправным, без которого он не мыслил себя. Об­щинные структуры лежали в основе городского управления. Так, в йорубских городах такими основополагающими общин­ными структурами были идиле и агболе. Идиле — патрилиния, или линидж,— представляла собой коллектив кровных родст­венников, прослеживающих происхождение от общего предка по мужской линии, соблюдающих экзогамию, имеющих общее родовое имя, общие запреты на употребление некоторых видов пищи и общего духа-покровителя. В каждой идиле имелась своя устная традиция, передававшаяся из поколения в поколение; она обосновывала положение данной идиле среди других патрилиний, составляющих городское население. Обычно такая тра­диция рассказывала, что предок-основатель идиле некогда по­кинул свой родной город (чаще всего из-за того, что его там обошли титулом), был благожелательно принят правителем данного города и правитель даровал ему право на постройку дома на городской земле, право на обработку земельного уча­стка из общего фонда городской общины и титул.

Все члены патрилинии имели одинаковые права пользова­ния общинной землей. Определенные пожизненные преимуще­ства получал глава идиле. Но когда вставал вопрос о наделе­нии или отчуждении части общинной собственности, он мог действовать только с согласия всей патрилинии. Единодушие ее членов было обязательным для принятия решений. Патри­линия была также первичным органом, утверждавшим канди­дата на один из городских титулов, право на который было наследственным в данной идиле.

Как правило, идиле или часть ее размещалась в компаунде агболе. По определению йорубского социолога Н. Фадипе, агболе являлся самой важной ячейкой йорубского общества и его первичной политической единицей. Управление агболе — это управление городом в миниатюре, отмечал Н. Фадипе [185, с. 106]. Человек мог быть членом той или иной социально-по­литической общности лишь через свое членство в агболе. Все его права и привилегии, равно как и обязанности перед род­ственниками и более широкой общностью, давались ему через посредство главы агболе (как правило, им был старейшина патрилинии — хозяин данного компаунда). Главу агболе назы­вали бале (сокращенно от баба иле — «отец дома»). В круг его обязанностей входили забота о сохранности общего до­стояния агболе, т. е. прежде всего дома, земельного участка, хозяйственных построек; руководство распределением и пере­распределением земельного фонда группы и контроль над его использованием; организация взаимопомощи между членами агболе и создание таких условий, при которых каждый член группы имел бы средства к существованию.

Бале разбирал мелкие тяжбы в рамках агболе, организовы­вал сбыт той части общего продукта, который подлежал про­даже, руководил отправлением домашних религиозных цере­моний, выступал как посредник между своей группой и внеш­ним миром (находил женихов и невест для членов агболе, ор­ганизовывал похороны умерших, защищал интересы группы в поземельных конфликтах, случавшихся в городе, отвечал за сбор податей и повинностей в пользу вышестоящего вождя и т. п.). Во всех случаях именно он представлял интересы от­дельных членов своей группы вне агболе и отвечал перед го­родскими властями за поведение каждого ее члена [132, с. 3]. На пост бале могли претендовать старейшие мужчины из числа «хозяев дома», т. е. членов идиле. Правом выбора поль­зовались все «хозяева дома», кандидатура утверждалась го­родским советом.

Несколько агболе (часто родственных друг другу) состав­ляли квартал адугбо. Во главе него стоял вождь. Через ста­рейшин агболе он управлял кварталом и представлял его на­селение в городском совете. Таким образом, компаунды и кварталы были теми единицами, которые на основе территори­ально-родственных связей объединяли все без исключения на­селение города.

В задачи органов государственного управления входили поддержание в городе мира и порядка, разрешение поземель­ных и прочих споров между составляющими городскую общину линиджами, организация защиты, города от врагов, сбора по­датей и повинностей, осуществление контроля над землепользо­ванием (определение времени поджога буша и т. п.).

Мнение народа о делах управления выражалось на собра­ниях социальных ячеек — возрастных групп (там где они бы­ли) и линиджей и передавалось через младших (по рангу) но­сителей титулов старшим. У йоруба старшие носители титулов, облеченные правом сидеть на дворцовой веранде, обсуждали, в порядке старшинства, все представляемые на их рассмотрение дела, принимали окончательное решение, и один из вождей (тот, кто имел право входить в личные царские покои) пере­давал его царю [220, с. 340].

Царские приказы объявлялись на улицах дворцовыми гон­цами, до членов линиджей царские решения доводились их ста­рейшинами. Ответственность за исполнение решений лежала на носителях низших титулов в рамках линиджей и возрастных групп.

В Бенине, несмотря на обилие традиций, доказывающих род­ство бенинской государственности с йорубской, и наличие за­имствованных у йоруба политических институтов (см. гл. 7), городское управление имело существенные отличия по сравне­нию с йорубскими государствами.

Если в Ойо двумя главными группами высших должност­ных титулов были царский двор, рекрутируемый главным об­разом из рабов, и совет царских выборщиков из родовой по происхождению знати, каждый из которых был «патроном» или вождем кварталов, образующих город, то в Бенине в выс­шую должностную группу входили: совет выборщиков, обладав­ший несравненно меньшей властью, чем в Ойо, три общества носителей придворных титулов и городские вожди (совет эгха-эвбо). Рабы не занимали в Бенине важных управленческих по­стов, и это, по крайней мере в теории, предоставляло рядовым бенинцам больше возможностей для участия в управлении.

Носители придворных титулов в Бенине объединялись в три союза: ивебо— ответственных за изготовление и хранение цар­ского платья и регалий; ивегуаэ — ответственных за хозяйст­венную жизнь дворца; ибиве — хранителей гарема. Для того чтобы получить придворный титул, требовалось попасть в од­ну из перечисленных групп на правах младшего члена, напри­мер придворного гонца, и затем уже пытаться продвигаться вверх по ступенькам должностной иерархии внутри каждого союза. Иными словами, путь к должности при дворе начинал­ся с вступления в одну из дворцовых групп, и теоретически доступ к высшим придворным постам был открыт для любого свободнорожденного бини. На практике это было не так, ибо приобретение титула требовало больших расходов, за него на­до было платить взносы всем группам носителей должностей, исключая узама нихинрон (совета выборщиков).

В отличие от йорубских государств, где большинство титу­лов, дающих политическую власть, были собственностью опре­деленных линиджей, в которых они наследовались после смер­ти носителя титула его сыновьями от каждой из его жен по очереди, в Бенине дело обстояло иным образом: там титулы либо передавались по наследству от отца к старшему сыну, либо были открыты для соперничества между всеми свободно­рожденными бини.

Бенинские городские и придворные титулы имели сходство с титулами «внешних» и «внутренних» вождей в Ифе, однако между ними было фундаментальное различие: «внешние», или городские, титулы в Ифе наследовались представителями опре­деленных линиджей и главами территориальных единиц или кварталов адугбо. В Бенине же система городских титулов не была связана с организацией кварталов. Бенин был разделен на несколько десятков кварталов, главным образом по принци­пу основного занятия населения. Квартальная организация по профессиональному признаку пересекалась с принятой у бини социальной организацией возрастных классов, определявшей распределение обязанностей по возрастному принципу. Каж­дый квартал имел своего старейшину одионвере (по аналогии с одионвере — старостой деревни). Его власть могла быть ог­раничена присутствием титулованного наследственного или не­наследственного главы квартала.

Большинство титулов дворцовых и городских вождей были ненаследственными; создание новых титулов, передача вакан­сий, продвижение по должностной иерархической лестнице на­ходились в руках царя.

Дворцовые вожди поднимались по ступенькам должностной иерархии, используя сложную дворцовую организацию, путь на­верх лежал через интриги, личные услуги царю и носителям более высоких должностей, использование слабостей и причуд царя и его окружения.

Для приобретения титулов городских вождей требовалась деятельность на пользу города — успехи в торговле, воинские доблести и т. п. Приобретая большую популярность в народе, городские вожди становились опасными для дворца. В бенинской истории очень часты столкновения между царским двором и городскими вождями, прежде всего ийасу (см. гл. 8).

В целом социально-политическая структура Бенина была го­раздо менее иерархиезированной, чем в Ойо. В то же время верхний управляющий слой был, по-видимому, более многочис­ленным, чем в Ойо, дворцовая организация была более слож­ной и пышной, осуществляла более тесный и непосредственный контроль над низовыми общинами.

В Дагомее так называемые внешние вожди, гбонуган (до­словно «вожди у ворот»), в том числе семь главных, состав­лявших совет родовой по происхождению знати, по крайней ме­ре со времен Тегбесу находились под достаточно сильным контролем царя. Среди них были и носители самых главных титулов: жиган, мё и йевоган. Все эти титулы были наследст­венными в пределах определенных линиджей, однако утверж­дение в должности зависело от царя. Более того, когда носи­тель титула умирал, эмблемы его власти и личная собствен­ность передавались царю. После того как царь утверждал на­следника в титуле, он возвращал последнему символы власти, часть собственности умершего, включая его вдов [139, с. 70].

При сравнении формирующихся органов государственного управления Дагомеи, Ойо и Бенина просматриваются истори­чески сложившиеся различия между положением первичных со­циальных ячеек в структуре раннего государства: базой йоруб-ских государств были мощные (превышающие тысячу человек в рядовых идиле и несколько тысяч человек в знатных идиле) линиджи. На протяжении тысячелетнего развития йорубской ранней государственности эти общинные коллективы не распа­лись, а напротив, интегрировались в формирующееся государ­ство, развиваясь вместе с ним. В Дагомее, где создалась благо­приятная обстановка для быстрого (неадекватного общему социально-политическому развитию) возвышения царской влас­ти за счет непомерного роста ее военно-организаторских функ­ций в условиях трансатлантической работорговли, царская власть сумела сравнительно легко подчинить себе значительно менее сложные по сравнению с йорубскими первичные соци­альные ячейки. Дагомейская монархия — малое дитя по срав­нению с йорубской. Первый дагомейский царь, Вегбаджа, пра­вил тогда, когда Ойо, наследник еще более древнего Иле-Ифе, уже превращался в «империю». Начиная с Тегбесу, дагомей­ские цари пытались организовать органы управления Дагоме­ей по образцу Ойо, но йорубские модели неизбежно изменялись на дагомейской почве. В Ойо органы насилия, формируемые в значительной мере из рабов, надстраивались над сложными об­щинными структурами, превращавшимися в первичные ячейки эксплуатации, и интегрировали общинную верхушку в аппарат насилия. Государство развивалось и укреплялось постепенно, отношения господства и подчинения медленно, но неуклонно пронизывали всю общественно-политическую структуру сверху донизу. Распалась «империя» Ойо, но структура не разруши­лась, на развалинах прежней «империи» стали формировать­ся ее наследники — «империи» Новый Ойо и Ибадан. Дагомея же, переняв у Ойо, например, институт шпионов, рабов-евнухов и т. п., во многом смогла усвоить лишь их форму. Наглядный пример — институт евнухов, которые в Дагомее исполняли лишь функции царских слуг, смотрителей гарема и связных между «внутренним» миром, т. е. дворцом, и «внешним» миром, т. е. городом.

Бенин, который по возрасту государства и монархии был ед­ва ли младше Ойо, имел в основании своей социально-полити­ческой структуры большесемейные общины, которые были меньше и слабее йорубских идиле. В отличие от йорубских иди­ле большесемейные общины бини не обладали правом наследо­вания движимого имущества и титулов. Они поэтому были сла­бее йорубских, и родовая по происхождению знать, соперничая за власть с царем, не имела в них столь сильной опоры, как, например, ойо меси в Ойо.

Центром политической борьбы внутри каждого государства была борьба за титулы, за выборно-наследственные и ненаследственные должности, ибо  именно владение    титулом, высокой должностью давало богатство и власть.

Повсюду в регионе формами отчуждения прибавочного про­дукта в пользу управляющей верхушки были: 1) дань; 2) по­боры; 3) судебные штрафы и судебные вознаграждения; 4) во­енная добыча.

Дань с населения города в пользу его правителя взима­лась обычно в натуральной форме (ямсом и другим продоволь­ствием) и уплачивалась ежегодно каждым человеком (точнее, главой семьи) во время одного из основных государственных праздников. Дань с глав семейств собиралась главой линиджа, передавалась носителю титула и далее по иерархической це­почке доходила до царя.

Поборы, носившие нерегулярный характер, но осуществляв­шиеся постоянно по различным поводам (например, для покупки оружия, для возмещения потерь от стихийного бедствия и т. п.), собирались подобным же образом, причем так же, как и в случае с данью, часть собранных средств оседала, об­разно говоря, в карманах всех промежуточных инстанций меж­ду рядовым общинником и царем.

Дополнительным побором с общинника в пользу царя и зна­ти были подарки, которые он должен был сделать, если хотел добиться, скажем, суда царя. Дело в том, что любое прошение царю или иному носителю высокого титула шло строго по ин­станциям, через все ступеньки должностной иерархии. Это оз­начало, что подарок, которым человек сопровождал свою прось­бу, частично распределялся между посредническими звеньями.

Цари были богатейшими людьми в государстве. Основные источники их доходов были однотипными во всем социокуль-турном регионе стран побережья Бенинского залива, а именно:

1) регулярная дань продуктами и ремесленными изделиями с подчиненных городов и зависимых территорий (в форме по­дарков на главных государственных праздниках); 2) трудовые повинности, накладываемые на все население государства под видом общественных работ (строительство и ремонт царского дворца и участие в обработке земель, считавшихся «собствен­ностью трона»); 3) специальные поборы для жертвоприноше­ний богам от имени народа; 4) дополнительные нерегулярные поборы (например, по случаю пожара или других стихийных бедствий); 5) торговые пошлины на товары, провозимые через ворота города; 6) торговые привилегии во внешней торговле, включая работорговлю; 7) конфискованная собственность пре­ступников, отчуждаемая царем от имени государства, отчисле­ния от других судебных сборов; 8) наследование части имуще­ства умерших подчиненных вождей; 9) обычай «дарения» царю лучших ремесленных изделий; 10) военная добыча; 11) эксплуа­тация рабского труда.

Получаемые этими путями богатства в значительной мере перераспределялись среди подчиненных вождей и придворных отчасти при жизни царя (жертвоприношения, раздача подар­ков на ежегодных культовых празднествах и т. п.), отчасти после его смерти в соответствии с традиционными правилами наследования движимой царской собственности, считавшейся своего рода общественным достоянием [185, с. 143]. Богатство царя оказывалось примерно равным общей сумме богатств но­сителей высших должностей.

Высшей стадией саморазвития, которой достигло раннее го­сударство в регионе побережья Бенинского залива, были «им­перии» в Ойо и Бенине. В XIX в. началось также формирова­ние Ибаданской «империи», однако этот процесс был прерван в конце века колониальным завоеванием йорубских земель Ве­ликобританией. Развитие «имперских» институтов зашло наибо­лее далеко в Ойо; Бенин в этом смысле занимал среднюю по­зицию; в Дагомейском царстве «имперские» институты только-только начали зарождаться.

Накануне своего распада «империя» Ойо объединяла под властью центрального правительства многие этносы: собствен­но йоруба, или ойо-йоруба, населявшие метрополию; другие этнические группы йоруба, вошедшие в состав Ойо доброволь­но или завоеванные ею (как, например, эгба и эгбадо); не-йорубские народы бариба, фон (аджа) и др., связанные с Ойо данническими отношениями.

Государственный аппарат «империи» обеспечивал на ее территории относительный мир, безопасность и поддержание в порядке пересекавшие ее международные торговые пути, пла­номерное расширение «империи» на протяжении почти двух столетий, строительство на ее территории стратегических и тор­говых пунктов, регулярный сбор дани с покоренных народов. История Дагомеи, государства-данника Ойо, наглядно демон­стрирует значение последнего как своего рода культурно-поли­тического эталона для правителей подвластных земель.

Вместе с армиями, чиновниками и просто переселенцами-ко­лонистами Ойо его политические институты и культурные до­стижения распространялись (часто насильственным путем) сре­ди соседних, более отсталых народов. Ойо служил государст-вообразующим и культурным центром для огромной террито­рии, населенной не одними йоруба. Он не только обкладывал данью завоеванные земли, но и охранял их от внешних врагов, создавая условия для мирного развития. Установленная Ойо сеть торговых связей, караванных дорог, соединивших южные ответвления транссахарских торговых путей с побережьем, способствовала экономическому развитию обширного региона. Система управления «империей» складывалась не сразу и отличалась многоступенчатостью. Собственно йорубские земли управлялись по типу, общему для всех йорубских государств, т. е. представляли собой систему, состоящую из столичного го­рода и ряда подчиненных городов.

Подчиненные города имели своих наследственных правите­лей (об или бале). Их подчиненный по отношению к столице статус внешне выражался в различного рода ограничениях на пользование символами власти. Например, они не могли иметь при своих дворах рабов-евнухов и носить корону с вуалью из бус (аде). Подчиненные города были связаны со столицей от­ношениями данничества. Их правители должны были лично до­ставлять дань Ойо каждый год во время праздника Бере [212, с. 41, 50, 51; 166, с. 41, 47]. Дань обязательно включала в себя траву бере, которой покрывали крышу дворца. Она имела так­же важное символическое значение как знак вассальной пре­данности. Кроме того, в состав дани входили раковины каури и сравнительно небольшие подношения натурой. Например, один из крупных городов, Шаки, посылал ежегодно в столицу двух баранов и десять мешков (т. е. 200 тыс.) каури. В боль­шинстве случаев размер дани фиксировался [216, с. 100].

Подчиненные города были обязаны поставлять людей в ополчение Ойо. В делах внутреннего управления они мало за­висели от столицы. Тем не менее правители подчиненных го­родов находились под довольно жестким контролем централь­ного правительства во всем, что относилось к внешней полити­ке. От алафина Ойо зависело также возведение на трон и низ­ложение провинциального обы или бале. Подчиненные обы, из­бранные на трон в соответствии с местным обычаем, должны были ехать в Ойо за одобрением алафина. В обратный путь обу сопровождал один из царских илари, который должен был присутствовать на церемонии его коронации. Все важные су­дебные дела были также передоверены алафину, точнее, одно­му из его главных евнухов, она ивефа.

Метрополия была разделена на провинции (экун) во главе с провинциальными правителями, являвшимися промежуточ­ными звеньями администрации между алафином и правителями других провинциальных городов. Главы разных провинций об­ладали неодинаковым объемом власти. В свою очередь, про­межуточной инстанцией между провинциальными правителями и алафином являлись столичные «патроны» — носители титу­лов, рекрутируемые из разных социальных групп: дворцовых рабов, дворцовых женщин, членов царского рода, вождей не­царского рода. Главной функцией «патронов» был контроль над выполнением даннических обязанностей правителей про­винциальных городов. Тенденцией развития здесь была посте­пенная замена вождей-патронов нецарского рода привилегиро­ванными дворцовыми слугами или членами царского рода.

Помимо «патронов» провинциальные города имели офици­альных царских наблюдателей и сборщиков дани — илари и аджеле. Как правило, аджеле рекрутировались из числа двор­цовых рабов [216, с. 111].

Об илари уже говорилось ранее, в гл. 5. Институт аджеле, по-видимому, более позднего происхождения. И те и другие были представителями центрального правительства в завоеван­ных городах. Корпус аджеле формировался из числа доверен­ных рабов или слуг правителя столичного города и в очень ред­ких случаях — из числа его ближайших родственников. В их функции входили надзор над сбором дани с подчиненного горо­да; посредническая деятельность — спорные дела жителей под­чиненного города, подлежащие разбирательству в столице, до­стигали последней через посредство аджеле; обеспечение мира в подчиненном городе и его лояльности столице.

Аджеле переселялись в завоеванный город и жили там по­стоянно, часто соперничая с местным правителем за влияние на дела управления, но не подменяя местных правителей, за которыми по-прежнему сохранялось внутреннее управление го­родом. Аджеле, как истинно «имперские» должностные лица, подчинялись не местным властям, а патронам (баба кекере) столичного города. Царскими агентами в нейорубских данни­ках Ойо также были илари и аджеле.

О том, во что выливалось на практике насильственное вклю­чение государства на правах данника в состав «империи» Ойо, ярко говорит ойо-дагомейский договор 1748 г.:

1) Дагомея теряла значительную территорию, а также пра­во пользоваться работорговыми портами восточнее Джакина;

2) устанавливалась ежегодная дань в пользу Ойо, состояв­шая из 41 мужчины, 41 молодой женщины, 41 ружья, 400 меш­ков каури и 400 кораллов. Общий объем этой дани, которая уплачивалась каждый ноябрь вплоть до 1818 г., т. е. в течение 70 лет, и доставлялась в Ойо из Дагомеи под руководством специального должностного лица, был очень тяжел: в середи­не XVIII в., одни только каури (400 мешков) приравнивались к 1600 английских ф. ст. [134, с. 124].

3) превращение Дагомеи в данника автоматически влекло за собой признание царя Ойо верховным правителем Даромеи, ибо, по существу, дублировало на «имперском» уровне тради­ционные отношения между йорубским правителем столичного города и правителем подчиненного города, связанных отноше­ниями дани. Превращение Дагомеи в данника означало, что руководство ее внешней политикой переходило к Ойо в следу­ющих пределах: для защиты Дагомеи от внешней агрессии Ойо мог размещать свое войско на дагомейской территории (так было в 60-х годах XVIII в., когда войско государства Ашанти вторглось в пределы Дагомеи); Ойо мог заставить Дагомею послать войско в помощь любому своему военному предприятию или же запретить Дагомее вести войну. Именно так произошло, например, в 1784 г., когда по приказу из Ойо дагомейское войско под руководством йорубского военачаль­ника разрушило город-государство Бадагри. Между тем раз­гром Бадагри был невыгоден дагомейцам, ибо это государст­во постоянно тревожило набегами Порто Ново — опасного со­перника Виды по работорговле; 4) владение троном Дагомеи регулировалось отныне не только обычным правом страны, но и нормами, определявшими межгосударственные отношения в этом регионе, отношениями между данником и сюзереном; так, когда преемник Тегбесу, Кпенгла, попытался недодать кораллы в составе традиционной ежегодной дани Ойо, правитель Ойо Абиодун пригрозил Кпенгле лишением трона;

5) в соответствии с той же традицией даннических отноше­ний правитель Ойо получил право наследования имущества высших дагомейских должностных лиц, начиная с царя;

6) при восшествии на престол каждого нового алафина да-гомейский царь, как любой подчиненный правитель йорубской державы, должен был слать ему подарки.

Фактически, как считает нигерийский исследователь И. Акинджогбин, Дагомее было оставлено лишь внутреннее само­управление [134, с. 125].

Взаимоотношения между Ойо и Дагомеей проливают свет на поистине огромную роль раннего государства в судьбах об­ширного региона. Тяжелейший договор 1748 г. рассматривал­ся в Дагомее как благо. После того как было объявлено о его заключении, по всей Дагомее прокатились празднества, устраи­вались пиры, вокруг фортов европейских торговцев прошли праздничные процессии во главе с дагомейскими военачальни­ками, торговцами, представителями знати и т. п. Дело в том, что Дагомея, которая, по свидетельству европейских очевид­цев, была в середине XVIII в. сравнительно сильным и орга­низованным государством, тем не менее была практически бес­сильной перед периодическими набегами конницы Ойо, опусто­шавшими страну: настолько велико было военное и политиче­ское превосходство Ойо, основанное на значительно более древней, чем в Дагомее, традиции государственности. В 40-х го­дах Дагомея стояла перед выбором — либо подвергнуться пол­ному разорению и физическому уничтожению, либо стать дан­ником Ойо. В течение нескольких лет дагомейцы оттягивали вторжение йорубской конницы богатыми дарами, и согласие Ойо в 1748 г. на начало переговоров, направленных на урегу­лирование отношения между двумя государствами, рассматри­валось как большая дипломатическая победа Дагомеи, как со­здание условий для мирной передышки.

В известном смысле так и было в действительности. Данни­ческие обязательства Дагомеи, несмотря на их тяжесть, все же были легче, чем у народов, чьи земли лежали ближе к ядру йо­рубской державы. Царь Ойо не посылал в Дагомею своих резидентов. Дагомейцам было разрешено сохранить войско и позволено расширять свою территорию на север и запад от Абомея.

В Бенине только центральная часть империи находилась под постоянным контролем царского двора. Далее на окраинах власть царя утверждалась путем устройства военных поселений и через систему царских резидентов или младших брать­ев царя, не имевших права на корону. Последние, покинув сто­лицу, наделялись властью наследственных правителей городов и деревень «империи». Устная традиция Бенина гораздо бо­лее, чем хроники Ойо, богата сведениями о восстаниях в раз­личных частях Бенинской империи и о многочисленных кара­тельных экспедициях бенинских царей. По-видимому, «импер­ская» система Бенина была слабее, чем в Ойо, где царь имел мощную опору в лице привилегированных рабов, исполнявших роли имперских чиновников различных уровней.

Контроль над назначением правителей подвластных терри­торий был важным инструментом функционирования «импер­ских» институтов в Бенине. Центральное правительство Бенина практиковало возведение на местные троны бенинских марио­неток в нарушение традиционных норм престолонаследования, поощряло распри между местными претендентами на трон в целях усиления своего влияния на провинцию, широко исполь­зовало систему заложничества. Наследникам местных престо­лов предписывалось проводить свою юность при дворе бенинского обы в качестве его меченосцев эмада (ед. ч. — умада). Так воспитывались кадры будущих периферийных правителей, лояльных центральному правительству и усвоивших нормы бенинской политической культуры.

В Дагомейском царстве первичной территориальной едини­цей была деревня. Ее староста имел титул тохосу, передавае­мый по наследству, но подлежащий утверждению царем. Боль­шие деревни делились на кварталы во главе с хаганами. Хаган — глава возрастной группы молодежи донкпеган и замести­тель старосты деревни тонукве образовывали деревенский совет при старосте. В компетенцию деревенского старосты входили разбор главным образом поземельных и семейных споров. От­дельные лица, недовольные решениями старосты, могли апел­лировать к царю [221, с. 77]. Для решения междеревенских конфликтов прибывали должностные лица из столицы.

Дагомейское царство имело шесть «провинций» — Виду, Алладу, Заньянадо, Махи (Саве и Савалу), Атакпаме и Аджа [200, т. 2, с. 23]. Неясно, однако (если исключить Виду и Ал­ладу), какую территорию они включали и как управлялись. М. Херсковитц утверждает, что в Дагомее существовала высо­коорганизованная система управления провинциями, с которых центральная власть взимала регулярную дань продуктами, от­работками и рекрутами в царское войско [200, т. 2, с. 29]. В. Дж. Арджил, не менее тщательно проштудировавший даго-мейские источники, полагает, что точка зрения М. Херсковитца объясняется его некритическим к ним отношением [139, с. 75]. По-видимому, провинции сохраняли за собой значительную до­лю самоуправления, выражая свою вассальную преданность регулярными «подарками» во время ежегодных государствен­ных праздников. Что же касается воинской повинности, то, как это было показано в главе 8, участие в военных действиях, осо­бенно в грабительских походах, было не только обязанностью, но и правом, привилегией свободного общинника. Кроме того, так же как в Ойо и Бенине, провинциальный правитель был обязан сдать царю отчисления от судебных сборов.

Под строгим надзором центрального правительства находи­лись лишь города-порты: прежде всего Вида и ее предместье и портовая часть Игелефе (Глехве), а также Абомей и Котону.

Управление Видой осуществлялось центральным правитель­ством через посредство йевогана — третьего по значению долж­ностного лица государственного аппарата (после мигана и мё). Мё (левый министр) был непосредственным начальником йево­гана, рекомендовал его кандидатуру царю. В функции йевога­на входило управление городом   (совместно с городским сове­том из глав кварталов, составлявших Виду), судебное разбирательство (в этой сфере он не имел лишь права осуждать пре­ступников на смерть, что являлось прерогативой самого царя), организация торговли, включая работорговлю с европейскими купцами. Йевогану докладывалось о каждом судне, пришед­шем в Виду, в его обязанности входило давать официальный прием всем вновь прибывшим    европейским купцам, состав­лять и отсылать в Абомей  перечень  европейских товаров, блюсти интересы царя в работорговле. Титул йевоган перево­дится примерно как «вождь белого человека». Он был введен в 1728 г. царем Агаджей взамен ранее существовавших трех титулов, носители которых осуществляли связь между цар­ским двором и европейскими фортами на территории Виды. Введение титула йевоган было связано с попытками царской власти монополизировать работорговлю с европейцами. О его значении говорит хотя бы тот факт, что преемник Агаджи, Тегбесу, сменил за время своего правления десять йевоганов (почти все они были казнены царем, недовольным исполнени­ем их службы).

Аллада находилась под руководством «правого министра», мигана. Ее должен был посещать каждый дагомейский царь в период своей коронации.

В городах, расположенных на путях из Абомея в Виду и в Алладу, были построены дворцы для царя и дома для высших должностных лиц двора.

В целом процесс формирования «имперских» институтов в странах побережья Бенинского залива не был завершен к кон­цу доколониального периода. Функции управления были рас­средоточены и частично дублировались различными катего­риями должностных лиц. Главным принципом организации «имперского» управления было сохранение внутреннего само­управления за завоеванными территориями; их правители всту­пали на трон и правили в соответствии с местной традицией, однако требовалось утверждение в должности центральной властью. К последней переходили также решения династических споров и вопросы внешней политики. На местную поли­тику оказывали влияние высылаемые в провинцию члены цар­ского рода. По мере укрепления центральной власти возник также институт царских наместников из числа привилегиро­ванных рабов и институт «имперских» чиновников (также из числа рабов), подотчетных центральному правительству и от­ветственных за обеспечение лояльности и сбора дани с подчи­ненных городов.

Присоединение к «империи» новых территорий за редким исключением не влекло за собой перемещений подвластного населения; освоение центральным правительством завоеванных территорий могло включать в себя: а) колонизацию новых зе­мель путем переселения туда части жителей метрополии; б) строительство опорных пунктов для охраны торговых путей и обеспечения дальнейшей экспансии; в) создание буферных государств на окраинах «империи».

Включение периферии в государственную жизнь, процесс политизации распространялись в первую очередь на носителей должностей, почти не затрагивая массу населения. Основными обязательствами завоеванных территорий были уплата регу­лярной дани и воинская повинность (участие в завоевательных походах по требованию центральной власти).

Утверждение центральной государственной власти на тер­ритории «империи» осуществлялось посредством: а) регулярно повторяющихся военных акций (для защиты рубежей «импе­рии», обеспечения безопасности торговых путей и т. п.); б) внедрения обычая дарования (или освящения) символов власти, утверждения центральной властью подчиненных пра­вителей; в) добровольно-принудительного участия подвластных правителей в ежегодных общеимперских праздниках в столице «империи», сопровождавшихся перераспределением части при­бавочного продукта среди должностной иерархии (уплата «подарков»-дани, дары, ритуальные пиршества) и подтверждением или раздачей должностей; г) династических браков; д) систе­мы добровольно-принудительного обучения сыновей подвласт­ных правителей — потенциальных кандидатов на провинциаль­ные троны — при дворе центрального правителя; е) распрост­ранения (насаждения) на территории «империи» религиозных верований и культов центра.

В «имперский» период ранней государственности на базе развитого подсечно-огневого переложного мотыжного земледе­лия, способного давать устойчивый прибавочный продукт, бы­ло осуществлено культурное освоение территории, «очеловечи­вание» зоны тропических лесов и лесистой саванны на уровне предцивилизации, формировались общественные классы.

Основными показателями культурного освоения территории можно считать: 1) создание в рамках всего социокультурного региона системы государств и предгосударств с их ближней и дальней периферией; 2) сложение системы ближних и дальних коммуникаций, контролируемых и охраняемых государственной властью; 3) степень освоения тропического леса, обеспечивав­шая людям, основу экономики которых составляло переложное подсечно-огневое земледелие, возможность проживания в мно­готысячных городах.

Создание «империй» на практике означало, что вся террито­рия побережья Белинского залива оказалась в большей или меньшей степени под многосторонним воздействием ранней го­сударственности, главными политическими центрами которой были города Ойо и Бенин. Абомей, возникший значительно позднее на базе менее развитых социально-политических отно­шений, имел меньшую сферу влияния.