Глава 8. БУДДИЗМ И КОНФУЦИАНСТВО В КОРЕЕ

ХV-ХVI ВЕКОВ

В исторической литературе по истории Кореи нередко можно встретить утверждение о том, что в период Коре господствующей «идеологией» был буддизм, в то время как при династии Ли (Чо­сон) — конфуцианство. Выше уже говорилось о том, что прямое сопо­ставление буддизма и конфуцианства не совсем корректно, посколь­ку буддизм — это религия, основное внимание которой направлено на жизнь каждого отдельного человека, в то время как конфуцианство — идеологическое учение, главной задачей которого является обеспече­ние гармоничной жизни общества в целом. Напомним, что конфуци­анство начало распространяться на Корейском полуострове по мень­шей мере с III в. н.э. и с тех пор никогда полностью не утрачивало своего влияния в Корее.

С другой стороны, в буддизме, как в любой древней религии, зна­чительное развитие получила идейная (философская) составляющая. А конфуцианская идеология, распространившись до низших слоев на­селения, впитала некоторые элементы религии. Примером тому яв­ляется культ предков, ставший составной частью конфуцианства и предполагающий веру в то, что духи умерших не исчезают бесследно, а в течение некоторого времени могут влиять на жизнь живущих[1]. Причем чем более значимое место в обществе занимал при жизни пре­док, тем больше по силе и дольше по времени воздействие его духа. С этой точки зрения дух Конфуция, жертвоприношения которому по нескольку раз в год совершались в специальных храмах, например при местных государственных начальных школах хянгё, в какой-то степени мог играть роль божества.

И тем не менее буддизм и конфуцианство в конце Коре — нача­ле эпохи Чосон были противоборствующими «учениями-религиями», но не на идеологической, а на экономической и впоследствии — поли­тической почве. Буддийская церковь, обладая огромными земельны­ми владениями, отстаивала частную собственность на землю, господ­ствовавшую в конце Коре. Конфуцианство, ставшее «знаменем» но­вых придворных сановников-реформаторов, создавало теоретическую основу для укрепления государственной собственности и контроля за землепользованием.

§ 1. Политика корейских государей по отношению к буддизму и конфуцианству в XV — начале XVI века

Поскольку изначально буддизм и конфуцианство «обслуживали» разные сферы общественной жизни, первое — духовную, а второе — политическую, то приход к власти новых сановников-конфуцианцев, выдвинувших Ли Сонге в качестве основателя новой династии, совсем не означал, что немедленно последуют гонения на буддизм. Действи­тельно, Ли Сонге в 1393 г. дал указание отреставрировать крупней­ший буддийский храм юго-востока Кореи — Хэинса (основан в 802 г.) в горах Каясан. В правление Ли Сонге отдельным буддийским храмам продолжали раздавать земельные пожалования.

Политика гонений на буддизм началась только в правление третье­го короля Чосона — Тхэчжона (1400-1418). Тогда королевскими ука­зами стали закрывать отдельные буддийские монастыри. Однако это происходило не столько по «идеологическим» соображениям, сколько из-за необходимости сократить их экономическую мощь и вернуть мо­настырские земли в казну. При государе Сечжоне (1418-1450) судьба буддизма, казалось, была окончательно предрешена: число буддий­ских монастырей сократилось до 36. С 1442 г. стали производить­ся регулярные проверки деятельности монастырей, хотя оставшимся монастырям иногда выдавались дополнительные земли и лично зави­симые ноби в качестве слуг.

В правление государей Танчжона (1452-1455), Сечжо (1455-1468), Сончжона (1469-1494) жесткая политика королевского двора по от­ношению к буддизму прекратилась. Старым монастырям снова стали раздавать значительные земельные угодья, строились новые буддий­ские храмы, издавались и переиздавались буддийские канонические сочинения.

Переломным в отношении буддизма стало правление «князя» Ёнсан-гуна (1494-1506) — законного правителя Кореи из династии Ли, не получившего должного храмового имени после смерти по причине того, каким было его правление. Ёнсан-гун проводил политику особо­го покровительства буддизму, который «не вмешивался», в отличие от конфуцианства, в управление страной, чем, кстати, Ёнсан-гун прак­тически не занимался. Тогда же имели место страшные гонения на конфуцианских ученых.

Енсан-гун был сыном второй жены короля Сончжона. Поскольку первая жена умерла, не оставив наследника, в 1474 г. Сончжон взял в жены дочь высокопоставленного сановника — Юн Гигёна — госпожу Юн. Однако судьба новой королевы оказалась не слишком счастли­вой. Король и королева-мать невзлюбили королеву Юн (или же в действительности она совершала действия, недостойные королевы), и в 1479 г., несмотря на протесты большого числа придворных, она бы­ла лишена сана королевы, низведена до положения простолюдинки и выслана к себе на родину, в провинцию. В тот год Ёнсан-гуну испол­нилось всего 3 года, поэтому он ничего не знал о судьбе своей родной матери до тех пор, пока не стал королем и ему не сообщили об этом. Однако государь Сончжон, видимо, не был уверен в правильности сво­его решения, и поэтому продолжала существовать возможность того, что королева Юн снова вернется ко двору. В 1482 г. королева-мать ложно обвинила Юн в дурных намерениях в отношении государя, и Сончжон был вынужден отправить бывшей королеве Юн особый при­каз с повелением умереть, т. е. покончить жизнь самоубийством.

В 1483 г. Ёнсан-гуна официально объявили наследником престо­ла, который он занял в 1494 г. после смерти отца. В течение пер­вых четырех лет на престоле Ёнсан-гун проявлял значительный инте­рес к делам управления государством, занимался вопросами обороны страны на северо-западных границах и укрепления южного побере­жья для отражения нападений японских пиратов. Он способствовал увеличению производства оружия, изданию ряда значимых историче­ских и географических сочинений, таких, как «Кукчо погам» («Дра­гоценное отражение [правления нынешней] династии государства»[2]), «Тонгук ёчжи сыннам» («Описание земель и достопримечательно­стей Кореи», 1481 г.).

Однако с 1498 г. характер правления Ёнсан-гуна стал меняться. Отчасти это было связано с очередным противостоянием при дво­ре группировки «старых заслуженных» конфуцианских сановников — хунгупха и вновь выдвинувшихся сановников, которые в дальнейшем стали именовать себя сарим (дословно — «лес ученых»; подробнее о них речь пойдет в следующем параграфе настоящей главы). Как не раз бывало в истории Кореи, «новые», обладая более радикальными взглядами на вопросы управления государством, не имели источников доходов, подобных тем, которые были у представителей группировки «заслуженных».

В 1498 г. поводом для конфликта стало написание «черновой» ко­ролевской хроники «Реальные записи [правления короля] Сончжона» («Сончжоп силлок») и вопрос отражения в ней подробностей низ­вержения короля Танчжона королем Сечжо. В результате «новые» конфуцианские сановники, ратовавшие за правдивое изложение со­бытий, указом короля Ёнсан-гуна подверглись массовым репрессиям: многие были казнены и отправлены в ссылку.

После трагических событий 1498 г. Ёнсан-гун стал постепенно отходить от дел государства, отдавая все больше и больше времени разнообразным развлечениям. В буддийском монастыре Вонгакса[3] он устроил особое место для развлечений, где держал большое ко­личество девушек. В подобное но духу заведение превратил конфу­цианскую академию Сонгюнгван. Запретил употребление корейской письменности. Ликвидировал все дворцовые совещательные органы, которые могли на законном основании повлиять на государя.

Чашу терпения высшего чиновничества страны переполнили со­бытия 1504 г. Тогда один из сановников по имени Лим Сахон рас­крыл Ёнсан-гуну тайну гибели его матери. Разгневанный король ре­шил восстановить королевский сан своей матери и перенести ее моги­лу к гробнице отца-короля Сончжона. Одновременно он предпринял расследование того, кто и как «оклеветал» его мать, кто способство­вал изданию приказа с повелением умереть. В результате в том же году имело место второе массовое гонение на конфуцианских санов­ников, но теперь уже не только «новых», но и «старых заслуженных». По корейскому конфуцианству был нанесен сильнейший удар.

Однако основное направление исторического развития Кореи XV в. — укрепление роли государства на основе конфуцианской идео­логии — было обусловлено рядом объективных обстоятельств, кото­рые не могли позволить коренным образом изменить ход истории. Что бы ни происходило в столице, заложенные в провинции основы нового государства с ведущей ролью конфуцианской идеологии объ­ективно требовали восстановления роли столичных конфуцианских сановников.

Именно поэтому в 1506 г. ряд высокопоставленных сановников во главе с Сон Хыйаном и Пак Вончжоном решили свергнуть Ёнсан-гуна с престола и возвести на трон его младшего брата, князя Чинсон-тэгуна, получившего впоследствии храмовое имя Чунчжон (1506-1544).

В правление Чунчжона положение конфуцианства заметно улуч­шилось. Было решено максимально ограничить влияние буддизма, ко­торый, по мнению конфуцианцев, лишь «развращал» нравы народа. В 1509 г. в Сеуле закрыли все буддийские монастыри. В провинции в очередной раз сократили число монастырей и значительно урезали их привилегии. Однако противостояние «старых» и «новых» конфу­цианцев все еще продолжалось и закончилось победой «новых» лишь к середине — второй половине XVI столетия.

§ 2. Выдвижение конфуцианских ученых нового поколения — сарим (Корея XVI века)

XVI в. имеет для Кореи особое значение. Историки Южной и Се­верной Кореи отмечают, что это было время заметного развития сель­ского хозяйства, ремесла и торговли. Кроме того, происходили изме­нения в сфере общественной мысли. Подобные социально-экономи­ческие перемены позволили в свое время историкам Южной Кореи говорить о том, что период с XV по XVII в. уже можно относить к «новому времени» — кынсе[4].

Действительно, общественная мысль Кореи XVI в. внесла значи­тельный вклад в развитие корейской культуры. Как отмечалось, но­сителями новых идей стали представители прослойки вновь выдви­нувшихся конфуцианских сановников, именовавших себя сарим, т.е. «лес ученых [мужей]». Им противостояла прослойка «старых заслу­женных сановников» — хунгупха, или хунгу гваллё. К категории «за­служенных» относились не только потомки тех, кто помогал приходу к власти новой династии, но и родственники короля по боковой ли­нии (чхоксин). Все они были крупными землевладельцами, которым удавалось передавать свои земли по наследству, несмотря на то, что система полей за службу — чикчон, согласно которой большая часть полей должна была находиться в собственности государства, еще не была отменена[5]. Поэтому в провинции образовалась прослойка уси­ливавшегося провинциального чиновничества, также стремившегося к власти, перераспределению прав на основное средство производства того времени — землю. Это как раз и были конфуцианские сановники и ученые сарим.

Впервые сарим проявили себя в правление государя Сончжона (1469-1494). В то время «заслуженные» сановники — хунгу гваллё — стремились всячески ограничить реальную власть короля, что приве­ло к их противостоянию. Сончжон попытался привлечь на свою сторо­ну сарим как силу, способную помочь в борьбе со «старой» прослойкой высшего чиновничества (в их рядах могли также быть и молодые по возрасту люди). Однако сарим не являлись исключительными праг­матиками, которые выступали против «старых заслуженных» санов­ников только из соображений передела власти и сфер экономического влияния. У сарим была своя собственная система идей, которая спла­чивала новое сословие и давала ему право бороться с негативными, на их взгляд, общественными явлениями. Сарим считали аморальным и неправильным поведение «заслуженных» хунгу гваллё. Для сохра­нения правильных норм поведения в обществе провинциальные кон­фуцианские сановники нового поколения создавали особые местные уставы — хянъяк. Для обсуждения и принятия таких уставов органи­зовывались местные собрания, также именовавшиеся хянъяк. Уставы описывали все важнейшие сферы провинциальной жизни: местное са­моуправление, обучение, порядок проведения собраний, регулирова­ние отношений собственности[6].

Активная критика со стороны сарим правящей верхушки, в том числе и поведения «неправильных государей», таких, как Ёнсан-гун, не раз приводили к гонениям: казням, ссылкам, снятию с постов (1498 и 1504 гг.). Хотя во время таких гонений доставалось не только сарим, но и прослойке «старых заслуженных» сановников. Поэтому когда в 1506 г. Ёнсан-гуна на престоле сменил его брат, получивший храмовое имя Чунчжон (1506-1544), положение сановников-конфуцианцев, как «старого поколения», так и сарим, заметно улучшилось, и некоторые из сарим даже стали выдвигаться в столичные ведомства.

Однако приход к власти короля, выдвинутого конфуцианцами и поддерживавшего конфуцианство, совсем не означал, что гонения на конфуцианцев прекратятся. Именно в правление государя Чунчжона конфуцианцы дважды подвергались репрессиям. Причиной таких го­нений было продолжавшееся противостояние между «заслуженными» конфуцианскими сановниками и новой прослойкой сарим.

В 1519 г. сарим потребовали отмены всех привилегий большей ча­сти (76 человек) «заслуженных» хунгу гваллё, которых они объявили «неспособными», а также возвращения в казну их земель и лично зависимых ноби. Государь Чунчжон поддержал «старых», сумевших доказать, что лидер группировки сарим Чо Гванчжо (1482-1519) пре­тендует на престол. Чо Гванчжо и его ближайшие соратники были отправлены в ссылку, а затем казнены. Наказание других сарим бы­ло ограничено снятием с должностей и ссылкой.

Тем не менее нельзя сказать, что гонения на сарим 1519 г. нанесли роковой удар по «новым» конфуцианцам. Развитие конфуцианской общественной мысли, необходимость укрепления власти, построенной на более активном применении конфуцианских норм, объективно обу­словливали повышение общественной роли сарим. Во время трагиче­ских событий 1519 г. более тысячи студентов высшего конфуцианского учебного заведения Сонгюнгван собрались недалеко от столичного королевского дворца перед воротами Кванхвамун и выразили свое несогласие с решением короля.

Последнее гонение на конфуцианских ученых 1545 г. было связано с противостоянием внутри самих сарим и борьбой за власть внутри королевского рода. Это противостояние привело одновременно к уси­лению влияния при дворе одной части сарим и ослабления — другой. Еще при жизни государя Чунчжона встал вопрос о престолонасле­дии. Старший сын короля, мать которого умерла сразу после родов, приходился родственником по женской линии семье так называемых «больших Юн», а младший сын от второй жены — родственником се­мье «малых Юн». Новые конфуцианские сановники сарим также раз­делились на две «партии», каждая из которых поддерживала «боль­ших» или «малых» Юн.

После смерти государя Чунчжона на престол взошел старший сын, получивший храмовое имя Инчжон. Однако через восемь месяцев он умер, и в 1545 г. престол занял младший сын, король Мёнчжон (1545-1567), которому к моменту восшествия на трон было всего 11 лет[7]. Тогда же особое влияние при дворе обрели сарим — сторонники «малых Юн», решившие окончательно расправиться с оппозицией. В 1545 г. были казнены многие из сторонников «больших Юн» во главе с Юн Инимом, Ю Гваном и др. Десятки были отправлены в ссылку. Однако гонения на сторонников «больших Юн» не закончились. На протяжении 5-6 лет после трагических событий 1545 г. более 100 че­ловек из известных сторонников «больших Юн» были осуждены на казнь.

Позднее никаких массовых гонений на конфуцианцев уже не про­исходило, и во второй половине XVI в., в особенности в правление государя Сончжо (1567-1608), группировка сарим окончательно за­няла лидирующее положение при дворе. Правда, она уже не была та­кой однородной, как во времена противостояния с «заслуженными» сановниками хунгу гваллё.

К основным причинам особой роли сарим в развитии корейско­го общества XVI в. относят особенности их организации, а также те новые идеи, которых они придерживались. Главной особенностью ор­ганизации сарим была их связь с провинцией, а точнее, с частными конфуцианскими учебными заведениями совой, в которых они обучались и которые становились опорными центрами той или иной груп­пировки внутри самих сарим.

Как уже отмечалось, частные конфуцианские учебные заведения, где впоследствии стали строить храм духа предка — основателя част­ной школы, впервые возникли еще в эпоху Коре в XII в. Однако на­звание совой («палата книг») и новый статус они получили с 1543 г. Несмотря на частный характер совон, их основатели нередко желали, чтобы названия для совон присваивал государь. В этом случае совон получали от государства книги, а также земли и ноби.

Повышение роли образования в Корее XVI в., то, что в форми­ровании тех или иных группировок высокопоставленных сановников важную роль стали играть идейные разногласия, не могло не послу­жить толчком для развития корейской общественной мысли, которую иногда называют термином чхорхак, что в дословном переводе озна­чает «философия»[8].

Знаменитые корейские мыслители Ли Хван (литературный псев­доним — Тхвеге; 1501-1570) и Ли И (псевдоним — Юльгок; 1536-1584), творческую деятельность которых считают первоисточником разви­тия особого течения корейской общественной мысли нового времени — сирхак («(за)реальные науки»), жили и работали в XVI столетии. Как общественная мысль XVI в., так и идеи сирхак представляются для истории Кореи особенно важными, поскольку истоки движения за ре­формы, развернувшегося в Корее в конце XIX в., по мнению ряда исследователей, следует искать не во влиянии Японии или Китая, а как раз в идейном течении сирхак. (Вместе с тем интересно отметить, что сам по себе термин сирхак (в китайском прочтении — шисюэ) ис­пользовался и в Китае и означал идейное течение в неоконфуцианстве начала эпохи Цин (XVII-XVIП вв.), в основе которого лежала идея о «практическом упорядочении мира по канонам»[9]).

Итак, о чем спорили корейские мыслители, представители сосло­вия сарим, в XVI в.? Спорили о двух первоначалах — ли и ки. Ли — это высшее духовное начало, рациональность, с которым связано по­нятие сущности. Ки — материальное начало, энергия; с ним соотно­сятся понятия внешнего вида и явления. Корейские мыслители XVI столетия спорили о том, что первично — ли или ки. Причем споры эти зародились еще в Китае. Полемика о первичности двух начал выхо­дила за рамки «чистой философии», переходя на принципы морали и управления государством. Считалось, что настаивание на первичности ли означало, что идеальное состояние — это доброта, а зло — ненормально. Настаивание на первичности ки было связано с пред­ставлением о том, что и доброе и злое — все имеет одинаковую силу и является естественным состоянием космоса.

Корейские мыслители Ли Хван и Ли И пришли к идее о том, что оба начала выступают первоначалами и взаимовлияют друг на дру­га. В этом, как считают современные корейские исследователи, эти мыслители пошли дальше китайского основоположника неоконфуци­анства Чжу Си[10]. Ли Хван — один из известнейших корейских мысли­телей. Его вклад в развитие корейского конфуцианства был настолько велик, что со временем его стали называть «Восточным[11] Чжу Си». У Ли Хвана насчитывалось более 260 учеников и последователей, что немало для того времени.

И вот эти, казалось бы, «безобидные» споры об абстрактных вещах послужили одной из идейных основ распада корейского правящего класса, выходцев из сословия сарим, на так называемые «партии» — тан (может произноситься как дан).

О «партиях» следует сказать несколько слов особо. До сих пор ис­следователи не пришли к единому мнению о том, можно ли говорить об образовании партий в современном понимании в Корее XVI в., или же следует вести речь о придворных группировках. С одной сто­роны, для обозначения политических партий ХХ-ХХ1 вв. употребля­ется то же слово, что и для «партий» XVI в. С другой — в принци­пах их формирования и деятельности не находят того, что присуще современным политическим партиям. В отечественной исторической литературе тан определяют как «группировки правящей элиты» и употребляют слово «партия», взятое в кавычки[12].

Действительно, несмотря на то, что отдельные исследователи усматривают в деятельности «партий» главным образом выяснение вопросов служебных перестановок, престолонаследия, ритуалов, ины­ми словами, борьбу за влияние при дворе, «партии» представляли со­бой качественно новое явление во внутриполитической жизни Кореи. Во-первых, у «партий» были свои более или менее четко очерченные идейные представления, а во-вторых, их влияние не ограничивалось столицей, а распространялось и на провинцию через те совоны, кото­рые связывали представителей тех или иных «партий».

Начало истории «партий» в Корее было положено в 1575 г. По­водом стал вопрос об определении кандидатуры на один из высоко­поставленных постов Палаты чинов — Ичжо. Тогда сторонники при­дворного сановника Ким Хёвона (1532-1590), проживавшего в восточ­ной части Сеула, образовали «Восточную партию», приверженцев ко­торой стали называть тонин, т.е. «люди Восточной [партии]», а по­следователи Сим Ыйгома, младшего брата вдовствующей королевы, который в то время проживал в западной части Сеула, образовали «Западную партию», приверженцев которой стали называть соип, т. е. «люди Западной [партии]». Считается, что сторонники «Восточной партии» придерживались идеи, согласно которой основой всего явля­ется идеальное начало ли, а последователи «Западной партии» при­нимали за первооснову материальное начало ки.

В 1589 г., всего за несколько лет до вторжения в Корею японцев, «Восточная партия» раскололась на «Северную» и «Южную пар­тию». Впервые за многовековую историю Корея лишилась относи­тельного единства правящего класса. В предшествующие историче­ские периоды нередким было размежевание служилого сословия на две группировки. В конце XVI столетия их было уже три, а в даль­нейшем число «партий» стало еще большим. Вовлечение в борьбу «партий» частных учебных заведений совонов приводило к тому, что раскол в среде правящего класса выходил за пределы королевского двора и распространялся на провинцию.

Поэтому, несмотря на отдельные положительные сдвиги в эконо­мике страны, наблюдавшиеся в конце XVI столетия, такие, как, на­пример, улучшение системы орошения и способов распашки земель, обострившееся противостояние внутри правящего класса отрицатель­но сказалось на эффективности руководства страной, а также на сте­пени ее защищенности от внешнего агрессора.

В 1592 г. Корея столкнулась с еще одним тяжелейшим испытанием.

[1] Подробнее см.: Курбанов С. О. Типы, порядок совершения и сущность цере­моний жертвоприношений духам предков в Корее // Вестник Центра корейского языка и культуры. Вып. 2. СПб., 1997.

[2] Работа над этим сочинением и его издание продолжались с середины XV до середины XIX в.

[3] С начала династии Ли (эпохи Чосон) — главный монастырь господствовавшей в Корее буддийской школы чогечжон. Расположен в центре Сеула, неподалеку от королевского дворца Кёнбоккун (ныне — музейный комплекс).

[4] Подробнее о проблеме периодизации истории Кореи см. вводный раздел на­стоящей монографии. В начале XXI столетия период ХУ-ХУП вв. стал иногда определяться в южнокорейской историографии как «средневековье».

[5] Подробнее см.: Ванин Ю. В. Аграрный строй феодальной Кореи ХУ-ХУ1 вв. М., 1981.

[6] Традиция составления и публикации новых или старинных местных уставов сохранилась в Южной Корее вплоть до наших дней. Конечно же, они не имеют силы законодательных актов, но служат назиданием к «правильному поведению» для нового поколения. (См., напр.: Ё-сси хянъяк онхэ (Перевод на корейский язык и комментарии к Уставу [семьи по] фамилии Ё). Сеул, 1976.)

[7] В корейской справочной литературе говорится о том, что к моменту восше­ствия на престол новому королю было 12 лет. Такое расхождение в цифрах свя­зано с особенностями корейского исчисления возраста, которое ведется не с мо­мента рождения, а со времени зачатия. Кроме того, каждый новый год в возрасте прибавляется не по прошествии дня рождения, как это принято в Европе, а с наступлением первого дня нового года.

[8] Учитывая ряд принципиальных различий между западной философией и дальневосточной общественной мыслью, отечественные востоковеды нередко ста­раются избегать употребления термина «философия» при описании общественной мысли Дальнего Востока.

[9] Кобзев А. И. Философия китайского неоконфуцианства. М., 2002, С. 7; 9.

[10] В корейской специальной литературе также встречается и другое мнение, со­гласно которому Ли Хван настаивал на первичности ли, а Ли И — на первичности ки.

[11] Слово «восточный» указывает на одно из самоназваний Кореи периода Чосон — Тонгук, «Восточное государство». Поэтому словосочетание «Восточный Чжу Си» следует понимать как «Корейский Чжу Си».

[12] См.: Ланъков А. Н. Политическая борьба в Корее ХVI-ХVII вв. СПб., 1995.