Часть III. ИСТОРИЯ КОРЕИ В НОВОЕ ВРЕМЯ

Глава 1. СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ИЗМЕНЕНИЯ В КОРЕЕ XVII XVIII ВЕКОВ

В современной историографии в большинстве случаев XVII в. определяется как начало новой истории Кореи.

В отечественной исторической литературе отсчет нового времени в Корее ведется с XVII столетия. Каких-либо особых дискуссий по этому поводу нет, несмотря на то что в начале 1970-х годов отдель­ные авторы относили время вплоть до середины XIX в. к «позднему феодализму».

В корейской исторической науке подход к периодизации новой ис­тории Кореи более сложен. В Южной Корее время от начала XVII столетия до 1860-х годов называют периодом «перехода к обществу нового времени». Между тем популярные справочные издания середи­ны 1990-х годов относят это время все еще к периоду средневековья. Аналогичен и северокорейский подход к периодизации новой истории Кореи: с одной стороны, время до середины XIX столетия историки КНДР относят к средневековью, а с другой — они отмечают в Корее XVII-XVПI вв. развитие товарно-денежных отношений и зарождение капитализма.

Относительно верхнего рубежа новой истории Кореи в мировой историографии единого мнения нет. В отечественной исторической науке до сих пор новейшую историю Кореи начинают с 1917 г.[1] В Северной Корее рубежом нового и новейшего времени определяют начало антияпонской революционной деятельности Ким Ирсена[2], т.е. 1910-1920-е годы. В Южной Корее за точку отсчета новейшей исто­рии принимают 1945 г. — год одновременно счастливый и трагический. Счастливый — потому что Корея обрела независимость от японского колониального господства, а трагический — потому что в этот год она оказалась разделенной на северную и южную части, где впоследствии образовались два самостоятельных государства.

В настоящей монографии автор придерживается южнокорейского подхода к определению границы нового и новейшего времени. Для этого есть несколько причин. Во-первых, можно сказать, что япон­ская колонизация на некоторое время затормозила развитие корей­ской культуры, искусственно «законсервировав» ее отдельные элемен­ты на уровне нового времени. Во-вторых, начало самостоятельной государственности нового типа, сменившей старые порядки династии Ли и японской колониальной администрации, связано именно с 1945 г.

Рассматривая историю Кореи нового времени, следует учитывать несколько важных моментов. Прежде всего это неоднородность ка­чественного содержания различных исторических отрезков в рамках нового времени. Так, для XIX столетия определяющими были два про­цесса: 1) становление Кореи на путь модернизации; 2) ее постепенное подчинение внешним силам, среди которых за влияние в Корее боро­лись Япония, Китай, Россия, страны Запада, но победителем вышла Япония. В этой связи весьма продуктивным становится поиск в исто­рии Кореи ХVII-ХVIII вв. ответа на вопросы, почему страна встала на путь модернизации и почему оказалась подчиненной Японии.

В отечественной историографии новая история Кореи изучалась достаточно активно начиная с 1950-1960-х годов, что, в частности, проявилось в выходе в свет ряда монографических исследований. На­зовем лишь самых известных авторов. Ю. В. Ванин занимался изуче­нием социально-экономических изменений в Корее ХVII-ХVIII вв., Г. Д. Тягай — историей общественной мысли Кореи нового времени, Б. Д. Пак — историей российско-корейских отношений, Ф. И. Шабшина — национально-освободительным движением корейцев в годы япон­ской колонизации[3].

Итак, ХVII-ХVIII вв. оказались для Кореи мирным временем, ко­гда страну не сотрясали войны и какие-либо масштабные внутренние перипетии. Одновременно это было время больших изменений в ко­рейской экономике, политике, общественной мысли. Рассмотрим эти процессы подробнее.

§ 1. Переход к новой агротехнике, его социально-экономические последствия

Важнейшим изменением в сфере хозяйственной жизни Кореи ХУП-ХУШ вв., оказавшим огромное воздействие на многие сферы общественной и экономической жизни страны, стал переход к новой агротехнике. С XVII в. рис уже не высевали семенами, а стали выса­живать рассадой, которую, в свою очередь, заранее выращивали на особо отведенных участках. Это, с одной стороны, давало возмож­ность раньше приступать к ведению сельскохозяйственных работ, а с другой — обеспечивало более высокий уровень всхожести посадок. В результате произошло значительное повышение урожайности этой культуры.

Об этом агротехническом новшестве корейцам стало известно еще в XV в. Однако повсеместный переход на высадку рисовой рассады произошел именно в XVII столетии. Возможно, одной из причин этого была тяжелая экономическая ситуация, сложившаяся в Корее после двух разрушительных войн с японцами и маньчжурами, которая тре­бовала более эффективных методов для ее скорейшего восстановле­ния.

Начиная с XVII столетия корейцы стали активно выращивать но­вые виды сельскохозяйственных культур, попавших в Корею из Ев­ропы и Америки через Японию или Китай. В 1763 г. в Корею был ввезен батат, в 1824 г. — картофель. Батат выращивали в основном в южных провинциях, а картофель в северных. Среди ввезенных в Корею культур можно также назвать такие распространенные в со­временном рационе корейца овощи, как перец и тыква. Выращивание новых сельскохозяйственных культур позволило увеличить площадь реальных сельскохозяйственных угодий за счет вовлечения в оборот склонов холмов и гор, не пригодных для выращивания риса и зани­мающих значительную часть площади Корейского полуострова.

Переход к новой технологии высадки риса и выращиванию новых сельскохозяйственных культур обусловил значительный рост урожая, т. е. рост количества производимых продуктов питания. Следствием этого стало стремительное увеличение населения Кореи (см. табл. 1).

Таким образом, только за XVII столетие численность населения Кореи возросла в 6 раз! Рост населения имел важнейшие последствия для всего корейского общества, определив прежде всего процессы со­циального расслоения, описанию которых будет посвящен отдельный параграф настоящей главы.

Стремительному росту производительности труда в сельском хо­зяйстве (и, как следствие, росту населения) способствовал еще один важный момент — новая аграрная политика государства.

Таблица 1. Рост населения Кореи в XVII—XVIII вв. (кол-во человек)*

* Составлено  по: Пен Тхэсоп Хангукса тхоннон (Очерки по истории Кореи). Сеул, 1996.

§ 2. Новая аграрная политика государства

Когда после завершения Имчжинской войны был произведен пе­реучет пахотных земель Кореи, выяснилось, что их общая площадь не превышает 540 тыс. тсёлъ, что в три с лишним раза меньше площади полей, обрабатывавшихся в начале правления династии Ли (порядка 1700 тыс. кёль). Ко времени завершения второго маньчжурского воен­ного похода в Корею (1637 г.) ситуация в этой сфере была не намного лучше. Дело в том, что к концу XVI столетия полностью развалилась прежняя земельная система, система учета населения. К тому же из-за войн с Японией и маньчжурами крестьяне нередко бросали свои поля. Кроме того, в ходе двух войн значительно сократилось населе­ние.

В начале XVII столетия стране требовалось как можно скорее вер­нуть заброшенные земли в «рабочее состояние». Для поощрения рас­пашки заброшенных земель еще в правление государя Инчжо (1623-1649) было объявлено, что пустошь или заброшенное поле будет отда­но в собственность любому, кто их разработает. При этом право соб­ственности формально предоставлялось всем, независимо от проис­хождения — и янбанам, и свободным крестьянам, и лично зависимым ноби. Владельцы вновь распаханных земель на три года освобожда­лись от уплаты налогов.

Однако на практике получалось так, что реально силами и сред­ствами для подъема заброшенных земель обладали все те же янбане (представители правящего сословия), а также управление королев­ского двора, государственные учреждения или немногие зажиточные собственники земли из низших слоев населения.

И все же с помощью политики поощрения распашки заброшенных земель отдельным представителям низших сословий удалось стать бо­гаче, а впоследствии даже изменить свой социальный статус. Но глав­ное — была решена основная задача: количество пахотных полей уве­личилось. В правление государя Инчжо их площадь достигла цифры в 1200 тыс. кёлъ; в правление короля Сукчона (1674-1720) площадь обрабатываемых полей выросла еще на 200 тыс. тсёлъ, составив 1400 тыс. кёлъ, а к концу XVIII столетия увеличилась еще на 50 тыс. кёль. Это было первым направлением аграрной политики государства, на­целенной на восстановление сельского хозяйства страны.

Однако такое значительное расширение площади обрабатываемых полей не сделало казну богаче: государственные учреждения, армия, королевский двор освобождались от уплаты налогов на все время пользования вновь разработанными полями (хотя тем самым в из­вестной степени покрывали собственные расходы, меньше обращаясь за средствами в казну). Поэтому государство не могло не реформи­ровать систему налогообложения, что стало вторым направлением аграрной политики корейского государства XVII-XVIII вв.

Раньше с крестьян взимались поземельный налог зерном и подать натуральными продуктами. После Имчжинской войны и первого воен­ного похода маньчжуров в Корею старая, довольно сложная система взимания налогов и податей не функционировала. Поэтому в 1636 г.[4], как раз накануне второго военного похода маньчжуров в Корею, государь Инчжо издал указ о новом «навечно установленном законе» (ёнчжонпоп)[5], регулировавшим налогообложение с крестьян. Согласно новому закону, налог собирался с единицы площади кёлъ, и его раз­мер должен был составлять лишь 4 ту[6], независимо от того, был ли год урожайным, или нет. В южных более плодородных провинциях норма налогообложения могла устанавливаться в размере 6 ту. Это было значительным шагом вперед, потому что раньше в урожайные годы налог могли повышать до 20 ту с 1 кёлъ полей. Таким образом, жизнь крестьян должна была стать легче, что способствовало бы луч­шему поступлению налогов, от которых крестьянам теперь не нужно было уклоняться.

На самом деле закон ёнчжонпоп оказывался не всегда эффектив­ным, поскольку местные власти часто выискивали поводы для допол­нительного взимания поземельного налога, называя его «налогом за услуги местной администрации» или «налогом за транспортировку риса в государственные склады» и т. п. Иногда по всей стране объяв­ляли о каких-нибудь чрезвычайных налогах на нужды государства.

Третьим направлением в новой аграрной политике государ­ства, логически связанным со вторым направлением, было изменение системы взимания натуральной подати. К началу XVI столетия ста­рая система взимания натуральных податей также не работала. Ни к чему не привела попытка возродить ее в прежнем виде. Тогда было принято решение заменить взимание продукции домашнего ремесла на определенное количество риса, который фактически играл роль де­нег. Закон, провозглашавший принцип «вместо подати получать зер­но», был назван законом «великого единства» (тэдонпоп) и впервые был введен в действие еще в правление государя Кванхэ-гуна в 1608 г. Однако поначалу его сфера действия ограничивалась исключительно столичной провинцией Кёнги. В 1624 г. (второй год правления госу­даря Инчжо) действие закона распространилось на восточную про­винцию Канвон, в середине XVII в. — на основные земледельческие провинции Чхунчхон, Чолла и Кёнсан, а в 1708 г. — на провинцию Хванхэ. В северных провинциях Пхёнан и Хамгён, где рисовых полей было значительно меньше, а климатические условия — суровее, закон тэдонпоп не применяли, а взимали традиционную подать.

Новизна закона тэдонпоп не ограничивалась только заменой на­туральной подати на определенное законом количество риса. Изме­нился принцип обложения. Во-первых, если раньше подать взимали с семьи, то теперь — с единицы площади полей: по 12 ту с 1 кёля. В результате выходило так, что в стоимостном выражении крестьяни­ну следовало платить меньше. Во-вторых, «рисовую подать» брали только с владельцев земли, в то время как безземельные крестьяне освобождались от ее уплаты. В-третьих, замена подати на рис не была строго обязательной. Если где-то кому-то было проще внести подать холстом или деньгами, то это разрешалось делать. В-четвертых, дела­лось различие между континентальными и прибрежными районами, т. е. жителям приморских районов, занимавшихся рыболовством, во­все не обязательно было вносить подать зерном. Зерно, собранное по закону о тэдонпоп, шло главным образом на общегосударственные нужды и лишь частично — на содержание местной администрации.

«Третья» мера государства в сфере экономики оценивается в исто­рической литературе весьма положительно. С одной стороны, с введе­нием закона тэдонпоп значительно облегчилось положение крестьян­ства, а значит, повысился его уровень жизни и рождаемость, что, в свою очередь, положительно сказалось на росте населения. С дру­гой стороны, универсализация системы податей, которая фактически свела ее к еще одной разновидности налогообложения, способствовала развитию товарно-денежной экономики.

Однако была у новой системы взимания податей одна негативная сторона объективного характера. Слишком низкий уровень податей, по сравнению с тем, что можно было получить с крестьянина, при­вел впоследствии к злоупотреблению со стороны местных властей, самовольно повышавших нормы взимания податей и присваивавших «излишки» себе.

Четвертым направлением в сфере экономических преоб­разований, инициированных государством, было изменение системы трудовых и воинских повинностей. Здесь также основным содержани­ем реформы была универсализация отношений между государством и военнообязанным населением.

В XVI в. система прямого набора солдат по воинской повинности была заменена на сбор холста с военнообязанных. Холст, который в то время подобно зерну также играл роль денежного эквивалента, направлялся в столицу, в Палату войск Пёнчжо. Оттуда холст рас­сылался снова в те провинции, где необходимо было сформировать войска, для того чтобы за него можно было нанять солдат. В XVII в. такая система функционировала не слишком эффективно. Обычно с военнообязанного крестьянина взимали по 2 пхилъ (рулона) материи в год. Крестьяне старались всеми возможными способами уклониться от этих поборов.

Поэтому в 1750 г. государь Ёнчжо (1724-1776) издал указ о вве­дении «закона об уравнении [воинских] повинностей» (кюнъёкпоп), Согласно закону, количество взимаемой с крестьян материи сокраща­лось до 1 пхилъ. Однако взамен со всех владельцев земли дополни­тельно собирали по 2 ту зерна с каждого кёль полей. Помимо зем­левладельцев, новым военным налогом облагались хозяева солеварен, кораблей, рыбаки. Таким образом, закон о кюнъёкпоп также был на­правлен на облегчение жизни крестьян и сбор средств на военные расходы.

Однако, как и в случае с законом об унификации податей тэдон­поп, официальный невысокий уровень обложения провоцировал зло­употребления на местах. Уже к концу XVIII в. с крестьян стали соби­рать гораздо больше налогов и прочих сборов, чем они должны были вносить в казну.

И все же в XVII-XVIII вв. политика государства в сфере земле­пользования, податей и повинностей, наряду с введением новой агро-технологии, объективно способствовала повышению производитель­ности труда, увеличению количества производимого продукта и, как следствие, значительному росту населения Кореи, усилению процесса социального расслоения, появлению новых видов деятельности, скла­дыванию нового рынка и развитию торговли. Теперь в Корее было чем торговать.

§ 3. Ремесло и торговля

Отечественная и южнокорейская историография, обнаруживая на­циональные корни корейского капитализма, отмечает рост ремес­ленного производства в Корее XVII XVIII вв. Северокорейская историография также указывает на развитие корейского ремесла в указанное время, но возникновение капиталистических отношений от­носит ко второй половине XVIII в[7].

В традиционном средневековом корейском государстве, в том чис­ле в начале правления династии Ли, ремесло было организовано сле­дующим образом. Свободных профессиональных ремесленников, про­изводивших продукцию для рынка, не было. Крестьяне-кустари, за­нимавшиеся домашним ремеслом, к категории ремесленников не отно­сились. Ремесленники были приписаны к королевскому двору или го­сударственным учреждениям — столичным или провинциальным. Та­ким образом, они работали, выполняя определенный государствен­ный заказ. Что касается социального статуса ремесленников, то счи­тается, что они находились «в полукрепостной зависимости», т.е. относились к категории казенных ноби, но могли при этом иметь землю.

В XV в. в Корее появились объединения ремесленников одной спе­циальности — ке («артель взаимопомощи»). Однако вряд ли они иг­рали роль «цехов». Подобные ке встречались и в деревне как одна из форм организации крестьян, направленной на совместное выпол­нение каких-либо работ, например, ке для совместного использования волов. Сведения о деревенских ке встречаются еще в эпоху Коре.

С точки зрения конфуцианства, ставшего господствующей идеоло­гией в Корее династии Ли, ремесло не относилось к основной деятель­ности народа, которому полагалось заниматься земледелием. Могло ли ремесло в таких условиях играть значительную роль в развитии корейского производства, внутреннего рынка?

Статистика ХVII-ХVIII вв. однозначно указывает на рост ремес­ленного производства, не только количественный, но и качественный. Каковы основные направления развития корейского ремесла?

Важнейшим оставалось производство тканей. Хлопок, известный в Корее со времен эпохи Коре, производился в провинциях Хванхэ, Кёнги, Чолла и Кёнсан; шелк — в провинции Пхёнан; ткани из конопли — в провинции Хамгён; особая корейская ткань моей, изготовлявшаяся из технической культуры рами, — ткань, которой Корея славилась на весь Дальний Восток, — в провинции Чхунчхон.

Второй важной отраслью корейского ремесла была выплавка и об­работка металла. Металл — железо, латунь, бронза — выплавлялся в небольших мастерских, как государственных, так и частных. Госу­дарственные мастерские располагались преимущественно в провин­циях Пхёнан, Чхунчхон и Чолла, а частные — в провинции Хамгён. В них изготавливали оружие, посуду, зеркала и многое другое. В XVII-XVIII столетиях в Корее впервые появились мастерские, специализи­ровавшиеся на отдельных видах продукции, например на изготовле­нии швейных игл.

Традиционными сферами деятельности было производство изде­лий из керамики и дерева.

Северокорейская историография, описывая изменения в корей­ском ремесле ХУП-ХУШ вв., указывая, в частности, на наличие как государственных, так и частных мастерских, не рассматривает какие-либо определенные тенденции в преобладании государственного или частного производства.

Южнокорейская историография, напротив, обращает внимание на следующую важную тенденцию: рост количества частных ремеслен­ных мастерских начиная с XVII в. и сосредоточение ремесла в част­ных руках к концу XVIII в. Так, в правление государя Чончжо (1776-1800) был окончательно отменен «список ремесленных мастерских», регламентировавший открытие и эксплуатацию частных ремесленных производств.

Наиболее высоким был рост частного сектора в сфере добычи и разработки полезных ископаемых, которые в Корее сосредоточены главным образом на северо-востоке страны (провинции Канвон и Хам­гён). Так, к концу XVIII столетия количество государственных гор­ных разработок сократилось в 3-4 раза. В 1775 г. была отменена си­стема отправки в провинцию на места частных разработок полезных ископаемых особых уполномоченных из столицы, в задачу которых входили контроль и наблюдение за их деятельностью. Частные горно­рудные артели были достаточно крупными. В среднем на них работа­ли порядка 100 человек, однако численность работников в отдельных из них достигала тысячи.

Причины все большего преобладания частного сектора в ремес­ленном производстве южнокорейские историки видят в следующем: 1) частное производство было более эффективным, выпуская изде­лия лучшего качества; 2) его возникновение явилось частью сложного процесса развития товарно-денежной экономики.

Действительно, рост ремесленного и сельскохозяйственного произ­водства объективно способствовал стремительному развитию внут­ренней торговли.

Несмотря на то, что в Корее делами торговли ведали государствен­ные учреждения во главе с Торговой палатой Пхёнсисо, общегосудар­ственный рынок нового типа был сформирован благодаря деятель­ности частных торговцев. Несмотря на многочисленные запреты и ограничения торговли как занятия «недостойного», в отличие от зем­леделия, уже с XV в. стали проявляться отдельные тенденции ее стихийного роста, получившие новый толчок в ХVII-XVIII вв. Тогда в Корее сформировалось несколько центров, специализировавшихся на торговле различными товарами. Так, в окрестностях Сеула и вдоль реки Ханган велась торговля злаковыми культурами, морепродуктами, солью. Там товары нередко закупались оптом, а потом их разво­зили в ближайшие провинции — Кёнги и Чхунчхон. В Кэсоне образо­вался рынок древесины, обслуживавший нужды провинций Хванхэ, Пхёнан, Чхунчхон и Кёнсан. Кроме того, во всех крупных админи­стративных центрах были собственные местные рынки, которых к се­редине XVIII в. насчитывалось около тысячи. Такие рынки работали один раз в пять дней, давая возможность торговцам из ближайших окрестностей продать свои товары[8].

Самые большие трудности частные торговцы испытывали в Сеуле, где для ведения постоянной торговли в лавочках требовалось полу­чать особое правительственное разрешение, что было непросто. По этому поводу торговцы не раз выражали свое недовольство, обраща­ясь с петициями к правительству. В результате в 1791 г. ограничения на частную торговлю в столице были отменены.

Рост внутреннего рынка явился естественным стимулом развития денежного обращения. Деньги в Корее стали широко распростра­няться как раз с начала XVII в. Разговоры о необходимости введения денежного обращения начались еще в 1603 г., в правление государя Сончжо. Первые 1100 связок монет были отлиты в 1625 г., в правление короля-реформатора Инчжо. Войны с маньчжурами на время при­остановили процесс чеканки и распространения денег. Однако широ­кие социально-экономические преобразования в Корее, развитие тор­говли объективно требовали введения денежного обращения. В 1678 г. государь Сукчон (1674-1720) издал указ о начале повсеместной чекан­ки монет. Поэтому этот год принято считать началом широкого де­нежного обращения в Корее. Сначала монополией на чеканку монет обладали центральные ведомства, но к концу XVII столетия право на изготовление денег было передано также провинциальным властям, что привело впоследствии к некоторому хаосу в денежном обращении. В 1785 г. была предпринята безуспешная попытка централизованного выпуска монет.

Корейские монеты изготавливались из меди, имели круглую фор­му и отверстие посередине, так, чтобы из них можно было делать связ­ку. На поверхности монет была надпись: «Обычным [образом] одина­ково [для всех] обращаемая драгоценность» (Санпхён тхонбо). Корейские монеты Санпхён тхонбо находились в употреблении вплоть до начала XX в.

Таким образом, рост производства в сельском хозяйстве и ремес­ле, развитие рынка, введение денежного обращения являются фак­торами, объективно указывающими на то, что Корея ХУП-ХУШ вв. встала на путь перехода к товарно-денежной экономике. Важнейшей составной частью этого процесса было социальное расслоение нового типа, вызванное стремительным ростом населения и развитием эко­номики, которая открывала все новые сферы деятельности.

§ 4. Социальное расслоение. Новый путь экономического развития Кореи

Социальное расслоение в Корее ХУП-ХУШ вв. происходило пу­тем формирования трех основных новых групп населения: крупных землевладельцев (чичжу)[9], крестьян, имеющих землю (чонхо), и без­земельных крестьян-арендаторов (мучжонхо).

Важнейшим корейским сословием ХУП-ХУШ вв. становились крупные частные землевладельцы. Откуда они появлялись? Во-пер­вых, многие янбане сохраняли прежние экономические позиции. Во-вторых, этому способствовала государственная политика предостав­ления права собственности на разрабатываемые пустоши и заброшен­ные поля. В-третьих, рост производительности труда в сельском хо­зяйстве и развитие внутреннего рынка позволяли части крестьян ста­новиться богаче и приобретать в собственность все больше полей.

Служилое сословие янбан, несмотря на то, что формально как категория населения оно не исчезло, начало утрачивать характер доминирующего социального слоя в рамках господствующего клас­са и постепенно стало подвергаться процессу социального расслое­ния. Прежде всего это было связано с процессом обнищания янбан. К ХУП-ХУШ вв. появилось много янбан по происхождению, которые настолько обеднели, что стали либо заниматься сельским хозяйством на своих полях, либо превратились в безземельных арендаторов. Ины­ми словами, часть янбан, формально оставаясь янбанами, фактически превратилась в крестьян с землей или без нее. Это объясняется целым рядом причин. Во-первых, отмирание в XVI в. системы полей чикчон означало, что у казны уже не оставалось свободных полей, которые можно было бы продолжать раздавать чиновникам за службу. Увели­чение площади полей в результате поднятия пустошей и заброшенных земель в XVII столетии происходило главным образом за счет част­ных владельцев, поэтому эти поля не стали собственностью казны и, следовательно, не уменьшился дефицит казенных земель. Во-вторых, резкое увеличение народонаселения, в том числе и среди янбан, от­разилось на процессе наследования земли. Большее количество детей означало меньшие площади владений, достававшихся в наследство от отца. Тем более, что, согласно конфуцианской традиции, окончатель­но оформившейся при династии Ли, преимуществами в наследовании обладал старший сын - продолжатель рода и ответственный как за заботу о родителях, так и за все ритуалы, связанные с культом пред­ков, для нормального обеспечения которых требовалась соответству­ющая материальная база. Поэтому малоземельные или безземельные наследники отца-янбана были янбанами только по родословной и по воспитанию, но не по экономическому и социальному положению, по­скольку часто не находились на государственной службе.

Трансформация социального слоя янбан, связанная с утратой ка­честв «полноценного» служилого сословия, связана также с тем, что, благодаря процессу социального расслоения, в частности обогащению отдельных крестьян, последние различными путями стали получать янбанское, т. е. «аристократическое» звание. Легальный путь состоял в том, что после накопления достаточного количества богатств и при­обретения значительного влияния на местах крестьяне официально обращались в местную администрацию с просьбой о повышении соци­ального статуса. Нелегальный путь заключался в подделке родослов­ных, что становилось возможным также благодаря влиянию на мест­ную администрацию, которое оказывалось при помощи вновь приоб­ретенных богатств. Свои родословные могли подделывать не только крестьяне, но и лично-зависимые ноби.

Таким образом, к ХVII-ХVIII вв. янбане фактически перестали быть полноценным сословием, расслоившись на крупных землевла­дельцев и крестьян. Причем «новые янбане» не были таковыми ни по знаниям, ни по унаследованной культуре, ни по роду занятий.

При династии Ли появилось еще одно новое сословие, сыграв­шее немаловажную роль в социально-экономических процессах XVII-XVIII вв. Это так называемые «средние люди» — чуиъин — сословие, занимавшее промежуточное положение между янбанами и простона­родьем. К сословию чуньин относились представители мелкого сто­личного и провинциального чиновничества, исполнявшие «техниче­ские» обязанности, например писцы, переводчики, гадатели, счетчи­ки, а также низший командный состав в армии. В эпоху Коре мелкое чиновничество формально относилось к категории ямбам. Но с кон­ца Коре —начала династии Ли привилегии мелкого чиновничества значительно сократились, а социальный статус понизился. Необходи­мость обладания практическими знаниями способствовала тому, что должности чунъин стали передаваться по наследству. Одновременно появились ограничения для занятия должностей выходцами из сосло­вия чунъип. К категории чуиъин также стали относиться и дети янбан от наложниц.

В ХУП-ХУШ вв., с началом активизации контактов с цинским Китаем и ростом потребностей в переводчиках, многие представители сословия чунъип стали заниматься легальной и нелегальной торгов­лей, в результате чего они значительно разбогатели. Считается, что чунъип — это одно из основных сословий, которое восприняло идеи модернизации и способствовало развитию Кореи. Поскольку предста­вители чунъии, как правило, не имели земельных владений и не были связаны с земледелием, то они находились несколько в стороне от процесса формирования новых сословий крупных землевладельцев и крестьян- арендаторов.

Старое сословие лично-зависимых ноби, подобно сословию ямбам, также подвергалось процессу социального расслоения в направлении землевладельцы — крестьяне. Формально сословие ноби просущество­вало до конца XIX столетия, пока не было окончательно упразднено по указу 1894 г. Фактически в ХУП-ХУШ вв. все большее число ноби становились крестьянами (с землей или без нее), приобретая одновре­менно статус «доброго люда» янбан. В отдельных случаях бывшие ноби могли становиться крупными землевладельцами. И это прино­сило выгоды государству, потому что крестьяне, в особенности соб­ственники земли, должны были платить налоги, тем самым, попол­няя казну, в то время как безземельные ноби были освобождены от налогообложения.

Процесс сокращения числа ноби и переход их в статус «добро­го люда» сопровождался принятием ряда законодательных актов. До середины XVII в. считалось, что если один из родителей принадле­жит к категории ноби, то и ребенок также должен был наследовать этот статус. В 1669 г. был издан закон, согласно которому статус но­би определялся по социальному статусу матери. Таким образом, если мать была свободной, то ребенок также был лично свободным.

На рубеже ХУП-ХУШ вв. в среде правящего класса все чаще зву­чало мнение о необходимости отмены категории ноби. И хотя такие идеи еще не получили реализации на общегосударственном уровне, время от времени издавались указы о переводе большого количества ноби в разряд «доброго люда». Так, в 1801 г. 66 067 ноби, приписанных к королевскому двору, а также придворному ведомству, занимавше­муся материальным обеспечением многочисленных королевских двор­цов, были освобождены, и им был присвоен статус «доброго люда».

Окончательно процесс социального расслоения и формирования новых классов и сословий завершился лишь в конце XIX в., когда в 1886 г. были упразднены старые сословия янбан, янмин и ноби.

При этом личная зависимость, которую в литературе иногда именуют «рабством», окончательно была отменена только в 1894 г.

Одновременно с формированием сословий крупных землевладель­цев, крестьян — владельцев земли и крестьян — арендаторов нового типа постепенно повышалась социальная роль торговцев и ремесленников, главным образом частных.

Принимая во внимание все изложенное, можно говорить о том, что Корея ХУП-ХУШ вв. шла по пути развития товарно-денежных отношений. Поэтому будущие корейские реформы конца XIX в., направленные на модернизацию капиталистического типа, независимо от того, кем конкретно они инициировались — корейцами или какими-либо внешними силами, были подготовлены предшествующим ходом истории Кореи, т. е. в ХУП-ХУШ вв. Вместе с тем к началу XIX в. при всех указанных позитивных изменениях Корея оказалась ослаб­ленной настолько, что не смогла в должной мере противостоять воз­действию внешних сил. Возможно, ответ на вопрос, почему так сло­жилось, удастся найти, если обратиться к рассмотрению особенностей королевской власти того времени.

На протяжении ХУП-ХУШ столетий не прекращалась борьба «партий». После прихода к власти государя Инчжо (1623-1649) и раз­грома «Северной партии» основными соперниками при дворе стали сторонники «Западной партии» и «Южной партии». В 1683 г. «За­падная партия» раскололась на «Партию старых» (Норон) и «Пар­тию молодых» (Сорок). Одной из причин раскола стало расхождение по вопросу наказаний ряда последователей «Южной партии», обви­ненных в подготовке заговора с целью низложения в 1680 г. государя Сукчона (1674-1720). В 1689 г. «южане» снова приобрели влияние при дворе, воспользовавшись спорами об определении престолона­следника. Тогда же по королевскому «приказанию умереть» покончил жизнь самоубийством лидер «Партии старых», известнейший корей­ский конфуцианский ученый XVII столетия Сон Сирёль (1607-1689). В 1694 г. «западные» снова вернули свои позиции при дворе. Толь­ко с 1728 г., после подавления мятежа «Партии молодых», государь Ёнчжо (1724-1776) стал проводить осознанную политику «умиротво­рения», т.е. прекращения борьбы «партий» и уменьшения их влияния при дворе.

Однако же фактическое прекращение борьбы «партий» к концу XVIII столетия совсем не означало исчезновения придворных груп­пировок, которые сохранились, но формировались уже по несколько иным принципам, нередко с доминированием связей по линии семьи и общности родных мест.

Королевская власть, хотя и реализовывала ряд мероприятий, на­правленных на улучшение политического и экономического положения страны, не поспевала за динамичными социально-экономически­ми изменениями в Корее ХУП-ХУШ вв. В таких условиях отдельные представители правящего класса Кореи понимали необходимость бо­лее радикальных перемен в обществе и структуре власти. Их идеи постепенно оформились в идейное течение под названием «[за] реаль­ные науки» — сирхак.

[1] По состоянию на конец 1990-х годов в отечественном историческом корееведении отсутствовали работы, в которых ставилась бы проблема периодизации новой и новейшей истории Кореи.

[2] Исторически сложилось, что в отечественной литературе имя основателя и первого руководителя КНДР записывают как Ким Ир Сен. В настоящей моногра­фии в целях унификации передачи на русском языке корейских имен и фамилий все корейские двусложные имена записываются в одно слово.

[3] Ванин Ю. В. Экономическое развитие Кореи в ХУП-ХУШ веках. М., 1968; Тягай Г. Д.: 1) Общественная мысль Кореи в эпоху позднего феодализма. М., 1971; 2) Формирование идеологии национально-освободительного движения в Ко­рее, М., 1983; Пак В. Д. Россия и Корея. М., 1979; Шабшипа Ф. И. Народное восстание 1919 года в Корее. М., 1952; 2-е изд., перераб. М., 1958.

[4] Иногда в литературе указывают на 1635 г. как на год издания данного указа.

[5] Полное название закона — «Навечно установленный закон о нормах налогооб­ложения» (Ёнчжон кваюлъ поп).

[6] Мера объема сыпучих тел. В XX столетии 1 ту был равен 18,039 л. Таким образом, 4 ту составляют 72,156 л.

[7] См., напр.: Сон Еп Чмсон и др. Очерк корейской истории. Т. 1. Пхеньян, 1992. С. 293-296.

[8] Традиция организации так называемых «базарных дней» (чанналь) в круп­ных административных центрах сохранилась в Корее и поныне. В Северной Корее базарные дни устраивают по 1, 11 и 21-м дням каждого месяца, а в Южной Корее (в некоторых провинциальных населенных пунктах) — раз в пять дней.

[9] Иногда понятие чичжу на русский язык переводят словом «помещик», что не совсем точно отражает его значение.