Глава 5. «ОТКРЫТИЕ КОРЕИ» И НАЧАЛО

СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ

ПРЕОБРАЗОВАНИЙ. ДВИЖЕНИЕ ЗА РЕФОРМЫ

КЭХВА УНДОН

Памятуя о том, что в правление предшествующих государей — Сунчжо, Хончжона и Чхольчжона — именно родственники королев становились той силой, которая ослабляла центральную королевскую власть, тэвонгун лично выбрал супругу для своего сына. Его вы­бор пал на умную девушку из бедной аристократической семьи Мин, прославившуюся своими незаурядными способностями. В 1866 г. она стала женой Кочжона. Однако с тех пор отношения между королевой Мин и тэвонгуном стали постепенно ухудшаться. Поводом стало же­лание тэвонгуна назначить наследником престола сына Кочжона от придворной дамы госпожи Ли, принца Ванхва-гуна (1868-1880), тем более что сама королева Мин долго не могла родить сына.

Объективно противостояние тэвонгуна и королевы Мин отра­жало противоречие между двумя направлениями в видении внеш­ней политики, которых придерживался правящий класс Кореи. Пер­вое, нацеленное на недопущение иностранцев в страну, разворачива­лось под девизом «Сохранять правильное, изгонять чужое» («.вичжон чхокса»): его представляла конфуцианская придворная интеллиген­ция, поддерживавшая тэвонгуна. Второе, настаивавшее на скорей­шем открытии Кореи для внешнего мира, наследовало традиции идей­ного течения «за реальные науки» (сирхак) и группировалось вокруг королевы Мин. В частности, как раз в год отстранения тэвонгуна от власти (1873) сирхакист Чхве Ханги (1803-1879) подал на имя государя Кочжона официальное письмо, в котором критиковал про­водившуюся тэвонгуном политику «закрытия страны».

§ 1. Завершение политики «закрытия страны»

Приход на ключевые посты в государственном аппарате родствен­ников и сторонников королевы Мин означал, что взят курс на посте­пенное прекращение политики «закрытия страны».

Одновременно в Японии, которая в 1868 г. встала на путь актив­ного буржуазного развития после передачи власти от сегунов дома Токугава молодому Императору Муцухито (1867-1912), правившему под девизом правления Мэйдзи («Просвещенное правление»), стали обращать пристальное внимание на Корею как страну возможной ко­лониальной экспансии. Отстранение тэвонгуна от власти, возможно, стимулировало действия Японии.

В конце лета 1875 г. из Японии к берегам острова Канхвадо, откры­вавшего путь вдоль реки Ханган к сердцу Кореи — Сеулу, была снаря­жена японская военная экспедиция в составе одного военного корабля «Унъё»[1]. В 21-й день 8-го месяца 1875 г. судно подошло к южной части острова Канхвадо. Высадившийся военный гарнизон на шлюп­ках направился к форту Чхочжичжин. Когда лодки приблизились к форту, корейская артиллерия открыла огонь. Однако удары ее бы­ли неэффективны, что подвигло японцев к высадке на берег. Наемная японская армия, реформированная в 1872 г. по европейскому образцу, оказалась сильнее корейской: в боях погибло 35 человек корейцев и 16 было взято в плен. У японцев только двое получили легкие ранения. Через некоторое время японцы ушли с Канхвадо, обвинив впослед­ствии Корею в том, что именно корейская сторона спровоцировала инцидент. В результате этого военного похода японцы убедились в слабости корейской армии, а японское императорское правительство получило хороший повод для снаряжения еще одного военного похо­да к берегам Кореи, с целью «выяснения обстоятельств» инцидента и имея твердое намерение подписать с Кореей неравноправный торго­вый договор по образцу тех, которые в 1850-е годы были заключены западными державами с Японией.

Уже через несколько месяцев, в конце 1875 г., все было готово к отплытию. Новую японскую экспедицию в Корею в составе двух военных и четырех транспортных кораблей возглавил генерал Курода Киётака (1840-1900), назначенный Особым посланником в Корею.

В 19-й день 12-го месяца (15 января по григорианскому календарю) японская эскадра показалась у берегов южного порта Пусан с целью продемонстрировать военную мощь. При дворе государя Кочжона развернулась жаркая дискуссия по поводу того, как встречать япон­цев: попытаться дать военный отпор или сесть за стол переговоров. В результате победила позиция тех, кто был настроен на переговоры, т. е. занимавшая ключевые посты придворная группировка королевы Мин. Готовое к переговорам королевское правительство без боя поз­волило Курода Киётака высадиться на острове Канхвадо, и с 12-го числа 1-го месяца 1876 г. начались переговоры о заключении нового японо-корейского договора.

Договор, получивший впоследствии название Канхваского, был подписан уже в 17-й день 1-го месяца (26 февраля) 1876 г. и состо­ял из 12 статей. Первая статья формально провозглашала «равен­ство Японии и Кореи». Однако фактически договор был неравноправ­ным, так как признавал неподсудность японских граждан корейским властям, разрешал японским судам свободно заходить в территори­альные воды Кореи для «исследования» побережья страны. Договор признавал больше прав для японских торговцев в городе Пусане — месте традиционной корейско-японской торговли. Однако, согласно договору, через несколько лет после его подписания, должны были быть открыты для свободной торговли с Японией еще два порта в новых для Японии местах, в центральной и северной частях Корей­ского полуострова. Ими стали порты Вонсан на восточном побережье (1879 г.) и Инчхон — на западном (1882 г.). В подписанных 24 августа дополнительных статьях к Канхваскому договору говорилось о сво­бодном хождении японских денег в открытых портах, а также о праве японских граждан свободно продвигаться вглубь территории Кореи на расстояние до 10 ли от портовой пристани.

Почему Корея подписала такой неравноправный договор? Воз­можно, ключевую роль сыграла демонстрация военной силы Японии, возможно, сторонники «открытия» Кореи полагали, что подписание договора с Японией — восточной державой, с которой Корея издрев­ле поддерживала отношения, не будет иметь отрицательных послед­ствий.

Однако вскоре подобные договоры Корее пришлось подписать и с западными державами. Произошло это отчасти из-за постоянно уси­ливавшегося влияния Японии. Правители цинского Китая опасались, что из-за этого Китай может потерять свой традиционный сюзерени­тет над Кореей. Для сдерживания Японии, а также так называемой «угрозы с севера», т.е. «предполагаемой агрессии» России[2], китайское правительство предлагало Корее как можно скорее заключить договоры с западными державами.

Вместе с тем и западные державы, поддерживавшие активные тор­говые отношения с соседними Японией и Китаем, были заинтересова­ны в «открытии» Кореи.

Первой западной страной, с которой Корея подписала договор об установлении отношений, стали США. Еще в 1878 г. американ­ское правительство определило командора Р. В. Шуффельда в каче­стве полномочного представителя, назначенного заниматься вопросом установления отношений между двумя странами. В 1880 г. он, прибыв в Пусан, попытался с помощью японцев передать государю Кочжону предложение о заключении соглашения, но тогда его попытка оказа­лась безуспешной. Лишь настойчивая позиция Китая в лице команду­ющего китайским Северным флотом Ли Хунчжана вынудила корей­ское правительство сесть за стол переговоров в Инчхоне[3] и подписать 22 мая 1882 г. корейско-американский договор о дружбе и торговле из 14 статей. Корейское правительство представлял чрезвычайный и полномочный посланник Син Хон (1810-1888), который ставил свою подпись еще под Канхваским договором. Подобно договору с Япо­нией, корейско-американский договор также был неравноправным по отношению к Корее и предоставлял американским подданным пра­во неподсудности корейским властям на территории Кореи. Его ста­тьи предусматривали запрещение торговли опиумом (ст. VII), условия продажи в Корее американского оружия (ст. IX), студенческий обмен (ст. XI).

Вскоре корейские власти подписали аналогичные договоры с ве­дущими европейскими державами: в 1882 г. — с Англией (исправлен 26 ноября 1883 г. в связи с вопросами торговых пошлин) и Германией, в 1884 г. — с Италией и Россией, в 1886 г. — с Францией[4].

Для России добиться подписания договора с Кореей было не так просто, как представителям стран Запада, из-за противодействия цин­ского Китая. Тем не менее уже в июле 1882 г., вскоре после подписа­ния Кореей договора с США, российский консул в Тяньцзине Карл Иванович Вебер был командирован во Владивосток для выяснения условий русско-корейского торгового договора. Действительно, после присоединения к России Южно-Уссурийского края по Айгуньскому 1858 г. и Пекинскому 1860 г. договорам с Китаем у России и Кореи появилась общая сухопутная граница в нижнем течении реки Туман-ган. Новые территории способствовали активизации процесса русской колонизации российского Дальнего Востока и возникновению стихий­ной приграничной торговли между русскими и корейцами. Торговые отношения, так же, как и процесс перехода корейцев на русскую тер­риторию на временное или постоянное проживание, требовали спе­циального урегулирования. Осенью 1882 г. К. И. Вебер должен был отправиться в Сеул, однако из-за «беспорядков», возникших в корей­ской столице (об этом событии будет сказано ниже), его поездка не состоялась. В 1884 г. Китай стал проявлять крайне негативное отно­шение к перспективе заключения соглашения между Россией и Коре­ей. Возможно, именно для того, чтобы избавиться от традиционного китайского влияния, в начале 1884 г. государь Кочжон сам обратился с тайным посланием к властям в Южно-Уссурийском крае с прось­бой подписать договор с Россией, что и было сделано 7 июля того же года[5].

Процесс открытия Кореи, начавшийся в 1876 г. подписанием Кан-хваского договора, завершился к середине 1880-х годов. В то же время Корея вступила на путь модернизации, связанный с активным заим­ствованием достижений мировой цивилизации.

§ 2. Начало социально-экономических преобразований

По мере углубления контактов Кореи с Японией корейцы увидели, что заимствование западной техники сделало Японию сильной держа­вой. Поэтому в 1870-е годы среди не только радикально настроенной корейской интеллигенции, но и у конфуцианских ученых стало попу­лярно мнение о том, что в области техники и производства следует перенимать опыт западных стран, при этом оставляя традиционной идейную основу общественной жизни. Такая позиция выражалась в девизе: «Восточный путь, Западная техника» (Тондо Соги). Неприя­тие западной общественной мысли и прежде всего христианства, ак­тивно распространявшегося в то время католическими, а с 1885 г. и протестантскими миссионерами, было связано с его отказом от тра­диционного культа предков и сопутствующих ему ритуалов. Кстати, именно по этой причине многие корейцы, поначалу принимавшие хри­стианство, быстро отказывались от новой веры.

В 1876 г., после подписания Канхваского договора, во главе деле­гации из 75 человек в Японию был отправлен королевский посланник Ким Гису. В Японии он пробыл до 6-го месяца и вернулся на родину, написав два сочинения: «Записки о путешествии по Японии» («Ильдон гию») и «Дневник посланника» («Сусинса илъги»), в которых рассказал о всех новшествах, увиденных им там.

Подобные сочинения, так же как и многочисленные доклады и отчеты государственных чиновников, посещавших Японию и Китай, приводили корейский двор к идее о необходимости реформ. Так, в 1880 г. по образцу Китая было реформировано центральное прави­тельство, в котором появились министерства европейского образца: иностранных дел, военное и многие другие.

В том же 1880 г. второй после Ким Гису корейский посланник Ким Хончжип (1842-1896) отправился в Японию и, увидев поразительные перемены в жизни страны, предложил послать туда правительствен­ную делегацию для изучения японского опыта. В 1881 г. 12 высо­копоставленных членов правительства во главе небольших групп, в среднем по 5 человек в каждой, были отправлены на четыре меся­ца в Японию. Находясь главным образом в районе Токио и Осака, члены корейского правительства изучали новое устройство японских государственных учреждений, промышленность, систему налогообло­жения, образования, военную и многое другое.

В 1881 г. корейский посланник в Китае Ким Юнсик (1841-1920) взял с собой группу из 69 человек, которых определили учиться в Тяньцзине промышленному производству, химии, электротехнике, иностранным языкам. Однако вскоре студенты были вынуждены вер­нуться в Корею.

В рамках предпринимавшихся реформ в 1881 г. в Корее была ос­нована офицерская школа для создания армии нового образца.

Однако не все в Корее были довольны ориентацией на Японию и попыткой коренных перемен. Многие конфуцианские ученые все еще придерживались лозунга «Сохранять правильное, изгонять чужое». Известный высокопоставленный сановник Чхве Икхён (1833-1906) го­ворил, что японцы ничуть не лучше, чем «заморские варвары», и уси­ление их влияния вредно для страны.

В 1882 г. оппозиционным силам, которых в исторической литера­туре принято называть «консервативными», представился шанс взять всю полноту власти в стране в свои руки. В тот год в Корее случи­лась сильная засуха, которую стали связывать с гневом Небес из-за «неправильной» политики королевского двора. 9-й день 6-го месяца был выбран для того, чтобы государь Кочжон лично совершил моле­ние о дожде.

Незадолго до этого, в первую декаду 6-го месяца, солдатам столич­ных правительственных войск старого образца, которым задолжали жалованье рисом за 13 месяцев, наконец-то стали его раздавать. Однако выдали его лишь за один месяц. К тому же оказалось, что рис был смешан с песком, и его количество было ниже нормы. Тогда разгне­ванные солдаты избили интенданта. Начальник податного ведомства, отвечавший за выплату жалованья, Мин Гёмхо (1832-1882; родствен­ник королевы Мин) приказал арестовать зачинщиков беспорядков и впоследствии приговорил их к смертной казни. В 9-й день б-го ме­сяца начальник столичного гарнизона Ли Гёнха отправился к дому Мин Гёмхо, чтобы разобраться в случившемся. Однако Мин Гёмхо дома не оказалось, но там находился ряд чиновников, ответственных за выдачу риса в качестве жалованья. При виде разгневанных солдат чиновники попытались скрыться. Тогда солдаты подожгли дом Мин Гёмхо. Солдатское восстание охватило весь Сеул. К нему присоедини­лись и горожане.

В первые часы после начала восстания у солдат появилась идея об­ратиться за помощью к тэвонгуну, отстраненному от дел. Как-никак, «старая» армия была во многом его детищем, и он прилагал немало усилий для поддержания ее боеспособности. Поэтому восставшие сра­зу направились к дворцу Унхёнгун. Тэвонгун принял повстанцев, но формально отказался иметь с ними дело как с зачинщиками беспо­рядков. Реально он стал тайным руководителем восстания. Солдаты, захватив оружие в арсенале Особого восточного подразделения, раз­делились на два отряда. Первый занялся нападением на дома высо­копоставленных сановников из семьи королевы Мин, настаивавших на сближении с Японией. Второй отправился к месту расположения офицерской школы нового образца. Иногда ее еще называли «особым подразделением нового типа». Там никогда не возникало проблем ни с жалованьем, ни с оружием. Его обучением занимался японский офи­цер Хоримото Рёдзо. Повстанцы схватили и казнили его. Ближе к вечеру восставшие солдаты вместе с простым населением напали на японское дипломатическое представительство, сожгли его и убили 13 человек. Японскому посланнику Ханабуса Ёситада удалось скрыться и бежать в Японию через Инчхон.

Гнев восставших не остановился на японцах. Они возжелали умертвить королеву Мин —главный источник всех бед Кореи, свя­занных с ее «открытием» внешнему миру. Повстанцы направились к королевскому дворцу Чхандоккун, однако к тому времени королева Мин уже скрылась, найдя прибежище у своего родственника, губерна­тора города Чхунчжу. Видя, что восстание принимает все более широ­кие масштабы, государь Кочжон издал указ о передаче всей полноты власти тэвонгуну. Вслед за этим «беспорядки» в городе прекрати­лись. Тэвонгун поспешил отменить многие нововведения последних лет и занялся восстановлением боевой мощи корейских войск старого образца. Однако в события вмешались внешние силы.

С одной стороны, японцы, желая получить компенсацию за при­чиненный ущерб, начали снаряжать военную экспедицию в Корею. С другой — и это сыграло решающую роль — на арену событий вы­шел Китай. Как уже отмечалось, Китай всячески подталкивал Корею к скорейшему заключению договоров с западными державами. Пока что был подписан договор только с США. Учитывая отношение тэ­вонгуна к внешнему миру, можно было предположить, что никакие другие договоры со странами Запада подписаны не будут. Мало того, оказывалась под вопросом судьба прежних договоров Кореи. Поэтому для Китая нахождение тэвонгуна у власти было невыгодно. Вместе с тем королева Мин отправила в императорский Китай послание, где излагала сеульские события со своей точки зрения и просила Китай оказать военную помощь для прекращения «беспорядков».

Обращение королевы Мин стало удачным формальным предлогом для посылки в Корею морем трехтысячного войска для «наблюде­ния» за тем, как разворачиваются события. Действительно, китайцы не начинали в Корее боевых операций. Они пригласили тэвонгуна посетить китайские корабли. Тэвонгун принял приглашение, зная о противоречиях в отношениях Японии и Китая: ведь тэвонгун спо­собствовал изгнанию из страны японцев, а значит, был другом Ки­тая. Поднявшись на борт одного из кораблей, тэвонгун был вскоре арестован и увезен в Китай.

Королева Мин, изменившая свою политическую ориентацию с Японии на Китай, восстановила власть при дворе. Китай же, вос­пользовавшись тем, что часть китайских войск так и осталась рас­квартированной в Корее, а также имея в виду новую прокитайскую ориентацию королевского двора, вынудил Корею в сентябре 1882 г. подписать неравноправный торговый договор, во многом напоминав­ший корейско-японский и корейско-американский договоры. Соглас­но этому договору китайские подданные, совершившие преступление на территории Кореи, должны были судиться китайскими коммерче­скими агентами, в то время как корейцы, совершившие преступле­ние в Китае, — в соответствии с китайскими законами (ст. 2). Договор предоставлял многочисленные привилегии китайским торговцам на территории Кореи.

Кроме того, Китай стал активнее контролировать внутреннюю си­туацию в Корее: для создания в Корее армии нового образца были присланы китайские военные инструкторы, а советником королев­ского правительства по иностранным делам с декабря 1882 г. стал немец П. Г. Мёллендорф, находившийся некоторое время на службе у китайского правительства. Мёллендорф, правда, не проводил про­китайскую политику, а считал, что для Кореи лучшим союзником, способным обеспечить интересы страны, является Россия. В 1885 г. корейские власти, полностью не разделявшие позиции Мёллендорфа, предложили ему оставить пост советника «до лучших времен».

Таким образом, начиная с 1882 г. не только Япония, но и Китай стал выступать в роли державы, имеющей новые интересы в Корее, связанные с развитием товарно-денежных отношений. Подобно запад­ным державам и Японии, проводившим в Корее колониальную поли­тику, Китай также получил экономические привилегии.

В свою очередь Япония поспешила воспользоваться удалением тэвонгуна с политической арены. В конце августа 1882 г. к Инчхону подошла японская эскадра в составе четырех военных и трех транс­портных кораблей. Японский посланник Ханабуса Ёситада получил приказ добиться от корейского правительства компенсации за ущерб, понесенный японской стороной во время мятежа военных, а также потребовать передачи Японии восточного (значительно удаленного от корейских берегов) острова Уллындо и южного острова Кочже-до. Такая позиция Японии, естественно, не устраивала ни Корею, ни Китай, усиливший свое влияние в Корее благодаря событиям 1882 г. В процессе переговоров в качестве посредника выступил китайский представитель Ма Цзяньчжун. В итоге 30 августа 1882 г. в селении Чемульпхо, определенном как место компактного проживания ино­странцев, ведущих свои дела в порту Инчхон, был подписан Чемуль-пхоский корейско-японский договор. Согласно договору, Корея обя­залась выплатить Японии в качестве компенсации 500 тыс. иен, раз­решить Японии держать войска в своей корейской дипломатической миссии для ее охраны, расширить границы свободного передвижения японских подданных по территории Кореи.

Таким образом, после восстания военных летом 1882 г., направ­ленного на отстранение от власти группировки королевы Мин, кото­рая стремилась к большей открытости страны, а объективно делала ее более зависимой от иностранных держав, Корея подпала под еще большее влияние извне, в особенности — от Китая и Японии.

Однако многие молодые придворные сановники, получившие об­разование в новой Японии, не считали, что сближение с иностранны­ми державами приведет к потере самостоятельности страны. Наобо­рот, по их мнению, такое сближение могло способствовать укрепле­нию страны, а значит стать основой ее будущей независимости. Опыт Японии показывал, что политика «открытых дверей» не обязательно заканчивается подчинением тому, для кого «эти двери были откры­ты». Молодые сановники возглавили так называемое «движение за большую открытость», кэхва ундон. В отечественной литературе это движение принято называть «движением за реформы».

§ 3. Движение кэхва ундон. Переворот 1884 года

Значение термина кэхва достаточно широко — «открытость, раз­витие, начало нового». Поэтому в нем заключены как идеи большей открытости Кореи внешнему миру, так и всесторонних реформ.

В исторической литературе справедливо отмечается, что рефор­маторские идеи кэхва возникли не на голом месте. Идейное течение сирхак послужило базой для становления реформаторского движе­ния. Основоположником кэхва ундон называют высокопоставленно­го сановника Пак Кюсу (1807-1876), который, с одной стороны, бу­дучи губернатором провинции Пхёнан, противодействовал агрессив­ным действиям американцев, прибывших в Корею на судне «Генерал Шерман», а с другой — настаивал на заключении Канхваского дого­вора с Японией, считая это благом для своей страны. Переводчики с китайского языка, выходцы из сословия мелкого чиновничества О Гёнсок (1831-1879) и Ю (Лю) Дэчхи (1831-?), часто бывая в Китае, привозили оттуда книги о том новом, что происходило в мире, и пы­тались доказать необходимость скорейшей модернизации Кореи. К их словам прислушивались молодые люди, которые и стали практиками движения за реформы —  Ким Оккюн (1851-1894), Пак Ёнхё (1861-1939), Со Гванбом (1859-?), Хон Ёнсик (1855-1884).

Лидером движения за реформы стал Ким Оккюн. В 1872 г. в воз­расте 21 года, проявив недюжинные способности, он сдал государ­ственные экзамены и получил гражданскую должность. В 1881 г. в составе высокопоставленной правительственной делегации он посетил Японию и, потрясенный увиденным, загорелся идеей всесторонних ре­форм. В 1882 г. Ким Оккюну представилась еще одна возможность побывать в Японии в составе делегации, которую возглавлял его 21-летний друг Пак Ёнхё, зять предшествовавшего государя Чхольчжона. Молодой родственник королевской семьи был назначен посланни­ком в Японию.

Еще одно знакомство с достижениями Японии, а также попыт­ка «консервативных» (с точки зрения сторонников кэхва ундон) сил захватить в стране власть, привели их к мысли о необходимости более активных действий. Молодые сторонники реформ решили со­здать свою партию, которую назвали «Партией реформ» (Кэхвадан), или «Партией независимости» (Тонниптан). Временем формирова­ния партии считается 1882 г.

Объединенные в политическую организацию нового типа, отлич­ную от прежних придворных группировок прежде всего тем, что це­лью членов партии были не личные выгоды или борьба за влияние при дворе, а благо страны, реформаторы пытались на практике реализо­вать свои идеи. Ким Оккюн неоднократно обращался с посланиями к королю Кочжону. Высокое положение Пак Ёнхё при дворе, благода­ря его родственным связям с королевской семьей, помогало молодым людям в известной степени преодолевать сопротивление старой кон­фуцианской верхушки.

Так, в 1883-1884 гг. была организована почтовая служба нового образца, созданы управления финансов, печати и оружейное. В веде­нии управления печати находилось издание (с 10-го месяца 1883 г.) первой корейской газеты «Хансон сунбо», т.е. «Хансонский (столич­ный. — С. К.)[6] ежедекадник». Однако попытки использовать в тексте газеты корейский алфавит потерпели неудачу, натолкнувшись на со­противление придворной группировки традиционных конфуцианских ученых. Поэтому газета выходила на кореезированном древнекитай­ском языке ханмуне. Не только издание газеты, но и всякая попытка нововведений, исходившая от молодых сторонников реформ, встреча­ли мощное сопротивление «консерваторов», в частности группировки королевы Мин.

Имея хорошие связи с представителями политической элиты Япо­нии, приверженцы партии реформ пытались получить там финансо­вую поддержку. Несмотря на то что в Японии с сочувствием относи­лись к корейской партии реформ, прокитайская ориентация большин­ства королевского двора не давала возможности предоставить заем с надеждой на его возвращение. В то же время следует отметить, что тесные связи реформаторов с Японией отнюдь не означали, что они были «проводниками» японской политики в Корее. Наоборот, в 1883-1884 гг. реформаторы вели деятельность, направленную на пересмотр неравноправного Канхваского договора.

Мощное сопротивление старой конфуцианской элиты при дворе и невозможность Японии оказывать партии реформ активную помощь привели молодых людей к идее совершения государственного перево­рота, чтобы окончательно отстранить от дел «консерваторов». При этом совсем не имелось в виду свержение монархии. Наоборот, за несколько дней до начала акции, 29 ноября[7], партия реформ полу­чила принципиальную поддержку короля. (Скорее всего, о плане ка­ких-либо насильственных действий государю не сообщили.) Очевид­но, Кочжон понимал необходимость радикальных изменений. Вместе с тем реформаторы учли в своих требованиях чувства короля как почтительного сына: в первой строке первого пункта подготовленной заранее программы действий значилось требование возвращения из Китая плененного тэвонгуна, отца государя Кочжона.

Датой переворота было определено 4 декабря — день торжествен­ного открытия нового здания почтового ведомства, на которое бы­ли приглашены все высокопоставленные сановники. Во время тор­жеств по указанию реформаторов было подожжено соседнее здание, раздались удары гонга. Первым из «консервативных» высокопостав­ленных участников церемонии выбежал Мин Ёнъик (1860-1914), в 1883 г. ставший первым чрезвычайным и полномочным послом Кореи в США, а в 1884 г. исполнявший обязанности губернатора Сеула, ро­весник членов партии реформаторов. Получив тяжелую рану от удара мечом, он смог вернуться в здание. Попытка быстро расправиться с «консервативной» группировкой королевы Мин провалилась. Тогда реформаторы во главе с Ким Оккюном направились в королевский дворец Чхандоккун и под предлогом мятежа и беспорядков в Сеуле уговорили Кочжона вместе с супругой переехать в небольшой дворец Кёнугун, который было легче охранять. С согласия короля к двор­цу подошли солдаты-охранники японской дипломатической миссии, разрешение на привлечение которых Ким Оккюн получил заранее у японского посланника Такэдзоэ (1842-1917). Далее Ким Оккюн уго­ворил государя Кочжона послать предписание представителям «кон­сервативной» группировки явиться ко двору, имея намерение убить их, подкараулив у дворцовых ворот. Таким образом погибли «консер­ваторы» Мин Ёнмок (1826-1884), Мин Тхэхо (1834-1884), Чо Ёнха (1845-1884).

На другой день, 5 декабря, партия реформ заявила о создании но­вого правительства. Ким Оккюн стал министром финансов. Военным министром был назначен 18-летний Со Чжэпхиль (1866-1951), толь­ко что закончивший военную школу сухопутных войск в Японии. В тот же день была опубликована программа реформаторов, состоящая из 14 пунктов, общая (объективная) направленность которых была ориентирована на модернизацию страны буржуазно-демократическо­го толка. Первый пункт, помимо требования возвращения тэвонгуна, провозглашал ликвидацию старых вассально-сюзеренных отношений с Китаем. Пункт второй включал положение о введении равноправия всех жителей страны, пункт третий — о реорганизации системы нало­гообложения и укреплении финансов страны, четвертый — о ликви­дации старого совещательного органа при короле Нэсибу и введении системы привлечения на службу по способностям, и т.д. Тогда же во все иностранные дипломатические представительства было разо­слано официальное уведомление о событиях в Сеуле с разъяснением позиции партии реформ.

Однако для Китая подобное ускоренное продвижение реформ в Корее с ориентацией на Японию, так же как и низвержение лояльной группировки королевы Мин, было крайне невыгодно, так как означа­ло потерю китайского влияния в Корее. Поэтому китайские войска, расквартированные в Корее со времени событий 1882 г., стали го­товиться к штурму королевского дворца. Королева Мин, прослышав об этом, бросилась под разными предлогами уговаривать Кочжона вернуться в больший по площади дворец Чхандоккун, который бы­ло сложнее оборонять. Приход к власти реформаторов означал для группировки королевы Мин полную потерю своего влияния, а также делал реальной перспективу возвращения ненавистного для королевы Мин тэвонгуна. Она желала поражения партии реформ. В свою оче­редь японский посланник Такэдзоэ, опасаясь прямых столкновений с Китаем, решил снять охрану дворца.

Таким образом, к 6 декабря в распоряжении реформаторов оста­лись только военнослужащие из так называемой «офицерской шко­лы»[8], где готовились кадры для армии нового образца, перед которы­ми была поставлена невыполнимая задача: охранять дворец Чхандок­кун от полутора тысяч лучше вооруженных китайских солдат.

В результате дворец был быстро взят совместно действовавши­ми китайскими и корейскими правительственными войсками. В это время по Сеулу распространился слух, будто бы сторонники партии реформ вместе с японцами пленили короля. Разъяренное население города бросилось к зданию японской дипломатической миссии и к до­мам реформаторов. Здание миссии было сожжено, погибло 74 чело­века (японских солдат и гражданских лиц). Японский посланник был вынужден спасаться бегством. Вместе с японцами лидеры партии ре­форматоров — Ким Оккюн, Пак Ёнхё, Со Гванбом, Со Чжэпхиль бе­жали в Инчхон, а оттуда в Японию. (Из Японии Со Чжэпхиль вскоре отправился в США и стал впоследствии одним из лидеров движения за независимость Кореи.)

Таким образом, переворот реформаторов 1884 г. потерпел пораже­ние. Те значительные социально-экономические изменения, которые произошли в Корее начала 1880-х годов, очевидно, были недостаточ­ны для того, чтобы реформаторов поддержало как большинство пра­вящего класса, так и рядовое население страны. Вместе с тем немалую роль сыграло вмешательство внешних сил, прежде всего Китая, про­тивившегося низвержению всевластия, прокитайски ориентированной семьи королевы Мин. Это неизбежно привело бы к потере традиционных сюзеренно-вассальных отношений с Китаем, переходивших в стадию эпохи колониализма.

В то же время события 1884 г. имели для Кореи и некоторые объ­ективно позитивные последствия. После разгрома партии реформ в Корее осталось 3-тысячное китайское войско под командованием ге­нерала Юань Шикая (1859-1916). В начале 1885 г. в Корее также бы­ли расквартированы два батальона японских войск для «обеспечения безопасности» японских граждан в Корее. Для того чтобы избежать военного столкновения между вооруженными силами двух стран, в китайском городе Тяньцзине в 4-м месяце 1885 г. по инициативе япон­ской стороны был подписан так называемый Тяньцзиньский договор, согласно которому обе стороны обязывались вывести свои войска с территории Кореи в течение четырех последующих месяцев. Для по­сылки войск в Корею в случае экстренной ситуации требовалось пред­варительное письменное уведомление противоположной стороны, а после разрешения ситуации войска должны были немедленно выво­диться.