Глава 9. ПЕРВОЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ ПОСЛЕ ЯПОНСКОЙ

АННЕКСИИ КОРЕИ. ПЕРВОМАРТОВСКОЕ

ДВИЖЕНИЕ 1919 ГОДА

Первое десятилетие после японской аннексии Кореи стало вре­менем окончательного становления японского колониального режи­ма. Однако именно в этот период в Корее назрело самое мощное за всю историю колонизации движение за независимость, охватившее все слои населения, всю территорию страны. Одновременно с тре­бованием независимости в общественном сознании стало зарождаться представление о будущем государственном устройстве Кореи как рес­публики. В этом смысле Первомартовское движение уже заключало в себе отдельные элементы буржуазно-демократической революции. И в то же время оно стало последним крупным организованным актом сопротивления японской колонизации на территории самой Кореи. С 1920-х годов движение за независимость страны во многом переме­стилось за границу: в Россию, Китай, США.

Колониальная политика Японии в Корее и движение за независи­мость 1919 г. достаточно подробно описаны в работах отечественных историков — Н. В. Кюнера, Ф. И. Шабшиной, В. И. Шипаева и др.[1]

В корейской историографии Первомартовскому движению посвя­щено огромное количество работ, что объясняется тем особым значе­нием, которое оно занимает в истории Кореи[2]. В Республике Корея (Южная Корея) 1 марта является общенациональным праздником и объявлено нерабочим днем.

§1. Корея в 1910-1919 годах

Для того чтобы понять, что подвигло корейцев к такому масштаб­ному выступлению за независимость в 1919 г., необходимо хотя бы в общих чертах познакомиться с корейской историей предшествую­щих девяти лет, т. е. со времени аннексии Кореи до начала народного движения.

Указом № 319 японского Императора от 29 августа 1910 г. в Ко­рее было учреждено генерал-губернаторство во главе с генерал-гу­бернатором — японцем, имевшим соответствующий военный чин. Пер­вым генерал-губернатором Кореи стал Тэраути Масатакэ, бывший ранее генеральным резидентом Кореи. Одновременно название новой «японской территории», как уже упоминалось, было заменено с Тэхан («Великая Хан») на Чосон («Утренняя Свежесть»). Таким образом, название должно было понизить статус Кореи.

Буквально с первых дней после юридического оформления аннек­сии Кореи Япония приступила к осуществлению политики, которую в отечественной литературе именуют «военное управление», или «во­енная диктатура». Дословный перевод термина, обозначающего эту политику, звучит так: «политика ограничения военными [мерами]» (мудан чончхи).

30 сентября 1910 г. был обнародован указ о новой системе управ­ления, согласно которой вся полнота власти в Корее отныне принад­лежала генерал-губернатору. Ему подчинялись все органы государ­ственного управления. Формально генерал-губернатор был подотче­тен японскому Императору, но в своих решениях он был независим от японского правительства. Генерал-губернатору принадлежала вся полнота административной власти, в его ведении находились поли­ция и армия, он имел право назначения на должности и снятия с них, право издания законов.

Местное управление было сосредоточено в руках японских губер­наторов 13 провинций Кореи и японских начальников округов, уез­дов, областей. В очередной раз подверглись реформированию суды и полиция. При этом интересно отметить, что примерно половину по­лицейских составляли корейцы. Полиция пользовалась неограничен­ным правом входить в любые помещения, выступать в суде в качестве обвинителя и даже совершать «ускоренные приговоры» безо всякого суда и следствия.

Была изменена система образования. Новая программа ориентиро­валась на искоренение или по меньшей мере игнорирование корейской культуры. Из корейских учебных заведений были оставлены лишь старинная конфуцианская академия Сонгюнгван, а также Хансонская (т. е. Сеульская) педагогическая школа и Хансонская школа иностран-ных языков. Закрылось большинство корейских газет, в том числе и те, что издавались на японском языке. Из почти двух десятков га­зет были оставлены лишь две: «Кёнсон илъбоъ («Столичная газета») и «Мэилъ синпо» («Ежедневная газета»), и то в основном для того, чтобы доводить распоряжения японской администрации до населения.

Для реализации планомерного экономического подчинения Кореи при японском генерал-губернаторстве были учреждены особые орга­ны, такие, как Управление железных дорог, Управление связи, Вре­менное управление по инспектированию земель. В сентябре 1910 г. был опубликован указ об обследовании земель, чтобы «неучтенные» земли, т. е. те, владельцы которых не могли подтвердить прав вла­дения документально, перевести в собственность генерал-губернатор­ства. В результате подобной политики за первое десятилетие японской колонизации Кореи в японскую собственность перешло различными путями около 40% всех пахотных земель Кореи и 50% ее лесов.

В декабре 1910 г. был издан закон об акционерных компаниях (дей­ствовавший до 1920 г.), который делал практически невозможным для корейцев открытие новых предприятий. Этот закон наглядно демон­стрировал, что «соединение» Кореи и Японии произошло отнюдь не в интересах «двух стран». Японское управление в Корее нисколько не улучшало, а, наоборот, делало жизнь корейского народа все хуже и хуже. Так, например, в 1916 г. уровень средней заработной платы ко­рейского наемного работника в Сеуле понизился на 24%, по сравнению с 1910 г., а уровень цен вырос на 29%. Особенно обострилось положе­ние в Корее в период с 1917 по 1919 г. За это время более чем в четыре раза возрос уровень экспорта и импорта. Учитывая то, что корейская промышленность, торговля, сельское хозяйство находились в руках японцев, указанные цифры обозначают не рост собственно корейской экономики, а развитие японской экономики на территории Кореи пу­тем ужесточения эксплуатации местного населения. Действительно, в тот же промежуток времени только в Сеуле цены на товары выросли в 2,3 раза.

И тем не менее среди западных исследователей встречаются та­кие, кто наблюдает некоторые положительные последствия японской колонизации для Кореи, в частности, в связи с развитием промыш­ленности, сельского хозяйства и инфраструктуры[3]. Действительно, колонизация Кореи индустриально развитой Японией требовала опре­деленной модернизации всех корейских институтов. Для этого нужно было хотя бы в ограниченной степени повысить общеобразователь­ный уровень корейцев. Объективным следствием этого явилось дальнейшее пробуждение национального самосознания корейцев, которое приобрело новые формы цивилизации начала XX в.

После юридического оформления колонизации Кореи Японией ак­тивизировала свою деятельность подпольная патриотическая орга­низация «Новое народное собрание» (Синминхве), созданная еще в 1906 г. Ан Чханхо (1878-1938). В свое время Ан Чханхо участво­вал в деятельности Общества независимости, в 1900-1906 гг. нахо­дился в США. «Новое народное собрание» имело свой печатный ор­ган — «Ежедневную газету Великой Кореи» («Тэхан мэилъ синпо»). В 1911 г. японские колониальные власти обвинили руководителей Син­минхве в том, что они якобы были причастны к подготовке покуше­ния на генерал-губернатора Тэраути Масатакэ, которое планировал совершить в декабре 1910 г. Ан Мёнгын, дальний родственник Ан Чжунгына (в 1909 г. застрелившего Ито Хиробуми). В 1911-1912 гг. было арестовано около 600 патриотов, частью состоявших в Синмнихве, частью входивших в корейские протестантские организации, из них 105— предъявили официальное обвинение. Суд начался в июне

1912 г. Несмотря на то, что 99 человек были признаны невиновными, с этого времени Синминхве практически прекратило свое существование. Однако в 1913 г. в провинции Кёнсан была создана новая подполь­ная организация, «Отряд возрождения» (Кванбоктан). В 1916 г. она была переименована в «Общество возрождения Великой Кореи» (Тэ­хан кванбокхве). Общество имело более 200 человек постоянных чле­нов и отделения в корейских провинциях. Однако по доносу в япон­скую полицию 37 человек руководителей были схвачены. Многие чле­ны общества бежали в Маньчжурию. Японцам удалось уничтожить Тэхан кванбокхве.

В то же время по всей стране возникало множество более мелких патриотических организаций, таких, как «Организация самостоятель­ности» (Чариптан; основана в 1916 г.), «Организация корейской рево­люции» (Чомёндан; 1915г.), «Общество самостоятельного прогресса» (Чачжинхве; 1918 г.), а также ряд других. Японской полиции было труднее их обнаружить.

Но, по-видимому, наибольшее значение в организации патриотиче­ского антияпонского движения имели легальные массовые обществен­ные организации — корейские протестантские церкви и новая корей­ская религия чхондогё («учение Небесного пути»), переименованная в 1905 г. из тонхак третьим патриархом религии Сон Бёнхи (1861-1922), а также несколько измененная им в идейном плане. Религия чхондогё, призывавшая любить одинаково всех людей, приравнивая их к божествам, была официально разрешена японской администрацией.

Заметную роль в активизации корейского движения за независи­мость сыграли также события мирового масштаба. Здесь можно гово-рить об особой роли Октября 1917 г.[4] В южнокорейской исторической литературе, по понятным причинам, о влиянии революционного дви­жения в России предпочитают часто не упоминать. А ведь именно после Октябрьской революции многие малые нации получили незави­симость и создали самостоятельные государства (Финляндия, страны Балтии).

В конце января 1919 г. президент США Вудро Вильсон в пункте 5 своего послания Конгрессу провозглашал право народов на само­определение и обретение независимости. В том же 1919 г. в Париже созывалась мирная конференция, на которой Корея могла бы заявить о своем желании восстановить независимость. Многие корейские пат­риоты, боровшиеся за независимость страны, с конца XIX в. получали поддержку США и надеялись на американскую помощь и в будущем.

Воодушевленные событиями 1917 —начала 1919 г. корейские бор­цы за независимость начали создавать новые патриотические орга­низации. В частности, в январе 1919 г. в Китае в Шанхае будущие лидеры движения за независимость Ким Гюсик (1877-1950) и Ё Ун-хён (1886-1947)[5] основали «Молодежную партию за новую Корею» (Син Хангук чхоннёндан).

И вот, во время постепенного нарастания корейского национально­го сопротивления, 21 января[6] 1919 г. умер первый Император Кореи Кочжон. Сразу же по стране поползли слухи, что умер он не своей смертью, а его отравили японцы. Похороны экс-Императора были на­значены только на 3 марта, что связано с представлениями о «счаст­ливых» или «несчастливых» днях. Ко дню похорон многие корейцы решили приехать в столицу. Массовое стечение народа со всей стра­ны предоставляло хорошую возможность во всеуслышание заявить о чаяниях корейского народа восстановить независимость страны.

§ 2. Первомартовское движение 1919 года

Через несколько дней после смерти экс-Императора Кочжона ко­рейские студенты, обучавшиеся в Японии и имевшие отношение к «Токийскому [отделению] корейской молодежной организации независи­мости», подготовили Декларацию независимости. Автором текста был будущий известный корейский писатель Ли Гвансу (1892-?). Около 600 студентов собрались 8 февраля 1919 г. в Зале собраний корейской протестантской молодежи, зачитали текст Декларации и приняли ре­шение передать ее японскому Императору. Декларация завершалась четырьмя основными пунктами: о предоставлении корейскому народу независимости; созыве корейского Национального собрания; приня­тии Парижской мирной конференцией решения о предоставлении Ко­рее права на самоопределение; о том, что корейская нация поднимет­ся на борьбу в случае невыполнения указанных требований. (Между прочим, в тексте Декларации имеется прямая ссылка на положитель­ный опыт Октябрьской революции 1917 г.) Однако в Зал собраний ворвалась японская полиция, более 60 человек было схвачено. Весть об этих событиях стремительно облетела всю Корею.

Корея стала готовиться к массовому акту выражения своей воли во имя восстановления независимости государства. Подготовку воз­главила группа людей, одним из лидеров которой выступил патриарх религии чхондогё Сон Бёнхи (1861-1922) и представитель корейских христиан-протестантов Ли Сынхун (1864-1931). Было решено в день 1 марта 1919 г. в центральном сеульском Парке пагоды собрать ми­тинг и публично зачитать текст новой Декларации независимости. Его подготовку поручили Чхве Намсону (1890-1957), будущему известно­му корейскому историку и писателю. К 27 февраля была отпечатана 21 тыс. экземпляров Декларации независимости. Через религиозные организации и школы жители и гости (паломники на похороны экс-Императора) Сеула оповещались о готовящемся мероприятии.

Утром 1 марта в Парке пагоды собралось около 4 тыс. человек. В 2 часа дня перед Восьмигранным павильоном (Пхалъгакчон) было раз­вернуто корейское национальное знамя тхэгыкки[7]. И вот выпускник одной из сеульских школ по имени Чон Чжэён торжественно зачитал текст Декларации независимости, которая была подписана 33 «пред­ставителями корейской нации» (из них 29 человек находились в Сеуле, но не смогли прийти к месту проведения митинга).

Текст Декларации независимости был достаточно миролюбивым по духу. Корейский народ обращался к Японии, пытаясь разъяснить, что ей самой будет гораздо лучше, если Корея вернет свою незави­симость. Ее текст можно разделить на четыре содержательных бло­ка[8]: 1) провозглашение независимости Кореи; 2) призыв к Японии отказаться от насилия в отношении Кореи, признать право Кореи на самостоятельное существование и призыв играть по отношению к ней роль дружественной и миролюбивой державы; 3) указание на основ­ные тенденции мирового развития, способствующие восстановлению независимости Кореи; 4) определение методов восстановления неза­висимости (разъяснение воли нации, соблюдение порядка, массовый характер народного движения).

После того как чтение Декларации было закончено, по Парку разнеслись возгласы: «Да здравствует независимость!». Собравшиеся студенты бросали вверх форменные кепки, танцевали. Возбуждение выплеснулось на улицы Сеула. Известие о событиях 1 марта молние­носно распространилось по стране, и демонстрация была поддержана всем корейским народом. Из 218 уездов, на которые в то время была разделена Корея, в 211 имели место заметные выступления.

Как правило, Первомартовское движение проходило достаточно мирно, в соответствии с призывами Декларации независимости. Люди собирались перед зданиями школ, местной администрации, предпри­ятий, читали Декларацию и скандировали «Да здравствует независи­мость!». Кстати, именно поэтому в корейской литературе Первомар­товское движение называется «Движение "да здравствует [независи­мость]"» (Мансе ундон). Для того чтобы выразить свои патриотиче­ские чувства, многие корейцы вывешивали на улицах национальные флаги. Активисты движения расклеивали на стенах улиц и трамваях патриотические листовки.

Однако не всегда корейцы проявляли свое стремление к восста­новлению независимости исключительно мирным путем. Уже 4 мар­та начались забастовки рабочих в Пхеньяне; 9 марта в Сеуле в знак протеста против японского колониального режима были закрыты все корейские магазины. С 9 по 29 марта в Сеуле бастовали водители общественного транспорта. Также имели место вооруженные столк­новения с полицией, в особенности в деревне, где крестьяне напада­ли на полицейские участки, управления местной администрации и на усадьбы землевладельцев.

Число выступлений по всей стране составило 1542, а количество участников — более 2 млн. В таблице 3 приводится статистика времени начала и завершения Первомартовского движения по провинциям.

Таблица 3. Хронология народных выступлений в рамках Первомартовского движения 1919 г.[9]

Из приведенных статистических данных видно, что в северных и центральных провинциях Кореи Первомартовское движение началось и было подавлено раньше, в то время как в южных провинциях про­явилась в некотором роде «запоздалая реакция». Однако Первомар­товское движение в южных провинциях было и подавлено позже. В северокорейской исторической литературе 1990-х годов особое внима­ние направлено как раз на то, что Первомартовское движение нача­лось не в одном Сеуле, а одновременно и даже в первую очередь в Пхеньяне где также зачитывалась Декларация независимости, и уже из этих двух городов оно распространилось по всей стране[10]. Отече­ственные исследователи также обращают внимание на пхеньянские первомартовские демонстрации независимости.

После того как прекратились массовые манифестации корейского народа на протяжении 1919 г. в Корее происходили многочисленные выступления рабочих, главным образом в форме забастовок на япон­ских и других иностранных предприятиях. 2 сентября 1919 г. корей­ский патриот Кан Угу (1855-1920) попытался убить генерал-губернатора Сайто Макото (1858-1936; в должности в 1919-1927 и 1929-1931 гг.) бросив бомбу у Сеульского вокзала.

Первомартовское движение проявило себя не только на террито­рии Кореи, но и за ее пределами — в соседних государствах, т. е. в Рос­сии и Китае (Маньчжурии), в местах компактного проживания корей­цев. Там даже создавались свои декларации независимости. Так, лидеры вооруженного антияпонского сопротивления в Северо-Восточном Китае — Ким Чвачжин (1889-1930), Ё Чжун, Пак Напха и др. еще в феврале 1919 г. составили «Декларацию независимости Великой Ко­реи». Корейцы, проживавшие в российском Приморье, выступили 17 марта 1919 г. в городе Никольске также со своей особой Декларацией независимости.

Первомартовское движение было поистине уникальным не только по своим масштабам. Впервые за всю историю страны в обществе, где существовало строгое разделение на классы и сословия, все население страны выступило единым фронтом во имя единой цели. Несмотря на то, что формально участники движения не ставили перед собой дру­гих задач, кроме восстановления независимости своей страны, Пер­вомартовское движение было больше, чем просто движение за неза­висимость. Можно сказать, что в этом движении были заключены некоторые элементы буржуазно-демократической революции[11].

Во-первых, Договор об аннексии 1910 г. не только поставил точ­ку в истории корейской монархии, но и лишил Корею собственной государственности. Таким образом, Первомартовское движение, про­возглашая своей целью «восстановление независимости», объективно стремилось к восстановлению государственности, но не старой, монар­хической, которая по многим причинам была невозможна, а новой. И это могла быть только буржуазная республика.

Во-вторых, в сеульской Декларации независимости есть отдель­ные фрагменты, демонстрирующие то, что участники движения ви­дели новое корейское государство как республику. Прежде всего, это указание на необходимость внутреннего развития корейского обще­ства, в котором будет возможно «гармоничное развитие каждой личности», «духовное развитие» и «свободное развитие нации». Все это невозможно в традиционном монархическом обществе, разделенном на высшие и низшие сословия, различающиеся в своих правах. И да­лее это указания в Декларации на «общий ход развития всего мира», «волны прилива мировых перемен», «новый мир», «время великого преобразования мира». В соседних с Кореей Китае и России в начале XX столетия произошли крушение монархий и установление респуб­лик. В Европе многие народы Балтийского региона наконец-то обрели государственную независимость, став парламентскими республиками.

В-третьих, в Первомартовском движении участвовали не просто все социальные слои населения. Ведущую роль в выступлениях иг­рали новые классы — буржуазия, рабочий класс, буржуазная интел­лигенция. Среди крестьянства было немало арендаторов и сельско­хозяйственных рабочих. Встречались также представители религиоз­ных организаций различных конфессий, в частности протестантизма,

появившегося в Европе и США как отражение новых социальных от­ношений эпохи капитализма. Из 33 представителей корейской нации, подписавших сеульскую Декларацию независимости, 4% относилось к категории промышленной буржуазии.

В-четвертых, как уже говорилось, Первомартовское движение бы­ло далеко не всегда мирным, выливаясь в вооруженные столкновения с японской полицией, армией, а также представителями класса зем­левладельцев. Кроме того, подавлялось движение за независимость 1919 г. также силой оружия. Согласно сведениям корейского истори­ка тех лет Пак Ынсика (1859-1926), представленным в его знамени­том труде «Кровавая история движения за независимость», с 1 марта до конца мая 1919 г. в ходе подавления Первомартовского движения японцами было убито 7509 человек, ранено —15961, брошено в тюрь­мы—46948 человек, уничтожено 48 церквей, 2 школы, сожжено 715 домов.

Таким образом, Первомартовское движение стало активным, осо­знанным выступлением большинства социальных слоев Кореи про­тив колониальных властей за новую самостоятельную государствен­ность, т. е. приобрело элементы буржуазно-демократической рево­люции.

Говоря об итогах Первомартовского движения, следует отме­тить, что в современной историографии господствует точка зрения, согласно которой, несмотря на то, что движение было подавлено, оно оказало огромное воздействие на ход национально-освободительной борьбы корейцев, стало началом нового этапа борьбы за независи­мость. В ходе Первомартовского движения всему миру было проде­монстрировано желание корейского народа восстановить свою незави­симость; показана жестокая, антигуманная сущность японского коло­ниального режима, для воздействия на который мировая обществен­ность в то время еще не обладала соответствующими рычагами; был дан толчок для дальнейшего организованного сопротивления япон­ской колонизации Кореи как внутри страны, так и за ее пределами.

Еще в ходе Первомартовского движения, 11 апреля 1919 г. в Шан­хае было создано Временное правительство Республики Корея. С этого момента начинается история современной Республики Корея (Южная Корея), что также отражено и в ее Конституции.

Вскоре после подавления всенародного антияпонского выступле­ния, 20 августа 1919 г. японцы были вынуждены объявить о прекраще­нии «военного правления» в Корее и переходе к «культурному прав­лению». Это стало важнейшим, хотя и «половинчатым», завоевани­ем Первомартовского движения, позволившим корейцам развернуть деятельность за сохранение национальной культуры, активизировать борьбу за восстановление национальной независимости.

[1] Подробнее см.: Кюнер Н. В. Статистико-географический и экономический очерк Кореи, ныне японского генерал-губернаторства Чосон. Владивосток, 1912; Шабшина Ф. И. Народное восстание в Корее 1919 г. М., 1952 (2-е изд., перераб.: М., 1958); Шипаев В. И. Корейская буржуазия в национально-освободительном движении. М., 1966; Первомартовское движение за независимость Кореи 1919 г. Новое освещение: Сб. ст. М., 1999.

[2] В частности, с одним из изданий можно познакомиться в переводе на русский язык (см.: Чан Дснсэён. Первомартовское движение 1919 г. и корейская проте­стантская церковь. М., 1997).

[3] См., напр.: Jones L. Р., Sаkong Il. Government, Вusiness аnd Еnterpreneurship in Есоnomic Development: Тhе Коrеа Саsе. Саmbridge, 1980. Р. 28.

[4] См. издания советских лет, а также статью: Ванин Ю. В. Октябрьская рево­люция 1917 года в России и ее взаимосвязь с Первомартовским восстанием 1919 г. в Корее // Первомартовское движение за независимость Кореи 1919 г. Новое осве­щение.

[5] Иногда это имя передается по-русски как Рё Унхён, что связано с особенно­стями корейской графики и произношения. Также следует отметить, что в ис­торической литературе встречается указание на 1885 г., как на год рождения Ё Унхёна. Однако, в данном случае мы склонны доверять данным, приведенным в сочинении его дочери (См.: Ё Ингу. Ким Ильсон чусок-ква Ё Унхён (Президент Ким Ирсен и Ё Унхён). Пхеньян, 2000. С. 6).

[6] В исторической литературе встречается также указание на 22 января 1919 г.

[7] Тхэгыкки — «Флаг Великих начал» — корейский национальный флаг, создан­ный при дворе государя Кочжона в период до 1882 г. Его еще называют «Флагом Великого предела». Представляет собой изображение сине-красного круга на бе­лом полотнище, по краям которого расположены четыре основные «гадательные» триграммы. Круг символизирует единство и борьбу светлого (мужского) и темно­го (женского) начал. Триграммы указывают на четыре основные стороны света и одновременно на четыре сезона года, а также на небо, землю, солнце, луну и еще на четыре основных качества идеального человека. Тхэгыкки был принят в качестве государственного флага Корейской Империи (Великая Хан) и является национальным флагом Республики Корея (Южная Корея).

[8] Полный перевод текста Декларации независимости см. в кн.: Первомартовское движение за независимость Кореи 1919 г. Новое освещение. С. 146-149, а также в Приложении к настоящей монографии.

[9] Составлено по: Ким Чжинбон. 3-1 ундон (Первомартовское движение). Сеул, 1989. С. 79-125.

[10] См., напр.: Очерк корейской истории. Кн. 2. Пхеньян, 1995. С. 62.

[11] Подробнее см.: Курбанов С. О. Первомартовское движение и буржуазно-демо­кратическая революция в Корее // Первомартовское движение за независимость Кореи 1919 г. Новое освещение. С. 91-104.