ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ВОЗНИКНОВЕНИЕ СТРАНЫ КХМЕРОВ

Глава  I

СТРАНА  И  НАСЕЛЕНИЕ

История стран Юго-Восточной Азии еще более, чем история стран Запада, находилась под влиянием эконо­мических факторов, связанных с климатом и географической средой. Страна кхмеров, предшественник совре­менной Камбоджи, не явилась исключением, но, чтобы более точно представить себе влияние этих факторов на историю страны, нужно определить ее территорию в период расцвета. Она намного превышала площадь, за­нимаемую современной Камбоджей, поскольку охваты­вала современный Южный Вьетнам, часть Центрально­го Вьетнама и Таиланда.

При первом взгляде на физическую карту Индоки­тайского полуострова видно, что костяк его составляет горная цепь большой протяженности — Вьетнамский хребет. Начинаясь в крупном горном массиве, располо­женном на территории Северного Вьетнама, Юньнани и Бирмы, представляющем предгорья восточных Гималаев и Тибетских нагорий, этот хребет является как бы осью полуострова, доминируя своими вершинами, превышаю­щими иногда 2000 м, над живописным вьетнамским по­бережьем. Затем хребет переходит в плоскогорье Дарлак и скалы мысов Варелла, Падарана, Окала, непода­леку от Сайгона, и далее теряется в водах Китайского моря.

Вьетнамский хребет не просто орографическая неров­ность почвы. Он разделяет два неодинаковых по своим размерам района, совершенно различных по населению, языку, культуре, религии. Это, по существу, два мира, которые условно можно назвать индийским и китай­ским. Если Вьетнам принадлежит к китайскому миру, то страна кхмеров — к индийскому. В течение многих веков эта страна была лучшим образцом того, что обыч­но называют Внешней Индией.

Как мы уже отмечали, протяженность этих районов различна, различен и характер склонов хребта, обра­щенных к этим районам. На востоке между хребтом и морем заключена узкая полоска земли, которая и со­ставляет Центральный Вьетнам. Несмотря на то что прибрежные воды его богаты рыбой, население этого района не могло бы обеспечить себя пищей без богатой Тонкинской дельты, которая обогащается аллювиальны­ми отложениями рек Сонгхонг, Сонгда и Сонгма. На запад от хребта простирается обширная равнина — бассейн Меконга, «королевской реки», «матери рек», составляющей богатство Камбоджи. И здесь тоже про­является один из основных законов географии и эконо­мики Индокитая: первостепенная важность аллювиаль­ных равнин и дельт крупных рек — рисовых житниц, мест сосредоточения населения, очагов цивилизации.

Своеобразное величие чувствуется в геологической простоте этого обширного района, в прошлом затоплен­ного и оставшегося плоским во вторичный и третичный периоды. Он сформирован из горизонтальных вторич­ных, триасовых слоев песчаника, толщина которых до­стигает 700 м. Они покрывают первичную основу из вы­ветренных кристаллических пород. Этот район испытал воздействие тектонических волн со стороны Гималаев, которые, однако, дойдя сюда, потеряли свою силу; тек­тонические толчки не вызвали крупных перемещений, обусловив лишь процессы преобразования и возникно­вения горного пояса на окраине района: Кардамоновы горы, горы Дангрек, плато Боловен, Транинь и плато Мои.

В конце третичного и начале четвертичного периода море занимало всю южную часть современной Камбод­жи, образуя громадный залив, который доходил до гор Дангрек. В этот залив нес свои воды Меконг, берущий начало в горных ущельях Верхнего Лаоса. Наносы Ме­конга, которые и сейчас составляют 250 г на 1 куб. м воды, постепенно заполнили этот залив и образовали территорию Нижней Камбоджи и Южного Вьетнама (Кохинхины)—громадной равнины, которая вместе с дельтой Северного Вьетнама (Тонкина) дает почти весь урожай индокитайского риса.

И еще один геологический фактор сыграл в экономике Камбоджи первостепенную роль, а именно процессы, связанные с деятельностью вулканов. В Кардамоновых горах, на плато Боловен, на плато Мои в результате вулканической деятельности образовались скопления базальтовых пород, при разрушении которых возникли знаменитые «красные земли», распространен­ие в Камбодже и Южном Вьетнаме. Эти земли имеют толстый плодородный слой, хорошую структуру, богаты азотом, фосфоритами. На них разрослись пышные леса с ценными породами деревьев. Когда леса были выкорчеваны, на этих землях стали создавать крупные каучуковые плантации, которые вместе с ценными породами деревьев составляют одно из богатств Камбоджи. После того как старый камбоджийский залив оказался заполненным аллювиальными отложениями Ме­конга, на его северо-западном берегу осталась большая впадина — Большое озеро, или Тонлесап, самый боль­шой водоем с пресноводной рыбой в Азии. Это озеро не только обеспечивает Камбоджу рыбой — основным продуктом питания населения, но и дает ей главный предмет экспорта в страны Юго-Восточной Азии.

Очень любопытна гидрография Меконга и Тонлесапа. Центр системы, обширное зеркало вод, на берегу ко­торого расположен Пномпень, является результатом со­единения четырех рек, которые на Западе называют «че­тыре рукава», а в Камбодже — «четыре лика». Самая большая из них — Меконг, увеличивающийся за счет притока, несущего воды из озера Тонлесап. Приток то­же называется Тонлесап. Громадные массы воды с большим содержанием ила несут к Сиамскому заливу Нижний Меконг и Бассак, два других рукава — «квад­риги».

Во время сезона дождей, с июня по октябрь, уро­вень воды в Меконге поднимается за счет таяния сне­гов в Гималаях и притока дождевых вод в районе Пном­пеня до 9 м, в районе Кратие— до 16 м и намного пре­вышает тогда уровень вод в озере Тонлесап. Поэтому воды р. Тонлесап, в отличие от всех существующих рек в мире, поворачивают вспять и, в некотором смысле, текут обратно к своему истоку — озеру Тонлесап, уровень воды которого теперь повышается за счет прибы­ли воды из Меконга.

В октябре сезон дождей заканчивается, начинается сухое время года и уровень воды в Меконге быстро по­нижается. Озеро Тонлесап, в свою очередь, берет озерх. В течение всего сухого сезона уровень воды в озере выше, чем в Меконге. Течение в р. Тонлесап изменяет свое направление, и вновь воды озера текут в Меконг. Большой праздник, религиозный и одновременно народ­ный,— праздник вод — славит изменение течения в Тонлесапе.

Во время всего периода высокой воды Меконг и озеро Тонлесап выходят из берегов и затопляют равни­ну и лиственные леса по берегам, зеркало вод увеличи­вается в три — четыре раза. Рыбы и птицы получают новые значительные источники питания. Эти периоди­ческие наводнения являются благом и для прибрежных жителей, тогда как обычно наводнения в странах Азии приносят жителям лишь разорение. Ил, который остает­ся на почве, чрезвычайно плодороден, и после отступ­ления вод обновленная земля готова для новых посевов.

Этим благодатным действием периодических навод­нений объясняется распределение сельскохозяйственно­го населения Камбоджи по берегам рек и озер. Позади кромки земель, окружающих реки при низком уровне воды, находятся обширные впадины плодородных полей (бенг), которые примитивными каналами соединяются с рекой. На этих землях растут кокосовые, арековые пальмы, капок с тонким стволом, манговые деревья, апельсины, хлебные деревья, сапотийе[1]. Именно здесь сажают кукурузу, хлопчатник, индиго, табак, овощи, тутовые деревья. Длинные деревянные шесты поддер­живают светлые листья бетеля, применяемые вместе с тертым орехом арека и известью для приготовления жвачки, употребление которой придает камбоджийцам столько очарования. Она окрашивает в красный цвет губы старых крестьянок и оставляет на земле следы, похожие на сгустки крови.

Вода играет роль в плодородии земли не только на территориях, расположенных по берегам рек и озер. В течение шести месяцев, когда продолжается сезон дождей, вся страна превращается в царство воды  и во многих районах лодка заменяет повозку. Затопленные земли станут плодородными рисовыми полями, которые будут обрабатываться крестьянами и их буйволами, тянущими примитивный плуг, по колено в грязи. А потом, по колено в воде, низко нагнувшись, женщины начнут пересаживать нежно-зеленые молодые побеги риса, ра­стение за растением.

Такое чередование двух сезонов — сухого и дождли­вого, периодов высокой и низкой воды — оказало влия­ние и на тип камбоджийского жилища. В противополож­ность вьетнамскому или китайскому домам, которые и в Камбодже своим фундаментом стоят на земле, кам­боджийский дом, даже в таком большом городе, как Пномпень, всегда приподнят, стоит на сваях. Стены у него из соломы, пол сплетен из бамбука, который прия­тен на вид и хорошо сохраняет прохладу в течение су­хого времени года; крыша покрыта пальмовыми листья­ми красивого рыжеватого тона. И этот тип камбоджий­ского жилища, который сейчас можно видеть повсюду — в городе и в деревне, был изображен еще на барелье­фах Ангкор Тхома. На них можно видеть и буйволов, запряженных в маленькие повозки с приподнятым дыш­лом, точно такие, какими в Камбодже пользуются и сейчас. Такова неизменная страна кхмеров, как будто созданная богами на века.

Чередование сезонов отражается и на пейзаже стра­ны. В сезон дождей камбоджийская равнина напоми­нает скорее бесконечное озеро с выступающими над во­дой основными дорогами, селениями, рощицами, укры­вающими буддийские пагоды. На их черепичных кры­шах с поднятыми кверху углами, возвышающихся над морем зелени, различаются фигуры наг и гаруд[2]. Единственной вертикальной линией в этом царстве го­ризонтали являются стволы сахарных пальм, вознося­щие высоко в небо венчающие их вершину скудные пучки листьев.

В этом мире воды и жидкой грязи царит буйвол. Только он может тянуть плуг, которым обрабатывают затопленные рисовые поля. Бык, маленький, горбатый и сильный, похожий на зебу, используется только в су­хое время года. В период дождей его оставляют в стойле, которое часто представляет собой всего лишь площадку на сваях, крошечный островок, держащий скот над водой. Для передвижения тогда камбоджий­ские крестьяне используют пироги, выдолбленные из стволов деревьев. Когда глубина невелика, они обычно передвигаются по жидкой грязи на своеобразных по­возках с деревянными полозьями типа саней, влекомых парой буйволов.

В сухое время года картина меняется. Вода остает­ся только в озерах, болотах и на рисовых полях. Кре­стьяне начинают ирригационные работы с помощью примитивных ковшовых подъемников. Постепенно зем­ля превращается в тонкую пыль, которая поднимается густым облаком за повозками с одним дышлом, запря­женными маленькими быками. Теперь, в отличие от периода дождей, настало их время. Растительность жел­теет и увядает. Единственное, что веселит глаз в уны­лом пейзаже, выжженном ослепляющим, жестоким солнцем, — это рисовые поля, сверкающие всеми оттен­ками зеленого цвета.

Зона обрабатываемых площадей сменяется зоной редколесья, мелких, далеко отстоящих друг от друга деревьев. На свободном от деревьев пространстве рас­полагаются бедные деревни, простираются саванны, где растет жесткая высокая трава желтоватого цвета, острая, как осока. Передвигаться в этой траве чрезвы­чайно трудно. Здесь царство слонов, диких буйволов, тигров, пантер, обезьян, скачущих с ветки на ветку.

На плато и в горах, которые окружают равнину, растут густые леса — жуткий мир, где деревья стоят плотной стеной в непроходимых зарослях кустарника, переплетенные лианами и колючими растениями. На узких тропинках, ведущих в маленькие деревушки, человек чувствует себя раздавленным массой зелени, затерянным в этом зеленом океане, куда никогда не проникает солнце. На земле, покрытой толстым слоем гниющих листьев, царит тишина, под покровом которой идет таинственная и полная опасностей жизнь — здесь обитают хищники, гигантские насекомые, пресмыкающиеся, орхидеи-эпифиты    болезненно-бледного цвета. Наблюдая вблизи это разнообразие форм, где жизнь и смерть, мир живущего и мир небытия как бы переплетаются, я впервые понял всю глубину пантеизма, пронизывающего большинство религий Дальнего Востока[3].

В маленьких горных деревушках, затерянных в лесах, живут   «горцы»,   которых   чаще   всего   называют цим именем «мои». Сами жители не признают этого слова, ибо оно имеет уничижительный оттенок — оно означает по-вьетнамски  «дикие». Чаще всего  горное население называют искусственно образованным словом «пемсьен», которое произошло от сокращенного термина, употреблявшегося  французской  колониальной    администрацией, ПМСИ (горные народности Южного Индокитая[4]). Я предпочитаю термин «горцы» или,  что лучше и точнее, определение их по племенам:  радэ, джараи,  кхасы  и т. д.[5].

*          *          *

Все физико-географические, климатические, а также социальные особенности Камбоджи тесно связаны с ее принадлежностью к муссонной Азии и с чередованием муссонов. В чем же состоит это явление природы, которое столь значительно, что оказывает влияние на всю Восточную Азию?

Оно состоит в  противопоставлении громадного  массива суши этого континента и не менее громадной массы вод Тихого и Индийского океанов и Южно-Китайского моря.  В  зимнее время Азиатский  материк с его холодными пустынными просторами Тибета, Монголии и Сибири охлаждается намного сильнее соседнего с ним океаана,  воды  которого  в  силу  своей  природы  дольше сохраняют летнее тепло.

В результате образуется антициклон, область высокого атмосферного давления с основным центром в райо­не Байкала и дополнительным в Панджабе, на северо-востоке Индостанского полуострова. Одновременно воз­никает область низких давлений в северной части Ти­хого океана и в экваториальной зоне Южно-Китайского моря. Это противостояние районов с низким и высоким давлением выражается в сильных и постоянных ветрах северо-западного направления в Северном Китае и на побережье Индокитая и в северо-восточных ветрах в более южных районах. Это зимние муссоны. Сам тер­мин «муссон» происходит от арабского «маусим», что значит «время года». Антициклон приносит в большую часть Восточной Азии сухую зиму и голубое небо при береговом ветре; в Камбодже — это сухое время года, которое продолжается с ноября до конца апреля. В этот период входит холодный сезон в декабре — янва­ре, когда обычная температура +25° иногда по ночам опускается до +17—18°. Это самое приятное время го­да, период отдыха и путешествий для жителей Камбод­жи, период проповедей для бонз, время, когда природа страны раскрывает все свое очарование. Затем с фев­раля по май наступает сухая и жаркая погода. В этот период средняя температура равна +30°, а в апреле и мае может подниматься и до +37—38°. Жизнь тогда как бы замирает; земля раскаляется добела, раститель­ный покров «а ней высыхает, и земля покрывается тре­щинами от жары; животные стремятся найти спасение от зноя в лесах.

Летние муссоны, в отличие от зимних, являются ре­зультатом противостояния между областью низких дав­лений на материке и высоким давлением в районе океа­на. На этот раз дуют северо-восточные ветры, от моря к суше, несущие влажные испарения и дождевые облака. В Камбодже наступает сезон дождей, который продол­жается с мая по октябрь. Дожди достигают максималь­ной силы в августе, слегка ослабевают в сентябре с тем, чтобы вновь набрать силу в октябре. Количество осадков достигает 290 куб. см.

Мы обратили внимание на муссоны не потому, что они представляют теоретический интерес как метеоро­логическое или климатическое явление. Смена сильных и постоянных ветров, то северо-западных, то юго-восточ­ных, сыграла, облегчая мореплавание, важную роль в формировании кхмерской цивилизации, происхождение которой, как мы уже говорили, главным образом индийское.

*          *          *

Путешествуя по Камбодже, поражаешься, насколько физический тип кхмеров разнится от внешнего облика других народностей Азии, которые живут с ними  бок о бок, в частности вьетнамцев или китайцев. Более того, этот этнический тип, одинаковый как в городе, так и в деревне, запечатлен на барельефах Ангкор Вата и Ангкор Тхома, в большинстве кхмерских статуй, к какой бы эпохе они ни принадлежали. Каковы же основные черты и происхождение кхмерской расы, так хорошо отображенной в памятниках?

По сравнению с ярко выраженным «азиатским» типом — китайцами Юга и вьетнамцами, как правило, низкорослыми и худощавыми, камбоджиец относительно высок (в среднем 166 см), хорошо сложен, гибок и мускулист, у него несколько короткие ноги с крепкими щиколотками. Камбоджийцы — брахицефалы с хорошо сформированной головой, с выступающими висками, которые,  особенно у  стариков,  словно высечены  резцом. У камбоджийцев высокий лоб, слегка уходящий назад, нос широкий и довольно крупный, резко отличающийся от небольших приплюснутых носов китайцев; губы полные,   мясистые,   чувственные,   подбородок  квадратный; цвет кожи обычно довольно темный, волосы черные, часто вьющиеся, иногда совсем курчавые, что свидетельствует об их негроидном происхождении[6].

В юном  возрасте кхмерские женщины прекрасны. Они тонки и гибки, с благородной осанкой, с миндалевидным разрезом восхитительных черных глаз,  взгляд которых горяч и нежен, с длинной шеей, округлыми и нежными плечами, красивой полной грудью.  Волосы коротко острижены, что придает им несколько мальчишеский и соблазнительный вид. Однако тяжелый труд на полях, многочисленные роды быстро иссушают и старят женщину, хотя она и увянув сохраняет гибкость и благородную  осанку. Тогда  они  начинают брить  себе голову, как бы посвящая себя религии и утешаясь употреблением бетеля, который делает рот старух по­хожим на кроваво-красное отверстие неправильной формы.

Но все лица — молодые и старые, женщин и муж­чин — озарены улыбкой, свойственной только кхме­рам,— той самой улыбкой, которая придает таинствен­ное очарование изображениям будд в Байоне и так кра­сит своей мягкостью и нежностью даже самые некра­сивые лица.

Для нас невозможно составить себе полное впечат­ление о характере и образе мыслей кхмеров прошлых времен; мы можем высказывать лишь гипотезы, исходя из наблюдений над современными нам камбоджийцами, которые близки по своему физическому облику к своим предкам.

Камбоджиец весел, беззаботен, для него характерна насмешливая легкость в отношении к окружающему. Воздержанный и скромный в своих жизненных потреб­ностях, камбоджиец удовлетворяет их, затрачивая ми­нимум труда; однако не следует преувеличивать эту своеобразную «леность» и заключать, как это случает­ся с путешественниками, поверхностно знакомыми со страной, будто камбоджийцы живут в райском без­делье за счет благодатной природы. В действительно­сти некоторые сельскохозяйственные работы, в частно­сти сбор урожая с сахарных пальм, требуют немалой затраты сил, причем не следует забывать об особенно­стях местного климата — жаркого и влажного, с часты­ми грозами, климата, расслабляющего человека и ли­шающего его воли. Надо заметить также, что буддий­ская религия, которая в Камбодже пустила глубокие корни, не содействует развитию жизненной активности населения, скорее наоборот.

Камбоджиец отличается честностью и природным умом. У него умелые, «золотые» руки. Одаренный при­родным тонким чувством юмора, он склонен иронизи­ровать даже над такими вещами, к которым испытывает самое глубокое уважение: например, он с насмешкой относится к буддийским монахам. В то же время, не­смотря на это фрондерство, он уважает общественную иерархию. Нельзя забывать, что кхмерский народ был народом-победителем, который вел тяжелые и часто победоносные войны со своими соседями — Тямпой и Сиамом. Кроме того, кхмеры — замечательные строите­ли. Все это заставляет думать, что нельзя слишком далеко заходить в аналогиях между образом камбоджийца прошлых веков и камбоджийца — нашего современника, которого новые,  не столь  суровые условия  жизни лишили значительной части былой воинственности и творческой энергии.

Из-за отсутствия достаточно древних антропологических данных происхождение кхмеров остается неясным. В раскопках одного из трех доисторических поселений в Камбодже — в Самронгсене, к северу от озера Тонлесап (провинция Кампонгчам), обнаружены останки человека, но они в таком плохом состоянии, что по ним можно судить только о том, что жители этого региона в эпоху неолита были довольно высокого роста. Останки человека, найденные в других раскопках — палеолитической  стоянки  в Хоабине и  неолитической в Бакшоне  (Северный Вьетнам),— обладают характерными признаками, которые дают возможность говорить о родстве кхмеров с австралийцами и меланезийцами.

Вполне возможно, что первые обитатели побережий Южно-Китайского моря и Сиамского залива принадлежали к аустро-азиатской этнической группе и походили на тех ее представителей, которых обнаруживают и в наше время  на островах Тихого и Индийского океанов,— представителей  негроидного, индонезийского и меланезийского антропологических типов. Первая, индийская[7] примесь к этой первоначальной этнической ос-ве относится к очень древней эпохе. Ее внесло коренное население Южной и Восточной Индии незадолго до прихода  ариев в этот район. Арии, захватившие северо-восток Индии в XVI в. до н. э., дошли до ее юго-восточных районов только к VII в. до н. э. Приблизительно в это время и произошло переселение из Индии в Индокитай, о котором говорилось выше. Вполне возможно, что причиной явилось нашествие ариев.

Эти первые этнические общности начали развиваться, применяясь к условиям тех районов Восточной Азии, где они поселились. В бассейне Меконга они получили из Китая примесь монгольской крови, а также в какой-то степени смешались с монами, появившимися из до­лин Менама и Иравади. Так образовалась монкхмерская этническая группа, о которой мы, по сути дела, поч­ти ничего не знаем; ее этническое существование — чи­сто теоретическое, тем более что нам известны лишь ее языковые отличия.

Но как бы то ни было, мы знаем, что ко времени появления на исторической арене кхмерского госу­дарства, или, точнее, его далекого прототипа — Фунани, к началу проникновения туда индийцев там уже су­ществовала автохтонная цивилизация, аустро-азиатская по своему происхождению. Эта примитивная цивилиза­ция оставила, несмотря на позднейшее преобладание индусского влияния, свой след на всем облике страны кхмеров вплоть до наших дней.

Приблизительное представление об этой древней цивилизации можно получить из раскопок первобыт­ных стоянок на территории Камбоджи: в Мелупрее, Самронгсене и Лонгпрао. Характерные находки здесь — орудия из отшлифованного камня и металла, предметы из кости, стекла, а также керамика и, наконец, мегали­тические постройки. Все это говорит о том, что период доисторического[8] развития в Юго-Восточной Азии про­должался гораздо дольше, чем в Европе,— приблизи­тельно до I в. до н. э. Этот район переживал еще за­тянувшуюся стадию позднего неолита, когда сюда про­никла брахмано-буддийская культура из Индии.

Как жили предки современных камбоджийцев? Их поселения состояли из деревянных хижин на сваях. Археологи находят черепки керамической посуды, оча­ги из камней, служившие для приготовления пищи, а также кости животных и рыб, раковины, что говорит о том, что пища древних камбоджийцев состояла глав­ным образом из мяса диких животных, рыбы и раз­личных моллюсков. Из орудий труда найдены большие топоры из отшлифованного камня для рубки деревьев, топоры меньшего размера, каменные ножи, скребки для обработки кож, наконечники стрел, гарпуны, рыбо­ловные крючки. Поселения были окружены рисовыми полями и фруктовыми деревьями. Под полом свайного дома жили быки, свиньи и собаки. Ремесленники выде­лывали глиняную посуду, не зная гончарного круга, тем не менее она была почти идеальной формы. Орнамент наносился на сырую глину ногтями. Для него был характерен геометрический рисунок или мотивы спирали. Изготовляли здесь и ткани — при помощи веретена и ткацкого челнока (остатки их попадаются при раскопках), украшения и браслеты из металла, выплавленного в печах. Погребений при раскопках обнаружить не удалось, ничего не известно и о похоронных обрядах. Все же можно предположить, что мертвых хоронили в положении сидя на корточках и надевали на них металлические браслеты и бусы.

По-видимому, жизнь доисторического камбоджийского поселения можно сравнить с жизнью, которую ведут в наши дни отсталые племена в горных районах Индокитая: на плоскогорьях и во Вьетнамских горах.

Таковы были жители и страна, на почве которой разрослась индийская цивилизация. Она и явилась тем ферментом, который содействовал зарождению и расцвету кхмерской цивилизации на базе древней примитивной культуры. Каковы были причины и формы этого культурного влияния? Каким образом возникло на врегу Сиамского залива первое индуизированное государство — Фунань? Попробуем ответить на эти воп­росы.

Глава  II

КОРОЛЕВСТВО  ФУНАНЬ,

ПЕРВОЕ ИНДУИЗИРОВАННОЕ

ГОСУДАРСТВО

Мы уже видели, что связи континентальной Индии и Индии Внешней очень давние и, вероятно, восходят к доарийским временам. С другой стороны, нам из­вестно, что после буддийского собора в Паталипутре, Проходившего около 242 г. до н. э., император Ашока слал миссионеров распространять учение Будды в различные страны Востока, в том числе на Цейлон и в зролевство Суварнабхуми, «Золотой Херсонес» древних греков, обычно идентифицируемое с современной Бирмой.

Выход индийской культуры за пределы области ее образования имел самые различные причины, но, несом­ненно, одной из самых важных было распространение буддизма. Ведь по брахманским законам запрещалось пересекать море под угрозой лишения касты, что для брахмана было гораздо страшнее, чем лишение жизни. У буддистов, отвергавших систему каст, этот запрет не действовал; они могли пересекать океаны, чтобы рас­пространить учение Будды по всей Восточной Азии.

Однако главным, хотя и косвенным фактором рас­пространения культуры Индии была деятельность тор­говцев и моряков. Торговые связи облегчались техни­ческим прогрессом в области мореплавания — использо­ванием муссонов, чередование которых сильно облегча­ло плавание парусным кораблям, которые могли пере­возить до 600—700 пассажиров.

Это время было особенно благоприятно для разви­тия торговых связей. Были созданы громадные импе­рии: в Индии — царство Маурьев и Кушанское царст­во, в Иране — империя Селевкидов, в средиземномор­ском бассейне — Римская империя. Эти государства были богаты и могущественны, и контакты, установлен­ные между ними в результате походов Александра Ма­кедонского, послужили началом важных торговых свя­зей, главным образом торговли предметами роскоши, которые очень ценились в бассейне Средиземного моря. Индия была удобно расположена для ведения этой торговли, оттуда направлялись корабли и торговцы в восточные страны, где дешево можно было приобрести пряности, благовония — сандал, корицу, душистые смо­лы, камфару, ладан, но прежде всего золото, которое встречается во многих географических названиях.

Для мореплавателей из Индии страны Юго-Восточ­ной Азии были настоящим Эльдорадо. Их жители были добры и приветливы; многие торговцы, соблазнившись прелестью здешних мест, основали тут свои фактории. У них не было переводчиков, и они по необходимости изучали местные языки; одни приезжали с семьями, другие женились на местных девушках из знатных се­мей и постепенно осваивались в стране. Это мирное и дружеское проникновение проходило без всякого пла­на, на основе личной инициативы, где сентиментальная привязанность сочеталась с торговыми интересами,— связь, без которой невозможно говорить о колониза­ции.

Индийские торговцы часто были культурными людь­ми. Довольно скоро к ним присоединилась брахманская и буддийская элита, и простые торговые фактории превратились в очаги культуры, обрастая  ремесленниками, художниками, учеными и духовными лицами. Человечный характер этих контактов, любознательность и учение местных жителей к цивилизации, которая ни в коей мере не оскорбляла их чувств, способствовали ее распространению. Новая цивилизация внесла в местную культуру те элементы, которых этой последней недоставало: новую технику, религию, отвечавшую духовным потребностям жителей, язык ученых, обладающий неограниченными  возможностями, — санскрит.

Ранее мы отмечали  важную  роль,  которую  сыграл буддизм  благодаря   отсутствию   кастовых   предрассудков в развитии этой миграции; действительно, самыми ранними  свидетельствами  индийского проникновения в страны    Индокитая    являются чаще всего изображения   Будды   школы  Амаравати. Однако почти всюду они встречаются вместе с шиваитскими образазами, славящими культ королевских линг[9]. Это был символ первых государств, где в правящих кругах преобладали   ассимилировавшиеся   индусы или представители местной знати, воспринявшие индуизм благодаря смешанным бракам в нескольких поколениях. Можно было бы удивляться тому, что индусы из касты брахманов или кшатриев так легко шли на эти браки, которые в Индии стоили бы им утраты касты; однако социальная  структура   брахманизма,  такая    жесткая    в Индии, в контактах с местными жителями претерпевала существенные изменения. Данные эпиграфики гово­рят о том, что брахманский ритуал приема в общину постоянно соблюдался и многочисленная местная знать таким окольным путем проникала в касту кшатриев[10].

*          *          *

Один из таких смешанных союзов, как говорится в легенде, привел в I в. н. э. к образованию первого крупного индуизированного государства, от которого и пошла кхмерская империя. Нам о нем известно только из китайских хроник, которые приводят донесения двух посланцев императора, посетивших страну в середине III в. н. э. Название Фунань, под которым она упомина­ется, является не чем иным, как современным произно­шением двух китайских иероглифов, фонетически вос­производящих старокхмерское слово бнам, сейчас пи­шущееся как фном [11], что значит «гора».

Один из китайских посланцев передает легенду, свя­занную с основанием первой династии Фунани: «Пер­вый король Фунани был неким Каундиньей, брахманом из Индии. Он имел видение, что его божественный по­кровитель вручил ему волшебный лук и приказал сесть на торговый корабль. Наутро, отправившись в храм, Каундинья у подножия священного дерева нашел лук. Тогда он вышел в море на корабле, которому его дух-покровитель велел пристать у Фунани. Королева стра­ны Лю-е, «Ивовый лист», хотела захватить корабль и разграбить его. Однако стрела, выпущенная Каундинь­ей из волшебного лука, пронзила королевский корабль насквозь. Испугавшись, Лю-е подчинилась, и Каундинья взял ее в жены. Так как он был недоволен тем, что она нагая, то он сложил кусок ткани и заставил жену про­сунуть голову сквозь отверстие в ткани. Каундинья до-т-го правил страной и передал власть своим потомка ч». Эта история не что иное, как китайский вариант индий­ской легенды, изложенной в санскритской надписи Тямпы. Согласно этой легенде, брахман Каундинья, получив священное копье, высадился на песчаной косе, окруженной водой, — на месте будущей Камбоджи, и метнул свое копье, чтобы определить место будущей столицы. Дочь короля змей племени нага (королевских ко<бр)—нага Сома, отличавшаяся большой красотой, пришла в это время на отмель, чтобы искупаться, и Каундинья влюбился в нее без памяти. Он попросил у короля наг ее руки. Король же, чтобы помочь своему зятю выстроить столицу, выпил всю воду, которая по­крывала страну.

Эти легенды имеют аллегорический смысл. В их ос­нове лежит тот факт, что в Камбодже существуют зем­ли, затопляемые в определенное время года. Король наг символизирует Меконг, наносы которого заполни­ли залив и образовали сушу; брахман Каундинья оли­цетворяет влияние индийской культуры, а голая принцесса «Ивовый лист» — символ примитивного состояния страны до прихода цивилизаторов — индийцев.

Фунань находилась на юге современной Камбоджи и была во II—IV вв. н. э. наиболее значительным государтвом Индокитайского полуострова, простирая свое влияние на Сиам, Бирму и  побережье Явы. История Фунани  загадочна;  единственные источники, которыми мы располагаем, — китайские хроники: «История Лянской династии»,  «История Цинов», «История    южных Ци».

После смерти Каундиньи и его ближайших потомков титул  короля  перешел  к военачальнику  Фань  Ши-маню; располагая мощными армией и флотом, он начал завоевание соседних королевств, но в одном из походов умер (около 205—210 гг.). Во время правления одного из его преемников, узурпатора Фань Чжана,  Фунань установила дипломатические отношения с Индией и Китаем. Китай направил в Фунань двух послов, и в донесении одного    из них — Кан Тая мы находим первые сведения о стране и ее населении.

Правители сменяли друг друга, не оставляя после себя никаких следов, вплоть до 357 г., когда в Фунани появилея    правитель,  возможно,  иностранного    происхождения, на что указывает его имя, приводимое в китайских  источниках:  Тьен  чжу  Чжань-тань,  что  означает: индиец Чжань-тань, китайская транскрипция слова чандан, царского титула среди индо-скифов. Можно предположить,  что  речь  идет о  принце  из  кушанской династии, которая угасла в Индии, вытесненная династией Гупта, но отдельные ее представители могли найти убежище в «Золотой земле», привлекавшей в то время многих искателей приключений. Во всяком случае, источники хранят молчание о дальнейшей судьбе Фунани вплоть до V в., когда  начинается новый период индийского проникновения в страну.

Об этом нам известно из другой легенды, героем которой является еще один Каундинья, брахман из Индии[12]. «Божественный голос сказал ему: Иди в Фунань и правь там! Каундинья возрадовался в сердце своем. Он прибыл в Пань-пань, на юге. Люди Фунани узнали об этом; все жители королевства испытали ра­дость, они вышли навстречу Каундинье и избрали его королем».

Единственным его преемником, оставившим след в истории, был Каундияья Джаяварман. Он попытался получить от китайского императора помощь для борь­бы с королевством Ченла, которое угрожало Фунани, но умер в 514 г., так и не успев получить ее. Положе­ние Фунани после его смерти ухудшилось, и королевст­во, самое могущественное в Юго-Восточной Азии в те­чение первых пяти веков нашей эры, исчезает уже в на­чале VII в., побежденное своим прежним вассалом — Ченлой, которая продолжает доангкорскую линию раз­вития.

Пожалуй, мы располагаем большими сведениями о культуре Фунани, чем об ее истории, благодаря много­численным указаниям, имеющимся в китайских хрони­ках, хотя до сих пор невозможно точно установить ме­стонахождение столицы Вьядхапуры, которую иногда идентифицируют с Ангкор Бореем, недалеко от совре­менного Камлота. «Великий царь Фунани» носил титул «царя горы». Он жил в окружении придворных, чинов­ников и знати. Государство было феодальным. Казна королевства пополнялась за счет налогов.

Раскопки Луи Маллере в Окео в Южном Вьетнаме впервые дали материал о фунаньском городе, а собран­ные здесь многочисленные предметы быта позволили представить нам жизнь его населения. Город вытянут прямоугольником длиной в 3, шириной в 1,5 км. Он пе­ресекался каналом, соединявшим его с близко располо­женным морем. Деревянные постройки не сохранились, однако при раскопках обнаружены каменные фунда­менты храмов и общественных зданий, назначение ко­торых неясно. Это был безусловно важный торговый порт.

Жители города были искусными ремесленниками. Об их мастерстве можно судить по найденным здесь гончарным изделиям из серой или розовой глины, кув­шинам и амфорам безупречной формы, предметам из шлифованного камня. При раскопках обнаружено осо­бенно много монет и украшений, предметов из золота, серебра, бронзы, олова, свинца; бусины из горного хру­сталя, аметиста, оникса, сердолика, иногда оправлен­ные в золото; золотые кольца и браслеты, серебряная посуда, подвески, перстни,    украшенные драгоценными камнями и надписями на санскрите, и т. д.

Надписи и донесения китайских посланцев, посетивших страну, дают нам ценные сведения о том, как жило население города. «Имеются города, обнесенные стенами, внутри них — дворцы и жилые дома. Жители некрасивые, с черной кожей и вьющимися волосами; они ходят голыми и босыми.  Характера  они  простого,  не отличаются хитростью; занимаются  сельским   хозяйством;   один год сеют,   а три последующих года  снимают урожай. Кроме того, они любят вырезать орнаменты и заниматься  чеканкой.  Посуда, из которой они едят, большей частью из  серебра.   Налоги   платят  золотом, серебром, жемчугом, благовонными  смолами. У них есть книги, хранилища письменных документов и других вещей. Их письменность похожа  на  письменность ху»[13].

В другом месте: «Люди Фунани хитры и коварны. Они силой захватывают жителей соседних городов, ко­торые не воздают им почестей, и превращают их в ра­бов. В качестве товаров у них идут золото, серебро, из­делия из шелка. Мужчины из знатных семей носят са­ронг из ларчи; женщины вырезают в ткани отверстие для головы[14] и таким образом делают себе одежду. В бедных семьях прикрываются куском холста. Жители Фунани выделывают перстни и браслеты из золота, посуду из серебра. Они срубают деревья для строи­тельства жилищ. Король живет во дворце с многоярусной крышей. Стены его — частокол из дерева. На берегу моря растет высокий бамбук, листья которого дости­гают 8—9 футов длины. Этими листьями кроют крыши домов. Население живет в постройках, приподнятых над землей. Здесь строят суда длиной в 80—90 и шири­ной 6—7 футов. Нос и корма этих судов похожи на голову и хвост рыбы. Король и его жены выезжают верхом на слонах. Для развлечения жители устраивают петушиные и кабаньи бои. У них нет тюрем. В сомни­тельных случаях, при решении спорных вопросов, они бросают в кипящую воду золотые кольца и мясо, и их нужно оттуда достать. Или же они накаляют до­красна цепь, которую надевают на руки и заставляют сделать с ней семь шагов. У виновного при этом с рук сходит вся кожа; руки же невиновного остаются здоро­выми. Кроме того, используют погружение в воду. Правый в воде не тонет; виновный же тонет»[15]. Здесь мы видим дальневосточный вариант наших средневеко­вых способов дознания, которые нам известны из пе­сен и легенд.

«История Лянской династии» дает нам новые све­дения: «Там, где они живут, они не роют колодцев. На несколько десятков семей у них имеется водоем, из которого они берут воду. У них в обычае поклонение небесным духам. Изображения этих духов они делают из бронзы; те из них, которые имеют по два лица, имеют по четыре руки, те же, у кого четыре лица, име­ют восемь рук. В каждой руке они что-нибудь держат: иногда ребенка, иногда птицу, или же солнце, или лу­ну. Король выезжает всегда на слоне; так же посту­пают его наложницы и придворные. Когда король отдыхает, он садится боком, согнув правое колено, а ле­вую ногу опускает на землю[16]. Перед королем рассти­лают кусок хлопчатобумажной ткани, на которую ста­вят золотые вазы и курильницы с благовониями. Во время траура полагается брить бороду и волосы. Погребения бывают четырех видов: в воде, когда труп бросают в реку; в огне, когда труп превращается в пепел; в земле, когда труп зарывают; с помощью птиц, когда труп оставляют открытым в поле»[17].

С религиозной точки зрения, Фунань как и другие кхмерские империи в период их расцвета, дает нам за­мечательные примеры терпимости, часто даже синкре­тизма между брахманизмом в его двух главных фор­мах — шиваизмом и вишиуизмом — и буддизмом, как Большой, так и Малой колесницы[18].

Оба   Каундиньи,  о  которых  говорит легенда,  были брахманы. Несомненно, они ввели в Фунани брахманизм в форме шиваизма, который, как мы знаем из надписей, был наиболее распространен в V в. Действительно, в «Истории южных Ци» говорится, что  в    правление Каундиньи  Джаявармана «обычаем страны было поклоняться богу Махешваре. При этом бог постоянно нисходит на гору Мотан». Махешвара — одно из имен бо­га Шивы, а гора Мотан — возвышенность, находящаяся неподалеку от столицы, центр королевства, где проис­ходит общение  между  богами и людьми.  Кроме того, бронзовые статуи, как говорится в уже цитировавшем­ся выше отрывке из «Истории Лянской династии», изображают божества неба многоликими и многорукими, что в традициях кхмерской скульптуры, т. е. передают образы Шивы и Вишну, объединенные в одном изобра­жении под именем Харихары. Эти статуи были предметом восторженного почитания у брахманов, которые «только и делают, что день и ночь напролет читают священные книги, полученные от небожителей, и усердно приносят им в жертву благовония и цветы». О культе Вишну также упоминают многочисленные надписи.

Буддизм тоже процветал здесь, особенно в последние годы правления королей Фунани; он распространился в III в. в форме буддизма Малой колесницы. Некоторые тексты, в которых говорится о  милосердии  бодисатв, позволяют предположить, что буддизм Большой колесницы также был известен в Фунани и что монах Нагасена, сопровождавший  Каундинью Джаявармана, исповедовал именно эту форму буддизма.

Нам довольно хорошо известна фунаньская скульп­тура благодаря многочисленным доангкорским статуям, найденным в Пном Да, около Ангкор Борея. Из них наиболее интересны изображение восьмирукого Вишну, одетого в длинный сампот[19], в митре, покрывающей его завитые волосы, статуя другого вишнуитского божества — Кришны и статуя Харихары, причесанного, как Шива в образе аскета — с высоким шиньоном, поддерживаемым лентой.

В Ангкор  Борее также  были обнаружены  статуи буддийского культа; хотя они и более позднего происхождения, но могут дать представление и об этой сто­роне скульптурного мастерства в Фунани. Эти изображения будд схожи обычно по стилю с изображениями будд стиля Гупта, задрапированных в одежды, или буд­дийскими изображениями Амаравати и Цейлона с оваль­ным лицом, миндалевидными глазами и носом иногда с горбинкой.

В то же время нам ничего не известно об архитекту­ре Фунани, а развалины в Окео и Ангкор Борее сохра­нили лишь остатки фундамента от здания неопределен­ного назначения. Некоторые из гротов Пном Да, непо­далеку от древней столицы, несомненно, относятся ко времени Фунани, но они находятся в плохом состоянии и на них нет никаких следов той эпохи; лучше всего сохранился крытый резной вход, на фризе которого имеются миниатюрные изображения алтарей.

Это все, что мы знаем о королевстве, игравшем пер­востепенную роль в Юго-Восточной Азии благодаря ма­стерству ремесленников, материальной и духовной куль­туре  своему искусству, а также благодаря военной мо­щи и деятельности моряков  и  торговцев.  Фунань в большой  степени обязана своей цивилизацией индий­скому влиянию, но все то, что мы о ней знаем, говорит, что с самого начала индийская культура пустила рост­ки на почве местной аустро-азиатской культуры, чтобы создать глубоко оригинальную цивилизацию и искусст­во. Четыре века, в течение которых складывалась фунаньская культура,  имеют основное значение для судеб Камбоджи, ибо именно здесь надо искать истоки кхмер­ского искусства.  С самого начала кхмерское искусство, хотя и произошло от индуистского искусства и сохра­няет многие его черты, отличалось от него своим радост­ным характером, натурализмом более человечным, чем божественным,  который  ярко проявился  затем  в  пре­красных   статуях  эпохи   Байона,   вершине     кхмерского искусства.

Глава III

ЦИВИЛИЗАЦИЯ  ЧЕНЛЫ

Фунань сменило королевство Ченла, возникновение которого тоже связано с легендой, как об этом расска­зывает надпись на стеле X в., найденной в Баксен Тямкронге. Некий аскет по имени Камбу взял в жены небесную нимфу — апсару Меру, которая была ему послана богом Шивой. От их союза пошло поколение правителей королевства, которое называлось Камбод­жа, по имени аскета Камбу, и дало позднее название современной Камбодже. Что же касается названия Чен­ла, под которым это королевство появилось в китайских текстах, то происхождение его неизвестно. Королевство вначале занимало средний бассейн Меконга, южную часть современного Лаоса, и его первая столица — Шрестхапура, основанная вторым правителем Шрестхаварманом, по-видимому, была расположена на месте Ват Пху, находящегося недалеко от Бассака на Меконге.

Ченла долгое время оставалась вассалом могущест­венной Фунани. В середине VI в. один из членов коро­левской семьи Фунани, Бхававарман, стал править в Ченле, на родине его жены, объединив, если верить уже упоминавшейся надписи, солнечную династию, к кото­рой причислял себя, Камбу, и лунную династию, к ко­торой, согласно легенде, принадлежали короли Фунани. Это, естественно, явилось залогом исключительности его дальнейшей судьбы.

Продолжая дело своих предшественников, Шрутавармана и Шрестхавармана, которые, согласно той же надписи из Баксеи Шамкронга, «постепенно увеличили могущество страны» и «освободили население от бре­мени налогов», Бхававарман осуществил попытку осво­бодить принявшую его страну от владычества Фунани, хотя она и была его родиной. Обстоятельства оказались исключительно благоприятными для осуществления его замысла.

В это время, к середине VI в., Фунань находилась в полном упадке; ее цивилизация, очень древняя, может быть слишком рафинированная, была сосредоточена в нескольких больших городах, но совершенно не затро­нула деревню. Деревня была опустошена страшными наводнениями, плодородные равнины на месте будущей Кохинхины превратились в болота, дома разрушались, жители вынуждены были переселиться в более высо­кие районы. И наконец, другое обстоятельство способст­вовало иностранному завоеванию: приход на трон Фу­нани Руддравармана. Рожденный от наложницы, он устранил законного наследника и завладел троном, на­жив себе множество врагов.

Используя все эти обстоятельства, Бхававарман с помощью своего брата Читрасены напал на Фунань, прошел вдоль долины Меконга и быстро захватил всю страну, последние правители которой укрылись на юге. Эта победа является первым чисто камбоджийским эпи­зодом в цепи постоянно действующих факторов в исто­рии стран Индокитая: движения населения горных райо­нов в долины и их стремления к плодородным землям равнины юга.

Из завоевания Фунани Ченлой и слияния этих двух стран и родилась страна кхмеров, поэтому мы можем рассматривать Бхававармана как основателя этой страны. Еще долгое время, однако, в объединенном ко­ролевстве будут существовать следы дуализма его про­исхождения, дуализма в культуре и традициях, а может быть и дуализма этнического. Хотя население Ченлы так же как и население Фунани, принадлежало к боль­шой монкхмерской этнической группе, оно, несомненно, имело некоторые отличия благодаря примеси монголь­ской крови, полученной от пришельцев из Юньнани и Верхней Бирмы.

Бхававарману наследовал его брат Читрасена, при­нявший при восшествии на престол имя Махендраварман. Он оставил после себя множество надписей, рас­сказывающих о сооружении линг и шиваитских статуй как свидетельство своих «побед над всеми землями». Читрасена поддерживал хорошие отношения со своим беспокойным соседом — Тямтюй и направил туда по­сольство. Его сын Ишанаварман завершил завоевание Фунани, как говорят надписи, найденные в провинциях Кандал, Кампонгчам, Прей Венг, Такео и даже в Чантабуме, в современном Таиланде. Единственные даты, которые нам известны, взяты из китайских хроник — «Истории Сунской династии» и «Новой истории Танской династии». Эти даты относятся к двум посольст­вам, которые Ишанаварман направил в Китай: первое в 616 г., второе в 623 и 628 гг. Он правил, вероятно, до 630—635 г. Его столица Ишанапура, по-видимому, со­ответствует современному Самборпрей Куку, на севере Кампонгтхома, в районе озера Тонлесап.

Правление его преемников—Бхававармана II, Джаявармана I и его жены Джаядеви, занявшей престол по­сле его смерти, не представляет интереса. Управление таким большим государством было тяжелым бременем, непосильным для пожилой женщины. К тому же в Юго-Восточной Азии возникли сильные государства: Шривиджайя на Суматре, Дваравати в Бирме[20], Шалендра на Яве. Большое и богатое королевство Ченла было для них сильным искушением. Тем не менее трудно су­дить, какую роль сыграли эти полные динамизма мо­лодые государства в упадке Ченлы, в ослаблении ее могущества.

Первая цивилизация Ченлы оставила многочислен­ные следы: храмы, статуи, надписи — все, что является так называемым доангкорским искусством[21]. Архитек­тура храмов Самбор Прей Кука, древней столицы, еще очень близка к индийской архитектуре: храмы из кир­пича, входы выложены камнем. Скульптура также со­храняет много индийских черт, хотя и в ней уже про­являются особенности, характерные для древнего; кхмер­ского искусства,— скованность и фронтальность. Все же от этого периода остались такие прекрасные произ­ведения, как статуя Харихары из Самбор Прей Кука и бюст Умы.

Надписи Ченлы обычно делались не на санскрите, а на старокхмерском языке; в них содержатся ценные сведения, в частности о религиозной жизни страны. Здесь было представлено большинство индуистских сект как шиваитов, так и вишнуитов. Наиболее распростра­нен был культ Харихары, синкретического божества, статуи которого соединяют в себе образы двух великих богов Индии — Шивы и Вишну — с отличительными при­знаками каждого из них. Это был апогей культа Хари­хары, который в последующие времена исчез. В то же время, как об этом говорят некоторые надписи и изо­бражения в стиле Гупта, буддизм сохранил большую жизнеспособность, правда, по всей вероятности, район его распространения сократился по сравнению с пе­риодом существования Фунани. Несомненно, на это указывает китайский путешественник И Цзин, побывав­ший в Ченле в конце VII в., когда пишет: «Закон Буд­ды процветал и распространялся. Но сейчас злой пра­витель его полностью уничтожил, и в стране совсем нет бонз».

Есть еще одна китайская хроника — «История Сун­ской династии», которой мы обязаны наиболее содержательными сведениями о цивилизации Ченлы и жизни ее населения: «Резиденция короля находится в городе И-шо-на, в котором живет более двадцати тысяч семей. В центре города находится большая зала, где король дает аудиенции и где находится его двор. В королевст­ве имеется, кроме того, еще тридцать городов, каждый из которых населен многими тысячами семей и подчи­няется своему правителю.

Каждые три дня король торжественно появляется в зале приемов и садится на трон, изготовленный из пяти сортов благовонного дерева и украшенный семью дра­гоценными предметами. Над троном — балдахин из вели­колепных тканей, который поддерживается колоннами из инкрустированного дерева, а стенки трона сделаны из слоновой кости, украшенной золотыми цветами. Все вместе — трон и балдахин — являются как бы двор­цом в миниатюре, в глубине которого подвешен диск с золотыми лучами в форме пламени. Перед троном в золотой курильнице курятся благовония, за чем наблю­дают два человека. Король носит пояс из хлопчатобу­мажной материи цвета алой утренней зари, который ни­спадает до ног. На голове у него головной убор с украшениями из золота и драгоценных камней, с подвеска­ми из жемчуга. На ногах — сандалии из кожи, иногда из слоновой кости; в ушах короля золотые серьги. Его одежда изготовлена из очень тонкой белой ткани, называемой пе-тие. Когда король обнажает голову, в волосах его видны драгоценные камни. Одежда воена­чальников почти такая же, как у короля; военачальни­ков, или министров, всего пять, число младших офице­ров весьма значительно.

Тот, кто предстает перед королем, трижды касается лбом земли. Если король ему приказывает приблизить­ся, он на коленях поднимается по ступенькам, держа руки скрещенными па плечах. Затем он и другие уса­живаются вокруг короля, чтобы принять участие в об­суждении дел королевства. Когда заседание заканчива­ется, его участники вновь становятся на колени, про­стираются ниц, затем удаляются. Более тысячи стражников, одетых в панцири и вооруженных копьями, выстроены у трона, в залах дворца, у дверей и колонн. Обычно жители ходят одетыми в панцири и воору­женными, так что любая ссора приводит к кровавым стычкам,

Только сыновья королевы, законной жены короля, могут наследовать трон. В день, когда провозглашает­ся новый король, все его братья подвергаются уродую­щей их операции: одному отрубают палец, другому нос и т. д., затем их рассылают порознь в отдаленные ме­ста страны и никогда не призывают на службу.

Мужчины отличаются маленьким ростом и черной кожей; однако у многих женщин кожа белая. Все они укладывают свои волосы и носят серьги. Они отлича­ются живым, хотя и твердым характером. Их дома и мебель похожи на те, которыми пользуются Че-ту. Они считают правую руку чистой, а левую руку — не­чистой.

Каждое утро они совершают омовение, чистят зубы маленькими палочками из дерева породы тополей, не забывая при этом читать молитвы. Омовение они де­лают каждый раз перед приемом пищи, затем чистят зубы деревянными зубочистками и произносят молитвы. В пищу употребляют много масла, кислого молока, са­харной пудры, риса и проса, из которого они делают нечто вроде пирожков и едят их, пропитав мясным соу­сом, в качестве закуски.

Тот, кто хочет жениться, сначала посылает подарки девушке, которой он добивается, затем семья девушки выбирает счастливый день, чтобы под охраной посред­ника проводить девушку в дом жениха. Семьи мужа и жены проводят вместе восемь дней, не выходя из дома. День и ночь в доме горит свет. Когда заканчивается церемония свадьбы, жених получает часть имущества своих родителей и поселяется в собственном доме. В случае смерти родителей, если у них остаются еще неженатые дети, эти дети наследуют оставшееся иму­щество, но если все дети женаты и уже получили свою часть приданого, то имущество, которое сохранили ро­дители для себя лично, поступает в государственную казну.

Похороны происходят так: дети покойного семь дней ничего не едят, бреют голову в знак скорби и громко плачут. Родственники собираются вместе с буддийски­ми бонзами и монахинями Фо[22] или служителями культа Тао[23], которые следуют за телом, распевая и играя на различных инструментах. Тело умершего сжи­гается на костре, сложенном из различных пород аро­матических деревьев, пепел собирается в золотую или серебряную урну, которую бросают в реку. Бедняки пользуются урнами из глины, раскрашенными в раз­личные цвета. Бывает, что оставляют тело покойного в горах, где его пожирают дикие звери.

На севере Ченла покрыта горами, изрезанными до­линами. На юге страны болота и такой жаркий кли­мат, что здесь никогда не бывает ни снега, ни замороз­ков; почва там выделяет миазмы и кишит ядовитыми насекомыми. В этом королевстве выращивают рис, рожь, немного мелкого и крупного проса».

В этом описании Ченлы и жизни ее населения можно найти много черт, которые наблюдаются и в жизни со­временной Камбоджи.

*          *          *

Согласно «Истории Танской династии», около 706 г. произошел распад королевства Ченла: северная поло­вина — страна гор и долин — была названа Ченла-на-суше, южная часть, граничащая с морем и покрытая озерами, получила название Ченла-на-воде.

История этих соперничавших королевств неясна, осо­бенно Ченлы-на-суше. Она занимала горный район, со­ответствующий современному Нижнему Лаосу и части сиамской территории. Это было независимое коро­левство, правители которого считали себя законными преемниками королей прежней, единой Ченлы и посы­лали в VIII в. несколько посольств в Китай. Столица королевства — Бхавапура находилась на Среднем Ме­конге, в районе Пак Хим Бун. Королевство сохранило свою независимость до середины X в., когда было за­хвачено Камбоджей.

Ченла-на-воде, напротив, пережила много потрясе­ний, распалась на множество княжеств, феодальных кланов, которые в этот период ссорились из-за облом­ков агонизирующей Фунани, а во времена единой Чен­лы существовали мирно. Наиболее значительным было расположенное на юге страны княжество Анандитапу-ра, во главе которого стоял Баладитья. Столица кня­жества Баладитьяпура, которую китайцы называли Бо-ло-ди-бо, считалась ими столицей Ченлы-на-воде. Баладитья утверждал, что был потомком мифических ос­нователей Фунани: аскета Каундиньи и наги Сомы, и это утверждение рассматривалось последующими коро­лями Ангкора как связь, устанавливающая преемствен­ность их власти от первого правителя Фунани, основа­теля династии кхмерских королей.

Далее к северу простиралось другое княжество, во владениях которого находилось озеро Тонлесап. Его столицей была Самбхупура, расположенная на месте раскопок в Самборе, на Меконге, к северу от Кра-тие.

Княжеством правила принцесса Джаядеви, которая, вероятно, была вдовой Джаявармана I. Она передала затем власть принцу Пушкаракше, который стал ее вторым мужем, как об этом говорит надпись 716 г., найденная в районе Самбора. Другие надписи 770 и 789 гг. свидетельствуют о существовании другого Джая­вармана и ряда других владетелей, но вся эта история крайне запутанна. Упадок княжества проявился в его новом дроблении. В конце VIII в. на месте прежней Ченлы-на-воде существовало по меньшей мере пять раз­личных государств.

Этот упадок облегчил молодой и динамичной дина­стии Шалендра с Явы вторжение в страну. Шалендра направили свои войска на континент и навязали свою власть самому слабому государству Индокитая, Ченле-на-воде. Поэтому первый из ангкорских королей отме­тил позднее свое восшествие на престол праздником ос­вобождения королевства от яванского господства.

С этой победой связана легенда. Ее беллетристиче­ский вариант, из которого мы получаем ценные сведе­ния о жизни кхмеров, сообщает арабский писатель на­чала X в.: «Кхмер — это страна, откуда привозят алоэ. Эта страна не остров и расположена на той части Ази­атского материка, которая граничит со странами ара­бов. Нет королевства более многонаселенного, чем Кхмер. Все кхмеры передвигаются пешком. Разврат и алкогольные напитки у них запрещены, в городах и во всей империи не найти ни одного распутника или пья­ницы. Кхмер находится на той же долготе, что и коро­левство Махараджи, т. е. остров, который называется Джавага[24]. Между этими двумя странами лежит расстояние в  10—20 дней пути морем, если плыть по на­правлению с севера на юг или наоборот.

Рассказывают, что когда-то кхмерский король по­лучил царство. Он был молод и скор на поступки. Од­нажды он сидел в своем дворце над рекой, похожей на Тигр в Ираке, перед ним стоял его министр. Он гово­рил с министром, и речь у них зашла о королевстве Ма­хараджи, о его блеске, о его многочисленном населении и островах, которые находятся под его властью. «У меня есть желание,— сказал тогда король,— и мне бы очень хотелось, чтобы оно исполнилось». Министр был искрен­не предан королю и, зная, что тот любит быстро при­нимать решения, спросил у него: «Что это за желание, о король?» Тот сказал: «Я бы хотел, чтобы передо мной на блюде лежала голова Махараджи, короля Джаваги».

Министр понял, что зависть внушила королю эту мысль, и ответил ему: «Я бы не хотел, о король, чтобы мой господин выражал такое желание. Народы Кхмера и Джаваги никогда не проявляли ненависти друг к дру­гу ни в словах, ни в поступках. Джавага не сделала нам ничего плохого. Это далекий остров, который ни­когда не был соседом нашей страны. Его правитель ни­когда не выражал желания захватить Кхмер. Нужно, чтобы никто не узнал о том, что сказал сейчас король, и чтобы он никогда не повторял таких речей». Король Кхмера рассердился на своего министра, не послушал­ся совета, данного ему мудрым сановником, и повторил свои слова перед военачальниками и придворными. Эти речи его передавались из уст в уста, пока не достигли ушей Махараджи.

То был правитель энергичный, смелый и опытный. В это время ом уже достиг зрелого возраста. Он вызвал своего министра и сообщил ему об услышанном, а за­тем добавил: «Этот глупый кхмерский король высказал публично свое желание увидеть мою голову перед со­бой на блюде; и хотя он это сделал только потому, что молод и легкомыслен, но если уж эти слова произнесе­ны публично, нужно мне им заняться. Оставить без внимания подобное оскорбление — значит нанести ущерб самому себе, унизить себя перед ним». Король прика­зал своему министру сохранить разговор в тайне, подго­товить тысячу судов среднего размера и снарядить их, поместить на борту каждого как можно больше оружия и храбрых воинов. Чтобы объяснить эти приготовления, король объявил, что собирается предпринять уве­селительную прогулку на острова своего королевства, и написал губернаторам подвластных ему островов, что намерен посетить их. Новость распространилась по­всюду, и каждый губернатор готовился принять Маха­раджу подобающим образом.

Когда приказания были исполнены и приготовления закончены, король сел на корабль и вместе со своим флотом и войском двинулся на кхмерское королевство.

Король Кхмера ничего не подозревал до тех пор, пока Махараджа не появился на реке, ведущей к кхмер­ской столице, и не двинул вперед свои войска. Они не­ожиданно осадили столицу, окружили дворец и захва­тили в плен короля. Кхмеры отступили перед врагом. Махараджа объявил через глашатаев, что он обещает сохранить всем жизнь, затем занял трон короля Кхме­ра, которого взял в плен, и приказал привести пленно­го короля и его министра.

Он сказал королю кхмеров: Что заставило тебя вы­сказать желание, которое не в твоей власти было осу­ществить, которое не принесло бы тебе счастья, если бы оно осуществилось, и которое было ничем даже не оп­равдано, если бы и было легко осуществимо? Король кхмеров молчал. Махараджа продолжал: Ты хотел уви­деть перед собой мою голову на блюде, но если бы ты хотел также завладеть моей страной и троном или только разрушить часть ее, я бы то же самое сделал с Кхмером. Ввиду того, что ты выразил только первое из этих желаний, я поступлю с тобой так, как ты хотел поступить со мной, и затем вернусь в свою страну, не завладев ничем в Кхмере, будь то предметы большой или ничтожной ценности. Моя победа послужит уроком твоим преемникам; никто отныне не будет стремиться сделать что-либо, превышающее его силы, и желать того, что свершить ему не предназначено судьбой. Пусть считают себя счастливыми уже тем, что обладают хо­рошим здоровьем.

Затем он приказал отрубить голову королю кхмеров. Потом он приблизился к кхмерскому министру и сказал ему: Я награжу тебя за то добро, которое ты пытался совершить, поступая как хороший министр; ибо я знаю, как мудро ты советовал своему господину, жаль, что он тебя не послушал. Найди же того, кто мог бы стать хоро­шим королем вместо этого дурака и возведи его на трон.

Махараджа тотчас же отбыл в свою страну; и ни ой, и никто из сопровождавших его ничего не взяли с со­бой из страны кхмеров. Вернувшись в свое королевст­во, он сел на трон, который возвышался над озером и стоял на слитках золота, и приказал поставить перед собой блюдо с головой кхмерского короля. Затем он созвал высших сановников королевства, рассказал им о том, что произошло, и о причинах, заставивших его выступить в поход против короля кхмеров.

Узнав все это, народ Джаваги вознес молитвы за своего короля и пожелал ему всяческого счастья. За­тем Махараджа приказал обмыть голову короля кхме­ров и набальзамировать ее, после этого ее положили в вазу и отослали королю, заменившему на троне Кхме­ра обезглавленного правителя. Одновременно Махара­джа написал ему письмо: Я вынужден был поступить так, как я поступил по отношению к твоему предшест­веннику, потому что он проявил по отношению к нам ненависть, и мы его наказали, чтобы дать урок тем, кто захотел бы ему подражать. Мы поступили с ним так, как он хотел поступить с нами. Мы посылаем тебе его голову, так как сейчас нет необходимости держать ее здесь. Мы не видим ничего славного в победе, кото­рую одержали над ним. Когда весть об этих событиях дошла до правителей Индии и Китая, Махараджа воз­высился в их глазах. С этого времени короли Кхмера каждое утро, встав, поворачивают лицо в сторону Джа­ваги и кланяются до земли, чтобы воздать почести Ма­харадже»[25].

Этот рассказ, составленный для прославления яван­ского государя, явно тенденциозен. Цель его, несомнен­но, заключается в оправдании завоевания Ченлы-на-воде ее южными островными соседями и замены по край­ней мере одного из правящих в ней королей ставленни­ком Шалендров. Впрочем, короли Явы в своем стрем­лении захватить гибнущую Ченлу имели соперников в лице правителей малайского государства Шривиджайя, находившегося в тот период, как и Яванское, в рас­цвете.

Возможно, этим двойным нашествием и следует объ­яснить распространение в Камбодже начиная с конца VIП в. буддизма большой колесницы. Во время прав­ления королей династии Шалендра, ярых привержен­цев буддизма, были построены во второй половине VIII в. замечательные храмы, которые и сейчас состав­ляют славу Явы: Чанди Калассан, посвященный богине Тора, на котором сохранилась надпись о дате его по­стройки - 778 г.; Чанди Менду, в котором скульптурные изображения Будды выполнены в совершенном стиле Гупта, а также Чанди Сари, Чанди Севу, состоящий из 250 миниатюрных храмов, и особенно Боробудур, подлинный микрокосмос из камня, концентрические галереи которого представляют великолепное собрание барельефов, иллюстрирующих некоторые из самых зна­менитых текстов буддизма Махаяны, например Лалиты Вистара.

Расцвет Махаяны во Внешней Индии совпадает с приходом к власти династии Пала на северо-востоке Индии и с расцветом буддийского университета в На-ланде, преподаватели которого привлекали ученых и известных своей святостью монахов со всей Азии. В буд­дизме Ченлы находят характерные для поздней Махая­ны черты: тантризм, употребление магических формул, заимствованных у шиваизма, большое значение культа мертвых. В Камбодже господствующим был культ Авалокитешвары, или Локешвары; от того времени до нас дошла статуя 791 г. в Прасат Та Кеаме.

Благоприятная обстановка, сложившаяся для буд­дизма Большой колесницы, ни в коей мере не затра­гивала брахманских культов, в частности культа Хари-хары, очень распространенного в объединенной Ченле. Прекрасная статуя этого синкретического божества бы­ла найдена в Прасат Андете; она замечательна чисто­той линий, рельефными формами, концентрическим рас­положением складок одежды.

Известны несколько памятников той эпохи. Они представлены стилями Прей Кменг (конец VII — середи­на VIII в.) и Кампонгпрах (вторая половина VIII в.), являющимися промежуточными между стилями Самбор Прей Кук и Кулен. Сооружения выстроены из кирпича, появляется ступенчатая пирамида. Множество стилизо­ванных листьев, обычно расположенных в виде посоха, украшают перемычки. Стволы маленьких колонок так­же перегружены украшениями из листвы. На стенах начинают появляться изображения отдельных персонажей, которых, к сожалению, невозможно опознать из-за плохой сохранности: несомненно, здесь можно видеть влияние яванского и тямского искусства. Человеческие фигуры изображаются стилизованно. Лучшие образцы стиля Кампонгпрах можно наблюдать и в Пум Прасате и Пном Бассете, к северо-западу от Пномпеня.

Таким образом, несмотря на исторические перемены и политические беспорядки, кхмерское искусство про­должает развиваться. Не уходя от индийских образцов, оно все более приобретает свои собственные, только ему присущие черты. Восстановление мощного единого коро­левства вскоре помогло кхмерам лучше осознать себя, развить свой оригинальный стиль и совершенствовать классическое кхмерское искусство.

[1] Фруктовое  дерево  с  плодами,  похожими   на   персик.   (Прим. перев.)

[2] Нага — мифическая змея, почитаемая за то, что под своим капюшоном укрыла Будду. Ее изображение стало главным декора­тивным элементом кхмерского искусства. Гаруда — тоже важный декоративный элемент у кхмеров — мифическая птица, носившая бога Вишну. (Примечания, кроме специально оговоренных, принад­лежат автору.)

[3] В понятие «Дальнего Востока», «Восточной Азии» автор включает государства, которые в советской литературе относят к районам Южной  и  Юго-Восточной  Азии  и  Дальнего  Востока.   (Прим. перев.)

[4] Рорulations montagnardes du Sud-Indochinois.

[5] Радэ, джараи (жараи) — представители малайско-полинезийской этнической группы. Окраинные горные районы Камбоджи и Южного Вьетнама населяют также племена горных кхмеров (монкхмерская этническая группа) —пнонги, мнонги, брао, стиенги, куи, кхасы и др. (Прим. перев.)

[6] Это результат привнесения крови негроидных элементов — народов, живших в районе Тибета (G. Оliver, Аnthropologie des cambodgiens, Раris, 1968, стр. 41). (Прим. перев.).

[7] ' Мы используем здесь классическую терминологию: термин «индиец» относится ко всем обитателям Индии, термин «индус» — исключительно к индийцам, исповедующим индуизм.

[8] Т. е. период доклассового общества. (Прим. перев.)

[9] Фаллическое изображение. (Прим. перев.)

[10] Из четырех основных каст первой была каста брахманов, или священников, второй — кшатриев, или благородных и воинов, остальные две включали торговцев и ремесленников.

[11] Иногда это слово транскрибируется как Пном. (Прим. перев.)

[12] В «Истории Лянской династии» говорится, что это был индийский брахман Цзяо Чжень-ю; по-видимому, это китайский вариант имени Каундинья. (Прим. перев.)

[13] Р. Рelliot, Lе Fou-nan,— «Вulletin de l`Ecole Francaise d`Extreme-Orient», 1903, vol. III, № 2. Племя ху жило в Центральной Азии и пользовалось  письменностью,  схожей с санскритом.

[14] Отзвук легенды о Каундинье?

[15] Р. Рelliot, Техtes chinois concernant l`Indochine indouisee.

[16] Эта поза, так называемый царский отдых, часто повторяется в индийских и кхмерских скульптурных изображениях.

[17] Р. Рelliot, Техtes chinois concernant l`Indochine indouisee.

[18] Далее мы дадим более подробный обзор  религий  страны кхмеров.

[19] Вид юбки из квадратного куска ткани, собранной в складки и схваченной в талии,— одежда современных камбоджийцев, муж­чин и женщин.

[20] Ошибка — государство  Дваравати находилось  в Сиаме. (Прим. перев.).

[21] См.: Н. Раrmentier, L`art khmer primitive, Раris, 1927.

[22] Буддийские   монахи   и   монахини.

[23] Исповедующие даосизм (таосизм).

[24] Остров Ява.

[25] G. Ferrand, Voyage du marchand arabe Sulayman en Indie et en Chine (redige en 851).