ЧАСТЬ ВТОРАЯ

РОЖДЕНИЕ АНГКОРА

Глава  I

КУЛЬТЫ  И  РЕЛИГИЯ КХМЕРОВ

Цивилизация кхмеров глубоко связана с религией: их храмы являются земным символом божественного порядка, их статуи воплощают божества, и мы скоро увидим, что первым актом основателя кхмерского ко­ролевства было установление своей власти на религи­озной основе путем учреждения культа бога-короля. Поэтому, прежде чем рассматривать историю создания кхмерского королевства, необходимо дать обзор систе­мы религиозных взглядов кхмеров, лежавших в основе их культуры, рассмотреть культ бога, с которым нам придется сталкиваться в храмах и в жизни страны.

Две религии господствуют в жизни камбоджий­цев— буддизм и брахманизм. Редко случается, чтобы эти два крупных учения соперничали друг с другом, го­раздо чаще мы будем наблюдать их сосуществование, слияние; к тому же к ним часто присоединяются арха­ические верования, наследие примитивной цивилизации, верования, сохраняющиеся и в современной Камбодже. Буддизм возник в Индии в VI в. до н. э. из учения великого мудреца Будды, существование которого, бес­спорно. Будда родился около 562 г. до н. э. на террито­рии современного Непала, в семье правителя из племе­ни Шакья, отсюда его прозвище — Шакья-муни, отшель­ник из племени Шакья. Настоящее его имя — Гаутама. Он вел легкую и приятную жизнь молодого принца, женился, у него родился сын Рахула. Однако в вихре светских удовольствий его преследовала мысль о вселенском страдании. Стремясь целиком сосредоточиться на этой мысли, он удалился от мира на шесть лет, что­бы вести суровую жизнь йогов, индийских аскетов, за­нимаясь жесточайшим умерщвлением плоти. Но он по­нял, что такой путь не приведет его к цели: только раз­мышления могут привести к освобождению, нужно сле­довать «средним путем», нужно найти середину между чувственной жизнью и самоистязанием. Он сел в оди­ночестве под смоковницей в Бодх-Гайя, и там, после многих дней глубокого размышления, победив демонов-искусителей, пройдя все ступени экстаза, достиг высше­го понимания, просветления; отныне он стал «Будда», что значит «Возвышенный», «Просветленный».

Он начал свои наставления проповедью в Бенаресе, в которой он привел в движение «Колесо Закона». От­ныне жизнь его стала жизнью проповедника. Он ходил по деревням Магадхи, живя милостыней и проповедуя свое учение, окруженный учениками, число которых с каждым днем росло. Истощив свои силы, он умер или, точнее, погрузился в нирвану, в Кушинагаре, на севере Индии, около 483 г. до н. э. в возрасте 80 лет.

Таким  образом, в отличие от большинства основа­телей религий, Будда никогда не выступал в качестве посланника или сына бога, а просто был человеком, на­шедшим благодаря  своим  собственным усилиям  реше­ние проблемы страдания и освобождения и стремившим­ся передать свое знание другим. Такая совсем простая жизнь  не  могла  удовлетворить  людей,  жаждущих  чу­дес;  поэтому они вообразили себе множество из  ряда вон выходящих событий и чудес, превративших Будду в божественную фигуру. Так возникла целая нравоучи­тельная литература, самый известный текст которой на­зывается   «Лалита Вистара»   или «Развитие  действия». Многие эпизоды из этого текста были воплощены в камне художниками в ряде стран Востока. Чаще всего воспроизводятся:   сцена  благовещения,  когда царица Майя, мать Будды, видит во сне бодисатву,    который нисходит в ее лоно в виде слоненка; сцена    рождения Будды, когда  молодая  мать, стоя, держится рукой за ветвь дерева; сцена семи шагов Будды; различные эпи­зоды из жизни молодого принца; его отъезд из королев­ского дворца верхом на лошади, которую сдерживают четыре небесных стража; срезание волос в момент, ког­да он порывает связи с миром; изображение Будды-аскета, передающее с поразительным реализмом измож­денные черты его лица и исхудавшее, похожее на ске­лет тело; сцена соблазна Будды полчищами Мары, де­мона греховного сладострастия; сцена просветления под священным деревом. Сцена встречи Будды со змеем Мучилингой, который обвивается вокруг его тела и про­стирает над его головой, как капюшон, свои семь го­лов, чтобы уберечь его от холода и дождя, лежит в основе известного и типичного для кхмерского искусства изображения Будды и наги. Затем следует сцена пер­вого поучения в парке газелей, около Бенареса, где Будда привел в движение «Колесо Закона»; сцена да­рения, когда богатый торговец покупает для него зна­менитый сад Анатхапиндика, где впоследствии была основана первая община; чудо, когда Будда поднима­ется в воздух и из его головы вырываются языки пла­мени, а из ног льются потоки воды; наконец, различные его перевоплощения. Сцена, изображаемая, быть мо­жет, чаще всего,— это смерть учителя, лежащего на правом боку, между двух сросшихся деревьев, с голо­вой, обращенной на север и покоящейся на правой ру­ке. В этой позе его изображает вся популярная иконо­графия Дальнего Востока.

Однако художниками был широко использован и другой источник вдохновения: предшествующие жизни Будды. Мы знаем, что индийцы, как буддисты, так и брахманисты, твердо верят в переселение душ. Для них наша жизнь в настоящем не является творением бога, а всего лишь простым эпизодом в последовательном, непрерывном ряду существований; ей предшествовали и за ней последуют многие другие существования, рассе­кающие единое жизненное течение на отрезки от рож­дения до смерти и от смерти до нового рождения. Эта смена существований происходит не случайно, она под­чиняется закону кармы, который распространяет идею причинности на сферу морали. Каждое существование, счастливое или несчастливое, определяется поступками (на санскрите — карма) хорошими или дурными, совер­шенными в предыдущей жизни; а это существование в свою очередь определяет последующее. Таким образом, счастье или несчастье каждого существа не результат непонятного решения бога, а следствие его собственных действий; такое учение очень разумно и бесконечно уте­шает, оно далеко от фатализма и покорности судьбе, ибо каждый из  нас — непосредственный творец    своей судьбы.

Цепь перевоплощений бесконечна: «Происхождение перевоплощений существ теряется в прошлом. Невоз­можно найти начальную точку, от которой существа, погруженные в неведение, опутанные цепями жажды жизни, блуждают от возрождения к возрождению». Будда также не избежал подчинения этому закону. Земному существованию, во время которого он достиг просветления, предшествовало много других, подгото­вивших его; и так же, как последнее воплощение, они составляют для буддистов неотъемлемую часть истории Блаженного. В течение предшествующих жизней, о ко­торых рассказывается в книге джатак, будущий Будда прошел серию воплощений, вначале как животное, за­тем как человек; во время этих перевоплощений он приобретал заслуги, распространяя сострадание на все сущее, и, наконец, благодаря заслугам смог достичь своего последнего воплощения, подняться до освобож­дения через нирвану.

Эпизоды его предшествующих существований, джа­так, стали одним из богатейших источников вдохнове­ния для художников Индии и индуцированных стран Востока. Эти книги, как правило, очаровательны и на­ивны, они несут на себе отпечаток большой нежности, трогательной любви к природе, удивительно напоминая изображения на капителях романских соборов.

В них будущий Будда изображается проходящим через различные воплощения; в воплощении животного он изображается рыбой, ящерицей, лягушкой, змеей, крысой, зайцем, вороном, бекасом, глухарем, коршуном, орлом, быком, лошадью, оленем, львом, обезьяной или слоном; в воплощении человека — это раб, пария, по­гонщик слонов, дровосек, каменщик, актер, ювелир, тор­говец, даже вор, затем студент, брахман, знатный чело­век, аскет, ученый или царь. Но в каждом из этих во­площений, даже самых низких и ничтожных, он прояв­ляет сострадание к другим существам, жертвует собой ради них не колеблясь, если даже лишается здоровья и жизни. Невозможно здесь пересказать все эти леген­ды, отметим только самые распространенные: о чере­пахе и двух утках, слоне с шестью бивнями, о петухе и кошке, о царе, который покупает голубя за равный ве­су голубя кусок собственного тела, и еще много других, похожих на басни Лафонтена, в том числе самая по­пулярная легенда — Вессантара, которая и сейчас вы­зывает у камбоджийцев слезы умиления. В образе ми­лосердного принца Будда раздает все свои богатства, отдает белого слона — хранителя королевства, рабов, лошадей и сам впрягается в повозку, в которой сидит его семья, и, наконец, в своей щедрости и самопожерт­вовании он доходит до того, что отказывается от своего сына, дочери и жены.

К иконографии, посвященной Будде, в Большой ко­леснице, или Махаяне, добавляются многочисленные новые образы, неизвестные Малой колеснице, или Хи-наяне. Чтобы понять эти новые образы и их значение, необходимо сказать несколько слов об учении, которое лежит в основе иконографии.

Первоначальный буддизм, учение Будды, имел глав­ной целью борьбу против страдания. Именно для это­го Будда прошел суровый путь святости. Стремясь от­крыть причину страданий, он погрузился в размышле­ния и понял эту причину в ночь просветления; она зо­вется желание. Всякое желание приводит к действию, которое его удовлетворяет; действие влечет за собой новые связи и новые желания; в момент смерти жажда жизни определяет переход жизненной силы в новое во­площение, и цикл продолжается. Таким образом, что­бы достичь освобождения, нужно уничтожить желание, жажду жизни. Подобно тому, как лампа, в которой нет больше масла, обязательно погаснет, так и равнодуш­ный к жизни человек достигает высшего состояния от­дохновения, нирваны, состояния невосприимчивости, освобождения от всякого желания, от всякого нового воплощения, от всякого страдания.

Заметим, что избавление от страданий основано на двух философских принципах, которые и составляют главную особенность буддизма: принцип непостоянства и принцип «не-Я». Мир и все сущее постоянно меняют­ся; у них нет собственного существования, они пред­ставляют собой лишь соединение причины и следствия, соединение элементов, постоянно заменяемых другими, находящимися в свою очередь в постоянном становле­нии; не существует бессмертной души, но есть простой круговорот восприятий, ощущений, представлений, мыс­лей, которые появляются и исчезают по воле опреде­ляющих их психо-сенсорных возбуждений.

Это учение, более рациональное, чем чувственное, не могло удовлетворить массу верующих, ибо не при­носило людям утоления присущей им потребности в поклонении и жажде чудесного. К началу нашей эры в Индии появляется новая форма буддизма — Большая колесница, или Махаяна, причем слово «колесница» употребляется в смысле «путь к спасению». Новое уче­ние предлагало «колесницу большого размера» для пу­ти более длинного и более приспособленного для боль­шего числа существ; в связи с этим прежняя форма буддизма стала называться по контрасту Малой колес­ницей, или Хинаяной. Именно Большая колесница и появилась на Яве и в Камбодже в VIII в. Освобожде­ние доступно всем: как монахам, так и мирянам; преж­ний идеал мудреца, занятого достижением нирваны только для себя, был заменен образом доброго сущест­ва — бодисатвы, который, достигнув полного отрешения, не укрывается эгоистически в мире нирваны, а остается среди людей или в буддийской общине, чтобы посвя­тить себя их спасению.

Это изменение идеала, сопровождавшееся значитель­ным расширением представления о Будде, проявляется в полном изменении всей иконографии. Малая колесни­ца знала только исторического Будду — Шакья-муни. Только его изображали на алтарях. Если его изобра­жения иногда и сопровождались изображениями дру­гих— его главных учеников Ананды, Кашьяпы, Сари-путры или Маудгальяны, а также Матреи — будущего Будды, единственного бодисатвы, известного Хинаяне, то все они играли лишь второстепенную роль.

С развитием Большой колесницы появляется мно­жество мифических образов, тогда как Будда как исто­рическая личность отходит на второй план. Радикаль­ный идеализм Большой колесницы привел к определе­нию метафизического абсолюта, или к дхармакае, т. е. «своду Закона», безусловной духовной реальности, всего лишь земным проявлением которой являлся истори­ческий Будда. Но не он один. Кроме него абсолют име­ет многочисленные проявления, по крайней мере такие же значительные. Новые персонажи появляются в ико­нографии с их собственными атрибутами и становятся объектом еще более горячего поклонения, чем Будда.

Назовем некоторые из этих проявлений абсолюта. Они часто встречаются в иконографии и скульптуре Кхмеров.  Прежде  всего — это  изначальный  Будда, или ади-будда, ставший в Тибете вдохновителем нереформированных сект. Путем размышления он создал пять дхьяни-будд, иначе называемых джина, или «победители», которые связаны с пятью странами света[1]; наиболее известные из них Амитабха, Будда Запада, вдохновитель   секты   амидистов,   распространенной   в     Китае, Японии и Вьетнаме; Вайрочана, Будда Центра и Амогхасиддхи, Будда Севера. Каждый из пяти джинов имеет небесное проявление, и некоторые из них являются предметом культа, в частности Вайра-сатва и Амитая. Эти небесные проявления  в свою очередь обладают каждое своей шакти, или женской энергией. Самая из­вестная  из  них — Тара,  часто  изображаемая  в  кхмер­ском  искусстве в  качестве Праджнапарамиты,  «совер­шенства разума», с четырьмя руками, несущая на при­ческе изображение Амитабхи, своего духовного отца.

Пять дхьяни-будд имеют также по духовному сыну, или небесному бодисатве, самыми известными из кото­рых являются Самантабхадра, Важрапани и особенно Авалокитешвара. Это имя означает «Тот, кто смотрит во все стороны», т. е. защитник мира. Он символизиру­ет понятие «провидения», не свойственное первоначаль­ному буддизму, т. е. понятие властителя мира, от кото­рого происходят все боги. Сам он — олицетворение доб­роты, милосердия и буддийского сострадания. Статуи представляют его обычно сидящим «в позе лотоса»[2] или стоящим на цветке лотоса. Он изображается с че­тырьмя руками, в которых держит свои атрибуты: со­суд с амброзией, книгу, лотос и четки из шести, двена­дцати и более зерен. Изображен он в фас; у него мо­жет быть несколько голов, расположенных одна над другой и символизирующих могущество и покрови­тельство, которые исходят от него во все страны света. В волосах у него изображение дхьяни-будды Амитабхи. В Индокитае и в самой Камбодже он больше известен под именем Локешвары («Властитель мира»). Самые известные его изображения — это гигантские башни с ликами в Байоне Ангкора. Взгляд громадных глаз, взирающих сверху вниз на посетителя, подавленного величиной их ликов, чрезвычайно впечатляет. В Камбод­же Локешвара часто изображается как излучающий множество сверхъестественных существ, в ореоле ма­леньких образов, парящих в пространстве и окружаю­щих, иногда даже покрывающих его как бы живой кольчугой. В Тибете Авалокитешвара также пользуется огромной популярностью; там он считается покровите­лем страны; именно ему посвящена знаменитая форму­ла: «Ом мани падме хум»[3]. В Китае и Японии он ча­сто принимает образ женщины, это Кван-йин у китай­цев и Кван-нон у японцев. Последнюю ступень этого пантеона занимают пять земных Будд, в том числе Шакья-муни, исторический Будда, и Матрея, мессия бу­дущего мира.

Эти божества часто объединяются в триады: наи­более популярная — это Будда, сидящий между Локешварой и его шакти, Праджнапарамитой.

Другая распространенная религия кхмеров — индуизм. Он тоже появился из Индии, где был насажден ариями около XVI в. до н. э. во время арийского завое­вания. Его первоначальная форма — ведическая рели­гия, в священных книгах которой, ведах, боги персони­фицировали силы природы: Ваю — ветер, Парджанья — дождь, Сурья — солнце, Варуна — небо, Агни — огонь, Вишну (три шага его изображают завоевание светом трех миров), Индра — арийский национальный герой, символизирующий силу во всех ее видах — он распоря­жается благотворной грозой и дождями, изгоняет мрак, сражает врагов своей молнией, или ваджрой, это задор­ный и вспыльчивый воин, распутный и благородный, любитель поесть и выпить сочмы, напиток бессмертия; он добр и отзывчив, если не пьян; этот красочный пер­сонаж являет образ вождя арийского клана древности. Все эти примитивные божества, некоторые больше, другие меньше, представлены в кхмерском пантеоне брахманизма.

Второй период в развитии индуизма начинается с появления жертвенных текстов — брахман, откуда и название  брахманизм, данное этой новой  форме старой ведической  религии.  В    классическую  эпоху  индуизма вершину пантеона занимает всемогущая троица — Брахма, Вишну и Шива. В  противоположность  распространенному представлению, изображаемый первым Брахма наименее важный в этой троице; он всего лишь персо­нификация брахмана ведической эпохи, символизирующего ритуальное жертвоприношение и всеобъемлющий дух, абсолют. В Камбодже он был предметом почита­ния скорее литературного, чем религиозного, и его изо­бражения  относительно  редки.  Он  изображается  с  че­тырьмя   лицами,   над   каждым   многоярусная   прическа цилиндрической формы, с четырьмя руками, верхом на священном   гусе.   Имеется   несколько   прекрасных     его изображений в Самбор Прей Куке и в районе Баттам-банга.  Однако  его  популярность  намного  меньше,  чем двух других богов тримурти[4]— Вишну и Шивы.

Властитель, создатель и хранитель мира Вишну — древнее космическое божество, управляющее различны­ми циклами вселенной. Согласно индийской космогонии, мир проходит через серию циклов, смену сна и пробуж­дения. Между двумя космическими периодами, или кальпами, Вишну спит, вытянувшись на змее вечности Ананте; мир дремлет в хаосе. В этом виде Вишну часто изображается на рельефах Ангкора. Покрытый семи­главой тиарой, он покоится, размышляя о судьбах ми­ра, который пульсирует в такт его дыханию; из его пуп­ка растет лотос, на котором сидит бог Брахма. Когда Вишну просыпается, начинается новая кальпа, или но­вый период существования мира, мир вновь выходит из состояния хаоса, чтобы вернуться в это же состояние, когда Вишну опять заснет. Такова вечная судьба кос­моса, жизненный ритм которого регулируется дыхани­ем бога.

Но когда наступает новая кальпа, Вишну приходит в мир живущих, чтобы восстановить власть добра, ко­торому грозят злые силы. Это аватары Вишну, сан­скритский термин, означающий «нисхождение» бога на землю. Аватары являются излюбленными темами ин­дийцев и кхмеров, которые изображают их в барелье­фах. Аватары многочисленны — от десяти до двадцати двух, как об этом говорят тексты. Одни из них Вишну совершает  в  виде животного, другие  в  образе    чело­века.

Чаще всего изображается аватара рыбы, связан­ная с легендой о потопе, так же широко распространен­ной на Востоке, как и на Западе. Мудрец Ману, совер­шая омовение, поймал однажды рукой маленькую рыб­ку, которая стала умолять его сохранить ей жизнь. Ману согласился, но маленькая рыбка стала быстро увеличиваться в размерах. Вначале ее можно было по­местить в чаше с водой, затем только в кувшине, по­том в озере и, наконец, в море. Мудрец понял, что имеет дело с богом, а Вишну в знак благодарности воз­вестил ему, что скоро настанет потоп. Ману построил плот и поместил туда представителей всех существ, живущих на земле. Затем, использовав мифического змея Васуки в качестве веревки, он привязал свой плот к голове божественной рыбы, которая и привезла его в безопасное место в Гималаях.

В другой легенде рассказывается, что причиной по­топа стал злой демон, который опустил землю в пучи­ну вод. Вишну, превратившись в вепря, погружается в воду, убивает демона и благодаря мощи своих клыков вытаскивает из пучины вод влажную землю. В другом случае бог превращается в человеко-льва, чтобы нака­зать за дерзость царя-безбожника, рассерженного на­божностью своего сына.

Но самый распространенный мотив у кхмерских ху­дожников—аватара черепахи, легенда, взятая из «Бхагавата-пураны», большого эпоса вишнуизма. Эта история, известная как «сбивание масла из молочного моря», много раз изображалась на памятниках группы Ангкора. В далекие времена священная ваза, содержа­щая амриту, напиток бессмертия, находилась глубоко на дне молочного моря. Боги и демоны решили, соеди­нив усилия, сбить это море и завладеть напитком. Они задумали использовать для этого гору Мандака. Чтобы привести ее в движение, мифическая змея Васуки об­вила гору кольцами своего тела, а боги и демоны по­переменно тянули ее за хвост и за голову, причем Виш­ну в образе человека руководил их действиями.

Вдруг случилось так, что гора чуть было не прова­лилась в море. Тогда Вишну, приняв образ черепахи, подставил свой панцирь под гору и восстановил равно­весие. Из молочного моря появилась серебряная чаша с напитком бессмертия, которую протянул богам чер­ный юноша. Демоны хотели завладеть напитком, но Вишну принял образ женщины потрясающей красоты, и очарованные демоны забыли о чаше, которая благо­даря этой уловке досталась богам.

Еще более популярны человеческие воплощения Вишну в Кришну и Раму, героев двух индийских эпи­ческих поэм — «Махабхарата» и «Рамаяна»; и та и другая имеют свои камбоджийские варианты, которые и были источником вдохновения для кхмерских худож­ников. Начало легенды о Кришне, каким его знают по «Махабхарате», странным образом напоминает эпизод избиения младенцев в предании о Христе. В давние времена в Бенаресе правил жестокий тиран. Узнав от прорицателя, что ему суждено умереть от руки одного из сыновей своей племянницы Деваки, он убивает од­ного за другим всех шестерых своих внучатых племян­ников. Возмущенный Вишну проникает в лоно Деваки, рождающей нового ребенка, охрана которого поруча­ется богами пастуху Нанде. Новость о рождении ре­бенка достигает ушей царя, и, чтобы быть уверенным в том, что новорожденный не ускользнет от него, царь приказывает убить всех новорожденных мальчиков в стране; однако благодаря пастуху Нанде новорожден­ному Кришне удалось уцелеть.

Этот ребенок-бог очень резв и шаловлив; разнооб­разны опасности, которых ему удается избежать. В юно­сти, отличаясь удивительной красотой, он соблазняет пастушек, которые танцуют под звуки его свирели. Ико­нография часто представляет его в образе пастуха Го­пала, одетого в золотисто-желтую тунику, надушенную сандалом, с цветком за ухом, украшенного гирляндами цветов, в окружении множества влюбленных пастушек. Дикие животные, павлины и газели танцуют вокруг него. Однажды он одной рукой поднимает гору Говард-хана, чтобы укрыть от бури пастухов, навлекших на себя гнев бога Индры.

Кришна не только красивый пастушок. Он соверша­ет и героические подвиги. Он укрощает бешеного сло­на, затем вступает в бой с тираном, из-за которого ему пришлось покинуть страну, сажает на престол закон­ного правителя, а затем спускается в ад, чтобы воскре­сить своих несчастных братьев.

Желая отдохнуть в укрепленном городе, который он построил на берегу моря, Кришна берет в жены сестру Арджуны, героя «Махабхараты», но, прежде чем испы­тать с ней блаженство, он должен еще победить своего заклятого врага — демона Бана, пользующегося покро­вительством бога Шивы. Эта битва часто встречается на рельефах Ангкора. Тысячеголовый, восьмирукий Кришна верхом на мифической птице Гаруде вместе со своим молочным братом приближается к городу, где укрылся демон. Но на подступах к городу огненная стена преграждает им путь. Гаруда летит к Гангу, выпивает его воду и в виде дождя выливает ее на огонь. Это позволяет героям пройти сквозь стену огня невре­димыми. Битва принимает особенно ожесточенный ха­рактер из-за того, что Бану защищает бог с шестью го­ловами и четырьмя руками, верхом на чудовище. Пре­одолев все препятствия, Кришна уже готов убить демо­на, но тут вмешивается бог Шива и умоляет Кришну пощадить его. Герой великодушно соглашается и остав­ляет жизнь побежденному демону.

Эпизод из «Махабхараты», чаще всего воспроизво­димый в Ангкоре, — битва между двумя враждующими племенами — пандавами и кауравами. Первых поддер­живал Арджуна, с которым вступил в союз Кришна. Барельефы во всех деталях изображают борьбу между двумя армиями, начальники которых сидят на слонах. Арджуна сидит на колеснице, которой управляет Криш­на, и их философский диалог является сюжетом одной из наиболее известных мистических поэм Индии — «Бхагавадгиты». Когда закончилась война, Кришна воз­вращается домой и ведет отныне мирную жизнь... сре­ди своих 16000 жен и 180000 детей.

Другое воплощение Вишну в образе человека — Ра­ма — герой эпоса «Рамаяна», написанного поэтом Валь-мики. Когда Вишну спал тысячелетним сном, его раз­будили боги, умоляя освободить землю от ужасного де­мона Раваны. Уступая их просьбе, Вишну перевопло­щается и возрождается на земле в образе принца Ра­мы, сына царя Айодхьи. Сначала он учится под руко­водством аскета, затем возвращается в свой родной город; победив в соревнованиях стрелков из лука, он завоевывает прекрасную Ситу, дочь соседнего власти­теля. После смерти короля Айодхьи из-за интриг сво­ей матери он оказался отстраненным от власти и был вынужден вместе с женой Ситой и братом Лакшманом удалиться в изгнание; втроем они укрываются в лесу, где в течение двенадцати лет ведут жизнь аскетов, пе­реживая различные злоключения, которые часто изо­бражались художниками.

Гигант Равана, с десятью головами и двадцатью руками, увидев однажды Ситу, влюбился в нее и ре­шил хитростью похитить ее. Демон из его свиты пре­вращается в газель красивой масти, которая бродит около жилья изгнанников; восхищенная золотистой шкуркой газели, Сита просит Раму убить несчастное животное и сделать из ее шкуры плащ. Рама отправил­ся в погоню за газелью и стрелой убил ее, но демон, воплотившийся в животное, громким криком призвал Лакшмана; тот бежит на зов, оставив Ситу одну в хи­жине. Этим пользуется Равана и, несмотря на слезы Ситы, похищает красавицу. К счастью, при этом при­сутствовал ястреб. Он указал отчаявшимся брать­ям место, где укрылся похититель, — остров Ланка (Цейлон).

Долго несчастные братья блуждают по лесу, где им приходится сражаться с многочисленными демонами. Однажды они встречают белую обезьяну — Ханумана, который ведет их к королю обезьян — Сугриве, лишен­ному трона своим братом Валином. Они заключают между собой договор, по условию которого братья обе­щают Сугриве помочь вновь занять трон с тем, чтобы армия обезьян отправилась на остров Ланку для осво­бождения Ситы.

Но как переправить обезьян через пролив, который отделяет остров от материка? Хануман, «сын ветра», одним прыжком преодолевает пролив. Остальное вой­ско обезьян строит мост из обломков скал. Рельефы за­падной галереи Ангкор Вата изображают великую бит­ву на Ланке. Равана, стоя на своей колеснице, запря­женной лошадьми с человечьими головами, потрясает тысячью копий, в это время Рама осыпает его стрела­ми, армия обезьян совершает чудеса доблести. Сын Ра­ваны пускает в Раму и его брата волшебные стрелы, которые превращаются в змей, но вмешивается мифи­ческая птица Гаруда, заклятый враг змей, и решает судьбу битвы. Прекрасная Сита вновь обретает своего супруга, Сугрива занимает трон, после того как узурпа­тор был убит Рамой во время сражения. Супруги-побе­дители возвращаются в Айодхью на колеснице, в которую  впряжены  птицы,  захваченные у гиганта  Рава-ны, и в сопровождении эскорта из армии обезьян.

Шива, последний персонаж индусской троицы и объект горячего почитания, как и Вишну, сложный образ. Он — носитель разрушительного элемента в трои­це, олицетворение смерти, олицетворение времени, по­глощающего живущих; его называют Хара — «тот, кто уносит», Бхайрава — «ужас», именно в этом свирепом обличье он чаще всего и изображается. Возможно, он унаследовал свой характер от ужасного бога Рудры — «рычащего», старого ведического божества, символизи­рующего непокоренные силы природы. Но этот разру­шитель одновременно и созидатель, ибо смерть в мире не что иное, как зарождение жизни. Он, таким образом, шива, шанкара, «благоприятный», поэтому он возглав­ляет сексуальные празднества как представитель про­изводящих сил, отсюда и его изображение, чрезвычай­но распространенное в Индии и Камбодже, в виде лин-ги (фаллоса), символизирующее оплодотворение, со­зидание.

Эта двойная функция бога Шивы нашла наилучшее выражение в символах космического танца, породивше­го произведения, замечательные своей пластической кра­сотой. Шива Натараджа, «царь танца», изображается стоя, правая нога вытянута почти горизонтально, левая натюловину согнута и опирается на уродливое тело карлика. Одна из четырех рук с бубном аскетов под­нята, другая указывает на бушующее пламя, третья, протянутая вперед, делает «жест, который успокаива­ет», а четвертая повисла перед туловищем и касается поднятой ноги. Грудь бога перевязана брахманским шнуром. В его высокой прическе блестит полумесяц, окруженный листвой, а также черепами человека, коб­ры, сирены и т. д. Во лбу находится третий глаз, блес­ком которого он как молнией поражает бога любви. Его грудь, лодыжки и запястья украшены браслетами и бу­сами. Губы раздвинуты в легкой улыбке. Изящный си­луэт бога, где все гармония, сила и красота, вписан в огненный круг — символ «колеса жизни», материальной энергии природы, цикл которой состоит в вечном обнов­лении. Власть духа, которую олицетворяет Шива Ната­раджа, приводит в движение колесо жизни, где мате­рия и дух слиты воедино.

Изображение Шивы в человеческом облике довольно часто встречается в Камбодже. Обычно его лицо обрамлено изящной бородкой, а на лбу, украшенном диадемой, сверкает глаз мудрости. Прическа сделана в форме усеченного конуса и перевязана лентой. Иногда он изображается с четырьмя руками и двумя головами, шестью руками и пятью головами, иногда в окружении Вишну и Брахмы.

Жестокая богиня Дурга, «воительница», часто изо­бражается в привлекательном образе Умы — «грациоз­ной», или Парвати, «богини земли». Она супруга Ши­вы, его шакти, женская форма его естества. Эта божест­венная пара вдохновила художников на создание про­изведений, полных тонкого очарования. Богиня миниа­тюрного сложения и грациозных форм сидит на левом колене своего также сидящего супруга, который ее нежно обнимает. На некоторых рельефах Ангкора изо­бражается сцена из «Рамаяны». Однажды, когда Шива и Парвати отдыхали на вершине священной горы Кай­ласа, Равана, ужасный правитель Ланки, проходя ми­мо, схватил гору руками и стал ее сильно раскачивать. Парвати испугалась, но Шива успокоил ее и, нажав большим пальцем ноги на вершину, остановил гору, под которой Равана оставался пленником в течение 10 000 лет.

Шива часто изображается в храмах, которые ему посвящены, в виде одного лишь его символа — линги. Изображения эти абсолютно целомудренны и не допус­кают кривотолков. Они состоят из трех частей — куби­ческой основы, покоящейся в центре квадратной чаши: эта основа поддерживает стержень восьмиугольной формы, который заканчивается полусферической вер­хушкой, на которой иногда слегка намечена фигура Шивы. Верующие льют на лингу воду, растопленное масло, осыпают цветами. Чаша, куда все это попадает, изображает землю, тогда как подношения символизи­руют проникновение в землю очистительных вод. Мы увидим в дальнейшем, что культ линги, символизирую­щий правителя, уже на заре династии создателей Анг­кора станет официальным культом и что его символы найдут отражение в архитектуре кхмерских храмов.

Напомним, что в Фунани и Ченле наиболее рас­пространенным был культ Харыары, синкретического божества, статуи которого представляли с одной сторо­ны Вишну (Хари), а с другой — Шиву (Хара). Обычно он изображался с четырьмя руками, в двух с левой сто­роны были атрибуты Вишну — раковина, диск или ду­бинка, а в руках с правой стороны атрибуты Шивы — четки и трезубец. Даже голова у него состоит из двух симметричных частей, лба Шивы с половиной глаза на лбу, характерного для этого бога. Прическа с левой стороны представляет высокую цилиндрическую митру Вишны, с правой — высокую, характерную для Шивы прическу аскета с полумесяцем.

В кхмерской скульптуре часто встречаются изобра­жения и других богов индуистского пантеона. Из них наиболее популярен Ганеша. Особенно его почитают ин­теллигенция, студенты, писатели, которые, как правило, посвящают свои книги этому благожелательному бо­жеству. Происхождение этого бога с головой слона не­ясно. Его изогнутый хобот погружен в чашу, которую он держит в одной руке, тогда как в другой — острый конец одного из сломанных бивней. У этого добродуш­ного бога дородное тело с округлым животом, перепо­ясанное брахманским шнуром.

Одна из многочисленных легенд представляет его как сына Шивы и Парвати. Он был прекрасным юно­шей, но однажды, пытаясь запретить своему отцу вой­ти к матери, вызвал гнев Шивы, который ударом меча отрубил ему голову. Бедная мать у ног своего божест­венного супруга умоляла спасти сына и дать ему дру­гую голову. Шива согласился, но с условием дать ему голову первого встреченного живого существа. К несча­стью, случилось так, что это был слон.

Среди второстепенных божеств, заимствованных главным образом из ведического пантеона, одни, та­кие, как Сурья — «солнце», игравшие важную роль в Фунани и Ченле, в ангкорской скульптуре играют не­значительную роль. Другие сохранились и в период классического кхмерского искусства: например Кама, бог любви, изящный юноша, пользующийся, как и его западный собрат, луком и стрелами; но в Камбодже луком стал сахарный тростник, а стрелами — бутоны ло­тоса. Жена Камы — Рати, его верховое животное — по­пугай. Яма — бог правосудия — вершит суд в аду; его представляют верхом на буйволе или сидящим в повоз­ке, запряженной быками. Кубера — бог богатства, без­образный карлик, властитель якшей, или асуров, демо­нов, противостоящих дэвам (богам) во время сцены сбивания молочного моря. В то время как последние изображаются с миндалевидными глазами и благоже­лательным выражением лица, асуры отвратительны — глаза вылезают из орбит, клыки торчат, лицо искажено гримасой.

Бывший глава ведического пантеона Индра, гуляка и мот, остался в Камбодже самым важным из бо­жеств «второго разряда». Обычно он изображается в позе «царского отдыха» — одна нога подогнута, другая свободно свисает, верхом на Айравате, белом слоне с тремя головами, рожденном во время сбивания молоч­ного моря. Иногда он сидит в раю, на вершине горы Меру, вооруженный молнией, которая вызывает грозы и проливает на землю благодатный дождь. Он влады­чествует над локапалами, четырьмя «правителями ми­ра», которые часто изображаются на четырех углах храмов.

Другие второстепенные божества, которые изобра­жаются в кхмерском искусстве,— это дэвы и асуры, дварапалы, или «стражи дверей», вооруженные дубинами, стоящие на страже у дверей алтаря; атюары, или «не­бесные нимфы», рожденные от сбивания молочного мо­ря. Их изображают летающими или танцующими, забавляющими обитателей рая Индры, окруженными мужьями-гандхарвами, небесными певцами и музыканта­ми; и, наконец, это деваты, богини ангкорских барелье­фов, благочестивые и очаровательные, одетые в роскош­ные одежды и украшенные цветами.

Образы животных — гаруд и марак — являются обычным сюжетом орнаментов кхмерских храмов, пер­вые — мифические птицы, которые обычно возят Вишну, вторые — странные существа с головой крокодила и те­лом броненосца, на которых обычно ездит Варуна, бог мирового океана. Их часто изображают с широко рас­крытой пастью, из которой появляется лев или змея. Другим постоянным элементом орнамента кхмерских храмов является сидящий лев, изображаемый на ка­менных лестницах, — странное животное с завитой и уложенной в прическу гривой, более похожий на пуделя и, между прочим, вообще не встречающийся в Индо­китае.

Однако наиболее часто изображающееся животное в кхмерском искусстве — это несомненно нага, мифиче­ская змея, стилизация кобры, очень распространенной в Камбодже, бог подземных сфер, божество вод, иг­рающее первостепенную роль в местных древних куль­тах. Напомним, что первые цари Фунани произошли от союза брахмана Каундиньи и дочери царя наг и что правители Ченлы объявляли себя их потомками, как позднее это делали и цари Ангкора.

Наги в Камбодже изображаются всюду, и иногда это воспринимается чуть ли не как навязчивая идея. Мы видим их в форме балюстрад, которые обрамляют лестницы и аллеи Ангкора, окружают бассейн, укра­шают перекладины над дверьми и окнами, тимпаны, располагаются по краям фронтонов. Именно на змее возлежит Вишну; змея была использована для того, чтобы сбить масло в молочном море; змеи окружают запястья и тело Шивы и Ганеши; на кольцах свернув­шейся змеи сидит Будда, в то время как капюшоны ее голов укрывают его от дождя.

Заканчивая этот раздел, заметим, что все культы и верования пребывают в уме современного камбоджий­ца в гармоническом сочетании точно так, как это было и у древних кхмеров. Всему этому мы имеем многочис­ленные доказательства как в надписях, так и в архи­тектуре и иконографии: храмы построены одним и тем же правителем, но одни буддийские, другие вишнуитские или шиваитские, алтари с изображением одновре­менно богов всех религий. Эта смесь верований и куль­тов — основная особенность религиозной жизни кхме­ров. Нельзя забывать и о главном элементе — примитив­ных местных культах, где бесчисленные наги являются наиболее распространенным мотивом. И все эти боги, большие и малые, могучие и слабые, даже самые при­митивные божества, неакта, выдержали испытание временем: их до сих пор находят на всех дорогах Кам­боджи и даже за оградами буддийских монастырей.

Глава  II

РОЖДЕНИЕ КХМЕРСКОЙ ИМПЕРИИ

Обратимся к истории Ченлы, пришедшей в упадок, раздробленной, находящейся во власти островных за­хватчиков; один из ее последних правителей был обез­главлен яванским махараджей, который увез с собой его голову. Неожиданно в начале IX в. появляется великий король — Джаяварман II. Он и становится освободите­лем Ченлы, ее объединителем, основателем династии кхмерских королей.

Откуда он появился? О его происхождении извест­но так мало, что кажется, будто он явился в результа­те самозарождения, о чем довольно ясно говорит над­пись X в., сообщающая о его восшествии на престол: «Для блага народа в этой чистой расе королей, цветке лотоса, у которого не было более стебля, он явился как воплощение нового расцвета».

Неясность его происхождения нашла отражение в легенде, которая изображает его сыном Индры и кхмер­ской принцессы; бог оплодотворил ее, ниспослав на нее дождь из благоухающих цветов,— кхмерский вариант легенды о Зевсе и Данае. От этого союза, в равной ме­ре поэтического и чудесного, родился сын, названный Прах Кет Меалеа, предназначенный для великих свер­шений,— первый кхмерский король.

Надписи, найденные в Пре Рупе, туманно свиде­тельствуют о его принадлежности к одной из древних королевских династий Ченлы, а именно Пушкаракши, которая, как мы знаем, правила в VIII в. на севере страны, в районе Самбора; ее столицей была Шамбху-пура. Другие надписи говорят, что он пришел с Явы; несомненно, он принадлежал к одной из знатных семей, эмигрировавших на Яву или, быть может, увезенных туда в качестве заложников после завоевания Ченлы династией Шалендров. Но все эти псевдоисторические данные, по всей вероятности, выдуманы впоследствии, чтобы обосновать династические права первого короля кхмеров. Быть может, он был всего лишь авантюрист или узурпатор?

Версия кхмерских надписей, а именно рассказ о дли­тельном пребывании первого кхмерского короля на Яве, в центре блестящей цивилизации, расцветшей на острове в VIII в., дает логичное объяснение наличию организаторских талантов у Джаявармана II. Он, не­сомненно, вдохновлялся созданной династией Шаленд­ров превосходной организацией, которую наблюдал во время изгнания, и, конечно, любовался прекрасными памятниками Явы — Боробудуром и храмами на плато Диенг, характерные черты которых находят в соору­жениях, выстроенных при молодом короле. Как бы то ни было, возвращение Джаявармана II в страну кхмеров, по-видимому, произошло около 800 г., ибо много­численные свидетельства говорят, что его правление на­чалось с 802 г.

Какие обстоятельства помогли ему прийти к власти? Безусловно, этому способствовало известное ослабление династии Шалендров и прибытие на остров шиваитских принцев с Востока. Наиболее полные сведения о прав­лении Джаявармана II и его преемников мы получаем из надписи XI в., открытой в Сдок Как Тхоме, которая представляет собой записи о деятельности членов семьи священнослужителей, состоявших наследственно на службе у королей в период между 802 и 1052 г. Из нее мы узнаем, что «Его Величество пришел с Явы, чтобы править в городе Индрапура, название, совершенно естественное для сына Индры». Путем сопоставления данных эпиграфики можно определить место этой пер­вой столицы Камбоджи. Она находилась в районе Тхбонг Кхмум, к востоку от Кампонгчама, может быть, даже на месте археологических раскопок в Бантеай Прей Нокоре, название которого наводит на мысль о королевском городе: здесь находят памятники доанг-корского периода, датируемые началом IX в.

Перед молодым правителем стояла непростая зада­ча. Ченла находилась в состоянии полной анархии, в ней правили кланы, постоянно враждовавшие между со­бой; прежде чем думать об объединении страны, разди­раемой усобицами и внутренними войнами, разоренной оккупацией, нужно было начать с нового ее завоевания.

В этом предприятии, требующем длительных усилий, правителю оказал большую помощь брахман Шивакайвалья, который стал его жрецом и остался ему ве­рен; после его смерти его потомки в течение многих ве­ков находились на службе у кхмерских королей. Брах­ман отличался большой мудростью, ловкостью и умом дипломата, и все это он целиком отдал служению сво­ему господину; тот, со своей стороны, осыпал его поче­стями. Уже в первые годы правления Джаявармана II, в период его пребывания в Индрапуре, несколько знат­ных княжеских семей присоединились к новому прави­телю, ибо он был на верном пути.

Политические перемены, суть которых нам мало из­вестна, вынуждали Джаявармана II много раз менять место своей столицы. Однако все эти изменения производились в одном, как бы заранее предопределенном на­правлении и привели после различных колебаний к вы­бору района Ангкора. Таким образом, было определено место, где в течение последующих веков кхмерская ци­вилизация достигла вершины своего расцвета и где создавались в честь богов и королей замечательные го­рода.

Вместе со жрецом Шивакайвальей и своей семьей Джаяварман покидает Индрапуру, чтобы обосноваться севернее, в районе озера Тонлесап. Стела в Сдок Как Тхоме говорит об этом: «Когда они прибыли в восточ­ный район, король пожаловал семье своего жреца зем­лю и деревню Кути». Речь здесь идет о поселении Бан­теай Кдей, к востоку от Ангкора. Затем «король правил в городе Харихаралая. Жрец обосновался в этом горо­де, и члены его семьи были назначены в число при­дворных».

Считается, что вторая столица находилась на месте раскопок в Ролуосе, в 15 км к югу от Сиемреапа, ма­ленького городка, откуда отправляются обычно осмат­ривать Ангкор Ват и Ангкор Тхом. В группе Ролуоса сохранились три храма конца IX в.: Баконг, Прах Ко и Лолей, название последнего происходит от названия древней столицы. Впрочем, правитель недолго оставал­ся в Харихаралае, он ее быстро покинул, хотя и вернул­ся сюда перед смертью.

«Затем король основал город Амарендрапуру, и его жрец поселился здесь, чтобы служить королю». Различ­ные предположения высказывались относительно места этой столицы; наиболее правдоподобной является гипо­теза, выдвинутая Сёдесом о том, что она находилась на берегу большого пруда Западный Барай, где были най­дены ограда и строения в доангкорсшм стиле, для ко­торых иногда вторично употреблялись более древние материалы.

Новое перемещение правителя и его двора имело го­раздо большее значение, чем предыдущее. В Махендра-парвате, на горе Махендра, Джаяварман II торжествен­но провозгласил независимость кхмерского королевства, построил первый религиозный центр королевства и, что особенно важно, учредил официальный культ королев­ской линги, культ бога-короля. Вот полный текст над­писи, которую мы неоднократно приводили в отрывках: «Король прибыл править в Махендрапарвату, и господин Шивакайвалья также прибыл сюда, чтобы, как и прежде, служить королю. В это время знаток в области тайных наук, брахман по имени Хираньядама, пришел из своей страны по приглашению короля, чтобы совершить обряд, который освободит Камбоджу от яванской за­висимости и после которого будет только один госу­дарь, и он станет Чакравартином (монархом все­ленной). Этот брахман совершил обряд согласно свя­щенным книгам Винашикха, Найоттара, Саммоха и Шираккхеда. Он пересказал их от начала и до конца, чтобы записать и обучить им господина Шивакайвалью. И он приказал господину Шивакайвалье совершать об­ряд бога-короля. Король и брахман Хираньядама дали клятву, что служителем культа бога-короля будет род господина Шивакайвальи, который не позволит никому больше служить богу-королю. Господин Шивакайвалья, ставший жрецом (пурохитой), назначил всех своих родственников служителями этого культа».

Где же находилась эта последняя столица? Ее место уверенно связывают с раскопками на Пном Кулене. Это обширное плато, сложенное из песчаника, возвышается с севера над равниной Ангкора. Здесь найдены памят­ники, которые, вне всякого сомнения, принадлежат ко­ролевскому городу Джаявармана II и сооружены в сти­ле, названном «стилем Кулен»; к ним мы еще вернемся.

Гораздо важнее места столицы те церемонии и об­ряды, которые там совершались, ибо они знаменовали исключительно важный период в религиозной истории кхмеров, так как вернули королевскую династию к ин­дийским традициям и восстановили связи, которые были нарушены иностранными захватчиками. Именно в этом и заключается смысл одновременного совершения двух обрядов, когда один из них устанавливал культ бога-короля, а второй провозглашал независимость от Явы.

Во все времена Камбоджа была страной сельского хозяйства, главной ее культурой был рис. Уже на заре южноазиатской цивилизации глава рода, одновременно олицетворяющий светскую и духовную власть, считал­ся и покровителем религии. Цель религии заключалась в получении хороших урожаев, и культ тотемического происхождения был обращен к богам земли, представ­лявшимся в образе камней, поднятых вертикально и водруженных обычно на вершину горы или холма. Ин-дуизация не уничтожила местных культов, но Камбоджа приняла гораздо более рациональные космогониче­ские концепции Индии, одновременно с этим шиваит-ская линга заменила стоящие камни, а гора Меру — прежние священные холмы.

Согласно индийской космогонии, воспринятой в Кам­бодже, вселенная имеет Форму яйца (брахманда), со­стоящего из трех частей. В верхней части — семь небес­ных этажей, там обитель богов; самый высокий, седь­мой, является местом пребывания высшей реальности, брахмана; над ним находится лишь пустое пространст­во. Нижняя часть состоит тоже из семи подземных эта­жей; здесь живут наги и другие мифические существа, самый нижний этаж представляет собой преисподнюю, или нараки, тоже из семи этажей. Между небом и пре­исподней находится земля, которая рассматривается как громадный плоский диск, ограниченный по краям неприступным» горами. В середине диска находится вы­сокая гора Меру, центр и ось вселенной, «которая бле­стит, как восходящее солнце или как огонь без дыма». Гору Меру окружают четыре острова-континента (двипа). Южный континент называется «островом розовой яблони» (джамбидвипа) и есть не что иное, как Индия, единственный обитаемый континент, известный ин­дийцам.

Кхмеры приняли эту космогонию одновременно с религиями Индии, в частности шиваизмом. Но в Индии культ Шивы имел тенденцию превращаться в королев­ский культ, космический по своей природе, во Внешней Индии эта тенденция проявилась гораздо более отчет­ливо. В центре королевского города высокий холм сим­волизирует гору Меру, ось мира, и. как бы сливаясь с ним, поддерживает шиваитскую эмблему, лингу, символ мощи и созидательной энергии бога. Эту чудесную лингу брахман передал в дар основателю династии, полу­чив ее в свою очередь от самого бога Шивы. В ней за­ключено «сокровенное Я» короля, вся сущность коро­левской власти, линга — живое олицетворение и защи­та королевства.

Однако соединение личности короля с божественной эмблемой может быть произведено только при посредст­ве брахмана, совершающего обряды. Мы можем пред­ставить себе эти обряды культа бога-короля благодаря ранее цитировавшейся надписи, содержащей также и четыре текста, которые составляют основу обряда: Винашикха, Найоттара, Саммоха и Шираккхеда. Эти тек­сты впервые были произнесены четырьмя устами Шивы, а за отсутствием других данных их смешивали с тантричесиими текстами. Установление обряда девараджа, бога-короля, имело в качестве социального следствия появление в окружении кхмерских королей привилеги­рованного класса брахманов, ибо без них, без их зна­ния текстов и обрядов церемония освящения бога-коро­ля невозможна. Происходя из Индии, они иногда при­обретали при дворе значительное влияние и даже пы­тались узурпировать власть или управление у слишком слабого короля. Тесные связи между королем и его жрецом, установленные Джаяварманом II, поддержи­вались при всех последующих династиях. Даже в со­временной Камбодже, официально только буддийской, среди придворной знати есть брахманы, которые воз­главляют различные королевские церемонии, как, на­пример, праздник первой борозды, праздник воды или церемонию коронации.

Понятие «бог-король» (девараджа) — использование очень древнего понятия, возможно даже иранского про­исхождения, а именно Чакравартин, «повелитель все­ленной», весьма распространенного во Внешней Индии. Еще правители Фунани, так же как и Шалендры. с Явы, претендовали на титул «императора вселенной», таким образом, для нового правителя Камбоджи важно было торжественно принять этот титул, чтобы подчерк­нуть полную независимость своего королевства от прежних правителей Явы. Культ девараджи, королев­ский атгофеоз, хотя и заложил основы могущества кхмер­ской империи и развития культуры и искусства кхме­ров, достигших полного расцвета в XII в., в то же вре­мя имел и оборотную сторону — а именно гипертрофию абсолютной власти короля, настоящую манию величия, которая в конце концов слишком большой тяжестью легла на плечи нации. Приведя страну к славе, она же довела ее до развала. Но не будем забегать вперед.

Те же космогонические и религиозные понятия игра­ли ведущую роль в архитектурных концепциях кхмеров. Не входя здесь в детали различия стилей, о чем будет сказано ниже, уже сейчас можно сформулировать неко­торые общие положения о глубоком значении религи­озных сооружений кхмеров, действительные для всех периодов их истории.

Прежде всего отметим, что все памятники, которые сохранились до наших дней, —это храмы или, говоря шире, культовые сооружения, а не частные жилища, хо­тя бы и дворцы королей. Только религиозные сооруже­ния строились из прочного материала — кирпича, кам­ня или латерита, тогда как жилые постройки, даже принадлежавшие королям или князьям, строились из легко разрушающегося материала — дерева или глины, чем и объясняется полное отсутствие следов этих по­строек. Китайский путешественник Чжоу Да-гуань оста­вил после своего путешествия в Камбоджу в конце XIII в. яркое описание увиденного им. Этот рассказ, и до сих пор являющийся одним из лучших источников сведений о стране и ее жителях, не содержит упомина­ния о каком-либо дворце или жилом доме из камня, тогда как все храмы в нем отмечены. Впрочем, Чжоу Да-гуань добавляет: «Кровли частных домов кроют свинцом, других сооружений — желтым гонтом. Не от­личаются симметрией длинные веранды, открытые га­лереи смелой, неправильной формы. Жилища принцев и высших военачальников имеют иную, по сравнению с обычными домами, планировку и размеры. Жилища простолюдинов и сельских жителей кроют соломой, только семейные кумирни и собственные дома сановни­ков могут быть крыты черепицей. Простое население не смеет пользоваться черепицей и применяет солому».

Что же касается храмов и культовых сооружений, они по своему назначению совершенно отличны от на­ших храмов и церквей. Они никогда не были местом, куда бы верующие собирались для молитвы; храм — прежде всего жилище бога, изображенного в виде ста­туи или символа. Если их значение или размеры часто слишком велики по сравнению с городом, в котором они построены, то потому, что они одновременно и жилище бога, и благочестивые сооружения королей и принцев, воздвигнутые с целью расширить сферу своего могу­щества и приобрести заслуги.

Более того, кхмерские храмы выражают абстрактное понятие, символизируя в камне всю космогонию, вос­производя в их внешнем расположении и внутренней ар­хитектуре гармонию божественного порядка. Само их сооружение — это своеобразное жертвоприношение, со­вершаемое с определенными обрядами, своего рода со­глашение между богами и верующими.

Архитектура храма, таким образом, является копи­ей вселенной, в полном соответствии с представления­ми кхмерской космогонии, которых мы касались выше. Отсюда типичный образ «храма-горы», основного эле­мента кхмерской архитектуры, олицетворяющего гору Меру, центр и ось мира. Последовательно спускающие­ся террасы представляют собой многоярусные жилища богов. Вокруг этого центрального элемента расположе­ны ограды и рвы с водой, символизирующие горные цепи и космический океан. Эта схема эволюционирова­ла с течением веков, все более усложняясь, но общий план не менялся никогда; он вечен, как и сами боги.

Но и по этой схеме строительство никогда не ве­лось без плана. Оно находилось под контролем астро­логов, заранее определявших наиболее удобное распо­ложение. Важную роль в сооружении храма играла его правильная ориентация. Четыер входа в храм соответст­вовали четырем странам света, а главный вход всегда помещался в восточной стене, что считалось наиболее благоприятным. Кроме того, так как строительство хра­ма было жертвоприношением, архитектором часто был жрец или же к архитектору был приставлен компетент­ный жрец.

В центре алтаря помещалась статуя идола, а в шиваитских храмах — линга. Так было впервые в постро­енном Джаяварманом II алтаре при его восшествии на трон как девараджи. Единственный храм в Пном Кулене, который представляет образ классической пирами­ды храма-горы, — это храм Крух Преах Арам Ронг Чсн; его, вероятно, можно считать первым официальным ал­тарем бога-короля, местом пребывания священной линги, о которой мы уже говорили. Наличие королевской линги в храме, построенном для нее на возвышенном месте, станет отныне непременным признаком столицы королевства; если король меняет столицу, королевская линга торжественно переносится в новую столицу, где строится новый храм-гора для ее хранения.

Все, что мы сказали, относится к первым кхмерским храмам, посвященным только культу бога-короля и хранящим королевскую лингу. Впоследствии, особенно в эпоху расцвета буддизма, храмы стали монастырями, и архитекторы вынуждены были предусматривать по­мещения для многочисленных монахов, что привело к значительному расширению первоначального плана.

Развитие понятия бога-короля в свою очередь при­вело к некоторым изменениям в назначении храмов. Ес­ли король — бог на земле, то его смерть не может по­ложить предел его божественной сущности. Отсюда по­явление в Камбодже церемонии, уже существовавшей на Яве, а именно церемонии королевского апофеоза. Королю давалось посмертное имя, а также место в од­ном из раев, под покровительством бога, которому ко­роль оказывал почести во время своего земного сущест­вования. Однако поскольку храм — образ вселенной, ко­ролевские останки должны найти свое место в нем; так храм превращается в мавзолей.

Археологи долго спорили относительно природы больших кхмерских ансамблей: были это храмы или же гробницы; в действительности они и то и другое. Жорж Седее писал: «Главные храмы, храмы, построенные ко­ролями,— это храмы погребальные, мавзолеи, а также своего рода усыпальницы, если допустить, что пепел по­койного помещали под статуей, изображавшей его в образе божества. Речь идет не об общественных хра­мах или местах паломничества, но о тех последних жи­лищах, где правители Камбоджи восседали в божест­венном облике так же, как раньше во дворце. Они ста­новились как бы последним жилищем человека, кото­рый при жизни уже пользовался некоторыми правами божества и смертью которого завершился процесс упо­добления его богу; таким образом, это был загробный дворец короля, где покоились его останки, но где од­новременно стояла статуя, представлявшая его в обли­ке бога». Надо заметить, что во множестве храмов были найдены большие каменные чаши, которые отождест­вляют с саркофагами.

Вернемся, однако, к Джаяварману II. Его пребыва­ние в Кулене имело первостепенное значение, ибо в этой, третьей его столице родился культ бога-короля и была провозглашена независимость Камбоджи; однако выбор этой столицы не был окончательным. Через ка­кой-то промежуток времени, о котором мы не распола­гаем никакими сведениями, король покинул это священ­ное место, чтобы переехать в свою вторую столицу; вот продолжение надписи, которую мы уже цитировали: «Затем король возвратился править в город Харихаралаю и туда же был доставлен бог-король; жрец и все его родственники, как и раньше, совершали богослужения. Жрец умер во время этого царствования. Ко­роль умер в городе Харихаралая, где находился бог-король».

Дата смерти Джаявармана II — 854 г., следовательно, его правление продолжалось 52 года. Его смерть была отмечена первой из нововведенных церемоний королев­ского апофеоза: умерший правитель получил посмертное имя Парамешвара, что означает «Властитель над всеми».

Столица Харихаралая была расположена, как уже говорилось, на месте группы Ролуос, в 15 км к югу от Сиемреапа. Некоторые из храмов этой группы, по-ви­димому, совпадают хронологически со временем пребы­вания правителя в своей столице. Что касается место­нахождения королевского дворца, от которого не оста­лось никаких следов, поскольку он был построен из легко разрушающихся материалов, можно с известной долей достоверности поместить его на месте большого четырехугольника, называемого Прей Монти, что и озна­чает «королевский дворец».

Джаяварман II, несомненно, один из великих кхмер­ских королей, основатель династии королей Ангкора. Когда он прочно обосновался в стране, возвратившись из изгнания на Яве, страна находилась в состоянии пол­ной анархии и распалась на множество княжеств, от­носительно которых мы почти ничего не знаем, за ис­ключением разве того, что они скорее теоретически, чем практически составляли два объединения, которые условно назывались Ченла-на-воде и Ченла-на-суше, но не существовали как государства. Много задач стояло перед ним, все одинаково неотложные и взаимосвязан­ные; ему нужно было освободить страну от яванского господства, объединить обе Ченлы, чтобы превратить их в одно реальное государство, создать сильную королев­скую власть, способную управлять страной.

Первая из этих задач не представляла больших трудностей. Династия Шалендров на Яве, занятая сво­ими проблемами, казалось, не интересовалась этим да­леким и не очень прочным протекторатом и не пред­принимала никаких усилий, чтобы его сохранить. Ве­роятно, во время появления в стране Джаявармана II власть династии Шалендров в Камбодже была чисто номинальной, и освобождение страны произошло как бы само собой, без вооруженной борьбы. История сохранила нам только одно воспоминание об этом — про­возглашение правителем независимости страны.

Джаяварман успешно выполнил и последнюю зада­чу. Основав культ бога-короля, он создал прочную ре­лигиозную основу для королевской власти, стал сразу абсолютным монархом, пользующимся властью тем бо­лее неограниченной, что она была божественного про­исхождения.

При прочности королевской власти территория ко­ролевства была невелика, и объединение Ченлы по существу только началось, когда король умер. Ченла-на-воде была совершенно ему неподвластна; в Ченле-на-суше он владел только южной частью, не продвинув­шись на север дальше района Сиемреапа и Кулена, на северо-восток дальше Кампонгчама. Объединение стра­ны проходило не без борьбы. Надпись XI в. упоминает о военных операциях по умиротворению страны. Среди военачальников, возглавлявших этот вторичный захват, называется имя некоего Притхивинарендры, который должен был подчинить район Мальянг, к северу от Баттамбанга, и который отличился, «спалив как огнем войска противника». Не очень-то мирное умиротворе­ние!

Если Джаяварману II и не удалось завершить объ­единения, о котором он. мечтал, все же он его начал и указал своим преемникам путь, по которому нужно сле­довать; более того, для завершения этого он оставил им лучшее из орудий — прочную власть, основанную на культе бога-короля. За одно это можно было бы считать его великим королем, но он сделал больше.

Благодаря настоящей проницательности, достойной бога-короля, Джаяварман II понял будущее значение района Ангкора, одного из самых богатых в стране, с затопляемыми равнинами, которые после проведения осушительных работ превратятся в богатую рисовую житницу, с его озерами с неисчерпаемыми запасами рыбы, достаточными, чтобы прокормить население всей Камбоджи; при этом не следует забывать и исключи­тельное географическое положение района Ангкора, де­лающее его центром связей между бассейнами двух ве­ликих рек Индокитая — Меконга и Менама. Джаявар­ман II сумел выбрать именно этот район для создания здесь своих столиц. Это место вскоре стало сердцем страны кхмеров, очагом ее цивилизации и одним из великолепных средоточий искусства па Дальнем Восто­ке. Джаяварман II вполне заслужил хвалебные стихи, написанные придворным поэтом через пятьдесят лет после его смерти: «Он восседал на головах львов, окру­жавших его трон, его воля была законом для королей, он основал свою резиденцию на вершине горы Махендра и не возгордился всем этим».

Сын Джаявармана II, новый правитель Камбоджи, не оставил следа в истории, нам известно лишь о его увлечении охотой на слонов. Все, что мы знаем о Джая-вармане III (надписи о нем умалчивают),— это то, что он сохранил резиденцию своего отца в Харихаралае. Кроме того, он построил несколько сооружений в райо­не Ангкора, но сделал он немного. После смерти в 877 г. он получил имя Вишнулока.

Индраварман, сменивший его на престоле, по-види­мому, не имел никаких родственных связей со своими предшественниками. В некоторых надписях он упоми­нается как внук и сын двух правителей, имена которых неизвестны. Возможно, они были правителями каких-либо княжеств на границах Ченлы-яа-воде и Чеилы-на-суше, ибо при восхождении на трон, после смерти Джаявармана III, к землям королевства молодым пра­вителем были в качестве дара присоединены обширные владения, включавшие всю равнину Среднего Меконга, район Шамбхупура, современного Самбора, к северу от Кратие. Объединение этих владений с районом озера Тонлесап означало объединение всей Ченлы-на-воде, за исключением небольшого княжества Бхавапура, преж­ней столицы Бхававармана I, местонахождение которой неясно, но которая, вероятно, была расположена к за­паду от Ангкорской равнины, в районе современного Монкол Борея, па границе с Таиландом. Так осуществи­лась мечта Джаявармана II.

Данные эпиграфики не позволяют установить об­стоятельства, способствовавшие расширению королевст­ва Индравармана, правление которого было довольно коротким и, как представляется, мирлым. Однако увели­чение территории действительно произошло, две надпи­си не оставляют на этот счет никакого сомнения. Од­на из них говорит о сооружении шиваитского алтаря в Пном Баянге, в районе Тяудока, на крайнем юге Чен­лы-на-воде, в современном Южном Вьетнаме. Другая, буддийская надпись 886 г., найденная к северо-западу от Убона, севернее Бассака, в современном Лаосе, го­ворит об Индравармане как о правителе. Таким обра­зом, речь шла уже о районе, бывшем среди земель Ченлы-на-суше. Объединение совершалось семимильными шагами!

Сохранив Харихаралаю в качестве столицы, Индра­варман организовал там работы, имевшие огромное зна­чение. В этом песчаном районе орошение является проблемой первостепенной важности для крестьянского населения, Индраварман проявил заботу о нем, соору­див на севере столицы большой бассейн Индратака с запасами драгоценной влаги.

Его религиозные сооружения подтверждают стрем­ление узаконить свое правление, связав его с царство­вавшими ранее двумя предшественниками. В 879 г. он приказал возвести шесть кирпичных башен в Прах Ко, посвященных памяти его предков: деда по мате­ринской линии — Джаявармана II и его жены, обо­жествленных в облике Шивы и Парвати; в 881 г. был построен храм-гора в Баконге, предназначенный для хранения королевской линги Индрешвары,— в этом имени соединилось имя бога Шивы (Ишвара) с именем основателя столицы, «предка» Индравармана.

При Индравармане страна узнала подлинное бла­годенствие и установила дипломатические отношения с различными странами, как об этом сообщает в очень поэтической форме, но безусловно с преувеличениями, брахман Шивасома, духовный наставник Индраварма­на: «Его правление было подобно венку из жасмина на головах гордых правителей Китая, Тямпы и Явы».

Во время правления трех первых королей ангкорской династии, продолжавшегося в течение всего IX в., кхмерское искусство продолжало развиваться. Оно про­ходило промежуточную стадию между так называемым примитивным кхмерским искусством (стиль Самбора, Прей Кхменга и Кампонгпраха), или искусством доангкорского периода Фунани и Ченлы (VII—VIII вв.), и классическим кхмерским искусством периода Ангкора.

В правление Джаявармана II получил развитие стиль Кулен по названию местности Пном Кулен, к северу от Ангкора, где правитель выстроил свою вторую столицу, сохранившую много важных памятников: Прасат Дамрей Крап, О Паонг, Рун Арак, Прасат Неак Та. Все они выстроены из кирпича, с отдельными элементами из песчаника. Кирпичи тщательно притирались один к другому, затем скреплялись раствором, состав кото­рого неизвестен, но который отличался большой проч­ностью, а это видно хотя бы из того, что здания сохра­нились в течение двенадцати веков.

Мы уже знаем, что в    соответствии с    кхмерскими символами   основным    элементом    храма    был алтарь-башня,  или  прасат — образ   горы  Меру,  центра  и  оси мира. Сложное расположение величественных ансамб­лей Ангкора с их системой храмов-гор, галерей и кон­центрических   оград   является   результатом  длительной эволюции,   связанной с углублением религиозной сим­волики  и с  техническим   совершенствованием  строи­тельства. Первые кхмерские храмы состояли из простых алтарей-башен,  обычно расположенных  без  всякой  си­стемы. Хотя с VIII в. башни некоторых памятников, как, например,   северной   группы   Самбор   Прей   Кука,   уже были расположены в шахматном порядке на общей тер­расе, но это еще было исключением,   которое,   однако, указывает на то, что архитекторы тогда придавали зна­чение  символической  симметрии  религиозных  сооруже­ний. В IX в. симметрическое расположение алтарей-ба­шен на общей террасе стало обычным, а затем уже и обязательным.  В  храме Дамрей  Крап  группы  Кулена, датированном началом IX в., три кирпичные башни воз­ведены на общем фундаменте.

Одна из особенностей стиля Кулен — то, что в нем ассимилировались яванские и тямские влияния, но в то же время сохранилась орнаментация предшествующих стилей. Двери, образованные перекладиной, поддержи­ваемой колоннами, обрамлены песчаником. Переклади­ны сохранили орнамент из листьев, но сюда добавились изображения маленьких фигурок, помещенных в оваль­ные рамки и представляющих сценки из жизни. По краям перекладин — макары, заимствованные в строи­тельном искусстве Явы. Восьмиугольные колонны опоя­саны орнаментом в виде колец, их грани украшены листвой. Статуи по-прежнему архаической формы, той формы, которой мы любуемся в скульптуре-Харихары в Прасат Андете, хотя они и начинают принимать го­раздо более условный культовый характер. Львы изо­бражаются пока еще вполне натуралистически.

За какие-нибудь тридцать — сорок лет, которые от­деляют пребывание Джаявармана II в Пном Кулене от водворения Индравармана в Харихаралае, произошла эволюция в области архитектуры, вполне достаточная, чтобы отличать новый стиль, так называемый Прах Ко или Ролуос, по современному названию той местно­сти, где находилась древняя столица. Алтари еще сде­ланы из кирпича, стоят на общем фундаменте, но в Ба-конге, самом значительном храме группы Ролуос, кир­пичные башни окружают большой храм-гору из камня, что указывает на появление в строительстве нового ма­териала. Это великолепное сооружение было, несомнен­но, центральным храмом столицы Харихаралаи, вме­стилищем королевской линги и местом, где проходили церемонии, связанные с культом бога-короля.

Кроме такой особенности, этот храм из камня знаменует собой важный этап в развитии принципов строительства кхмерских алтарей. Чтобы отвечать сво­ему символическому назначению и представлять гору Меру, центр мира и обитель богов, алтарь — хранитель королевской линги должен был обязательно находиться на месте, доминирующем над столицей, центром коро­левства. Джаяварману II было нетрудно удовлетворить этому требованию во время строительства первого ал­таря. Архитекторам достаточно было выбрать любой из многочисленных холмов плато Кулен. Другое дело бы­ло в равнинной Харихаралае. Чтобы возместить отсутст­вие естественных возвышенностей и соблюсти принцип, который он сам же выдвинул, Джаяварман II, строя в 881 г. Баконг, задумал воспроизвести в самой архитек­туре храма-горы недостающий холм. При помощи це­лого ряда террас и постепенного уменьшения их по­верхности архитекторы создали искусственную гору Ме­ру, которая поддерживала алтарь королевской линги; от него в настоящее время не осталось следа. Этот спо­соб применялся бесчисленное множество раз в после­дующие века. Так был создан кхмерский классический тип храма-горы.

Соседний храм, храм Прах Ко, который после смер­ти Джаявармана II стал храмом-усыпальницей, также является носителем нового декоративного элемента — изображения стражей храма (дварапалов) и небесных танцовщиц (апсар), которые высекались в глыбах пес­чаника, вделанных в кирпичную стену.

Памятники группы Ролуоса знаменуют конец того, что обычно называют примитивным кхмерским искусством; благодаря усилиям архитекторов сложилось клас­сическое искусство, достигшее расцвета в Ангкоре. То же можно сказать и об усилиях создателей кхмерской империи — Джаявармане II, его сыне Джаявармане III и Индравармане, при которых кхмерская империя воз­никла, чтобы затем достичь своего полного расцвета в правление Яшовармана I, основателя Ангкора, и вели­ких правителей, сменивших его на престоле. Один пе­риод кхмерской истории кончается, другой начинается, чтобы привести империю к апогею ее величия.

Глава  III

ЯШОВАРМАН, ОСНОВАТЕЛЬ АНГКОРА

Матерью Яшовармана I, сына Индравармана, была Индрадеви, прямой потомок древних королевских фа­милий Фунани и Ченлы. Новый король с помощью сво­ей матери восстановил династическую традицию, нару­шенную Джаяварманом и Индраварманом, происхож­дение которых было неясным. Отец Яшовармана хотел сделать из него совершенного правителя, поэтому осо­бенно тщательно следил за его воспитанием. В качест­ве воспитателя он приставил к нему брахмана Шивакайвалью, назначенного королем для выполнения обря­дов культа бога-короля; другим его воспитателем был Шивасома, который преподал Яшоварману учение зна­менитого индусского философа Шанкарачарьи; юный принц получил религиозное образование. Но его зна­ния были очень обширны, и, если верить надписи, его образование «не ограничивалось занятиями философией, он с прилежанием занимался и различными видами ис­кусств... Он обладал четырьмя качествами: энергией, знаниями, добродетелью и последовательностью».

Прекрасно подготовленный к роли правителя, Яшо-варман I вступил на трон в 889 г., наследовав умерше­му отцу, который получил посмертное имя Ишварало-ка. Вначале Яшоварман жил в фамильной резиденции в Харихаралае. Уже с первых лет своего правления он обнаружил приверженность к религии, предприняв строительство сотни убежищ (ашрама), рассеянных по всему королевству и расположенных поблизости от наи­более почитаемых святилищ, с целью облегчить к ним паломничество. В каждом из этих убежищ специаль­ное помещение было выделено для короля, который имел особую склонность к такого рода проявлению ре­лигиозных чувств. Было найдено местоположение две­надцати святилищ, отмеченных стелами с одним и тем же текстом на санскрите. В этих надписях после коро­левской генеалогии, перечисления добродетелей и бла­гочестивых дел правителя следует текст королевского указа, устанавливающего специальные правила для паломников. В столице король приказал поставить храм Лолей в центре большого бассейна, построенного еще его отцом. Храм состоял из четырех башен-алтарей и был предназначен для статуй предков короля с отцов­ской и материнской стороны, ранее стоявших в Прах Ко.

Но все эти благочестивые дела не могли удовлетво­рить молодого правителя. Столица, которую он унасле­довал от отца, строилась беспорядочно, без единого плана, по указаниям разных королей, которые в ней жили. Яшоварман горел желанием построить такую столицу, которая отвечала бы его собственным религи­озным концепциям, законам тогдашней космогонии и соответствовала бы религиозной символике, т. е. все­му, чему он научился у своих учителей. Кроме того, ме­стоположение Харихаралаи не казалось ему удобным для дальнейшего строительства столицы, достойной ве­ликого королевства, которое он мечтал основать. Он решил построить настоящую столицу, которая бы пол­ностью отвечала его требованиям; ею стал Ангкор.

Прежде чем идти дальше, остановимся на значении самого названия Ангкор. Для многих оно означает просто храм Ангкор Ват, который стал популярен особен­но после колониальной выставки в Париже в 1931 г. В действительности же это слово не что иное, как ев­ропейское искажение кхмерского слова нокор, проис­шедшего в свою очередь от санскритского нагара, кото­рое означает город или, точнее, город — столица госу­дарства Ангкор; таким образом, это не памятник, а город, столица кхмерского королевства. Храм называ­ется Ангкор Ват, что значит «столичный храм».

Теперь рассмотрим идеи, которыми руководствовал­ся Яшоварман I при создании своей столицы. Прежде всего, здесь, в резиденции правителя, должен возвы­шаться, доминируя над остальными зданиями, храм-го­ра, место, где пребывает бог-король и находится алтарь королевской линги. Напомним еще раз, что храм-гора является символом горы Меру. Подобно тому как гора Меру находится в центре мира богов, столица должна быть расположена в центре мира людей, в центре ко­ролевства. Однако поскольку Харихаралая не отвечала этому требованию, нужно было найти место для другой столицы и перевезти алтарь бога-короля туда, где на­ходится средоточие кхмерского королевства.

Еще раз обратимся к драгоценной надписи в Сдок Как Тхоме: «Тогда король основал город Яшодхарапуру и перенес бога-короля из Харихаралаи, чтобы поме­стить его в этой столице. Тогда же он построил Глав­ную гору. Жрец Шивашрама воздвиг в центре ее свя­щенную лингу».

Здесь мы подошли к одной из наиболее трудных и противоречивых проблем кхмерской археологии, кото­рая была окончательно решена благодаря трудам Л. Фино, Ф. Стерна, Ж. Сёдеса, В. Голубева. Давно известно, что Яшодхарапура — это и есть Ангкор, но не­ясно было, какую часть этого громадного города зани­мала столица Яшовармана I? Чему соответствовала Главная гора, упоминаемая в надписи?

Решение казалось простым. Среди нагромождения памятников, составляющих то, чем сейчас является Ангкор, один город выделяется очень четко, а именно Ангкор Тхом, с его четырехугольной стеной, протяжен­ностью три километра с каждой стороны, с его рвами, четырьмя угловыми башнями, монументальными входа­ми, обращенными к четырем сторонам света. В центре возвышается гигантский храм-гора, Байон, доминируя над городом. Нечего больше искать: Яшодхарапурой мог быть только Ангкор Тхом, а Главной горой — Байон.

Эта точка зрения разделялась всеми до 1923 г. Луи Фино, внимательно изучив скульптуру Байона и двери Ангкор Тхома, обнаружил, что эти изображения бес­спорно отражали религиозную концепцию буддизма; после этого было трудно видеть в них творения Яшовар­мана I, короля-шиваита. Четыре года спустя Филипп Стерн, продолжая свои исследования в области хроно­логии стилей кхмерских памятников, был поражен тем, что скульптуры орнамента в Ангкор Тхоме, позволяю­щие установить хронологию стилей в искусстве кхмеров, слишком совершенны, чтобы быть выполненными в кон­це IX или в начале X в. Следовало их отнести по крайней мере к XI в., по всей вероятности к периоду правления Сурьявармана I  (1002—1049)  или Удаядитьявармана, его преемника. К тому же Сурьяварман был буддистом,  что  вполне  объясняло  характер   скульптурных  изображений.  Более того,  надпись,  найденная  в Ловеке, гласила, что  в  центре столицы Удаядитьявармана возвышалась «золотая гора», которую, вероятно, можно было  отождествить  с  Главной  горой  в    надписи  Сдок Как Тхома.

Гипотеза Филиппа Стерна была вскоре развита да­лее. Во время исследований надписей Жорж Седее в I 1928 г. открыл на одной из стел, помещенных в четы­рех углах крепостной стены Ангкор Тхома, надписи, да­тированные правлением Джаявармана VII, который правил в Ангкоре в конце XII в. В этих надписях ко­роль прославляет себя за постройку стен и рва Ангкор Тхома. Байон, выполненный в том же стиле, что и двери в этих стенах, может, таким образом, рассматривать­ся как творение конца XII в., что прекрасно объясняет религиозный характер его скульптур, в частности, че­тырех больших башен с украшающими их ликами. Все археологи признали в них изображения бодисатвы Локешвары с чертами обожествленного Джаяварма­на VII; следовательно, этот великий правитель был го­рячим приверженцем буддизма, и исповедуемая им ре­лигия была буддизмом Большой колесницы, где Локешвара, как мы упоминали,— одно из наиболее почитае­мых божеств.

Ангкор Тхом и Байон были построены в конце XII в. Джаяварманом VII. В настоящее время это признано всеми учеными, однако эта идея дает только негатив­ное решение вопроса: где же находилась столица Яшовармана I? Что же считать ее Главной горой?

Решение было найдено Виктором Голубевым. Глу­бокое изучение топографии привело его к мысли, что Пном Бакхенг, памятник, построенный в правление Яшовармана I на естественном холме, расположенном вне ограды, Ангкор Тхома, и посвященный культу лин­ги, вполне вероятно, мог быть таинственной Главной горой.

Раскопки, предпринятые в 1931—1934 гг., позволили Голубеву подтвердить свою гипотезу полностью. У под­ножия Пном Бакхенга он обнаружил следы первой ограды с четырьмя входами, от каждого из которых в направлении четырех стран спета отходила целая си­стема бассейнов и дорог, ведущих к развалинам внеш­ней ограды. Кроме того, он нашел много следов зава­ленных камнями рвов, террас, лестниц, мостов, храмов, скульптурных изображений, которые указывают на то, что здесь находилась важная столица. Так закончилось одно из волнующих археологических приключений, ко­торое после многочисленных нащупываний, неверных шагов, дискуссий смогло наконец решить одну из труд­нейших проблем кхмерской истории — окончательно оп­ределить место и дату основания двух самых крупных королевских столиц: Яшодхарапуры и ее Главной горы, Пном Бакхенга,—IX в. и Ангкор Тхома и его «Золотой горы», Байона,— XII в.

Новая столица Яшовармаяа занимала площадь в 26 кв. км. С прежней столицей Харихаралаей ее соеди­няла дорога. Рядом с Пном Бакхенгом, где находился алтарь бога-короля с королевской лингой, стояли два других естественных холма — Пном Кром и Пном Бок, на которых возвышались три башни, сложенные из пес­чаника и посвященные трем богам брахманского пан­теона: Брахме, Вишну и Шиве.

Ярый приверженец шиваизма, Яшоварман тем не ме­нее допускал эклектизм и терпимость в религиозных вопросах, что вообще отличало великих кхмерских ко­ролей. Желая создать благоприятную обстановку для процветания всех религий в своем королевстве, он построил ряд монастырей, в которые монахи принимали не только исповедующих их религию, но и других па­ломников и учеников, желавших углубить свои фило­софские и религиозные знания. В Камбодже существо­вали многочисленные религиозные секты, которые были связаны с двумя важнейшими ветвями индуизма — ши-ваизмом и вишнуизмом, а также с буддизмом; напри­мер, была обнаружена стела с надписью, сообщавшей об основании буддийского монастыря в Согаташраме.

Строительство двух больших шиваитских храмов бы­ло начато в правление Яшовармана: Шикхаришвары, или «Шивы на вершине», на горе Прах Вихеар, одной из вершин горной цепи Дангрек, в сотне километров к северу от Ангкора, и Бхадрешвары в Пном Сандаке. Первый из них, очень большой, был закончен только через двести лет. Его ансамбль включал ряд площадок, соединенных дорогой длиной 800 м, ведущей к главному храму, который был возведен на краю отвесного обрыва, в живописном месте.

Эти религиозные сооружения не помешали Яшоварману интересоваться экономическим развитием района Ангкора и стать великим строителем полезных соору­жений. Для сооружения восточной стены столицы он приказал отвести русло реки Сиемреап, спрямив его и защитив стены города от ее вод плотиной. Внутри го­рода он велел вырыть 800 колодцев. Наконец, по его приказу был сооружен Восточный Барай, громадный резервуар для воды длиной 7 км, шириной 2 км, глу­биной 3 м, емкостью 40 млн. куб. м, что позволяло оро­сить земледельческие участки вокруг столицы.

Политическая история правления Яшовармана I ма­ло известна. Надписи говорят о том, что при нем коро­левство значительно увеличилось территориально. Были присоединены западные земли, причем Яшоварман I достиг этого мирными средствами. О его правлении упоминают многочисленные надписи в различных райо­нах — в Лаосе, г. Чантабури, Хатиене. Надпись его пле­мянника Раджендравармана включает в его королевст­во Бирму, Сиамский залив, Тямпу и Китай; это послед­нее название означает просто Нань-чжао, или страну таев, западную и северо-западную части Юньнани, что подтверждается и китайской надписью. Единственная военная акция, о которой сохранилось упоминание,— это одержанная им победа в морском сражении «над тысячами лодок с белыми парусами», образ в такой же степени поэтический, как и неточный, который можно связать как с войной против Тямпы, так и с сопротив­лением новой попытке вторжения со стороны Явы или Суматры.

Яшовармана можно считать одним из самых бле­стящих кхмерских королей. Миролюбивый, терпимый, культурный, создатель первого королевского города в Ангкоре и нескольких крупных памятников древнего кхмерского искусства, он широко раздвинул пределы своего королевства, в то же время уделяя внимание его экономическому развитию и проявляя интерес к жизни горожан и крестьян. Памятуя о том, что надписи вооб­ще содержат много восхвалений, некоторым все же мож­но доверять. В одной из них говорится: «В области наук, искусств, письма и языка, в песнях, танцах и иг­рах он не знал себе равного. Создатель, дозволивший родиться и расцвесть столь могущественному правите­лю, наверное, сам удивлялся, что у него появился та­кой соперник. При одном виде этого монарха, сияние которого было трудно выдержать, его враги опускали головы, говоря: Это олицетворение солнца!»

Точная дата смерти Яшовармана неизвестна, во всяком случае это произошло не позднее 910 г., посколь­ку надпись, относящаяся к этой дате, упоминает о нем под его посмертным именем Парамашивалока. Нам поч­ти ничего не известно о деятельности его двух сыно­вей— Харшавармана и Ишанавармана II, которые пра­вили страной один после другого. Первый стал править совсем юным, это явилось основной причиной того, что он не оставил никакого следа в истории, если не счи­тать пожертвования в 912 г. и строительства маленько­го храма Прасат Краван, замечательного своими скульптурами из обожженной глины внутри алтаря. Ему наследовал брат Ишанаварман, взошедший на пре­стол между 922 и 925 гг. и оставивший в истории еще менее заметный след, чем его старший брат.

Оба этих бесцветных правителя были устранены от власти одним из их дядей по материнской линии, кото­рый захватил престол в 921 г. и стал править под име­нем Джаявармана IV. Его часто представляют узурпа­тором; в действительности же, будучи женат на Джая-деви, младшей сестре Яшовармана, он имел право на корону. Первое, что он сделал,— это покинул столицу Яшовармана, «чтобы пойти править в Чок Гаргьяр, и взял с собой бога-короля».

Ишанаварман II еще был на троне, когда его дядя захватил власть под именем Джаявармана IV. Стра­ной правили два монарха, у каждого была своя столи­ца: Яшодхарапура у Ишанавармана, Чок Гаргьяр[5] у Джаявармана IV. В 928 г. Ишанаварман бесследно ис­чез, и Джаяварман стал законным претендентом на престол; именно по этой причине запоздалая надпись сообщает о переходе власти к нему в 928 г.

Где же находилась новая столица Чок Гаргьяр? Она стояла на месте современного Кох Кера (название ко­торого, между прочим, происходит от Гаргьяра), в сот­не километров к востоку от Ангкора. Новая столица была громадных размеров, а несколько памятников, построенных при Джаявармане IV, свидетельствуют о его любви к грандиозному. При нем, например, была построена гигантская семиэтажная пирамида высотой 35 м, на вершине которой правитель приказал поме­стить громадную королевскую лингу Трибхуванешвару, упоминаемую в надписях как «Камратенг Джагат та раджья», что означало «Бог — есть королевство». В го­роде были построены и другие храмы, а также огром­ный бассейн Рахаль, предназначенный для снабжения столицы питьевой водой. Все эти грандиозные памят­ники остались неоконченными, так как Чок Гаргьяр не­долго оставался столицей.

Джаяъарман IV умер в 941 г. в Кох Кере и полу­чил посмертное имя Парамашивапад. От младшей сест­ры Яшовармана, Джаядеви, у него был сын, который наследовал престол под именем Харшавармана II. Но он был еще ребенком. Смерть в 944 г. положила конец его трехлетнему правлению.

Нам неизвестны обстоятельства его преждевремен­ной смерти. Отметим только, что она произошла очень кстати и дала возможность его двоюродному брату — Раджендраварману II — прийти к власти; он тоже был очень молод, но оказался более сильной личностью и к тому же обладал значительными наследственными пра­вами. Он был сыном Махендрадеви, старшей сестры Яшовармана I, и некоего Махендравармана, о котором надписи говорят как о князе Бхавапуры, территории, которая, как помнит читатель, считалась ядром Ченлы-на-суше. Таким образом, юный правитель через своего отца был связан с правителями доангкорской династии, а через свою мать — с Яшоварманом I, он как бы за­вершил объединение кхмеров, овладев наследством от­ца и матери.

Из законного желания восстановить династические традиции новый правитель быстро оставил недолговеч­ную столицу Джаявармана IV. О ней скоро забыли, так же как и о ее грандиозных, но незавершенных па­мятниках; ее расцвет продолжался всего двадцать лет. «Подобно тому, как Куша сделал это для Айодхьи, он восстановил святой город Яшодхарапуру, долгое время остававшийся пустым, сделал его пышным и прекрас­ным, построив там дворец с алтарем из золота, свер­кающий, подобно дворцу Махендры на земле».

Эта реставрация Ангкора действительно, как об этом говорит надпись, сопровождалась строительством многочисленных памятников. «Золотой алтарь» обычно ассоциируют с Пхименеакасом, «Воздушным дворцом», небольшим храмом в форме пирамиды, расположенным внутри ограды королевского дворца Ангкор Тхома, к северо-западу от Байона и королевской площади. Со­вершенно очевидно, что нельзя судить о королевском дворце Раджендравармана II по тому, что представляет собой в настоящее время королевский дворец Ангкор Тхома. Этот последний гораздо более позднего происхождения. Архитекторы XII в., построившие его, забо­тились исключительно о строгой планировке горо­да Ангкор Тхома; именно этим и объясняется, почему Пхименеакас, гораздо более древний, занимает более удаленное от центра место по сравнению с теперешним королевским дворцом.

Планировка Ангкор Тхома отвечала другим зада­чам. Стремясь прежде всего восстановить ангкорскую традицию Яшовармана I, юный Раджендраварман II выбрал для постройки «золотого алтаря» в своем коро­левском дворце место, где пересекались геометрические оси двух главных творений его дяди: ось Яшодхарапуры, направленная с севера на юг к Бакхенгу, и ось, идущая с востока па запад, — ось Яшодхарататаки, громадного озера, известного сейчас под названием Восточного Барая. Китайский путешественник Чжоу Да-гуань, посетивший Ангкор в 1296 г. и очень живо описавший праздники, которые устраивались в то вре­мя на королевской площади, тоже называет Пхименеа­кас «Золотой башней», указывая, что она находилась «в покоях короля, предназначенных для отдыха».

Еще несколько храмов группы Ангкора связывают с именем Раджендравармана II. Самый важный из них — Восточный Мебон, построенный в центре пруда Восточ­ный Барай. Может быть, это возврат к творчеству Яшо­вармана? Яшоварман возвел в центре большого бас­сейна Индратаки, выстроенного его отцом Индраварманом, храм Лолей, который посвятил памяти своих ро­дителей, обожествленных в образе Шивы и Парвати. В Мебоне, также в пяти кирпичных башнях, располо­женных в шахматном порядке, помещались статуи ро­дителей Раджендравармана II, изображенных в обли­ке Шивы и Парвати. В центре находилась королевская линга Раджендрешвара, которая позднее была перене­сена в специальное святилище, тогда как в каждой из восьми маленьких башен, воздвигнутых вокруг главно­го храма, содержалась одна из восьми линг «бога в восьми образах».

Архитектура Восточного Мебона представляет осо­бый интерес. Ряд галерей со стенами из латерита, в которых окна с балясинами образуют портики, были расположены внутри наружной ограды и служили ме­стом размышлений или отдыха. Это первый случай по­явления сплошных галерей, которые позднее получили широкое распространение.

Девять лет спустя, в 961 г., Раджендраварман по­строил другой храм — Пре Руп, по которому можно судить о восхищении правителя творениями Яшоварма­на. Пре Руп построен на юге Восточного Барая, так же как храм Прах Ко был возведен Яшоварманом на юге Яшодхарататаки. Он полностью выстроен из ла­терита и кирпича, его, как и Восточный Мебон, окру­жает ряд открытых галерей, предвосхищая архитектуру «храмов-гор» IX и X вв.

Как и на горе Меру, которую он символизировал, в центральной башне храма находилась линга Раджендрабхадрешвара. Выбор этого имени еще раз указывает на великую идею, которая вдохновляла правителя,— идею единства страны, достигнутого путем слияния в его лице прошлого и настоящего Камбоджи. Это единст­во символизируется путем присоединения его собст­венного имени Раджендра(варман) к имени Бхадрешвары, божества, которому поклонялись в Ват Пху, древнем национальном храме Фунапи. Правитель ина­че проявил свою преданность традициям предков, по­местив в четырех угловых башнях верхней террасы Шиву Раджендравармадевешвару, символизирующего его предшественника Харшавармана II; Парвати, сим­волизирующую его тетку Джаядеви, мать Харохавармана; Вишну Раджендравишварупу — в честь своих предков из Фунани и, наконец, еще одну лингу — Раджендравармешвара, символизирующую его собствен­ную мощь.

Несколько менее значительных храмов относится к правлению Раджендравармана: Баксей Чамкронг, у подножия Пном Бакхенга, датируемый 947 г., прасаты Бантеай Пи Чан и Леак Неанг, относящиеся соответственно к 937 и 960 гг. Другие сооружения времени его царствования построены высокопоставленными лицами, сановниками и брахманами, которые из-за юного воз­раста короля приобрели при дворе влияние, зачастую чрезмерное. Надписи сохранили нам имена некоторых из них: Раджакуламахамантрин, «великий советник ко­ролевской семьи», который был чем-то вроде регента при юном короле, брахман Шивачарья, наставник ко­роля, и Кавиндраримхатхана, которому приписывают строительство Восточного Мебона. Архитектор был буд­дистом, что указывает на эклектизм и терпимость коро­ля, любившего окружать себя представителями рели­гий, отличных от его собственной. Строитель Мебона, впрочем, оставил после себя небольшой алтарь Бат Чум, где имеются изображения Будды, Ваджарапани и Праджнапарамиты. Это лишний раз подтверждает, что учение Большой колесницы в то время было господст­вующей формой буддизма.

Правление Раджендравармана II отмечено создани­ем одного из драгоценнейших сокровищ кхмерского ис­кусства — храма Бантеай Срей («Цитадели женщин»), относящегося к 967 г. Этот храм выстроен не королем, а брахманом Яджяаварахой, «святым наставником», родственником короля. Храм стоит одиноко в дикой местности, в 25 км к северо-востоку от Ангкор Вата. Небольшого размера, он является как бы прекрасно отделанной драгоценностью, чудом грации и гармо­нии.

Интересно, что он был обнаружен только в 1914 г., а его реконструкция в 1924 г. стала триумфом метода, именуемого анастилоз, который состоит в том, чтобы полностью разобрать остатки реставрируемого памят­ника, предварительно пронумеровав каждый его ка­мень, а затем выстроить его заново, как в игре в ку­бики, заполняя недостающее. Этот метод имел такой успех, что был окончательно принят реставраторами Ангкора. Эта реконструкция, впрочем, была начата в связи с похищением резных плит, имевших большую ценность, похищением, которое послужило основанием для нашумевшего процесса.

Храм выстроен из твердого розового песчаника, ко­торый поддается обработке, как дерево, что позволило кхмерским художникам полностью проявить талант скульпторов и дало прекрасные результаты с точки зрения точности и законченности работы, напоминающей больше искусство резчика или ювелира, чем скульпто­ра; это лишает храм обычной для подобных сооружений монументальности. Ничтожный недостаток по сравнению с красотой ансамбля!

Крестообразная гопура из латерита на искусно украшенном портике открывает выход на дорогу, окаймленную декоративными каменными тумбами и ве­дущую к стенам, окружающим собственно храм. Храм состоит из трех башен, выстроенных по прямой линии на одном фундаменте в форме буквы Т, высотой 90 м. Высота боковых башен 8,34 м, а средней 9,8 м, со сто­ронами оснований 1,8 и 1,9 м. Это, действительно, ми­ниатюрный храм.

Резьба храма, ложные двери, украшения фронтонов, ветвевидный орнамент странным образом напоминают некоторые памятники эпохи Возрождения, а мелкие де­тали скульптурных украшений фронтонов и перемычек — настоящее чудо. Эти брахманские скульпту­ры изображают классические сцены из легенды о Ши­ве, Вишну и Кришне. Некоторые скульптуры, представ­ляющие, в частности, бога-обезьяну Ханумана, выпол­нены с замечательным реализмом и почти совершенным искусством.

Ангкор Ват представляется нам циклопическим соо­ружением, подавляющим своей массой, величием пла­на и дерзостной высотой башен, однако в нем не хва­тает жизни и кажется, что здесь отсутствует душа; статуи, которые в нем находятся, выглядят неодушевлен­ными, будто они всего лишь музейные экспонаты. Со­всем другое впечатление оставляет Бантеай Срей: ка­жется, что жизнь лишь временно покинула его, статуи как бы живут. Боги, люди, животные продолжают в камне свою легендарную жизнь, апсары улыбаются по­сетителю как бы для того, чтобы удержать его в сво­ем зачарованном мире.

В плане политическом мы почти ничего не знаем о правлении Раджендравармана. Этот король продолжал борьбу против Тямпы, начатую Яшоварманом. Борьба эта в дальнейшем стала одним из постоянно действую­щих факторов внешней политики кхмеров и приобрела большое значение в последующие века. Однако во вре­мена Раджендравармана она сводилась к простым ка­рательным экспедициям и разграблению нескольких богатых святилищ. Надписи говорят, например, что во время одной из этих экспедиций кхмеры унесли с со­бой золотую статую из храма По Нагар, расположен­ного на месте современного Нхатранга,

Раджендраварман II умер в 968 г., получив посмерт­но имя Шивалоки. Его сын вступил на трон под именем Джаявармана V еще очень юным, поэтому воспитате­лем к нему был назначен строивший Бантеай Срей знаменитый брахман, возведенный в сан Камратенг ань Врах Гуру, что значит «очень уважаемый наставник». Учеба короля закончилась к 974 г., и он начал строи­тельство новой столицы — Джаендранагари, центр ко­торой был, как обычно, обозначен храмом королевской линги, «Золотой горой», или «Золотым рогом». Речь, вероятно, идет о Та Кео, сооружение которого было приостановлено вскоре после начала работы над орна­ментами, возможно, из-за смерти короля, который оста­вил нам только это сооружение. Храм интересен тем, что у него основание сложено из песчаника, тогда как в Пном Бакхенге храмы строились на естественном воз­вышении. Действительно, две нижние ступени образуют пьедестал, площадка которого является основанием для расположенных в шахматном порядке алтарей; это первое здание подобного типа.

Надписи прославляют красоту Джаявармана V, его храбрость, ум, доброту: «Как отец, обожаемый своими детьми, он осушил слезы своих страждущих поддан­ных». В действительности он, вероятно, прожил свою жизнь под опекой брахманов и придворных сановников. Он выдал свою сестру Индралакшми замуж за брах­мана; много брахманов во время его правления при­шло из Индии и основало в стране шиваитские святи­лища. Шиваизм оставался государственной религией, но терпимость, свойственная кхмерским правителям, не мешала развиваться в стране буддизму и строить буд­дийские святилища. Надписи говорят о том, что гос­подствующей формой оставался по-прежнему буддизм Большой колесницы, или Махаяпы. Учение его было связано со школой йогачары, или виджнанавадина, про­поведовавшей идеалистическое положение «существует только мысль» и учение о «пустоте», но отправление культа ограничивалось поклонением бодисатве Локешваре, которому были посвящены несколько храмов того времени.

Джаяварман V умер в 1001 г., после тридцатитрех­летнего правления, о котором фактически ничего не известно, кроме того, что при нем совершенно не было войн. Действительно, надписи этого периода, кстати, довольно многочисленные, сообщают только, какую роль играли правители, высшие сановники и брахманы в создании религиозных сооружений. Первые яркие сведения о жизни населения страны, его обычаях, ре­лигии можно найти лишь в мемуарах Чжоу Да-гуаня, посланника китайского императора в XIII в.

Что же касается королей, то мы почти ничего не знаем об их делах, как военных, так и мирных, об их правлении и личной жизни. Они представляются нам метафизическими образами, персонифицированными богами; королевская линга, помещенная в алтаре хра­ма-горы, заставила людей забыть о том, что бог-король тоже был человеком. После его смерти помнили не о человеке, не о хорошем или плохом правителе, о ко­тором подданные сожалели или которого ненавидели, а только о боге, посмертное имя которого определяло его место в раю.

Даже когда речь шла о правителях-вишнуитах или буддистах, статуи божеств имели гораздо меньше «бо­жественных» черт, чем личных черт правителей, брах­манов или высших сановников, персонифицированных в образе бога или бодисатвы, с которым они соединя­лись после смерти.

Управление королевством, по-видимому, было цели­ком в руках брахманов и высших сановников, родст­венников правителя или лиц, принадлежавших к коро­левской семье. В то же время были распространены браки между брахманами и кшатриями, кастой воинов и знатью.

Кхмерские произведения искусства X в. и грандиоз­ные памятники, о которых мы говорили, выполнены в стиле Бакхенг, Кох Кер и Бантеай Срей. Стиль Бакхенг относится к концу IX и первым годам X в. В этот период появляются большие храмы — горы из песчани­ка, построенные иногда на каменной ступенчатой пира­миде, покоящейся в свою очередь на естественном воз­вышении. Однако строительство алтарей из кирпича не было забыто: их перемычки украшены более мрач­ным орнаментом, а колонны — барельефами из круп­ных листьев. Настенные рельефы часто высечены в блоках из песчаника, вставленных в кирпичную сте­ну. В статуях, более религиозных по своему характеру, чем в предшествующих стилях Ролуоса и Кулена, осо­бенно заметна фронтальность. Среди главных храмов этого периода назовем Бакхенг, Пном Бок, Ином Кром и Баксей Тямкронг.

Для стиля Кох Кер, относящегося ко второй четвер­ти X в., характерны едва намеченные галереи вокруг внешних стен храма, которые превратились в длинные галереи в храмах позднейшего времени. Статуи еще очень высоки, но уже имеют несколько менее выражен­ный религиозный характер. Что касается стиля Бантеай Срея, относящегося ко второй половине X в., он замечателен богатством орнамента храмов. Статуи, помещенные в нишах, отличаются особой грацией и изяществом. Выражение их лиц более мягкое, губы полные, рот маленький. Главные памятники этого сти­ля: Восточный Мебон, Пре Руп, Бантеай Срей. Кхмер­ское искусство приближается к своему классическому периоду.

Глава   IV

СУРЬЯВАРМАН   I  И  ЭКСПАНСИЯ КАМБОДЖИ  НА  ЗАПАД

После смерти Джаявармана V наступил короткий период смут, в течение которого власть оспаривали три претендента, права которых были одинаково законны­ми. Эта борьба закончилась восшествием на престол Сурьявармана I, одного из великих кхмерских королей, основателя династии, правившей в Камбодже в течение всего XI в.

Прямой наследник Джаявармана V, его племянник Удаядитьяварман, взошел на престол в 1001 г., сразу же после смерти своего дяди. Только две надписи, до­шедшие до нас, упоминают о его царствовании, безус­ловно очень кратком, поскольку с 1003 г. другая над­пись говорит уже о новом правителе, воцарившемся с 1002 г. в Ангкоре под именем Джаявиравармана. Со­вершенно неизвестно происхождение этого правителя, а также обстоятельства, при которых он пришел к вла­сти, права, которые он выдвинул, и подробности его не­долгого царствования.

Ничего также не известно о дальнейшей судьбе Удаядитьявармана после того, как его соперник при­шел к власти и правил в Ангкоре с 1003 по 1006 г.; возможно, что оба монарха правили одновременно в различных местах, пока тот и другой не были устра­нены «третьим радующимся», который обосновался на востоке Камбоджи и вступил на трон Ангкора около 1010 г. под именем Сурьявармана I.

Он не принадлежал к законной ветви королей, и его можно считать узурпатором. Тем не менее он стре­мился обосновать законность своего царствования, воз­водя свое происхождение по материнской линии к Индраварману, что совершенно нельзя было проверить. Впрочем, его женитьба на принцессе Виралакшми, имя которой указывает на то, что она была вдовой Джаявиравармана, дала ему более или менее фиктив­ное родство с сыном Яшовармана. Это еще один при­мер того, как кхмерские короли стремились узаконить свое восшествие на престол, взяв в жены вдову своего предшественника.

Выбор Сурьяварманом имени после воцарения ука­зывает на то, что он связывал свое происхождение с солнечной династией (Сурья на санскрите — солнце), к которой считали себя принадлежащими правители Ченлы, возводившие свой род к отшельнику Камбу, тогда как правители Фунани, происходившие якобы от Каундиньи, считали себя принадлежавшими к лунной династии. Благодаря двойной линии родства Сурьяварман объединил бы в себе две династии, солнечную и лунную, если бы это соответствовало действительности.

На самом деле ничего подобного не было. Сурья-варман был малайского происхождения, на что указы­вает имя Камтван, происходящее от малайского «туан», которое употребляется по отношению к нему в двух надписях из Самбора и Кампонгтхома. Отцом его был король центрального района малайского полуострова, столицей которого был Нагара Шри Дхармараджа (Након Си Таммарат), современный Лигор; его отец завязал тесные связи с суматранскими правителями империи Шривиджая. Этот король простер свою власть на княжество Лаво (современный г. Лопбури), нахо­дившееся на Нижнем Менаме, в стране монов.

Об этом завоевании Лаво (Лопбури) отцом Сурья­вармана рассказывается в многочисленных хрониках

Чиенгмая, изданных на пали в XV—XVI вв.: «Король [страны] Харипунджая, называемый Атрасатака, напал на Лаво, где правил Укчиттханаккаватти. Когда оба правителя готовились к сражению, к Лаво подошел король Сиридхамманагара (Лигора) по имени Суджита с войсками и флотилией судов. Под угрозой неожи­данного нападения оба правителя бежали к Харипунджае. Укчиттханаккаватти прибыл туда первым, объявил себя королем и взял в жены жену своего про­тивника, который, сев на корабль, удалился на юг. Суджита, король Лигора, обосновался в Лаво в качест­ве правителя».

Взятие власти Сурьяварманом I описано в общих чертах следующим образом: «Он взял королевство у короля, среди толпы других королей». Это, однако, произошло не без затруднений; согласно некоторым надписям, борьба длилась девять лет. Сурьявармап обосновался на плато Корат, рядом с Лопбури, к севе­ро-западу от Ангкора, и только в 1006 г. ему удалось захватить Ангкор. Дата восшествия на престол уста­новлена около 1010 г., хотя он стремился доказать, что это произошло в 1002 г., чтобы узаконить свое правле­ние, связав его с концом царствования Удаядитьявармана.

Как бы то ни было, но тот факт, что на троне Анг­кора воцарился Сурьяварман I, привел к значительно­му территориальному увеличению империи кхмеров, поскольку король принес с собой наследство отца: часть малайского полуострова, более или менее зави­симого от суматранской империи Шривнджаев, и Ниж­ний Менам, район, где в течение долгого времени су­ществовало монское королевство Дваравати. Значение этого наследства было не только в территориальных приращениях. Империя Шривиджаев и королевство Дваравати представляли собой два самых важных оча­га буддийской культуры во Внешней Индии. Глубоко верующий человек, Сурьявармап, первый кхмерский король-буддист, превратил веру своих отцов в государ­ственную религию своего нового королевства; он со­действовал большому подъему религиозных чувств в стране, что проявилось в кхмерской архитектуре XI в.

Религиозность, однако, не мешала Сурьяварману совершать завоевательные походы. В его царствование кхмерское королевство было значительно расширено Приращения земель за счет наследства, подтверждае­мого надписями на монском языке VIII в., найденными на Нижнем Менаме, показались ему недостаточными, и он сосредоточил усилия на расширении территории королевства в северо-западном направлении.

Первым объектом он наметил королевство Хари­пунджая, созданное монскими правителями Дваравати, далеко к северу от Лопбури и бассейна Менама, в районе современного Чиенгмая на севере Таиланда. Кажется, эта попытка, если верить вышеприведенным хроникам Чиенгмая, закончилась неудачей: «По про­шествии трех лет сын Суджиты, Камбоджараджа, при­шел прогнать Укчиттханаккаватти в Харипунджаю, но потерпел поражение и должен был вернуться в свою столицу». Этим сыном царя Лигора был, несом­ненно, Сурьяварман I, как на это достаточно ясно ука­зывает наименование «Камбоджараджа» — король Кам­боджи. Адитьяраджа, новый правитель Харипунджаи, несколько позднее осуществил контрнападение на кхмерские владения в бассейне Менама, в районе Лопбури, но оно было отражено Сурьяварманом. Стра­на осталась во владении кхмеров до XII в., когда была захвачена тайцами.

Традиционная борьба между Камбоджей и Тямпой, по-видимому, была прекращена во время правления Сурьявармана I, ибо он счел более правильным уста­новить с Тямпой, а затем и с Китаем длительный союз, чтобы противостоять растущей угрозе со стороны Дай Ко Вьет, новой вьетнамской империи.

Значительное расширение владений, достигнутое кхмерским королевством при Сурьявармане I, под­тверждается заслуживающими доверия документами. Согласно некоторым местным хроникам, владения Кам­боджи простирались на весь бассейн Менама и Ме­конга до Чиенгсена; в действительности они, вероятно, не заходили далее Луангпрабанга на Меконге, совре­менной столицы Лаоса, и Сукотай Саванкалока на Менаме. Во всяком случае, это те границы, в которых найдены кхмерские памятники.

Такой большой империей трудно было управлять, тем более что недавно завоеванные районы не были еще окончательно умиротворены. Весь северо-запад страны был опустошен войнами, там часто вспыхивали волнения, особенно в районе Араньи, где мятежники уничтожали статуи и памятники. Действуя мудро и энергично, Сурьяварман сумел восстановить разрушен­ное войной, установить порядок и дать жителям мир и спокойствие.

Управление страной при Сурьявармане I неуклонно улучшалось в традициях его предшественников; прави­тель сохранил ранее существовавшую иерархию и по­сты сановников как в столице, так и в провинциях, но установил для всех торжественную церемонию при­несения присяги. Текст ее, высеченный на воротах сто­лицы, касается «четырех тысяч царей, принцев и са­новников». Эта присяга приносилась после того, как был зажжен огонь и внесены священные реликвии. Она заканчивалась ужасным проклятием для тех, кто ее нарушит: «Если мы не будем в точности соблюдать эту клятву, да будем мы тогда возрождаться в три­дцать втором аду до тех пор, пока существуют луна и солнце!»

До того как обосноваться с двором в Ангкоре, Сурьяварман I некоторое время жил в Прах Кхане Кампонгсвая (не смешивать с гораздо более поздним Прах Кханом Ангкора). Горячий последователь буд­дизма, король тем не менее сохранил официальные культы, учрежденные его предшественниками-шиваитами, и, как говорит надпись в Сдок Как Тхоме, «во вре­мя его правления члены семьи священнослужителей из Давараджи по-прежнему отправляли культ бога-коро­ля». Таким образом, он, как и раньше, оставил испол­нять их функции всех религиозных должностных лиц и служителей культа королевской линги. В одной из семей священнослужителей он выбрал, чтобы сделать его первым лицом в королевстве с титулом Камстенг Шри Джоендрапандита, молодого брахмана Садашиву, племянника великого жреца Шивагарьи, дав ему в же­ны одну из своячениц.

Многочисленные памятники, воздвигнутые в правле­ние Сурьявармана, свидетельствуют о терпимости этого короля-буддиста, ибо многие из этих памятников явля­ются дарами брахманов, занимавших высокие посты при дворе. Король завершил строительство храмов Пхименеакас и Такео, из которых первый был начат при Раджендравармане, а второй при Джаявармане V, причем оба храма шиваитские. В королевском дворце в Ангкор Тхоме он пристроил ограду и два входных павильона, а также построил два небольших павиль­она в северном и южном Клеанге, чтобы там останав­ливались прибывающие с визитом принцы и сановни­ки. В Дангреке он перестроил по новому плану Прах Вихеар, в провинции Такео — храм Пном Чизор, в про­винции Баттамбанг—Пном Басет, не говоря уже о его первой временной столице Прах Кхан в Кампонгсвае.

Можно было бы удивляться тому, что буддист Сурьяварман строил только шиваитские памятники. Однако это указывает на его уважение к традицион­ным культам, которое он проявил, сохранив шиваизму с его культом королевской линги преимущества государ­ственной религии. Но, кроме того, это происходило, по-видимому, и потому, что буддизм в это время еще не стал популярным в народе и оставался религией избранных. Иное дело было в провинциях, недавно присоединенных к кхмерскому королевству. Нам хоро­шо известна религиозная ситуация в районе Лаво (Лопбури) благодаря надписям 1022—1025 гг. Одна из этих надписей вишнуитская. Другая указывает, что в правление Сурьявармана «существовали бок о бок в Лаво монахи, принадлежащие к двум школам буд­дизма (Махаяне и Хинаяне), и брахманы, занимаю­щиеся упражнениями йоги (тапасви йога)». «Короче говоря, данные эпиграфики сообщают, что в районе Лаво существовали различные религии, исповедуемые в кхмерской империи, и эти религии имели там своих служителей и святилища. Однако преобладание в Лоп­бури буддийских памятников и изображений доказы­вает, что даже при кхмерском господстве буддизм там сохранил такое же значение, как во времена королев­ства Дваравати»[6].

После смерти Сурьявармана в 1050 г. осталось про­цветающее королевство, более обширное и прочное, чем когда-либо, королевство, где все религии уживались в гармоническом единстве. Посмертное имя короля — Нирванапада — последнее доказательство его буддий­ского вероисповедания. Он оставил двух сыновей, кото­рые один за другим сменили его на троне.

Удаядитьяварман был еще совсем молодым челове­ком, когда пришел к власти. Несколько лет он оста­вался под опекой знаменитого Джаендрапандита, воз­вышенного Сурьяварманом. Бывший жрец бога-короля был не только гуру, но одновременно и дядей юного государя, поскольку он женился благодаря королю-по­кровителю на сестре королевы Виралакшми. Удая­дитьяварман II полностью доверял ему и возвысил его, дав ему почти королевский титул Дхули Дженг Врах Камратенг ань шри Джаендраварман.

Могущественный жрец сумел убедить своего царст­венного воспитанника, что храм-гора, построенный его предками для королевской линги, недостоин его. «По­добно тому, как среди Джамбудвипы, обители богов, возвышается Золотая гора Меру, Удаядитьяварман приказал выстроить, как бы соперничая с ней, золотую гору. В золотом храме, блистающем небесным светом и являющемся украшением трех миров, он воздвиг зо­лотую шивалингу». Это был Бапхуон. И нужно при­знать, что этот храм, возвышавшийся над дворцовой площадью, благодаря гармонии своих частей и красоте украшений стал одним из самых прекрасных памятни­ков кхмерского искусства. Его расположение не в цент­ре, а около террасы слонов теперь несколько лишает храм прежнего величия, но в то время он, очевидно, занимал центральную часть королевского города, пред­ставляя промежуточную ступень между первым Ангкором, с центром в Бакхенге, и столицей Джаявармана VII, с центром в Байоне.

Заботясь, как и большинство великих кхмерских королей, о водоснабжении, Удаядитьяварман II вы­строил громадный бассейн — Западный Барай для того, чтобы заменить начавший высыхать Восточный Барай Яшовармана. Новый бассейн имел 8 км в длину и 2,2 км в ширину. Чтобы ни в чем не отставать от своего предшественника, юный правитель приказал вы­строить в центре бассейна храм Западный Мебон, во всем подобный Восточному Мебону и расположенный также на небольшом острове.

Рядом с этим храмом были найдены части гигант­ской бронзовой статуи спящего Вишну. Размеры этой статуи делают ее уникальным памятником кхмерского искусства. Возможно, именно об этой статуе говорил китайский путешественник Чжоу Да-гуань, упоминая о «спящем бронзовом Будде, из пупка которого непре­рывно течет вода». Позади колодца, где были найдены голова и часть тела статуи, действительно находился бассейн в виде квадрата со стороной 2 м, облицован­ный песчаником.

Удаядитьяварман II, король, который «радовал сердца», по всей вероятности, был прежде всего ху­дожником, образованным человеком. Надписи изобра­жают его «наделенным всякого рода знаниями — наук, грамматики, права.., а также искусств и ремесел и другими». Тем не менее в его царствование происхо­дила серьезная внешняя и внутренняя борьба.

Централизация королевства Сурьявармана еще не была закончена. Мятежи, которые начались при его правлении в провинциях, недавно присоединенных к кхмерской империи, продолжались; молодость нового правителя казалась мятежникам прекрасной возмож­ностью возобновить борьбу в надежде захватить власть. Первый мятеж разразился в 1051 г., спустя лишь год после воцарения Удаядитьявармана II. Юг страны находился в то время под владычеством неко­его Аравиндахрада, «великолепно постигшего искусство стрельбы из лука, вождя армии героев, который в южном районе твердо держал в своих руках полови­ну земли». Тем не менее этот грозный воин был после ожесточенной борьбы разбит предводителем королев­ских войск Санграмой. О подвигах, своих и вражеских, в эпическом стиле рассказал сам Сантрама на стеле у подножия Бапхуона, поставленного в честь королев­ской линги, хранителем которой был этот храм.

Побежденный Аравиндахрада бежал в город Тямпу, и королевство обрело мир и спокойствие на четырна­дцать лет. Затем вспыхнули два новых мятежа, первый в 1065 г. на северо-западе королевства. «Ловкий люби­мец короля, доблестный воин по имени Камвау, кото­рого король сделал предводителем своих войск, ослеп­ленный собственным величием и замыслив в своем сердце уничтожить того, кому он обязан был своим величием, вышел из города во главе войска». В сраже­нии Санграма был ранен, но вождь мятежников погиб, пронзенный тремя стрелами. Однако новые мятежи не заставили себя ждать. Они разразились на востоке, спровоцированные тремя честолюбивыми военачальни­ками: Сашантибхуваной, Слватом и его младшим братом Сиддхикарой. Не столь грозные, эти волнения были быстро подавлены Санграмой. Чтобы отметить свои победы, благочестивый военачальник соорудил несколько храмов в честь богов, которые ему покрови­тельствовали.

Правление Удаядитьявармана II отмечено также началом тяжелых войн с Тямпой, которые достигли высшего накала при его преемниках.

По-видимому, Удаядитьяварман II не был женат, во всяком случае, у него не было детей. После его смерти в 1066 г. ему наследовал брат под именем Харшавармана III, который получил в наследство меж­доусобные войны, начавшиеся в правление старшего брата. Задачи нового правителя состояли в том, чтобы залечить раны королевства, восстановить храмы и па­мятники, разрушенные или пришедшие в негодность, и постараться создать условия для процветания стра­ны. Однако внешние войны помешали ему полностью осуществить программу мирного строительства.

В Тямпе, на которую в начале XI в. совершал успешные нападения Вьетнам, пришла к власти новая династия. Ее первый правитель Хариварман IV, отбив нападение Вьетнама, решил напасть на кхмеров, чтобы отомстить им за поражение своих предшественников и, кстати, захватить часть их территории. В 1074 г. он напал на Камбоджу и вначале достиг успеха. Он за­владел Сомешварой и взял в плен принца Шри Нандавармадеву, который стоял во главе кхмерской армии. Во время этого похода принц Панг, младший брат короля Тямпы, сумел даже взять город Шамбхупуру (современный Самбор) на Меконге. Сровняв с землей все святилища в городе, Панг взял в плен и увел в тямский город Мисон всех кхмеров, которые при этих святилищах состояли. Он их распределил в качестве рабов между жрецами главных храмов.

Однако ни кхмеры, ни жители Тямпы, по-видимому, особой ненависти друг к другу из-за этих «инцидентов» не испытывали, ибо в скором времени они вместе вы­ступили против общего врага — вьетнамцев. В 1076 г. китайцы, обеспокоенные быстрым возвышением своих бывших вассалов, вовлекли тямов и кхмеров в войну. В то время как китайские войска шли к Ханою через Лангшон, войска Тямпы и кхмеров шли к столице Вьетнама с юга, захватив Пгсан, современный Винь, в бассейне Сонгка. Кампания для «союзников» окончи­лась плохо — китайцы потерпели поражение, а кхмер­ские войска, оторванные от своих баз, были вынужде­ны отступить, понеся тяжелые потери.

О последних годах правления Харшавармана III почти ничего не известно. Осталось только одно — его посмертное имя — Садашивапада, которое указывает на то, что он наверняка был шиваит. Мы не знаем, кто сменил его на троне Ангкора и царствовал в 1108— 1113 гг.: их бледные тени были стерты после того, как на троне появился Джаявармап VI, основатель новой династии, которая правила в Камбодже в течение мно­гих веков и дала стране двух самых великих кхмерских правителей: Сурьявармана II и Джаявармана VII.

Кхмерское искусство XI в. принадлежит к двум важным стилям — Кхлеанг и Бапхуон, соответствую­щих первый — правлению Сурьявармана I, второй — правлениям Удаядитьявармана II и Харшавармана III.

Стиль Кхлеанг представлен двумя небольшими свя­тилищами того же названия, Пхименеакасом, Такео, гопурами королевского дворца, Прах Вихеаром и Пном Чизором. Архитектура достигла уже совершенства классического кхмерского стиля. Основой строения теперь стала высокая ступенчатая пирамида, окружен­ная концентрическими оградами, вокруг ступеней идут галереи, крытые плитами из песчаника. На обширной площадке, образующей вершину пирамиды, высятся пять башен, с этого времени сооружаемых целиком из камня. В оградах, которые окружают пирамиду, вы­строены павильоны, или гопуры, в виде креста.

Перекладины имеют гораздо меньше украшений, чем в стиле Бантеай Срей, но по-прежнему орнамен­том является листва, причем в центре обычно изобра­жается голова макары. Колонны имеют обычную фор­му восьмигранника, и каждая сторона украшена мел­кой листвой. Менее религиозные по духу скульптурные изображения имеют более грациозные, изящные фор­мы, их лица улыбаются, предвещая появление стиля Байон.

Стиль Бапхуон представлен только двумя больши­ми ансамблями Бапхуона и Западного Мебона, но эти памятники имеют первостепенное значение. В Бапхуо-не, например, храм-гора достигает колоссальных раз­меров. Выстроенный на искусственном земляном хол- ме, храм имеет протяженность 120 м с запада на во­сток и 100 м с севера на юг. Время, однако, лишило его значительной части былого величия. Форма гале­рей более не эволюционирует; здесь они соединяют между собой все башни. В их центральной части по­ставлены столбы, разделяющие их на два параллель­ных нефа.

Перекладины часто украшены различными сценка­ми; иногда в центре помещают маску макары, окру­женную ветвевидным орнаментом. Новое в украшении Бапхуона заключается в небольших барельефах, пред­ставляющих сцены из «Рамаяны» и «Махабхараты». Они расположены на внешних стенах по бокам дверей. Статуи полностью утратили фронтальный и стилизо­ванный характер предшествующей эпохи; этнические типы изображаемых людей ярко выражены, изящество исполнения напоминает лучшие скульптуры Бантеай Срея; тонкие фигуры с грациозными жестами иногда несколько вычурны. Мы уже говорили о прекрасной бронзовой скульптуре, найденной около Западного Ме-бона; от нее остались только бюст и голова, причем у последней утрачена диадема и головной убор, но этот спящий Вишну являет нам дивный образ с добрым лицом, излучающим мир и величие.

[1] На Востоке насчитывают пять стран света: Север, Юг, Запад, Восток и пятая — Центр.

[2] Ноги скрещены и подогнуты под сидящего.

[3] Смысл этой мистической фразы обычно объясняется так: ом — это аум, символизирующий буддийскую троицу; мани падме — санскритское выражение, означающее «жемчужина в лотосе», что можно понимать по-разному: Будда в мире и т. д.; хум — магиче­ское обращение, изгоняющее демонов.

[4] Санскритское название индусской троицы.

[5] ⁵ Чок Гаргьяр — в переводе со старокхмерского «Озеро де­ревьев коки». Дерево коки (hореа оdоrata) — большое дерево, очень твердое, употребляемое для строительства. (Прим. перев.)

[6] G. Coedes, Inscriptions du Siam.