Глава 2

ЮГО-ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА В СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЕ ОСМАНСКОЙ ИМПЕРИИ

§ 1. Социально-экономическое, внутриполитическое, этнодемографическое развитие европейских владений империи

К периоду правления Мехмеда II главной опорой султанской власти стала та прослойка османского феодального класса, которая была связана с тимарной системой. Своего наивысшего и наиболее четкого развития эта система достигла на завоеванных османами землях Западной Анатолии и особенно в Румелии, т. е. на европей­ских территориях империи. В первые века складывания османского государства (XIV—XV вв.) именно эти районы определяли уровень развития социальных отношений в стране. В Анатолии тормозящее влияние на развитие социальных отношений османского общества оказывали кочевничество и те раннефеодальные формы организации общества, которые возникали при массовом переходе кочевников к оседлости. В Румелии же стало возможным ускоренное феодаль­ное развитие ¹.

Характерной чертой османского феодального развития было активное участие государства в формировании нового феодального класса. Это стало возможным благодаря широкому использованию тех рентных отношений, которые сложились в завоеванных осма­нами областях задолго до османского завоевания. Тимарная система формировалась на уже готовой, ранее существовавшей рентной основе.

В османских источниках все виды земельных пожалований носят общее название «тимар», применяемое как обобщающий термин и к зеаметам, и к хаосам, и к другим типам феодальных пожалований, возникавших позднее. Этим общим термином подчеркивалось, что между ними было что-то общее. Действительно, общим было то, что все эти земельные пожалования были получены от государства и, что принципиально важно, не утрачивали с ним связи. Та или иная степень контроля государства за хозяйственной эксплуатацией вла­дения и взаимоотношениями владельца с подвластным ему крестьян­ством сохранялась в течение всего периода существования тимарной системы. Термин «тимар» употребляется, однако, и в узком значе­нии — как название небольшого земельного пожалования воину-кавалеристу, участнику феодального ополчения (сипахи). В нашем дальнейшем изложении термин «тимар» будет использоваться именно в этом узком смысле. Обобщающее же выражение «тимарная система» нами употребляется, как и рядом других исследователей ² в послед­ние годы, для общего обозначения того типа феодальных отношений, который сложился в стране и стал основой османской государст­венности.

Главной отличительной чертой тимарной системы было длитель­ное существование разнотипных феодальных владений. При этом, во-первых, возрастала роль государства как единственной силы, спо­собной интегрировать их в единую социальную структуру, а во-вто­рых, у государственной власти отсутствовало стремление к унифика­ции этих владений и даже, более того, именно разнотипность их, а потому и отсутствие единства между связанными с ними различ­ными группировками господствующего класса делали возможным само существование сильной государственной власти.

В ходе завоевания Балканского полуострова османские беи, как и другие действовавшие на первых порах самостоятельно беи-завое­ватели, захватывая земли, считали их своей собственностью. Позд­нее, подчинившись османам, беи-завоеватели формально сохранили свои владения, однако очень скоро наследники этих беев начали в массовом порядке передавать их в вакф, т. е. в распоряжение каких-либо религиозных учреждений, сохранив за своим родом как учре­дителем вакфа определенные отчисления, составлявшие обычно по османо-шариатской традиции 20% дохода, получаемого с пожерт­вованного в вакф имущества ³. Очевидно, передача земель в вакф была вынужденной мерой, позволявшей жертвователям защитить себя и своих наследников от произвола султанов. Как управители вакфов представители таких бейских фамилий, как Эвренос-огуллары, Малкоч-огуллары, Чандарлы и др., упоминаются в османских документах в течение нескольких веков.

Некоторые выходцы из этих родов, сохранившие авторитет и материальный достаток, с конца XVII в. начинают снова возвы­шаться на фоне рушившейся тогда тимарной системы. Однако в пе­риод ее господства они отходят на второй план.

Массовое жалование тимаров разного типа стало возможным по­тому, что, кроме вакуфных, все остальные земли были объявлены землей султана (эмира, т. е. военного предводителя). Назывались эти земли «араз-и эмирие», или сокращенно «мири». Юридический статус их был иным, чем статус земель, принятый в других ислам­ских государствах ⁴. В середине XVI в. об этом неоднократно заяв­лялось в многочисленных фетвах шейх уль-исламов * (* Фетва — это опирающееся на шариат (мусульманское право) заключение по тому или иному спорному вопросу, выносимое муфтием (мусульманским бо­гословом). Главным муфтием мусульманской общины империи был шейх уль-ислам.). Согласно фетвам муфтиев Абуссууда и Кемаль-паши-заде, это были земли, которые во время завоевания не были поделены как военная добыча. Право контроля за ними получила государственная казна. Именно она предоставляла их в пользование, но не на правах собственности, а лишь в аренду или временное владение. Их нельзя было продавать, закладывать, жертвовать в вакф ⁵. Характерно, что это положение касалось как крестьянства, облагавшегося податями за пользование землей, так и сипахи, которому шли эти подати.

Право собирать подати — это было то главное, на чем базирова­лась тимарная система и что лежало в основе социального деления османского общества. Аграрное налогообложение, по мнению турец­ких историков, было моделировано османами по византийскому образцу: византийские традиции прослеживаются, в частности, в том, как определялись объекты налогообложения, в уровне налогообложения, даже в терминологии ⁶. После включения в со­став своего государства того или иного района османские власти проводили перепись земли и населения. В этих переписях они фик­сировали населенные пункты и хозяйства, существовавший там уровень налогообложения, способы и формы изъятия налогов. Мате­риалы этих переписей в дальнейшем брались за основу издававшихся османскими властями местных законоположений ⁷, которые, по сути дела, являлись лишь законодательным закреплением существовав­шего ранее налогообложения. Причем сохранялась даже специфика налогообложения разных районов ⁸. Предоставляя владение сипахи и выделив ему из всей массы налогов строго определенную квоту, османские власти сводили его роль к функции надсмотрщика за под­держанием сложившегося ранее уровня ведения хозяйства и налого­обложения.

Усвоив византийско-балканские традиции, османы придали своей системе налогообложения общемусульманскую форму, разделив все налоги на две группы.

Первая — это так называемые шариатские или законные налоги (рюсум-и шерийе), состоявшие из собираемых с мусульман налогов с земли и различного имущества (ушра или ашара и зекята) и нало­гов с немусульман — хараджа (более высокого, чем с мусульман налога с земли и урожая) и джизье (подушной подати). На основа­нии этих четырех законных Аналогов постепенно вырастала целая система всевозможных податей, имевших различные названия (всего их насчитывалось до 80).

Вторая группа налогов включала так называемые текалиф-и урфийе, т. е. налоги, собираемые в соответствии с обычаями и тра­дициями (в разных местах и разное время их насчитывалось до 97 названий) ⁹.

По подсчетам болгарской исследовательницы В. П. Мутафчиевой, для балканских районов соотношение денежных и натуральных сборов в XV в. составляло 50,2 и 49,8%. В следующем столетии оно увеличилось в пользу денежной ренты (60 : 40). Отработочная рента была незначительной и уже ко второй половине XV в. была полно­стью заменена денежной рентой ¹⁰. Разумеется, приведенные выше данные свидетельствуют о значительном распространении в стране товарно-денежных отношений. Однако коммутация ренты была лишь временным и частным явлением ¹¹, связанным с такими особенностями османской феодальной системы XV—XVI вв., как частое отсутствие феодала в своих владениях, объясняемое почти непре­рывными войнами, нераспространенность обособленного личного хозяйства феодала, трудности для рядового представителя класса феодалов использовать натуральные формы ренты и пр. ¹² Для крестьянства денежная форма ренты означала не столько развитие то­варности хозяйства, сколько усиление его зависимости от ростов­щиков.

В султанских реестрах и жалованных грамотах размеры тимара и других видов земельных пожалований обычно оцениваются не по размеру земельной собственности и не по количеству подвластного крестьянства, а денежной суммой его дохода, означающей величину отчислений от государственных налогов в пользу феодального вла­детеля. Причем эти отчисления бывали как в натуральной, так и в денежной форме. Оценка же всегда была лишь денежная. Она означала попытку строгой регламентации доходов владетеля.

Во всех законодательных актах Османской империи, начиная с кодексов Мехмеда II, присутствует деление общества на две группы: военных (аскери), которые были освобождены от налогов и не при­нимали непосредственного участия в производстве, и податное сословие — реайя¹³. Аскери представляли собой некую господствую­щую общность завоевателей, среди которой еще продолжался про­цесс социального расслоения. Некоторые группы османского насе­ления, первоначально относившиеся к аскери, теряли этот статус. Так, происходило, например, с яя и мюселлемами. Их военные ко­мандиры становились тимариотами. Рядовые же члены их подразде­лений, называемых в османских источниках племенами, обрабаты­вали в мирное время свои наделы и были освобождены от налогов. Постепенно они были переведены на такой режим, что стали ходить в походы по очереди, а затем и совсем были отстранены от военной службы. Отдельные группы этих бывших военных уже в период Сулеймана I Законодателя (1520—1566) были записаны как райаты.

Среди аскери существовало деление на «людей меча» и «людей пера» * (* Такое деление восходило к общемусульманскому делению на четыре сосло­вия: 1) люди меча, 2) люди пера, 3) торговцы и ремесленники, 4) земледельцы. В османском обществе сохранилось представление об этом делении, но в более приниженном положении, чем в других мусульманских странах, находились ремесленники и торговцы.). К последним относились различные категории улемов и кадиев, а также чиновники финансового ведомства¹⁵. Хотя по своим функциям эти категории османского общества далеки от воен­ных, они к ним приравнивались и в социальном плане включались в категорию аскери. Подобное деление общества еще раз подчерки­вало военный характер Османского государства. Законодательные положения о тимарах вырабатывались и уточнялись с начала XIV в., а окончательно были зафиксированы при Сулеймане I Законодателе. Они точно определяли доход, который мог получить сипахи с пожалованного ему участка. Обязанности же его состояли в том, чтобы жить в санджаке, где находился тимар, и в зависимости от дохода с предоставленного ему тимара выставлять строго определенное число воинов-джебелю и слуг-гулямов, с которыми вместе он обязан был идти в поход. Командиры отрядов конного ополчения имели в качестве кормления зеамет. Все отряды одного санджака собира­лись под командованием санждакбея и т. п. Санджакбеи и бейлер-беи были одновременно гражданскими правителями и командирами войск феодального ополчения.

Сипахи также выполняли определенные военно-организационные функции: надзор за состоянием земельного фонда, обработкой земли, регулярным поступлением налога с каждого крестьянина, наследо­ванием земли крестьянами и т. п. Иначе говоря, на местах тимариоты и займы выступали как чиновники местного государственного ап­парата. Это, однако, не исключало их из среды феодального класса, как утверждают некоторые турецкие ученые, поскольку материаль­ной основой их благосостояния служила рента — налог, взимаемый ими с подвластного крестьянства. Рентой сипахи являлась часть государственного налога, которую он мог собирать в свою пользу. Кроме того, с того же владения определенные налоги про­должали взиматься государственными чиновниками в пользу казны.

Правильность взимания налогов и их размер определялись ка­диями, они же следили за тем, чтобы доля сипахи не превышала определенных законом размеров, и выполняли некоторые хозяйст­венно-организационные функции, оказывавшиеся не под силу сипа­хи ¹⁶. Часть доходов с владения сипахи-тимариота шла в пользу санджакбея и бейлербея, которым он был подчинен ¹⁷. Иначе говоря, как по военной, так и по налоговой линии имело место определенное соподчинение мелких тимариотов своим военно-административным начальникам, складывалась своеобразная феодальная иерархия ¹⁸.

Государство, даже при условии выполнения тимариотами всех обязанностей, сохраняло за собой право контроля за владением сипахи. Кроме налоговой сферы, это касалось прежде всего насле­дования тимара. Сыну передавалось не все отцовское владение, а лишь так называемый кылыдж-тимар и кылыдж-зеамет, т. е. ми­нимальный размер владения, положенного за участие в феодальном ополчении того количества всадников, которое за владением было записано. В разных эйялетах размер кылыджа был определен по-разному. Суть же принципа наследования состояла в том, что земли сверх кылыджа, полученные за какие-либо заслуги либо в резуль­тате распашки каких-то новых территорий, составляли ненаследуемую, особую часть. Это законоположение ограничивало пределы роста земельных владений сипахи, государство постоянно возвра­щало себе часть земельного фонда для новых раздач.

Тимары по своему происхождению восходят к сельджукскому икта и византийской пронии. С развитой византийской пронией тимар сближает его наследственный характер. Однако пути эволю­ции этих институтов оказались разными. Прония очень быстро эволюционировала в безусловную феодальную собственность. Тимар же, существуя при строгом контроле и регламентации султанской власти, не сумел перерасти свои условные рамки. Даже заимы, являвшиеся военачальниками сипахийского ополчения и получав­шие в кормление однотипные тимарам, но более крупные пожалова­ния — зеаметы, не становились безусловными собственниками своих владений. Среди них были очень частые передвижения из одного зеамета в другой, что уменьшало их связи с конкретными земель­ными владениями. В этом они приближались к другой категории османского господствующего класса — чиновникам центрального управления.

С 1375 г. везирам и ближайшим султанским родственникам, привлекаемым к государственному управлению, стали предостав­ляться хассы, а несколько позже чиновникам следующих за везирами рангов стали жаловать арпалыки. Размеры этих земельных пожа­лований намного превышали размеры тимаров и зеаметов ¹⁹, но они не передавались по наследству, были связаны лишь с определенной чиновнической должностью и утрачивались с прекращением службы или переходом на другую должность²⁰.

Во владениях сипахи-тимариотов и высших чиновников, полу­чавших хассы и арпалыки, устанавливались различные отношения владельцев и податного населения. Чиновничество было меньше свя­зано со своими владениями, выступало исключительно как ренто-получатель, часто к тому же отдавая свои владения на откуп или поручая управление ими своим уполномоченным. Тимариоты и в ка­кой-то мере займы также являлись рентополучателями, но выступа­ли в то же время и как представители местной администрации. У них устанавливались более тесные отношения с крестьянством, в их вла­дениях возникал другой тип хозяйствования. Их разнотипность делала различными и пути их дальнейшей эволюции, и судьбы тех слоев господствующего класса, которые были с ними связаны. Сул­танское же правительство, используя противоречия между этими-слоями, получило возможность усиливать свою деспотическую власть.

В своем дальнейшем развитии тимариоты и займы, естественно, стремились усилить хозяйственную эксплуатацию своих владений и тем преодолеть мешающую их росту государственную регламента­цию. Однако они не смогли одолеть поставленные на пути их разви­тия препоны. Государство же в этих условиях начинает активнее передавать землю в руки чиновничества, постепенно сужая сферу материального обеспечения сипахийско-тимариотской части фео­дального класса. Как и яя и муселлемы в XVI в., сипахи-тимариоты в XVII—XVIII вв. постепенно вытесняются с исторической арены»

Усложнялась государственная структура империи. До середины XV в. существовало лишь два бейлербейлика (Анадолу и Румели), а на границах империи располагались вассальные государства и независимые бейские владения. Затем вновь захваченные террито­рии султанские власти начали сразу ставить под контроль провин­циальной администрации, формируя новые санджаки. Некоторые из них, наиболее важные в стратегическом отношении, а также самосто-ятельные области в Анатолии выделялись в новые бейлербейства. Так были созданы бейлербейства Рум (центр — Амасья и Сивас) в 1413 г., Караман (центр Конья) в 1468—1512 гг., Диярбакыр в 1515 г. и т. д. Босния, которая с 1463 г. считалась санджаком бейлер­бейства Румели, была в 1580 г. выделена в специальный бейлербейлик, на который была возложена подготовка к наступлению против Австрии. В XVI в. специальными бейлербействами стали Каффа в Крыму (1568) и Чилдыр (1578) в Закавказье, как особый военный плацдарм в Северо-Западном Причерноморье был выделен санджак Озю. Формирование административной структуры империи соверша­лось постепенно. К концу правления Сулеймана I Законодателя (1566) в стране насчитывалось уже 16 бейлербейликов. С 1590 г. их начали называть эйялетами ²¹.

Тимарный режим был введен далеко не во всех областях, а лишь в европейских владениях империи, в Малой Азии и на некоторых примыкающих к ней арабских и закавказских территориях, частично на Кипре и островах Эгейского архипелага. В турецких источниках эти районы называются «эйялеты с хассами». Все эти территории в той или иной степени были затронуты турецко-мусульманской ко­лонизацией и связанной с нею перестройкой сложившейся ранее социальной структуры.

Кроме «эйялетов с хассами», существовали «эйялеты с сальяне», откуда султанское правительство получало дань (сальяне), держало там гарнизоны войск капыкулу (главным образом янычар), посылало туда своих наместников, но не подвергало преобразованию старую, сложившуюся здесь структуру социальных отношений. К этой категории эйялетов относились основные арабские территории. Кроме того, в систему империи входили Дунайские княжества, сохраняв­шие государственную автономию с условием уплаты дани и утвер­ждения Портой господарей. Имелись также хюккметы ряда беев курдских и арабских племен, полностью независимые в своих вла­дениях, но признававшие османское верховенство, а также зависимые лишь в административном отношении владения шерифов Мекки и крымских ханов ²². Разумеется, вхождение в единое государство, а для многих этих областей и уплата значительной дани не могли не оказывать определенного влияния на их развитие и некоторую трансформацию их социальной структуры, однако это уже были побочные процессы османского владычества. Первоначально же их социальная структура слому и преобразованию не подвергалась.

В XVI в., в Период наибольшего и бурного территориального роста, османские власти даже в «эйялетах с хассами» допускали определенное отступление от классического османского тимарного образца, что знаменовало собой неспособность османского общества переварить и преобразовать столь огромные приобретения. Так, в Боснии и Восточной Анатолии появляются юрдлуки и оджаклыки. Между этими категориями феодальных владений в разных районах империи были некоторые различия. Общее же состояло в том, что при их создании османское правительство стремилось привлечь на свою сторону представителей доосманского правящего класса этих земель, а потому сохраняло за ними большие права распоряжаться землей и подвластным крестьянством. Все юрдлуки и оджаклыки считались родовой собственностью и без каких-либо ограничений передавались по наследству. Эти султанские пожалования мень­ше, чем какие-либо другие, подвергались государственному конт­ролю ²³.

С введением этого вида феодальных пожалований начала форми­роваться еще одна группа османского феодального класса, происхо­дило усложнение социальной структуры османского общества.

Продолжали совершенствоваться органы центральной власти, которые распадались на три независимые, не подчиняющиеся друг другу системы управления: военно-административное управление (от тимариотов через санджакбея и бейлербея — к великому везиру), судебно-религиозная система, включавшая судей-кадиев на местах и через кадиаскеров подчиненная шейх уль-исламу, и, на­конец, финансовое управление, находившееся в ведении дефтердара. Функции между этими системами управления разделялись. Напри­мер, кадий выносил решение, а заставить его выполнить мог лишь бейлербей. Но в то же время все они были самостоятельными в своих сферах деятельности и имели прямые связи с центральным прави­тельством — Портой. Все это способствовало централизации управ­ления. Местные же органы власти оказывались раздробленными по разным ведомствам.

Формирование новой социально-экономической структуры в ев­ропейских районах Османской империи стало возможным в резуль­тате колонизационной и миграционной политики, проводившейся османскими властями в первые века утверждения их господства в этом регионе ²⁴.

Значительную массу переселенцев из Анатолии составляли ко­чевники ²⁵, расселившиеся в долинах рек Марицы и Вардара и в Причерноморье ²⁶. Эти кочевые племена получили впоследствии общее название племен юрюков ²⁷. Уже на Балканах юрюки вклю­чили в свой состав несколько родственных этнических групп, в част­ности татар-ногайцев, двигавшихся на запад после распада Золотой Орды ²⁸. В XV в. юрюки вели полуоседлый образ жизни, занимаясь как скотоводством, так и земледелием ²⁹.

Уже говорилось о большой роли дервишества и различных рели­гиозных учреждений в тюркской колонизации Балкан. Вокруг дер-вишских обителей, караван-сараев, мечетей и медресе селились значительные массы мусульманского, а затем и немусульманского населения.

Мурад II и Мехмед II переселяли отдельные группы горожан для поселения во вновь завоеванных городах, особенно Салониках (в 1430 г), и Стамбуле (после 1453 г.).

Оседали на Балканах также османские военные (акынджи мюселлемы, сипахи).

Массовая тюркская колонизация иссякла, однако, уже в XV в. Она захватила лишь восточные и центральные части Балкан. В боль­шинстве районов полуострова тюркские переселенцы оставались количественно незначительными среди компактных масс балканских народов.

Усиление османского господства вызвало значительные мигра­ционные процессы также в местном балканском населении.   Часть греческого,  болгарского, сербского и другого населения Балкан, спасаясь от преследований, истребления, угона в рабство, уходила в горы и другие труднодоступные районы, переселялась   в   более безопасные места, в которых власть османов более или менее устоя­лась   либо,   напротив,   которым их завоевание еще не угрожало. Поэтому, например,  для периода завоевания характерно скачко­образное развитие городов, когда одни из них оставались без насе­ления, другие, наоборот, сначала разрастались, так как временно становились пограничными городами, в которых сосредоточивались войска и вспомогательный персонал, а затем, с перемещением гра­ницы, переживали упадок ³⁰. Однако в стратегически и хозяйствен­но важных районах османским властям удавалось удержать местное население. Так, в районе главной транспортной артерии Юго-Во­сточной Европы — Константинопольского пути, в частности между городами Белград и София, после кратковременного бегства насе­ления в момент турецкого завоевания общее демографическое состо­яние района существенно не изменилось ³¹. Для упрочения своей власти в западных и северо-западных районах Балканского полу­острова — Сербии, Боснии, Герцеговине и др.— османские власти поощряли миграцию отдельных групп местного населения, в част­ности влахов-скотоводов * (* Влахи — романизированное (пастушеское по преимуществу) население Балкан.),  для которых  был  установлен особый статус. За выполнение военно-вспомогательных функций в погра­ничных районах они получали некоторые налоговые льготы ³².

Осуществлялась  и  исламизация  некоторых  групп  населения. Помимо принуждения, девширме, работорговли и прямого захвата рабов, особенно женщин и девушек, исламизации способствовали материальные стимулы. Налогообложение мусульман было ниже, они меньше подвергались прямому насилию власти. Для части фео­дального класса балканских народов переход в мусульманство спо­собствовал   сохранению  ими   прежнего   социального    положения. В первые годы после завоевания прослойка так называемых  хри-стиан-сипахи, т. е. местных феодалов, перешедших на службу к за­воевателям, но сохранивших старую веру, была довольно значитель­ной, но тимары их были небольшими ³³. В дальнейшем происходит сокращение этой категории феодального класса. Переход в  ислам для христиан-сипахи означал надежду на получение тимара боль­шего размера и в какой-то мере гарантировал от произвола властей. Принявшие ислам бывшие христианские феодалы находились среди самых  крупных  османских   сановников  и  военачальников.

Были и другие причины принятия ислама. Так, в Боснии, Гер­цеговине и ряде других балканских районов исламизация значитель­ных масс местного населения объяснялась внутренними религиозными распрями. Здесь с XII в. среди крестьянства было распростра­нено учение богомилов. Феодалы-католики и рагузские купцы под предлогом борьбы с еретиками организовывали настоящую охоту на людей, продавая затем босняков-крестьян в рабство. В этих усло­виях народные массы видели в наступающих турках избавителей. В дальнейшем, уже к концу XV в., большая часть бывших богомилов приняла ислам ³⁴.

По подсчетам Н. Тодорова, даже в начале XVI в., т. е. в период наибольшей концентрации турецких поселенцев на Балканах и все еще значительного сокращения местного населения, вызванного его бегством в труднодоступные районы, соотношение между числом хозяйств мусульман и немусульман выражалось примерно отноше­нием 1 : 4. При этом значительную массу мусульман составляли не турки, а представители покоренных народов, недавно принявшие ислам. Мусульманское население концентрировалось в стратегиче­ски важных местах — в северо-восточной Болгарии, Фракии, в за­падных областях Балканского полуострова, в частности в Боснии, Герцеговине, Албании ³⁵.

Турецкая колонизация и исламизация части балканского насе­ления способствовали ассимиляции турками некоторых групп при­нявшего ислам местного населения. Однако для большинства районов Балкан турки оставались пришлым населением. Их  этническим центром по-прежнему являлась Анатолия. Именно там и на примы­кающих землях Восточной Фракии шел процесс складывания турец­кой народности, с ее особой территорией, языком, определенной эко­номической и культурной общностью. Конечно, эта общность даже в XVI в. была еще очень относительной. В составе турецкой народ­ности сохранялось много кочевых и   полукочевых племенных объе­динений, разнящихся особенностями хозяйственной жизни, языка, культуры. Складывание народности в условиях постоянных завоева­ний, значительных миграций и длительного существования в рамках единой империи с другими народностями, стоящими на разных уров­нях развития, осложняло и задерживало формирование турецкого самосознания, на первый план выступали религиозные настроения. В Османской империи для различных религиозных групп насе­ления была введена система замкнутых религиозных общин, миллетов ³⁶,  которая усиливала религиозную рознь и разобщенность и способствовала рассредоточению местных властей. Главы различных религиозных общин выступали в Османской империи перед своей паствой  как   вершители  правосудия  и   посредники  в  сношениях с высшей имперской администрацией.  Обособляя религиозные об­щины в замкнутые группы, османские власти содействовали консер­вации уровня развития общества и препятствовали росту националь­ного самосознания отдельных народностей. Формирование миллетской системы относится ко второй половине XV — началу XVI в., когда сложился миллет православной церкви (рум миллети),  под управление которого были переданы все православные народы — славяне, греки и др. Затем оформились миллеты армян-грегорианцев (эрмени миллети) и евреев-иудаистов (яхуди миллети). Оформление миллетной системы означало, что османские власти были вы­нуждены отказаться от политики массовой насильственной исламизации местного населения. Они стремились теперь к упрочению соз­давшейся ситуации, при которой немусульмане империи несли более высокое, чем мусульмане, налоговое бремя и находились в правовом отношении в более зависимом положении. Мусульманская община была также обособлена, что, несмотря на ее привилегированное по­ложение, препятствовало росту национального самосознания отдель­ных мусульманских народов, прежде всего самих турок.

Дальнейшее развитие и совершенствование османской социаль­но-экономической и государственной системы сопровождалось уси­лением строжайшей регламентации различных сторон жизни осман­ского общества. Регламентировались цены, доходы, различные эко­номические связи ³⁷. Усиливался контроль за предоставлением тимаров. Однако эти жесткие меры были показателем не силы, а слабо­сти османского государства. Значительные территориальные расшире­ния и особенно включение в состав империи новых мусульманских — арабских территорий усилили в стране влияние исламских традиций, приведших к отказу от ряда достижений предшествующего периода.

В XVI в. усилилось налогообложение реайи. Податное население в тимарных областях было уравнено в правовом отношении. Нало­говые льготы отдельных категорий населения ликвидировались. Сохранились в то же время более строгие правовые ограничения для так называемых издольщиков-рабов³⁸, работавших со времен Орхана на землях султана ив вакуфных владениях. Особенно много их было в окрестностях Бурсы, Эдирне, Стамбула ³⁹.

В условиях почти беспрерывных войн правительство, нуждаясь в финансовых средствах, не ограничиваясь прежним налогообложе­нием, вводило так называемые чрезвычайные налоги — аваризы и принудительные закупки государством сельскохозяйственных про­дуктов по низким ценам ⁴⁰.

Лавируя между различными прослойками феодального класса, султан и его окружение все больше и больше начинают прибегать к услугам капыкулу. Причем это относилось как к военным дейст­виям, в которых возрастала роль войск, состоявших на жалованье, так и к практике назначения на высшие бюрократические посты управления государством. Меняется прежнее соотношение сил между различными группировками господствующего класса, а в связи с этим и сбалансированность различных феодальных укладов, кото­рая была характерна для XV — первой половины XVI в. ⁴¹ В стране назревал внутренний кризис

§ 2. Основные направления османской внешней политики

второй половины XV — XVI в.

Лишь завоевав Константинополь и установив свое господство почти над всем Балканским полуостровом, османские султаны суме­ли приступить к окончательному подчинению Анатолии. Борьба с Караманами, их главными противниками в Малой Азии, длилась свыше 12 лет. Караманских беев поддерживали кочевые феодалы. Османо-караманская борьба не только отражала политическое со­перничество двух феодальных правителей, но имела и определенное социальное содержание. Османские султаны опирались прежде всего на турецких феодалов Румелии и северо-западной Анатолии, ведущих оседлый образ жизни и видевших главный источник своего богатства и власти во владении землей и эксплуатации земледельче­ского населения. Именно за расширение фонда новых земельных по­жалований они вели войны в Европе. Кочевые же феодалы, отодви­нутые на задний план, блокировались в своем недовольстве осман­ской властью и централизаторской политикой султанов с их главны­ми врагами в Малой Азии — Караманами. На той же почве устано­вился политический союз Караманов с государством Ак Коюнлу ⁴², наиболее значительным государством тюрко-огузских кочевников, созданным в начале XV в.

В период наивысшего расцвета при султане Узун Хасане (1453— 1478) это государство, сложившееся в верховьях Тигра и Евфрата, владело Азербайджаном, Арменией, Арабским Ираком и Западным Ираном.  В   борьбе с османскими султанами  за власть в Восточной Анатолии Узун Хасан пытался опереться на союз с итальянскими торговыми республиками. Активные дипломатические отношения он установил с Родосом, Кипром, но особенно с Венецией ⁴³. Государ­ство Узун Хасана посетил  Афанасий Никитин, возвращаясь из Индии ⁴⁴. Ко двору Узун Хасана стекались  недовольные Мехмедом II анатолийские беи, надеявшиеся с помощью султана Ак Коюнлу повторить победоносный рейд  Тимура.  Однако надежды оказа­лись тщетными.   В   1470   и   1472   гг.   Мехмед II   нанес поражение караманским беям,   а в   1473 г.  разгромил   Узун Хасана. Малоа­зиатские владения Ак Коюнлу отошли к османам ⁴⁵. В войне с Узун Хасаном отчетливо проявилось преимущество османов в техническом оснащении армии.  Конница кочевников не выдержала огня осман­ской артиллерии.

Добившись заметных успехов на востоке, Мехмед обратил свои взоры к Северному Причерноморью. В 1475 г. он захватил Крым вместе с генуэзскими городами-колониями, утвердив восточноевро­пейское направление военно-политической активности Стамбула и Бахчисарая. Теперь султан пытался подчинить своему контролю также и Молдавию. Тогда же он начал организовывать систематические вторжения крымцев в пределы Польско-литовского государства. Одновременно Османская империя старалась укрепить свои позиции и в Восточной Адриатике, вступая при этом в вооруженный конфликт с Венецией (1463—1479). В конце 70-х годов османы сло­мили сопротивление Албании. Османская угроза становилась реаль­ной для стран Центральной и Западной Европы. Набеги акынджи докатывались до Штирии и Каринтии.

Османская империя к концу XV в. полностью контролировала малоазийский участок важнейших караванных торговых путей, по которым издревле шли азиатские товары (шелк и пряности) в Европу. Первая столица Османского государства Бурса была важным торго­вым центром, так как находилась на перекрестке этих путей. Выгода от обслуживания торговых путей и сбора таможенных пошлин тра­диционно считалась азиатскими властями наиболее важной статьей государственных доходов, а потому учет того, в чьих руках сохранял­ся контроль над торговыми путями, определял во многом союзников и противников в политической борьбе⁴⁶. Так, бейлик Караманов, господствуя над проходами в горах Тавра и пролегающими там кара­ванными тропами, мог оказывать влияние на ход торговли, ведущей­ся по древнему так наз. «диагональному пути» через Анатолию (Алеппо (Халеп) — Адана — Конья — Акшехир — Карахисар — Кютахья — Бурса и далее к побережью Эгейского моря) ⁴⁷. В борь­бе с Караманами османские султаны постоянно опирались на союз с мамлюкскими султанами, владевшими истоками «диагонального пути» и заинтересованными, как и османы, в регулярном проходе караванов с пряностями. В дальнейшем, когда выявилась неспособ­ность мамлюкских властей противостоять португальцам, организо­вавшим после открытия Васко де Гама морского пути в Индию (1497—1498) морские перевозки товаров из этой страны, османы сокрушили мамлюкский султанат (1516—1517), чтобы получить возможность вести военные действия против португальцев в районе Красного моря ⁴⁸. В 1538 г. османы совершили военную экспедицию в Индию, закончившуюся, однако, безрезультатно ⁴⁹.

Включившись в посредническую торговлю пряностями и всячески поощряя ее, османы не внесли, однако, каких-либо новшеств в орга­низацию этой торговли. Возможности же ее были ограниченными, поэтому конкуренция с морскими перевозками португальцев оказа­лась ей непосильной. Однако с ростом в Европе потребности в во­сточных товарах караванная торговля еще долго сосуществовала с морской. Мало того, доходы османских властей от пошлин с торгов­ли пряностями продолжали расти: таможенные сборы в Бурсе с 1487 по 1582 г. выросли в 4 раза (без существенного изменения раз­меров обложения) ⁵⁰.

В это время, однако, изменились контрагенты этой торговли. Более активно в нее включились представители местных народов, населявших Османскую империю (армяне, евреи, греки, турки и арабы). Сменились и внешние партнеры, экспортировавшие товары в Европу: сузилась сфера деятельности венецианцев, активизиро­вались флорентийцы и генуэзцы, активности которых также вскоре были поставлены препятствия. Изменилась и направленность евро­пейской торговли османов: она сдвинулась на северо-восток, что объясняется соперничеством Венеции и Португалии,  снабжавших пряностями Западную Европу. Поворот торговых путей сделал для османов более важными связи с Восточной Европой,  в частности с Польшей и Россией. Большое значение придавалось также торго­вым путям, идущим через Молдавию на Львов и далее на север и северо-восток. Не случайно османы, сохранив внутреннюю самостоя­тельность Молдавии, Валахии и Крымского ханства на правах вас­сальных территорий, оккупировали важнейшие в стратегическом и торговом отношении пункты — Каффу (1475), Килию и Аккерман (1484). Интересы транзитной торговли между Азией и Европой  и обеспечение  безопасности  путей поступления восточных товаров служили  также одной из важнейших  причин борьбы Османской империи за Восточное Средиземноморье, за овладение  Родосом (1522) и Кипром (1571), многочисленных турецко-венецианских войн. В начале XVI в. главным направлением внешнеполитической активности Османской империи стало азиатское. Это также в значи­тельной мере было связано со стремлением контролировать торгов­лю по Великому шелковому пути, используя ее в то же время как инструмент политического давления. В первые годы XVI в. сложи­лось Сефевидское государство, которое подчинило себе бывшие тер­ритории Ак Коюнлу. В его создании активное участие принимала военно-феодальная знать тюркоязычных кочевых племен (в том числе и малоазиатских), использовавшая для сплочения своих сто­ронников шиизм имамитского толка ⁵¹. Причем, как отмечает совет­ский исследователь И. П. Петрушевский, шиизмом в то время инте­ресовались скорее как  знаменем политического или социального движения, враждебного прежним (суннитским) правителям, чем как религиозной доктриной.  Правитель нового государства ардебильский шейх Исмаил принял титул шахиншаха Ирана. С этим титулом издавна было связано представление о некой «всемирной» монархии, как, например, в Европе — с титулом римского, а на Дальнем Во­стоке — китайского императора ⁵². Шиитский фанатизм стал идей­ным обоснованием войн с суннитскими государствами: османской Турцией и узбекскими ханствами Средней Азии. Войны Османской империи и Сефевидского государства (просуществовавшего с 1502 по 1736 г.) со второго десятилетия XVI в. стали для обеих держав постоянным фактором   международных отношений. Религиозная вражда суннитов и шиитов окрасила эти войны в еще более мрачные тона ⁵³.

Главным объектом соперничества Сефевидов и Османов были Закавказье и контроль над традиционными караванными путями европейско-азиатской торговли. Сефевидьт пытались использовать в своих внешнеполитических целях распространенность шиизма и антиосманские настроения в недавно подчиненной османами Ана­толии, что ужесточало социальные конфликты, происходившие в это время в анатолийском обществе. Военные действия начались при султане Селиме I (1512—1520); 25 августа 1514 г. войско Сефеввдов было разгромлено в битве на Чалдыранской равнине (к востоку от озера Урмия). И здесь превосходство османской армии в техническом отношении сыграло свою роль. Османская империя присоединила к своим владениям юго-восточную Анатолию и Курдистан. Надежды шиитского шаха на расширение границ государства Сефевидов в сто­рону Малой Азии окончательно рухнули. Попытка шаха Исмаила создать антиосманскую коалицию европейских и азиатских держав (с этой целью велась оживленная дипломатическая переписка) также провалилась. Сношения Исмаила с мамлюкскими правителя­ми Египта и Сирии были использованы Селимом I для начала воен­ных действий против мамлюков. Подлинной же причиной войны была необходимость контроля над районом Красного моря для обеспече­ния бесперебойной поставки пряностей и других индийских товаров. Мамлюки были разбиты в районе Алеппо в 1516 г. Османам подчи­нилась Сирия (Ливан и Палестина считались тогда ее частью), Хиджаз со священными городами мусульман Меккой и Мединой. В 1517 г. был подчинен Египет.

Продолжая восточную политику Селима I, Сулейман I (1520— 1566) овладел Арабским Ираком, западными областями Грузии и Армении (по мирному договору с Ираном в 1555 г.), Аденом (1538), Йеменом (1546). В Африке под властью османских султанов оказа­лись Алжир (1520), Триполи (1551), Тунис (1574).

Вторая половина XVI в. ознаменована новыми явлениями и в развитии отношений Османской империи с Русским государством. Помимо торговых и дипломатических связей, в отношениях этих стран возникли два новых аспекта — религиозный и военный. В XVI в. Московское правительство выступает уже в качестве защит­ника порабощенных народов православного Востока ⁵⁴, причем эта доктрина распространялась как на балканские, так и на ближнево­сточные народы, исповедующие православие.

Попытки достигнуть дипломатическим путем договоренности по разным аспектам османо-русских отношений не исключали, однако, и возможностей военного конфликта этих двух государств, терри­тории которых к этому времени пришли в соприкосновение ⁵⁵.

В 20-е годы XVI в. главные и наиболее упорные наступательные действия Османской империи были направлены против Венгрии. После взятия Белграда (1521) начался новый этап османской экс­пансии в Европе. Если раньше королевство Венгрии испытывало эпизодические вторжения отрядов акынджи и пограничных беев, то теперь Сулейман I приступил к территориальным захватам, наде­ясь завоевать новые земли для пополнения тимарного фонда империи. Кроме того, захват Венгрии дал бы османам кратчайший и удобный путь в Центральную Европу, что также было желательно для разви­тия азиатско-европейской сухопутной транзитной торговли, доходы от которой, как уже отмечалось, традиционно считались основой финансового могущества империи.

В период борьбы за Венгрию Османская империя была вовлечена в сложные международные отношения на европейском континенте * (* См. подробно об этом в соответствующих главах настоящего труда.).

В условиях войны с австрийским императором французский король рассчитывал найти в османах возможного союзника и предпринял дипломатические шаги к установлению договорных отношений с Портой. В 1534 г. в Стамбул впервые прибыл французский посол. С 1535 г. между двумя странами было достигнуто соглашение о сов­местных военных действиях против Габсбургов. Несколько позднее, в 1553 г., султан обязался предоставить французскому королю свой флот, за что король должен был уплатить 300 тыс. золотых ливров. С 1535 г. начались переговоры о торговых привилегиях французских купцов в Османской империи. Соответствующий договор, предоста­вивший французам льготные условия для торговли (низкие ввозные пошлины, право экстерриториальности, освобождение от налогов), был подписан в 1569 г. ⁵⁶ Впоследствии аналогичные соглашения, получившие название капитуляций (главы, статьи), были заключены и с другими европейскими странами.

Подобные уступки иностранным торговцам были односторонними: более важным османские власти считали военное сотрудничество с Францией в антигабсбургской войне. Впоследствии капитуляции сыграли серьезную отрицательную роль в судьбах Османской импе­рии, создав благоприятные условия для установления экономиче­ской зависимости империи от европейского капитала. На первых же порах подобные соглашения еще не содержали, казалось, элементов неравноправия. Они давались как милость султана и были действи­тельны лишь на период его правления. У каждого следующего султана европейские послы должны были снова добиваться согласия на подтверждение капитуляций.

Османская империя XVI в., сознавая свою военную мощь, в от­ношениях с европейскими державами не желала следовать обще­принятым среди них нормам и правилам дипломатии. Она исходила из мусульманских представлений о христианских странах, как о «мире войны», в котором «неверные» лишь покорностью и уплатой хараджа (подати) могут купить мир с мусульманами. Поэтому согла­шения о военной помощи и сотрудничестве, подобные тем, что были установлены с французскими королями Франциском I и Генрихом II, воспринимались османскими деятелями как изъявление покорности, подобной вассальной зависимости, а получаемые от союзников де­нежные суммы — как дань вассалов. Торговые же привилегии иностранным купцам в этом плане представлялись как льготы (imtiyazat) покорным вассалам. Это тем более понятно, что по му­сульманским канонам правители должны были заботиться об обес­печении регулярного поступления товаров на рынок, а следователь­но, поощрять прежде всего ввоз товаров. Необходимость в каких-либо протекционистских мерах по отношению к собственному про­изводству в экономических представлениях империи того времени не осознавалась.

Во внешнеполитических отношениях Османской империи пре­обладали военные методы разрешения конфликтных ситуаций. Порта продолжала свою завоевательную политику, основные направ­ления которой наметились в предшествующий период. Это почти беспрерывные войны с Ираном за контроль над торговыми путями, За­кавказьем и Ираком; продолжающаяся борьба за Венгрию с австрий­скими Габсбургами и попытки продвинуться в сторону Вены; борьба с Венецией за морское преобладание в Средиземном море, за острова Эгейского и Ионического морей и восточное побережье Адриатики. На стороне Венеции уже в войне 1570—1573 гг. выступали Испания, Мальта, Генуя, Савойя и другие итальянские государства, а также папа римский. В 1571 г. этой коалиции удалось нанести первое со­крушительное поражение Османской империи в морском сражении при Лепанто, где был полностью разгромлен турецкий флот. Хотя это поражение было лишь эпизодом войны, в целом закончившей­ся в пользу османов, оно явилось первым проявлением начинавше­гося упадка военного могущества империи.

¹ Э. Вернер отмечает даже определенный дуализм (Анатолия — Румелия), который, по мнению немецкого ученого, был не только религиозным, куль­турным и этническим, но прежде всего социальным (Werner E. Die Geburt einer Grofimacht — Die Osmanen. Leipzig, 1966, S. 39

² Мутафчиева В. П.   Аграрные отношения в Османската империя през 15 — 16 в. София, 1962; Werner E. Die Geburt...

³ Barkan 0. L.  Edirne askeri kassamma ait tereke defterleri  (1545—1659).— Belgeler, c. Ill, N 5—6, Ankara, 1968, s. 39—46.

⁴ Gokbilgin T. Un apercu general sur 1'histoire des institutions de 1'Empire Ot­toman.— Turcica (Strasburg), 1969, t. 1, p. 251.

⁵ Копии этих фетв см.: Хюсейн Хазарфен. Тельхис ал-бейан фи каваныни ал-и Осман. Рук. ЛОИВ, шифр Д-217, л. 406 — 41а.

⁶ Inalcik H. Suleiman the Lawgiver and Ottoman Law. — Archivum ottomani-cum. The Hague, 1969, p. 121—123.

⁷ Inalcik H. The Problem of the Relationship between Byzantine and Ottoman Taxation. — In: Akten des XI Internationalen Byzantinisten Kongres, Mun-chen, 1958. Munchen, 1960, p. 237—242.

⁸ Kopriilu M. F. Bizans miiesseselerinin Osmanli miiesseselerine tesiri hakkmda bazi miilahazalar.— Tiirk hukuk ve iktisat tarihi mecmuasi, 1937, c. 1, s. 217.

⁹ См.: Тверитинова А. С. Восстание Кара Языджи-Дели Хасана в Турции. М.; Л., 1946, с. 31—33.

¹⁰ Mutafcieva V. P. De 1'exploitation feodale dans les population bulgar sous la domination turque en XV et XVI s. — Etudes Hi'storiques (Sofia), 1960, N 2, p. 145—168.

¹¹ Мейер М. С. Влияние «революции цен» в Европе на Османскую империю.— НАА, 1971, № 1, с. 105-107.

¹² Mutafcieva V. P. De 1'exploitation..., p. 160.

¹³ См.: Inalcik H. The Nature of Traditional Society. — Political Modernization in Japan and Turkey, Princeton, 1964, p. 41—63.

¹⁴ Об этом писал, например, турецкий ученый XVII в. Кятиб Челеби (см.: Тверитинова А. С. Социальные идеи в турецких дидактических трактатах XVI—XVII вв. М., 1960, с. 6).

¹⁵ Karpat K. An inquiry into the Social Foundations ol Nationalism in the Ot­toman State. From Social Estates to Classes. From Millets to Nations. Prince-ton, 1973, p. 2.

¹⁶ См.: Книга законов султана Мехмеда II Фатиха.— В кн.: Аграрный строй Османской империи XV—XVII вв.: Документы и материалы / Сост., пер. и комм. А. С. Тверитиновой. М., 1965, с. 17, 18; Книга законов султана Се­лима I. М., 1968, с. 42—50, 58, 60; Книга законов султана Сулеймана Кануни.— В кн.: Аграрный строй..., с. 27, 30—32.

¹⁷ Аграрный строй..., с. 26—36.

¹⁸ См. Мутафчиева В. К вопросу о феодальной иерархии в османской военно-ленной   системе    XV— XVI вв.— Проблемы   востоковедения,    1959     № 3, с. 92-95.

¹⁹ Подсчеты доходов этой категории пожалований см.: .: Gokbilgin M. T. XV— XVI asirlar'da Edirne Pasa livasi vakiflar mukataatlar. Istanbul, 1952, s. 75—76.

²⁰ См. подробнее: Орешкова С. Ф. Османский феодализм: типологические наб­людения.— В кн.: Типы общественных отношений на Востоке в средние века. М., 1982, с. 123.

²¹ Inalcik H.  The  Ottoman Empire.  The Classical Age 1300—1600.  London; New York, 1973, p. 104—106.

²² См.: Аграрный строй..., с. 92—93.

²³ Filipovif N. Odzakluk timari u Bosni i Hercegovini.—Prilozi, t. 5, Sarajevo, 1958; Сванидзе М. X. О юрдлуках и оджаклыках как одной из форм земле­владения в Османской империи (на примере Чилдырского эялета). М., 1966.

²⁴ Inalcik H. Ottoman Methods of Conquest. — Studia Islamica, 1954, N 2, p. 107, 122—124; Barkan 0. L. Osmanli imparatorlugunda bir iskan ve koloni-zasyon metodu olarak siirgiinlar. — iktisat Fakiiltesi Mecmuasi, 1949—1950, t. 9,   s. 524-529.

²⁵ Gokbilgin T.   Rumeli'de   Yiiriikler,   Tatarlar ve Evlad-i  Fatuvat.  Istanbul, 1964.

²⁶ Тодоров Н. Балканский город XV— XIX вв. М., 1976, с. 61.

²⁷ Еремеев Д. Е. Этногенез турок (происхождение и основные этапы этнической истории). М., 1978, с. 138; Он же. Происхождение юрюков и туркмен Турции и основные этапиих истории. — В кн.: Этнические процессы и состав населе­ния в странах Передней Азии. М., 1963.

²⁸ Gokbilgin T. Rumelinde iskanin'de ve Tiirklesmesinde Yiiriikler.— In: III Tiirk tarih kongresi. Ankara, 1948, s. 651.

²⁹ Ibid.,   s. 653.

³⁰ Тодоров Н. Балканский город..., с. 43.

³¹ Там же, с. 50—57.

³² Там же, с. 51 — 52; Orhonlu C. Osmanli Imparatorlugunda Derbend Teskilati. Istanbul,   1967; Маринов В. Расселение пастухов-влахов на Балканском полуострове и за его пределами. — В кн.: Исторические аспекты славяно-волошских связей. Кишинев, 1973.

³³ Inalcik H. Ot Stefana Dusana do Osmanskog carstva. — Prilozi..., 1952—1953, t. 3—4,  s. 40.

³⁴ Suceska A. Reichsstellungs des Bevolkeiung in den Stadten Bosniens und der Herzegowini unter den Osmanen (1463—1878). — Suidost Europa Jahrbuch (Munchen), 1960, Bd. 8.

³⁵ Тодоров Н. Балканский город..., с. 65.

³⁶ Karpat K. An inquire..., р. 55.

³⁷  Тодорое Н. Балканский город..., с. 150.

³⁸ Тверитинова А. С. К вопросу о крестьянстве и крестьянском землепользо­вании.— Уч. зап. ИВАН, 1952, т. 17, с. 30.

³⁹ Mutafcieva V. P.   De  1'exploitation...,   p. 145—168.

⁴⁰ Тверитинова А. С.  К  вопросу о крестьянстве...,  с. 34.

⁴¹ См.  об этом:  Орешкова С. Ф.  Османский феодализм,  с. 111 — 132.

⁴² Подробнее см.: М. А. Гасратян, С. Ф. Орешкова, Ю. А истории Турции. М., 1982, гл. IV.

⁴³ См.: Turan S. Fatih Mehrned-Uzun Hasan miicadelesi ve Venedik.— Tarih arastirmalar dergisi (Ankara), 1966, N 3, s. 63—136.

⁴⁴ Семенов Л. С. Путешествие Афанасия Никитина. М., 1980.

⁴⁵ Абидова М. А. К истории внешней политики Ак-Коюнлу (война с Турцией 1472—1473).— Тр. САГУ, новая серия, 1959, вып. 151, с. 47—53.

⁴⁶ Орешкова С. Ф. Из истории посреднической торговли в Османской империи в конце XV — начале XVI в. — В кн.: Товарно-денежные отношения на Ближнем Востоке в эпоху средневековья. М., 1978, с. 187—195.

⁴⁷ Описание этого пути: La Voyage d'Outremer de Bertrandon de la Broquiere premier ecuyer tranch ant et conseiller de Philippe Le Bon, Due de Bourgogne. Paris, 1892. Об авторе этого описания см.: S. Eyice. Bertranden de la Broquiere ve Seyahatnamesi. — Islam tetkikleri enstitiisii dergisi  (Istanbul),   1975, v. 6,   part   1-2,   s. 85—126.

⁴⁸ Inalcik H. The Ottoman Empire..., p. 126.

⁴⁹ Maghul Y. Portekis Tehlikesi karsismda osmanh-musluman hind miinasebet-leri (1517—1538). — Islam tetkikleri enstitiisii dergisi, 1975, v. 6, part 1-2, s. 37-46.

⁵⁰ Inalcik H. The Ottoman Empire..., p. 126.

⁵¹ Эфендиев О. А. Образование азербайджанского государства Сефевидов в на­чале XVI в. Баку, 1961.

⁵² См.: Петрушевский И. П. Ислам в Иране..., с. 373—374.

⁵³ Там  же,   с. 372.

⁵⁴ Тихомиров М. Н. Исторические связи России со славянскими странами и Византией. М., 1969, с. 59.

⁵⁵ Inalcik H. Osmanh-Rus rekabetinin mensei ve Don-Volga kanal tesebbiisu (1569).—Belleten (Ankara), 1948, N 46, s. 349—402; Kurat A.N. Tiirkiye ve Idil boyu (1569 — Astarhan seferi, Ten-Idil kanah ve XVI—XVII yuzyil osmanh-rus miinasebetleri). Ankara, 1966, s. 93—156. См. также ниже, гл. 9.

⁵⁶ Inalcik H. The Turkish Impact on the Development of Modern Europe. — In: Ottoman State and its Place in Worlds History. Leiden, 1974, p. 56.