Глава 4

ОСМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ И СТРАНЫ ЦЕНТРАЛЬНОЙ

И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ В 50-70-е ГОДЫ XV в.

 

В то время как Османская империя, овладев в 1453 г. Константи­нополем, успешно закрепляла свои позиции на Балканском полу ост­рове и пыталась распространить свое влияние на территории Нижне­го и Среднего Подунавья, в Юго-Восточной, Центральной и Восточ­ной Европе происходило формирование ряда крупных феодальных государств, в частности, таких, как Германская империя, Венгерское королевство, Чехия, Польско-литовский государственный комплекс, Московская Русь. Между ними разворачивалась борьба за утвержде­ние нового соотношения сил на континенте, за создание новой по­литической карты данного региона 1.

Представляя лишь варианты общего закономерного процесса становления и развития обширных феодальных государств, указан­ные страны вносили в этот процесс элементы того или иного своеоб­разия, определявшегося разным их географическим положением, отнюдь не схожей «предысторией», неодинаковой их продвинутостью на путях превращения моноэтнических государств в государства многонациональные, несовпадением позиций в идеологической жиз­ни тогдашней Европы, дифференцированным отношением к разного рода «универсалистским» концепциям того времени.

Прослеживая общее и особенное в исторической жизни стран ре­гиона, нужно отметить и то обстоятельство, что Польско-литовское государство, Венгерское королевство и Германская империя значи­тельно опережали в рассматриваемое время Московскую Русь и Че­хию в создании многонациональных государств, в их приобщенности к «глобальным» концепциям идеологической жизни Европы того периода.

Так, например, Московское государство, считавшее еще на рубе­же XVXVI вв. своей главной задачей восстановление целостности «русской земли», дольше других политических систем региона раз­вивалось в рамках этнически однородных, идеологически автоном­ных государственных образований 2. По этому же пути шло развитие и «послегуситской» Чехии, стремившейся к тому же отделить себя от доктрин «католического» или «имперского» универсали­зма 3.

Такое «отставание» одних государств региона и «опережение» других обусловливало специфику политического развития каждой страны, определяло в известной мере характер и особенности их внешней политики.

При всем этом в международной жизни данной части Европы, особенно начиная со второй половины XV в., весьма важным фак­тором становится постоянно усиливавшееся влияние Османской империи, воздействие ее завоевательной политики. Роль и значение этого фактора испытывали на себе в тот период не только Венгерское королевство, ной во всевозраставших масштабах народы Польско-литовского государственного комплекса.

Развитие Польско-литовского государства во второй половине XV в. было отмечено значительными сдвигами социально-экономи­ческого и правового характера, а также существенными переменами во внешнеполитическом курсе. В указанное время происходит ин­тенсивное развитие производительных сил на польских и литовских землях, усиление эксплуатации крестьянства, увеличение реального объема различных форм феодальной ренты 4. Можно говорить вместе с тем о росте в эту эпоху ремесла и торговли в польско-литовских городах, о расширении обмена между городом и деревней, на что указывал сам факт значительного распространения денежной рен­ты, наконец, об утверждении правовой самостоятельности городов в форме предоставления им магдебургского права 5.

Характерным явлением этого времени было и вовлечение много­численных городов Польско-литовского государства в ритм широ­кой международной торговли. Через балтийские города, прежде всего через Гданьск, производился в возрастающих масштабах вы­воз сельскохозяйственной продукции; в то же время через эти го­рода шли в Польшу и Литву западноевропейские товары 6. Черно­морские города Килия и Аккерман, контролируемые до 1484 г. Мол­давским княжеством, стали центрами большой транзитной торговли между генуэзской Каффой, Судаком, Метрегой (Таманью), Таной, наконец, Трапезундом и самим Стамбулом, с одной стороны, Поль­шей, Венгрией, итальянскими торговыми республиками и некоторы­ми странами Центральной Европы — с другой7.

Для внутриполитической жизни государства Ягеллонов второй половины XV в. было характерно осуществлявшееся то с большей, то с меньшей интенсивностью наступление феодальных сил като­лической Польши на литовские и западнорусские земли и происхо­дившая на этой основе эволюция социально-политической и консти­туционно-правовой структуры этого многонационального государ­ственного организма.

В реорганизации политической жизни Великого княжества Ли­товского в указанном направлении значительных результатов добил­ся Казимир Ягеллоньчик. Став сначала великим князем литовским, а потом польским королем (1447—1492). Казимир старался прежде всего сохранить связь Литвы с польской Короной, широко приме­няя при этом как методы заигрывания со средними и мелкими фео­далами Литовской Руси, так и приемы прямого подавления могу­щественных литовско-русских князей, не боявшихся открыто выс­тупать против литовско-польской унии 8. В связи с этим он не только умело создавал себе репутацию защитника исторически сложив­шейся автономии Великого княжества Литовского, его социально-правовой структуры и даже его территориальной целостности (демонстративно отвергая претензии малопольских магнатов на передачу короне западнорусских земель), но и одновременно вел энергичную борьбу против тех могущественных князей-династов, которые требовали решительного разрыва с Польшей и утверждения полной самостоятельности Литовско-русского государства.

В результате процесс подчинения и сращивания Польши с Ве­ликим княжеством Литовским продолжался на всем протяжении XV в., несмотря на некоторые колебания и даже тактические уступ­ки со стороны Кракова. Этот процесс давал себя знать как на социально-экономическом, так и на государственно-правовом уровнях. Он привел к окончательному утверждению порядка выдвижения одного монарха как для Кракова, так и для Вильно, к проведению общей внешней политики, к совместному финансированию диплома­тической деятельности всего государства, к установлению самых тесных политических контактов Рады Коронной с Литовской Радой, к постепенной полонизации литовско-русских феодальных родов, ко все более широкому их приобщению к тем или иным гербам польской шляхты 9.

Интенсивное хозяйственное развитие Польши и Литвы во второй половине XV в., наметившиеся тогда сдвиги в процессе государствен­но-правового сращивания двух этих стран сопровождались заметно усиливавшейся активностью польско-литовской дипломатии на меж­дународной арене.

Этому способствовала и сложившаяся тогда международная об­становка в Европе, и политическая ситуация на востоке и юго-востоке континента. Далеко зашедший процесс распада Ордынской державы на отдельные улусы в Крыму, а также на южной и средней Волге, занятость Османской империи экспансией на Ближнем Вос­токе и на Балканах, происходившей в условиях затяжного конфлик­та с Венгерским королевством, наконец, ослабленность тяжелой феодальной войной Московского государства — все это, несомненно, привело к усилению внешнеполитических позиций Польши и Литвы. Важное значение для Польско-литовского государства во второй половине XV в. приобрели отношения с Московской Русью. Одним из существенных внешнеполитических шагов короля Казимира было заключение в 1448—1449 гг. договора с Московским государством, который хотя и рассматривается иногда как «великий акт раздела Руси между Москвой и Вильно» 10, все же на какое-то время стаби­лизировал отношения двух государственных систем. Если Москве договор облегчил преодоление последствий феодальной войны 30— 40-х годов XV в., позволил ей занять менее зависимую от ордынских улусов позицию 11, то Казимиру он предоставил возможность бо­лее успешно решать вопросы внутриполитической стабилизации Польско-литовского государства, эффективнее осуществлять внешнюю политику в восточноевропейском регионе, в частности поддер­живать контакты с отдельными татарскими улусами, еще недавно составлявшими единый политический организм Ордынской державы.

Сформировавшиеся в Крыму, на нижней и средней Волге, между Днепром и Доном татарские «юрты» продолжали играть хотя и ме­нее активную, чем Орда в целом, но все же заметную роль как в международной жизни региона, так и в политических судьбах от­дельных восточноевропейских государств, в частности в судьбе Польско-литовского государства.

Сильное   воздействие   на  политическую жизнь  Польско-литов­ского государства  середины XV в. оказывала сформировавшаяся в 30-е   годы  между  Днепром  и Доном Большая орда  Сейд-Ахмета. Претендуя на лидерство среди татарских улусов, Орда Сейд-Ахмета вела напряженную борьбу как против Волжской орды Улуг-Мухаммеда,  так и против Крыма, куда в 1443 г. при содействии польско-литовской дипломатии был посажен Хаджи-Гирей 12. В создавшейся ситуации Сеид-Ахмед пытался то вытеснять Хаджи-Гирея из Кры­ма, то ослаблять  хана Волжской орды Улуг-Мухаммед а, находясь при этом в союзе с правителем другого волжского улуса — Кучук-Мухаммедом 13. В конце 40-х — начале 50-х годов Сейд-Ахмет был в зените политического могущества и, опираясь на временное объеди­нение татарских улусов, стал воскрешать политическую практику былого ордынского «великодержавия», стремясь к поочередному ослаблению соседей во имя поддержания традиционного равновесия. Обеспокоенный достигнутым в 1449 г. временным примирением Лит­вы с Москвой Сеид-Ахмет начал проводить наступательные операции не только против Великого княжества Литовского 14, но и против своего бывшего союзника — московского великого князя Васи­лия II15. Положение осложнялось тем, что у Сеид-Ахмета были влия­тельные союзники в лице видных литовско-русских князей, в част­ности Михайлушки, сына Сигизмунда Кейстутовича, а также киев­ских князей Олельковичей 16.

Такое положение весьма беспокоило Казимира, который стре­мился не только парализовать активность литовско-русских князей, но и ослабить самого Сеид-Ахмета. В какой-то мере Казимиру уда­лось в 50-е годы и то и другое. Влиятельные литовско-русские князья-династы были, как уже отмечалось, блокированы на рубеже 40—50-х годов, а Сейд-Ахмет потерпел сокрушительное поражение в 1455 г. от войск крымского хана Хаджи-Гирея, тогдашнего союз­ника Польско-литовского государства 17. После этих событий Сейд-Ахмет тщетно пытался найти убежище у князей Олельковичей (из Киева он вскоре был перевезен в Вильно), а центр его Орды переме­стился из междуречья Днепра и Дона на берега нижней Волги 18. В  нашем распоряжении нет определенных данных  о  том,  как складывались дальнейшие отношения   Польско-литовского государ­ства с ослабленной Большой Ордой и окрепшим тогда Крымским ханством Хаджи-Гирея 19. Известно, что развернувшееся на рубеже 50—60-х годов XV в. соперничество привело ханов к новому реши­тельному столкновению, которое  произошло  в 1465 г.,  как раз в тот момент, когда правитель Большой орды хан Ахмат собрал боль­шую   армию для нанесения удара по Московскому государству20. Столкновение это завершилось полным  торжеством крымского хана Хаджи-Гирея и, несомненно, оказало воздействие на расстановку сил в Восточной Европе, на создание в этом регионе новой полити­ческой конъюнктуры. Во всяком случае, само время, выбранное Хаджи-Гиреем для схватки с Ахматом, свидетельствовало о том, что крымский хан стремился предотвратить дальнейшее усиление Волжской орды за счет Москвы. В этих акциях Хаджи-Гирея можно видеть попытку выработать новый курс внешней политики Крыма. Не случайно уже в эти годы Хаджи-Гирей добивался сближения с Москвой и ослаблял одновременно контакты с Ягеллонами, пред­восхищая тем самым политику Менгли-Гирея 70—90-х годов XV в., носившую во многом промосковский и вместе с тем антиягеллонский характер.

Установление в первой половине 60-х годов королем Казимиром тесных торговых и политических отношений с генуэзской Каффой 21 указывало на возникновение противоречий между Хаджи-Гиреем и Ягеллонами. Имеются свидетельства о том, что в конце 60-х годов уже существовали враждебные отношения между королем Казими­ром и Крымом, а вместе с тем и союзные отношения между Польско-литовским государством и правителем Волжской орды ханом Ахма­том, врагом Крыма и Москвы. Это находило выражение как в пря­мых дипломатических переговорах Казимира с Ахматом в конце 60-х годов по поводу совместной борьбы против Москвы 22, так и в развертывавшихся тогда в Восточной Европе военных действиях: походе Ахмата против Московского государства в 1468 г. и набе­гах Крыма на южные окраины Польско-литовского государства, предпринятых в 1469—1471 гг. 23

Однако политический потенциал Польско-литовского государства в эти годы, разумеется, определялся не только состоянием его отно­шений с восточноевропейскими соседями. Очень многое в позициях державы Ягеллонов обусловливалось развитием ее отношений со странами Западной Европы, сложившейся международной обста­новкой в данной части европейского континента, которая, несмотря на все ее сложности, оказалась благоприятной для Польско-литов­ского государства.

Явное преобладание центробежных тенденций над центростреми­тельными в политической жизни Германской империи при Фридри­хе III Габсбурге (1440—1493), дальнейшее обособление отдельных немецких земель-княжеств, происходившее при поддержке Римской курии, далеко не всегда успешная борьба императора Фридриха III с Францией, Венецией, Венгрией 24, постепенная деградация Ганзы 25 и некоторый спад внешнеполитической активности Швеции 26 — все это создавало для Польско-литовского государства довольно вы­годный международный фон, значительно облегчало осуществление таких возникавших тогда перед ним задач, как упрочение позиций на Балтике, расширение сферы влияния на среднем и нижнем Дунае, и, как уже отмечалось, на берегах Черного моря.

Одним из показателей возросшей роли Польши в политической жизни тогдашней Европы явилась женитьба в феврале 1454 г. поль­ского короля Казимира на Елизавете Габсбург, дочери императора Альбрехта II (1438—1439), сестре Владислава Габсбурга Погробовца, короля Чехии (1440—1457) и Венгрии (1453—1457)27. Этот брач­ный союз должен был иметь большое политическое значение: он не только закреплял традиции сотрудничества Польши с Чехией и особенно с Венгрией, возникшие в годы польско-венгерской унии 1370—1382 гг. и 1440—1444 гг 28, но и намечал перспективу его вос­становления в недалеком будущем. Соглашение о женитьбе Казимира на Елизавете Габсбург предусматривало возможность передачи Ягеллонам прав на венгерскую и чешскую короны в случае смерти бездетного Владислава Погробовца 29.

Соглашение о брачном союзе Казимира с Елизаветой Габсбург было реализацией замыслов не только одной династии Ягеллонов. Поддержанное Коронной Радой 30, это соглашение выражало интере­сы широких кругов польских феодалов, стремившихся таким спосо­бом добиться расширения земельного фонда, а вместе с тем и закреп­ления польско-литовских государственных границ путем их перенесения к черноморским берегам.

Однако пока Владислав Габсбург Погробовец благополучно управлял Венгрией и Чехией, пока Турция еще не соприкасалась непосредственно с рубежами Польши и Литвы, главным направле­нием внешнеполитической активности Ягеллонов оказывалось не юж­ное, а северное, связанное с борьбой за упрочение позиций Польши на Балтике, с попытками ограничения сферы влияния Ордена кре­стоносцев, уменьшения его роли в политической жизни Северо-Восточной Европы.

Вполне закономерным в связи с этим следует признать тот факт, что остававшиеся после Грюнвальдской битвы весьма напряженными отношения между Польшей и Орденом в начале 50-х годов XV в. вступили в критическую фазу своего развития 31.

Получая поддержку Римской курии и императора, правители Ордена рассматривали себя главными проводниками их политики в Северо-Восточной Европе и поэтому все меньше считались как с интересами политического и хозяйственного развития Польши, так и с экономическими и политическими запросами различных групп населения самой подчиненной им Пруссии 32-33. Такая позиция крестоносцев привела к тому, что уже в 30—40-е годы XV в. значи­тельная часть горожан и феодалов Пруссии объединилась в особый союз, который сначала пытался защищать себя сам, а потом встал на путь совместной с Польшей борьбы против Ордена. Уже в февра­ле 1454 г. Прусский союз обратился к королю Казимиру с просьбой принять Пруссию в состав Польского государства. Просьба эта вскоре была удовлетворена: в марте был издан акт инкорпорации, а вслед за тем объявлена война крестоносцам. Так начался новый тур борьбы Польши с Немецким орденом, продолжавшийся тринад­цать лет.

Война Польши против Ордена не была изолированным эпизодом политической жизни Северо-Восточной Европы; она теснейшим образом переплеталась с развитием международных отношений того времени в целом, в частности с ходом противоборства политических сил в юго-восточной части европейского континента. Дело в том, что поддерживавшие Орден в борьбе с Польшей Римская курия и им­ператор стремились одновременно навязать Польско-литовскому государству активное участие в антиосманской коалиции государств Юго-Восточной Европы 34. И хотя такое участие в чем-то отвечало тогда интересам Ягеллонов, тем не менее напряженная борьба с Ор­деном затрудняла одновременное осуществление Польшей активной политики на южных ее рубежах. Однако польская дипломатия все же проявляла в тот период заметную активность и в этом направле­нии. Более того, она даже пыталась увязать решение балтийской проблемы с обеспечением интересов Польско-литовского государства в Юго-Восточной Европе 35.

Еще накануне войны против Ордена Казимир не только заклю­чил, как мы знаем, политически выгодный брачный союз с Елиза­ветой Габсбург, но и попытался одновременно утвердить свое влия­ние в Молдавском княжестве, хотя это могло привести его к столкно­вению с Турцией и Венгрией. Поэтому в борьбе за влияние в Молдавском княжестве польскому королю приходилось учитывать интересы в данном регионе как Порты, так и Венгрии. Казимир добился признания молдавским господарем в 1456 г. сюзеренитета Польши. Господарь Петр Арон, со своей стороны, стал вассалом польского короля в расчете на его помощь в борьбе с султаном, которому Арон обязался выплачивать ежегодную дань 36. Установ­ление вассально-ленных отношений с Молдавским княжеством, данником Порты, означало, что Польша не только уклонялась тогда от прямых рекомендаций Рима и Империи войти в состав антиосман­ской коалиции, но и проявляла скрытую готовность сотрудничать с Османской империей, признавая реальностью нечто вроде поль­ско-турецкого кондоминиума над Молдавским княжеством 3?. Весьма показательно, что молдавский господарь проявлял тогда желание оказать Казимиру помощь в его борьбе с Орденом38.

Такого рода отношения между Польшей, Молдавским княжеством и Портой, разумеется, не были случайными; они определялись всей международной обстановкой того времени, в том числе и ходом вой­ны Польши против крестоносцев. Дело в том, что протекавшая с переменным успехом борьба на Балтийском побережье сопровож­далась интенсивными дипломатическими переговорами как в Риме, так и в различных центрах Империи, переговорами, в которых, разумеется прежде всего защищались интересы Ордена на Балтике и Венгрии на Дунае, но в которых вместе с тем предпринимались попытки возложить едва ли не основное бремя противоборства с ос­манским натиском в Юго-Восточной Европе на Польшу 39-40.

Естественно, что все эти попытки Римской курии и Империи на­вязать Польше выгодную Ордену и невыгодную ей политику не мог­ли встречать положительной реакции со стороны польской диплома­тии. Оставаясь на принципиальных позициях защиты католицизма, в сфере практической политики она не только уклонялась от выпол­нения рекомендаций Рима и Империи, не только избегала их посредничества в урегулировании польско-орденских споров, но и выдви­гала смелые контрпредложения.

Уже весной 1456 г., когда Империя решила осудить выступление короля Казимира и Прусского союза против Ордена, а сама Польша находилась под впечатлением военного поражения, понесенного ею под Хойницами (18 сентября 1454 г.), польская дипломатия все же сочла возможным во время переговоров с имперскими князьями выдвинуть идею переброски Ордена крестоносцев с Балтийского по­бережья либо на один из островов Эгейского моря, либо в причерноморские степи41. Совершенно очевидно, что Краков имел при этом в виду ликвидацию сильного и боеспособного конкурента на Балтике и одновременное приобретение послушного и надежного союзника в Северном Причерноморье для будущей борьбы с Портой, исходил из возможности превращения Ордена из орудия антиполь­ской политики в инструмент «пропольской» политики, направленной против султана.

Однако сколь ни смел и интересен был такой план польской дип­ломатии, он оказался неприемлемым как для князей Империи, так и для римского папы Каликста III (1455—1458), а в дальнейшем и для папы Пия II (1458—1464) 42. Этот план был непригодным с их точки зрения по той причине, что он нарушал сложившуюся систему функционирования двух параллельно действовавших инструментов римско-имперской политики на востоке Европы, ломал защищавшую­ся Римом концепцию «католического универсализма»43, в рамках которой Орден и Польша должны были выполнять такие задачи, которые, хотя и не всегда совпадали с их собственными интересами, оказывались всегда одинаково важными для курии.

Римская курия и князья Империи стремились сохранить Орден в качестве своего главного политического инструмента на северо-востоке Европы, а Польше предлагали примириться, с одной сторо­ны, с существованием воинственного Ордена на Балтике, а с другой стороны, взять на себя функции активного «защитника» христианст­ва в Юго-Восточной Европе. Не удивительно, что такая позиция Рима и Империи заставляла Польшу продолжать вести напряженную борьбу против крестоносцев, игнорировать настойчивые предложения посредничества в польско-орденских переговорах и в то же время сохранять мирные отношения с Османской империей.

Данная ситуация серьезно не изменилась и тогда, когда в связи со смертью Владислава Габсбурга Погробовца (1457) чешскую и венгерскую короны получили не Ягеллоны 44, как это предусматри­валось соглашением 1454 г., а соответственно Иржи Подебрад (1457—1471) и Матьяш Корвин Хуньяди (1458—1490), когда в 1457 г. молдавский престол занял Штефан III Великий. Новый молдавский господарь в 1459 г. принес присягу верности польскому королю, а весной 1462 г. подтвердил Казимиру признание его вас­салитета 45.

Продолжая считать главной задачей своей политики борьбу за утверждение позиций Польши на Балтике, Казимир в то же время не игнорировал и положения дел на Черном море. Не случайно в год подтверждения молдавским господарем присяги польскому королю произошло сближение Кракова с генуэзской колонией в Крыму Каффой (весна и лето 1462 г.), которая поддерживала тесные торго­вые связи с Молдавским княжеством46. Установление отношений Каффы с королем Казимиром, в свою очередь, было связано, видимо, с развитием торгово-политических контактов Польши с Молдавским княжеством.

Но как бы ни складывались отношения  Польско-литовского  госу­дарства со своими южными соседями, основное внимание польской дипломатии в 60-е годы было направлено на ослабление Ордена, все еще сохранявшего и свой военно-политический потенциал, и свои широкие международные связи.  Польша учитывала тот факт, что Орден постоянно  получал поддержку Римской курии, умело при­крывавшей, как известно, практику своего политического сотрудниче­ства с наиболее перспективными,   наиболее выгодными партнерами концепциями «католического универсализма», идеями   крестового похода против османов, лозунгами  борьбы против чешского короля-«диссидента» Иржи Подебрада.  Ягеллонам приходилось считаться и с тем, что  под  прикрытием  идей  «династического легитимизма» крестоносцы получали помощь от императора Фридриха, от некото­рых князей-электоров 47.  Польская  дипломатия должна была иметь в виду и то обстоятельство, что на какое-то время союзником Ордена оказался венгерский король Матьяш Корвин, который в 1463 г. сблизился с императором   Фридрихом III при явном одобрении Римской курии 48.

В этих условиях польская дипломатия, естественно, не бездей­ствовала: она стремилась вести в Европе контригру, старалась найти силы, которые были бы оппозиционно настроены к Риму и импера­тору и которые могли бы оказать ей ту или иную политическую под­держку. К этим силам можно было отнести чешского короля Иржи Подебрада, австрийского короля Альбрехта VI и баварского князя Людовика. В июне 1462 г. в Познани был заключен договор между австрийским королем и Казимиром, в котором последний назван «господином Пруссии» 49, а баварский курфюрст Людовик еще вес­ной 1462 г. открыто поддержал польско-чешские политические кон­такты 50.

Польско-чешское сближение было оформлено на съезде в Глогове (май 1462 г.). В ходе этого съезда было заключено, казалось бы, неожиданное соглашение об антиосманском союзе Польши и Чехии, а также одобрен чешский проект создания широкой коалиции ряда европейских государств, направленный против Османской империи. Хотя достигнутые в Глогове соглашения формально носили антиос­манский характер, в действительности они были направлены не столько против Порты, сколько против Ордена, императора и Рим­ской курии. Об этом свидетельствовал тот факт, что Чехия устраня­лась из числа возможных союзников Ордена, а также то, что выдви­нутый проект коалиции исключал руководящее участие в ней Импе­рии и Рима. Переговоры в Глогове о создании антиосманской коалиции без ведущей роли Рима и императора были явно противопос-тавлены тогдашней политической активности последних, нацеленной также на формирование широкого фронта ряда европейских госу­дарств для борьбы с Османской империей 51. Показательно, что по­следний аспект проекта получил одобрение со стороны Франции и Венеции, соперничавших тогда не столько с Портой, сколько с Им­перией и Римом 52.

В этих условиях польская дипломатия стала еще более настой­чиво добиваться своей главной цели — усиления позиций на Бал­тике за счет ослабления влияния Ордена, Империи и Рима, а также Венгрии в данном регионе.

В 1462—1463 гг. были достигнуты заметные военные успехи в войне против Ордена. Все более энергичным становилось и противо­действие польской дипломатии вмешательству Рима как во внутри­политическую, церковную жизнь Польского государства (споры по поводу назначения тех или иных епископов), так ив сам ход борьбы Польши против крестоносцев 53. Твердая и настойчивая позиция польской дипломатии в конце концов заставила Орден и Римскую курию занять более гибкую линию в отношении Польши и Прусского союза. Важную роль здесь сыграли польско-орденские переговоры, происходившие летом 1464 г. в Торуне при посредничестве пред­ставителей Ганзы. Хотя крестоносцы снова отвергли выдвигавшийся польской стороной проект переброски Ордена на территорию Подо-лии, тем не менее они стали допускать какую-то возможность ком­промисса под влиянием ганзейских дипломатов, поддерживавших Польшу 54. Однако решающий перелом в отношениях Польского го­сударства, Прусского союза и Ордена наступил лишь в 1466 г., когда новые победы польских войск над крестоносцами, с одной стороны, и важные перемены в международной жизни всей Европы, с другой, создали для этого соответствующие предпосылки 55.

Именно в это время Римская курия вынуждена была внести су­щественные коррективы в свой подход к затянувшейся польско-орден­ской войне. Считаясь, разумеется, с фактом наметившегося военного перевеса Польши над крестоносцами, а также с явлениями далеко зашедшей расщепленности политических сил Западной Европы, но­вый римский папа Павел II (1464—1471) счел необходимым изме­нить свое отношение к многолетнему спору Польского королевства и Прусского союза с крестоносцами 56. Этому способствовало и то обстоятельство, что Павел II после полного провала выдвинутого его предшественником плана крестового похода против Порты, после неудач борьбы с Иржи Подебрадом видел именно в польском короле Казимире вполне реального участника антиосманской коалиции, более удачливого, чем венгерский король, а также наиболее достой­ного, перспективного соперника чешскому королю-«диссиденту».

Поняв необходимость перемены своего отношения к конфликту на Балтике, папа снял «проклятие» Римской курии с Прусского союза, провозглашенное еще в 1455 г., выразил готовность поддер­живать территориальные претензии Польши и Прусского союза в большей мере, чем территориальную программу крестоносцев.

При таких установках нового папы король Казимир счел возможным, наконец, принять посредничество Рима в намечавшихся пере­говорах с Орденом 57.

Итак, длительная и напряженная борьба Польши против кресто­носцев, изменившаяся расстановка сил в тогдашней Европе создали к осени 1466 г. условия, при которых заключение мира между кон­фликтующими сторонами стало  неизбежным.   В силу подписанного 19 октября 1466 г. мирного договора к Польше отошли Восточное Поморье с Хельминской землей и часть Пруссии с Мальборком и Вармией, под контролем польского короля оказались города Гданьск, Торунь, Эльблонг и Крулевец  (Кенигсберг). Сам Орден становился ленником польской короны, хотя сохранял  при этом значительную автономию и самые тесные связи как с Римом, так и с Империей 58. После успешного завершения войны против Ордена в создавшейся благоприятной для Польши международной обстановке перед Ягел-лонами открылись перспективы усиления влияния в Юго-Восточной, Восточной  и  Центральной  Европе. Перед  польской  дипломатией встали две взаимосвязанные задачи: во-первых, «приобретение» для дома Ягеллонов чешского и венгерского престолов, что озна­чало бы оформление польско-чешско-венгерской унии и создание сильного политического объединения в данном регионе под эгидой Кракова; во-вторых, организация на основе унии активного противо­действия натиску Османской империи, что должно было бы в конеч­ном счете обеспечить установление границ Польско-литовского госу­дарства на черноморских берегах.

Следует   признать,   однако,   что   предпринимавшиеся   Польшей попытки параллельного осуществления этих задач наталкивались на определенные трудности. Польско-литовское государство (как, впро­чем, и другие государства тогдашней Европы, в частности Венгрия и  Австрия) вынуждено было считаться с тем фактом, что Римская курия продолжала вести политику так называемого «католического универсализма»,   подчинявшую   интересы   государственных образо­ваний и требовавшую значительных уступок со стороны этих госу­дарств ради достижения «наднациональных» целей    Ватикана59. Добиваясь от всех государств Юго-Восточной, Центральной и Вос­точной    Европы активного участия в антиосманской коалиции, папство в то же время осуществляло такую политику в отношении этих государств, которая по существу крайне затрудняла создание коалиции. Рассчитывая на включение Польши в борьбу против экс­пансии Османской империи, Римская курия продолжала нe только сама тесно сотрудничать с Орденом, но и поддерживать венгерского короля в его контактах с крестоносцами 60.  Затрудняла создание широкого  антиосманского  фронта  государств   региона  и политика Римской  курии  в   отношении  неугодного  ей   чешского  правителя-«еретика»  Иржи  Подебрада,   которого  должны   были,  по  расчетам Ватикана,  ослабить или даже отстранить от власти как Венгрия, так и Польша 61.

Несмотря на все эти трудности, польский король Казимир уже со второй половины 60-х годов стал активно добиваться упрочения позиций Польско-литовского государства в Юго-Восточной Европе. Не включаясь открыто в борьбу против Османской империи, польский король повел переговоры с римским папой Павлом II по поводу передачи Ягеллонам чешской короны в случае реализации плана удаления из Чехии короля-«диссидента» Подебрада, а с 1467 г. стал добиваться не только чешского, но и венгерского престола для Ягеллонской династии 62.

Такая устремленность польского короля, разумеется, не остава­лась незамеченной ни венгерским королем Матьяшем, ни императо­ром Фридрихом. С согласия Рима и Фридриха III по просьбе чеш­ских католиков — противников Подебрада Матьяш Корвин 6 апреля 1468 г. объявил себя защитником и опекуном Чехии и начал от­крытую войну против Подебрада. Через год, заняв силой Моравию, Корвин добился у чешских католиков избрания себя чешским коро­лем (Оломоуц, 3 мая 1469 г.)63.

 В этих условиях Подебрад, оказавшись в изоляции, вынужден был зимой 1468/69 г. пойти на временное примирение с Матьяшем Корвиным. Однако теперь дальнейшие политические расчеты По­дебрада связывались с Польшей, дипломаты которой энергично про­тестовали против избрания Матьяша в Оломоуце 64. Видя в венгер­ском короле главное орудие римской политики на чешских землях, Подебрад обратился непосредственно к польскому королю Казимиру с предложением наметить кого-либо из его сыновей наследником чешской короны (тогда же чешский сейм одобрил проект передачи Ягеллонам чешского престола в случае смерти Подебрада) 65. По­скольку Казимир видел в военно-политической активности Корвина угрозу не только Чехии, но и самой Польше, угрозу планам создания под эгидой Ягеллонов большого государственного организма от Балтики до Черного моря 66, он, разумеется, не мог не приветство­вать предложения Иржи Подебрада. Хотя Казимир не принял его некоторых условий, в частности проекта женитьбы Владислава Ягеллона на его дочери Людмиле, тем не менее политическое согла­шение между правителем Чехии и королем Польши летом 1469 г. стало свершившимся фактом 67.

В конце 60-х — начале 70-х годов будущее чешской короны оказа­лось в фокусе международной жизни всей Центральной Европы. Кроме Ягеллонов и Корвина, появились и другие претенденты, в частности курфюрст саксонский Альбрехт, женатый на дочери Подебрада Здене, курфюрст Баварский Людовик и, наконец, сам Фридрих III 68.

Напряженная борьба за корону Вацлава вступила в новую фазу, когда умер Подебрад (22 февраля 1471 г.). Противоборство кандида­тур усилилось. Однако Казимиру все же удалось путем гибкой дипло­матии, демонстрации терпимого отношения к остаткам гусизма до­биться избрания на сейме в Кутной Горе (конец мая 1471 г.) своего сына Владислава чешским королем. 22 июля 1471 г. он был короно­ван в Праге 69.

Однако это не было завершением борьбы за чешскую корону. Коронация Владислава не устраивала ни Римскую курию, ни венгерского короля, контролировавшего Моравию, Силезию и Лужицы 70. Польская дипломатия, предлагая компромиссное соглашение, до сути дела выдвигала план временного разделения чешских земель между Владиславом Ягеллоном и Матьяшем Корвиным. Но римский дапа и венгерский король требовали большего и готовили войну против Польши. В ответ Ягеллоны объявили о своих претензиях и даже «исторических правах» не только на Чехию, но и на Венгрию 71. Ягеллонов поддерживали отдельные группы феодалов из Трансильвании, самой Венгрии, а также молдавский господарь Штефан, который ранее установил контакты с противником Корвина — Иржи Подебрадом и объявил войну валашскому господарю Раду Краси­вому (1462—1471), которого венгерский король хотел использовать для утверждения контроля над устьем Дуная и крепостью-портом Килией 72.

В результате война стала фактом. Проходившие с переменным успехом в 1471—1474 гг. военные действия между польскими и вен­герскими войсками завершились сначала перемирием (27 февраля 1474 г.), а потом заключением во Вроцлаве компромиссного согла­шения (8 декабря 1474 г.), в силу которого Владислав Ягеллон был признан королем Чехии, а его соперник Матьяш Корвин стал обла­дателем Моравии, Силезии, Лужиц 73.

Но папство и на этот раз осталось недовольным достигнутой договоренностью. Дело в том, что в середине 70-х годов XV в. Рим­ская курия изменила свое отношение к польскому правящему дому Ягеллонов. Если в предшествующем десятилетии римская диплома­тия видела в Казимире надежного противника чешского короля-«диссидента» и усматривала в польском короле одного из возможных участников антиосманской коалиции, то после смерти Подебрада и избрания Владислава Ягеллона на чешский престол, обнаружив его терпимость к остаткам гусизма в Чехии и нейтральную позицию по отношению к Османской империи, Ватикан изменил свой подход к оценке роли Ягеллонов. В политических расчетах римского папы Сикста IV (1471—1484) главная ставка делалась теперь не на короля Польши Казимира, а на венгерского короля Матьяша Корвина, ко­торому оказывалась большая денежная помощь 74.

В этих условиях глава Польско-литовского государства, а вместе с ним и новый чешский король Владислав рассматривались в Риме в качестве таких политических деятелей, которые только ослабляли военно-политический потенциал Корвина, мешали осуществлению возложенных на него функций. Римская дипломатия выдвинула задачу создания максимально благоприятной политической конъюнк­туры для деятельности венгерского короля, а в связи с этим и за­дачу расшатывания позиции Ягеллонов в данной части европейского континента. Не удивительно, что именно тогда был поставлен под вопрос польско-венгерский договор во Вроцлаве (декабрь 1474 г.), а также весь комплекс отношений Польши с Орденом, созданный: Торуньским миром 1466 г. Вопреки воле короля Казимира в Вармию был назначен епископом Тунген, в дальнейшем римская дипломатия предложила Тунгену, а также магистру Ордена Трухцессу перейти под покровительство венгерского короля Матьяша (это произошло позднее, в феврале-марте 1477 г.) 73.

Действуя в тесном контакте с Римской курией, Корвин выдви­нул идею «проклятия» Казимира и план ослабления польского влия­ния в Молдавском княжестве с целью утверждения здесь своего влия­ния76. Кроме того, через императора Фридриха III Корвин пытался лишить династию Ягеллонов инвеституры на Чехию с тем, чтобы потом передать «законные» права на чешскую корону венгерскому правящему дому 77.

Антипольская позиция папства в середине 70-х годов привела к тому, что миссия посла Польши Каллимаха в Риме (начало 1477 г.) кончилась безрезультатно (Каллимах настаивал тогда в Риме на разрыве Матьяша с крестоносцами, на окончательном признании курией Владислава Ягеллона чешским королем) 78, а прибывший в Краков папский нунций Бальтазар объявил в середине января 1478 г. о «проклятии» папой Казимира и Владислава, об освобожде­нии крестоносцев от обязательств, связанных с условиями Торуньского мира. В этих обстоятельствах новый магистр Ордена Трухцесс готовился к открытой войне против Польши, надеясь на помощь вен­герского короля и некоторых немецких князей 79.

Такой оборот дел вынуждал польского короля вести энергичную контригру как в чисто военной сфере, так и в сфере дипломатической. Осуществлявшиеся в эти годы в Польше приготовления к вооружен­ному конфликту с Орденом, а также военные действия между чеш­ским королем Владиславом Ягеллоном и Матьяшем Корвиным в ка кой-то мере сдерживали воинственность Ордена 80. Сковывала дей­ствия Ордзна и короля Венгрии активизация черноморской политики Казимира, его стремление укрепить влияние в Молдавском княжест­ве 81. Однако акции польского короля наталкивались на растущее противодействие не только Римской курии, Корвина и Фридриха III, но также и Османской империи.

Дело в том, что в начале 70-х годов Мехмед II решил повернуть острие своей внешней политики в сторону Юго-Восточной Европы. Этому способствовала одержанная султанским войском решительная победа (11 августа 1473 г.) над Узун-Хасаном, главой государства Ак-Коюнлу 82. Именно в эти годы Мехмед все более отчетливо стал понимать неоправданность, а может быть, даже рискованность даль­нейших попыток продвижения вверх по среднему Дунаю при полной необеспеченности своих флангов в Северном Причерноморье, а также в той части Балканского полуострова, которая примыкала к Адриа­тическому морю, при отсутствии надежного контроля со стороны Порты над Ордынскими улусами в Крыму, на нижней Волге, над Молдавским княжеством, а также над Албанией, Герцеговиной, отчасти Боснией. Адриатическое побережье Балканского полуостро­ва заметно интересовало феодальные силы Западной Европы, прежде всего Венецию, с которой Порта уже вела войну с 1463 г.83, а Север­ное Причерноморье привлекало все большее внимание Польско-ли­товского государства, а также в известной мере и Генуи. Султан не мог не знать о том, что Венеция и Польша еще недавно искали союза с Узун-Хасаном. Мехмед прекрасно был осведомлен и о том, что Ягеллоны открыто претендовали на закрепление за собой терри­торий Северного Причерноморья, Нижнего Подунавья, нижней Волги как путем установления союзных или вассальных отношений со странами этого региона, так и путем создания польско-литовских опорных пунктов на Черноморском побережье 84.

Особые опасения внушало Мехмеду то, что молдавский госпо­дарь, владевший Килией и Аккерманом, поддерживал самые тесные торговые и политические отношения с генуэзской Каффой и всей системой итальянских колоний в Северном Причерноморье 85. Побе­да, одержанная Штефаном над османским войском у Вислуя в январе

1475 г., и признание в сентябре 1475 г. вассалитета польского короля усиливали опасения султана. Видимо, не случайно именно в эти годы Мехмед значительно сократил размах наступательных операций про­тив самой Венгрии, масштабы боевых действий на подступах к среднему Дунаю, хотя борьба здесь еще продолжалась в 1475 и 1476 гг.

Одновременно с военными действиями, терявшими свой былой размах, происходили интенсивные дипломатические переговоры по поводу возможного примирения между Портой и Венгрией. Мехмед просил даже предоставить османским войскам свободный проход через территории королевства Венгрии якобы для борьбы с Импе­рией 86. Хотя Корвин и отверг просьбу султана, переговоры по по­воду заключения сепаратного мира между Венгрией и Портой все же продолжались. В 1477—1479 гг. венгерский король был близок к формальному соглашению с Мехмедом, тем более что родственник и союзник Корвина король неаполитанский Фердинанд уже тесно сотрудничал с султаном87.

Стремясь к свертыванию борьбы с собственно Венгрией, султан в то же время старался обезвредить ее скрытых и явных политиче­ских партнеров в Северном Причерноморье, на Балканах и в самой Италии. Он старался ослабить влияние Польско-литовского государ­ства на нижнем Дунае и в Северном Причерноморье и ликвидировать присутствие Венеции на территориях Восточной Адриатики. Не случайно Мехмед считал тогда Венецию и Польско-литовское госу­дарство серьезными противниками 88. И это было, очевидно, одним из главных направлений военно-политической активности султана во второй половине 70-х годов XV в.

Мехмед свел на нет все достижения короля Матьяша в Валахии, подчинив своей власти нового господаря Басараба Лайота. С целью ослабления Венеции на Адриатике султан с такой же настойчивостью вел борьбу за утверждение своих позиций в Греции, Албании, в тех областях Боснии, которые после 1463 г. еще оставались под венгер­ским контролем 89. Установление в 1477—1478 гг. союзных отноше­ний с неаполитанским королем Фердинандом должно было привести к дальнейшему ослаблению республики св. Марка. В условиях на­метившегося сближения Фердинанда Неаполитанского и Корвина с Османской империей и растущего нажима со стороны султанских сил на Адриатике Венеция зимой 1478/79 г. встала на путь мирных переговоров с Портой, а 5 мая 1479 г. заключила с ней соответствую­щий мирный договор 90.

Добившись выхода Венеции из войны, начавшейся еще в 1463 г., Мехмед уже через неделю бросил заранее собранные войска на Алба­нию, на ее главную приморскую крепость Скутари. В результате этих операций к концу 70-х — началу 80-х годов почти все восточ­ное побережье Адриатического моря было в руках султана 91.

Не меньшее значение в международной жизни того времени имели успехи султана Мехмеда в Северном Причерноморье, в частности установление им контроля над Крымским полуостровом в 1475— 1478 гг. В разработке плана кампании против Крыма участвовал не только сам султан, но и его визирь Гедик-Ахмед-паша, назначенный тогда главнокомандующим османских сил. Первой политической ак­цией этого плана было отстранение от власти Менгли-Гирея незадол­го до начала боевых операций по овладению Каффой. Неуверенный в готовности Менгли-Гирея активно участвовать в кампании на сто­роне султана, поскольку были известны его тесные контакты с этой генуэзской колонией (еще в 1469 г. он защищал ее от посягательств самого султана, а в 1474 г.— от нападок ширинских мурз, возглав­ляемых Эминеком), османский главнокомандующий предпочел иметь дело не с представителем династии Гиреев, а с главой рода ширинов Эминеком 92.

В результате Менгли-Гирей в начале 1475 г. был заточен в Манкупскую крепость, а Эминек возвращен в старый Крым. И когда османский флот в составе 300—350 судов появился весной 1475 г. на Каффинском рейде, Гедик-Ахмед-паша мог рассчитывать на вы­ступление против Каффы крымских татар под командой Эминека. Задуманная таким образом операция по овладению генуэзской кре­постью длилась всего три-четыре дня. Вслед за тем была фактически упразднена и вся система итальянских колоний в Северном Причер­номорье, находившаяся до сих пор под той ила иной опекой генуэз­ской Каффы. Под власть Порты попали Матрега (Тамань), Воспро (Керчь), Тана (Азов), Мапа (Анапа), Копа на Кубани и другие по­селения такого типа в регионе. Их судьбу вскоре разделили Чембало (Балаклава) и Солдайя (Судак), который был взят голодной бло­кадой93.

Овладев основными стратегическими пунктами прибрежной по­лосы Крыма, а также Таманского полуострова, Гедик-Ахмед-паша приступил к политическому оформлению одержанной победы. Если для взятия Каффы турецкому командующему было достаточно под­держки ширинских мурз во главе с Эминеком, то для длительного закрепления власти Порты над всем Крымским ханством снова по­надобилась влиятельная фигура представителя династии Гиреев, в частности хана Менгли-Гирея. В июле 1475 г. он был освобожден из Манкупского заточения и тогда же заключил с Гедик-Ахмед-пашой договор большой исторической важности. В посланном в июле 1475 г. письме к султану Мехмеду Менгли-Гиреа сообщал: «...мы заключили с Ахмед-пашой договор и условия: быть падишаха другу — другом, а его врагу — врагом», а также выражал благодарность за то, что крымцы «вошли в милость падишаха, в состав государства его». В этой ситуации султану уже не нужно было и автономное Манкупское княжество, в декабре 1475 г. это карликовое государство также оказалось под полным контролем Турции и Крыма, а князь Исаак — один из потомков Трапезундских Комнинов — был ликвидирован 94.

Добившись таким образом в течение 1475 г. осуществления своих планов в отношении Крымского полуострова, Мехмед отнюдь не считал свою программу выполненной. Стремясь расширить и ук­репить свое влияние в Восточной Европе, он не довольствовался подчинением Крыма. Теперь перед ним стояла задача установить контроль и над другими улусами бывшей Ордынской державы, в частности над одним из главных улусов на нижней Волге — Большой ордой. Чтобы превратить этот улус в своего вассала, султан в 1476 г. санкционировал политическое сращивание Волжского юрта с Крымским. Это было осуществлено путем отстранения от власти Менгли-Гирея (к которому султан, видимо, все еще не питал полного доверия) и одновременной передачи Крымского «юрта» одному из Ахматовичей — Джанибеку. Причастность к этой политической акции османских властей подчеркивала одна из русских летописей 95.

Однако уже через год-два султан, видимо, стал понимать невыгод­ность и даже опасность сохранения тесных политических контактов Крыма с Большой ордой. Дело в том, что хан Ахмат только деклари­ровал свою привязанность к падишаху и Порте. Его реальная поли­тика состояла в том, чтобы, опираясь на достигнутое сращивание Крыма с Ордой, воскресить «великодержавные» претензии Чингизи­дов на всю Восточную Европу и тем самым противопоставить как бы восстанавливаемую Золотую Орду Османской империи 96. Так, в письме Ахмата к Мехмеду (июнь 1477 г.), кроме декларации «верности» Порте, содержались напоминания о том, что свое происхож­дение ордынский правитель вел от Чингисхана 97. Об этом же гово­рили и прямые попытки Ахмат-хана восстановить политическую и финансовую власть Орды над Северо-Восточной Русью, пред­принятые в 1476 г.98

Разумеется, развитие событий в этом направлении, дальнейшее усиление политической власти Ахмата, а следовательно, и Джанибека, все больше беспокоили султана, а вместе с ним и влиятельные круги крымских феодалов, ширинских мурз. В результате отноше­ния между Ахматом и Джанибеком, с одной стороны, Мехмедом II и крымскими ширинами — с другой, быстро ухудшались. В 1478 г. они достигли кризисной стадии: Османская империя изгнала из Крыма Джанибека, освободила из заточения Менгли-Гирея и в третий раз посадила его на крымский престол99. Тогда же был под­твержден договор 1475 г., который фиксировал вассальную зависи­мость Крымского ханства от Порты. Условия этой зависимости были довольно четко определены. Османская империя настояла на том, чтобы в Стамбуле постоянно находились ближайшие родствен­ники хана, которые в качестве представителей династии Гиреев могли заменить его на крымском престоле в любой удобный для Порты момент. Кроме того, султан потребовал предоставления ему при­брежной полосы горного Крыма (от Балаклавы до Керчи) с цент­ром в Каффе 100. Здесь был расположен большой турецкий гарнизон, а также находилась резиденция постоянного представителя Стамбу­ла 101.

Обеспечив таким образом реальный контроль над деятельностью крымских правителей, Порта пошла им на некоторые уступки, имея при этом в виду возможность более гибкого использования Крыма в качестве инструмента своей политики. Она обещала назначать ха­нов на крымский трон только из дома Гиреев, предоставив ханству внутриполитическую автономию и право сношений с иностранными державами. Так были заложены основы крымско-турецких отноше­ний, которые в дальнейшем видоизменялись в деталях, но оставались стабильными в главном: Крым являлся вассалом Османской импе­рии, послушным проводником ее планов в Восточной и Юго-Восточ­ной Европе. Установление такого рода зависимости Крыма от Порты стало одним из ключевых моментов не только в истории их взаимоот­ношений, но и в политике османско-крымской дипломатии в данном регионе на протяжении двух-трех столетий.

Превращение Крыма в послушного вассала Порты, османские завоевания 70-х годов в западной части Балканского полуострова создавали благоприятные условия для вмешательства султанской дипломатии в политическую жизнь Восточной, Юго-Восточной и Центральной Европы, для использования ею в своих интересах политического соперничества между Ягеллонами, Рюриковичами, Хуньяди и Габсбургами, вооруженных конфликтов между ними102.

Одновременно с операциями на Крымском полуострове Мехмед действовал и в нижнем Дунае, стремясь подчинить себе Молдавское княжество. Проиграв битву у Васлуя в 1475 г., султан при поддерж­ке Менгли-Гирея и валашского господаря Басараба II Лайоты добил­ся летом 1476 г. победы над молдавскими войсками, однако не смог закрепить свое влияние в Молдавском княжестве. Молдавский гос­подарь Штефан продолжал сотрудничать со многими своими соседя­ми, враждебными Порте. Несмотря на вынужденные уступки сул­тану, господарь продолжал поддерживать контакты как с Венгрией, так и с Польшей (12 июля 1475 г. он стал вассалом венгерского коро­ля Матвея, 8 сентября 1475 г. объявил себя вассалом короля Кази­мира).

Специфика такой ситуации обусловливалась, видимо, рядом при­чин. С одной стороны, каждый из претендентов на подчинение Мол­давского княжества имел недостаточный военно-политический по­тенциал; с другой стороны, господарь сознательно следовал тактике лавирования между Портой, Венгрией и Польшей, обеспечивая таким образом необходимые политические предпосылки для сохра­нения самостоятельности своего княжества. Османская империя чаще и успешнее других соседей княжества (в силу явного преобладания своего военно-политического потенциала) использовала политику ее господаря Штефана на международной арене, в частности извлека­ла для себя выгоду из его лавирования между Польшей и Венгрией, которое содействовало нужному Порте обострению польско-венгер­ских отношений, а иногда и провоцировала возникновение конфлик­тов между ними.

Таким образом, Османская империя к концу 70-х годов XV в. добилась существенных сдвигов в создании выгодной для себя ситуации в Юго-Восточной Европе. Временно отказавшись от планов продвижения вверх по среднему Дунаю, Порта закрепила свои позиции на флангах, на адриатическом побережье Балканского полуострова и в Северном Причерноморье, попыталась утвердить свое влияние на нижнем Дунае. Османская империя получила, та­ким образом, возможность более активно вмешиваться в международ­ную жизнь европейского континента, эффективнее, чем раньше, использовать в своих интересах противоречия между Московским государством и Польшей, Польшей и Венгрией, Венгрией и Импери­ей, наконец, Империей и некоторыми итальянскими государствами, а в дальнейшем — между Империей и Францией. Разумеется, речь шла не о простом сталкивании их друг с другом, а об умелом исполь­зовании сложных отношений между государствами Юго-Восточной, Восточной и Центральной Европы, которое содействовало бы в ко­нечном счете созданию выгодной для Порты расстановки политиче­ских сил в регионе, не допуская слишком большого перевеса одной державы над другими и исключая возможность формирования широ­кой антиосманской коалиции европейских государств.

Заняв выгодные стратегические позиции в указанном регионе, Порта стала еще более энергично добиваться предотвращения поли­тической консолидации северных соседей, постоянно поощряя со­перничество между ними. Так, дав венгерскому королю возмож­ность свернуть вооруженную борьбу против османских войск в 1478—1479гг., султан объективно создал благоприятные условия для захвата Корвиным некоторых австрийских территорий, вызвав тем самым обострение венгеро-имперских противоречий и вооружен­ный конфликт между Матьяшем и Фридрихом III 103. В создавшейся таким образом ситуации Османская империя главное свое внимание стала сосредоточивать на противодействии политике Польско-ли­товского государства с его программой польско-чешско-венгерской унии, с планами расширения территориальных владений в Восточ­ной Европе, Северном Причерноморье и нижнем Дунае, с практикой тесного сотрудничества с Волжской Ордой, тогдашним антагонистом Крыма.

Новая международная ситуация в регионе не оставалась, разу­меется, не замеченной крупными политическими силами Западной и Центральной Европы. Весной 1478 г. в отношениях Римской курии и венгерского короля к Польше произошли важные сдвиги. В марте-апреле было достигнуто перемирие между чешским королем Влади­славом и венгерским королем Матьяшем, тогда же папа Сикст IV принял в Риме польского посла Гослупского, которому было объяв­лено о якобы возникших серьезных разногласиях между Римской курией и папским нунцием Бальтазаром (случай крайне редкий в дипломатической практике Ватикана), о допущении им явного превышения своих полномочий в отношении Ягеллонов, Польши и Ордена (см. выше). Вскоре после этого вынужденного дезавуирова­ния Римом своего легата были достигнуты реальные политические соглашения между Польшей, Венгрией и Орденом. В первой полови­не 1479 г. были заключены договоры о сохранении титула «чешского короля» за домами Ягеллонов и Хуньяди, а вслед за тем король Матьяш Корвин должен был отказаться от поддержки своих недав­них союзников — магистра Ордена Трухцесса и епископа Вармии Тунгена 104.

Итак, ход военных действий между польскими и орденскими вой­сками середины 70-х годов и важные сдвиги в международной жизни того времени привели к тому, что Польско-литовское государство добилось восстановления своих позиций на Балтике, а также урегу­лирования отношений с Венгрией. Вместе с тем оно выдвинуло смелый план утверждения своего влияния в Чехии, Венгрии, Мол­давском княжестве и в Северном Причерноморье, который к середи­не 70-х годов уже частично был реализован. Королем Чехии уже был Владислав Ягеллон, молдавский господарь Штефан продолжал выступать в роли вассала Польши, а все еще сильная Волжская орда оказалась активным военно-политическим партнером Казимира.

Отношения с Московским государством на протяжении 70-х годов оставались формально мирными, хотя в скрытом соперничестве за влияние на Волхове Ягеллоны должны были уступить Ивану III105.

Достигнутые Польско-литовским государством политические ре­зультаты, несмотря на их относительность, производили сильное впечатление на соседние державы не только сами по себе, но и пер­спективой их «наращивания» в недалеком будущем.

 

1 Historia Polski. T. 1. W., 1957, cz. 2; История Венгрии. Т. 1. М., 1971; Исто­рия Югославии. Т. 1. М., 1963; Fraknoi V. M. Corvinus Konig von Ungarn 1458—1490. Freiburg, 1891; Nehring K. Matthias Corvinus, Kaiser Friedrich III und das Reich. Zum hungarisch-habsburgischen Gegensatz im Donauraum. Munchen, 1975; Kraus W., Kaser K. Deutsche Geschichte im Ausgange des Mittelalters. Stuttgart; Berlin, 1905—1912, Bd. 1—2; Wiesflecker H. Kaiser Maximilian I. Das Reich, Osterreich und Europa an der Wende zur Neuzeit. Wien, 1971-1975, Bd. 1—2.

2 Черепнин Л. В. Образование русского централизованного государства. М.т 1961; Базилевич К. В. Внешняя политика русского централизованного госу­дарства. Вторая половина XV в. М., 1952.

3 История Чехословакии. Т. 1. М., 1956; Prehled dejin Ceskoslovenska. Praha, 1980, t. 1.

4 Historia Polski, t. 1, cz. 2, s. 78 — 106; Разумовская Л.  В. Очерки  по исто­рии польских крестьян в XVXVI вв. М., 1968.

5 Historia Polski, t. 1, cz. 2,  s. 44, 107—145.

6 Historia Polski, t. 1, cz. 2, s. 126—130.

7 Heyd W. Historie du commerce du Levant au moyen age. Leipzig, 1886, Bd. 1—2; Charewiczowa L. Handel Lwowa z Moldawij i Multanami w wiekach srednich.— КН, 1924, г. 38; Мохов Н. А. Молдавский торговый путь в XIVXV вв.— В кн.: Польша и Русь. М., 1974, с. 298—307; Подградская Е. М. Торговые связи Молдавии со Львовой в XIVXV вв. Киев, 1968; Malowist M. Kaffa — kolonia genuenska na Krymie i problem wschodni w latachj 1453—1475. W., 1947, s. 48—94, 151—158, 173—179.

9 Papee F. Polska i Litwa na przelomie wiekow srednich. Krakow, 1904, t. 1, s. 21, 47; Kolankowski L. Dzieje Wielkiego Ksiestwa Litewskiego za Jagiellonow. W., 1930, t. 1, s. 238, 249—251, 2557~260, 266, 280, 291.

9 Papee F. Polska i Litwa..., s. 29—32; Halecki 0. Dzieje unii Jagiellonskiej. Krakow, 1919, t. 1, s. 452; Kolankowski L. Dzieje..., s. 344; Любавский М. К. Очерк истории Литовско-Русского государства. М., 1910, с. 78 — 82; Он же. Литовско-русский сейм. М., 1901, с. 93—150; HOP, t. 1, s. 533 nast.

10 Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIVXVI вв. М.; Л., 1950, № 53, с. 160; Kolankowski L. Polska Jagiellonow. W., 1936, s. 126.

11 Базилевич К. В. Внешняя политика..., с. 44—46; Сафаргалиев М. Г. Распад Золотой Орды. Саранск, 1960, с. 264—266; Kolankowski L. Dzieje..., s. 256—257,   260.

12 Stryikowski M. Kronika Polska, Litewska, Zmodzka i wszystskiej Rusi. Wilno, 1846, t. 2, s. 212-213.

13 ПСРЛ, т. 17, с. 543; Kolankowski L. Dzieje..., s. 257, 258, 260, 316, 318; Ca-(fiapeajiuee M. F. Pacnafl.., c. 260—264.

14 Dlugosz J.,  t. 5, s. 56—57.

15 ПСРЛ, т. 18, с. 204; Базилевич К. В. Внешняя политика..., с. 52.

16 Dlugosz J., t. 5, s. 110— -111; Kolankowski L. Polska Jagiellonow..., s. 1—104; idem. Dzieje..., s. 272, 280—281.

17 Dlugosz J., t. 5, s. 184, 201; Смирнов В. Д. Крымское ханство под верховен­ством Оттоманской Порты до начала XVIII в. СПб., 1887, с. 227—250; Kolan­kowski L. Dzieje..., s. 281.

18 Dlugosz J., t. 5, s. 201; Сб. PИO, t. 41,   c. 522; Kolankowski   L. Dzieje..., s.   281.

19 HDP, t. 1, s. 497; Kolankowski L. Dzieje..., s. 319. Авторы «Истории польской дипломатии» считают, что Хаджи-Гирей до конца дней своих был верным со­юзником короля Казимира. Между тем Л. Коланковский видит в победе Хаджи-Гирея над Большой ордой в 1465 г. первую важную услугу Крыма Москве. Правда, этому тезису противоречит утверждение того же Коланковского о том, что Большая орда, а не Крым совершила набег на окраины Поль­ско-Литовского государства в 1469 г. (Kolankowski L. Dzieje..., s. 324). Это утверждение основано, как нам представляется, на недостаточно критиче­ском отношении Коланковского к сбивчивой информации Длугоша по дан­ному поводу (Dlugosz J., t. 5, s. 499—500), в частности к информации о том, что Менгли-Гирей и Мамак являлись ханами Великой орды, что Мамак вопреки воле Менгли-Гирея предпринял набег на Киевщину, Подолию в 1469 г., а потом в 1471 г. сын Мамака совершил поход на Молдавию, во время которого трагически погиб. Сам факт похода татар на Поднепровье в 1469 г. подтверждается материалами Петрковского сейма, однако в источ­никах нет дополнительных данных ни о том, что этот поход был совершен татарами Большой орды, ни о том, что сын Мамака предпринял поход на Молдавию, во время которого он якобы по приказу Стефана Молдавского и погиб (Rozbior krytyczny Annalium Poloniae Jana Dtugosza z lat 1445—1480. Wroclaw; W.; Krakow, 1965, t. 2, s. 258). Очевидная ошибка в призна­нии Менгли-Гирея «ханом надволжанским», отсутствие дополнительных дан­ных по всей остальной информации Длугоша позволяют ставить вопрос о том, что набег 1469 г. был совершен все же не Махмудом Золотой Орды, соправи­телем Ахмата, а крымскими татарами под эгидой предводителя рода Ширинов Эминека, для которого походы на Поднепровье были обычным делом и который конфликтовал с Менгли-Гиреем в 1469 г. Последнее обстоятельство объясняет тот сообщаемый Длугошем факт, что Менгли-Гирей информировал Краков о подготовке вторжения Эминека на окраины Польско-Литовского государства. При таком подходе к делу информация русских летописей об установлении политического сотрудничества Большой орды с Ягеллонами уже в 1469—1471 гг. выглядит вполне достоверной (ПСРЛ, т. 18, с. 241; т. 22, с. 474).

20 ПСРЛ, т. 8, с. 151; Dlugosz J., t. 5, s. 398; Смирнов В. Д. Крымское ханство..., с. 241;  Kolankowski L.  Dzieje..,   s.  319.

21 Malowist M. Kaffa — kolonia..., s. 43, 65, 275.

22 Сб. РИО, т. 41, с. 10—11; Баьилсвич. К. В. Внешняя политика..., с. 103.

23 Малиновский А. Ф. Историческое и дипломатическое собрание дел, происхо­дивших между российскими великими князьями и бывшими в Крыме татар­скими царями с 1462 по 1533 г.— Зап. Одес. об-ва истории и древностей, 1863, т. 5, с. 183—185; Malowist M. Kaffa kolonia..., s. 283—285; Kolankowski L. Dzieje..., s. 313—314, 319—330.

24 Kraus W. Deutsche Geschichte zur Zeit Albrecht II und Friedrich III (1438— 1486). Berlin, 1905, Bd. 1, S. 330—346; 531—544; 600—654; Wiesflecker H. Kaiser Maximilian I, Bd. 1, S. 11—18, 389—402.

25 Schildhauer J. Veranderung in der Stellung der Hanse im Ost- und Nordseera-um von Stralsunder Frieden bis zum Frieden von Utrecht.— Acta Visbyensia, 1973, 4.

26 История Швеции.   М.,  1974,  с.  128—131.

27 Dtugosz J., t. 5, s. 136-137, 142-145; HDP, t. 1, s. 441-442.

28 Historia Polski. W., 1957, t. 1, cz. 1, s. 554—561, 598—600; HDP, t. 1, s. 263—267, 414—419; Kolankowski L. Polska Jagiellonow..., s. 83, 88.

29 Dtugosz J., t. 5, s. 142—145; Fraknoi V. M. Corvinus..., S. 37.

30 HDP,   t.   1,   s.   441.

31 Historia Polski,  t. 1, cz. 2, s.  174.

32-33 Ibid., s. 177-181.

34 HDP, t. 1, s. 445—446; Dlugosz J., t. 5, c. 86.

35 HDP, t.  1, s. 473.

36 Babinger F. Mehmed der Eroberer und seine Zeit. Munchen, 1953, S. 144; Mehmed M. Pplitique Ottomane envers la Moldavie et le Khanat de Krimee.— Revue Roumaine d'histoire, 1974, N 3, p. 514; Papacostea S. La Moldavie etat tributaire de 1'Empire Ottoman au XV siecle.— Ibid.; Jablonownki A. Sprawy woloskie za Jagiellpn6w.— In: Zrodla Dziejowe. W., 1878, t. 10, s. 47, 48, 49; Stachon B. Polityka Polski wobec Turcji i akcyi antytureckiej w wieku XV do utraty Kilii i Bialogrodu (1484). Lwow, 1930; Уляницкий В. А. Мате­риалы для истории взаимных отношений России, Польши, Молдавии, Вала­хии и Турции в XIVXVI вв. М., 1887, № 79, 80.

37 Iorga N. Geschichte des Osmanischen Reiches.  Gotha,  1909,   Bd. 2, S. 63; HDP,  t.   1,   s.   459,   473.

38 Stachon B. Polityka  Polski...,  s. 170—171.

39-40 HDP, t. 1, 473. Dlugosz J.,  t. 5, s.   207.

41 HDP,   t.   1,  s.   455.

42 Ibid., s. 463, 471, 477. На рубеже 50— 60-х годов польское правительство не раз возвращалось к этому проекту, оно предлагало его в 1459, 1464 гг., од­нако реакция на него неизменно оказывалась негативной как в Риме, так и в Империи .

43 Pastor L. Geschichte der Papste seit dem Ausgang des Mittelalters. Freiburg, 1928, Bd. 2, S. 146 f.

44 Хотя, как сообщает Длугош, Краков уже в 1457 г. открыто требовал предоставления Ягеллонам чешского и венгерского престолов ((Dlugosz J., t. 5, s. 142, 244, 289).

45 Iorga N. Geschichte des Rumanischen Volkes. Gotha, 1905, Bd. 1, S. 339; Stachon B. Polityka Polski..., s. 170—171.

46 Dtugosz J., t. 5, s. 68; Moxoв H.A. Молдавский торговый путь...

47 Kraus W.  Deutsche Geschichte...,  Bd. 1, S. 424—444.

48 Nehring K. Matthias Corvinus..., S. 20—23, 202—215; HDP, t. 1, s. 480.

49 Dogiel M. Codex diplomaticus Regni Poloniae et Magni Ducatus Lithuaniae. Wilno,  1758,  t. 1,  s. 161—162.

50 Pfehled dejin Ceskoslovenska, t. 1, s. 492—493.

51 Dtugosz J., t. 5, s. 289; Studia z dziejow polskich i czechoslowackich. W., 1960, t. 1, s. 168 nast.; Pastor L. Geschichte des Papste..., Bd. 2, S. 400; Pfehled dejin Ceskoslovenska..., t. 1, s. 494—496.

52 Kraus W. Deutsche Geschichte..., Bd. 1, S. 424—444.

53 Dtugosz J., t. 5, s. 393—394; HDP, t. 1, s. 463.

54 Schildhauer J. Veranderung   in der Stellung...,  S.  27.

55 HDP, t. 1, s.

56 Dlugosz J., t. 5, s. 407—409; Pastor L. Geschichte der Papste..., Bd. 2, S. 400.

57 Bachmann A. Urkungen und Actenstiicke zur osterreichische Geschichte im Zeitalter Kaiser Friedrich III. Wien, 1879, Bd. 2; HDP, 460—461.

58 Die Staatsvertrage des Deutschen Ordens in Preussen im 15. Jahrhundert, Marburg, 1955, Bd. 2, N 403; Dlugosz J., t. 5, s. 445—446.

59 Pastor L. Geschichte der Papste..., Bd. 2, S. 400; HDP, t. 1, s. 437, 455; Kolankowski L. Polska Jagiellonow..., s. 123.

60 Возможно, что неудачный поход Матьяша Корвина на территорию Молдав­ского княжества в 1467 г. был осуществлен с санкции Рима. Об этом можно судить по отношениям господаря Штефана с противником Римской курии чешским королем Иржи Подебрадом, последовавшим после похода. Неже­лание молдавского господаря вернуть Венгрии важный причерноморский порт в устье Дуная — Килию (до 1465 г. он был под венгерским контролем) указывало на возможное совпадение интересов Молдавского княжества, Тур­ции и Польши в данном вопросе. Iorga N. Geschichte des Rumanischen Vol­kes..., Bd. 1, S. 341, 348.

61 Pfehled dejin Ceskoslovenska, N 1, s. 494—498; Dlugosz J., t. 5, s. 398.

62 Dlugosz J., t. 5, s. 453,455—458; Stachon B. Polityka Polski..., s. 163; HDP, t. 1, s. 481, 486.

63 Dlugosz J., t. 5, s. 489—492; Pfehled dejin Ceskoslovenska, № 1, s. 496—497.

64 Nehring K.  Matthias  Corvinus...,  S.  33—35,  36—38.

65 Dlugosz J., t. 5, s. 494—496; Palacky F. Dejiny narodu Ceskeho v Cechach a v Morave. Praha, 1878, D. 4; Prochaska A. Krolewic Kazimierz Jagielloiiczyk i Jerzy Czeski.— Przegla,d Historyczny, 1913, z. 1, r. 17.

66 Kolankowski L. Polska Jagiellonow..., s. 123; Nehring K. Matthias Corvinus..., S. 38.

67 Dlugosz J., t. 5, s. 494—496.

68 HDP, t. 1, s. 485.

69 Dlugosz J., t. 5, s. 518—521; Heck R. Elekcja Kutnohorska.— Sobotka, 1971, z. 2, r. 32, s. 193—235; Pfehled dejin Ceskoslovenska, JYs 1, s. 521.

70 В 1471 г., еще до коронации Владислава в Праге, Корвин попытался передать вопрос о чешской короне на арбитраж Рима и Империи ((Nehring K. Matt­hias Corvinus..., S. 52; Scriptores rerum Silesicarum. Bd. 13. Breslau, 1893, N 72, s. 43—44).

71 HDP, t. 1, s. 486, 488, 489; Nehring K. Matthias Corvinus..., S. 47.

72 Iorga N. Geschichte des Rumanischen Volkes..., Bd. 1, S. 346—348.

73 Dlugosz J., t. 5, s. 524—528, 543—544, 565; Prochazka A. Wyprawa sw. Kazimierza na Wegry.— Ateneum Wilenskie, 1923, N 1; Nehring K. Matthias Corvinus..., S. 72.

74 Dlugosz J., t. 5, s. 627, 641; Nehring K. Matthias Corvinus ..., S. 51, Stachon B. Polityka Polski..., s. 173, 176.

75 HDP, t. 1, s. 491; Kolankowski L. Polska Jagiellonow..., s. 120—122; StachonB. Polityka   Polski...,   s.   183.

78 Iorga N. Geschichte des Rumanischen Volkes, Bd. 1, S.  348.

77 Nehring K. Matthias Corvinus..., S. 91—93, 95—96; HDP, t. 1, s. 491.

78 Garbacik J. Kallimach jako dyplomata i polytyk. Krakow, 1948, s. 41; Stachoii B. Polityka Polski..., s. 183.

79 Dlugosz J., t. 5, s. 636, 637, 638; HDP, t. 1, s. 491.

80 Длугош подчеркивал, что Трухцесс не решался на войну против Польши без поддержки венгерского короля (Dtugosz J., t. 5, s. 630—632, 637—638).

81 Iorga N. Geschichte des Rumanischen Volkes, Bd. 1, S. 348 ff.

82 Babinger F. Mehmed der Eroberer..., S. 152, 325—334; lorga N. Geschichte des Osmanischen Reiches, Bd. 1, S. 162—167. Этому поражению предшество­вали важные переговоры Узун Хасана с польским королем Казимиром, в ходе которых речь шла не только о заключении антитурецкого союза меж­ду ними, но и о поддержке Узун Хасаном всей тогдашней внешнеполитиче­ской программы Ягеллонов (в частности, планов польско-чешско-венгерской унии, а также проекта передачи Польше всего Причерноморья, всей Греции и Константинополя в случае совместной их победы над султаном Мехмедом). Dlugosz J., t. 5, s.   567.

83 Iorga N.  Geschichte des Osmanischen  Reiches, Bd. 2, S.  184; Babinger F. Mehmed der Eroberer..., S. 391-392; Dlugosz J., t. 5, s. 543.

84 В польской историографии высказывались даже предположения о том, что попытки Казимира укрепиться на Крымском полуострове, в частности в Каффе, могли ускорить активизацию политики Порты в отношении Север­ного Причерноморья (Garbacik J. Kallimach..., s. 41).

85 Mehmed M. La politique Ottomane a 1'egard de la Moldavie et du khanat de Krimee la fin du regne du Sultan Mehmed II «le lonquerant».

86 Diugosz J., t. 5, s. 611—612; Babinger F. Mehmed der Eroberer..., S. 379.

87 Ф. Бабингер отмечал, что Корвин готов был установить с Мехмедом такую же дружбу, в какой находился с последним в 1477—1478 гг. король неаполи­танский Фердинанд. Н. Иорга даже говорил о вполне конкретных шагах Корвина в этом направлении, а К. Неринг фиксирует тогдашнюю «двойную игру» Корвина в турецком вопросе, считая, что венгерский король тем самым создавал благоприятные условия для начавшейся его борьбы с Фридрихом III за сферы влияния в регионе. Babinger F. Mehmed der Eroberer..., S. 393— 394; Iorga N. Geschichte des Osmanischen Reiches, Bd. 2, S. 181; Nehring K, Matthias Gorvinus..., S. 107, 117, 118 f.

88 Babinger F. Mehmed der Eroberer.., S. 379, 391, 394; Stachon B. Polityka Polski..., s. 182; Mehmed M. La politique Ottomane..., p. 518.

89 Babinger F. Mehmed der Eroberer..., S. 392, 395; История Югославии, т. 1, с. 135, 136.

90 Babinger F.   Mehmed der Eroberer...,  S. 393—396.

91 Iorga N. Geschichte des Osmanischen Reiches,  Bd. 2, S. 185—189.

92 Базилевич К. В. Внешняя политика..., с. 108—111; Malowist M. Kaffa — kolonia..., s. 312—316; Babinger F. Mehmed der Eroberer..., S. 374 f.

93 Зевакин Е. С., Пенчко Н. А. Очерки по истории генуэзских колоний на За­падном Кавказе в XIIIXIV вв.— ИЗ, 1938, № 3, с. 114, 121, 124, 128; Malowist M. Kaffa — kolonia..., s. 329—331 nast.; Mehmed M. La politique Ottomane..., p. 522; Iorga N. Geschichte des Osmanischen Reiches, Bd. 2, S. 174; Babinger F. Mehmed der Eroberer..., S. 374—376.

94 Базилевич К. В. Внешняя политика..., с. 109—111; Смирнов В. Д. Крым­ское ханство..., с. 281—293; Iorga N. Geschichte des Osmanischen Reiches, Bd. 2, S. 173—174; Kurat Akdes Nimet. Topkapi Sarayi Miizesi Arsivindeki Alton Ordu, Krim ve Turkistan Haularina ait yarlik ve bitikler. Istanbul, 1940; Babinger F. Mehmed der Eroberer..., S. 376.

95 ИСРЛ, т. 8, с. 181; Сафаргалиев М. Г. Распад Золотой Орды..., с. 260 cл.; Kolankowski L. Dzieje...,  s.  330,  340.

96 Базилевич К. В. Внешняя политика..., с. 114—115; Греков И. Б. Очерки истории международных отношений Восточной Европы XIVXVI вв. М., 1963, с. 185 и сл.

97 Kurat Akdes Nimet. Topkapi..., s. 38; Mehmed M. La politique Ottomane..., p. 530; Базилевич К. В, Внешняя политика..., с. 112, 123.

98 В определении времени выдачи ханского ярлыка Ивану III в историографии существуют разногласия: М. Г. Сафаргалиев датирует ярлык 1476 г., К. В. Базилевич — 1480 г. (как нам представляется, без достаточных осно­ваний).

99 Базилевич К. В. Внешняя политика..., с. 115; Mehmed M. La politique Otto­mane..., p. 531; Inalcik H. Yeni vesikalara gore kirim hanliginin Osmanli tabiligine girme si ve ahitname meselesi (Проблема подчинения Крымского ханства Оттоманской империи и вопрос об АЬИпате в свете новых турецких документов).— Belleten (Ankara), 1944, v. 8, s. 217.

100 Смирнов В. Д. Крымское ханство..., с. 273—274 и cл.; Mehmed M. La po­litique Ottomane..., p. 525 u. a.

101 Как известно, в качестве таких представителей в Каффе довольно долго находились сыновья султанов, часто становившиеся потом преемниками пре­стола, например Селим II или сам Сулейман, что, разумеется, указывало на большое стратегическое значение Каффы и всего Крыма в общих политических расчетах и планах Османской империи того времени. Смирное В. Д, Крымское ханство..., с. 362; Сб. РИО, т. 41, с. 245—246; Базилевич К. В. Внешняя политика..., с. 419—421, 465; Iorga N. Geschichte des Osmanischen Reiches,   Вd. 2, 8. 310, 342, 345.

102 Греков И. Б. Очерки..., с. 185 и ел.; Он же. К вопросу о характере политиче­ского сотрудничества Османской империи и Крымского ханства в Восточной Европе в XVIXVII вв. (по данным Челеби).— В кн.: Россия, Польша и Причерноморье в XV-XVIII вв. М., 1979, с. 299-314.

103 Nehring К.  Matthias Corvinus..., S. 117, 118,  119.

104 Dlugosz J., t. 5, s. 636, 640—642, 662; Kolankowski L. Dzieje..., з. 304—314; Idem. Polska Jagiellonow..., е. 122.

105 Базилевич К. В. Внешняя политика..., с. 88—98; Вернадский В. Н. Новгород и Новгородская земля в XV в. Л., 1961, с. 291; Греков И. Б. Очерки..., с. 174—181 и сл.

Сайт управляется системой uCoz