Глава 5

ОСМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ, КРЫМ И СТРАНЫ ВОСТОЧНОЙ И ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЕВРОПЫ В КОНЦЕ XV в.

Отношения между Османской империей и Польско-литовским го­сударством на рубеже XV — XVI вв. складывались в условиях но­вой расстановки политических сил, когда Польша могла быть более спокойна за поведение Ордена, Чехии, а Османская империя имела основание рассчитывать на полное послушание и энергичную под­держку своего нового вассала — крымского хана.

Но сложность отношений между ними в этот период определялась не только их явным усилением, но также возросшей способностью Кракова и Стамбула воздействовать на ход международной жизни всего региона в нужном для них направлении. Если Ягеллоны для утверждения в Центральной Европе, для реализации черноморских планов стремились упрочить свои позиции на Балтике, в Чехии и в Венгрии, старались углубить сотрудничество с Большой ордой и с Молдавским княжеством, то Порта, имея в виду перспективу своего фронтального продвижения на север, добивалась ослабления соседей в данном регионе как прямыми вооруженными вторжения­ми на их территорию, так и практикой сталкивания государств Юго-Восточной и Центральной Европы друг с другом. Последнее дости­галось чаще всего методами «параллельного» поощрения их гегемо-нистских устремлений в данном регионе.

Особая сложность взаимоотношений Польско-литовского госу­дарства с новым для него противником — Османской империей и Кры­мом — состояла в том, что, осуществляя на деле единую, хорошо скоординированную политику, подчиненную общим, далеко идущим стратегическим целям, Порта и Крым формально представляли ее на международной арене (разумеется, по определенным тактическим соображениям) как политику разобщенную, лишенную будто бы внутренней согласованности и единства. Разумеется, такая особен­ность османо-крымской политики в данной части европейского конти­нента делала свое дело: она дезориентировала правящие круги всех государств региона, вводила в заблуждение и Ягеллонов, заставляя их считать мирные переговоры Польско-литовского государства с Пор-той основополагающими, доминирующими факторами тогдашней международной жизни, а реальные, порой крупномасштабные войны Крыма против этого государства рассматривать в качестве ми­молетных, случайных эпизодов, обусловленных будто бы только свое­волием крымских ханов. Гибко и умело используя эту двойствен­ность положения, Порта в одних случаях бросала в бой воинственный Крым, предлагая ему военным путем выравнивать силы восточно­европейских государств, в других случаях прибегала к средствам мирной дипломатии.

По отношению к Османской империи польский король вел себя сдержанно. Так, например, решение, принятое на Петрковском сейме в апреле 1477 г. о возможности проведения военных операций против Порты, не имело никаких практических последствий ¹.

Польско-литовское государство, стремившееся на рубеже 70 — 80-х годов развить достигнутые ранее успехи, столкнулось с двумя аспектами крымско-османской дипломатии: оно оказалось перед не­обходимостью вести в эти годы дипломатические переговоры с Портой об установлении «мирных», «добрососедских» отношений и в то же вре­мя вынуждено было считаться с фактами учащавшихся набегов крым­ских татар на юго-восточные его территории.

Поведение польского короля Казимира по отношению к Османской империи объяснялось, возможно, двумя особыми обстоятельствами, возникшими в конечном счете в результате того же «эффекта раздво­енности» османо-крымской политики в Восточной Европе. Одним из таких обстоятельств был довольно широко распространенный среди дипломатов ряда стран тогдашней Европы план использования Крым­ского ханства, а может быть Волжской орды, в вооруженной борьбе против Османской империи. План это выдвигался Венецией, в част­ности ее послом в Польше Контарини (1474), послом в Польше и в Волжской орде Я. Б. Тревизаном (1476), а также в ходе переговоров правителей Венецианской республики с представителем польского двора Каллимахом (начало 1477 г.)². Дело дошло до того, что в Ве­нецию были приглашены татарские послы, которые «выразили го­товность» выставить против Порты 200 тыс. войска. В ходе этих пе­реговоров речь шла не только о самой идее использовать ордынских татар против Османской империи, но и о возможности их прохожде­ния через территорию Польско-литовского государства якобы для последующего выступления против Порты. Разумеется, проект этот не мог быть реализован, а участие в его обсуждении татарских послов, их обещание выставить большую армию против османов указывало лишь на то, что они сознательно и умело вводили в заблуждение дипломатию ряда европейских стран. Тем не менее сам факт широкого об­суждения этого проекта осложнял подготовку Польши к активной борьбе против Османской империи.

Другим   обстоятельством,   остановившим на какое-то время на­ступательный   порыв  Казимира,  было  неожиданное  предложение самого султана Мехмеда, во-первых, заключить польско-османский союз, направленный против Венгрии, а во-вторых, принять поддер­жку Порты в передаче венгерской короны одному из сыновей польско­го короля ³. Эти предложения учитывали значительную напряжен­ность тогдашних  отношений Польши с Венгрией, Орденом и Римом и, возможно, были нацелены на то, чтобы спровоцировать вооружен­ный конфликт между Польшей и Венгрией. Как это ни парадоксаль­но, идея османо-польского   союза нашла своих энергичных сторон­ников в лице Каллимаха и одного из видных руководителей тогдаш­ней польской дипломатии — 36. Олесницкого (младшего). Ими был составлен для короля специальный документ по данному поводу ⁴. Однако все эти рекомендации,   несмотря на авторитет Каллимаха и 36. Олесницкого, не были приняты ни сеймом, ни королем Казими­ром. Тем не менее само появление такого проекта, его рассмотрение при польском дворе не могло не оказать влияния на ход подготовки Польши к войне против Османской империи.

Поставленный перед необходимостью выбора одного из двух вариантов внешней политики Польши — антиосманского и проосманского, отказываясь фактически от форсирования как одного, так и другого, Казимир вольно или невольно содействовал дости­жению желательных для него результатов. Ему удалось добиться «расположения» Рима, Венгрии и Ордена, которых беспокоили пер­спективы польско-османского сближения.

В то же время Османская империя, видимо, выжидая решения Кракова, сократила размах военно-политической активности против Польши.

В соответствии с политическим курсом Порты в Юго-Восточной Европе султан стремился добиться формального примирения как с Польшей, так и с Венгрией, что, по его расчетам, должно было соз­дать этим странам возможность заниматься не столько Османской империей, сколько друг другом и своими соседями. Эти расчеты сул­танской дипломатии себя оправдали. Заключив в 1479 г. компромис­сное соглашение, Корвин и Казимир встали на путь активизации сво­ей политики в иных направлениях. Корвин усилил свою борьбу с Им­перией Фридриха III за лидерство в Центральной Европе, а Казимир сосредоточил главное внимание на соперничестве с Московской Русью с целью укрепления своих позиций в Восточной Европе. Если между венгерским королем и Фридрихом открытая война началась в 1482 г., то между Польско-литовским государством и Москвой вооруженный конфликт мог возникнуть еще раньше. Этому способствовали многие обстоятельства.

Наступившая передышка на юго-западных и юго-восточных рубе­жах Польско-литовского государства предоставила Казимиру воз­можность уделить больше внимания положению дел в Восточной Европе, позволила обратиться к планам сотрудничества с Волжской ордой, направленным прежде всего против Москвы. В конце 70-х го­дов проходили интенсивные переговоры между Казимиром и пра­вителем Волжской орды ханом Ахматом по поводу организации сов­местного вооруженного выступления против Русского государства, заметно окрепшего после присоединения Великого Новгорода и ставшего меньше считаться с политическим престижем Большой ор­ды в Восточной Европе. Намечавшееся совместное ордыно-польское выступление против Русского государства было задумано как опе­рация большого военно-стратегического и политического масштаба. В случае его положительного исхода Волжская орда рассчитывала на восстановление своей власти над Северо-Восточной Русью, а вместе с тем и былого ордынского «великодержавия». Большие надежды, разумеется, возлагал на успех задуманной операции и Казимир, который надеялся добиться изменения соотношения сил в Восточной Европе в свою пользу, ослабления влияния Москвы на берегах Вол­хова и в так называемых «верховских» княжествах, а также ослабле­ния Крымского ханства, все чаще выступавшего послушным орудием политики Стамбула.

В реализации этих замыслов польско-литовская дипломатия боль­шие надежды возлагала во второй половине 1479 — первой половине 1480 г. на возможность пересмотра сложившихся ранее отношений между Великим Новгородом и Московским государством. С этой целью предполагалось форсировать нацеленное против Москвы со­трудничество Ливонского ордена, Польско-литовского государства с пролитовскими элементами на Волхове и запланированную под­держку антигосударственного заговора в Северо-Восточной Руси_т возглавляемого двумя братьями Ивана III — Борисом и Андреем Большим. Антимосковская направленность действий сторонников Казимира стала проявляться открыто в начале 1480 г. одновременно с выступлением Ливонского ордена против Пскова.

Однако эти антимосковские акции не были фактически поддержа­ны тогдашним главой Польско-литовского государства. Можно пред­положить, что в начале 1480 г. он был занят подготовкой к совместным с ханом Ахматом боевым действиям против Русского государства на р. Оке.

Хан Ахмат летом 1480 г., выполняя свой союзнический долг пе­ред Казимиром, с большим ордынским войском выступил к южным рубежам Русского государства. Ордынские войска заняли позиции на южных берегах р. Оки против Коломны, Серпухова, Тарусы; противостоявшие им русские армии расположились вдоль северного берега р. Оки. Между тем хан Ахмат не начинал решительного сра­жения, он ждал прихода армии польского короля Казимира. Но Ка­зимир не послал войска к Оке, проявив, как считают многие истори­ки, загадочную медлительность, трудно объяснимое нежелание вы­полнять взятые на себя союзнические обязательства.

Возможно, в данном случае большую роль сыграла одна особен­ность политики Османской империи в Юго-Восточной Европе. Дело в том, что, предложив Казимиру по тактическим соображениям мир и союз, османо-крымская дипломатия отнюдь не хотела содейство­вать реальному усилению Польско-литовского государства. Стре­мясь не допустить укрепления позиций Польши в Северном При­черноморье, Порта использовала не столько свои силы, сколько силы соседей Польши. Большое значение для реализации целей султана имел выбор благоприятного с военно-стратегической точки зрения момента, когда Польше, занятой на других театрах военных действий, можно было бы нанести удар в спину. Может быть, понимание этой специфики тогдашнего политического курса Порты и заставило поль­ского короля встать на путь отказа от активного участия в антимо­сковской кампании хана Ахмата.

Один из довоенных польских историков фиксировал три обстоя­тельства, оказавших, по его мнению, решающее влияние на полити­ку польского короля: во-первых, поступившая еще весной 1480 г. информация от молдавского господаря о возможности вторжения османов на южные территории  Польско-литовского государства ⁵; во-вторых, усилившиеся диверсии крымских войск хана Менгли-Гирея на земли Подолии, Волыни и Киевщины; в-третьих, анти-ягеллонская деятельность киевских князей-заговорщиков, намере­вавшихся передать Москве значительные западнорусские террито­рии ⁶. Другие историки считали главной и едва ли не единственной причиной политической пассивности Казимира на востоке в 1480 г. тогдашние усобицы в Великом княжестве Литовском и заговор кня­зей Михаила Олельковича и Ивана Ольшанского. Но,   признавая усобицы решающим условием пассивности короля, они в то же время рассматривали  их  как  узколокальное движение,  носившее  лишь фамильно-династический характер; при этом они как бы игнорировали то обстоятельство, что династическая интрига маленького кружка князей литовско-русского происхождения вряд ли могла бы поло­мать политику столь большого государства, каким была тогда Поль­ша ⁷.

То, что усобицы и заговор не были мелким эпизодом внутриполи­тической борьбы фамильно-династического характера, а представляли собой достаточно масштабное общественно-политическое дви­жение, имевшее широкую поддержку как среди населения Подне-провья, так и определенных международных сил региона, подчерки­вается отношением ко всем этим событиям Русского государства, а также крымско-турецкой дипломатии.

Позиция Москвы в данном вопросе определялась не только наличием родственных связей Ивана III с Михаилом Олельковичем (они были двоюродными братьями: их матери — сестры) ⁸, но и исто­рически сложившимся отношением как населения Северо-Восточной Руси, так и православного населения Среднего Поднепровья к проб­леме восстановления целостности «Русской земли», воссоединения восточнославянских народов в рамках общей государственности, В Москве не могли не знать о широких масштабах всего этого дви­жения его «православной» направленности, выражавшей в то время историческую близость всех частей «Русской земли». Это подтвер­ждали не только переговоры московского правительства с киевскими князьями, замаскированные посредничеством этих князей в наме­чавшейся тогда женитьбе наследника московского престола в. кн. Ивана Ивановича на дочери молдавского господаря Штефана, но и факт бегства в Москву одного из князей-заговорщиков — кн. Ф. Вольского ⁹.

Осенью 1480 г. Менгли-Гирей организовал поход на южные ок­раины Польско-литовского государства, действуя в рамках наме­ченной Портой программы. А в октябре 1480 г. Менгли-Гирей уже дол­жен был принести «извинения» прибывшему в Крым польско-литов­скому послу Ивану Глинскому по поводу «тщетности» его, хана, попыток удержать крымских «лихих людей» от набега на Подольскую землю, набега, кстати сказать, осуществленного почти одновременно и с указанными выше переговорами Москвы, и с операциями хана Ахмата на р. Угре ¹⁰.

Но еще более значительным по своему военно-политическому эф­фекту был осуществленный Менгли-Гиреем в 1482 г. поход на Киевщину. Выполняя стратегическую задачу османо-крымской диплома­тии по ослаблению окрепшего тогда Польско-литовского государ­ства ¹¹, Менгли-Гирей в то же время стремился придать этому походу характер карательной экспедиции против тех, кто предал и не под­держал должным образом киевских князей. Поэтому Менгли-Гирей не только разорил Киев и ряд других центров Поднепровья, не толь­ко увел большой «ясырь», но и взял в плен воеводу Ивана Ходкевича, считавшегося чуть ли не основным виновником «разоблачения» князей. Показательно, что Менгли-Гирей, зная о характере отноше­ний Москвы с Киевом в 1480 г., все же счел нужным после набега на Киев в 1482 г. направить московскому князю дары — «символы» ив церковной утвари Софийского собора ¹².

Новый султан Баязид II, готовясь к предстоящим столкновениям с Польско-литовским государством, продолжал сотрудничать с пра­вительством Ивана III и улучшать отношения с венгерским коро­лем Матьяшем, которые до сих пор еще не были|урегулированы.

Венгрия в начале 80-х годов оказалась предметом особых забот султана, который стремился не только к фактическому, но и фор­мальному примирению с ней. Баязид хорошо видел, что Матьяш Корвин все больше втягивался в борьбу с императором Фридрихом III. В то же время Корвин не мог игнорировать присутствия сильного османского войска на пограничных с Венгрией балканских террито­риях, хорошо зная способность султанов наносить неожиданные уда­ры своим соседям в моменты их занятости на других театрах военных действий. Поэтому венгерский король, ведя время от времени сек­ретные переговоры со Стамбулом по поводу заключения формального перемирия, должен был создать впечатление своей готовности про­должать борьбу и на Балканском полуострове. Однако ход военных действий между венгерскими и османскими войсками не выходил за рамки локальных столкновений, не менял сложившегося тогда общего соотношения сил между Портой и Венгрией.

Вполне закономерными поэтому оказались проход османских войск через венгерскую территорию на австрийский театр военных действий в 1480 г., а также заключение в начале 1483 г. между Баязидом и Корвиным договора о пятилетнем перемирии ¹³. Договор явил­ся важным фактором в развитии всей международной жизни того времени. Об этом свидетельствует заключение почти одновременно договора Матьяша Корвина с другим тогдашним политическим парт­нером Порты — с Московской Русью. Начавшиеся на переломе 1482—1483 гг. переговоры по поводу московско-венгерского союза завершились зимой 1483/84 г. приездом в Буду московского посла Федора Курицына ¹⁴. Международное значение османо-венгерского и вснгеро-московского договоров 1482—1483 гг., их определенная политическая направленность подчеркивались тем, что поездка Фе­дора Курицына в Венгрию была совершена с ведома молдавского гос­подаря и крымского хана ¹⁵. Показательно также, что во время пере­говоров о союзе речь шла и о возможном предоставлении Ивану III королевской или даже императорской короны. Лнтиягеллопекая направленность этого предложения была очевидна ведущим госу­дарственным деятелям той поры. Фридрих III, например, прямо пи­сал Казимиру, что «союз Венгрии с Москвой угрожает не только ко­ролю [Польши] и цесарю, но и всему христианству», намекая тем самым, что этот союз был бы приемлем для Стамбула.

Не исключено, что в связи с этими важными дипломатическими переговорами Венгрии, Молдавского княжества и Москвы находил­ся и такой загадочный эпизод тогдашней идейно-политической жизни региона, как отъезд из Венгрии в Москву вместе с Ф. Курицыным «угрина Мартынко», сыгравшего в дальнейшем видную роль в фор мировании идеологии московско-новгородской ереси.  Следует учитывать, что идеология так называемой московско-новгородской ере си конца XV в. отражала не только социальные противоречия фео­дальной России, но также строго ориентированные международные контакты ведущих участников этого сложного идейно-политического течения в тогдашнем русском обществе ¹⁶. Но как бы ни отражалась во внутриполитической Жизни Московского государства тогдашняя ориентация Ивана III на международной арене, положение страны в системе государств Центральной и Юго-Восточной Европы было в тот период довольно определенным. Сталкиваясь с фактом тесного сотрудничества Ягеллонов  с Волжской ордой, правительство Ива­на III сохраняло свои политические контакты не только с Крымом и Портой, но и с находившимися теперь в мирных отношениях со Стамбулом Венгрией и Молдавским княжеством.

Такая расстановка политических сил в регионе оказывалась весь­ма благоприятной для Османской империи. Многое сделав для ее соз­дания, Порта спешила ею воспользоваться. Она стремилась к даль­нейшему упрочению своих позиций в Восточной, Юго-Восточной и Центральной Европе, к расширению сферы своего влияния в данной части европейского континента. Перед ней стояли задачи ослабления сотрудничества Волжской орды и Польско-литовского государства, предотвращения торжества польского влияния в Молдавском княже­стве и захвата Польшей Килии и Аккермана, дальнейшего расши­рения зоны своего влияния на берегах Адриатики.

По-прежнему ее главным помощником в Восточной Европе вы­ступал крымский хан Менгли-Гирей. Он отражал атаки начавшей возрождаться Волжской орды, возглавляемой сыновьями Ахмата — Муртазой и Сейд-Махметом, продолжал требовать от Польши тер­риториальных уступок в Поднепровье и крупных денежных сумм на сооружение татарской крепости в Очакове ¹⁷. Когда эти требования были отклонены польской дипломатией, крымский хан возобновил вооруженные нападения на южные земли Польско-литовского госу­дарства. Набеги крымских войск на Поднепровье совпали по времени с крупнейшей операцией султана Баязида в Северном Причерно­морье, в частности с овладением османами важнейшими портами-крепостями Килией в устье Дуная и Аккерманом в устье Днестра.

Эти города, расположенные на территории Молдавского княже­ства, были тесно связаны с торговыми и политическими интересами Польско-литовского государства. И не удивительно поэтому, что Ос­манская империя, планируя данную операцию, имела в виду не толь­ко дальнейшее закрепление своих позиций в Молдавском княжестве, но и пресечение попыток Польско-литовского государства усилить здесь свое влияние.

Уже накануне кампании 1484 г. Казимир попытался, с одной сто­роны, снова направить острие наступательной политики Волжской орды против Крыма, а с другой — радикально изменить политиче­ский курс Менгли-Гирея, предложив ему через своего посла Пашко-вича вооруженное выступление против Москвы, а потом и против... самой Османской империи. Поэтому сравнительно небольшие поль­ско-литовские отряды готовились отражать атаки османов на Молдав­ское княжество ¹⁸. Однако все эти старания как молдавского госпо­даря, так и польского короля не дали результатов.

Противостоявшие друг другу силы оказались неравными. Осман­ская империя и Крым подготовились к кампании 1484 г. лучше своих противников. Уже весной у Адрианополя Баязидом II была собрана большая армия, одновременно был сформирован и значительный флот. Готовился к проведению этой акции и крымский хан Мепгли Гирей. В военных действиях должны были участвовать и военные отряды господаря Валахии. Сухопутные и морские силы Молдав­ского княжества явно уступали потенциалу Порты и ее сателлитов. Польско-литовское государство готовилось к открытому конфликту с султаном, но создать большую армию к лету 1484 г. явно не успе­вало, ограничившись лишь отправкой небольших отрядов к театру военных действий. В результате 14 июля 1484 г. после недолгой осады в руках Порты оказалась Килия, а 4 августа — Аккерман ¹⁹.

Турки укрепили крепости, обеспечив их политически надежным окружением: расположенные вокруг них территории были превра­щены в реайя, которые находились в прямом подчинении Порте ²⁰ и где располагались османские войска.

Потеря Килии и Белгорода была настолько ощутимой для Ягеллонов, что Казимир снова стал всерьез думать о вступлении в анти­османскую коалицию, о создании которой опять хлопотали Импе­рия, Венеция, римский папа Иннокентий VIII (1484—1492). В 1485 г. он предпринял даже попытку отвоевать у Порты упомянутые черно­морские города. Действуя с согласия сейма, польский король летом этого года направил войска Великого княжества Литовского в сто­рону Киева, а коронную 20-тысячную армию — в сторону Молдав­ского княжества. Одновременно он договорился с правителями Волж­ской орды Муртазой и Махмудом о выступлении против Крыма ²¹.

И хотя ход военных действий оказался в целом мало благоприят­ным для османо-крымской стороны (в Молдавском княжестве султан не достиг успеха, татарские войска потерпели поражение под Копы-стнганом (около Брацлава), а само Крымское ханство вынуждено было обороняться от набега Орды, хотя и не сокрушившего ханства, тем не менее позволившего ордынцам кочевать некоторое время в Нижнем Поднепровье), общая военно-стратегическая обстановка в регионе, возникшая после 1484 г., осталась неизменной: вся полоса черноморского побережья от устья Днепра до устья Дуная находи­лась под контролем Порты и Крыма, здесь обосновывались много­численные османские гарнизоны, происходило заселение выход­цами из Крыма (так вскоре сформировалась Буджакская Орда) ²².

Такая политическая ситуация в регионе ставила перед Казими­ром дилемму: либо он должен был продолжать активную борьбу про­тив султана, содействуя созданию широкой коалиции держав, ко­торая могла бы противостоять не только Порте, но и ее тогдашнему партнеру Венгрии (об этом велись откровенные переговоры летом 1486 г. в Венеции) ²³, либо должен был искать временного соглашения с Османской империей, мирясь, таким образом, с происшедшими сдви­гами в отношениях между двумя государствами. Поскольку попытки создания антиосманской коалиции оказались безрезультатными, а Венеция даже согласилась посредничать в польско-османских пе­реговорах по поводу заключения мира, Казимир пошел по второму пути ²⁴.

В сущности обе соперничавшие друг с другом державы склоня­лись к тому, чтобы зафиксировать сложившееся соотношение сил между ними в форме заключения договора о «перемирии» (1486). Хотя уже в 1487 г. с обеих сторон были предприняты попытки его пере­смотра (крымцы опять совершили набег на Лодолию, а коронные войска выступили в направлении Крыма ²⁵), тем не менее наметив­шаяся тенденция политической жизни региона взяла верх. Проис­ходивший в 1487—1488 гг. обмен посольствами (в Стамбул были на­правлены сначала М. Вроцимовский и Каллимах, а потом Н. Фирлей) привел в конце концов к подписанию мирного договора между Османской империей и Польшей (23 марта 1489 г.) ²⁶.

Среди причин, обусловивших заключение договора, было не толь­ко понятное стремление Порты закрепить достигнутые результаты в Северном Причерноморье и нижнем Дунае, исключить на время возможность контрнаступления со стороны Польши. Большую роль сыграло и желание самого Казимира добиться передышки в борьбе с султаном, желание, разумеется, вынужденное, поскольку тогда внешнеполитические позиции Польско-литовского государства ока­зались несколько ослабленными как на западных, так и на восточных его рубежах. План создания антиосманской коалиции не удавал­ся, соперничество с Венгрией усиливалось, несмотря на ее заня­тость вооруженной борьбой с Австрией. Что касалось положения дел в Восточной Европе, то здесь, во-первых, не прекращались атаки крымских татар (большой набег был совершен на Киев и Люблин уже в 1489 г.), а во-вторых, тогда же (в 1486—1489 гг.) возникли трения с Волжской ордой, которая, возможно, из-за неурожая и голода в Поволжье посылала часть своего населения кочевать не только в Перекопские степи, но и на земли Поднепровья (в районе Ворсклы происходили даже бои между ордынскими и польско-ли­товскими войсками) ²⁷.

Другими важными событиями, осложнившими международную обстановку в восточноевропейском регионе, были московско-литов­ская война (1487—1494), а также подчинение Москве Казанского ханства в 1487 г.²⁸.

Таким образом, в конце 80-х годов было достигнуто формальное примирение между Османской империей и Польско-литовским го­сударством, однако реальные их отношения продолжали оставаться весьма напряженными: на окраины Польши и Литвы совершали на­беги войска крымского хана, послушного вассала Порты, продолжа­лось соперничество на нижнем Дунае Османской империи, Польши и Венгрии, напряженное положение дел оставалось в Молдавском княжестве.

После занятия османами Килии и Аккермана молдавский госпо­дарь Штефан счел возможным уже в 1485 г. вновь принести присягу польскому королю. Господарь продолжал поддерживать самые тес­ные отношения с Крымом и Портой, со своим новым родственником Иваном III, а также с венгерским королем. Уже в 1489 г. он принес присягу и Матьяшу Корвину. Подобная дипломатия молдавского господаря, допускавшая синхронные политические связи с враждо­вавшими друг с другом державами, должна рассматриваться как «равнодействующая» дипломатических усилий многих государств региона, как органическая составная часть международной жизни того времени. Такой подход к внешнеполитическим акциям Штефаца позволяет объективно выявить место и роль Молдавского княжества в развитии международных событий той эпохи ²⁹.

Добившись в ходе наступательных операций середины 80-х годов значительных успехов в Северном Причерноморье и на нижнем Ду­нае, заключив с Казимиром мирный договор (1486—1489), Османская империя тем самым остановила продвижение Польско-литовского государства на юг. Порта смогла это сделать не только потому, что ее флот оказался способным овладеть Килией и Аккерманом, но еще и потому, что своей изощренной дипломатией она сумела предот­вратить возможность контрнаступления Ягеллонов в этом направ­лении. В частности. Османская империя вместе с Крымом умело ис­пользовала антиягеллонские настроения Ивана III, оказав ему под­держку как в борьбе с Волжской ордой, так и с самим Казимиром. Кроме того, Порта осуществляла хорошо продуманную политику в отношении Венгрии, поощряя гегемонистские замыслы Матьяша Корвииа в Центральной Европе, направленные как против Ягел­лонов, так и против Габсбургов.

Корвш, опираясь на определенную заинтересованность венгер­ских феодалов,  выдвигал программу создания  обширного много­национального государства под эгидой правящего дома Хуньяди. Он подчеркивал исторические «права» Венгерского королевства  на хорватские и словацкие земли, имел виды на чешскую корону,  не упускал из виду зозможности территориальных   приобретений за счет Австрии и даже вел против нее войну (1482—1487), а в дальней­шем имел в виду и получение императорской короны³⁰. Стараясь не допустить усиления державы Ягеллонов, Матьяш Корвин поддержи­вал тесные дипломатические контакты с Московской Русью, пред­лагал Ивану III программу дальнейшего сотрудничества ³¹. Эти ши­рокие политические замыслы Корвина в Центральной Европе были не только хорошо известны Османской империи, но и умело ею исполь­зованы. Порта считала нужным поощрять эти замыслы Корвина, что­бы таким путем создавать необходимую для нее политическую на­пряженность в регионе, выгодную расстановку сил. Османская импе­рия одобрялавенгеро-австрийскую войну (даже сама вела боевые опе­рации против Австрии) и поддерживала венгеро-московские политические   контакты,  направленные  прежде  всего  против  Ягел­лонов ³².

Таким образом, Османская империя, заключив мир с Польским государством, делала все зависящее, чтобы противопоставить ему противников как в Западной, так и в Восточной Европе.

Тем не менее Ягеллоны отнюдь не отказывались от намеченных планов в Юго-Восточной, Центральной и Восточной Европе. Поль­ско-литовское государство, несмотря на возникшие в середине 80-х го­дов внешнеполитические трудности, продолжало отстаивать свои концепции перестройки международных отношений региона.

Ягеллоны не Скрывали стремления создать широкую антиосман­скую коалицию в!составе Польши, Венеции, Империи при поддержке папы Иннокентия VIII, намерений вернуть утраченные позиции на Черном море, не утаивали и претензий на венгерскую корону. В их пла­ны входило, разумеемся, не номинальное обладание венгерским пре­столом, а осуществление реальной унии Польши и Венгрии, обеспе­чение Кракову ведущей роли в намечавшемся сотрудничестве двух феодальных государств ³³. В правящих кругах Польско-литовского государства в этот период появились политические концепции о воз­можности осуществления черноморской программы Ягеллонов в тес­ной связи с реализацией их планов польско-чешско-венгерской унии. В Польско-литовском государстве существовали сторонники появ­ления на венгерском престоле одного из сыновей Казимира (прежде всего Яна Ольбрахта).

Борьба Казимира за венгерскую корону была борьбой за созда­ние под эгидой Кракова сильного многонационального объединения, нацеленного не только на консолидацию Польско-литовского госу­дарства с Венгрией и Чехией, но и на выход его к берегам Черного моря, на установление контроля Ягеллонов над обширными территориями Северного Причерноморья, на колонизацию этих земель прежде всего польскими феодалами.

Эта борьба приобрела совершенно конкретные формы после смер­ти Матьяша  Корвина (1490). Не без вмешательства вешних сил, а также не без участия различных феодальных группировок в самой Венгрии борьба за венгерскую корону развернулась между двумя Ягеллонами: Яном Ольбрахтом и Владиславом, являвшимся с 1471 г. чешским королем. В пользу Яна Ольбрахта высказались пре­имущественно средние и мелкие феодалы Венгрии, заинтересованные в колонизации отвоеванных у Порты земель. Яна Ольбрахта под­держали также трансильванский князь Иштван Батори и видный венгерский военачальник Балаж Мадьяр. На стороне Владислава выступил венгерский магнат Иштван Запольяи, за которым не без поддержки вдовы Матьяша Корвина пошли чуть ли не все остальные венгерские магнаты. Нельзя при этом упускать из виду и того   об­стоятельства, что Иштван Запольяи выступал противником Габс­бургов и вел в Австрии открытую войну против Максимилиана ³⁴. В этой сложной политической обстановке произошло «избрание» двух венгерских королей. 7 июня 1490 г., при   явной поддержке Кракова, венгерским королем был провозглашен Ян Ольбрахт, а 15 июля главой королевства Венгрии был объявлен король Чехии Владислав (Уласло II). На ход начавшейся между двумя венгер­скими «королями»-братьями борьбы (главным театром которой стал тогда район г. Кошице) вскоре стал оказывать весьма существенное воздействие новый фактор международной жизни региона — Габс­бурги стремились решить вопрос о дальнейшей  судьбе венгерской короны в свою пользу. На венгерский престол стал открыто претен­довать «римский король» Максимилиан Габсбург, наиболее вероят­ный преемник императора Фридриха III. I

Габсбурги, естественно, видели в правящих домах Польши и Венгрии своих прямых конкурентов, выдвигавших в тот период ши­рокие «геополитические» планы. Но если в середину 80-х годов Габс­бургам явно не везло в борьбе с венгерским королём, сумевшим ис­пользовать возникший тогда османо-польский спор из-за Килии и Аккермана (как известно, Корвину удалось в ходе войны 1432— 1487 гг. даже овладеть Веной), то в начале 90-х годов Максимилиан Габсбург, ставший фактическим правителем Империи при старевшем Фридрихе III, решил взять реванш. Воспользовавшись обстановкой, сложившейся после смерти Корвина, он не только вернул себе Вену (19 августа 1490 г.), но и перешел в контрнаступление против пре­успевших на венгерской земле Ягеллонов, а также против сильной группировки венгерских феодалов, оказавшей поддержку Владис­лаву Ягеллону при его избрании на венгерский престол. Рассчиты­вая на обладание венгерской короной, Максимилиан продолжал ве­сти военные действия, в ходе которых овладел Будой (17 ноября 1490 г.) ³⁵.

В сложившихся условиях Казимир должен был пожертвовать кандидатурой Я. Ольбрахта ради того, чтобы сохранить Венгрию для дома Ягеллонов. Отказ Кракова от участия в борьбе двух братьев довольно скоро привел к заключению мира между ними (Кошиц-кий мир 20 февраля 1491 г.), в силу которого вся Венгрия достава­лась Владиславу Ягеллону, а не Максимилиану Габсбургу ³⁶.

Однако на пути реализации планов польского короля скоро ста­ли возникать новые трудности. Уже в ноябре 1491 г. новый венгер­ский король Владислав (Уласло II) должен был заключить в Пресбурге мирный договор с Габсбургами, по которому отвоеванные ра­нее королем Матьяшем австрийские земли возвращались Империи, Австрия получала контрибуцию в размере 100 тыс. венгерских гуль­денов, а также устанавливался порядок передачи венгерской короны в случае бездетной смерти Владислава не Ягеллонам, а Габсбургам³⁷. Намеченное договором 1491 г. примирение Габсбургов с Ягел­лонами оказалось весьма относительным. Занятый затяжной борь­бой с Францией (главным образом из-за сфер влияния на Апеннин­ском полуострове), Максимилиан в то же время внимательно следил за позицией Ягеллонов в Центральной и Юго-Восточной Европе, тем более что последние уже добились большого успеха в Венгрии и Чехии, а также встали на путь сближения с Францией³⁸. В этих условиях Габсбурги стремились не только изолировать Польшу на международной арене, противодействовать планам польско-венгеро-чешской унии, но и расшатать Польско-литовское госу­дарство изнутри путем поощрения сепаратизма Ордена, Мазовии и самого Великого княжества Литовского, навязывания радикаль­ного пересмотра Торуньского мира и угрозы прямого подчинения Империи городов королевской Пруссии — Гданьска, Эльблонга.

Продолжая вести борьбу за осуществление планов польско-венгеро-чешской унии, а также за реализацию своей «черноморской» программы, Ягеллоны должны были считаться с тем, что их страте­гическим целям в данном регионе по-прежнему противостояли внеш­неполитические интересы не только самой Османской империи, но также непосредственных соседей Польско-литовского государства: на западе — Империи Габсбургов, на востоке — Московского госу­дарства Ивана III, на юго-востоке — Молдавского княжества.

Взаимоотношения Ягеллонов с Московским государством во мно­гом определялись спором за «древнерусское наследство», прежде всего разногласиями по поводу дальнейшей исторической судьбы тех или иных древнерусских земель, составлявших большую погра­ничную зону между двумя государствами. И не случайно борьба за присоединение к Русскому государству Великого Новгорода, Пско­ва, Твери сопровождалась самым активным вмешательством польско-литовской дипломатии³⁹. Выдвигая в противовес ягеллонскон програм­ме унии программу воссоединения древнерусских земель, Иван III, разумеется, готовил ее осуществление не только средствами идео­логии, но и широким комплексом дипломатических мероприятий. Он старался расширить круг своих политических партнеров и союзников как в Юго-Восточной Европе (в частности, продолжая тесно» сотрудничать с крымским ханом Менгли-Гиреем, молдавским госпо­дарем Штефаном и даже устанавливая прямые дипломатические кон­такты с султаном Баязидом), так и в Западной Европе, вступая чуть ли не в союзные отношения с Габсбургами и сохраняя связи с Рим­ской курией. Не случайно на рубеже 80—90-х годов велись интен­сивные переговоры между Москвой и Максимилианом Габсбургом ⁴⁰, в которых речь шла о сотрудничестве, направленном против Ягел-лонов, о возможности поддержки Иваном III расчетов Максимилиа­на на венгерскую корону, о готовности Габсбургов одобрить претен­зии «государя всея Руси» на среднее Приднепровье, на «Киевское княжество» ⁴¹.

Еще более перспективной для Ивана III оказалась политическая обстановка в Восточной Европе на рубеже 80—90-х годов. Продол­жая тесное сотрудничество на антиягеллонской основе с Крымом, Портой и Молдавским княжеством ⁴², «государь всея Руси» не мог не увидеть и такого важного для него явления международной жизни региона, как резкое ухудшение отношений Волжской Орды с Поль­ско-литовским государством, наметившееся в 1486—1489 гг. Дело дошло до вторжения небольших ордынских отрядов на юго-восточные окраины Польско-литовского государства.

Независимо от причин поворот в политике Большой Орды создал благоприятные предпосылки для успешного ведения Иваном III борьбы против Казани в 1487 г. и утверждения на казанском пре­столе хана московской ориентации Мухаммеда-Эмина, продержав­шегося здесь до 1496 г.⁴³

Не исключено, что ухудшение отношений Орды с королем Кази­миром в 1486—1489 гг., а также благоприятный для Москвы исход борьбы за Казанское ханство явились теми обстоятельствами, кото­рые (наряду с другими важными причинами) обусловили возмож­ность возобновления вооруженной борьбы Московской Руси против Польско-литовского государства, начавшейся в 1487 г. и завершив­шейся в 1494 г. В ходе этой войны, сопровождавшейся вторжениями крымцев на территорию Киевщины, скрытой и явной дипломатиче­ской поддержкой Порты и Молдавского княжества, Иван III значи­тельно расширил сферу своего влияния на древнерусских землях. Возникшая в ходе мирных переговоров в Москве (январь-февраль 1494 г.) перспектива восстановления условий договора 1449 г. оказа­лась неприемлемой для Ивана III. Договор был подписан на иной основе — на основе закрепления за Русским государством Великого Новгорода, Твери, Вязьмы, ряда «верховских княжеств», признания за Иваном III титула «государя всея Руси». Важным пунктом этого договора оказалось соглашение о женитьбе великого князя литов­ского Александра на дочери Ивана III Елене Ивановне. Обе стороны возлагали на этот брак большие политические надежды.

Ян Ольбрахт и Александр рассчитывали, видимо, на то, что с по­мощью новой родственницы им легче будет управлять православным населением Великого княжества Литовского и бороться с програм­мой воссоединения древнерусских земель, выдвинутой «государем всея Руси». Сам же Иван III, возможно, надеялся на то, что при со­действии кн. Елены ему проще будет поддерживать силы литовско-русского сепаратизма, проще будет противодействовать планам расширения государства Ягеллонов⁴⁴. Польско-литовская дипломатия, видимо, рассчитывала таким путем создать благоприятные условия в Восточной Европе для возобновления своей борьбы за вы­ход к Черному морю, за реализацию программы польско-венгерско-чешской унии ⁴⁵. Имея в виду возможность столкновений с Портой и Крымом, польский король должен был учитывать политическую обстановку как на востоке Европы, так и на западе, а здесь его боль­ше всего беспокоила позиция Венгрии.

Дело в том, что после событий 1490—1491 гг. взаимоотношения Яна Ольбрахта с новым венгерским королем продолжали оставаться довольно напряженными. Однако складывавшаяся тогда политиче­ская конъюнктура заставляла их сближаться. Возобновившиеся в 1490—1495 гг. атаки Порты на пограничные территории Венгер­ского королевства, продолжавшиеся домогательства Габсбургов на венгерскую корону, а также усилившаяся оппозиция венгерских маг­натов вынуждали тогдашних правителей Польши и Венгрии сохра­нять взаимопонимание.

В декабре 1492 г. Ян Ольбрахт заключил в Буде договор с Вла­диславом о взаимопомощи ⁴⁶, после чего они стали готовиться к проведению более представительного съезда, который должен был ре­шить важнейшие проблемы их совместной деятельности на между­народной арене. Такой съезд состоялся в мае 1494 г. на словацкой земле в Левочи. Братья договорились о взаимной политической под­держке в международных делах, о возможности возобновления борь­бы за возвращение Килии и Аккермана при условии, что в этих опе­рациях будет участвовать молдавский господарь Штефан ⁴⁷. Летом 1494 г. Штефан обещал прибывшему в княжество польскому послу сотрудничать с войсками Яна Ольбрахта при условии, что эти войска будут находиться у черноморских берегов. Формально Штефан таким образом поддержал планы съезда в Левочи, однако в действительно­сти он был далек от этого. По существу он  занял выжидательную позицию. Продолжая лавировать между Портой, Венгрией, Поль­шей, а в какой-то мере и Москвой ⁴⁸, молдавский господарь не мог принять  тогда однозначного решения по столь важному вопросу, как выступление против Османской империи и Крымского ханства ⁴⁹. Решения, принятые в Левочи, так же как и соглашения с Москвой начала 1494 г., видимо, рассматривались Яном Ольбрахтом как важ­ные предпосылки для возобновления борьбы Польско-литовского государства за выход к берегам Черного моря. Эта борьба находила поддержку со стороны широких кругов польских феодалов, одним из последовательных выразителей этих настроений стал Каллимах⁵⁰. Много сторонников этой политики было и в Великом княжестве Ли­товском. Литовско-русские феодалы, как и польские, были заинте­ресованы в приобретении новых территорий в Северном Причерно­морье. Переговоры с великим князем литовским Александром по поводу участия  литовских  войск в предстоящих операциях вел осенью 1495 г. сам Каллимах, теперь ярый противник Порты. В но­ябре 1496 г. произошла встреча кн. Александра с Яном Ольбрахтом, во время которой была достигнута договоренность о том, что Польша берет на себя операции по овладению   Килией, а Литва  должна будет бороться за возвращение Аккермана ⁵¹.

Готовясь к войне против Османской империи и Крыма, Ян Ольбрахт добился определенного успеха в переговорах с Орденом: ве­ликий магистр Тиффен обещал послать небольшую группу орденских войск в район намечавшихся военных действий (правда, не исключе­но, что данное решение магистра было своеобразной компенсацией за его отказ поддержать планы переброски всего Ордена из При­балтики к берегам Черного моря) ⁵².

Ян Ольбрахт при содействии Каллимаха пытался в 1496 г. вести переговоры с Венецией по поводу финансирования предстоящей кам­пании ⁵³. Польский король намеревался также продлить срок пере­мирия с Османской империей, который истекал в 1497 г. Посол Ольбрахта Н. Стрежовский выступил осенью 1497 г. в Стамбуле с до­вольно смелым предложением: заключить новый мирный договор с Портой на основе добровольной передачи Польше черноморской крепости-порта Аккермана. Однако эти инициативы польского ко­роля не дали результатов ⁵⁴. Дипломатическая подготовка Яна Оль­брахта к войне оказалась недостаточной, его стратегические планы не получили должного политического обеспечения. Этому способ­ствовала и активная контригра соседей Польско-литовского госу­дарства.

Османская империя в 1495 г. предприняла важную дипломатиче­скую  акцию,  направленную против  Польско-литовского государ­ства. Порта заключила мирный договор с Венгрией, признав ее сю­зеренитет над Дунайскими княжествами, а это значило, что султан­ская дипломатия стала в этот период еще более энергично поддержи­вать Венгерское королевство как самостоятельную силу, противо­стоящую и Габсбургам, и Польше.  Договор Венгрии с Портой по­ставил короля Владислава снова в трудное положение, осложнив его отношения с Яном Ольбрахтом. И когда польский король накануне выступления   своих войск к театру военных   действий   обратился в феврале 1497 г. к Владиславу с просьбой выполнить свои обещания, данные в Левочи, последовал весьма уклончивый ответ. Владислав прямо указал польскому послу, что заключенный в 1495 г. венгеро-османский договор исключает саму возможность вступления Венгрии в большую войну против Порты. Венгерский король согласился оказать лишь «неофициальную» помощь польским войскам, да и то в весьма скромных размерах и при условии, что польские и молдав­ские контингент будут действовать совместно в районе Килии и Ак­кермана. Направленный летом 1497г. к Яну Ольбрахту венгерский посол Лясончи должен был развить эти положения короля Влади­слава. Оказывалось, что  Владислав по-прежнему исключал свое активное участие в намечавшейся кампании против Порты и Молдав­ского княжества, осуждал саму ее идею ⁵⁵.

Не оправдались и расчеты польской дипломатии на нейтралитет Москвы в сложившейся ситуации. Осенью 1497 г. последовал про­тест Ивана III в адрес великого князя Литовского Александра по поводу планов участия литовских войск в намечавшихся военных опе­рациях ⁵⁶. Не исключено, что этот протест сыграл определенную роль в отказе князя Александра в серьезной помощи Яну Ольбрахту во время молдавской кампании.

В подготовке к войне Польско-литовское государство уделяло должное внимание и проблемам финансирования войска, а также раз­работке военно-стратегического плана кампании. Важное значение среди этих мероприятий имели решения, принятые на сейме в Петр-кове (март-апрель 1496 г.) по поводу сбора денег на создание армии и соглашения Яна Ольбрахта с князем Александром в Парчеве (ноябрь 1496 г.) относительно намечаемых военных действий. Перво­начальной целью кампании являлись операции по овладению Ки­лией и Аккерманом ⁵⁷. Польский король серьезно рассчитывал на возможность военного сотрудничества не только с братом Владисла­вом, чешско-венгерским королем, но и со своим вассалом — молдав­ским господарем. Ольбрахт делился планами с великим князем Ли­товским Александром, а также с магистром Ордена. При этом он, ви­димо, не вводил их в заблуждение, как иногда утверждают ⁵⁸.

Польский король вынужден был изменить план кампании только тогда, когда выяснилась тщетность его надежд на сотрудничество с молдавским господарем⁵⁹. Польские войска должны были двигать­ся на Сучаву. В ходе этой операции Ольбрахта ждала «неожидан­ность» — осуждение венграми факта вооруженного выступлений Польши против Штефана, которого они считали вассалом одной Вен­грии. По существу это был переход венгров на сторону против­ника.

В этих сложных условиях Ян Ольбрахт должен был отказаться от продолжения осады, заключить перемирие и начать общее отступ­ление. Так безрезультатно для Польши завершилась кампания, к которой Ян Ольбрахт готовился несколько лет и которая ставила своей целью обеспечение Ягеллонам выхода к берегам Черного моря, а вместе с тем и консолидацию польско-чешско-венгерского дина­стического объединения.

Развивая свой успех, вооруженные силы Порты, Крыма и Молдав­ского княжества продолжали летом и осенью 1498 г. осуществлять наступательные операции на окраинах Польско-литовского государ­ства. Менгли-Гирей не скрывал своих приготовлений к походу на Кра­ков и Вильно. Попытки Яна Ольбрахта организовать оборону не да­вали результатов: деморализованные поражением в Буковинском лесу осенью 1497 г., шляхетские войска не всегда оказывались бое­способными ⁶⁰.

Неудача кампании 1497—1498 гг. во многом предопределила дальнейший ход борьбы Ягеллонов за реализацию черноморской программы и за осуществление планов польско-чешско-венгерской унии.

¹ Papee F. Polska i Litwa na przelomie wiekow srednich. Krakow, 1904, t. 1, s. 371; Stachon B. Polityka Polski wobec Turcji i akcyi antytureckiej w wieka XV do utraty Kilii i Bialogrodu (1484). Lwow, 1930, s. 180.

² Во время этих переговоров речь могла идти о совместном выступлении Крыма и Волжской орды лишь применительно к 1476—1478 гг., когда крымский престол занимал по воле османских властей родственник хана Ахмата — Джанибек. Не исключено, однако, что попытки Венеции столкнуть Волж­скую орду и Крым с Портой оказались одной из причин отказа Мехмеда от поддержки идеи сращивания двух ордынских улусов — Волжского и Крым­ского, отказа, ставшего фактом в 1478 г. Garbacik J . Kallimach jako dyplomata i polityk. Krakow, 1948, s. 49—50, 64—76.

³ HDP,   t. 1, s. 498; Garbacik J. Kallimach..., s. 58.

⁴ Garbacik J. Kallimach..., s. 65—66; Acta Tomiciana, I, app, N 20.

⁵ В мае 1480 г. в Вильно прибыл посол из Молдавии с сообщением о приказе султана строить «стратегические» дороги в направлении Каменец-Подоль­ского. Возможно, эта информация, как считает польский историк Стахонь, была ложной. Тем более что султан Мехмед действительно не думал тогда вести наступление против Польши — для этого достаточно было Крыма; тем не менее, дойдя до короля Казимира, такая информация могла сыграть определенную роль в сковывашш его инициативы в Восточной Европе, обусло­вить его отказ от посылки войск на Угру. Во всяком случае присутствовавшие в Вильно послы Ливонского ордена придавали этой информации важное значение Scriptores rerum Prussicarum. Leipzig, 1870, t. 4, s. 687 u. a.; Sta­chon B. Polityka Polski..., s. 191; Iorga N. Geschichte des Rumanischen Volkes. Gotha, 1905, Bd. 1, S. 355—357.

⁶ Kolankowski L. Polska Jagiellonow. Dzieje polityczne. W., 1936, s. 129; Idem. Dzieje Wielkiego  Ksiestwa  Litewskiego  za   Jagiellonow.   W., 1930, s. 337 — 338.

⁷ Однако исходя из этого, излагались события в работах Папе, Галецкого, а также Преснякова и Грушевского. Явно сужая масштабы движения 1480—1481 гг., недооценивая его общественно-политической направленности и связи с ходом тогдашней политической борьбы на международной арене, названные историки, по сути дела, не раскрывали подлинных причин пас­сивности польского короля в указанных событиях (Papee F. Polska i Litwa..., t. 1, s. 62—65, 66—82; Halecki O. From Florence to Brest (1430—1596). 2nd ed., Archon Books, 1968, p. 106 — 109; Пресняков А. Е. Лекции по русской истории. М., 1939, т. 2, вып. 1, с. 157; Базилевич К. В. Внешняя политика Русского централизованного государства: Вторая половина XV в. М., 1952, с. 148; Грушевсъкий М. С. Исторія Україны-Русі. Київ; Львів, 1907, т. 4, с. 324—325, 328, 375, 482). Разумеется, с такой произвольной, далекой от историзма трактовкой данного вопроса согласиться трудно. Скорее, такое поведение было результатом учета польским королем реальной расстановки политических сил в Восточной Европе 1480 г., о чем подробно писал еще Я. Длугош (Dlugosz J., t. 5, s. 657—658).

⁸ Уляницкий В. А. Материалы для истории, взаимных отношений России, Польши, Молдавии, Валахии и Турции в XIV—XVI вв. М., 1887, с. 111 — 112.

⁹ ПСРЛ, т. 6, с. 234; Сб. РИО, т. 41, № 2, с. 12; Kolankowski L. Dzieje..., s. 339, 345, 348.

¹⁰ Базилевич  К. В.   Внешняя  политика...,   с.   157—160,   342;   Kolankowski   L. Dzieje..., s. 342; Papee F. Polska i Litwa...,  s. 62.

¹¹ Трудно согласиться с попыткой польского историка Стахоня отрицать при­частность Порты к выработке планов крымской операции против Киева в 1482 г. Этому противоречит не только реальный характер крымско-осман­ских отношений в этот период, но и тот факт, что в походе крымцев на Киев участвовали османские отряды во главе с сыном султана Мехмеда молодым Мехмедом, являвшимся зятем Менгли-Гирея и официальным представите­лем Стамбула на территории Крымского ханства, в Каффе   (Stachon B. Folityka Polski..., s.  191 nast).

¹² ПСРЛ, т. 20, с. 34; Сб. РИО, т. 41, № 8, с. 34; Papee F. Polska i Litwa..., s. 90—92; Kolankowski L. Dzieje..., s. 349, 355.

¹³ История Венгрии. Т. 1, М., 1971, с. 233. МLev; 2, N 169, 285—294.1.

¹⁴ ПСРЛ, т. 25, с. 329; т. 8, с. 214; т. 6, с. 35; Сб. РИО, т. 41, № 11, c. 41—44; ПДС, т. 1, с. 160—162.

¹⁵ Инструкция Ивана III предусматривала возвращение Ф. Курицына вместе с венгерскими и молдавскими послами через Молдавское княжество и Крым, «занеже на литовскую землю пути им нет» (Сб. РИО, т. 41, с. 44; см. также № 11, с. 42; № 19, с. 64).

¹⁶ Обращает на себя внимание тот факт, что ведущие члены кружка еретиков — Елена Штефановна («Волошанка»), Федор Курицын, митрополиты Геронтий и Зосима — были тесно связаны с международной жизнью, точнее, с определенным комплексом государств Юго-Восточной Европы, который в начале 80-х годов оказался под влиянием Стамбула. Достаточно сказать, что Елена-«Волошанка», с зимы 1483/84 г. жена наследника московского престола, была дочерью молдавского господаря Штефана, находившегося в это время в мирных отношениях с султаном и выполнявшего тогда сложную роль политического посредника между Стамбулом и Москвой. Что касается Федора Курицына, то он, являясь руководителем внешней политики Рус­ского государства, выполнял особую миссию в Венгрии, сближавшуюся в тот момент с Портой, поддерживал тесные контакты с Молдавским княжест­вом и Крымом. Именно Курицын взял на себя решение вопроса о пригла­шении в Москву «угрина Мартынко». Связи со Стамбулом скрытых участ­ников ереси митрополитов Терентия и Зосимы представляются еще более очевидными. Между тем проблема внешнеполитической ориентации ведущих деятелей московско-новгородской ереси конца XV в. в историографии часто игнорируется вообще, а иногда раскрывается тенденциозно, без достаточного учета конкретных обстоятельств идейно-политической жизни всего изучае­мого нами региона (см. об этом: Греков И. Б. Очерки по истории между­народных отношений Восточной Европы XIV—XVI вв. М., 1963, с. 212— 214, 222).

¹⁷ Kolankowski  L.  Dzieje...,  s.  357,  372.

¹⁸ ПСРЛ, т. 20, с. 352; Сб. РИО, т. 41, с. 104, 111; Смирнов В. Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты до начала XVIII в. СПб., 1887, с. 290—292; Kolankowski L. Dzieje..., s. 360, 364, 372; Idem. Polska Jagiellonow..., s. 133.

¹⁹ Stachon B. Polityka Polski..., s. 193; lorga TV. Geschichte des Osmanischen Reiches, Bd. 2, S. 268—269.

²⁰ Iorga N. Geschichte des Rumanischen Volkes, Bd. 1, S. 357.

²¹ Iorga N. Geschichte des Osmanischen Reiches..., Bd. 2, S. 263; Kolankowski L. Dzieje..., s. 365; Idem. Polska Jagiellonow..., s. 136; C6. PHO, t. 41, Nil, c. 43; N 13.

²² Iorga N. Geschichte des Osmanischen Reiches, Bd. 2, S. 268—269; Смирнов В. Д. Крымское ханство..., c. 338—346.

²³ Materialy do dziejow dyplomacji polskiej z lat 1486—1516 (kodeks Zagrebski). Krakow, 4966, N 1, s. 1—6.

²⁴ Ibid., N 2, s. 7—9; Garbacik J. Kallimach..., s. 102, 103.

²⁵ Papee F. Polska i Litwa..., s. 221—222; Kolankowski L. Polska Jagiellonow..., s. 136—137; Idem. Dzieje..., s. 376.

²⁶ HDP, t. 1, s. 488; Garbacik J. Kallimach..., s. 103, 106; Katalpg dokumentow tureckich. W., 1959, cz. 1; Jorga N. Geschichte des Osmanischen Reiches, Bd. 2, S. 271.

²⁷ Scriptores rerum Prussicarum, t. 4, s. 376—379; lorga N. Geschichte des Os­manischen Reiches, Bd. 2, S. 271—272.

²⁸ Kolankowski L. Dzieje...,  s. 389—393,  403—412; Базилевич К. В. Внешняя политика...,  с. 199—208,  282—337;  История  Татарской  АССР.   Казань, 1955, с. 128.

²⁹ Между тем в историографии имеются попытки выхватывать какую-то одну грань политической деятельности молдавского господаря. Трудно, например, согласиться с тезисом, согласно которому «заключение брака (Елены Волошанки и московского князя Ивана Ивановича.— Прим. ред.) механически вводило Русь в число тех держав, которые вели борьбу против Османской империи» (Хорошкевич А. Л. Русское государство в системе международных отношений конца XV — начала XVI в. М., 1980, с. 92).

³⁰ Nehring K. Matthias Corvinus, Kaiser Friedrich III und das Reich. Zum hungarisch-habsburgischen Gegensatz im Donauraum. Miinchen, 1975, S. 153, 159, 164, 167, 184.

³¹ ПДС, т. 1, с. 160, 167; Kolankowski L. Dzieje..., s. 259, 278.

³² Iorga N. Geschichte des Osmanischen Reiches. Bd. 2, S. 262—265 u. a.; C6. PHO, t. 41, N 19, c. 64.

³³ Kolankowski L. Dzieje..., s. 359, 365, 376, 384—385.

³⁴ Kolankowski L. Polska Jagiellonow..., s. 143—144; Nehring K. Matthias Cor­vinus..., S. 193.

³⁵ Nehring K. Matthias Corvinus...,  S. 194—201; Przeglad Historyczny, 1963, z. 4, s. 651—665.

³⁶ Nehring K. Matthias Corvinus..., S. 192—193; Kolankowski L. Polska Jagiel­lonow..., s. 142—144.

³⁷ Papee F. Jan Olbracht. Krakow,  1936, s. 23—25; Wiesflicker H. Das erste Ungarnunternehmen Maximilians I und der Pressburgen Vertrag 1490—1491.— Siidostforschungen (Miinchen),   1959, Bd. 18, S. 26—75; HDP, t. 1, S. 499.

³⁸ Wiesjlecker H. Kaiser Maximilian I. Das Reich, Osterreich und Europa an der Wende zur Neuzeit. Wien, 1971, Bd. 1, S. 303—308; HDP, t. 1, s. 531—532.

³⁹ Греков И. Б. Очерки..., с. 174—194, 197—204.

⁴⁰ Базилевич К. B. Внешняя политика..., с. 162—220, 239—281; Ubersberger H. Osterreich und Russland seit dem Ende des XV. Jahrhundert. Wien; Leip­zig, 1906, Bd. 1.

⁴¹ Весьма частыми тогда были визиты имперских послов в Москву (Н. Поп-пель в 1486 и 1489 гг., Г. фон Турн в 1490 г.), а также миссии московских дипломатов в Империю, где Ю. Траханиот побывал в 1489, 1491, 1493 гг. В ходе этих переговоров не только заключались мирные и даже союзные до­говоры (как, например, в 1491 г.), не только обсуждались важные терри­ториальные проблемы, но рассматривались вопросы предоставления «госу­дарю веся Руси» (или великому князю «Белой Руси», как тогда называли в Империи Ивана III) «королевского титула», что должно было, по мысли имперской дипломатии, помимо всего прочего уравнять политико-правовые шансы Ивана III с Ягеллонами в Восточной Европе (не случайно Казимир резко возражал против перспективы превращения Ивана III в «короля» Руси). ПДС, т. 1, с. 30, 38, 79; Kolankowski L. Dzieje..., s. 386, 359, 384.

⁴² Это были годы тесных дипломатических контактов Москвы с Крымом, Портой и молдавским господарем, годы их согласованных действий против Ягеллонов. Базилевич К. В. Внешняя политика..., с. 213 — 217, 488; Kolan­kowski L. Dzieje..., s. 375—376, 384—386; Idem. Polska Jagiellonow..., s. 138, 140.

⁴³ Базилевич К. В. Внешняя политика..., с. 199—208; История Татарской АССР, с. 128—130.

⁴⁴ Базилевич К. В. Внешняя политика..., с. 282—227; Церетели Е. Елена Иоановна Великая княгиня Литовская, Русская, королева Польская. СПб., 1898, с. 328—337; Kolankowski L. Dzieje..., s. 387—394, 403—412; HDP, t. 1, s. 533.

⁴⁵ Papee F.  Jan Olbracht..., s. 57, 69, 122; HDP, t. 1, s. 534, 538—540.

⁴⁶ Ibidem.

⁴⁷ Finkel L. Zjazd Jagiellonow w Lewoczy r. 1494.— KH, 1914, r. 28, s. 317— 350; HDP, t. 1, s. 538.

⁴⁸ Семенова Л. Е. Некоторые аспекты международного положения Молдавского княжества во второй половине XV в. — В кн.: Юго-Восточная Европа в средние века. Кишинев, 1972, с. 207 — 234.

⁴⁹ Штефан, узнав о главных решениях съезда в Левочи, сразу сделал их дос­тоянием как султана, так и крымского хана. Эта скрыто антипольская по­зиция Штефана, возможно, объяснялась тем, что ему стали известны наме­рения Яна Ольбрахта посадить на молдавский престол своего брата Сигизмунда (Уляницкий В. А. Материалы..., с. 99—101; Iorga N. Geschichte des Osmanischen Reiches, Bd. 2, S. 272).

⁵⁰ Garbacik J. Kallimach..., s. 156.

⁵¹ Papee F. Jan Olbracht..., s. 122.

⁵² Iorga N. Geschichte des Osmanischen Reiches, Bd. 2, S. 273; HDP, t. 1, s. 538, 541.

⁵³ Garbacik J. Kallimach..., s. 136; Iorga N. Geschichte des Osmanischen Rei­ches, Bd. 2, S. 272.

⁵⁴ Papee F. Jan Olbracht..., s. 130—135; HDP, t. 1, s 540; Gorka O. Nieznany Zywot Bajazida II.— KH, 1938, z. 3, s. 401.

⁵⁵ Materialy..., N 13: Fessler-Klein. Geschichte von Ungarns. Leipzig, 1874, Bd. 3, S. 264.

⁵⁶ Cб.  PИO, т.  35,  c.  232,  238.

⁵⁷ Kolankowski L.  Dzieje...,  s.  425,  426,  429.

⁵⁸ Papee F. Jan Olbracht..., s. 133—135; lorga N. Geschichte des Osmanischen Reiches, Bd. 2, S. 273.

⁵⁹ Семенова Л. Е. Из истории молдавско-польско-турецких отношений конца XV в.— В кн.: Россия, Польша и Причерноморье в XV—XVIII вв. М., 1979, с. 40—43. Lewicki A. Krol Jan Olbracht o klesce Bukowinskiej r. 1497.— KH, 1893, VII, s. 1-15.

⁶⁰ Iorga N. Geschichte des Osmanischen Reiches, Bd. 2, S. 274.