Раздел II

ТУРКЕСТАН И ДЕШТ-И КИПЧАК

В СИСТЕМЕ

МОНГОЛЬСКОЙ

ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

Глава 1

ТУРКЕСТАН:

ИСТОРИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ТЕРМИНА

Чтобы читатель хорошо представлял себе политическую карту Центральной Азии в средние века и легко мог ориентироваться в топонимике региона, приведу в сжатой форме историко-политологическое и географическое содержание терминов, часто встречающихся по ходу исследования: Туркестан (Западный и Восточный), Семиречье, Кашгария, Средняя Азия.

Туркестан, собственно Туркистан — персидское слово и означает «Страна тюрков». Оно образовано от слова тюрк — названия народа, письменная история которого впервые фиксируется в VI в. Самое раннее упоминание слова Туркестан содержится в документе на бумаге 639 г., представляющем собой письмо на согдийском языке из двадцати пяти строк о продаже в рабство самаркандской девушки. Документ был найден в 1969 г. вместе с китайским документом 628 г. Оба текста находились внутри погребальной статуэтки, входившей в состав погребального комплекса одной из могил некрополя, расположенного близ Турфана (современный Синьцзян). Перевод согдийского документа на русский язык с лингвистическим анализом осуществлен иранистом 3. А. Лившицем⁸⁵.

Понятию Туркестан в разные исторические периоды звалось различное географическое значение. Первоначально Страна тюрков — Туркестан занимал земли, которые граничили с областью персов по Амударье.

Арабские географы IХ-Х вв. представляли Туркестан как местности, расположенные севернее и восточнее Мавераннахра, точнее — степи к северу и востоку от культурных областей междуречья Амударьи и Сырдарьи до собственно Китая. С конца X в. междуречье Амударьи и Сырдарьи снова вошло в состав государства тюрков, Мавераннахр арабов постепенно преобразовался в Туркестан, Амударья опять стала разграничивать Туркестан и Иран.

В ХVI-ХVII вв., во времена правления Шибанидов и Джанидов (Аштарханидов), тюрки составили большую часть населения и южнее Амударьи — в Балхе и областях к востоку и западу от него. Как следствие, страна от Мургаба до границ Бадахшана также стала называться Туркестаном. Таким образом, в новое время для этнических персов и афганцев Туркестаном были страны от Каспийского моря на западе до Алтая и Хами на востоке, от южных отрогов Уральских гор и Тобола на севере до Копетдага, Гиндукуша и Куэнь-Луня на юге, населенные преимущественно народами, говорящими на тюркских языках.

Через персов и афганцев первыми среди европейцев слово Туркестан усвоили англичане и на рубеже XVIII-XIX столетий ввели это словосочетание в научную геогра­фическую терминологию взамен употреблявшихся прежде западными европейцами и русскими названий Великая Бухария и Малая Бухария.

Происхождение термина Великая Бухария связано с на­званием столицы Узбекского ханства Бухары.

Бухара имела большое торговое значение и стала хоро­шо известна России и Западной Европе с XVI в. — со време­ни правления Шибанидов (1501-1601). В XVII и XVIII вв. русские и по их примеру западные европейцы называли бухарцами всех горожан, купцов и переселенцев из Мавераннахра. Тот же термин произвольно был распространен и на Кашгарию, которую в противоположность Великой Бухарии, занимавшей территорию узбекских ханств, стали называть Малой Бухарией.

Термины Великая Бухария и Малая Бухария употреблялись в русской научной литературе еще в первой трети ХIХ в., но уже к его середине под влиянием трудов английских исследователей были заменены терминами Западный Туркестан и Восточный Туркестан. При этом Западным Туркестаном в западноевропейской и русской научной литературе назывались по преимуществу территории узбеков и туркмен. Казахстан не был включен в это понятие, поскольку в то время основная территория казахов уже находилась в составе Российской империи. Понятие же Восточный Туркестан, или Китайский Туркестан, включало в себя области с тюркским населением, находящиеся под китайским управлением, — все страны от Хотана на юге до Чугучака на севере, от Кашгара на западе до Хами на востоке. В китайских источниках Нового времени Малая Бухария (или Восточный Туркестан) получила название Синьцзян (Новая граница).

Во второй половине XIX в. появились понятия Русский Туркестан и Афганский Туркестан. Русским Туркестаном стали называть Туркестанское генерал-губернаторство с центром в Ташкенте, учрежденное царским правительством в 1867 г. после присоединения части Средней Азии к Российской империи. Границы Русского Туркестана в зависимости от политической ситуации то сужались, то расширялись. Территория от Мургаба (река в юго-восточной Туркмении) до Гиндукуша, которая во второй половине XIX в. составила провинцию Афганского государства, стала называться Афганским Туркестаном. Оба термина — Русский Туркестан и Афганский Туркестан — имели только административное значение.

В сочинениях мусульманских авторов XVIII, XIX и на-XX вв. для обозначения «Китайского Туркестана» употребляются термины «Торт-шехр» (Четыре города), «Алты-шехр» (Шесть городов) и «Йети-шехр» (Семь городов), но чаще всего — «Алты-шехр». Под шестью городами Восточного Туркестана обычно имеются в виду: Куч. Аксу, Уч-Турфан, Кашгар, Яркенд и Хотан. В качестве седьмого города позднейшие авторы добавляют Янги-Хисар, расположенный между Кашгаром и Яркендом.

В сочинениях восточнотуркестанских авторов термин «Восточный Туркестан» в форме «Туркистан-и шарки» встретился мне впервые и лишь однажды в «Тарих-и джарида-йи джадида», составленном Кари Курбан-Алие  в 1304/1886-1887 гг. в Восточном Туркестане. Словосочетание «Туркистан-и шарки» есть, очевидно, калька западноевропейского термина «Восточный Туркестан».

В русской литературе для обозначения Восточного Тур­кестана нередко употребляется также термин Кашгария, под которым обычно понимается область, включающая обширную Таримскую равнину и обращенные к ней скло­ны окружающих ее горных хребтов Тань-Шаня, Памира, Куэлнь-Луня и Бэй-Шаня. Равнина эта вытянута с запада на восток примерно на 1200 километров, с юга на север — на 500 километров. Наиболее крупные города Кашгарии - Кашгар, Яркенд, Хотан, Аксу, Бай, Куча.

И наконец, необходимо сказать несколько слов о тер­мине Семиречье, которым обозначается значительная часть классического Туркестана.

Семиречье — калька казахского Жетысу (Семь вод), в средневековой мусульманской географии и историографии не встречается. Это хорошо известное сегодня слово зафик­сировано в одной из версий кыргызского эпоса «Манас».

Область Жетысу примыкала к озеру Балхаш с юга. Впо­следствии, во второй половине XIX — начале XX в., в Семиречье входили и горные районы к югу от реки Или. В советской исторической литературе Семиречьем обычно называли обширный историко-географический регион, расположенный между озерами Балхаш на севере и Ала-куль на северо-востоке, хребтами Джунгарского Алатау на юго-востоке, хребтами Северного Тянь-Шаня на юге и отрогами Каратау на западе.

«Семь рек», давшие название местности, исследователями определяются различно; обычно комбинация составляется из следующих десяти названий (для удобства названия рек привожу в алфавитном порядке): Аксу, Алгуз, Баскан, Биен, Или, Каратал, Коксу, Кызыл-Агач, Лепса, Саркан. По мнению российского этнографа Г. П. Потанина, казахи перенесли на эту местность представление о какой-то «блаженной стране», по которой текут семь рек. Как полагает казахстанский ученый Е. Койчубаев, здесь числительное жети (семь) можно понимать и как понятие «множества» и переводить этот топоним как «Многоречье», т. е. область, обильная реками.

Двадцатое столетие оказалось для термина Туркестан роковым. Этническое и политико-административное размежевание 20-30-х гг. XX в. в центральной части огромного Азиатского материка прервало вдруг историю этого весьма употребительного названия. Не вдаваясь в подробности, отмечу лишь отдельные вехи истории Туркестана.

В ХIV-ХVII вв. население Восточного Туркестана было известно под собирательным названием моголы и входило состав государства моголов, возглавляли которое потомки Чагатая, второго сына Чингиз-хана. К концу XVIII столетия династия рода Чагатая пресеклась в Восточном Туркестане, и Могольское государство с центром в Яркенде прекратило свое существование, а заодно утратил свое политическое и иное значение и термин могол.

В XVIII и XIX вв., находясь под властью китайцев, население Восточного Туркестана вовсе не имело общего имени, и жители разных местностей страны называли себя по-разному: йерлик (местный), мусулман халк (мусульмане), кашгарлык (кашгарец), яркендлик (яркендец). Уже в ХХ в., когда в связи с идеей автономизации края появилась необходимость в общем этническом имени, тюркская интеллигенция Восточного Туркестана избрала термин уйгур, хотя владения древних уйгуров никогда не доходили до западной части Кашгарии. Слово уйгур постепенно стало общим собирательным именем основной части современного тюркоязычного населения Восточного Турке стана и вошло в состав нынешнего титульного названия края — Синьцзян-Уйгурский автономный район Китайской Народной Республики.

После национального размежевания в 1924 г. термин Западный Туркестан стал вытесняться названием Средняя Азия, которым официальная пресса называла территории только четырех центральноазиатских советских республик: Туркмении, Узбекистана, Таджикистана и Киргизии. Так в центральноазиатском ареале появилась новая гео­графическая номенклатура — Средняя Азия и Казахстан. Однако такое искусственное сведение хорошо известного в науке термина Средняя Азия к чисто политико-админи­стративному пониманию привело на практике к сильному сужению или даже искажению, сознательному или неосоз­нанному, его подлинного географического содержания. В действительности в научное понятие Средняя Азия вклю­чаются и Казахстан, и Восточный Туркестан, территории которых в физико-географическом отношении представ­ляют собой непосредственное продолжение территорий четырех вышеназванных республик в северном и северо­восточном направлениях.

Таким образом, по этнополитическим и физико-гео­графическим соображениям под русским названием Сред­няя Азия следует объединять все страны от Каспийского моря на западе до Иртыша и Хами (включительно) на вос­токе, от Копетдага, Гиндукуша и Хотана на юге до Тобола и южных отрогов Уральских гор на севере, населенные народами, на протяжении длительного времени связанны­ми между собой общностью исторической судьбы. Замечу, примерно так определяли термин Средняя Азия российские путешественники XIX в. и русские ученые еще в первые десятилетия XX в., в частности, академик В. В. Бартольд (1869-1930), основатель русского туркестановедения⁸⁶.

Обретя государственный суверенитет после развала СССР, среднеазиатские республики отказались от использования принятых в советское время названий Средняя Азия, Средняя Азия и Казахстан и заменили их принятым на Западе термином Центральная Азия, который употреблялся в советской литературе для обозначения областей, располагавшихся восточнее бывших пяти южноазиатских республик СССР — Туркмении, Узбекистана, Таджикистана, Киргизии и Казахстана⁸⁷.

В последние годы в средствах массовой информации, на страницах периодической печати и в названиях научных книг стал использоваться термин Центральная Азия и Казахстан. Однако употребление такого композита едва приемлемо для посвященного в историю предмета востоковеда. Казахстан — часть Центральной Азии.

Глава 2

ПОХОД МОНГОЛЬСКИХ ВОЙСК В ТУРКЕСТАН

В начале XIII в. на степных просторах нынешнего Се­рного Казахстана, от Иртыша на запад, в Дешт-и Кипчаке, располагались кочевья кипчаков. Империя гур-хана кара-китаев занимала земли от области уйгуров в Восточном Туркестане до Аральского моря. В десятые годы XIII в. часть этой территории захватил Кучлук  возглавлявший моннгольское племя найман, а северная часть Семиречья подчинялась Арслан-хану — предводителю тюрков-карлуков. Страну между Таласом, Чу и озером .Иссык-Куль занимали канглы. Города-крепости и примыкающие к ним районы бассейна Сырдарьи, а также Мавераннахр и большая часть Ирана принадлежали хорезмшаху Ала ад-дину Мухаммаду.

После нашествия монголов мы видим иную картину, новые политические структуры. Вытесненные Чингиз-ханом из окрестностей Байкала, а затем и с берегов Иртыша группы меркитов и найманов, действовавшие сообща, были разбиты в 1209 г. уйгурским идикутом (титул главы уйгурского княжества в Восточном Туркестане) при попытке пройти через его владения. В результате они разделились: меркиты подались к кипчакам в Восточный Дешт-и Кипчак, а найманы во главе с Кучлуком направи­лись в Семиречье во владения кара-китаев.

За этими событиями последовало другое. В 1211 г. в Семиречье впервые появилось монгольское войско, во главе которого стоял Хубилай-нойон, один из полковод­цев Чингиз-хана. Глава карлуков Арслан-хан велел убить кара-китайского наместника в Каялыке и добровольно подчинился монголам. Правитель Алмалыка (в долине реки Или) мусульманин Бузар также признал себя васса­лом Чингиз-хана, ему в жены была отдана дочь Джучи, старшего сына Чингиз-хана. Однако корпус Хубилая в том же году отбыл на восток, так как Чингиз-хан начал войну с Китаем и все свои вооруженные силы направил туда.

Лишь в 1216 г., после возвращения из Северного Китая в Монголию, Чингиз-хан поручил Джучи добить бежав­ших на запад меркитов. Давние противники сошлись в ближнем бою около Иргиза. Тургайская степь стала полем брани. Меркиты потерпели полное поражение и рассея­лись в разные стороны. Джучи торжествовал. Но тут про­изошло непредвиденное. На рассвете следующего после победы дня перед монголами возникло шестидесятиты­сячное войско хорезмшаха Мухаммад-султана, который из Дженда, с нижнего течения Сырдарьи, выступил в поход против кипчаков⁸⁸.

Монгольские военачальники решили не вступать в бой с хорезмшахом и объявили, что они посланы Чингиз-ханом только против меркитов, и у них нет разрешения на войну с хорезмшахом. Но султан не внял их словам и своими действиями принудил-таки Джучи вывести воинов на поле боя. Монголы сражались отчаянно смело. Даже был момент, когда хорезмшах чуть не угодил в плен, и лишь смелый бросок его отважного сына Джалал ад-дина, отразившего нападение, спас султана от верной гибели. По сведениям Ибн ал-Асира, «убито было с обеих сторон столько, что и не сочтешь, но не обратился в бегство ни один из них... Дошло дело до того, что иной из них слезал с коня и пеший бился со своим противником. Дрались они на ножах, и кровь текла по земле до такой степени, что лошади стали скользить по ней от множества ее».

Оба войска отошли на свои стоянки, чтобы наутро вновь начать битву. Монголы зажгли сторожевые костры, но оставив их горящими, сами скрытно покинули лагерь и быстрым маршем двинулись на восток. Утром, когда военная хитрость монголов обнаружилась, их уже невозможно было догнать. Султан вернулся в Самарканд. Так на территории нынешнего Казахстана произошла первая встреча двух войск — монгольского и мусульманского. То было мимолетное столкновение, оно не выявило победителя, однако имело тяжелые последствия.

Изложение последующих событий следует хронике ан-Насави. Ан-Насави был очевидцем крушения державы хорезмшаха. Ан-Насави исполнял ответственные поручения, возглавлял важные посольства, был верен своему государю, султану Джалал ад-дину, и со скорбью воспринял весть о его гибели. Вот как он описывает свой замысел соста­вить жизнеописание султана: «Может ли быть цель более  важная, чем установить события, увековечить сведения о них, извлечь из них опыт и назидание, и именно в отношении превратностей судьбы Джалал ад-дина» (ан-Насави. Введение).

По словам ан-Насави, храбрость монголов произвела на хорезмшаха сильное впечатление. В своем кругу он говорил, «что не видел никого, подобного этим людям храбростью, стойкостью в тяготах войны и умением по всем правилам пронзать копьем и разить мечом» (ан-Насави. 4). По мнению В. В. Бартольда, именно тягостное впечатление хорезмшаха от первого боя с монголами было одной из причин, по которой он впоследствии не решился встретить их в открытом сражении⁸⁹.

Вскоре отношения между хорезмшахом и предводите­лем монголов привели к «Отрарской катастрофе», давшей Чингиз-хану формальный повод для объявления войны. Развитие конфликта и начало военных действий протека­ли следующим образом.

Хорезмшах Мухаммад был владетелем одного из могу­щественных государств на мусульманском Востоке и пола­гал, что в Азии не было силы, способной противостоять его могуществу и богатству. Хорезмшах, достигнув вершин власти и величия, уже не мог сравнить себя по величию ни с кем, кроме как с легендарным Искандаром. Поэтому он ввел при дворе новую церемонию и установил наубу Зул-Карнайна. Науба — музыкальный салют, отбиваемый на ударных инструментах военными музыкантами в честь правителя. В арабской литературе Зул-Карнайн, букв. 'Двурогий', было именем Александра Македонского. По словам ан-Насави, «эту наубу исполняли во время восхода и заката солнца. Для нее использовали двадцать семь золотых литавр, палочки которых были унизаны различ­ными самоцветами, точно так же как все инструменты, необходимые для наубы. В первый же день, избранный для того, чтобы она была исполнена, он ради своего величия повелел сделать это двадцати семи государям из числа наиболее значительных владетелей и сыновей сул­танов» (ан-Насави. 11).

Весть о победах, одержанных Чингиз-ханом в Китае, породила массу толков о грядущем бедствии. Хорезмшах, стремясь проверить слухи и получить достоверные сведе­ния об этом завоевателе и его мощи, отправил в Монго­лию в 1215 г. посольство. Чингиз-хан со своей стороны также направил послов в Хорезм. Согласно ан-Насави, возглавляли монгольское посольство три мусульманина: Махмуд из Хорезма, Али Ходжа из Бухары и Йусуф Кенка из Отрара. Весной 1218 г. хорезмшах принял послов, вероятно, в Бухаре. Ему были переданы ценные подарки и письмо Чингиз-хана, в котором тот сообщал о своих завоеваниях в Северном Китае и Стране тюрков, чем, вероятно, решил устрашить хорезмшаха. В письме также предлагалось заключить мирный договор с гарантиями безопасности для купцов, занятых торговлей между двумя государствами. Султан Мухаммад выразил свое согласие на мирный договор с правителем Монголии.

После возвращения послов Чингиз-хан отправил в Среднюю Азию торговый караван во главе с Омар-Ходжой Отрари, Джамалом Мараги, Фахр ад-дином Бухари, Амин ад-дином Харави. Караван из пятисот верблюдов, нагруженных золотом, серебром, шелком, мехами, индийской медью, китайским фарфором и другими дорогими предметами, сопровождали четыреста пятьдесят человек, включая и монголов-лазутчиков, по приказу Чингиз-хана присоединившихся к среднеазиатским купцам. В середине 1218 г. караван прибыл в город Отрар, на правом берегу  Сырдарьи. Правитель Отрара, наместник султана Мухаммада, Гаир-хан Йиналчук, обеспокоенный странным для торговцев поведением людей из этого каравана, объявил, по словам ан-Насави, что прибывшие в Отрар, хотя и имеют облик купцов, — не купцы. То ли с ведома хорезмшаха, то ли самовольно он задержал купцов, а затем ис­требил их. Караван был разграблен, все богатство убитых перешло к Гаир-хану. Удалось бежать только одному человеку, который и доставил весть об отрарской резне Чингиз-хану. Повелитель монголов отправил к хорезмшаху посольство во главе с Ибн Кафрадж Богра, в сопровождении двух татар, с требованием выдачи Гаир-хана Йиналчука и обещанием в этом случае сохранить мир. Хорезмшах не только не исполнил это требование, но велел убить неповинных послов, вероятно, считая войну с монголами неизбежной.

Война между Чингиз-ханом и хорезмшахом Мухаммадом действительно была неизбежной, и причина крылась не в той жестокой расправе хорезмшаха или его отрарского наместника с купцами. Для крупных скотоводческих хозяйств необходимы были обширные пастбища. Завоева­тельные войны обеспечивали кочевую знать военной до­бычей и новыми землями. Война расширяла жизненное пространство кочевников. Кроме того, знать использовала войну как средство для ослабления социальных противо­речий в монгольском обществе, хотя бы временное, — зависимым кочевникам полагалась доля военной добычи. Чингиз-хан понимал, что только завоевательная политика может обеспечить ему верность монгольской кочевой зна­ти, удержать ее от измен, заговоров, междоусобиц, а соз­данную им империю — от быстрого распада. С этой точки зрения монгольский поход в Среднюю Азию был лишь эпизодом, звеном в общей цепи запланированных обшир­ных завоеваний. Как показывают данные источников, Чингиз-хан и не думал ограничиваться захватом империи хорезмшаха. В его планы входило завоевание всей Запад­ной Азии и Восточной Европы, и он заранее отдал в удел старшему сыну Джучи еще не покоренные страны к западу от Иртыша и Аральского моря.

В 1218 г. Чингиз-хан послал против найманов Кучлука двадцатитысячный отряд под командованием полководца Джебе. Кучлуку к тому времени удалось создать большое государство на территории Кашгарии, части Семиречья и Ферганы. Следует отметить, что в своих владениях он пре­следовал мусульман, и те восприняли приход монголов как освобождение из-под власти найманского притесните­ля. Кашгарцы даже оказали монголам помощь — подняли восстание против Кучлука и перебили воинов, размещен­ных в их домах. Сам Кучлук бежал в Бадахшан, но был настигнут и убит. Восточный Туркестан и часть Семиречья оказались во власти монголов.

Дорога на Мавераннахр теперь была открыта⁹⁰.

Чингиз-хан придавал военной кампании против хо­резмшаха Мухаммада большое значение и готовился к ней с особой тщательностью. Ведь он начинал войну против мусульманского государства. Действовать нужно было очень осторожно, чтобы не оказаться в глазах мусульман врагом ислама. Согласно сведениям Рашид ад-Дина, после отрарской резни Чингиз-хан в пламенении гнева «поднял­ся в одиночестве на вершину холма, набросил на шею пояс, обнажил голову и приник лицом к земле. В течение трех суток он молился и плакал, [обращаясь] к Господу, и говорил: „О, великий Господь! О творец таджиков и тюрков! я не был зачинщиком пробуждения этой смуты, даруй же мне своею помощью силу для отмщения!". После этого он почувствовал в себе признаки знамения благовестия и бодрый и радостный спустился оттуда вниз, твердо решившись привести в порядок все необходимое для войны» (Рашид ад-Дин. Т. I. Кн. 2. С. 189).

Началу похода предшествовал сбор сведений о внутреннем состоянии и военных силах государства хорезмшаха. Сведения поступали от мусульманских купцов и перебежчиков. Изучив полученную информацию и составив на ее основе глубоко продуманный план действий, Чингиз-хан и люди из его окружения сумели так подготовить войну, что вся вина в глазах мусульман-современников возлагалась на хорезмшаха.

К началу войны Чингиз-хан собрал большое войско. О его точной численности сведений нет. Наиболее вероятным считается число в сто двадцать — сто пятьдесят тысяч человек вместе с ополчениями вассальных владетелей — семиреченских (Арслан-хан карлукский, Сукнак-тегин) и восточнотуркестанского (уйгурский идикут Барчук). Поход начался в сентябре 1219 г. с берегов Иртыша, где Чингиз-хан провел лето.

Судя по данным источников, он вел свои орды от Иртыша до Сырдарьи тем же путем, что и прежние завоеватели: не через безотрадные степи к северу от Балхаша, а через Семиречье. При подходе к Отрару предводитель монголов разделил свои силы. Несколько туменов во гла­ве с сыновьями Чагатаем и Угедеем он оставил для осады  Отрара, другую часть войска во главе с Джучи отправил вниз по течению Сырдарьи на Дженд и Янгикент. Третий отряд должен был покорять города по верхнему течению Сырдарьи. Сам Чингиз-хан и Тулуй с главными силами направились к Бухаре.

К Отрару монгольские войска подошли осенью 1219 г. .Осада города продолжалась пять месяцев. Правитель города Гаир-хан, знавший, что ему нечего ждать пощады от мон­голов, защищался отчаянно, до последней возможности. Под его началом, согласно ан-Насави, было двадцать ты­сяч всадников. По Джувайни, хорезмшах дал ему пятьде­сят тысяч «внешнего войска». В обороне Отрара Гаир-хану помогал Караджа-хаджиб с десятитысячным отря­дом, незадолго перед осадой посланный хорезмшахом на помощь городу. На исходе пятого месяца Караджа-хаджиб пал духом, покинул город через ворота Суфи хане и сдался со своим войском монголам. По приговору царевичей Ча-гатая и Угедея он вместе с приближенными был предан казни за измену своему господину. Монголы ворвались в город и начали грабеж. Внутренняя крепость пала через месяц. Чингиз-хан «велел привести к нему Гаир-хана, за­тем приказал расплавить серебро и влить ему в уши и глаза. Так он был убит в мучении и был наказан за позор­ный свой поступок, за гнусное дело и за происки, осужден­ные всеми» (ан-Насави. 16).

Перед старшим сыном Чингиз-хана Джучи стояла зада­ча покорить города по нижнему течению Сырдарьи. Пер­вым был Сыгнак (город-крепость на правом берегу Сыр­дарьи). С жителями этого города Джучи вступил в перего­воры. Своим представителем он отправил мусульманского купца Хасан-хаджжи, ранее поступившего на службу к монголам. Послу было поручено уговорить жителей сдать­ся без боя, но «злодеи, чернь и бродяги» возмутились и, умертвив предателя, приготовились к «великой, священ­ной войне». Монголы семь дней и ночей непрерывно оса­ждали Сыгнак. Наконец взяли его приступом и, «закрыв врата пощады и милосердия», перебили все население. Управляющим той местности был назначен сын убитого Хасан-хаджжи.

Продвигаясь дальше, монголы взяли Узгенд и Барчылыгкент, население которых не оказало особого сопро­тивления, и потому всеобщей резни не было. Затем мон­гольский отряд подошел к Ашнасу. Город, «большинство воинства которого составляли бродяги и чернь», оказал упорное сопротивление, но пал в неравной борьбе, и множество жителей было перебито. 

Следующим был Дженд. К тому времени город уже покинули войска хорезмшаха, а Кутлук-хан, возглавляв­ший их, бежал в Хорезм. Узнав об этом, Джучи отправил в город для переговоров Чин-Тимура. Посланник монголов был плохо принят жителями и вернулся живым только потому, что напомнил джендцам о печальной судьбе, постигшей Сыгнак из-за убийства Хасан-хаджжи. Выпустив Чин-Тимура, жители заперли ворота.

Монголы приставили лестницы, спокойно взошли на стены и без кровопролития взяли город. Жители не оказали никакого сопротивления. Их всех выгнали в поле. Девять дней они оставались там, пока шло разграбление города. Убиты были только несколько человек, оскорбивших своими речами Чин-Тимура. Управлять Джендом был назначен бухарец Али Ходжа, который уже много лет тому назад перешел на службу к монголам. Тогда же один тумен, посланный Джучи, занял Шехркент (Янгикент, город в низовьях Сырдарьи), и там был посажен новый глава.

Столь же успешно действовал и главный корпус во главе с Чингиз-ханом. К маю 1220 г. весь Мавераннахр был в руках монголов. Летом и осенью 1220 г. они взяли Мерв, Тус и другие города Хорасана (северо-восточные районы Ирана). В результате зимней кампании 1220-1221 гг. был  завоеван Хорезм. Весной 1221 г. Чингиз-хан переправил свое войско через Амударью, и война развернулась на тер­ритории Хорасана, Афганистана и Северной Индии.

Но вернемся к событиям в Южном Приаралье. Джучи оставался весь 1220 г. в Дженде. Оттуда, с берегов Сырда­рьи, он повел свой корпус на Хорезм. Чингиз-хан отпра­вил ему на подмогу из Бухары — Чагатая и Угедея со значительными силами.

На подступах к Гургенджу передовые отряды монголов хитростью заманили хорезмийцев в западню, перебили до тысячи человек и следом за беглецами ворвались в город. Однако напор защитников заставил их отступить. Тем вре­менем подоспели основные силы монголов, численностью до пятидесяти тысяч воинов. Город был обложен со всех сторон, и началась осада. Жители не только защищались с большим упорством, но и сами активно действовали. К тому же между Джучи и Чагатаем вспыхнула старая вражда, и дела войны пришли в упадок. «Вследствие это­го, — пишет Рашид ад-Дин, — хорезмийцы перебили мно­жество монгольского войска, так что говорят, что холмы, которые собрали тогда из костей убитых, еще теперь стоят в окрестностях старого города Хорезма» (Рашид ад-Дин. Т. I. Кн. 2. С. 216).

Город не сдавался. Удача как будто отвернулась от мон­голов, а главной причиной был раздор между Джучи и Чагатаем. Первый старался спасти от разрушения цвету­щий город, а второй желал скорой победы любой ценой. Когда весть об этом дошла до Чингиз-хана, он разгневался на старших сыновей и назначил начальником всего войска Угедея, их младшего брата. Через семь дней город был взят. Жителей вывели в степь, отделили ремесленников, малолетних детей и молодых женщин, чтобы угнать в по­лон, а остальных жителей перебили.

Зиму 1222-1223 гг. Чингиз-хан провел в Самарканде. В начале 1223 г. он выступил оттуда с намерением устро­ить весеннюю охоту в степях Присырдарьи. Джучи полу­чил приказ пригнать диких куланов из Кипчака. Исполняя волю отца, он пригнал табуны куланов и, кроме того, в виде подарка, еще двадцать тысяч белых лошадей. Встреча Джучи с отцом и братьями произошла на равнине Ку-лан-Баши, в нескольких переездах от Сайрама. Устроили курултай, состоялась грандиозная облавная охота с уча­стием всех царевичей. Лето 1223 г. они провели все вместе в тех пределах. Затем, покинув степи Кулан-Баши, медлен­но продвигаясь, достигли Иртыша. Там они разбили ла­герь и провели лето 1224 г. Осенью того же года Чингиз-хан последовал с войском на восток. Сыновья возврати­лись вместе с ним, за исключением Джучи, своенравного первенца, который остался в полюбившихся ему Кипчакских степях, чтобы заняться делами правления.

За четыре года войны произошли страшные события. О масштабности перемен пишет современник, мусульманский историк Ибн ал-Асир.

«О вторжении татар в страны мусульманские. Несколько лет я противился сообщению этого события, считая его ужасным и чувствуя отвращение к изложению его: я приступал к нему и опять отступал. Кому же легко поведать миру о гибели ислама и мусульман, да кому приятно вспоминать об этом? О, чтобы матери моей не родить меня, чтобы мне умереть прежде этого и быть преданным вечному забвению! Хотя многие из друзей моих побужда­ли меня к начертанию этого события, но я приостанавли­вался. Потом, однако же, я сообразил, что неисполнение того не принесет пользы. Пересказ этого дела заключает в себе воспоминание о великом событии и огромном несчастий, подобного которому не производили дни и ночи и которое охватило все создание, в особенности же мусульман.

Если бы кто сказал, что с тех пор, как Аллах Всемогущий и Всевышний создал человека, по настоящее время мир не испытывал ничего подобного, то он был бы прав:  действительно, летописи не содержат ничего сколь-нибудь сходного и подходящего. Из событий, которые они описывают, самое ужасное то, что сделал Навуходоносор с израильтянами по части избиения их и разрушения Иеру­салима. Но что такое Иерусалим в сравнении с теми  странами, которые опустошили эти проклятые, где каж­дый город вдвое больше Иерусалима? И что такое изра­ильтяне в сравнении с теми, которых они перебили! Ведь в одном отдельно взятом городе жителей, которых они избили, было больше, чем всех израильтян. Может быть, род людской не увидит ничего подобного этому событию до преставления света и исчезновения мира, за исключением разве Гога и Магога. Что касается Антихриста, то он ведь сжалится над теми, которые последовали за ним, и погубит лишь тех, которые станут сопротивляться ему; эти же, татары, ни над кем не сжалились, а избивали женщин, мужчин, младенцев, распарывали утробы беременных и умерщвляли зародыши» (СМИЗО. Т. 1. С. 1-2).

Не все современники событий восприняли вторжение монголов как огромное несчастие. В средние века война была обычным делом. Если столько государств рухнуло под монгольским напором, значит, эти государства не об­ладали внутренней силой. Осознание этого факта откры­лось не всем. Врач Абд ал-Латиф из Багдада (ум. 1231-1232) знал, почему хорезмийцы уступили монголам. «Хорезмшах Мухаммад ибн Текеш был вор и насильник, а его солдаты были сбродом <...> большинство из них были тюрки — либо язычники, либо невежественные мусульма­не <…>. Он имел обыкновение убивать часть племени, а оставшихся брать к себе на службу, и сердца их были полны ненависти к нему. Ни по отношению к своему соб­ственному народу, ни по отношению к врагам он не вел осмотрительной политики <...>. И вот выступили против него эти татары, все сыновья одного отца, с одним язы­ком, одним сердцем и одним вождем, которому они пови­новались»⁹¹.

Глава 3

ОБРАЗОВАНИЕ, РАСЦВЕТ И УПАДОК ЧАГАТАЙСКОГО ГОСУДАРСТВА

Чингиз-хан, по словам Джувайни, еще при своей жизни выделил «особые земли, называемые йуртом» каждому из своих сыновей. В исследовательской литературе эти земли принято именовать уделами или улусами.

Владения второго сына Чингиз хана, Чагатая, включа­ли Восточный Туркестан, большую часть Семиречья и Мавераннахр (междуречье Амударьи и Сырдарьи), а также земли левобережья Амударьи — Балх, Бадахшан, Газни, Кабул и районы включительно до реки Синд. Орда (ставка) Чагатая находилась в Кульджинском крае, на южной стороне р. Или.

Первый правитель среднеазиатских и восточнотуркестанских владений монголов Чагатай был вторым сыном Чингиз-хана от его жены Борте из племени кунграт. Дата его рождения точно не установлена. Еще при жизни отца Чагатай слыл лучшим знатоком Ясы и высшим авторитетом во всех вопросах, связанных с монгольскими законами и обычаями. Как и его братья, он принимал участие в походах своего отца против Китая (1211-1216) и против империи Хорезмшахов (1219-1224). Вместе со своими братьями, Джучи и Угедеем, Чагатай осаждал Отрар, а затем Гургандж. Вероятно, в 1221 г. ему было поручено преследование Джалал ад-дина, сына хорезмшаха Мухаммада, вследствие чего зиму 1221-1222 гг. он провел в Северной Индии. Во время тангутского похода Чингиз-хана (1225-1227) Чагатай находился в Монголии в качестве начальника оставленных там войск. После смерти Чингиз-хана в 1227 г. Чагатай отправился в свой йурт и больше не участвовал ни в каких военных походах.

Согласно сведениям Джалала Карши, область, составлявшая основную часть владений Чагатая в Семиречье, называлась Иль-Аларгу; главным городом ее был Алмалык, в Илийской долине. Небезынтересно, что от этого географического названия получил свою вторую нисбу (Иль-Аларгуви) мусульманский министр Чагатая, купец Кутб ад-дин Хабаш-Амид, умерший в 1260 г. и похороненный в одном из городов области Алмалыка. Известны начинания Чагатая по благоустройству своего улуса. Так, по его приказу была построена дорога из Восточного Туркестана через Урумчи, Манас и перевал Талки в Илийскую долину, для чего в нескольких местах были пробиты скалы и возведены из горного леса 48 мостов, настолько широких, что по ним могли проехать рядом две телеги. Около Алмалыка, вблизи высоких гор Кок, в местности Куяш («Солнечное»), которая летом была «похожа на рай», Чагатай устроил селение Кутлуг («Благодатное»). Там находилась его летняя резиденция. Зиму он проводил также в долине Или, в местности Мераузик-Ила. Область Или оставалась центром могущества улуса и после смерти Чагатая. Орда (резиденция) первых Чагатаидов находи­лась в долине Текеса (притока Или) и, согласно Джувайни, называлась Улуг-Иф.

Как старший в ханском роде, после смерти своего отца и старшего брата Джучи (оба умерли в 1227 г.), Чагатай пользовался непререкаемым авторитетом. В 1228-1229 гг. он вместе со своим дядей Отчигином стоял во главе царе­вичей, провозгласивших великим ханом Угедея. По сло­вам Рашид ад-Дина, при правлении Угедея (1229-1241) Чагатай обладал такой фактической властью во всей империи, что великий хан не принимал сколько-нибудь важных решений «без его совета и одобрения». Одна­ко при всем этом он не являлся самостоятельным госуда­рем своего улуса: правителем культурных областей Мавераннахра и Восточного Туркестана был мусульманин Мах­муд Ялавач, назначенный на эту должность великим ханом; великим ханом назначались и начальники мон­гольских войск в Мавераннахре. Чагатай как улусный правитель не имел полномочий смещать их без согласия великого хана.

Как в мусульманских, так и в китайских источниках Чагатай характеризуется как суровый человек, никогда не допускавший на своем лице улыбки и внушавший подчи­ненным только ужас. Будучи знатоком и блюстителем Ясы, Чагатай очень жестоко преследовал нарушения монгольских законов, а поскольку мусульманские обычаи часто вступали в противоречие с Ясой, он относился к исламу неблагожелательно. Кровавая жестокость, с кото­рой Чагатай карал всякие проступки, возводимые им в ранг преступления, сделала его имя ненавистным мусуль­манам. У Джувайни приводятся стихи поэта Садида Авара на смерть Чагатая, в которых владетель большей части Семиречья и мусульманских областей Средней Азии осы­пается горькими упреками:

Тот, из страха перед которым никто не входил в воду,

Потонул в необозримом океане смерти.

Джувайни. Т. 1. С. 228.

Чагатай умер в начале 1242 г., пережив лишь на несколько месяцев своего брата, великого хана Угедея. Место его захоронения неизвестно. Судя по тому, что и Джучи, и Угедей были похоронены каждый на территории своего удела, Чагатай, очевидно, также был похоронен в своем уделе, вероятнее всего в области Иль-Аларгу, в Илийской долине.

Из всех сыновей Чингиз-хана, что первым отметил В. В. Бартольд, Чагатай был единственным, имя которого стало: 1) официальным термином для обозначения среднеазиатского монгольского государства; 2) названием кочевников, составлявших конную силу «Чагатайского государства»; 3) а также названием сложившегося в Средней Азии в эпоху Тимуридов тюркского литературного языка.

По Рашид ад-Дину, у Чагатая было восемь сыновей. Он еще при жизни, с согласия великого хана, назначил своим преемником Кара-Хулагу, самого старшего из детей своего старшего сына Мутугена, павшего в битве под Бамианом, а Гиндукуше, в 1221 г. После смерти великого хана Угедея и кончины Чагатая положение Монгольской империи осложнилось. Начался смутный период пятилетнего междуцарствия, в течение которого в роли правителя оставалась вдова Угедея, Туракина. На курултае 1246 г., вопреки воле Угедея, назначившего другого наследника, великим ханом был провозглашен Гуюк, старший сын Угедея, отличавшийся, как передает Джувайни, необузданно грубым и неумолимо жестоким характером. По приказу Гуюка в Чагатайском улусе Кара-Хулагу был низложен, и на престол в среднеазиатских владениях монголов возведен личный друг нового великого хана, Есу-Мунке, сын Чагатая, при котором всеми улусными делами заведовала его жена Тукаши. После кратковременного царствования Гуюка (1246-1248) началась борьба за власть, и потомки Джучи и Тулуя, совершив своеобразный переворот, в 1251 г. провозгласили главой империи старшего сына Тулуя Мунке.

Приход к власти нового великого хана начался с кро­вавой репрессии; царевичи из рода Чагатая и Угедея, обвиненные в заговоре против Мунке, были частью умер­щвлены, частью изгнаны. Чтобы учинить погром в улусах мятежных Чингизидов, Мунке отправил на запад войско, которое должно было соединиться с отрядами Джучидов, расположившихся в местности между Каялыком и Отраром. По прибытии войска великого хана все улусные военачальники, заподозренные в сочувствии заговорщи­кам, были казнены. Формально эти улусы, однако, про­должали существовать; вдова Гуюка оставалась в его орде на Эмиле, а правительницей Улуса Чагатая, с согласия великого хана, стала Оркына, вдова скончавшегося неза­долго перед этим Кара-Хулагу, дочь Туралчи-гургена из племени ойрат. В 1254 г. она, как владетельница Улуса Чагатая, встретила в Алмалыке войско Хулагу, брата вели­кого хана, которому было суждено завоевать Иран, Ирак, уничтожить династию Аббасидских халифов и образовать новое Монгольское государство в Передней Азии. Факти­чески вся империя была поделена между потомками Тулуя и Джучи, и вместо господства всего ханского рода, как это было в царствование Угедея, теперь наступило двое­властие. Граница между сферами влияния великого хана Мунке и главы Улуса Джучи (Бату), по свидетельству Вильгельма де Рубрука, проходила в степи между реками Талас и Чу.

В 1260-х гг. единству Монгольской империи был нане­сен окончательный удар. После смерти Мунке в 1259г., последовавшей во время похода на Китай, произошла борьба за престол между двумя его братьями, и в 1260 г. были одновременно провозглашены два великих хана: Ариг-Буга в Монголии, в Каракоруме, и Хубилай в Китае, Кайпине. Став ханом, Хубилай поспешил отправить в Се­миречье царевича Абишку с тем, чтобы он убил Оркына-хатун и стал правителем Улуса Чагатая; однако по дороге в Алмалык царевич был перехвачен воинами Ариг-Буги, который отдал приказ его убить. Со своей стороны Ариг-Буга отправил на запад внука Чагатая, Алгуя, выдав ему «ярлык быть государем Чагатаева улуса и охранять те рубежи от войска Кубилай-каана» (Рашид ад-Дин. Т. 2. С. 97). Алгуй должен был заботиться также о подвозе провианта и необходимых товаров для войска из Туркестана в Монголию.

Решительный и энергичный Алгуй в короткое время подчинил своей власти все бывшие родовые владения своего деда, отвоевал у Берке, хана Золотой Орды, Отрар и даже захватил Хорезм и северную часть Афганистана, раньше никогда не принадлежавшие дому Чагатая. Действуя  сначала от имени Ариг-Буги, он потом открыто восстал против него и повсюду выступал как самостоятельный государь. Ариг-Буга вступил в борьбу с ним, но после которых успехов потерпел поражение и покинул Семиречье. Алгуй женился на Оркына-хатун и, как государь среднеазиатских владений монголов, утвердил Масуд-бека правителем оседлых областей Чагатайского улуса. Ариг-Буга подался в Монголию, потерпел там поражение от своего брата Хубилая и в 1264 г. сдался ему. Ханом всей империи был объявлен Хубилай, но только номинально: Хулагу в Персии, Берке во владениях Джучидов и Алгуй в улусе Чагатая были фактически независимыми государями. По мнению В. В. Бартольда, Алгуя можно считать «основателем самостоятельного монгольского государства в Средней Азии»⁹².

После смерти Алгуя в 664/1265-1266 г. создалась иная обстановка. Весной 1266 г. на берегу Ангрена, по рассказу Джамала Карши, ханом Чагатайского улуса, без назначения со стороны великого хана, был провозглашен сын Кара-Хулагу и Оркына-хатун, Мубарак-шах. Царствование его было непродолжительным. Осенью того же года (данные источников о хронологии этих событий очень противоречивы) он потерпел поражение от правнука Чагатая, Барака, и вынужден был поступить к нему на службу в качестве начальника барсчиев (придворных охот­ников). Ханом среднеазиатских владений монголов был провозглашен в Узгенде Барак. Он в свою очередь дол­жен был подчиниться внуку Угедея, Хайду, пользовавше­муся поддержкой Джучидов. Низложенный Барак-хан до своей кончины (ум. 1271) оставался главой чагатайских царевичей, но верховная власть в Улусе перешла от дома Чагатая в руки потомков Угедея, и вся страна контроли­ровалась военными отрядами двадцати четырех сыновей Хайду.

При Хайду (1269-1301) государство среднеазиатских Чингизидов, как самостоятельная политическая единица, получило свое окончательное оформление. Весной 1269 г. на берегу Таласа состоялся курултай, на котором было создано в Средней Азии полностью независимое от вели­кого хана государство под владычеством Хайду. Пределы этого государства то расширялись, то сужались в зависи­мости от военных успехов или неудач. В последние годы правления Хайду оно включало в свой состав в северном Афганистане земли от Бадахшана до берегов Мургаба, на Сырдарье граница проходила северо-западнее Дженда и Узгенда. В Восточном Туркестане часть территории была утеряна, и она перешла во владение великого хана Хуби-лая. Судя.по тому, что Чапар, старший сын Хайду и его преемник на среднеазиатском престоле, был провозгла­шен ханом на Эмиле, в коренных владениях своих пред­ков, границы между Улусами Чагатая и Угедея не были четко установлены.

С Хайду, одним из самых выдающихся представителей рода Чингизидов, суровым воином и расчетливым поли­тиком, связано следующее повествование. У него было двадцать четыре сына и несколько дочерей. Одну из доче­рей звали по-монгольски Хутулун-Чаха, а по-тюркски — Ай-Ярук (Блеск Луны). Хайду любил ее больше всех своих детей, царевна отвечала отцу взаимностью и стремилась во всем походить на него. Привычки у нее были, как у юноши, сообщается в источнике. Ай-Ярук была женщиной-воином, лихой всадницей, принимала участие в походах и совершала ратные подвиги, пользовалась у отца большим уважением и была ему подмогой. «Не было в целом царстве ни юноши, ни витязя, кто мог бы ее побороть; побеждала она всех. Отец хотел выдать ее замуж, а она этого не желала, и сказала, что не выйдет замуж, пока не сыщется такой витязь, кто победил бы ее. <...> Да и не диво, — восклицает Марко Поло, — была она красиво слож­ена, высокая да плотная, чуть-чуть не великанша» (Марко Поло, с. 214-215). В народе распространился слух о противоестественных отношениях между отцом и дочерью. Чтобы покончить с этими пересудами, Хайду выдал дочь за своего главного стольника по имени Абтакул, который отличался храбростью, высоким ростом и красотой. Царевна Ай-Ярук сама выбрала Абтакула в мужья и родила ему двух сыновей.

Хайду умер в 1301 г. Останки хана перевезли в горный район на юго-западе современного Казахстана под названием Шонхорлык, что между реками Или и Чу, и там предали земле. В эту же местность переехала и Ай-Ярук. «Живет она там скромно, — говорится в источнике, — и охраняет заповедное место погребения отца» (Рашид ад-дин. Т. 2. С. 15-16). Жертвенная преданность Ай-Ярук памяти любимого отца затронула сердца людей и вызывала сочувствие у современников. Если воспользоваться классификацией греческого философа Платона, любовь царевны Ай-Ярук к своему отцу — это любовь-агапэ, которая по своему бескорыстию, готовности жертвовать ради другого своими личными интересами признавалась высшим из земных чувств человека.

После смерти Хайду его сын и преемник Чапар был изложен Тувой, сыном Чагатаида Барак-хана, и верхов­ная власть в Средней Азии, Семиречье и Восточном Туркестане от потомков Угедея снова перешла к потомкам Чагатая.

Таким образом, начало XIV в. совпало с началом возрождения значения рода Чагатая в собственном улусе, а заодно и решительным изменением курса политики улусными правителями в среднеазиатских владениях мон­голов.

Как известно, в среде Чингизидов и высших предста­вителей военной и административной аристократии еще в годы царствования Чингиз-хана наметились две резко противоположные тенденции — центробежно-кочевая и централистская. Эти направления, отмеченные в общих чертах В. В. Бартольдом, наиболее полно охарактеризо­ваны в трудах отечественных ученых (А. Ю. Якубов­ский, С. П. Толстов, И. П. Петрушевский, Л. В. Строева⁹³, Н. Ц. Мункуев⁹⁴ и др.). Первое направление было пред­ставлено монгольской и тюркской кочевой знатью, кото­рая последовательно и твердо стояла за сохранение коче­вого быта и степных традиций. Представители этой поли­тики относились крайне враждебно к оседлой жизни и городам.

Представители второго направления стремились соз­дать прочное централизованное государство с сильной ханской властью и обуздать, таким образом, центробеж­ные стремления военно-кочевой знати. Централистское направление поддерживалось небольшой группой коче­вой аристократии, тесно связанной с ханской фамилией, чиновниками центрального государственного аппарата, а также частью мусульманских авторитетов и большин­ством купечества.

Наиболее яркими проводниками кочевой тенденции были сам Чингиз-хан, а из его потомков — великий хан Гуюк и улусный хан Чагатай; сторонниками первого на­правления были и первые правители Улуса Чагатая — Оркына-хатун, Барак-хан. Великие ханы Угедей, Мунке и улусный хан Джучи были проводниками второго направ­ления. Между сторонниками этих двух направлений ве­лась скрытая по форме и продолжительная по времени борьба, сведения о которой содержатся в сочинениях Джузджани, Джувайни, Сейфи ибн Мухаммад ал-Харави и др. Суть спора между двумя направлениями касалась, по определению И. П. Петрушевского, вопроса о методах эксплуатации коренного населения «и вместе с тем вопроса о слиянии с феодальной верхушкой покоренных стран, принятии их феодальной государственности, идеологии и  культурных традиций»⁹⁵.

В среднеазиатском государстве дольше, чем в других государствах, образованных монголами в завоеванных странах, сохраняли свою силу основные начала центробежно-кочевой тенденции. Последовательное проведение политики первого направления, насильственно насаждавшей кочевой быт, не могло не отразиться пагубно на благосостоянии оседлых земель и особенно на городской жизни; в Семиречье, почти не пострадавшем от военных действий монгольских войск во время завоевания, уже к 1260-м гг., как видно из рассказов путешественников, городская жизнь находилась в упадке. Превращению цветущих оазисов в пустоши, культурных земель в пастбища для кочевников, а значительных городов в развалины самым деятельным образом способствовали и феодальные смуты, порожденные отсутствием в среднеазиатском государстве после смерти Чагатая сильной ханской власти. Обязательства царевичей и кочевой знати жить не в городах, а в степи, принятые ими на Таласском курултае в 1269 г., на деле не выполнялись, и они не изменили своего поведения. Договор 1304 г. о федерации отдельных монгольских государств под главенством великого хана остался «мертвой буквой». Но начало было положено, и в деяельности чагатайских ханов XIV в. наблюдается решительный поворот в сторону политики второго направления.

После смерти Тувы в 706/1306-1307 г. в Чагатайском государстве один за другим правили пятеро братьев, сыновей Тувы — случай, пожалуй, единственный в средневековой истории Центральной Азии.

Курс на объединение владений Чагатаидов и централизацию государства принял уже старший сын Тувы Есен-буга, провозглашенный ханом на курултае 1309 г. Однако неудачные внешние войны, длившиеся почти все время его девятилетнего правления, неблагоприятно отразились на благосостоянии страны, и он не достиг в своих начина­ниях особых результатов.

Заметный шаг в сторону централизации и подчинения традиции мусульманской культуры и государственности был сделан в царствование другого сына Тувы, Кебек-хана (1307-1309; вторично: 1318-1326). Брат Есен-Буги ока­зался достаточно сильным государем, чтобы объединить все владения в прочное целое, и достаточно разумным правителем, чтобы заботиться о благосостоянии страны. Кебеком были введены в обращение серебряные монеты с именем хана, получившие название кебеки, которые мож­но рассматривать как первые общегосударственные моне­ты чагатайской династии Чингизидов. Кебек восстановил некоторые города, разрушенные во время военных стычек и феодальных смут. В частности, о восстановлении Балха при Кебеке говорится в «Шаджарат ал-атрак», но более подробно — в «Бахр ал-асрар», автор которого сам был из Балха. Кебек-хан, сообщает Махмуд ибн Вали, переселил в Балх жителей, уведенных в 1316 г. противником Кебека, царевичем Ясавуром, из Мавераннахра в Газну; оттого пер­вое селение, возникшее в окрестностях города, получило название Ясавури; во времена автора (40-е гг. XVII в.) это селение находилось к западу от цитадели (Бахр ал-асрар. Т. 6. Ч. 2, л. 19б)⁹⁶.

Хотя столичным городом Улуса Чагатая по-прежнему считался Алмалык, Кебек-хан переселился из долины Или в Мавераннахр и построил для себя дворец по нижнему течению Кашкадарьи, недалеко от города Нахшеба; по это­му дворцу город получил название Карши (харш по-мон­гольски «дворец»), сохраненное им до сих пор. Переход Чингизидов в города считался нарушением Ясы Чингиз-хана, и каждая попытка переменить образ жизни вызыва­ла столкновение с их беками (эмирами) — предводителя­ми кочевых родов и племен, составлявших основную во­енную силу государства.

Чтобы привлечь на свою сторону представителей главных родов улуса, Кебек-хан осуществил реформу, которая привела к существенным изменениям в административно-политическом управлении страной. Вместо прежней удельной системы, при которой уделы назначались представителям ханского рода, по реформе Кебек-хана территория всей страны была поделена на мелкие административные и податные округа — тюмени (собств. «десять тысяч»), во главе с кочевой тюрко-монгольской знатью. В Фергане и Кашгарии вместо термина тюменъ употреблялось монгольское слово орчин (собств. «окрестности»).

Главных родов в Улусе Чагатая было четыре: барлас, джалаир, арлат и каучин. Естественно, они получили уделы первыми и в лучших районах их распределения: для  барласов были пожалованы долины Кашкадарьи, с главным городом Шахрисябзом, джалаиров — бассейн Сырдарьи, с главным городом Ходжентом, арлатов — Северный Афганистан, каучинов — бассейн верховьев Амударьи. Уделы-тюмени в западных владениях державы Чагатаидов получили и представители других родов, пришедших в Мавераннахр с ханом. С переносом местопребывания хана и переселением главных родов Улуса Чагатая в Мавераннахр процесс приобщения Чингизидов и кочевой знати торко-монгольских родов к традициям оседлой мусуль­манской культуры со всеми ее институтами фактически приобрел необратимый характер.

Таким образом, Кебека с полным основанием можно считать настоящим устроителем среднеазиатской монгольской державы, за которой укрепилось название — Чагатайское государство. В мусульманских источниках этот термин передается обычно словосочетанием Мулк-и Чагатай (так в «Тарих-и Шейх Увайс») или Мамалек-и Чагатай (так в «Зайл-и Джами ат-таварих» Хафиз-и Абру и «Муизз ал-ансаб»). Границы этого государства по отно­шению к другим монгольским державам (государству Джучидов в Великой Степи, Хулагуидов в Иране и потомков Хубилая в Китае) обозначены на средневековой китайской карте, датируемой, как доказал А. Херманн, 1329 г. На этой карте (впервые опубликованной архиман­дритом Палладием в 1866 г. в четвертом томе «Трудов членов Российской духовной миссии в Пекине»⁹⁷ и вос­произведенной у Е. Бретшнейдера в качестве приложения ко второму тому его исследования⁹⁸) к государству потом­ков Чагатая отнесены южная часть Хорезма с городами Дарганом и Кятом, берега Сырдарьи до Отрара включи­тельно, Мавераннахр, оседлые области Восточного Турке­стана до Бишбалыка и Кара-Ходжа включительно, Куль-джинский край до Лукчуна включительно.

Мусульманские авторы прославляют Кебека как спра­ведливого государя и покровителя мусульман, хотя сам он не принял ислам и оставался до конца жизни язычником. Согласно известиям Ибн Баттуты, Кебек-хан был убит своим братом Тармаширином; год смерти хана у него не приводится. По словам тимуридских историков начала XV в. Муин ад-Дина Натанзи, Хафиз-и Абру и анонимного автора «Муиза ал-ансаб», он умер естественной смертью в 721/1321 г. Эта дата была принята некоторыми запад­ноевропейскими исследователями. Однако, как доказали российские ученые (В. Г. Тизенгаузен, В. В. Бартольд, М. Е. Массой, Е. А. Давидович), Кебек-хан умер, по монет­ным данным, не раньше 726/1326 г. Кебек умер язычни­ком, тем не менее он был похоронен не в степи, по монгольскому обычаю, а в Карши, и над его могилой, по словам Шараф ад-Дина Али Йазди и автора «Шаджарат ал-атрак», был построен куполообразный мавзолей му­сульманского типа.

После смерти Кебека Чагатайским государством прави­ли один за другим трое других сыновей Тувы — Ильчигидай, Дурра-Тимур и Тармаширин.

Ильчигидай, по сообщению мусульманских авторов, был мудрым и добродетельным государем. Он, будучи еще царевичем, принимал самое деятельное участие во всех начинаниях и делах своего брата Кебека. Вот что сообща­ет, в частности, по этому поводу иранский историк XIV в. Сейфи ал-Харави. Чагатаид Ясавур, изменив дому, к которому принадлежал, перешел на сторону Хулагуидов, однако и против них он вскоре поднял мятеж. Тогда владетель Герата Гийас ад-Дин из династии Картов, бывших вассалалов Хулагуидов, попросил военной помощи у Кебек-хана. Кебек выделил сорокатысячное войско во главе в Ильчигидем, Рустамом и другими чагатайскими царевичами. Враждующие стороны встретились и сразились в начале июня 1319 г.; после жестокой битвы царевич Ясавур был убит. Победоносно разгромив своего политического врага, чагатайские царевичи вернулись с войском в свою страну.

Став ханом, Ильчигидай, как и его брат Кебек, не принял ислам, местом своего основного пребывания также избрал Западный Туркестан и продолжил деятельность своего предшественника по благоустройству страны. В частности, преемник Кебека восстановил крепость Хиндуван; по его приказу на юго-западной окраине Балха было построено большое селение, получившее название Ильчигидай, по имени своего основателя; и вообще он, по словам Махмуда ибн Вали, побуждал население «рыть каналы, сажать деревья, увеличивать число пашен и распределять участки по жребию» (Бахр ал-асар. Т. 6. Ч. 2, л 206). Вместе с тем Ильчигидай, согласно рассказу того же автора, обеспечивал внутренний порядок в стране и успешную ее защиту от внешних врагов. В частности, он свершил военный поход на северо-восток ханства с цел­ью наказания «военачальников кыргызских племен» (сердаран-и аквам-и киргиз), которые подвергали нападениям окраинные земли Чагатаидов; оттуда Ильчигидай прибыл к берегам Иртыша и переселил тамошних «лесных жителей» (бишенишинан) в центральные районы своей богохранимой страны» (судя по контексту, в юго-западные пределы Семиречья).

Ильчигидай умер естественной смертью в Карши и похоронен рядом со своим братом Кебеком, пишет автор «Бахр ал-асрар», однако не приводит дату смерти хана. Об этой дате можно косвенно судить по свидетельству доми­никанца Иордана де Северака, который дважды побы­вал в Индии, и последний раз находился там до 1328 г. В своем отчете, озаглавленном «Описание чудес», он пе­редает слухи о событиях в Чагатайском улусе: «Слышал я, что между двумя татарскими империями, а именно между той, что прежде называлась Катаем, а теперь называется Обсет, и Гатсарией, лежит империя Дувы и Кайды, некогда царя Капака, ныне Эчигадея, и она тянется на двести и более дней пути» (Иордан де Северак, с. 157). Из этого сообщения можно заключить, что в 1327 г. Ильчигидай (Эчигадей), возможно, был еще жив; вероятно, он умер в 728/1327-1328 г.

После смерти Ильчигидая на престол взошел его брат Дурра (Дува)-Тимур. Мусульманские авторы характеризу­ют его как доблестного, справедливого и щедрого госуда­ря. Судя по сведениям китайских источников, которые приведены у Е. Бретшнейдера, Дурра-Тимур до своего вступления на престол был удельным царевичем в одной из восточных областей страны. Наиболее подробные из­вестия об этом хане со ссылкой на источники приводит балхский историк XVII в. Махмуд ибн Вали. По его рас­сказу, Дува-Тимур, став ханом, переселился в Маверан-нахр, как и его предшественники. Он поддерживал друже­ственные отношения с Ильханом Абу Саидом (1316-1335), и они часто обменивались посольствами. Однако в самом Чагатайском государстве при нем не было твердого порядка, и Дурра-Тимуру приходилось подавлять то и дело вспыхивавшие в разных уголках обширной страны мятежи. Дурра-Тимур, как и его брат Ильчигидай, совер­шил военный поход в «страну кыргызов», вернулся и Мавераннахр и внезапно умер; похоронен в Нахшебе. Царствование Дурра-Тимура длилось три года, говорится в источнике (Бахр ал-асрар. Т. 6. Ч. 2, л. 206-216). Год смерти хана у Махмуда ибн Вали не приводится. В «Муизз ал-ансаб», где Дурра-Тимуру посвящено несколько строк. говорится, что «дни его правления были скоротечными» (Муизз ал-ансаб, л. 32а). Судя по событиям в Чагатайском ударстве, смерть Дурра-Тимур-хана, по-видимому, про­шла в 731/1330-1331 г.

Преемник Дурра-Тимура, его брат Тармаширин, продолжал политику своих предшественников на троне. Он также жил на Кашкадарье, сделав Мавераннахр административно-политическим центром Чагатайского государства. Известны серебряные монеты с именем Тармаширина, чеканенные, в частности, в Таразе. Став ханом, Тармаширин принял ислам, а заодно и мусульманское имя-прозвание Ала ад-Дин («Слава веры») и объявил ислам официальной религией Чагатайского государства.

Мусульманские авторы характеризуют Тармаширина как сильного, справедливого государя и ревностного мусульманина. Арабский путешественник Ибн Баттута, прибыв в Мавераннахр из Дешт-и Кипчака зимой 1333-1334 гг., находился во владениях этого хана 54 дня. Ибн та называет главу государства Чагатаидов в Средней Азии — Султан Ала ад-Дин Тармаширин. Вот рассказ об их первой встрече.

В один из зимних дней 1333 г. Ибн Баттута выехал из Бухары и направился в лагерь Тармаширина, который находился в окрестностях Нахшеба. «Я остановился, — рассказывает Ибн Баттута, — на несколько дней в лагере, который там называют Урду. Однажды, по своей привычке, я пошел в мечеть на утреннюю молитву, и, когда закончил молитву, кто-то сказал мне, что султан находится в мечети. Когда он поднялся со своего места, я подошел нему, чтобы его приветствовать. Шейх Хасан и факих Хусам ад-Дин ал-Йаги доложили султану обо мне и о моем прибытии несколько дней назад. Султан обратился ко мне по-тюркски: „Хушмисан, яхишимисан кутлу айусан". Хушмиссан значит „здоров ли ты?", яхишимисан — „хорошо ли себя чувствуешь?", кутлу айусан — „да будет благословенно твое прибытие!". В это время на нем была надета зеленая иерусалимская каба, а на голове шашийа из того же материала. Султан вышел затем из мечети, направляясь пешком к месту своих приемов. Люди обступили его, представляя ему свои жалобы. Он останавливался и слушивал каждого жалобщика, беден тот или богат, мужчина или женщина. Потом он послал за мной, и я предстал перед ним. Султан был в шатре, а снаружи, справа и слева разместились люди. Эмиры среди них восседали на деньях, а их свита стояла вокруг. Остальные воины сидели рядами, держа перед собой оружие. Это была дежурная стража, которая сидит там до вечерней молитвы. Потом приходит другая смена и остается до конца ночи. Там сделаны навесы из хлопчатобумажных тканей, под кото­рыми они укрываются. Войдя к царю в шатер, я увидел его сидящим на троне, устланном златотканным шелком, по­добно минбару. Внутренность шатра была скрыта раззоло­ченным шелком, а над головой султана, на высоте одного локтя, висел венец; украшенный драгоценными камнями. Великие эмиры сидели на сиденьях справа и слева от него, а перед ним стояли царские дети с опахалами в руках. У входа в шатер находились наиб (заместитель), хаджиб (камергер) и сахиб ал-алама (хранитель печати). Они называют ее ал-тамга; ал означает „красный", тамга - знак. Когда я входил, они все четверо встали навстречу мне и вошли вместе со мной. Я приветствовал султана, и он задавал мне вопросы, а сахиб ал-алама переводил. Разговор наш был о Мекке, ал-Медине, Иерусалиме — да возвысит их Аллах! О городе ал-Халила — мир ему! О Дамаске, Египте, ал-Малике ан-Насире, об обоих Ираках и их царе, а также о персидских странах. В это время муаззин возвестил полуденную молитву, и мы вышли. Обычно мы совершали молитвы вместе с ним. Это были дни сильного, убийственного холода. Но султан не пропус­кал ни утренних, ни вечерних молитв с общиной. После утренней молитвы до восхода солнца он садился для свершения зикра на тюркском языке. Каждый, кто находился в мечети, подходил к нему и здоровался с ним за руку. То же происходило во время послеполуденной молитвы. Если ему преподносили изюм  или финики — финики у них высоко ценятся и считаются благословенными, — он раздавал их своей рукой каждому, кто был в мечети» (Ибн Баттута, с. 84-86).

Тармарширин, разумеется, не только творил молитвы и совершал зикр, но и водил войска. В частности, он совершил военные походы в Афганистан и Индию. Об индийском походе Тармаширина мимоходом говорится в «Дневнике» Гийас ад-Дина, связно рассказывается в «Шаджарат атрак», а подробное описание этого похода содержится  в «Бахр ал-асрар». Тармаширин выступил с огромным войском из Мавераннахра, прошел через Афганистан, вторгся в Индию и дошел до Дели, город не взял, но разрабил близлежащие округа и с добычей вернулся в свою  страну.

Вскоре после возвращения Тармаширина из индийского похода против него подняли восстание недовольные политикой хана Чингизиды и эмиры. В качестве причины и оправдания восстания они выдвинули следующие обвинения: хан «не соблюдал предписаний Ясака» (монгольского обычного права), несколько лет кряду «не созывал той» (ежегодно устраиваемое собрание, куда съезжались потомки Чингиз-хана, эмиры, знатные женщины и крупные военачальники), а также в течение четырех лет он оставался в округах, смежных с Хорасаном, и не ездил в восточные области страны — в Семиречье, где «начало их царства» и столичный город Алмалык.

Восстание возглавил Бузан, сын хана Дурра-Тимура. Войско мятежников подступило к Кешу, Тармаширин вышел из Карши. Враждующие стороны встретились в местности Козы-Мендак и «затопили печь сражения». Войско Тармаширина потерело поражение; хан бежал, но был схвачен около Самарканда, убит и похоронен там же, в одном из селений.

В источниках фигурируют разные даты смерти хана. По мнению В. В. Бартольда, Тамарширин едва ли был в живых после 1334 г. После военного поражения и трагической гибели Тамарширина «люди присягнули» Бузану.

Вот что сообщают о Бузане тимуридские источники XV в. и историк Аштарханидов Махмуд ибн Вали (XVII в.). Бузан, сын Дурра-Тимур-хана, родился от Ургенч-хатун и был одержим джиннами. Он был неверующим. Став ха­ном, Бузан убедился воочию, что часть чагатайских царе­вичей и большинство здешних (т. е. западных) эмиров с их кочевыми родами и племенами стали мусульманами. То­гда, чтобы сохранить свою власть, он решил истребить всех принявших ислам Чингизидов и эмиров улуса. С этой коварной целью он перебил многих царевичей, и в частно­сти Дорджи, сына Илчигидая, царевичей Кулла и Рустама, а также ряд великих эмиров, как, например, Джаду, Сатылмыша и др.; и возвысил до высоких степеней немало безвестных людишек; предпринял он также попытку рас­пространить «ржавчину нечестия» в стране. Бузан «был убийцей, — пишет Хафиз-и Абру, — поэтому его прозвали Бузан Тулбе». Все закончилось тем, что против Бузана бы­ло поднято восстание, и в 736/1335-1336 г. эмиры убили его; могила его находится в селении Харрар (Натанзи, изд., с. 112-113; Зайл-и Джами ат-таварих, л. 508в; Шаджарат ал-атрак, с. 372; Бахр ал-асрар. Т. 6. Ч. 2, л. 23аб).

А вот что рассказывает о Бузане Ибн Баттута, совре­менник хана. По его словам, Бузан до своего вступления на престол был одним из удельных царевичей «в дальней провинции, граничащей с Китаем». Он «был мусульмани­ном, однако маловерущим и дурного поведения». Став ханом, Бузан жил в Мавераннахре, притеснял мусульман, несправедливо обращался с подданными и позволял хри­стианам и иудеям строить храмы. Мусульмане были недо­вольны этим и ждали удобного случая, чтобы свергнуть хана. Вскоре такой случай представился. Халил, сын Чагатаида Ясавура, убитого Ильчигидаем в 1319 г., находясь в Хорасане и узнав о положении дел в Чагатайском государ­стве, обратился к правителю Герата, султану Хусайну, за помощью. Тот отрядил ему войско; по дороге в Мавераннахр к нему примкнули еще несколько эмиров мусульман со своими отрядами, в их числе правитель Термеза Ала ал-Мулк Худаванд-заде, которого Халил назначил своим везиром. Враждующие стороны сошлись в одной местности и готовы были завязать побоище; но тут воины Бузана вдруг «перешли на сторону Халила, разбили Бузана, взяли его в плен и привели к Халилу. Халил его казнил, задушив тетивой лука, так как у них в обычае убивать царевичей лишь удушением. Царство перешло к Халилу» (Ибн Батт­ута, с. 89-91).

Ибн Баттута приводит затем подробный рассказ о некоторых событиях царствования Халила, о котором не упоминают другие мусульманские историки. По сведениям Ибн Баттуты, Халил, овладев всем Мавераннахром, направился в Алмалык. Восточные «татары» Чагатайского государства выбрали себе другого хана и встретили Халила-мусульманина вблизи Тараза, но были разбиты. Халил занял Алмалык, оттуда выступил в поход, дошел до границ Китая, овладел городами Каракорум и Бишбалык. Китайский император отправил было против него войско, но потом заключил с ним мир, Халил стал могущественным, и цари стали бояться его. Вскоре Халил оставил в Алмалыке везира Худаванд-заде с большим войском, а сам вернулся в Самарканд и Бухару. Какие-то люди донесли Ха­лилу на Худаванд-заде, утверждая, будто он хочет восстать против хана. Халил отозвал везира и после его возвращения велел убить его. «Это было причиной крушения царства Халила», — полагает Ибн Баттута.

Укрепив свою власть в Чагатайском государстве, Халил стал покушаться на правителя Герата, благодаря которому «получил царство, кто обеспечил его войсками и снабдил деньгами». Чтобы дать отпор врагу, султан Хусайн отправил войска со своим двоюродным братом Малик-Варна. Обе стороны встретились в одной местности, и произошел бой; Халил потерпел поражение, был взят в плен и приведен к Хусайну, который даровал ему жизнь и назначил ему достойное содержание. Халил еще оста­лся в Герате, когда Ибн Баттута весной 1347 г. проехал через этот город на обратном пути из Индии.

В. В. Бартольд комментирует рассказ Ибн Баттуты так: «Несмотря на фантастичность рассказа, существование Халила доказывается монетами с именем султана Халилаллаха, чеканенными в Бухаре в 742 и 743 г. х. (1342-1344)». Употребление здесь слова «фантастичность» объясняется тем, что рассказ путешественника Ибн Баттуты о Халиле и военно-политических событиях непосредственно после ги­бели Бузана как по хронологическим датам, так и в других отношениях находится в полном противоречии с рассказа­ми мусульманских историков. Правда, и у мусульманских историков в этом вопросе полный разнобой. Так, напри­мер, согласно перечню ханов Чагатайского улуса, приво­димому Муин ад-Дином, после Тармаширина называются: Дорджи, Джанкши, Бузан, Казан и т. д.; у Хафиз-и Абру: Тамарширин, Джанкши, Бузан, Али-султан и т. д.; у автора «Шаджарат ал-атрак»: Тармаширин, Бузан, Джанкши, Йисун-Тимур и т. д.; у Махмуд ибн Вали: Тармаширин, Бузан, Джанкши, Йисун-Тимур и т. д.

Ход военно-политических событий после гибели Буза­на в 736/1335-1336 г. представляется автору настоящих строк таким. Когда Халил, «дервиш ханского происхожде­ния» (выражение В. В. Бартольда), направился в земли Алмалыка, то кочевое население восточной части государ­ства, тогда в подавляющем большинстве своем еще нему­сульмане, выбрали себе другого хана, а именно — цареви­ча Джанкши, который не был сторонником ислама. Когда правитель Герата, пленив Халила, «поместил его в своем дворце, дал рабыню и назначил содержание», Джанкши сумел распространить свою власть на всю страну. Причем последнее событие имело место не позднее 737/1336 г.: сохранились серебряные монеты, чеканенные в указанном году, в частности, в Термезе и Бадахшане со следующей легендой: «Джанкши-хан, великий хакан, да увековечит Бог его царствование и власть его».

Некоторые источники называют Джанкши — сыном Ту­вы (ум. 796/1306-1307); однако в других источниках он назван сыном Абукана, сына Тувы (Дувы). По китайским источникам, Джанкши до своего вступления на престол был одним из удельных царевичей в восточных областях Чагатайского государства; в частности, сообщается, что в 1332 г. царевич Джанкши отправил в Китай 170 русских пленных и получил за это денежное вознаграждение, царевич Йен-Тимур отправил китайскому императору 1500 русских пленных, третий царевич — тридцать.

Став ханом, Джанкши переместил политический центр страны снова в долину Или, в Алмалык (напомню, город находился южнее озера Сайрам и перевала Талки, северо-западнее нынешней Кульджи). При его царствовании Семиречье стало местом активной миссионерской деятельности; там, около Алмалыка, католические миссионеры  построили церковь и, получив возможность «проповедовать невозбранно и открыто», многих окрестили; сообща­тся, что даже семилетний сын хана с согласия своего отца принял крещение и имя Иоанн.

Однако в 1338 г., по сообщениям католических миссионеров, в стране вспыхнул мятеж, Джанкши-хан был низложен и убит своим братом.

Приведем теперь известия мусульманских историков об обстоятельствах жизни Джанкши. По словам Муин ад-Дина Натанзи, Джанкши-хан «имел сильную склонность к вероотступничеству так, что устроил в орде (кочевая резиденция хана) передвижные капища, во всех делах, больших и малых, совещался с буддийскими жрецами (бахшийан) и с их одобрения повелел во всех соборных мечетях Мавераннахра, Туркестана и Уйгуристана делать изображения идолов. Из забав и развлечений питал страсть к шахматам и охоте. После двух лет независимого правления был убит однажды ночью на царском престоле, и никто не нашел его убийцу. Могила его находится в Нахшебе (Натанзи, изд., с. 112).

Согласно автору «Шаджарат ал-атрак» и Махмуду эн Вали, убийцей Джанкши был его брат Йисун-Тимур, торый по наущению своей матери зарубил хана саблей. Став ханом, Йисун-Тимур вскоре лишился рассудка от угрызения совести и вырезал обе груди у своей матери за то, что она надоумила его поднять бунт против Джанкши-хана и подстрекала его совершить братоубийство.

В 1339 г. Йисун-Тимур-хан был низложен потомком Угедея Али-султаном, мусульманином; его преемник Мухаммад-хан, потомок Чагатая; ему наследовал Казан, сын мятежного Чагатаида Ясавура, брат гератского пленника Халила. Казан был крайне жестокий государь. Против не­го взбунтовалась часть тюркских эмиров. Хан выступил на них войной, но борьба оказалась для Казан-хана неудач­ной, и в 747/1346-1347 г. он пал в битве с эмиром Каза-ганом, и Чагатайское ханство распалось на два отдельных государства.

Распад Чагатайского ханства исследователи объясняют по-разному. Не вступая в полемику, изложу точку зрения В. В. Бартольда, которую вполне разделяю.

«Распадение Чагатайского государства, на наш взгляд, было исторической необходимостью и должно было про­изойти независимо от возвышения тех или иных эмиров и от междоусобий среди монгольских царевичей. Монголь­ские владетели в Средней Азии находились в ином поло­жении, чем в Китае и в Персии. Императоры династии Юань и персидские ильханы имели перед собой население однородное если не в этнографическом, то в культурном отношении и могли управлять им на основании прежних, выработанных веками принципов и установлений. Что ка­сается владений Чагатая и его потомков, то в западной половине их господствовала персидско-мусульманская культура, в восточной — уйгурская, образовавшаяся глав­ным образом под влиянием китайской цивилизации, в свя­зи с влиянием буддийских и христианских (несториан-ских) религиозных идей. Ислам ко времени монгольского завоевания уже достиг господства в Мавераннахре, в за­падной части Кашгарии, в Семиречье и в Кульджинском крае; но даже на мусульманских тюрков, находившихся под властью династии Караханидов, продолжала оказы­вать влияние китайско-уйгурская цивилизация, как видно уже из желания Караханидов носить титул Табгач-ханов или „царей Сина", т. е. китайских императоров. Уйгуры, остававшиеся верными буддизму или несторианству, считались самыми непримиримыми врагами ислама. Соперничество между уйгурами и мусульманами, существовавшее и в Персии, и в Средней Азии, где силы обеих партий были равны, проявлялось с особой силой и в конце кон­цов неминуемо должно было привести к распадению государства, которое и произошло около половины XIV в. Взаимодействие обеих культур было настолько сильно, что ни в одной из двух половин чагатайского улуса не оказалось возможным исключительное преобладание одного элемента; в западной половине наряду с арабским алфавитом продолжал употребляться уйгурский, и до самого конца XV в. мы находим при дворе Тимуридов уйгурских писцов; с другой стороны, ханы восточной половины приняли ислам и постепенно распространили его среди своего народа. Тем не менее разница между западной и восточной частью Средней Азии была настолько велика, что даже Тимур, присоединивший Персию к своим владениям и посадивший в Золотой Орде своего ставленника, не мог восстановить единства чагатайского государства; до конца жизни ему не удалось прочно утвердить свою власть в Восточном Туркестане и соседних областях»⁹⁹.

Глава 4

МОГОЛИСТАН

В западных владениях Чагатайского улуса — Мавераннахре — род Чагатая потерял свое господство, и власть перешла в руки тюрко-монгольских беков (эмиров). Иначе обстояло дело в восточных областях Чагатайского хан­ства. Эмиры этой части государства не стали узурпировать верховную власть, а решили возвести на престол своего хана — Чингизида. Эмир Пуладчи из племени дуглат, самый могущественный из эмиров восточных областей, привез из долины р. Или шестнадцатилетнего царевича Туглук-Тимура, мнимого или действительного потомка Чагатая, и в 748/1347-1348 г. возвел его на престол в Аксу. Государство, возникшее в восточной половине Чага­тайского улуса в результате совместной деятельности эми­ра Пуладчи и Туглук-Тимур-хана, именуется в средневеко­вых источниках по-разному: Улус моголов, Улус Джете, Страна Джете, но чаще всего — Моголистан, Мамлакат-и Моголистан.

Моголистан — персидское слово и означает «Страна моголов»; оно образовано от слова могол (могул, у автора XVI в. Ахсикенди дается вариант мугал); так, без буквы «н», произносилось и писалось народное название монго­лов в Средней Азии и соседних мусульманских странах. Произношение могол (могул) сохранилось до нашего вре­мени у потомков монголов в Афганистане. Название Мо­голистан встречается еще в «Сборнике летописей» Рашид ад-Дина. Правда, для Рашид ад-Дина, умершего в 1318 г., т. е. до разделения Чагатайского улуса на два независимых государства, Моголистан — это коренной йурт Чингиз-хана, собственно Монголия. В этой связи небезынтересно отметить, что для автора «Муизз ал-ансаб», который пи­сал в двадцатых годах XV в. в государстве Тимуридов, т. е. в западной части бывшего Чагатайского улуса, и знал о существовании Моголистана Туглук-Тимур-хана и его по­томков, та, собственно, Монголия, что в глубине Азии — это Шарки Моголистан (букв. «Восточный Моголистан») (Муизз ал-ансаб, л. 13а).

Казахстанский востоковед В. П. Юдин в одной из своих рецензий, опубликованной в 1965 г., высказал мнение, что Моголистан включал в себя только области, ограничен­ные Сырдарьей, Сары-Су, Балхашем, Иртышом и южны­ми склонами Центрального Тянь-Шаня, и что Кашгарин не входила в состав Моголистана, а находилась во владе­нии эмиров племени дуглат. Однако такое одностороннее определение границы Моголистана вызывает ряд возра­жений. Дуглаты, удельное владение которых называлось «Манглай Субе», были не просто и не только одним из основных племен Моголистана, но именно эмир этого племени Пуладчи в 748/1347-1348 г. возвел на престол в Аксу Туглук-Тимура, первого хана Моголистана; сын Пуладчи, эмир Хадайдад заставил провозгласить ханом Хизр-Ходжу (ум. 1399), сына Туглук-Тимура, а впоследствии он  посадил на престол в Моголистане еще пять ханов и вместе со своими сыновьями и братьями фактически управлял государством моголов¹⁰⁰. Манглай Субе, владения дуглатских эмиров, в состав которого, по словам Мирзы Хайдара Дугтлата, автора «Тарих-и Рашиди» (В 648, л.7а), входили Кашгар, Хотан, Яркенд, Касан, Ахсикет, Андижан, Аксу, Ат-Баши, Кусан, т. е. юго-запад Семиречья вместе с областями Восточного Туркестана от Ферганы до Кучи и Черчена, не только составлял часть Моголистана, но являлся административно-политическим центром Моголистана с самого начала его возникновения. Мнение П. Юдина о границах Моголистана основано лишь на одном высказывании автора «Тарих-и Рашиди». Однако глубокая проработка всех сообщений Мирзы Хайдара Дуглата и других мусульманских авторов о Моголистане вкупе позволяет утверждать, что в эпизоде, на который ссылается В. П. Юдин, мы сталкиваемся лишь с одним из значений термина Моголистан.

В этой связи представляется уместным напомнить, что есть разные границы, а именно: этнографическая граница (например, между иранцами и тюрками), хозяйственная (например, между областью земледелия и областью кочевой жизни), религиозная (например, между областью ислама и немусульманскими странами), политическая (например, между Арабским халифатом и не подчиненными ему областями) и, наконец, государственная граница между отдельными суверенными государствами. Границы эти  могут совпадать в разных сочетаниях или не совпадать. В Моголистане, в частности, государственно-политическая и хозяйственная границы не совпадали совсем. Соответственно, термин Моголистан употреблялся, по меньшей мере, в двух значениях. Как политический термин Моголистан обозначал государство восточных Чагатаидов в це­лом, т. е. он объединял все владения потомков Чагатая, где только моголы составляли политическую элиту, и такой важнейший фактор средневекового общества, как воинст­во. В состав такого Мамлакат-и Моголистан (выражение Хафиз-и Абру и Махмуда ибн Вали) входили и Семиречье и Восточный Туркестан (Кашгария) вместе; соответствен­но государственные границы Моголистана простирались от Ферганы на западе до Баркуля (Байкуля) на востоке, от оз. Балхаш (Кокче-Тенгиз) на севере до Хотана включи­тельно на юге.

Государственные границы Моголистана не оставались, однако; неизменными: в зависимости от политической ситуации они то сужались, то, наоборот, расширялись. Так, при Туглук-Тимур-хане (1347-1363) границы Мого­листана на востоке Кашгарии проходили в районе Куча; в девяностых годах XIV в. Хизр-Ходжа-ханом был предпри­нят поход против Кара-Ходжи и Турфана, в результате чего эти два очень важных города на границе Китая оказались включенными в состав Моголистана; впоследст­вии граница Моголистана в Восточном Туркестане была перенесена еще дальше на восток, к Баркулю. В одном месте своего «Тарих-и Рашиди» Мирза Хайдар утверждает, что в пятидесятых годах XV в. западную окраину Моголи­стана составлял округ Чу и Козы-Баши, т. е. долина р. Чу и горные склоны Курдая; в другом месте «Тарих-и Раши­ди» говорится о том, что западные границы Моголистана составляют Тараз, Туркестан и Ташкент, В последние деся­тилетия XV — начале XVI в. эти города с округами по преимуществу действительно принадлежали моголам, а Ташкент являлся даже местом пребывания могольского хана Юнуса (ум. 1487) и его преемника Махмуд-хана. Но в 1503 г. все западнотуркестанские владения моголов пе­решли в руки Шибанидов, а хан моголов со своими при­дворными переселился в Кашгарию. В двадцатых годах того же столетия моголы были вытеснены из Семиречья казахами, и эта территория скоро стала называться Казак­станом (Казахстаном). Однако моголы сохранили власть в Кашгарии, и их собственно восточнотуркестанское государство с центром в Яркенде получило у местных историографов конца XVП-XVIII вв. название Моголийе, Мамлакат-и Могулийе. Первоначально в состав Мамлакат-и Могулийе входили города Кашгар, Ячги-Хисар, Уч, Аксу и Хотан с прилегающими округами, а впоследствии (с семйдесятых годов XVI в.) Бай и Кусан (Куча), а также восточные области с центрами в Чалыше и Турфане.

Отметим, что слово «Моголийе» не есть изобретение восточнотуркестанских авторов конца XVII-XVIII вв., как это иногда утверждается в исторической литературе. Это слово встречается уже у Хамдаллаха Казвини (род. 1280); однако в его «Нузхат ал-кулуб» (1340) термином Могулийе называется не Восточный Туркестан, а округ Кагаз-Кунан в Иране. После падения монгольской династии в Восточном Туркестане в конце XVII в. постепенно вышли из употребления и названия Моголистан, Моголийе, Мамлатак-и Могулийе.

Как этнографический термин «Моголистан» обозначал те районы владений могольских ханов, где численность кочевого населения преобладала. Для периода XIV - начала XVI в., судя по некоторым замечаниям в «Тарих-и Рашиди», это прежде всего территории Семиречья и современного Кыргызстана. Примерно такое же понимание географического термина Моголистан мы встречаем в ряде мест «Бабур-наме»; оно выражается в том, что для Бабура (ум. 1530) Моголистан — варварская периферия, окраинные земли, где кочуют «злосчастные» моголы и пасутся табуны диких куланов. Результаты длительного пребывания значительного количества моголов на территории современного Кыргызстана и Семиречья в период их политического могущества отразились, в частности, в топонимике этих краев. Как установил О. Ф. Акимушкин, оз. Балхаш, которое у мусульманских авторов средневековья обычно именуется «Кокче-Тенгиз» или «Атрак-Куль», в одном из петербургских списков «Зафар-наме» Йазди (сочинение закончено в 1425 г.) названо «Могол-Куль» («Могольским озером»). В сочинении среднеазиатского автора первой половины XVI в. Сайф ад-Дина Ахсикенди «Маджму ат-таварих» Центральный и Южный Тянь-Шань назван «Кух-и мугал» («Могольскими горами»); на этот факт впервые обратил внимание специалистов В. А. Ромо-дин. Тянь-Шань называется Могольскими горами и в «Хафт иклим», географо-биографической энциклопедии известного иранского литератора рубежа ХVI-ХVП вв. Амина ибн Ахмада Рази.

От названия Моголистан и Моголийе обратимся теперь к термину могол и попытаемся ответить на вопрос: кто такие моголы Моголистана и Моголийе: представители царствовавшей тогда в Восточном Туркестане и Семиречье династии или конгломерат подчиненных им тюрко-монгольских кочевых племен Моголистана? Сословие на служ­бе у ханов Чагатаидов или особая этническая общность?

Первоначально, в XIII в., термин могол обозначал в Западном и Восточном Туркестане собственно монголов — пришельцев из глубин Центральной Азии. Он выступал как различительный знак и содержал политическую, этно­графическую и иную характеристику носителей этого име­ни. В ХIV-ХVП вв. слово могол приобрело новое содержа­ние. Хотя и сохранялось представление о том, что речь идет о монголах, изменились сами носители этого имени: моголы (монголы) приняли тюркских язык, как основной, значительная часть их приняла ислам и т. д; однако — что очень важно — моголы в массе своей сохранили кочевой образ жизни. Поскольку кочевую часть населения Мого­листана составляли не только моголы, но и многочислен­ные тюркские народы и племена, то за термином могол закрепилось по меньшей мере два значения:

1. В узком смысле моголы — это тюркизированные монголы, которые выступали как ревностные хранители монгольских кочевых традиций в этническом, бытовом и иных планах и именно этим отличались не только от тогдашних западнотуркестанских соседей, но и других поданных ханов Чагатаидов Восточного Туркестана. Эти ханы в мусульманских источниках также называются мо­голами.

2. В широком смысле термин могол употреблялся в собирательном значении и обозначал принадлежность раз­личных кочевых скотоводческих родов, племен и народностей независимо от их языка, верований и т. п. к государству моголов — Моголистану, Моголийе. Поэтому многие авторы ХV-ХVII вв. причисляли к моголам не только такие тюркизированные монгольские племена, как, например, дуглат, чурас, кереит и др., но также и семиреченских канглы, присырдарьинских карлуков, тянь-шаньских кыргызов, т. е. природных тюрков. В результате моголами считали и восточнотуркестанских монголов-шаманистов, и семиреченских тюрков-мусульман, и тянь-шаньских кыргызов — тогда кафиров.

И смотря по тому, какое из этих двух значений средневековый автор хотел подчеркнуть, он характеризовал и даже называл моголов по-разному. Если, например, автор противопоставлял моголов коренному населению Западного и Восточного Туркестана, то употреблял чаще всего выражение каум-и могол («сообщество монголов»); если хотели отличить моголов от чагатаев, т. е. кочевых тюрко-монгольских родов и племен Западного Туркестана, то употребляли слово джете («вольница»); если хотели противопоставить моголов коренным оседлым жителям Моголистана и Моголийе, то использовали термин сахранишин («степняк-кочевник»).

Восточнотуркестанский историк Мирза Хайдар Дуглат (1500-1551) пишет, что в его время население Кашгарии азделялось на четыре группы (кисм): тюмень — крестьянство (раийат), платившее ежегодную подать хану; каучин — войско (сипахи), аймак — кочевники, имевшие право на определенное количество хлеба, тканей и т. п.; и, наконец, чиновники и представители мусульманской религии (Тарих-и Рашиди, В 648, л. 165б-166а).

По мнению В. В. Бартольда, вероятно, каучины и айма­ки вместе составляли моголов Моголистана и Моголийе.

Исходя из вышеизложенного, в целом значение слова могол можно определить так: моголы Моголистана и Мо­голийе — это кочевники, составлявшие основную военную силу страны. В этом смысле моголы не были особой этнической группой: среди моголов Моголистана и Мого­лийе были и природные монголы, сохранявшие привер­женность шаманизму, и природные тюрки — мусульмане, и другие народности, сохранившие кочевые традиции; в этом смысле моголы Моголистана и Моголийе не состав­ляли и особое сословие: моголы вообще и собственно монголы в частности были и среди султанов, и среди эмиров, и среди рядовых кочевников. После распада Ча­гатайского ханства на два отдельных государства в середи­не XIV в. официальное название чагатай сохранилось только за западным государством (государством Тимура) и его населением. Жители этих двух государств, пишет Мирза Хайдар Дуглат, «по причине взаимной неприязни называют друг друга разными уничижительными имена­ми, а именно: чагатаи называют моголов джете, а моголы именуют чагатаев караунасами» (Тарих-и Рашиди, В 648, л. 83б-84а).

Караунас значит «метис», «человек смешанного проис­хождения». Именно в таком значение употребляет это сло­во Марко Поло, описывая некудерийцев, т. е. отряды Не-кудер-огула, сына Муджи-Йебе, сына Чагатая, кочевав­ших в области Кермана и юго-восточного Хорасана и совершавших частые и опустошительные набеги на сосед­ние земли, когда сообщает следующее: «Городов, крепо­стей тут много. Города обнесены земляными валами, вы­сокими, толстыми, в защиту от каранов, что бродяжнича­ют по здешним местам и грабят всех. Зовут их так потому, что матери у них индианки, а отцы татары» (Марко Поло, с. 67). О караунасах в районе Газни и Герата говорится и и «Джами ат-таварих» (Рашид ад-Дин. Т. 2. С. 90). Со вто­рой половины XIV в., как мы знаем, моголы Моголистана называли караунасами чагатаев. т. е. подданных государства Тимура и Тимуридов. Небезынтересно отметить, что автор XVII в. Махмуд ибн Вали, описывая военные события XV в., называет караунасами (аквам-и караунас) самих моголов Моголистана и противопоставляет их «токмаковцам», т. е. кочевым скотоводческим родам и племенам Великой Степи. В XVI-XVII вв. термин караунас в значении «метис» широко применялся в Индии для обозначения уже потомков и чагатаев и моголов, прибывших туда вместе с Бабуром (ум. 1530).

Монгольское слово джете — «вольница», равнозначно тюркскому казак. Оно впервые встречается, как установил В. В. Бартольд, в «Мулхакат ас-сурах» Джамала Карши (сочинение закончено между 1302-1306 гг.); там, без указания года, говорится о том, что Кашгар подвергся нашествию джете. О монголах-джете в районе Байбурта сообщает историк Ильханов Рашид ад-Дин (ум. 1318) в своей «Переписке». В обоих указанных случаях речь идет, по-видимому, просто о «вольнице».

Термин джете получил дальнейшее развитие у тимуридских историков XV в., где это слово появляется уже как насмешливое прозвание монголов и одновременно как название их страны, причем для них джете («Улус Джете») — термин равнозначный политическому термину Моголистан. Так употребляет термин Джете и Мирза Хайдар в своем «Тарих-и Рашиди» (XVI в.), а аштарханидский историк XVII в. Махмуд ибн Вали прямо заявляет: «Джете — то же самое, что Мамлакат-и Моголистан» (Бахр ал-арсрар. Т. 6. Ч. 2, л. 286).

Данные источников о родословной Туглук-Тимура, первого хана восточной половины Чагатайского улуса, противоречивы: по одним сведениям (Муизз ал-ансаб, Зафар-наме Йазди, Шаджарат ал-атрак), он был сыном Эмил-Ходжи, сына Дува-хана, сына Барака, сына Йисун-Дувы, сына Мутугена, сына Чагатая, сына Чингиз-хана; по другим сведениям (Бабур-наме, Тарих-и Рашиди), Туглук-Тимур был сыном Есен-Буги, другого сына Дувы.

Последнее является анахронизмом, так как сын Дувы по имени Есен-Буга умер в 1318 г., а Туглук-Тимур, как утверждается, родился в 730/1329-1330 г. Чтобы прими­рить разногласие ранних источников, историки XVII в. Махмуд ибн Вали и Абу-л-Гази предполагают, что Эмил-Ходжа (или, как они пишут, Иль-Ходжа) носил также прозвание Есен-Буга.

По преданию, включенному в «Муизз ал-ансаб», мать Туглук-Тимура после смерти своего мужа-царевича Эмил-Ходжи вышла замуж за другого человека (в источнике его имя написано без диакритических знаков); Туглук-Тимур родился в доме этого человека и считался его сыном (Муизз ал-ансаб, л. 326). Согласно преданию, которое приводят Мирза Хайдар Дуглат и Абу-л-Гази, у Есен-Буга-хана, сына Дувы, была любимая жена, по имени Сатылмыш-хатун, но от нее не было у него детей. Поэтому он обратил взор на одну служанку по имени Менгли и держал ее при своем дворе. Со временем Менгли забеременела от хана. Однажды, когда Есен-Буга отправился в поход, Сатылмыш-хатун выдала Менгли замуж за эмира по имени Широгул из племени дохтуй и переселила их в один из дальних йуртов страны. Но между тем весь народ знал, что та невольница была беременна от хана. В доме эмира Менгли родила мальчика, которого нарекли Туглук-Тимуром. По прошествии некоторого времени Есен-Буга-хан умер; в государстве начались беспорядки. Пуладчи, эмир племени дуглат, в 746/1346-1346 г. привез из Кульджинского края в г. Аксу шестнадцатилетнего Туглук-Тимура, а в 748/1345-1348 г. возвел его на престол (Тарих-и Рашиди, пер., с. 25-27; Абу-л-Гази. Т. 1. С. 155-157).

О первых годах правления Туглук-Тимур-хана в источ­никах мало сведений. Утверждается только, что он в ско­ром времени подчинил себе Кашгар, Яркенд, Ала-Таг и Уйгуристан и что власть его распространялась на «весь Моголистан». Согласно Мирза Хайдару Дуглату и Абу-л-Гази, в возрасте 24 лет (т.е. в 754/1353) Туглук-Тимур стал мусульманином, вместе с ним мусульманскую веру приняли сто шестьдесят тысяч человек, и с этого времени в Улусе Чагатая ислам стал господствующей верою.

Туглук-Тимур, владевший Семиречьем и Восточным Туркестаном, решил распространить свою власть и на западные области Улуса Чагатая; с этой целью весной 1360 г. он выступил в поход на Мавераннахр, где после смерти Казан-хана в 747/1347 г. власть находилась в руках нескольких эмиров, из которых самым могущественным был Хусайн, внук эмира Казагана. По прибытии Туглук-Тимур-хана с огромным войском в Мавераннахр многие эмиры западных владений Чагатаидов признали его верховную власть, в том числе Тимур из племени барлас, бывший тогда помощником эмира Хусайна. Но вскоре несогласованные действия могольских военачальников заставили Туглук-Тимура вернуться в Моголистан.

Весной 1361 г. Туглук-Тимур во второй раз выступил в поход на Мавераннахр. Эмир Тимур, владетель Кеша (с середины XIV в. называется Шахрисябз — «Зеленый город»), вновь заявил о своей покорности хану моголов, многие из эмиров, в том числе эмир Хусайн, бежали за Амударью. В погоне за бежавшими противниками в начале зимы Туглук-Тимур дошел до Гиндукуша, провел в тех пределах весну и лето 1362 г., а осенью возвратился в Моголистан, оставив своим наместником в Мавераннахре Илйас-Ходжу, своего сына. Однако дела у Илйас-Ходжи не пошли на лад: часть военачальников во главе с эмиром Бекчиком, оставленные Туглук-Тимур-ханом в Мавераннахре с сыном, подняла против него мятеж, к ним примкнули местные эмиры со своими отрядами. Объединенные силы  мятежников нанесли поражение войску Илйас-Ходжа-оглана в сражении около Пул-и сангин («Каменный мост»). В это тревожное время Илйас-Ходжа получил роковое известие о кончине своего отца.

Согласно «Зафар-наме» Йаздд, Туглук-Тимур-хан умер в 764/1362-1363 г.; согласно монгольским преданиям, ему было 34 года. Туглук-Тимур был похоронен в Илийской долине, около города Алмалыка, столицы бывшей Чагатайской державы; тогда же над могилой хана была возведена великолепная гробница с высоким (более 16 м) куполом в стиле самаркандских мечетей из обожженного кирпича, облицованного изразцами зеленого, белого, го­лубого и коричневого цветов (подробное описание гроб­ницы хана дано в работах В. В. Бартольда¹⁰¹ и Н. Пантусова¹⁰². По словам В. В. Бартольда, лично осмотревшего гробницу Туглук-Тимура в 1894 г., мазар первого хана Моголистана «далеко оставляет за собой все виденные нами архитектурные памятники Средней Азии, за исклю­чением самаркандских».

У Туглук-Тимура было пять сыновей и две дочери, по имени Йадгар и Тоган; имена его сыновей (сразу обращает на себя внимание то, что они все мусульманские): Илйас-Ходжа, Хизр-Ходжа, Даулат-Ходжа, Зу-л-Карнайн, Искандар (Муизз ал-ансаб, л. 32б-33а; Нусрат-наме, л. 1476).

Получив весть о смерти своего отца, Илйас-Ходжа спешно покинул Мавераннахр и прибыл в Моголистан; и в том же 764/1362-1363 г., по словам автора начала XV в. Муин ад-Дина Натанзи, «эмир Ширамун, эмир Хаджжи, эмир Тунам, эмир Камар ад-Дин, эмир Шамс ад-Дин и прочие могольские эмиры, собравшись и вынеся общее решение, посадили Илйас-Ходжа-огд/ана на ханский пре­стол» (Натанзи, изд., с. 125; МИКК, с. 119).

Царствование Илйас-Ходжа-хана было кратковремен­ным. Так как он, продолжает Натанзи свой рассказ об Илйас-Ходже, по причине малолетства и небольшого жиз­ненного опыта беспечно относился к делам царства, то за короткое время «в могущественном торе все совершенно изменилось и переменилось». Когда со времени его восше­ствия на престол прошел год, неограниченная власть в стране оказалась в руках эмиров-узурпаторов, во главе с эмиром Камар ад-Дином. Однако при жизни Илйас-Ход-жи, потомка Чингиз-хана, ни у кого не возникало желания изъявить покорность карачу («чернь»); тогда Камар ад-Дин напал на орду, захватил Илйас-Ходжа-хана в опочи­вальне во время послеполуденного сна и убил. Согласно известиям автора «Шаджарат ал-атрак», Илйас-Ходжа похоронен в Алмалыке, рядом со своим отцом Туглук-Тимур-ханом..

По «Мунтахаб ат-таварих-и Муини» и некоторым другим источникам, смерть Илйас-Ходжа-хана имела место в 765/1363-1364 г. Однако это утверждение не соответствует действительности: Илйас-Ходжа погиб не раньше лета 1365 г. Известно, что Илйас-Ходжа лично возглавлял могольское войско во время «Грязевой битвы» (Джанг-и лай»), когда объединенные силы эмира Хусайна и эмира Тимура потерпели поражение у Сырдарьи, между Чинасом и Ташкентом¹⁰³. Согласно Шараф ад-Дину Али Йазди, автору официальной истории Тимура в окончательной редакции, «Грязевая битва» произошла в начале месяца рамазан 766 года хиджры, соответствующего году Змеи по циклическому календарю (т. е. в конце мая 1365 г.); у другого тимуридского историка, Фасиха Ахмада (род. 1375), датой сражения «Джанг-и лай» называется .767/1365-1366 г.

Как гласят предания моголов в передаче Мирзы Хайдара Дуглата и Абу-л-Гази, эмир Камар ад-Дин, убив Илйас-ходжу, проявил давнюю вражду к его отцу, Туглук-Тимур-хану, вражду, которую он хранил в своем сердце все эти годы. Камар ад-Дин был младшим братом эмира Пуладчи из племени дуглат, который привез из Илийской долины царевича Туглук-Тимура и в 748/1347-1348 г. провозгласил его ханом в Аксу. А всего их было пятеро братьев: 1) эмир Тулик, 2) эмир Пуладчи, 3) эмир Шамс ад-Дин, 4)  эмир Камар ад-Дин, 5) эмир Шайх-Даулат. В царствование Туглук-Тимура эмир Пуладчи занимал высшую должность в администрации государства Моголистан — должность улусбеги. По Абу-л-Гази, эмир Пуладчи умер вскоре после принятия Туглук-Тимур-ханом ислама, т. е. около 1353-1354 гг.; по сведениям Мирзы Хайдара Дуглата, Пуладчи умер незадолго до Туглук-Тимура, т. е. около 360-1363 гг. Хан передал должность улусбеги сыну Пуладчи эмиру Худайдаду, которому было семь лет. Брат Пуладчи эмир Камар ад-Дин, человек по природе своей «тщеславный и беспардонный, но смелый и храбрый», возмутился таким решением и обратился к хану с предло­жением: «Эмир Худайдад вследствие своего малолетства не может надлежащим образом управлять столь великим государством; передайте мне его должность, а он пусть находится при мне до того времени, как будет в состоянии править делами». Туглук-Тимур не принял его предложе­ния, и по этой причине Камар ад-Дин носил-де в своем сердце неудовольствие и обиду на хана. Когда Туглук-Тимур умер, эмир Камар ад-Дин возмутился против его преемника Илйас-Ходжу и, улучив момент, убил его. За­хватив в свои руки власть, эмир Камар ад-Дин старался истребить всех детей и родственников Туглук-Тимур-хана. Однажды люди Камар ад-Дина, которым эмир-узурпатор поручил разыскивать и убивать всех из рода Туглук-Тиму-ра-хана, обнаружили и за один день умертвили восемна­дцать ханских сыновей и родичей. Однако эмиру Худайдаду удалось спасти и надежно спрятать в горах Бадахшана сына Туглук-Тимур-хана Хизр-Ходжа-оглана, который был грудным ребенком. Впоследствии эмир Худайдад по­садил Хизр-Ходжа-оглана на ханский престол.

Год начала правления Хизр-Ходжа-хана источниками точно не называется. По «Тарих-и Рашиди» и «Шаджара-йи тюрк», Хизр-Ходжа был возведен на ханский престол после того, как эмир Камар ад-Дин пропал без вести в диких лесах страны Тюлес во время одного из нашествий Тимура на Моголистан, т. е. после 1390 г.; однако это не соответствует датам, которые приводятся в более ранних источниках. В «Зафар-наме» Шами и в «Зафар-наме» Йазди Хизр-Ходжа именуется «ханом Джете» в описании событий 791/1388-1389 г. Согласно Муин ад-Дину Натанзи, Хизр-Ходжа-оглан был провозглашен ханом н 769/1367-1368 г.; но вследствие малолетства хана в на­чальные годы его царствования все дела при нем решали Мирак-ага, жена  эмира Пуладчи, мать Худайдада, женщина  властная и чрезвычайно строгая; власть Хизр-Ходжа-хана и его  атабека распространялась тогда лишь на часть территории Моголистана (Натанзи, изд., с. 115,130-131; МИКК, с. 119-120). Какую-то часть территории Семиречья контролировал эмир-узурпатор Камар ад-Дин. Но вскоре все разрешилось в пользу Хизр-Ходжи: сначала он избавился от Мирак-аги, своей опекунши, а потом и от Камар ад-Дина, своего главного противника внутри страны. Осуществилось все это с помощью эмира Тимура, который к началу семидесятых годов XIV в. подчинил себе западные владения Чагатаидов и создал там сильное ударство с центром в Самарканде. 

Тимур, пользуясь смутным временем, предпринял несколько походов на Моголистан. Во время одного из таких нашествий, имевшего место, согласно «Матла ас-садайн», в 779/1377-1378 г., войско Тимура во главе с Омар-Шейхом и Хитай-бахадуром вошло в Кашгар. Хизр-Ходжа-хан и эмир Худайдад, оставив город, ушли. «Эмирзаде Омар-Шейх, — пишет далее Абд ар-Раззак Самарканди, — захватив мать Худайдад могола, Амире-ака, и гаремы эмиров, отправил их в Самарканд, а жителей Кашгара переселили в Андуган». По сведениям Муин ад-Дина Натанзи, Мирак-ага скончалась при дворе Тимура спустя три года после пленения. В 1390 г. Тимур снова отправил войско против Джете, на войну с Камар ад-Дином. Последний бежал на Иртыш, оттуда на север, в страну Тюлес. Как полагает В. В. Бартольд, Камар ад-Дин после этого, вероятно, уже не возвращался в Моголистан. 

Хизр-Ходжа и воспользовался этим благоприятным моментом; он, по словам Натанзи, тут же «распростер руку захвата на весь улус, приведя к повиновению непокор­ных» (Натанзи, изд., с. 131). Занятый войнами на западе, Тимур не мешал Хизр-Ходжа-хану утвердить свою власть в Моголистане. «Укрепив основы ханства, разрушенные господством эмира Камар ад-Дина и засильем эмира Тимура», Хизр-Ходжа, согласно «Тарих-и Рашиди», предпринял поход против «Кара-Ходжи и Турфана, двух очень важных городов на границе Китая, и принудил их жителей принять ислам, и оба города с тех пор рассматриваются как дар ал-ислам (т. е. как часть мусульманского мира)».

По словам Мирзы Хайдара Дуглата, Хизр-Ходжа-хан пережил эмира Тимура (ум. в феврале 1405 г.). Однако это утверждение автора «Тарих-и Рашиди» никак не согласу­ется с известиями более ранних и информированных ти-муридских источников. Согласно Муин ад-Дину Натанзи, Хизр-Ходжа-хан умер в 799/1396-1397 г. после тридцати лет правления; У Шараф ад-Дина Али Йазди и Абд ар-Раззака Самарканди известие о его смерти помещено в описании событий 802/1399-1400 г. В науке датой смерти Хизр-Ходжа-хана принято считать 1399 г.

В дальнейшем история сложилась таким образом, что все последующие ханы Моголистана и Моголийе были из  потомков Хизр-Ходжи, действительного или мнимого сы­на Туглук-Тимур-хана.

История войн эмира Тимура с владетелями Моголиста­на изложена в «Очерке истории Семиречья» В. В. Бартольда, в монографии К. А. Пищулиной и книге Беат­рис Ф. Мэнз. Тимур предпринял более десяти грабитель­ских походов на Моголистан, но так и не подчинил моголов своей власти. В год смерти Тимура (1405), как и в год начала его правления (1370), крайним пунктом владений чагатаев на северо-востоке оставалась р. Ашпара, а на юго-востоке — Фергана. Правда, в 818/1415-1416 г. Тимуриды захватили Кашгар и утвердились там; но около 838/1434-1435 г. внук эмира Худайдада эмир Саййид-Али отвоевал город у Тимуридов, и Кашгар оставался под властью дуглатских эмиров до 920/1514 г. Более того, к концу правления внука Тимура Улугбека (ум. в октябре 1449 г.) моголы отняли у Тимуридов все области к востоку от Сайрама.

Экспансия моголов в пределы государства Тимури­дов была особенно успешной во второй половине XV п. В годы правления Юнус-хана (1462-1487) и его сына Махмуд-хана (1487-1508) во власть моголов перешли Ташкент, Сайрам, Ахси, Шахрухийе, Ура-Тепе, Дизак, Ош и ряд других западнотуркестанских городов и населенных пунктов.

В начале XVI в. государство Тимуридов пало, но пало не под натиском моголов, а в борьбе с узбеками, тюркскими кочевниками, вышедшими из северных степей Дешт-и Кипчака.

Под власть новой династии, династии Шибанидов, во главе с Мухаммадом Шейбани, потомком Шибана (Сыбана), сына Джучи, сына Чингиз-хана, первоначально нахо­дись лишь Бухара и Самарканд с округами; но уже при жизни Мухаммада Шейбани (ум. 1510) в состав государства Шибанидов вошли Хорезм  и западнотуркестанские владения моголов.

Верховный предводитель моголов Махмуд-хан отправился в Кашгар осенью 1503 г. и с весны 1504 г. поселился в Джетикенте, у восточной границы Ферганы, по дороге к перевалу Ясы, и в течение четырех последующих лет не предпринимал никаких военных действий. Между тем в стране царила междоусобная вражда. Дуглатский эмир Аба Бакр-мирза еще при жизни Юнус-хана (ум. 1487), отца Махмуд-хана, основал в западной части Кашгарии  фактически независимое княжество с центром в Яркенде. В 1504 г. Махмуд-хан передал Аксу и восточную часть Моголистана (Карашар, Турфан и т. д.) своему племяннику Мансур-хану, старшему сыну Ахмад-хана; другой сын Ахмад-хана, Халил-султан, действовал в юго-западных рйонах Семиречья и стоял во главе тянь-шаньских кыргызов. Халил-султан и находившийся вместе с ним его младший брат Саид-султан в то время открыто враждовали со своим дядей, Махмуд-ханом; отряды эмира Аба Бакра дуглата совершали набеги и в район Джетикента, и на владения Мансур-хана, и на владения Халил-султана.

Махмуд-хан, как было сказано выше, был сугубо мирным человеком со склонностью к литературным занятиям и влечением к тихим радостям жизни. Начисто лишенный военных способностей и отличавшийся нерешительным характером, он не смог справиться с натиском внутренних врагов и в 914/1508 г. вместе со своими сыновьями по­дался в Мавераннахр, рассчитывая на милость и помощь узбекского хана Шейбани. Встреча двух ханов состоялась на берегу Сырдарьи, у Ходжента. На обращение Махмуд-хана Шейбани сказал: «Однажды я проявил благородство по отношению к вам, повторное милосердие может статься причиной гибели моего царства!». Сказав так, Шейбан-хан приказал своим нукерам предать смерти Махмуд-хана вместе с пятью его малолетними сыновьями; старший сын Махмуд-хана, по имени Султан-Мухаммад, чудом спасся от гибели: он находился в это время в Дешт-и Кипчаке, у политических и династийных противников Шибанидов — у казахского хана Бурундука и могущественного казахско­го султана Касима.

В том же 1508 г., спустя месяц после гибели Махмуд-хана, Мансур-хан сразился со своими младшими братьями Халил-султаном и Саид-султаном при Алматы, южной столицы нынешней Республики Казахстан, и разбил их. Халил бежал в Фергану, где был убит по приказанию Шибанида Джанибека, узбекского правителя области; Саид-султан провел в казачестве несколько месяцев в лесах около Нарына, а затем с приключениями добрался до Кабула и поступил на службу к Бабуру. В 1511 г. он вместе с Бабуром вернулся в Мавераннахр, а затем покинул Бабура и в 1514 г. решил попытать счастья на поприще войны с давнишним врагом Чагатаидов — дуглатским эмиром Аба Бакром. Собрав под своим знаменем около пяти тысяч воинов, Саид-султан вторгся в Кашгарию из юго-западного Семиречья, через перевал Торугарт, что у озера Чатыр-Куль. Предприятие молодого Сайда (он ро­дился около 1490 г.) оказалось успешным, и он, завоевав Кашгар и Яркенд, заложил основу нового могольского государства, которое получило у местных историографов Кашгарии ХVII-ХУШ вв. название Мамлакат-и Моголийе. В письме Бернье (1625-1688) господину де Мервейлью от 1664 г. из Кашмира Монголийе назван в одном случае «Кашгарским государством», а в другом — просто «Кашгаром», по имени крупного города Восточного Туркестана — Кашгара. В исследовательской литературе нашего времени государство, основанное Султаном Саидом в Восточном Туркестане, иногда называют «Яркендским ханством», по имени столицы ханства, города Яркенда.

Глава 5

ГОСУДАРСТВО ТИМУРА

Итак, в середине сороковых годов XIV в. Чагатайская держава разделилась на два отдельных государства — западное и восточное. В западном государстве — Мавераннахре (междуречье Амударьи и Сырдарьи) фактическая власть в стране находилась в руках тюрко-монгольских эмиров (беков), которые поделили между собой области Западного Туркестана. Источники называют таких эмиров: эмир племени сулдуз — Байан, эмир племени джалаир — Байазид, эмир племени барлас — Хаджжи-бек, глава йасавуров — эмир Хизр, эмир племени найман — Хамид, который стал также вождем андхойцев и шубурганцев и др. (Натанзи, изд., с. 117; Шаджарат ал-атрак, с. 378).  

После гибели Казан-хана первым улусным правителем Мавераннахра из тюрко-монгольских эмиров стал эмир Казаган (1346/47-1356) из каучинов (так первоначально зывались привилегированные части войска в Улусе Джучи и в Чагатайском улусе, а точнее, собственная тысяча правителя, а затем это слово, видимо, стало названием рода или племени). Эмир Казаган был истинным воином: много сражался, проявляя беспредельную личную отвагу, часто одерживал победы, но, конечно, терпел и поражения, один глаз у него был выбит стрелой в стычке с Казан-ханом в окрестностях Герата в 1346 г. Эмир Казаган оставался верен кочевой жизни: зимовал на берегах Амударьи в местечке Сали-Сарай (выше Термеза), где, судя по всему, был дворец, а летом он переходил в горную местность около города Мунка (ныне Бальджуан), не трогал земель оседлого населения, старался не допускать насилия над горожанами и селянами. При его правлении, говорится в источниках, и кочевое, и оседлое население страны жило в полном благоденствии. В 1358 г. Казаган был убит на охоте своим зятем по наущению противников.

После смерти Казагана власть в Мавераннахре перешла к его сыну Абдулле. Он правил хорошо, отмечают источники, но своим стремлением перейти к оседлому образу жизни — постоянно находиться в Самарканде — он вызвал недовольство кочевой знати и был низложен эмирами главных племен Мавераннахра меньше чем че­рез год после начала правления. Преследуемый отряда­ми эмиров Байан сулдуза и Хаджжи барласа, Абдулла бежал в Андараб (около Мерва), где и был убит. Спустя некоторое время, в течение которого у власти побыва­ло несколько верховных эмиров, правление в Маверан­нахре перешло к внуку Казагана, эмиру Хусайну, сыну Мусаллаба.

Показательно, что верховный эмир Казаган и все его преемники возводили на престол подставных ханов из чис­ла Чингизидов, а сами не принимали титул хана.

Эмир Хусайн (начал править с начала 60-х гг. — погиб в 1370 г.) был самым могущественным из правивших до него верховных эмиров Мавераннахра. Он слыл челове­ком деятельным и храбрым, но в то же время имел ряд недостатков, порочащих его как правителя. Вот, к приме­ру, как характеризует эмира Хусайна историк XV в. Фаз-лаллах ал-Мусави, сочинитель «Тарих-и хайрат»: «Он был очень упрямым и храбрым эмиром; его строгость доходи­ла до такой степени, что он садился в „диван принесения жалоб" с железной палицей в руках; если истец с ответчи­ком путались в своих речах или не понимали глубины его решения, он собственноручно бил их этой палицей. Скуп он был до такой степени, что носил одежду из хлопчато­бумажной ткани; если его одежда разрывалась вследствие трения о луку седла, то он клал заплату. Один этот порок затмевал все его похвальные качества»¹⁰⁴.

И вполне понятно, что такой правитель не мог пользоваться популярностью у своего народа. Испанскому послу Гонсалесу де Клавихо во время его пребывания в Са­марканде в 1404 г. рассказывали, что Хусайна «недолюбливали его подданные, особенно простой люд, горожане и некоторые знатные» (Руи Гонсалес де Клавихо, с. 105). Кстати сказать, он и на войне был неудачлив. Вдобавок ко всему эмир Хусайн под конец также задумал перейти к оседлому образу жизни — сделать столицей Балх, укрепить его цитадель, перестроить стены и переселиться в город. Эта инициатива вызвала восстание эмиров главных племен Мавераннахра, в котором самое деятельное участие принял эмир Тимур.

Эмир Тимур происходил из монгольского племени барлас, которое, как полагают некоторые ученые, переселилось из Семиречья в Мавераннахр еще во второй половине XIII в. вместе с ханом Мубарек-шахом и избрало местом своих кочевий долину Кашкадарьи, с главным родом Шахрисябз. Тимур родился 9 апреля 1336 г. (год Мыши) в деревне Ходжа-Ильгар, в окрестностях Кеша (Шахрисябза), в семье Тарагая от его, видимо старшей, жены Текина-хатун. Тарагай не был ни владетелем Кеша, ни главой племени барлас; о событиях жизни Тарагая в источниках ничего не сообщается; только говорится, что он жил в сельской местности, был благочестивым мусульманином, другом ученых и дервишей (мусульманских мистиков), а также поддерживал дружеские отношения с рядом чагатайских и могольских вельмож. Тарагай умер в 1360 г. и был похоронен в Кеше, в семейном мавзолее.

Тимур рано проявил качества вожака. По словам Ибн Арабшаха, Тимур рос юношей настойчивым, отчаянным, решительным и хитрым, водил дружбу с детьми везирей и проводил время с сыновьями эмиров. Он с малых лет любил лошадей, был хорошим наездником, вдохновенно и помногу занимался военными тренировками и, как результат, прекрасно стрелял из лука и как никто другой из своих сверстников владел саблей — самым почитаемым тогда оружием воина.

Тимур начал свою политическую карьеру в конце 50-х — начале 60-х гг. XIV в. с установления власти над племенем барлас, владевшим долиной Кашкадарьи, для чего ему лришлось даже прибегнуть к помощи правителей из восточной части Чагатайского улуса. Когда в начале 60-х гг. XIV в. Хусайн был провозглашен верховным эми­ром Мавераннахра, Тимур стал его главным помощником, правой рукой.

Высокий ростом, обаятельный и атлетически сложен­ный, Тимур, по словам лично знавшего его Ибн Арабшаха, отличался мощной физической силой и отчаянной смело­стью, смерти не боялся и шел в бой напролом. В 764/ 1362-1362 г. он, кинувшись в рискованную авантюру, стал калекой в свои 26 лет. В результате полученных в Сеистане ранений его правая рука с изуродованными двумя паль­цами утратила способность сгибаться в локте, но не утра­тила подвижности в плечевом суставе, а правая нога не могла быть выпрямленной и по длине была заметно коро­че левой ноги.

Со времени ранения Тимур получил прозвище Тимур-ленг, т. е. Тимур-Хромец («хромец» по-персидски — ленг, а по-тюркски — аксак), в европейском произношении — Тамерлан.

Другая важная веха в биографии Тимура — 1370 г. Весной этого года произошло восстание против верховно­го эмира Мавераннахра Хусайна, причем во главе недо­вольных эмиром Хусайном стал сам Тимур. Восставшие осадили Балх, где укрепился эмир, и овладели городом, который служил резиденцией Хусайна. Верховный эмир Мавераннахра был схвачен и казнен. Там же, в Балхе, 9 апреля 1370 г. группой военачальников Тимур был провозглашен верховным правителем Мавераннахра. Спус­тя некоторое время был созван курултай, на котором уже все эмиры, вельможи и должностные лица страны при­несли присягу новому правителю. Дальнейшая история западной части Чагатайского государства сложилась так, что в Мавераннахре возникла династия Тимуридов, правившая страной до начала XVI столетия.

В Туркестане и Дешт-и Кипчаке право Чингизидов на власть оставалось непререкаемым долгое время, оказывая миное влияние на идею суверенности политических образований. Тимур был сторонником монгольских традиций и ревнителем прав монгольских ханов-чингизидов. Став полновластным правителем государства, он тем не менее принял только титул эмир, ханского титула никогда не носил, как и его предшественники, возводил на престол подставных ханов из Чингизидов и называл себя представителем «обладателя престола» (сахиб ат-тахт). Придаваемый ему в некоторых документах (например, грамота из Сыгнака) ханский титул — «эмир Тимур-хан», как уста­новил В. В. Бартольд, является поздней подделкой. На своих монетах и в своих письмах к иностранным монархам он везде называл себя «эмир Тимур Гурган». Эмир (собственно — амир) — арабское слово и соответствует здесь тюркскому бек (бег, бий) и монгольскому нойон. Гурган — монгольское слово и означает «зять»; со времени Чингиз-хана это нарицательное имя превратилось в почетное прозвание, титул лиц, женатых на царевнах из дома Чингиз-хана. Царевичи дома Тимура носили титул мирза (сокр. от амирзаде — «сын эмира»).

Тимур в качестве руководящей идеи своего правления использовал персидский девиз — расти ва русти («справедливость и сила»). Девиз помещался на печати и на перстне Тимура.

Одержав победу над верховным эмиром Хусайном, Тимур первым делом сделал то же самое, за что он обвинял своего предшественника: он создал для себя укрепленную столицу в Самарканде с крепостными стенами и цитаделью, где построил дворец-замок Кок-Сарай, который как при самом Тимуре, так и при его преемниках преимущественно служил казнохранилищем и государственной тюрьмой.

Создание укрепленной столицы в нарушение Ясы Чингиз-хана вызвало заговор эмиров кочевых племен против Тимура и некоторые смуты в стране, но они были подавлены, виновники наказаны. Еще некоторое время Тимуру пришлось вести борьбу за власть с эмирами арлатов, джалаиров и каучинов, пользовавшимися особенным влия« нием среди чагатаев, причем самыми упорными врагами Тимура были джалаиры. Опираясь главным образом на барласов, а также на эмиров племени найман и дуглат, Тимур в конце концов одержал верх и окончательно укре­пил свою власть в западных частях Чагатайского улуса.

Хотя теперь Тимур располагал достаточной силой, что­бы подавить племенной мятеж, продолжала существовать реальная угроза его положению, и исходила она не от отдельных личностей, а от политической системы как таковой. Таким образом, Тимур был просто вынужден разрушить прежнюю политическую систему — вытеснить местную автономию государственной централизацией, превратив активную племенную конфедерацию в слепо преданную ему армию.

Первым шагом в этом нелегком деле было создание преданного корпуса военачальников, подчиненных лично Тимуру. Новую элиту (общей численностью несколько сот человек) составили ближайшие сподвижники Тимура и представители его семьи. Постепенно Тимур заменил эти­ми людьми прежнюю племенную аристократию, отстра­нив таким образом последнюю от реальной власти. Так, в годы правления Тимура (1370-1405) система распределе­ния областей между главами сильных родов была упразд­нена и в западной части Чагатайского улуса восстановлено прежнее, действовавшее еще до Кебек-хана (1318-1326), деление государства на уделы между представителями од­ного правящего рода.

Одновременно создавались отряды войск специального назначения под командованием ближайших сподвижни­ков и родичей Тимура. Состав воинских контингентов Ти­мура был различен, но главной его опорой были все те же тюркские кочевые племена Чагатайского улуса — чагатаи, по своему внешнему виду более походившие на монголов, чем на мусульман: чатагаи носили косы и особый головной убор.

Тимур, однако, не чувствовал себя в безопасности. Прежде всего ему необходимо было быть уверенным, что против него не выступит новая элита. Чтобы обезопасить себя, Тимур применил тот же способ, что и для создания государства. Объединив под своим началом население западной части Чагатайского улуса, Тимур задумал объединить соседние области. С этой целью в начале семидесятых годов XIV в. он начал серию военных походов, сначала против ближайших соседей, а после 786/1384-1385 г. предпринял ряд грандиозных дальних походов, лишь изредка возвращаясь в Мавераннахр. Начался второй этап карьеры Тимура. Для политической деятельности он использовал теперь завоевания¹⁰⁵.

Тимур, несомненно, был государем от природы и обладал многими выдающимися достоинствами, такими как, например, честь, благородство, познания в науке. Стоит напомнить, что Тимур не получил образования и, по свидетельству Ибн Арабшаха, не знал даже грамоты, тем не менее, кроме тюркского языка, он знал персидский и пониймал по-монгольски. Беседуя с учеными и слушая своего придворного «чтеца рассказов» (киссахан) Маулана Абида, Тимур приобрел познания в нескольких науках, так что своей осведомленностью в вопросах истории смог удивить одного из выдающихся арабских историков того времени — Ибн Халдуна. Подробности мусульманского вероучения были усвоены им настолько, что он мог следить за религиозными прениями и даже принимать в них участие. Архитекторы при возведении построек должны были руководствоваться художественными замыслами Тимура. По словам историка Хафиз-и Абру, современника и служителя его двора, Тимур никогда в жизни не отличался страстью к крепким напиткам. Из всех удовольствий, которым предаются в свободное время властители, Тимур охотно занимался охотой, игрой в нарды (кости), особенно игре в шахматы, причем достиг в ней большого искусства. И в военном деле Тимур был знатоком необыкновенным даже новатором, а также отличался большим государственным организаторским талантом.

Царственный облик Тимура был прекрасен, даже будучи калекой, он был велик и внушал покорность. Тимур_ обладал громким голосом и говорил с твердой решительностью, не терпел фальши, предпочитал правду, какой бы ни была она горькой; у него были стальные нервы и  полное самообладание: он не терял бодрости при неудачах и не радовался при успехах. Тимур любил смелых и храб­рых воинов, благодаря которым он «переворачивал вер­шины гор», и был удачлив в высшей степени. Так пишет о Тимуре его заклятый враг — Ибн Арабшах, который двенадцатилетним мальчиком был взят в Дамаске в плен  Тимуром и увезен в Самарканд; впоследствии Ибн Араб-шах вернулся на родину, оттуда перебрался в Египет и написал там в 1436-1437 гг. книгу, посвященную жизни и деяниям Тимура.

Из того, что известно специалистам о словах и поступ­ках Тимура, В. В. Бартольд вывел заключение, что дейст­вия Тимура-правителя объясняются тремя принципами: династическим, религиозным и военным.

Суть династического принципа заключалась в следую­щем. Жизнь потомков и ближайших родичей Тимура не должна была подвергаться опасности и была неприкосно­венной, даже если они с оружием в руках выступали про­тив Тимура.

Суть религиозного принципа заключалась в следую­щем. Краеугольным камнем политики Тимура было от­крытое уважение к религии и ее представителям, осо­бенно к саййидам (потомкам дома пророка Мухаммада). Саййидам, как и потомкам самого Тимура, гарантиро­валась неприкосновенность жизни. Войскам было запре­щено грабить и захватывать в плен саййидов и ученых теологов. Если саййиды совершали враждебные действия по отношению к Тимуру, то подвергались обычно только переселению в другие области или изгнанию из страны.

Суть военного принципа заключалась в следующем. Тимур следовал традициям Монгольской империи и очень высоко ставил военную науку и государственное управление Чингиз-хана; в его войске господствовали монгольские порядки. Тимур оправдывал свои завоевания тем, что считал себя восстановителем порядка Монгольской империи, нарушенного ее распадом.

Тимур совершил великое множество походов. Многие его походы имеют названия: например, «Поход Тимура на Хорезм в третий раз» (1376), «Четвертый поход Тимура против Джете» (1376) и т. п., а продолжительные походы в страны Ближнего и Среднего Востока носят такие названия: «трехлетний» (йуриш-и сесала) — с 1386 г., «пятилетний» (йуриш-и панджсала) — с 1392 г., «семилетний» (йуриш-и хафтсала) — с 1399 г. Область походов Тимура обнимает огромный регион: на северо-востоке до Иртыша, на юго-востоке до Дели, на северо-западе до Ельца в Рязанской земле, на западе до Средиземного моря. Но Тимур присоединил к Мавераннахру только Прикаспийские области, Персию, Афганистан и Месопотамию, другие же районы не были присоединены к его государству. Его походы в страну Джете (Моголистан), Дешт-и Кипчак (Золотая Орда), Сирию, Индию и другие регионы имели характер опустошительных набегов.

Свои войны Тимур вел с исключительной жестокостью.

Тимур провел почти всю свою жизнь в походном седле — попытки создать совершенно новую систему государственного правления он не предпринял. Он унаследовал две хорошо известные системы государственного управления — тюрко-монгольскую и арабо-персидскую —  и приспособил их для своих целей. Сохраняя традиции монгольской государственности, Тимур возводил на престол подставных ханов из потомков Чингиз-хана, управляя формально от их имени, фактически же единовластно.

Кочевые и оседлые подданные управлялись отдельно. Соответственно, центральная администрация в государ­стве Тимура включала два дивана: диван-и а'ла и диван-и бузург. Эти два дивана не были аналогичными института­ми. Диван-и а'ла представлял собой административное уч­реждение с широкими полномочиями, в то время как ди­ван-и бузург, похоже, функционировал главным образом как трибунал для чагатайских эмиров, общественно-политическое устройство государства Тимура с исчерпывающей полнотой освещено в монографии проф. Беатрис Форбс Мэнз¹⁰⁶.

Тимур умер в феврале 1405 г. в Отраре, во время похода против Китая, оставив в наследство огромную империю. Сыновья и внуки усопшего владыки повели междоусоб­ную войну из-за верховной власти, и в конце концов цар­ство досталось Халил-Султану. Халил, внук Тимура, был низложен в 1409 г. Верховным главой Тимуридов был провозглашен четвертый сын Тимура Шахрух (правил в 1409-1447 гг.).

За годы смуты (1405-1409) в связи с вопросом о пре­столонаследии часть завоеванных Тимуром стран и облас­тей отошли от владений его потомков. Шахрух, став гла­вой Тимуровой державы, сделал своей столицей город Ге­рат в Хорасане, который в годы правления Тимуридов стал одним из наиболее населенных и крупных городов Ближнего и Среднего Востока. В 1409 г. Шахрух назначил своего сына Улугбека наместником Самарканда, однако тот вскоре стал фактически независимым правителем и оставался им до своей смерти в 1449 г.

При правлении Шахруха в государстве Тимуридов мусульманская государственная идея получила перевес над степной. При дворе Шахруха, в Герате, подставных ханов из Чингизидов не было; в официальных документах объявлялось, что постановления и законы Чингиз-хана отменены и действует только шариат. Зато сын Шахруха Улугбек, который правил в Самарканде, подобно Тимуру по родству с Чингизидами называл себя гурганом (зятем ханского «золотого рода»), старался соблюдать, по крайней мере в военных делах, все законы, связывавшиеся с именем Чингиз-хана, назначал, по примеру Тимура, подставных ханов из числа Чингизидов в Самарканде, и вообще правил в Мавераннахре в духе своего деда, который признавал, даже дорожил законами Чингиз-хана.

После смерти Шахруха (в начале 1447 г.) и Улугбека (осенью 1449 г.) начался более чем двадцатилетний период почти непрерывных войн между Тимуридами. В конце концов весной 1469 г. Тимурид Султан Хусайн Байкара захватил гератский престол, а вскоре и весь Харасан и до самой смерти (в 1506 г.) оставался правителем этой области. Султан-Хусайн (1469-1506) считался номинальным главой государства Тимуридов, фактически же оно состояло из двух самостоятельных владений — Хорасана, с центром в Герате, и Мавераннахра, с центром в Самарканде, в котором самостоятельными правителями оставались сыновья Тимурида Абу Сайда — сначала Султан-Ахмад (1469-1494), затем Султан-Махмуд и, наконец, сын последнего — Султан-Али.

В конце XV в. внутреннее положение государства Тимуридов еще более ухудшилось. Власть Султана-Хусайна в Хорасане ослабла в результате борьбы со своими сыновьями и с непокорными вассалами. А в крупных городах Мавераннахра появились самостоятельные, враждующие между собой правители. Каждый из них обращался за во­енной поддержкой то к ханам Моголистана, то к предводителям кочевых узбеков Восточного Дешт-и Кипчака. В результате этих распрей Тимуриды потеряли все районы на северо-востоке своих владений.  Раздробленность государства Тимуридов на ряд владений, при соперничестве и внутренней слабости удельных  правителей, способствовала падению династии Тимуридов и переходу власти в Мавераннахре и Хорасане в руки кочевых узбеков Дешт-и Кипчака, возглавляемых представи­телями династии Шибанидов.

Глава 6

ЗОЛОТАЯ ОРДА - ГОСУДАРСТВО ЧИНГИЗИДОВ

В ЕВРАЗИЙСКИХ СТЕПЯХ

Золотая Орда — государство, возникшее в XIII в. в волжских степях и сыгравшее значительную роль в воз­никновении новых тюркских народностей на местах их современного расселения. История его образования связана с историей сложения удела-владения Джучи, старшего сына Чингиз-хана.

При Чингиз-хане и Чингизидах получил дальнейшее развитие родовой принцип, согласно которому государ­ство считалось собственностью всей царствующей фами­лии и распадалось на множество уделов-владений. Эта особенность государственного управления была подме­чена еще Джувайни, который по меньшей мере три раза (в 1246-1247, 1249-1251, 1251-1253 гг.) сопровождал монгольского правителя Хорасана Аргун-ага в Монголию. «Хотя, по-видимости, правление и страна вверены одно­му лицу, наделенному ханским достоинством, в действи­тельности, все потомки и дядя по отцу сообща владеют землей и общественным богатством» (Джувайни, изд., Т. 1. С. 30-31).

Выше уже упоминалось, что Чингиз-хан подчинился народному обычаю и еще при жизни назначил уделы своим сыновьям и другим родичам. Насколько можно судить по имеющимся материалам, первым был выделен старший сын Чингиз-хана, Джучи. Когда в 1207-1208 гг. Джучи покорил енисейских кыргызов и прочие «лесные народы» юга Сибири, говорится в монгольской хронике 1240 г., отец подарил все эти земли ему. Впоследствии, после покорения Чингиз-ханом государства хорезмшаха (1219-1224), в состав удела Джучи вошли обширные земли к западу от Иртыша и от границ Каялыка (в Семиречье) и Хорезма (нижняя Амударья) «вплоть до тех пределов, куда доходили копыта татарских коней», т. е. до границ царства волжских болгар.

Завершив военную кампанию в Средней Азии, в 1224 г. Чингиз-хан вернулся в Монголию с сыновьями, кроме Джучи. Он остался в полюбившихся ему Кипчакских степях, чтобы заняться заботами правления своего улуса-владения. Согласно Рашид ад-Дину, орда (ставка) Джучи «была в пределах Иртыша» (Рашид ад-Дин. Т. 2. С. 78). По утверждению Абу-л-Гази, Чингизида и автора «Шаджара-йи тюрк» («Родословное древо тюрков»), «резиденция (тахтгах) Джучи располагалась в Дешт-и Кипчаке, и это то место (йер) называлось Кок-Орда» (Абу-л-Гази, изд., Т. 1.С.172).

О событиях правления Джучи¹⁰⁷ в источниках сведений нет. По рассказу Рашид ад-Дина, Чингиз-хан поручил Джучи покорить «северные страны, как-то: Келар, Башгирд, Урус, Черкес, [Западный] Дешт-и Кипчак и другие области тех краев». Сын не исполнил поручения отца. Чингиз-хан крайне рассердился и вызвал сына в свою орду. Тот ответил, что его постигла кручина болезни и он не может отправиться в Монголию. Между тем один монгол из племени мангыт, прибывший с западных границ империи, рассказал, что-де видел Джучи на охоте у «одной горы». «По этой причине воспламенился огонь ярости Чингиз-хана, и, вообразив, что Джучи, очевидно, взбунтовался, что не обращает внимания на слова отца», он послал против него Чагатая и Угедея с войском, намереваясь идти вслед за ними; в это время пришло роковое известие о кончине Джучи (Рашид ад-Дин. Т. 2. С. 79).

Дата смерти Джучи у Рашид ад-Дина не указывается. Согласно известиям Махмуда ибн Вали, Джучи умер в месяце раби ал-аввал 627 г. х. (19 февраля-20 марта 1227 г. по юлианскому календарю, за шесть месяцев до смерти своего отца, Чингиз-хана (Бахр ал-асрар, Т. 6. Ч. 3, л. 96а). В источнике XV в. «Шаджарат ал-атрак» («Родословие тюрков») содержится поэтический рассказ о том, как Улуг- Джирчи, который был приближенным и одним из великих эмиров двора, сообщил Чингиз-хану известие о смерти его старшего сына. Чингиз-хан в ответ Улуг-Джирчи будто бы произнес тюркский стих:

Кулун алган куландай кулунумдан айрылдым

Айрылышкан анкудай эр улумдан айрылдым.

То есть:

Подобно кулану, лишившемуся своего детеныша,

я разлучен со своим детенышем;

Подобно разлетевшейся в разные стороны стае уток,

я разлучен со своим героем-сыном.

Когда от Чингиз-хана изошли такие слова, все эмиры и нойоны, находившиеся в ставке, встали, выполнили обы­чай соболезнования и стали причитать. «Через шесть ме­сяцев после смерти. Джучи-хана, — пишет автор «Шаджарат ал-атрак», — Чингиз-хан также распростился с миром» (СМИЗО. Т. 2. С. 203-204; Шаджарат ал-атрак, с. 222-224).

По ранним источникам, Джучи был похоронен на верх­нем Иртыше; по преданию, приведенному автором XVI в. Хафиз-и Танышем, гробница Джучи находилась в Цен­тральном Казахстане, в бассейне Сары-Су, близ речки Са-райлы, несколько севернее речки Терс-Кендерлик.

Джучи имел много жен и наложниц. Как об этом пере­дают достойные доверия повествования, читаем в источ­нике, у него было около сорока сыновей и от них «народи­лось несметное количество внуков». В «Джами ат-таварих» Рашид ад-Дина приводятся имена четырнадцати сыновей Джучи в следующем порядке: первый сын — Орда, второй — Бату, третий — Берке, четвертый — Беркечар, пятый — Шибан, шестой — Тангут, седьмой — Бувал, восьмой — Чилаукун, девятый — Шингкур, десятый — Чимпай, один­надцатый — Мухаммад, двенадцатый — Удур, тринадца­тый — Тука-Тимур, четырнадцатый сын — Шингкум.

В «Муизз ал-ансаб», генеалогическом сочинении, со­ставленном в 1426 г. при дворе Тимуридов, приводятся имена восемнадцати сыновей Джучи. Вот начало этого списка: Орда, Бату, Берке, Эсен, Буре...

После смерти Джучи из всех его сыновей второй, Бату, был признан войсками на западе наследником отца, и этот выбор был утвержден Чингиз-ханом. Письменные источники ХШ-ХIV вв. упоминают об этом лишь вскользь; некоторые подробности содержатся в более поздних источниках. Так, у Абу-л-Гази (XVII в.) имеются два рассказа на эту тему. Согласно первому, Чингиз-хан, услышав о смерти Джучи, крайне опечалился. По окончании траур­ных дней он сказал своему младшему брату Отчигину: «Отправляйся в Дешт-и Кипчак и второго сына Джучи-хана, Бату, по прозванию (лакаб) Саин-хан, возведи на отцовский престол». Когда Бату узнал о том, что к его орде приближается Отчигин, выслал для встречи своих сыновей и младших братьев, а вслед за ними и сам выехал встречать высокого гостя. Встретились. По прошествии трех дней Отчигин, соблюдая все обычаи, посадил Бату на отцовский престол. По случаю коронации устроил большой пир (той). В это время из ставки Чингиз-хана прибыл нарочный с известием, что хан умер (Абу-л-Гази, изд., Т. 1. С. 169-170). Второй рассказ короткий. Когда Джучи заболел и умер, Чингиз-хан был еще жив; он вызвал к себе в орду своего внука Бату, по прозванию Саин-хан, и сказал ему: «Прими на себя власть отца и отправляйся в земли, в которые хотел идти он»; когда Саин-хан собирал войско для похода, умер и Чингиз-хан (Абу-л-Гази, изд., Т. 1. С. 180).

Легендарный рассказ о передаче верховной власти в Дешт-и Кипчаке царевичу Бату приводится в «Чингиз-наме», написанном в XVI в. в Хорезме Утемишом-хаджжи. Когда умер Джучи, пишет он, между двумя старшими его сыновьями - Ордой и Бату - произошел спор, кому из них быть главой улуса; каждый хотел уступить престол другому. Для разрешения спора о власти оба сына Джучи, родившиеся от одной матери, и семнадцать сыновей, родившихся от других матерей, все вместе отправились к Чингиз-хану. «Великий» дед, принимая царевичей, велел поставить три юрты: белую юрту с золотым порогом для Саин-хана (т. е. Бату), синюю юрту с серебряным порогом для Эджена (т. е. Орда-Эджена), серую юрту со стальным порогом для Шибана; для Тукай-Тимура он не поставил и крытой повозки (Чингиз-наме, с. 92)¹⁰⁸. Таким вот образом Чингиз-хан отличил Бату от всех остальных своих внуков, и вопрос о наследнике Джучи был решен окончательно. Его братья подчинились ему, весь народ изъявил покор­ность ему.

Историческое значение правления Бату (1227-1255) определяется тем, что он был основателем Золотой Орды и именно под его верховным командованием было осуще­ствлено завоевание монголами Булгарского царства, За­падного Дешт-и Кипчака, Руси, Восточной Европы. Бату был вторым сыном у царевича Джучи от его главной жены Уки-хатун, дочери Ильчи-нойона из племени кунграт. В. В. Бартольд пишет, что Бату, которого русские знали только как жестокого завоевателя, получил от своих со­племенников прозвище Саин-хан, которое трактуется как «добрый, хороший хан». Вопреки мнению В. В. Бар-тольда, термин «саин» не имел оценочного характера, а употреблялся только в отошении умерших. Как показал Дж. Э. Бойл, эпитет sayin означал не «добрый» (в мораль­ном смысле), а просто «покойный», т. е. Саин-хан — .это посмертный титул Бату¹⁰⁹.

По словам францисканца Иоанна де Плано Карпини, который в 1245-1246 гг. совершил путешествие в ставку Бату, в Поволжье, и далее в Монголию, «Бату был доста­точно добр к своим людям, однако они его очень боялись. В бою он крайне жесток, а на войне очень проницателен и даже весьма хитер, поскольку сражался уже долгое время» (LТ, IX. 17)* (* Predictus etiam Bati hominibus suis est satis benignus, time tamen valde ab eis; sed crudelissimus est in pugna, sagax est multt etiam astutissimus in bello, quia longo tempore iam pugnavit (LT, IX, 17).). В персидских и армянских источ­никах XIII в. Бату характеризуется как справедливый, мягкий и мудрый правитель. Согласно сведениям Джувайни, Бату умер в 1255 г.

О первых десяти годах правления Бату Улусом Джучи в источниках мало сведений. В 1229 г. он присутствовал на курултае, на котором Угедей, третий сын Чингиз-хана, был провозглашен великим ханом. На курултае 1235 г., где было принято решение о новом походе в западные страны, Бату был назначен начальником объединенного монгольского войска.

По ходу темы обрисуем в общих чертах семилетний поход (1236-1242 гг.) Бату в страну кипчаков, болгар, урусов и других соседних с ними народов. Но прежде изложим вкратце первую встречу монголов с объединенными силами кипчаков и русских в 1223 г. на р. Калке (у Азовского моря).

В 1220 г., после того как Чингиз-хан захватил Самарканд, правитель Средней Азии хорезмшах Мухаммад (1200-1220), ожидавший исхода битвы за город на берегу Амударьи, бежал в Табаристан (область в южной части Каспийского моря). Для его преследования Чингиз-хан отправил тридцатитысячный корпус во главе с Джебе и Субедеем. Хорезмшах Мухаммад нашел свой бесславный конец на одном из безлюдных островов Каспийского моря, а монгольские военачальники прошли огнем и мечом через Северный Иран, разбили военные силы Грузии и двинулись через Ширванское ущелье на Северный Кавказ. Осенью 1222 г. они оказались в землях аланов и кипчаков.

По рассказу арабского историка Ибн ал-Асира (ум. 1233) и автора «Джами ат-таварих» Рашид ад-Дина (ум. 1318), аланы, объединившись с кипчаками, сразились с монголами, но ни одна из сторон не одержала верха. Тогда монголы решили внести рознь в их среду и сообщили кипчакам следующее: «Мы и вы — одного племени и происходим из одного рода, а аланы нам чужие. Мы с вами заключим договор, что не причиним друг другу вреда, мы дадим вам  из золота и одежды то, что вы пожелаете, вы же оставьте нам аланов». Одновременно они послали кипчакам много всякого добра. Кипчаки покинули своих союзников и уш­ли в степь. Монголы напали на аланов и одержали победу. Затем монголы, изменив своему слову, вторглись в запад­ные области Дешт-и Кипчака и перебили всех, кого на­шли. Уцелевшие кипчаки бежали: «одни укрылись в боло­тах, другие в горах, а иные ушли в страну русских», т. е. за Днепр.

Монголы провели зиму в степях Предкавказья, а вес­ной 1223 г. вторглись в Крым и захватили город-порт Су­дак. «Это, — пишет Ибн ал-Асир, — город кипчаков, из которого они получают свои товары, потому что он лежит на берегу Хазарского моря и к нему пристают корабли с одеждами; последние продаются, а на них покупаются де­вушки и невольники, буртасские меха, бобры, белки и другие предметы, находящиеся в земле их. Это море Ха­зарское есть то море, которое соединяется с Константино­польским проливом» (СМИЗО. Т. 1. С. 26).

Предводители западных кипчаков попросили военной помощи у галицкого князя Мстислава Удалого. На призыв Мстислава Удалого отправиться на войну с монголами откликнулись еще несколько князей. После большого княжеского совета в Киеве было решено выступить про­тив монголов и сразиться «с опасным неприятелем вне отечества», в Кипчакских степях¹¹⁰. Русские войска вы­ступили на юг и объединились с кипчакской ратью. На левом берегу Днепра произошла первая стычка с монго­лами. Русские полки разбили авангард неприятеля, и монголы начали отступать на восток. После нескольких дней преследования, 31 мая 1223 г., соединенные силы кипчаков и русских встретились с главными силами Джебе и Субедея близ реки Калки. Обе стороны бились с неслыханным упорством, и бой между ними длился несколько дней. Наконец монголы одержали верх. Кипча­ки и русские обратились в бегство. О потерях монголов сведений нет. А вот русские потери были очень велики: по данным русских летописей, в битве погибло шесть князей, из простых воинов вернулся лишь каждый десятый. Монгольская конница преследовала остатки русских дружин до Днепра.

В конце 620/1223 г. монголы повернули обратно на восток и направились к границам Волжской Болгарии. По словам Ибн ал-Асира, болгары «в нескольких местах устроили им засады» и, заманив, напали на них с тыла и перебили множество воинов. Уцелевшие монголы через степи современного Казахстана двинулись быстрым маршем на юго-восток и летом 1224 г. достигли верхнего  Иртыша. Там состоялась встреча возвращавшегося из Средней Азии Чингиз-хана с его полководцами Джебе и Субедеем. Воздавая долг их верности, мужеству и военно­му искусству, хан устроил торжественный пир (монг. шилен). Осенью того же года повелитель монголов последо­вал с войском, военачальниками и челядью на восток, в Монголию.

Вместе с Чингиз-ханом в Монголию вернулись все его сыновья, кроме Джучи. Согласно повелению отца, он должен был отправиться с войском, захватить «Ибир-Сибир, Булар, [Западный] Дешт-и Кипчак, Башгурд, Рус и Черкес до Дербенда» и включить их в свои владения. Но Джучи уклонился от выполнения воли Чингиз-хана, что явилось причиной столкновения между отцом и сыном. Выше уже излагалась версия Рашид ад-Дина на этот счет, вот что сообщает по этому поводу перс Джузджани в своем «Табакат-и Насири» (написана в 1260 г.). Джучи настолько полюбил Кипчак, что решил избавить страну от разорения. «Мой отец, Чингиз-хан, потерял рассудок, — сказал он своим приближенным, — так как он губит только земель и изводит столько народу»; потому он, Джучи, хочет убить Чингиз-хана во время охоты. Чагатай, младший брат Джучи, узнав об этом коварном плане, рассказал отцу, который велел тайно отравить Джучи (Джузджани. Т. 2. С. 1101).

Но как мы уже знаем, дело до братоубийства не дошло. Джучи умер естественной смертью в месяце раби ал-аввал 627 г. х. (февраль-март 1227 г.). Преемником Джучи стал его сын Бату. Когда после смерти Чингиз-хана (август 1227 г.), третий сын его, Угедей, воссел на царство (1229-1241), он приказал Бату осуществить то, что было велено когда-то его отцу, Джучи, и отрядил ему в помощь войско во главе с Кукдаем и Субедеем (умер в 1248 г. в возрасте  73 лет).

Тридцатитысячный конный корпус Субедея и Кукдая и отряды Улуса Джучи отправились в прикаспийские степи. Русские летописи датируют этот поход 1229 г. и сообщают, что под натиском монголов половцы (кипчаки) и сакси-ны (хазарское население на нижней Волге) бежали в пре­делы Волжской Болгарии. В 1230 г. войска Улуса Джучи вновь вторглись в степи между Яиком и Волгой. Воен­ные действия в прикаспийских степях продолжались и в 1232-1235 гг., причем передовые отряды монголов прони­кали даже на правобережье Волги.

Однако отдельные успехи, достигнутые монголами в Поволжье путем рейдовых операций, не удовлетворяли Чингизидов. Становилось очевидным, что невозможно до­биться ощутимых результатов в войне с западными сосе­дями, используя военные силы только одного Улуса Джу­чи, хотя бы и усиленные конным корпусом, направленным центральной властью. Напрашивалось решение исполнить волю Чингиз-хана — завоевать северо-западные страны и включить их в состав владений Джучи, что стало общеим­перской задачей, поскольку решение было утверждено на всемонгольском курултае 1235 г.

Согласно Рашид ад-Дину, курултай 1235г. состоялся после возвращения великого хана Угедея в Монголию из похода в Китай. На курултае было решено отправить мно­гочисленное войско «в области кипчаков, русских, булар, маджар, башгирд, асов, в Судак и в те края и все их завое­вать». Поход рассматривался как общеимперское меро­приятие. По «Сокровенному сказанию», все царевичи, а также царевны и зятья ханского рода (гурганы) обязаны были отправить на эту войну своих старших сыновей. При этом на царевича Бури, внука Чагатая, было возложено командование над всеми царевичами, отправленными в западный поход, а на Гуюка, старшего сына Угедей-хана — командование над выступившими в поход частями центрального улуса. Верховное командование монгольской армией было поручено Бату.

Весной 1236 г. царевичи и военачальники отправились в путь каждый из своего становища и осенью в пределах Волжского Болгара соединились «с родом Джучи», а именно: с Бату, Ордой, Шибаном, Тангутом, Тука-Тимуром. По словам Джувайни, от множества войск земля стонала и гудела, а от многочисленности и шума полчищ столбенели дикие звери и хищные животные. По предположительным расчетам современных исследователей, численность войск Бату составляла 120-140 тысяч человек. Поздней осенью 1236 г. объединенные монгольские силы начали завоевание Волжской Болгарии. Сначала монголы штурмом взяли столицу, город Булгар, жителей разрушенного города частью убили, частью пленили, а затем, к весне 1237 г., покорили и все другие области Волжской Булгарии¹¹¹.

После завоевания Волжской Булгарии, судя по рассказам Джувайни и Рашид ад-Дина, монголы разделили свои военные силы: одна часть «занялась войной с мокшей, буртасами и арджанами и в короткое время завла­дела ими», а другая — двинулась в просторы Западного Дешт-и Кипчака на войну с кипчаками и народами Северного Кавказа.

Западные кипчаки оказали отчаянное сопротивление монголам. Как в мусульманских, так и в китайских источни­ках содержится рассказ о кипчакском военачальнике Бачмане из рода олбурлик (елъборили). Известно, что род ельборили был каганским родом. Следовательно, Бачман, которого Джувайни называет просто кипчаком, а Рашид ад-Дин — «тамошним эмиром», был, скорее всего, кипчакским ханом. В источниках Бачман предстает как бесстрашный рубака и удачливый военачальник. Когда весной (или летом) 1237 г. кипчаки потерпели поражение от монголов на берегу Каспийского моря, он спасся от меча и сплотил вокруг себя отряд «кипчакских удальцов». Бачман дейст­вовал умело и наверняка. «Мало-помалу зло от него уси­лилось, смута и беспорядки умножались. Где бы монголь­ские войска ни искали следов его, нигде не находили его, потому что он уходил в другое место и оставался невреди­мым», — пишет Джувайни (Джувайни, изд., Т. 3. С. 10). Узнав, что Бачман со своим отрядом скрывается где-то в лесах на берегу Итиля (Волги), монголы против него двинули двести судов, на каждом из которых находилось по сто воинов, а два отряда пошли облавой по обоим берегам Волги. В одном из итильских лесов они нашли следы откочевавшего утром стана: сломанные повозки, свежий навоз и прочее, а среди всего этого застали боль­ную старуху. От нее узнали, что Бачман перебрался на один из островов, находящийся посреди реки. Немедленно был дан приказ войскам на суднах отправиться на тот остров и захватить Бачмана. Раньше, чем Бачман понял, что произошло, его схватили, а его отряд уничтожили. Пленного Бачмана привели к монгольскому царевичу Мунке, тот приказал брату своему Бучеку разрубить Бач­мана на две части.

Осенью 1237г. все монгольские царевичи, участники западного похода, собрались в одном месте, устроили ку­рултай и, по общему согласию, пошли войною на русских. Походы Бату на Русь и Восточную Европу известны нам только благодаря сообщениям русских и западноевропей­ских летописцев¹¹²; мусульманские историки дают об этом крайне скудные сведения. Вот хронология событий тех военных лет.

В начале зимы 1237 г. монголы подошли к южной границе Рязанского княжества. Рязанское войско двину­лось навстречу им к реке Воронеж. Разыгралось крово­пролитное сражение. Разгромив русские дружины, мон­голы двинулись в глубь Рязанского княжества и захва­тили Белгород и другие города. 21 декабря штурмом взяли Рязань, сожгли город, а жителей его частью перебили, частью увели в полон. В этой войне погиб и рязанский князь Юрий Игоревич.

От Рязани монгольские отряды двинулись вверх по Оке,_и в конце 1237-го или в самом начале 1238 г. подошли к Коломне. Разбив под Коломной объединенную владимирскую рать и разграбив город, монголы направились к Москве, захватили город, сожгли его и выступили в направлении на Владимир. 7 февраля пал Владимир, а особый отряд, посланный Бату, одновременно занял Суздаль. Вскоре были завоеваны Ростов, Углич, Ярославль, Кашин, Тверь, Торжок, Юрьев, Вологда, Кострома и другие города Верхней Волги и междуречья Клязьмы и Волги. К началу марта 1238 г. большая часть Северо-Восточной Руси оказалась под властью монголов.

В середине марта монгольский отряд двинулся по направлению к Новгороду, но, не дойдя километров двухсот до этого города, повернул назад. Тогда же пал город Козельск, оборонявшийся в течение семи недель. Сопротив­ление козельцев сломили только дополнительные силы монголов, подошедшие с Волги. По рассказу русских летописцев, Бату приказал предать смерти всех жителей Козельска, вплоть до грудных младенцев. Князь Василий, по преданию, утонул в крови.

В начале лета 1238 г. монгольские рати двинулись на юг и по дороге в Западный Дешт-и Кипчак захватили и разрушили город Курск. К середине лета армия Бату вышла в Кипчакские степи, и началась затяжная война с кипчаками, аланами и черкесами.

В начале 1239 г. монгольские отряды снова вторглись в область Мордвы и Мурома и опустошили земли по Нижней Клязьме. Весной монголы захватили Переяславль, осенью Чернигов и другие города бассейна Десны и Северского Донца, а на исходе 1239 г. завоевали Крым, вытес, нив оттуда кипчаков. Хан западных кипчаков Котан подался в Венгрию и попросил убежища у короля Белы IV. Король, желая создать венгеро-кипчакский военный союз, согласился на эту просьбу и осенью 1239 г. лично встретил Котана и его сорокатысячную орду на границе и поручил высоким чиновникам расселить кипчаков в Венгрии. С Котаном было заключено соглашение. Однако намерение Белы IV использовать кипчаков в борьбе с монголами не осуществилось. В год монгольского вторжения в Венгрию (1241 г.) хан Котан и его ближайшее окружение пали жертвой заговора венгерских феодалов, а кипчакские вои­ны с домочадцами и скотом подались на Балканы.

В 1240 г. монголы завершили покорение народов Кав­каза и Северного Кавказа, завоевали Южную и Юго-Западную Русь (Киев пал, по одним данным - 19 ноября, по другим — 6 декабря 1240 г.).

В 1241-1242 гг. войска Бату опустошили Польшу, Венг­рию, Словакию, Чехию, Боснию, Сербию, Болгарию и от­туда зимой 1242 г. через Валахию и Молдавию возврати­лись в Поволжье.

С 1243 г. Поволжье стало основным местом пребыва­ния Бату. Главная ставка Улуса Джучи, которая прежде располагалась в районе верхнего Иртыша и оз. Ала-Куль, переместилась на нижнюю Волгу, где образовался мощ­ный центр власти, определивший возникновение и суще­ствование самостоятельного монгольского государства — Золотой Орды.

Завоевания монголов в ходе семилетнего похода (1236-1242) изменили ситуацию в регионе. Перестало существо­вать государство волжских болгар, погибла династия за­падных кипчаков, исчезли многие другие самостоятель­ные владения, царствующие фамилии, и впервые в истории все пространство Великой Степи от Иртыша на востоке до Дуная на западе целиком оказалось в составе владений одной династии — династии Джучидов. Северными ру­бежами владений Джучидов теперь являлись г. Булгар и область Башгырд; южный рубеж на Кавказе составляли Железные Ворота (г. Дербент в Дагестане); юго-восточ­ная территория Улуса Джучи включала всю местность от верхнего Иртыша к оз. Ала-Куль и дальше по югу оз. Бал­хаш (Кокче-Тенгиз) к Сырдарье. Оттуда граница тянулась через район среднего течения Сырдарьи южнее Аральского моря, захватывая Северный Хорезм с Ургенчем, плато Устюрт и Мангышлак¹¹³.

Русские князья и их послы, представители духовенства и русские купцы совершали путешествия в Монголию, в Каракорум, ко двору великих ханов, а много русских пленных жило в городах Золотой Орды¹¹⁴. Тем не менее, как отметил В. В. Бартольд, в русской литературе нет ни одного описания путей в Монголию и Китай, никаких сведений о дворе монгольских великих ханов, об устройстве Монгольской империи и т. п. В Золотой Орде русские часто бывали в обеих столицах, Сараях, и в ханских ставках, сопровождая владыку при перекочевках; однако в аутентичных русских источниках сведения даже о Джучиевом  улусе и Джучидах крайне скудны и «не могут выдержать никакого сравнения со сведениями западноевропейских и мусульманских путешественников»¹¹⁵.

Бату, первый правитель Улуса Джучи, после смерти своих дядей Угедея и Чагатая, считался, по выражению Джувейни, «всем царевичам старшой (ака)», пользовался наибольшим авторитетом и обладал даже некоторыми правами государя. Тем не менее он до конца своей жизни оставался вторым после великого хана человеком в Монгольской империи и не стал главой самостоятельного государства. Как при правлении Бату, так и при первых преемниках его (Сартак, Улагчи, Берке) Улус Джучи составлял лишь одну из частей обширной Монгольской империи  с центральным правительством в Каракоруме (Монголия). Политическую самостоятельность Джучиды обрели только в годы правления внука Бату Менгу-Тимура (1267-1280):он первым из правителей Улуса Джучи стал чеканить монеты от своего имени с титулом «правосудный великий хан» и выдавать ярлыки (повеление), в частности, русскому духовенству (ярлык датирован августом 1267 г.). Таким образом, с конца шестидесятых годов XIII в. Улус Джучи отделяется от общеимперского центра и становится самостоятельным государством. Для обозначения новогомонгольского государства в сочинениях мусульманских авторов и текстах официальных документов средневековья употребляются различные слова и словосочетания. Вот неполный их перечень: Улус Джучи, Дешт-и Кипчак, Кипчак, Дом Бату, Страна Берке, Дом Берке, Улуг улус, Северное царство, Токмак, Токмакский улус, Монгольское государство, Узбеково государство, Узбекский улус. В исследо­вательской литературе оно известно под именем Золотой Орды.

Принято считать, что словосочетание «Золотая Орда» перешло в научную литературу из русских летописей и имеет позднее происхождение. На Руси новое монгольское государство с центром в Нижнем Поволжье долгое время не имело какого-либо специального названия, и вместо него в русских летописях употреблялись выражения типа: в татары, из татар, к Батыю и т. п. С конца XIII в. на смену этим выражениям приходит наименование Орда, которое прочно утверждается во всех русских официаль­ных документах и летописях в XIV в. Название Золотая Орда (формы Златая Орда и Великая Орда Златая) в рус­ских источниках зафиксировано лишь во второй половине XVI в., когда основанное Джучидами в XIII в. с центром в Поволжье государство уже полностью распалось. Следует особо отметить, что в русских источниках выражение «Златая Орда» употребляется только в значении части Улу­са Джучи; лишь в исследовательской литературе понятие «Золотая Орда» — синоним государства потомков Джучи в целом.

Происхождение названия «Золотая Орда», по мнению ряда исследователей¹¹⁶, находится в прямой связи с хан­ской ставкой, а точнее, с богато украшенной золотом и дорогими материалами парадной юртой монгольского пра­вителя. Действительно, присвоение названия «Золотая Орда», «Золотой шатер» царской ставке было явлением ординарным в эпоху средневековья. Так, к примеру, у арабского путешественника IX в. Тамима ибн Бахра мы находим описание «золотого шатра» правителя страны древних уйгуров. А вот несколько случаев употребления термина «Золотая Орда» в мусульманских и европейских источниках ХШ-ХIV вв. при описании событий в Монгольской империи.

Рашид ад-Дин, рассказывая о возвращении Чингиз-хана в 1224 г. из Средней Азии в Монголию, указывает, что когда он достиг местности Бука-Суджигу, то приказал разбить (устроить) Урду-и заррин-и бузург, т. е. «Большую, или Великую, Золотую Орду» (Рашид ад-Дин. Т. 1. Кн. 2. С. 230). Сообщает Рашид ад-Дин и о том, что в местности Карчаган, в одном дне пути от Каракорума, столицы Монгольской империи, для великого хана Угедея «разбили такой большой шатер, что в нем помещалась тысяча человек, и этот шатер никогда не убирали. Скрепы его были золотые, внутренность его была обтянута тканями; его называли Сира Урду - „Золотая Орда", „Золотая ставка"» (Рашид ад-Дин. Т. 2. С. 41).

В «Хэй-да ши-люэ» («Заметках о черных татарах») - китайском источнике XIII в., описывающем быт и нравы монголов, также сообщается о «золотом шатре» (цзинь-чжан). Согласно этому источнику, золотой шатер Угедей-хана представлял собою огромное сооружение, которое вмещало несколько сот человек и устанавливалось по приказу хана в особо торжественных случаях. Ее называли «золотым шатром», потому, поясняет Пэн Да-я, что столбы и порог в юрте были обернуты золотом («стойки внутри сделаны из золота. Поэтому [шатер] называется золотым»). Когда южносунский дипломат Сюй Тин в 1236 г. «прибыл в степи, [черные татары] поставили золотой шатер. [Я] думаю, - пишет Сюй Тин, - что они поставили его, чтобы показать свое великолепие, потому что прибыл к ним посол, лично посланный императором нашей династии. <...> Его сделали из больших [кусков] войлока, которые [катают] в степях. [Этот] шатер покрыт войлоком сверху донизу. Посередине [купола сверху] в связанных ивовых прутьях [на которых держится войлок] оставлено отверстие для света. [Войлок на каркасе из ивы] затягивается более чем тысячью веревок. [У шатра только] одна дверь. Порог и стойки все облицованы золотом, потому-то [шатер] и называется [золотым]  Внутри [этого шатра] вмещается несколько сот человек Кресло, в котором восседает татарский правитель в [этом]  шатре, — как сиденье проповедника в буддийском монастыре и так же украшено золотом. Жены императора восседают в порядке, в зависимости от степеней» (Хэй-да  ши-люэ, с. 138).

В этой связи интересен рассказ, содержащийся в отчете францисканца Иоанна де Плано Карпини, где он описы­вает золотой шатер Гуюка. «Там, на красивой равнине, возле ручья меж гор, был приготовлен шатер, который именуется у них Золотой Ордой. Там Куйук должен был быть возведен на престол в день Успения Владычицы нашей, но из-за выпавшего града, о котором говорилось выше, все было отложено. Шатер же этот был поставлен на столбах, покрытых золотыми пластинами, и скреплен­ных с другими деревянными частями золотыми гвоздями. И сверху шатер был покрыт балдакином, [устилавшим] внутренние стены, а снаружи были другие ткани» (LТ, IX. 32)* (* ubi erat in quadam pulchra planitie, iuxta quemdam rivum inter monies, aliud tentorium preparatum, quod apud ipsos orda aurea appellatur, ubi [Cuyuc] debebat poni in sede in die Assumptionis Domine nostre; sed propter grandinem que cecidit, de qua dictum est supra, fuit dilatum. Tentorium autem illud erat positum in columnis, que aureis laminis erant tecte, et clavis aureis cum aliis lignis erant affixe et de baldachino erat tectum superius et [interius] parietum, sed exterius alii erant panni (LT, IX. 32).). Брат Иоанн отмечает, что ставка монгольского хана «именуется ими Сира Орда»; sira orda — тюрк.-монг. «зо­лотая орда».

Не имеем ли мы во всех трех вышеприведенных расска­зах описание одного и того же большого парадного цар­ского шатра, называемого у монголов Золотой Ордой и возведенного в первом случае в ставке Чингиз-хана, в другом — Угедей-хана, в третьем — в ставке Гуюк-хана?

Понятно, что монгольский улусный правитель, став самостоятельным государем независимого владения, стремился обзавестись собственным парадным шатром, своей «Золотой Ордой». И действительно, в источниках (Рашид ад-Дин, Вассаф, Ибн Баттута) мы находим упоминание и даже описание Золотой Орды (по-персидски Урду-и заррин) Чингизида Шаха, которая располагалась в долине Таласа (Юго-Западный Казахстан), Хулагуида Газан-хана (правил в Иране в 1295-1304 гг.), Джучида Узбек-хана (правил в 1313-1341 гг.). Вот описание парадного шатра золотоордынского хана Мухаммада Узбека, которое дает арабский путешественник XIV в. Ибн Баттута. Когда Узбек-хан в пути и живет в кочевой ставке, пишет наш автор, «он садится в шатер, называемый Золотым шатром, разукрашенный и диковинный. Он состоит из деревянных прутьев, обтянутых золотыми листками. Посередине его деревянный престол, обложенный серебрянными позолоченными листками; ножки его из чистого серебра, а верх усыпан драгоценными камнями» (СМИЗО. Т.1. С. 290). Судьба диковинного Золотого шатра Узбек-на — несчастна: по словам хорезмийского сказителя ХVI в. Утемиша-хаджжи, при Хызр-хане (правил в Золотой Орде в 1360-1361 гг.) шатер был разломан и поделен между приближенными хана (Чингиз-наме, с. 112). Интересно, что государство Золотая Орда в китайских источниках именовалась Цзинъ чжан кань — Ханство Золотая Юрта¹¹⁷.

Словом, термин «Золотая Орда» — достаточно древний: так называлась у монголов царская кочевая ставка, точнее, роскошный парадный шатер основателя монгольской династии Чингиз-хана, его первых преемников на каракорумском престоле, а затем и ставка (орда) улусных ханов — Чингизидов. Словосочетание «Золотая Орда» для обозначения части государства потомков Джучи фиксируется лишь в русских источниках и только начиная со второй половины XVI в., когда самого Золотоордынского государства уже не существовало.

Вполне вероятно, что словосочетания «Золотая Орда» и «Великая Орда Златая» поздних русских источников связаны с более ранними восточными терминами Сыра Орда («Золотая Орда») и Урду-и Заррин-и бузург («Большая, или Великая, Золотая Орда») или даже являются калькой этих восточных терминов. В связи с этим хочется напомнить, что в русских источниках ХУ1-ХУП вв. выражение «Золотая Орда» встречается не только в значении части государства потомков Джучи, но также и ханской резиденции. Насколько известно, понятие «Золотая Орда» как название Улуса Джучи в целом прочно утвердилось на страницах исторических трудов лишь с XIX столетия.

Первый правитель Улуса Джучи Бату явился и первым его устроителем; при нем и при его брате Берке (правил в 1257-1266 гг.) были заложены основные общегосударственные устои, сохранившиеся и при последующих пра­вителях. В состав владений потомков Джучи входили и кочевые и оседлые народы, к тому же говорившие на разных языках, находившиеся на разных ступенях культу­ры и исповедовавшие разные религии. Сближение с куль­турными народами и постепенное приобщение военно-кочевой знати во главе с Чингизидами к мусульманским традициям не изменили основных начал государственного строя Улуса Джучи. Государство потомков Джучи, несмот­ря на значительную пестроту экономических условий, по политическому устройству представляло собой типичное кочевое государство, разделенное на улусы, дробившиеся, в свою очередь, на более мелкие уделы-владения.

Улусная система — это известная норма родовых отно­шений. Поскольку государство кочевников рассматрива­лось в качестве собственности всей царствующей дина­стии, то каждый достигший зрелого возраста царевич получал эль (иль) — определенное количество кочевых орд, обязанных поставлять военные отряды, а также про­странство земли (йурт, вилайет), достаточное для их ко­чевания. Наряду с этим каждый взрослый монгольский царевич претендовал на получение инджу (так в ранних источниках, в более поздних мусульманских источниках — мал) — определенное количество ремесленников и определенный земледельческий район из общей территории государства, доходы с которого служили для удовлетворения  его двора и войска.

Обстоятельства выделения улусов (т. е. эля и йурта) первым Джучидам в Золотоордынском государстве в ранних мусульманских источниках не получили достаточно полного отражения. Сведения о выделении улусов потомкам Джучи мы находим у Махмуда ибн Вали и Абу-л-Гази, писавших в XVII в. и, по-видимому, пользовавшихся какими-то не дошедшими до нас или пока еще не обнаружен­ии источниками.

По словам Абу-л-Гази, Бату после возвращения из похода в Восточную Евроау сказал своему брату Орде, по прозванию Эджен (Ичен): «В этом походе ты содействовал  окончанию нашего дела, поэтому тебе отдается народ, состоящий из десяти тысяч семейств, и земли в том месте, где жил отец твой», т. е. в районе верхнего Иртыша и оз. Ала-Куль (Абу-л-Гази, изд., Т. 1. С. 181). Замечательно, что известия Абу-л-Гази, мусульманского автора XVII в., находятся в согласии со словами современника Орды и Бату — францисканца Иоанна де Плано Карпини. Во время путешествия западного посланника в Монголию в 1246 г. старший сын Джучи, Орда, жил в районе верхнего Иртыша и оз. Ала-Куль.

Земли между владениями самого Бату и уделом Орды были пожалованы другому сыну Джучи, Шибану (Сибану, как называет его Иоанн де Плано Карпини), с тем чтобы он проводил лето к востоку от Яика, на берегах Иргиза, Ори, Илека до гор Урала, зиму - в Каракуме, Аракуме, на берегах Сырдарьи и при устьях Чу и Сары-Су. Под власть Шибана Бату отдал народ, состоявший из 15 тысяч семейств (Абу-л-Гази, изд., Т. 1. С. 181).

По словам Махмуда ибн Вали, автора капитального исторического труда под названием «Бахр ал-асрар фи манакиб ал-ахйар» («Море тайн относительно доблестей благородных»), Бату, особо отметив заслуги другого своего брата, Тукай-Тимура, во время семилетнего поход (1236-1242), выделил ему определенное количество кочевых орд, а в качестве йурта пожаловал вилайет (область асов и Мангышлак; в другом месте «Бахр ал-асрар» говорится о том, что потомки Тукай-Тимура, «согласно Бату», осуществляли власть также над Хаджжи-Тарханом (Астрахань) (Махмуд ибн Вали. Т. 6. Ч. 4, л. За, 256).

Из европейских источников самые подробные известия об улусных владениях в государстве Джучидов содержатся в описании путешествия Иоанна де Плано Карпини. Г. А. Федоров-Давыдов и В. Л. Егоров, основываясь на со-общении брата Иоанна и дополняя его данными других источников, реконструировали членение Золотоордынского государства в XIII в. на наиболее крупные улусы-владе­ния¹¹⁸. Вот их перечень с некоторыми дополнениями по материалам восточных источников.

1. Во время путешествия Иоанна де Плано Карпини н 1246 г. в самой восточной части Улуса Джучи, в вер­ховьях Иртыша и оз. Ала-Куль, жил старший сын Джу­чи, Орда.

2. Область между реками Или и Сырдарьей, а также тер­ритория нынешнего Центрального и Северного Ка­захстана принадлежала другому сыну Джучи, Шибану; после смерти Шибана улусом управлял его сын Ба­хадур. В годы его правления улусом область между Или и средним и нижним течением Сырдарьи с го­родами Отрар, Сыгнак, Дженд, Сайрам перешла в ру-. ки потомков Орды и стала политическим центром их улуса.

3. Северный Хорезм с Ургенчем (нижняя Амударья) со­ставлял особую территорию Улуса Джучи. Однако име­на его первых владетелей неизвестны. При Узбек-хане (1313-1341), согласно известиям арабских авторов, там правил в качестве наместника золотоордынского хана «великий эмир» Кутлуг-Тимур, «сын тетки по матери» Узбек-хана.

4. Мангышлак, Хаджжи-Тархан (Астрахань) и область асов на Северном Кавказе входили в состав владений Тукай-Тимура, сына Джучи, и его потомков.

5. Вдоль левого берега р. Яик (Урал) располагался улус другого Джучида, имя которого неизвестно.

6. Земли по правому берегу Яика также являлись тогда отдельным улусом; имя его правителя осталось неиз­вестным.

7. Поволжские степи были территорией, составлявшей  собственные кочевые владения правителя Улуса Джучи. При этом каждый раз царевич, провозглашенный ханом, сохранял в своих руках свой прежний улус.

8. При жизни Бату в степях Северного Кавказа, вдоль западного побережья Каспия до Железных Ворот, находились владения его брата Берке.

9. В степях между Волгой и Доном располагался улус старшего сына Бату, Сартака.

10. Имя первого владетеля Крыма неизвестно. В начале шестидесятых годов XIII в., при правлении Берке, всем степным Крымом распоряжался темник Тук-Буга. По словам Махмуда ибн Вали, Менгу-Тимур (1267-1280) в самом начале своего правления пожаловал вилайет Крым и Кафу сыну Тукай-Тимура, Узан (Уран)-Тимуру (Махмуд ибн Вали. Т. 6. Ч. 3, л. 108аб).

11. Территория вдоль правого берега Дона составляла улус Картана, мужа сестры Бату.

12. Земли вдоль левобережья Дона, согласно Иоанну де Плано Карпини, занимал Моуцы, лат. Моuсу (ЦТ, V. 21); родословие его неизвестно. По предположению П. О. Рыкина, это *Ма'uсi (Муджи Яя, по Рашид ад-Дину), второй сын Чагатая (см.: Рашид ад-Дин. Т. II. С. 88). Источник приведенной у Рашид ад-Дина фор­мы Муджи Яя Амбис реконструирует как парное сло­восочетание Мосi-*Yаbа, первый компонент которо­го — монгольское слово moci 'плотник'¹¹⁹. Наличие ди­фтонга в форме Моису свидетельствует в пользу ее производности от среднемонг. mа'u 'плохой'. Что же касается второго компонента имени Муджи Яя, то в нем можно усматривать монгольский термин родства  jе'е 'ребенок дочери; ребенок брата матери'. Данное отождествление предлагается лишь на гипотетической основе¹²⁰.

13. Земли, прилегающие к Днепру, в 1246 г. принадлежали Корейце. Иоанн де Плано Карпини отметил в свосл. донесении, что по положению Моуцы «выше Коренцы». В донесении брата Бенедикта он назван Хорамка; лат. Сhогаncа, вар. Сhоrаnzа (НТ, §23), в реляции брата Бенедикта — Сиreniza; монг. Qurumsi, Куремса, третий сын Орду (см.: Рашид ад-Дин. Т. П. С. 66, 70). В русских летописях он известен как Коуремес (ПСРЛ. Т. П. Стб. 806). Улус Куремсы располагался в западной части владений Бату, соприкасаясь с территорией рус­ских княжеств.

14. Имя первого владетеля самого западного улуса, лежав­шего за Днестром, неизвестно. В последней четверти XIII в. этой территорией владел царевич Ногай (Нокай), сын Татара, сына Бувала, седьмого сына Джучи от наложницы Карачин-хатун.

Границы между улусами были определены в самых об­щих чертах. В каждый данный исторический период, в зависимости от политической ситуации, они то сужались, то, наоборот, расширялись. Вопрос о распределении улу­сов, изменении границ улусов обычно решался на курул­тае царевичей и знати. Право ограничения территории улуса и даже право отчуждения и передачи улуса другому лицу принадлежало также государю, если, конечно, он был достаточно силен и авторитетен. Одной из ранних фикса­ций этого права в Улусе Джучи является следующий при­мер. По свидетельству Вильгельма де Рубрука, осенью 1253 г. Бату отобрал у своего младшего брата Берке улус, который находился в «направлении к Железным Воротам (Дербент), где лежит путь всех сарацинов, едущих из Пер­сии и из Турции», и «приказал ему, чтобы он передвинулся с того места за Этилию (Волгу) к востоку, не желая, чтобы послы сарацинов проезжали через его владения, так как залось Бату убыточным».

Золотая Орда, как кочевническое государство, делилась на три военно-административных округа: правое крыло (бараунгар), левое крыло (джунгар) и центр (гол, кул). Территориально центр составлял личный домен правителя улуса Джучи, а именно: Поволжье, а также степи вдоль западного побережья Каспийского моря до Железных Ворот, которые, как уже говорилось, в 1253 г. Бату отобрал у своего брата Берке и присоединил к своим личным владениям, т. е. к территории центра. По мнению ряда исследователей (М. П. Сафаргалиев, Г. А. Федоров-Давыдов, В. Л. Егоров и др.), именно с делением Улуса Джучи на правое и левое крыло связано образование широко известных в истории государства потомков Джучи орд Белой и Синей (по терминологии мусульманских источников, соответственно, Ак-Орда и Кок-Орда).

Правое крыло составляли владения младшего сводного брата Бату Шибана, а также других Джучидов, улусы которых находились к западу от Яика (р. Урал); территория Джучидов правого крыла простиралась, таким образом, от Дуная — на западе до среднего Иртыша — на востоке и  получила название Ак-Орда, т.е. Белая Орда. Согласно Рашид ад-Дину, правым крылом Улуса Джучи ведал сам  лично Бату; а после него, вероятно, другие правители Улуса Джучи.

Левое крыло составляли владения пяти сыновей Джучи — Орды, Удура, Тукай-Тимура, Шингкума, Сингкума; главой этого крыла был старший сын Джучи, Орда, а потом его потомки. Территория царевичей левого крыла Улуса Джучи простиралась от верховьев Иртыша и Тарбагатая — на востоке современного Казахстана (через Се­верное Семиречье, среднюю Сырдарью и нижнюю Амударью) к плато Мангышлак — на западе и называлась Кок-Ордой, т. е. Синей Ордой.

Обращает на себя внимание тот факт, что при номинации этих владений употреблены тюркские прилагательные кок (синий), ак (белый) и тюрко-монгольское слово орда (собственно: урда, урду — стан, лагерь, кочевая ставка предводителя, ханский шатер, двор хана). Факт любопыт  ный, но не единичный. По словам историка XIII в. Джувайни, орда второго сына Чингиз-хана Чагатая и его потомков находилась к югу от р. Или, в Кульджинском крае,  в местности Куяш, и называлась Улуг-Иф (по-тюркски —  «Большой, или Великий, Дом») (Джувайни, изд., Т. 2. С. 241, 242, 272, 273).

Происхождение названий владений царевичей правого крыла (Ак-Орды) и левого крыла (Кок-Орды) Улуса Джучи, по мнению ряда исследователей, связано с символиче­скими значениями прилагательных, обозначающих цвет. Часто цветовые эпитеты ак (белый), кара (черный), кок (синий) означали на Востоке не только цвет, но и сто­роны света. В частности, ак означал запад, кок — восток. В применении же к административно-территориальному делению Улуса Джучи эпитеты кок и ак, как полагают, служили, соответственно, для обозначения Восточной Ор­ды (Кок-Орды) — владения Джучидов левого крыла и Западной Орды (Ак-Орды) — владения царевичей правого крыла Улуса Джучи.

По мнению других исследователей, происхождение на­званий орд — Западной — Ак-Орды и Восточной — Кок-Орды — вполне могло быть связано с названиями кочевых резиденций (орд) первых предводителей правого и левого крыльев Улуса Джучи — царевича Бату и его старшего брата Орда-Эджена (Ичена). Согласно Рашид ад-Дину, орда Джучи располагалась «в пределах Иртыша», а точ­нее, в верховьях Иртыша, в районе оз. Ала-Куль. По Абу-л-Гази, местонахождение орды-двора Джучи называлось Кок-Ордой. При перераспределении улусов Джучидами после обширных завоеваний в ходе семилетнего похода Бату на запад, именно эта, самая восточная часть владе­ний Джучидов перешла к старшему сыну Джучи, Орде. Известно, что войска и владения царевичей левого крыла Улуса Джучи (Восточной Орды) находились под ведением Орды, а после него — его потомков. Во второй половине ХIII в. резиденция левого крыла была перенесена в район Сырдарьи. Судя по всему, уже при Орде (ум. между 1246-1251) или первых его преемниках термин Кок-Орда стал обозначением владений всех царевичей левого крыла Джучиева Улуса, т. е. Восточной Орды. Очень показателен в этом смысле факт, приводимый автором генеалогического сочинения «Муизз ал-ансаб»¹²¹. По его словам, «сыновей и родственников (фарзандан ва урук) Орды называют [царевичами] Синей Орды (Кок-Орда)» (Муизз ал-ансаб, л. 186).

Очевидно, орда-ставка царевича Бату в приволжских степях также имела свое особое название. Скорее всего, она называлась Ак-Ордой (Белой Ордой), что, однако, не зафиксировано средневековыми авторами, как, впрочем, и многие другие факты жизни Золотоордынского государства; уже при Бату или при его первых преемниках словосочетание «Ак-Орда» стало обозначением владений царевичей правого крыла Улуса Джучи, т. е. Западной Орды.

Ныне, после исследований Г. А. Федорова- Давыдова, можно считать установленным, что в Золотой Орде было несколько бараунгаров и джунгаров¹²². В частности, правое крыло Улуса Джучи (Ак-Орда), в свою очередь, имело внутреннее деление на правое и левое крыло. По арабским источникам, при Менгу-Тимуре (1267-1280) начальником левого крыла Ак-Орды был Маву, начальником правого крыла — Тайра; в начале XV в. старшим эмиром правого крыла был Текина, а левого крыла — Едиге (Идику) (СМИЗО.Т. 1. С. 67, 553). Примерные границы между двумя крыльями Западной Орды, по мнению Г. А. Федорова- Давыдова¹²³, проходили «в районе Дона», а по мнению В. Л. Егорова, скорее всего, в районе р. Яик (Урал)124. В ХIV в. вся территория Золотой Орды была разделена на четыре крупные административные единицы — улусы (По­волжье, Хорезм, Крым, Дешт-и Кипчак), во главе которых стояли наместники хана — улусбеки, и на 70 областей — мелких орд, во главе которых находились эмиры-темники.

Особые административные единицы представляли золотоордынские города во главе с градоначальниками; соглась исследованию В. Л. Егорова, к середине XIV в., когда государство потомков Джучи достигло наивысшего расцвета, число только крупных золотоордынских городов превышало двадцать¹²⁵.

Главой Золотоордынского государства был хан, избиравшийся на курултае из потомков Джучи, старшего сына Чингиз-хана; но никакого голосования не было. Как неоднократно отмечал В. В. Бартольд, правильные выборы с собиранием голосов и т. п. совершенно неизвестны кочевникам. Обсуждение и признание прав подходящего канди­дата на престол осуществлялось на сходках царевичей заранее, еще до начала курултая. На курултае царевичи и высшая знать провозглашали имя реального претендента, участники церемонии приносили присягу и возводили хана на престол. В церемонию был включен традицион­ный обряд, когда хана трижды поднимали на белом вой­локе. Этот обряд был хорошо известен подданным хана, о чем красноречиво свидетельствует рассказ баварского солдата Иоганна Шильтбергера. Шильтбергер в 1402 г. попал в плен к эмиру Тимуру (правил в Средней Азии в 1370-1405 гг.), затем служил потомкам Тимура в бывшем Чагатайском улусе и после многолетних скитаний смог возвратиться в Европу только в 1427 г. По его сведениям, провозглашение хана происходило так: «При избрании короля они сажают его на белый войлок и три раза приподнимают. Затем носят его вокруг палатки, сажают на престол и дают ему в руки золотой меч; после чего он должен присягнуть по их правилам» (Шильтбергер, с. 55).

В системе внутреннего управления Золотой Ордой важ­ное место занимал административно-чиновничий аппарат, представленный служилыми людьми, а также военно-ко­чевой знатью¹²⁶. Для непосредственного руководства ар­мией и внутренними делами государства были учреждены особые должности, и хан из потомков Джучи обычно, «не входя в подробности обстоятельств», «довольствовался тем, что ему доносили, но не доискивался частностей относительно взимания и расходования» (СМИЗО. Т. 1. С. 230). Всеми военными делами от имени хана заведовал беклярбек (бек над беками), а главой гражданской власти являлся везир.

Центральный орган исполнительной власти — диван — имел в своем подчинении финансовые, налоговые и другие ведомства; в диване были секретари, которые называ­лись битикчи.

В энциклопедии египетского ученого ал-Калкашанди (1355-1418) имеется описание Золотой Орды, где отдельный раздел посвящен управлению. «Передают, что управление в этом государстве делами воинскими и гражданскими [в общем] такое же, как в государстве Ирака и Ирана. Оно основано на [определенном] числе эмиров, законов и служащих. Однако у эмира улуса и везира в [Дешт-и Кипчаке] нет такого права распоряжаться [по своему усмотрению], как у эмира улуса и везира в том государстве. Так же как у султана этого государства нет ничего похожего на то, что есть у того султана по части доходов, податей и числа городов и селений. Так же жители этого государства не следуют, подобно [жителям] того, установлениям халифов. А жены этих ханов принимают участие в управлении. И повеления исходят также и от их имени, как у тех, и; [даже] более того. Исключение составляла разве что Багдад-хатун, дочь Чобана и жена Абу Са'ида Бахадира ибн Худабанда, потому что не было того, кто смог бы не под­чиниться ее повелению. Говорит утверждающий решения аш-Шихаби ибн Фадлалла: я познакомился со многими документами, исходившими от владык этой страны со времен Берке и позже. В них писалось: „Мнения [ханских]  жен и эмиров сошлись на следующем" - и тому подобное. Передают со слов почтенного Зейн ад-дина ал-'Умари ибн Мусафира, а он поведал про Узбек-хана, султана этого государства в дни [правления] ан-Насира Мухаммада ибн Кала'уна. Он [Узбек] обращал внимание на дела своего государства только в их совокупности, не вникая в детали всех обстоятельств. Он довольствовался тем, что ему доносили, и не рассматривал разные частности относительно взимания и расходования» (ал-Калкашанди, с. 299).

Появление развитого чиновничьего аппарата, приоб­щение военно-кочевой знати к государственным и административным делам содействовало оттеснению некото­рых потерявших свое значение в новых условиях кочевни­ческих обычаев и традиций, но не изменило в целом военно-кочевого характера Золотоордынского государ­ства. Очень показателен в этом смысле факт существо­вания в государстве потомков Джучи системы двух рези­денций.

Первоначально столицей Золотой Орды являлся город, основанный царевичем Бату в начале пятидесятых годов XIII в. на левом берегу Ахтубы, на нижней Волге, и носив­ший имя Сарай (Дворец). В начале тридцатых годов XIV в. ханом Узбеком был основан Сарай ал-Джадид (Новый Сарай), куда и была перенесена столица Золотоордынско­го государства (в 1395г. город был разрушен войсками Тимура; остатки города находятся у села Царев Волгоград­ской области). Однако Сарай и Сарай ал-Джадид не явля­лись постоянными резиденциями золотоордынских ханов. В Золотой Орде со времени первых ее правителей — Бату и его брата Берке — утвердилась система двух резиденций: город Сарай (а затем Сарай ал-Джадид) служил центром городской жизни и торговли, а центром политической жизни страны была Орда — кочевая резиденция хана, куда приезжали за инвеститурой, где выдавались ярлыки и где было сосредоточено управление государством¹²⁷. Такое по­ложение сохранялось вплоть до распада Золотой Орды в XV в.  Вот что сообщает о Золотой Орде, например, Иоганн Шильтбергер в своей книге: «Был я также в Золо­той Татарии, где жители из хлебных растений сеют одно только просо. Вообще они не едят хлеба и не пьют вина, которое у них заменяется молоком лошадиным и верб­люжьим. Они питаются мясом этих животных. Нужно заметить, что в этой стране король и вельможи кочуют летом и зимой с женами, детьми и стадами своими, перевозя все свое прочее добро и странствуя по этой совершенно ровной стране от одного пастбища к другому» (Шильтбергер, с.55).

Глава 7

РАСПАД ЗОЛОТОЙ ОРДЫ И ЕЕ НАСЛЕДНИКИ

По обширности территории Золотая Орда была крупнейшим государственным образованием средневековья. В состав государства потомков Джучи входила вся Великая  Степь от Дуная — на западе до Иртыша — на востоке; всё государство (Улуг Улус, т. е. «Великий Улус») делилось на два крыла — левое (Кок-Орда) и правое (Ак-Орда) и на множество более мелких уделов-владений, также называвшихся улусами или ордами. Золотоордынскому хану подчинялись владения всех царевичей из дома Джучи; но это подчинение не всегда имело действительное значение. В частности, потомки Орды, старшего сына Джучи, правители Кок-Орды (Восточной Орды) лишь номинально признавали над собою власть хана, сидевшего в Сарае. «С самого начала не бывало случая, — говорится в „Сборнике летописей" Рашид ад-Дина (сочинение написано между 1300-1307 гг.), — чтобы кто-либо из рода Орды, занимавший его место, поехал к ханам рода Бату, так как они отдалены друг от друга, а также являются независи­мыми государями своего улуса. Но у них было такое обык­новение, чтобы своим государем и правителем считать того, кто является заместителем Бату, и имена их они пишут  вверху своих ярлыков» (Рашид ад-Дин. Т. 2. С. 66).

Номинально правители Кок-Орды с центром в г. Сыгнаке, на Сырдарье, демонстрировали ханам Золотой Орды политическую лояльность и в первой половине XIV в. На­сколько известно, за это время лишь однажды, при Мубарак-Ходже, правителем Кок-Орды была предпринята попытка стать самостоятельным государем: он позволил себе чеканить монеты в 728/1327-1328 г., 729/1328-1329 г. в Сыгнаке с титулом: «Султан правосудный Мубарак Хо[джа] да продлит Бог царство его».

Чеканка монеты, являвшаяся в ту эпоху прерогативой суверенного правителя, не могла не встретить протеста со стороны хана Золотой Орды, считавшегося верховным главой всего Джучиева Улуса. Стремление золотоордынского хана Узбека (1313-1341) вернуть потомков Орды к преж­ней вассальной зависимости и противодействие послед­них, в поисках политической самостоятельности, вызвали смуту (булгак), которая, по словам Муин ад-Дина Натанзи, тимуридского автора начала XV в., «до сих пор известна в Дешт-и Кипчаке». В этой борьбе правитель Кок-Орды Мубарак-Ходжа потерпел поражение от золотоордынского хана, бежал и несколько лет скитался в краях и странах кыргызов и Алтая, пока не погиб там.

Здесь следует сделать несколько замечаний о Джучиде Узбек-хане. Г. А. Федоров-Давыдов, В. П. Юдин, В. Л. Его­ров говорят о незаконном захвате верховной власти Узбек-ханом и прямо называют его «узурпатором». Определе­ние, конечно, очень эффектное, однако оно не только не­верно по сути, но даже постановка подобного вопроса по отношению к Чингизиду неправомерна.

Дело в том, что, согласно концепции верховной власти средневековых монголов, право на царство имел любой представитель «золотого рода» Чингиз-хана, если он бу­дет признан большинством алтан уруга достойнейшим по своим качествам и утвержден на курултае царевичей и высшей аристократии. Далее. Как в самой Монгольской империи, так и в улусах-государствах, образованных после ее распада, существовало несколько (4-5) порядков пре­емства верховной власти, причем каждый из них призна­вался политической традицией правильным и вопрос о предпочтении того или иного из порядков решался всякий раз с учетом конкретных обстоятельств. Поэтому, как справедливо заметил В. В. Бартольд, обсуждение вопроса о том, какой из Чингизидов в том или другом случае имел больше прав на престол и было ли избрание того или другого хана законным, не является корректным.

В.П. Юдин, интерпретируя известия легендарного характера из «Чингиз-наме» Утемиша-хаджжи, хивинского сказителя XVI в., называет Узбек-хана «лжечингизидом».  Однако такое утверждение противоречит всей поныне установленной истории Золотой Орды. Согласно древнемонгольской концепции власти, любой нечингизид, претендующий на сан хана, признавался не просто обычным государственным преступником, а мятежником против воли Вечного Неба и подлежал немедленной казни, и это правило действовало неукоснительно во времена Узбек-хана. Далее. Генеалогия Узбек-хана хорошо известна нам по надежному источнику — «Сборнику летописей» Рашид ад-Дина; причем она подтверждается как известиями арабских послов в Золотую Орду и путешественников XIV в., так и тимуридских авторов XV столетия. Вот родословие ек-хана в передаче Рашид ад-Дина, современника хана: Узбек-хан — сын Тогрылча, девятого сына Мунка-Тимура, второго сына Тукана, второго сына Бату, второго сына Джучи, первого сына Чингиз-хана (Рашид ад-Дин. Т. 2. С.72-73).

Узбек-хан владел монгольским и тюркским языками. Мусульманские авторы характеризуют его как человека красивой наружности, прекрасного нрава, отличавшегося доблестью и отвагой, соединенными с проницательностью, почтительным отношением к законам и постановлениям Чингиз-хана (йаса ва йусун).

 Приход к власти молодого царевича Узбека был подго­товлен теми кругами Чингизидов и тюрко-монгольской кочевой аристократии, которые стояли за исламизацию и дентрализацию государства. Узбек-хан оправдал их наде­жды вполне. Не вдаваясь в подробности, отметим здесь лишь три обстоятельства времени правления Узбек-хана.

1. В 1321 г. Узбек-хан принял ислам, а заодно мусуль­манское имя — Мухаммад, стал именоваться Султаном Мухаммадом Узбек-ханом и объявил ислам официальной религией Золотоордынского государства (подробнее ел дальше).

2. В мусульманских источниках при описании событий, 1335 г. в Золотой Орде впервые появляется слово узбекийси (узбекцы, узбековцы) и словосочетание мамлакат-и узбеки (государство узбековцев). Постепенно имя мусульман­ского правителя Золотой Орды Узбек-хана становится! собирательным названием разноплеменного населения Джучиева Улуса.

3. При правлении Узбек-хана происходит усиление хан­ской власти, рост политической централизации, возник­новение новых городов, одним из которых был Сарай ал-Джадид (остатки его находятся у с. Царев Волгоград­ской обл.), ставший второй столицей Золотоордынского государства. Узбек-хан, мусульманин-суннит, был похоро­нен как раз в Сарае ал-Джадиде, разрушенном в 1395 г. войсками эмира Тимура.

В Золотой Орде ханская власть была достаточно силь­ной и при правлении сына Узбека, Джанибек-хана (1342-1357). После Джанибека на престоле утвердился его сын Бердибек (1357-1359). Он был властолюбцем и отличал­ся крайней жестокостью. По словам автора «Мунтахаб ат-таварих-и Муини» (1413) и «Муизз ал-ансаб» (1426), Бердибек, став ханом, умертвил большинство царевичей Джучиева Улуса, которые приходились ему близкими род­ственниками. Сообщается, что его единородного брата, которому было всего восемь месяцев, принесла на руках ханша (царица) Тайдула-хатун и просила, чтобы он поща­дил это невинное дитя. Бердибек взял его, ударил об землю и убил.

Политика физического уничтожения султанов (с XIV в. в Улусе Джучи и в Чагатайском улусе слово султан стало титулом каждого представителя династии, происходившей от Чингиз-хана) привела к тому, что после гибели в 1359 г. Бердибека не осталось представителей ветви Джучидов, ведущих свое родство по прямой линии от Бату. В Золотой Орде начинается полоса смут и дворцовых переворотов: в 60-70-е гг. XIV в. власть в государстве потомков Джучи захтывали многие, и одни из них правили полгода, другие — год, лишь некоторые — два, самое большее — три года. В этой борьбе за верховную власть в Улусе Джучи активное участие приняли потомки Орды и Тукай-Тимура, т.е. султаны Кок-Орды (Восточной Орды), постепенно захватывая Сарай, столицу Золотой Орды, все на больший и больший срок.

В ходе этих политических неурядиц на территории Джучиева Улуса образовалось несколько независимых владений, во главе которых стояли местные правители, властвовавшие одновременно с ханом, сидевшим в Сарае. Так, около 1359 г. на территории Пруто-Днестровского междуречья, представлявшей собою окраинный западный улус Золотой Орды, образовалась новая политическая единица — Молдавское княжество. Политическая ситуация в стране привела к территориальным потерям и на юго-востоке. В частности, в 1361 г. в Хорезме возникла неза­висимая. от Золотой Орды династия, называвшаяся Суфи, по имени основателя династии Хусайна Суфи из тюркизированного монгольского племени кунграт; эти правители чеканили монеты без своих имен, с одной лишь арабской надписью: ал-мулк ли-ллахи («власть принадлежит Богу»). Дальнейшая судьба Хорезма сложилась так. В 1379г. он был завоеван эмиром Тимуром, но в начале восьмидеся­тых годов XIV в. Токтамыш-хан воссоединил Хорезм с Поволжьем. Однако в 1388г. Тимур снова завоевал Хо­резм. В XV в. Хорезм находился то во владении ханов Золотой Орды, то во владении Тимуридов, то во владении местной династии Суфи. В начале XVI в. страна перешла во владение Шибанидов, потомков Шибана, сына Джучи, и там образовалось Хивинское ханство.

После смерти Бердибека, последнего золотоордынского хана из дома Бату, от Золотой Орды отделились и сул­таны Кок-Орды, власть которых распространялась на все юго-восточные пределы Джучиева Улуса. Западная Орда (Ак-Орда) раскололась на несколько самостоятельных частей: Нижнее Поволжье контролировалось сарайскими ханами, Причерноморье и Крым — эмиром Мамаем, Волж­ская Болгария — царевичем Булат-Тимуром, а затем Асаном и т. д.

В середине семидесятых годов XIV в. глава Кок-Орды (Восточной Орды) Урус-хан (ум. 1377) выступил в каче­стве объединителя всего Джучиева Улуса. Хотя ему уда­лось захватить столицу Золотой Орды, город Сарай, удержать верховную власть он не сумел и в 777/1375-1376 г. вновь вернулся на берега Сырдарьи, в свои ко­ренные владения. То, что не сумел сделать Урус-хан, по­томок Орды, осуществил в восьмидесятых годах XIV в. другой представитель Кок-Орды — молодой мангышлакский царевич Токтамыш, потомок Тукай-Тимура, сына Джучи.

В 1378 г. Токтамыш-султан при поддержке властелина Средней Азии эмира Тимура был возведен на ханский пре­стол в городе Сыгнаке (на Сырдарье), столице царевичей Кок-Орды (левого крыла Джучиева Улуса). Оттуда Токта­мыш выступил на войну с претендентами на золотоордынский престол (и опять при поддержке эмира Тимура), за­владел столицей Золотой Орды. Вскоре он сумел объеди­нить в одно целое все владения Джучидов и восстановить в стране сильную ханскую власть. Токтамыш имел неосто­рожность вступить в войну с бывшим своим протеже — эмиром Тимуром, и эта война, длившаяся несколько лет, закончилась в 1395 г. полным поражением и низложением золотоордынского хана. Токтамыш больше никогда уже не возвращался на престол всего Улуса Джучи, и погиб он, по одним известиям — в 1404 г., по другим — в 1406 г., около Тюмени (тюрк. «низина»; так называлась в то время также местность в низовьях р. Терека), во время сражения с вой­сками золотоордынского хана Шадибека.

В начале XV в. выступило еще несколько объедините­лей Джучиева Улуса. Однако после Токтамыша больше никому не удалось добиться власти, которая признавалась бы всем Улусе Джучи. Более того, после тридцатых годов XV в. Золотоордынское государство с центром на нижней Волге окончательно распалось и на его развалинах образовалось несколько новых тюркских государств: Крымское ханство, Казанское ханство, Астраханское ханство, Сибирское ханство, Казахское ханство, а также ряд других политических единиц — Большая Орда (в степях между Волгой и Днепром), Ногайская Орда (с центром в Нижнем течении Яика).

Историческая судьба всех вышеперечисленных политических образований оказалась тесно связанной с судьбой Руси—России, которая, во второй половине XV в. полностью освободившись от монголо-татарского ига, в XVI столетии превратилась в сильное государство с центром в Москве. Взаимодействие России с политическими наслед­никами Золотоордынского государства привело к тому, что все они (каждый в свое время) были включены в состав Русского государства. Вот основная хронология этого включения и постепенного превращения Московского царства в многонациональную и поликонфессиональную Рос­сийскую державу с обширными азиатскими владениями к востоку, югу и юго-востоку от ядра собственно Русского государства.

2 октября 1552г. после двухмесячной осады русские  войска во главе с Иваном Грозным заняли Казань, и закончилось самостоятельное существование Казанского ханства, основателем которого считается Джучид Улуг-Мухаммад-хан (ум. 1446). Ликвидация Казанского ханства, соприкасавшегося с восточными границами Московского  царства, предопределила судьбу Астраханского ханства — страны, управляемой потомками Тукай-Тимура, сына Джу­чи. В августе 1556 г. Астрахань (собственно — Хаджжи-Тархан) была завоевана русскими войсками, и Астраханское ханство перестало существовать.

Так в 1552-1556 гг. все Среднее и Нижнее Поволжье было присоединено к России и для управления этой новой территорией создан так называемый Казанский приказ — учреждение, ведавшее всеми вопросами административного, военного, финансового, а также судебного характера в присоединенных владениях.

20 августа 1598 г. русские нанесли решающее пораже­ние Кучуму, потомку Шибана, сына Джучи — последнему «татарскому» хану Сибири, и включили Сибирское ханст­во со столицей в Искере (недалеко от места впадения Тобола в Иртыш) в состав Московского государства. Управление новой территорией — Западной Сибирью — также было поручено Казанскому приказу. В начале XVII в. был положен конец политической самостоятельно­сти ногайцев, центром которых был город Сарайчик (букв.: Малый Сарай), основанный Джучидами во второй половине XIII в. при устье Яика. Непосредственным сосе­дом Русского государства на юго-востоке теперь стало Казахское ханство, основанное в 875/1470-1471 г. двумя султанами, Гиреем и Джанибеком, потомками Орды, стар­шего сына Джучи.

Из всех этнополитических образований Джучидов постзолотоордынского периода дольше всего просущество­вало именно государство казахских султанов, а также Крымское ханство. Конец владычеству в Крыму династии Гиреев (названной так по имени ее основателя Хаджжи-Гирея, потомка Тукай-Тимура, сына Джучи) и присоедине­ние полуострова к Российской империи относятся к 1783 г.; один из последних ханов, Шагин-Гирей, был каз­нен турками на острове Родос в 1787 г., а последний из Гиреев, носивший титул хана, Бахт-Гирей, умер в январе 1801 г. на острове Митилена в Средиземном море. Присо­единение Казахстана к России, начавшееся в тридцатые го­ды XVIII в., по ряду причин затянулось на многие десяти­летия и закончилось лишь в шестидесятых годах XIX сто­летия.

Примечательно, что расширение сферы Российского го­сударства на юг (до Черного моря и Кавказа включи­тельно), восток (до Тихого океана) и юго-восток (до Сред­ней Азии и Казахстана включительно) сопровождалось мощным миграционным потоком русского населения на новые земли. Так что со второй половины XVI в. начинается эпоха российской многонациональной и поликонфессиональной государственности, а заодно и новый опыт военно-политической, социально-экономической и т. п. интеграции евразийского пространства — русско-тюркского (ХVI-ХХ вв.), вместо прежнего монголо-тюркского (XIII-XVвв.).

Глава 8

ИСЛАМИЗАЦИЯ КОЧЕВНИКОВ

ДЕШТ-И КИПЧАКА И МОГОЛИСТАНА

Этот раздел основывается на достаточно традиционных восточных текстах, которые, однако, интерпретированы нами в контексте новых источниковедческих исследований. Предпринятые в последнее время попытки (Юдин, De Weese) использовать для освещения данной темы текста «Чингиз-наме», составленного в XVI в. хорезмийским знатоком преданий Утемишем-хаджжи, не кажутся нам удачными ввиду откровенного религиозно-апологетического характера этого чисто фольклорного текста, что, впрочем, очевидно из признания самого автора сочинения (Чингиз-наме, с. 90-91)¹²⁸.

Выше уже отмечалось, что в Золотой Орде не было единого народа; в государстве потомков Джучи не было также единой культуры, религии и т. д. В ряде оседлых областей, вошедших в состав Золотой Орды, как, например, Хорезм и Волжская Болгария, еще до монголов господствовавшей религией был ислам, и там имелись мусульманские школы и мечети. Население городов Крыма находилось под влиянием Византийской церкви. Иначе обстояло дело в основных — степных, кочевнических районах Золотоордынского государства, заселенных преимущественно тюрками-кипчаками (половцами) и пришельцами-монголами, их завоевателями.

В домонгольский период кипчаки Великой Степи были почти не затронуты исламом и его культурой. Правда, согласно легендарному известию, изложенному арабским историком XIII в. Ибн ал-Асиром, в 1043 г. ислам приняло кочевое население (всего около десяти тысяч кибиток), жившее зимою по соседству с Чуйской долиной в Семире­чье, летом — в степях близ страны волжских булгар. Тем не менее, однако, Кипчакская степь до монгольских завое­ваний оставалась вне пределов мусульманского мира, и еще в начале XIII в. хорезмшах Мухаммад (1200-1220) воевал с язычниками-кипчаками на Сырдарье и в Тургайских степях (современный Центральный Казахстан).

Такая же обстановка была и в Западном Дешт-и Кипча­ке. У половцев существовали мусульманские проповедни­ки. Несмотря на это, на Кавказе кипчаки в XII в. в союзе с грузинами принимали участие в набегах на мусульман­ские земли, а кипчаки, кочевавшие в степях у Южной Руси и полуострова Крым, находились под влиянием христиан­ства и частью были христианами. Причем пропаганда хри­стианства среди кипчаков русскими и западными миссио­нерами продолжалась и в монгольский период, о чем сви­детельствует относящийся к концу XIII в. кипчакский словарь, где приводятся, по замечанию В. В. Бартольда, в удачном переводе на тюркский язык кипчаков тексты Евангелия и католические гимны (так называемый Соdex Соmanicus).

Золотая Орда с самого начала своего существования подвергалась воздействию мусульманской религии и куль­туры как изнутри — мусульманским было население бул-гарских городов Поволжья и Прикамья, а также Хорезма, так и извне — из близкой Бухары и далекого Египта. По­следнему обстоятельству способствовал военный союз, за­ключенный между ханами Золотой Орды и мамлкжскими правителями Египта и направленный против персидских монголов, т. е. Ильханов, с которыми Джучи находились во враждебных отношениях. Это мощное воздействие му­сульманского мира привело в конце концов к принятию династией Джучидов ислама в качестве официальной религии государства Золотой Орды.

Давно замечено, что в истории проникновения ислама на территорию Золотой Орды четко выделяются три этапа: при хане Берке (1257-1266), при хане Узбеке (1313-1341) и при эмире Едиге (ум. 1419), являвшимся фактическим правителем большей части Золотой Орды. Как сообщает Джувайни, автор «Истории завоевателя мира» (1260), Бату, первый правитель Золотой Орды, «не был последователем ни одной из сект и религиозных учений». Известно, что тогда многие Чингизиды были враждебны исламу, так как мусульмане во главе с халифом Мустасимом в то время были главными внешними врагами Монгольской империи. Тем не менее еще при жизни Бату несколько его младших братьев стали мусульманами. В их числе был царевич Берке — будущий хан Золотой Орды.

Мы не имеем точных и достоверных известий о том, когда именно Берке принял ислам. Из рассказа посла французского короля Людовика IX в Монголию, Вильгельма де Рубрука, в 1253 г. посетившего Золотую Орду, видно, что Берке был мусульманином до указанного года: «Берке выдает себя за саррацина и не позволяет есть при своем дворе свиное мясо».

По словам Джузджани, царевича Берке еще в юности в Ходженте (город в современном Таджикистане, расположен на левом берегу р. Сырдарьи) один из ученых этого города обучал Корану. Берке посещал в Бухаре мусульманских ученых-богословов и неоднократно беседовал с ними. Там же, в Бухаре, по словам арабских авторов, произошло и принятие им ислама от знаменитого суфийского шейха Сайф ад-Дина Бахарзи (ум. 1261). По сведениям ал-Омари, это событие имело место в то время, когда царевич Берке возвращался в Поволжье из Монголии с курултая, на котором Мунке был провозглашен великим ханом, т. е. в 1251 г. Рассказывается, что после своего восшествия на престол в 1257 г. Берке посетил Бухару, чтобы оказать почет выдающимся улемам (ученым-богословам) этого города.

По известиям египетских авторов, очевидно сильий преувеличенным, мусульманином был не только сам Берке, но и его жены, а также часть эмиров со своими воинами. Каждая из его жен и каждый из эмиров, принявших ислам, будто бы имел при себе имама (духовного наставника) и муаззина (человека, провозглашавшего азан — призыв на молитву); мечети свои, состоящие из шатров, они возили с собою. Говорится также о мусульманских школах, где детей сановников учили читать Коран. В орде Берке-хана постоянно находились ученые-богословы, при участии которых происходили диспуты по вопросам шариата (правила, которыми должен руководствоваться пра­воверный мусульманин),

Принятие ислама ханом Берке, его женами и прибли­женными, представленное мусульманскими авторами как победа «правоверия» в Золотой Орде, хотя и было для своего времени фактом огромной политической зна­чимости, однако в действительности не привело ни к массовой исламизации основного населения государства потомков Джучи, ни к заметной исламизации государ­ственной жизни и общественного быта. Известно, что в Джучиевом Улусе и при хане-мусульманине Берке (1257-1266) языческие обычаи соблюдались с такой же строгостью, как и в самой Монголии, в том числе и обычай, более всего находящийся в противоречии с тре­бованиями ислама: не употреблять речной воды для стирки одежды. Когда в 1263 г. египетские послы при­были в Поволжье, в ставку Берке-хана, то их заблаго­временно предупредили, чтобы они «не ели снега, не мыли платья в орде, а если уж случится мыть его, то делать это тайком». Как факт слабого распространения ислама среди Джучидов и кочевой феодальной знати Дешт-и Кипчака следует также рассматривать то обстоя­тельство, что правившие после Берке ханы Золотой Орды были язычниками; они, как замечает ал-Калькашанди, «не исповедовали ислама до тех пор, пока между ними не явился Узбек-хан».

Действительно, в деле распространения и укрепления ислама в Золотой Орде царствование Узбек-хана (1313-1341)  было золотым периодом: при нем ислам был объявлен официальной религией государства и золотоордынская культура приобрела определенный мусульманский отпечаток.

Принятие Узбеком ислама египетские авторы связывают с обстоятельствами его восшествия на престол. Предшественник Узбека на троне Токта-хан (1290-1312), говорится в сочинении шейха ал-Бирзали (ум. 1338), был идолоклонником, любил «лам и волшебников, и оказывал им большой почет». У Токта-хана был сын, который испытывал интерес к исламу, любил слушать чтение Корана, хотя и не понимал его; он предполагал, что когда станет царем этой страны, то не оставит в царстве своем никакой другой религии, кроме ислама. Но он умер еще при жизни отца. Токта назначил наследником престола своего внука, однако тому не пришлось править, так как после Токты царством овладел сын брата его, Узбек.

Согласно летописи ал-Айни (ум. 1451) и «Книге назидательных примеров» Ибн Халдуна (написана в 1406 г.), царевича Узбека возвел на ханство старший эмир страны Кутлук-Тимур со своими сторонниками. Причем, когда захват власти еще только готовился, Кутлук-Тимур будто бы вял с царевича Узбека слово, что если он вступит на престол, то станет мусульманином и будет строго придерживаться правил ислама. Сев на престол, Узбек действительно умертвил большое количество шаманов и буддийских лам и «провозгласил исповедание ислама». Узбек-хан устроил соборную мечеть, в которой совершал все пять молитв, не надевал более монгольских колпаков, носил булатный пояс и говорил: «Мужчинам неприлично носить золото».

В анонимном сочинении под названием «Шаджарат и-атрак» («Родословие тюрок»), составленном на персидском языке в XV в., есть рассказ, согласно которому Узбека обратил в ислам и дал ему имя Султан Мухаммад Узбек-хан туркестанский шейх Саййид-Ата; это событие будто бы произошло в 720 г. хиджры (12 февраля 1320 г.-2 января 1321 г.). Примечательно, что на монетах Узбек-хана, чеканенных с 721/1321-1322 г., его полное имя пишется в форме «Султан Мухаммад Узбек-хан», а моне­ты, чеканенные в более раннее время, обычно содержат легенду: «Верховный Султан Узбек».

Начиная с Узбек-хана все золотоордынские ханы были мусульманами и имели кроме личного тюркского имени еще мусульманское имя. Так, судя по монетам, у Джанибек-хана (1342-1357) мусульманским именем было Султан Джалал ад-Дин Махмуд, у Бердибек-хана (1357-1359) -Султан Мухаммад, у Токтамыш-хана (1379-1395) — Сул­тан Насир ад-Дин и т. д.

В связи с принятием династией Джучидов ислама за­служивает быть особо отмеченным тот факт, что во вто­рой четверти XIV в. и в государстве Чагатаидов ислам был объявлен официальной религией. Таким образом, уже в XIV в. ислам стал государственной религией на всем про­странстве, завоеванном монголами на западе, от Южной Руси до границ собственно Монголии и Китая.

Властная элита Золотой Орды поддерживала не только магометанскую религию. Во многих городах Крыма и По­волжья мечети соседствовали с церквами и монастырями. В частности, в столице государства, Сарае, при Узбек-хане, по свидетельству арабского путешественника Ибн Батутты, было «13 мечетей для соборной службы; одна из них шафийская. Кроме того чрезвычайно много других мече­тей. В нем живут разные народы, как-то: монголы — это настоящие жители страны и владыки ее; некоторые из них мусульмане; асы, которые мусульмане; кипчаки, черкесы, русские и византийцы, которые христиане. Каждый народ живет на своем участке отдельно» (СМИЗО. Т. 1. С. 306).

В другом источнике XIV в. говорится, что население Золотой Орды многочисленно и разнообразно по составу, наряду с христианами между ними «есть мусульмане и неверные». Судя по всему, правители Золотой Орды проявляли толерантность в делах веры своих подданных. О политике веротерпимости Джучидов говорится в письме францисканца Иоганки Венгра, побывавшего в Золотой Орде в 1320 г. «Ведь татары, — пишет он главе вена, барону Михаилу, — военною мощью подчинили себе разные племена из народов христианских, но позволяют им по-прежнему сохранять свой закон и веру, не заботясь или мало заботясь о том, кто какой веры держится, с тем, чтобы в мирной службе, в уплате податей и сборов и в военных походах они (подданные) делали для господ своих то, что обязаны по изданному закону»¹²⁹.

Подводя итоги исламизации Джучиева Улуса в XIV в., следует сказать, что распространение магометанства успешнее всего шло в среде властной элиты и городского населения Золотоордынского государства. Кочевая степь — Дешт-и Кипчак — в XIV в. в целом оставалась мало затронутой мусульманством, и жители степи в массе своей придерживались старых шаманистских воззрений, о чем свидетельствует сохранение древних языческих обрядов погребения.

В начале XV в. эмиром Едиге (Идики, Идику) была предпринята попытка насильственного внедрения ислама среди кочевого населения Золотой Орды.

Идиге — легендарная личность. «О нем сообщают длин­ные рассказы, — пишет неизвестный продолжатель „Лето­писи ислама" аз-Захаби (ум. 1349). — Я встретился с чело­веком, который видел его (Едиге), знал дела его и провел с ним несколько лет. Он рассказывал мне про него удивительные и необыкновенные вещи относительно его отваги, познаний, обходительности, умении начальствовать и величии его» (СМИЗО. Т. 1. С. 553).

Эмир Едиге происходил из тюркизированного монгольского племени мангыт и стал легендарным богатырем еще во времена правления Золотоордынского хана Токтамыша (1379-1395). Однако его фактическое вхождение во власть состоялось лишь после полного поражения Токтамыша от эмира Тимура в 1395 г. С тех пор и до самой своей кончи­ны в 1419 г. Едиге был полновластным правителем боль­шей части Золотой Орды. Но не будучи Чингизидом, Едиге не принимал титул хана, а носил только титул эмир (в значении монгольского нойон и тюркского бек или бий; этими титулами в государстве потомков Джучи и в Чага­тайском улусе именовались представители военной коче­вой аристократии) и возводил на престол подставных ха­нов из потомков Чингиз-хана, оставаясь при них амиром ал-умара («эмиром эмиров»).

Едиге за короткое время навел порядок в государстве, расстроенном двумя (1391 г. и 1395 г.) опустошительными нашествиями эмира Тимура и, по словам автора «Мунтахаб ат-таварих-и Му'ини» (закончено в 1413-1414 гг.), положил начало в Улусе Джучи «тонким правилам и ве­ликим законам». В частности, он, как замечает арабский автор Макризи (ум. 1441), запретил «татарам» продавать детей своих в неволю, вследствие чего значительно умень­шился вывоз их в Сирию и Египет. В другой раз всесиль­ный «эмир эмиров» обратил свой высокий взор на состоя­ние ислама в своем государстве. Вот что сообщает в этой связи Иосафат Барбаро, итальянский купец, проживший много лет (1436-1452) в Тане, венецианской колонии при устье Дона.

«Магометанская вера стала обычным явлением среди татар уже около ста десяти лет тому назад. Правда, раньше только немногие из них были магометанами, а вообще каждый мог свободно придерживаться той веры, которая ему нравилась. Поэтому были и такие, которые поклоня­лись деревянным или тряпичным истуканам и возили их на своих телегах. Принуждение же их принять магометан­скую веру относится ко времени Едигея, военачальника татарского хана, которого звали Сидахамет-хан» (Барбаро, с. 140). О конкретных мерах принуждения не сообщается.

План Едиге — насильственно обратить в мусульманство всех кочевников Дешт-и Кипчака — в какой-то степени, возможно, и укрепил религиозный принцип. Однако эти новые методы решения религиозных задач не привели к полной победе ислама над всей Кипчакской степью. Во всяком случае, по свидетельству Ибн Арабшаха и Иоганна Шилтбергера, побывавших в Золотой Орде в 20-30 гг. ХV в., а также по рассказам ряда других авторов, в Дешт-и Кипчаке было много язычников. Такая обстановка сохра­нилась в части Дешт-и Кипчака и в XVI и XVII вв.

В этой связи следует особо отметить, что казахи, этническое ядро которых составили роды и племена именно кипчакского объединения, в XVI в. считались мусульманами — суннитами ханифитского толка. Но наряду с этим указывалось, что среди них распространены языческие обычаи, которые, по словам Ибн Рузбихана, участника похода Мухаммада Шейбани-хана зимой 1509 г. на казахов, проявлялись в следующем. Во-первых, у казахов были изображения идолов, которым они поклонялись. Во-вторых, захваченных в плен мусульман казахи превраща­ли в рабов, не делая никакого различия между ними и рабами-неверными. В-третьих, когда наступает пора весны и появляется кумыс, казахи, прежде чем  налить кумыс в сосуд и выпить, «обращают свое лицо к Солнцу и выпле­скивают из сосуда небольшое количество напитка в сторону востока, а затем совершают земной поклон Солнцу. Наверное, это есть проявление благодарности Солнцу за то, что оно выращивает травы, которыми питается лошадь и появляется кумыс».

Новый этап в деле распространения и укрепления ислама среди кочевников Кипчакской степи связан с деятельностью русского правительства.

Когда во второй половине XVI в. Россия включила в свой состав Казанское, Астраханское и Сибирское ханства, то русские столкнулись с тем фактом, что татары Поволжья и башкиры были мусульманскими народами. В России сло­жился предвзятый взгляд, согласно которому все населе­ние бывшего Джучиева Улуса — правоверные магометане и ислам — единственный источник их мировоззрения, их государственного строя и общественного быта. Примечательно, что еще в первой половине XVIII в. с этой, ложно принятой точки зрения обсуждалось в правительстве Рос­сии прошлое, настоящее и будущее тюркоязычных кочевых народов Великой Степи, в частности казахов. Именно поэтому посол императрицы Анны Иоанновны, А. И. Тевкелев, отправленный в 1731 г. в Казахские степи, к хану Абу-л-Хайру, для принятия казахов Киши жуза (Младшей орды) в российское подданство, имел строгую инструк­цию. Согласно этой инструкции, составленной в стенах Коллегии Иностранных дел, А. И. Тевкелев должен был стараться, «яко о наиглавнейшем деле, дабы в верности к ее императорскому величеству оный Абу-л-Хайр-хан со всеми другими ханы и с старшиною, и с прочими всеми киргиз-кайсаки присягу по своей вере на алкоране учини­ли, и тое руками своими подписали, и ему, Тефкелеву, отдали».

А между тем в степях Казахстана и в первой половине XVIII в. ислам был религией народа только лишь по име­ни. Насколько мы знаем, среди основной массы казахов в то время требования ислама (т. е. пять основ ислама: ис­поведание единого Бога, Аллаха и его посланника Мухам­меда; пятикратная молитва; пост в месяце рамазан; уплата налога в пользу бедных; паломничество в Мекку) были мало известны, религиозные обряды исполнялись далеко не всеми, зато пережитки домусульманских верований бы­ли весьма сильны. В этой связи интересен следующий факт. Известный казахский хан Абу-л-Хайр погиб летом 1748 г. и был погребен по мусульманскому обряду. Одна­ко, согласно «Дневным запискам» капитана Н. П. Рычкова (ум. 1784), Абу-л-Хайр-хана положили в могилу в «одежде обыкновенной и с некоторыми военными снарядами, как-то: саблею, копьем и со стрелами». Со слов Н. П. Рычкова понятно, что, несмотря на соблюдение основного ритуала мусульманской погребальной обрядности, были сохранены также и элементы древнего домусульманского погребаль­ного обычая кочевников Центральной Азии: похороны в походном одеянии и с оружием. Мусульманский же обряд требовал погребения в саване и без каких-либо обиходных предметов.

Словом, несмотря на официальный переход к магометанству, в жизни казахов-кочевников ислам имел номинальное значение и на государственное устройство и общественный быт народа не оказывал почти никакого влияния. Как это ни парадоксально, но окончательная победа ислама в степях Казахстана (т. е. в восточной части прежнего Дешт-и Кипчака) произошла именно после принятия казахами российского протектората и при энергичном содействии русских — последователей христианства. 

Отношение русского правительства к исламу в разные исторические периоды было различно. Изначально русск­ое правительство при покорении новых земель на азиатском материке не покровительствовало исламу, но и не прибегало к прямому насилию над совестью своих азиатских подданных-мусульман. Правда, затем правительство стало совершать гонения на ислам. В Российской империи собенно ожесточенными гонения на ислам были в сороковых годах XVIII в., когда именным указом предписывалось распространять среди мусульман христианство, освобождать новокрещеных от податей и рекрутской повинности, возлагая то и другое на некрещеных; когда сенатским указом в бассейне Волги и Камы уничтожались мечети. Но поскольку религиозные гонения вызывали восстания «восточных инородцев», а насаждение среди них христианства давало ничтожные результаты, то правительство во второй половине XVIII столетия изменило свое отношение к  исламу. Теперь русское правительство стало содействовать распространению ислама и укреплению его позиций в своих азиатских владениях. Специальный указом царское правительство предписывало строить мечети; в частности, в 1755 г. было решено основать недалеко от Оренбурга так называемый Сеитовский посад с великолепной мечетью, который вместе со своей религиозной колонией в Стерлибаше, в Уфимской губернии, стал новым центром мусульманской науки на границе с Казахской степью. Отсюда, с ведома российских властей, посылались в Казахские степи мусульманские проповедники для насаждения ислама и муллы для организации мусульманских ре­лигиозных школ и обучения детей. Об успехах ислама на официальном уровне свидетельствует и тот факт, что в восьмидесятых годах XVIII в. в Казахских степях офици­ально действовал некий ходжа Абу-л-Джалил, носивший почетный титул «Пир (духовный наставник. — Т. С.) всего киргиз-кайсакского журта», т.е. своеобразный степной шейх ул-ислам.

Таким образом, отныне мусульманская культура и ис­лам распространяются в Казахстане не только с юга, как это было изначально, но и с севера. Это обстоятельство в конечном счете привело к тому, что бывшая Кипчакская степь теперь полностью и окончательно стала мусульман­ской страной (дар ал-ислам).

Мавераннахр уже в IX в. считался мусульманской стра­ной с преобладанием ханифитского толка. Но господство мусульманской идеи закончилось с завоеванием этой тер­ритории монголами-язычниками, хотя коренное населе­ние страны и продолжало почитать ислам, за что иногда привлекалось к ответственности Чагатаем, блюстителем Ясы Чингиз-хана.

Насколько известно, первым из потомков Чагатая, при­нявшим ислам, был правнук Чагатая Мубарак, в марте 1266 г. на берегу Ангрена (Мавераннахр) провозглашен­ный главой Чагатайского улуса. Но он правил короткое время: в том же 1266 г. престол у него отнял другой чага­тайский царевич — Барак, двоюродный брат Мубарака, и провозгласил себя ханом в Узгенде. Зимой 1270-1271 гг. в Ташкенте Барак-хан принял ислам, но вскоре умер. После него почти шестьдесят лет Чагатайским улусом правили ханы-язычники, и только хан Тармаширин (1328-1334) принял ислам, а заодно и мусульманское имя — Султан Ала ад-Дин и объявил ислам государственной религией страны.

Самый подробный рассказ о хане Тармаширине-мусульманине мы находим у арабских авторов XIV в. Ибн Батутты и ал-Омари. Вот что пишет о нем, в частности, ал-Омари: «Цари этого государства (т. е. Мавераннахра) приняли ислам недавно, после 725 г. хиджры (декабрь 1324-ноябрь 1325 г.). Первый из них, кто принял ислам, — Тармаширин, да помилует его Аллах. Он искренне предался Аллаху, поддерживал ислам и стоял за него, как мог. Он приказал принять ислам своим эмирам и своим воинам: некоторые из них стали еще раньше мусульманами, а другие приняли ислам в повиновение ему. Ислам распространился среди них, и так высоко поднялся его стяг, что не прошло и десяти лет, как ислам приняли все: и знатные, и простонародье. Ему способствовали проживающие в тех краях ученые имамы и угодные Аллаху шейхи. Они использовали случай привести к покорности тюрков и постепенно призвали их к правой вере. И сейчас они (тюрко-монгольские эмиры), как у нас стало известно, самые ревностные из людей в делах веры и меныпе всех ошибаются в том, что дозволено и что запретно»¹³⁰.

Однако в действительности со времени Тармаширина ислам окончательно стал религией правителей и их под­анных только в Мавераннахре, и чагатаи при Тимуре считали себя вполне мусульманским войском, хотя по своей внешности и по своему военному устройству оставались верны традициям Чингиз-хана.

Что касается восточных областей Чагатайского улуса, то ислам стал фактором государственной жизни Моголистана только при правлении первого хана Моголистана, Туглук-Тимура (1347-1363). Согласно известиям исторических книг (Шаджарат ал-атрак), это важное в истории страны событие имело место вскоре после возвращения Туглук-Тимур-хана в Моголистан из его второго похода на Мавераннахр в 1361 г. Согласно известиям других источников (Шаджара-йи тюрк), Туглук-Тимур-хан принял ис­лам в 754/1353 г. в возрасте 24 лет. По словам Мирзы Хайдара Дуглата, Туглук-Тимура обратил в ислам Маулана Аршад ад-Дин, сын шейха Джамал ад-Дина. Вместе с ханом мусульманскую веру приняли также многие царевичи, и эмиры со своими воинами. Так, к середине XIV в. ислам стал государственной религией на всем пространстве быв­шего Чагатайского ханства, от берегов Амударьи до гра­ниц собственно Монголии и Китая.

Несмотря на официальную поддержку, распростране­ние ислама в Моголистане шло медленно; показательно, что даже среди представителей царствующей фамилии были немусульмане: в частности, дочь Хизр-Ходжа-хана (ум. 1399), жена эмира Тимура, по словам Ибн Арабшаха, была христианкой. Да и рядовые моголы второй поло­вины XIV в., по утверждениям тимуридских источников, «в большинстве своем были лишены украшения ислам­ской веры», и потому их западные соседи, чагатаи, назы­вали своих восточных соседей, джете, кафирами, «нечес­тивцами».

В XV столетии ислам упрочил свои позиции в Моголи­стане. Особые заслуги в распространении ислама припи­сывают Мухаммад-хану (1407-1416). Этот государь на­сильно заставлял своих подданных носить чалму; непо­слушным вбивались в голову подковные гвозди. Такими вот жестокими мерами Мухаммад-хан, по словам автора «Тарих-и Рашиди», добился того, что, «большинство коче­вых племен Моголистана стало мусульманами».

Однако и усердная забота Мухаммад-хана о распро­странении ислама в своих владениях не привела к тому, что Моголистан стал мусульманской страной. Еще и в 823/1420 г., по рассказам послов Тимурида Шахруха в Китай, во многих городах Восточного Туркестана молит­венные здания ислама соседствовали с буддийскими хра­мами уйгуров. Так, в Турфане (часть жителей которого, согласно Мирза Хайдару Дуглату, приняла ислам только при Хизр-Ходжа-хане, т. е. в конце XIV в.) горожане, по свидетельству послов, были большей части «иноверца­ми — поклонялись идолам и имели большой буддийский храм, очень красивый. Там было много изваяний, новых и старых. На переднем возвышении находилось большое изваяние, которое было, как утверждали, фигурой Шакьямуни»  (Будды). В августе 1420 г. послы прибыли в Комул. «В этом городе эмиром Фахр ад-Дином была построена большая мечеть. Напротив мечети был сооружен огромный буддийский храм, в котором находилось большое изваяние. Слева и справа от него располагалось множество подобных красиво оформленных изваяний, но меньших размеров. У входа в храм возвышалось большое изваяние, ростом с девятилетнего мальчика; это была искусно выполненная медная фигура. На стенах храма с болыпим мастерством, в тонких красках были нарисованы различные рисунки. На дверях храма были изображены два демона, готовых напасть друг на друга», — читаем в «Зубдат ат-таварих» Хафиз-и Абру [Материалы, 1988, с. 143].

Только во второй половине XV в., при Юнус-хане (ум. 1487), ревностном мусульманине, к тому же получившем основательное мусульманское образование в Персии, западные соседи моголов, чагатаи, нашли возможным признать их мусульманами, и на моголов было распространено правило, соблюдавшееся при войнах между мусульманами: военнопленных в рабство не продавать.

Хотя Моголистан и был объявлен мавераннахрскими религиозными авторитетами дар ал-исламом («территорией ислама», «мусульманской страной»), тем не менее ка­кая-то часть оседлого и кочевого населения страны все еще оставались «лишенными украшения исламской веры». Это касалось, в частности, кыргызов. По словам Мирзы Хайдара Дуглата, «кыргызы тоже из сообщества могольских племен»; но моголы Моголистана стали мусульманами и вошли в число последователей ислама, а кыргызы оставались кафирами; в этом заключалось, по мнению историографа моголов, главное различие между ними. В XVI в. кыргызы отделились от Могольского государства; у них не было своих ханов, а были только беки, которых называли кашка;по словам османского автора конца XVI в. Сейфи Челеби, кыргызы не были «ни мусульманами, ни кафирами».        .

Окончательное утверждение ислама среди жителей Восточного Туркестана, т. е. среди подданных Могольского государства с центром в Яркенде, относится к рубежу ХУ1-ХУП вв. и связано с успехами деятелей суфийской пропаганды, особенно шейха Махдум-и Азама (ум. 1542) и шейха Лутфаллаха Чусти (ум. 1572), Ходжа Исхака (ум. 1598)