ГЛАВА III

ПЕРВЫЕ ТАЙСКИЕ ГОСУДАРСТВА ЦЕНТРАЛЬНОГО ИНДОКИТАЯ

(XIII—XIV вв.)

XIII век был критическим периодом в истории Индо­китая. К концу его рухнула не только Кхмерская импе­рия, но и прекратили существование древнее бирман­ское царство Пагап и монское государство Харипунчайя.

Западные историки в качестве основной причины этой катастрофы называют завершение завоевания Китая монголами и последовавшую за тем (особенно после па­дения в 1253 г. государства Наньчжао) мощную волну миграции тайских племен на Индокитайский полуостров из Южного Китая. Однако такое решение вопроса верно лишь отчасти.

Действительно, Монгольская империя во второй поло­вине XIII в. оказывала немалое влияние на ход событий в Юго-Восточной Азии как дипломатическим, так и во­енным путем. Но продвижение тайских племен в Индо­китай и образование ими там первых самостоятельных государств произошло задолго до начала монгольских завоеваний к юту от Янцзы. Главная же причина паде­ния старых государств Индокитая в XIII в. заключалась не в монгольском и не в тайском нашествиях, а во внут­ренней дряхлости самих этих раннеклассовых государств, в исчерпании ими внутренних политических ресурсов для подавления народных масс. Как и Римская империя в свое время, древние государства Индокитая были окру­жены в течение столетий воинственной варварской периферией, но варвары смогли захватить в них власть только тогда, когда эти государства стали разваливаться из­нутри.

В I тысячелетии н. э. предки нынешних тайских наро­дов  обитали   на   обширных пространствах   к   югу  от р.    Янцзы    вплоть   до    северных    границ   Индокитая. В VII в. в Юго-Западном Китае сложилось крупное ран­неклассовое государство Наньчжао. До недавнего вре­мени оно считалось прямым предшественником  тайских государств на территории Таиланда. Однако, по мнению одного из крупнейших французских    востоковедов, Ж. Седеса, жители этого  государства говорили  не  на тайских, а на тибето-бирманских наречиях. Кроме того, сложный, тщательно организованный аппарат подавле­ния в Наньчжао не шел ни в какое сравнение с прими­тивным варварским устройством  ранних тайских госу­дарств Индокитая.

Тайские племена, оказавшие большое влияние на индокитайскую историю XIII в., с VII по XII в. занимали, по всей видимости, широкую гористую полосу между го­сударством Наньчжао на севере и ранними индокитай­скими государствами на юге. В эти века часть тайских племен начала постепенно просачиваться в более плодо­родные районы юга. В первую очередь заселялись райо­ны, еще не освоенные монскими и кхмерскими земле­дельцами, например горные долины с редким охотничьим населением. Так, уже в VIII в. на крайнем севере Таи­ланда существовало тайское княжество Чиангсен (по лаосским хроникам, город Чиангсен был основан в 773 г.).

С XI в., после присоединения Лаво к Кхмерской им­перии, у кхмерских царей   появляются тайские на­емники. Об этом свидетельствуют надписи государства Тямпа  (совр. Южный Вьетнам), где при перечислении военнопленных наряду с кхмерами упоминаются также воины  сиам, т. е. таи.  На барельефах крупнейшего кхмерского храма Ангкор Ват (первая половина XII в.) имеются изображения тайских воинов в специфической одежде. Здесь их называли «сиам» (точное значение это­го слова неизвестно, но как местные народы, так и китай­ские летописцы начиная с XIII в. называли так тайские государства на территории Таиланда — Сукотай, а за­тем Аютию), По-видимому, не позже чем при Сурьявармане II, а скорее раньше, кхмерские цари начали использовать таи в качестве военных поселенцев для охраны своих север­ных границ (к такой же практике в отношении варваров прибегали и поздние римские императоры).

До XI в., как показывают результаты археологиче­ских исследований, между монскими государствами Лаво и Харипунчайя в области среднего Менама существо­вала широкая нейтральная полоса, почти не заселенная. Эту-то пограничную полосу кхмерские цари и предоста­вили тайским переселенцам. В XI—XII вв. здесь возни­кают сильно укрепленные крупные города Сукотай, Саванкалак, Питсанулок и др., в архитектуре которых очень чувствуется кхмерское влияние.

По мере учащения в Кхмерской империи мятежей, на­родных восстаний, религиозных войн (1050—4066, 1080—1113, 1160—1181 гг.) скромные военные поселенцы наби­рали все большую силу, постепенно проникали и в чи­сто монские районы, разоренные тяжелым двойным гне­том кхмерских и монских вельмож. Без конца отрываемые от своего хозяйства разорительными великодержав­ными войнами кхмерских царей против Дайвьета (совр. Северный Вьетнам) и Тямпы и колоссальным культовым строительством, монекие крестьяне, выбирая из двух зол меньшее, предпочитали кхмерскому гнету власть патри­архальных тайских князей. Такая же картина, по-видимому, наблюдалась и в тогдашней Бирме.

В 1096 г. у слияния рек Пинг и Ванг (к северу от современного таиландского города Рахенга) образова­лось независимое тайское княжество Пайао. В 1215 г. на территории нынешней Бирмы к северу от Бамо было основано тайское княжество Могаунг. В 1223 г. на запад­ном притоке Салуина возникло тайское княжество Моне (Мыангнай). В 1229 г. таи завоевали Ассам и создали там свое государство.

В 1238 г. ослабевшей Кхмерской империи был нане­сен решительный удар на среднем Менаме. За несколько лет до этого кхмерский император Индраварман II (1218—1243), стремясь заручиться поддержкой тайского вождя Па Мыанга, княжившего в Мыанграте (в верх­нем течении р. Намсак), выдал за него замуж свою дочь Сикхарамахадеви и пожаловал ему титул Камратен Ань Шри Индрапатиндрадитья, ставший его именем. Этот титул относился к титулу самого Индравармана II при­мерно как «царь» к «царю царей», т. е. был вторым в им­перии. Данная мера, однако, не обеспечила лояльности тайского князя. Вступив в союз с другим тайским кня­зем, Банг Клангом (правителем вассального княжества Бангъянг), Па Мыанг начал освободительную войну про­тив кхмеров. Быстро овладев Саванкалоком, вторым по значению городом на среднем Менаме, союзники двину­лись на Сукотай (резиденцию кхмерского губернатора) и в 1238 г. взяли его штурмом.

В завоеванной столице Па Мыанг передал получен­ный от кхмерского императора титул Банг Клангу, кото­рый под сокращенным именем Шри Индрадитья стал ос­нователем династии сукотайских королей[1]. Мотивы пе­редачи титула Па Мыангом в летописи не указаны. Воз­можно, помимо прочего, здесь сыграл роль вопрос поли­тического престижа: правитель нового независимого государства был коронован на царство своим соплемен­ником, а не получил титул от кхмерского императора. Возможно, сказалось влияние и того, что Банг Клангбыл выходцем из древнейшего тайского княжеского рода — чиангсенского.

Политическая история государства Сукотай последу­ющего сорокалетия освещена в источниках крайне слабо. Ясно только, что Шри Индрадитья и пришедший ему на смену его старший сын Пан Мыанг продолжали борьбу с кхмерами и в то же время подчиняли себе соседние мелкие тайские и тайеко-моиские княжества.

Первая дошедшая до нас надпись на тайском языке принадлежит преемнику Пан Мыанга, его младшему бра­ту Раме Камхенгу (1275—1318), и датируется 1292 г. Ко времени составления этой надписи Сукотай — уже могу­щественная держава, простирающаяся от верхнего Ме­конга до Малаккского полуострова. Содержание надпи­си во многом проясняет причины такого стремительного роста.

«При жизни короля Рамы Камхента государство Су­котай процветает, — сообщает надпись. — В водах есть рыба, на полях — рис. Господа земель не повышают на­логов на своих подданных, которые движутся по дорогам, ведя быков для торговли, и едут на лошадях, чтобы продать свои товары. Кто желает торговать слонами — свободно торгует. Кто желает торговать лошадьми — делает это беспрепятственно. Кто желает торговать се­ребром или золотом — торгует им... Когда кто-нибудь насаждает новую плантацию, король не запрещает этого...

...Если человек из народа, или знатный, или вождь заболеет и умрет, дом его предков, его слоны, его домаш­ние, его амбары с рисом, его рабы, его насаждения ареки и насаждения бетеля, принадлежавшие ему и его предкам, переходят целиком и полностью к его детям.

...Если король видит чужой рис, он не зарится на не­го. Если он видит чужое богатство, он не возмущается.

Тем, кто приезжает к нему на слонах, чтобы отдать свою землю под его покровительство, он оказывает по­мощь и поддержку. Тем, кто приходит к нему, не имея ни слонов, ни лошадей, ни слуг, ни жен, ни серебра, ни зо­лота, тем он дает все это и делает так, чтобы они чувст­вовали себя как в родной стране.

Если он захватывает пленных, он не убивает и не ис­тязает их.

В нише у входа во дворец подвешен колокол. Если с жителем королевства случится какое-нибудь несчастье или что-то иное, что раздирает его внутренности и мучит его душу, и если он желает рассказать об этом коро­лю, — это нетрудно, стоит лишь только позвонить в ко­локол, который там висит. Каждый раз как Рама Кам-хенг слышит этот призыв, он расспрашивает жалобщика и решает дело по справедливости».

Разумеется, сами по себе эти декларации еще не означали, что все в государстве Сукотай обстояло имен­но таким образом. Но главное здесь в том, что надпись Рамы Камхенга излагала политико-экономическую про­грамму государства, противопоставлявшего себя Кхмер­ской империи, где все эти «свободы» отсутствовали.

Все торговые сделки, в том числе и продажа земли, в Кхмерской империи находились под строгим контро­лем правительства и несомненно облагались весьма тя­желыми налогами. Не исключено, что там существова­ла и государственная торговая монополия на целый ряд товаров. Государство, по всей видимости, контролирова­ло и размещение сельскохозяйственных культур. Не только покупка, но и наследование земли в X—XII вв. утверждались императором. При отсутствии прямых на­следников, а часто и по произволу властей наследство отходило в казну. Личная собственность даже высших чиновников не была незыблема. Как сообщала хвалеб­ная надпись императора Сурьявармана I, «он лишал имущества и превращал в бедняков, как преступников, тех, кто нажил большие богатства, будь то через на­следство или через верную службу ему самому». Нако­нец, громоздкий государственный аппарат со сложной системой судопроизводства делал правосудие недоступ­ным для большинства населения.

Под флагом борьбы со всеми этими «злодеяниями» Кхмерской империи Рама Камхенг и развернул наступ­ление на подчиненные ей земли.

Надпись 1292 г. сообщает, что на востоке он покорил земли до берегов Меконга, до самого Вьетнама; на юге — до Кионти (на р. Пинг, между Кампенгпетом и Након-саваном), Прека (Пакнампо), Супаннапума (Супанбу-ри), Ратбури, Петбури, Наконситамарата и до моря, ко­торое служило южной границей его владений. К западу он покорил земли до Мыангчота (Месота), Хонгсавати (в Южной Бирме), вплоть до моря, которое и здесь было границей. К северу он завоевал земли до Мыангпле (Прэ), Мыангмана, Мыангплыа (на р. Нан) и земли на левом берегу Меконга до Мыангчава (Луангпрабанг).

Как видно из этого перечисления, подкрепляемого другими документами, кроме страны кхмеров Рама Кам­хенг нанес тяжелый урон также индонезийской империи Шривиджайя и бирманскому государству Паган, которые в то время также находились в кризисном состоянии.

В первой половине 90-х годов XIII в. Рама Камхенг, по-видимому, оккупировал весь Малаккский полуостров. Дальнейшее его наступление на юг было приостановлено только прибытием в 1295 г. к его двору монголо-китайского посольства с категорическим требованием прекра­тить войну со Шривиджайей.

На западе, воспользовавшись вторжением монголов в Северную Бирму (в 1277 г.), Рама Камхенг в начале 80-х годов XIII в. установил протекторат над Южной Бирмой, вице-королем которой стал авантюрист шанского (западнотайского) происхождения Вареру (он же Макатхо), бывший до этого придворным сукотайского короля. На востоке в державу Рамы Камхенга вошла большая часть современного Лаоса.

Основную массу новых подданных Рамы Камхенга составляли моны, в отношении которых он проводил по­литику, направленную на постепенное слияние их с тай­ским населением. На первых порах (в 80—90-х годах) он пошел даже на восстановление старого монского госу­дарства Лаво, правда в сильно урезанных границах (ле­вобережье нижнего Менама с центром в Лопбури). Вплоть до 1299 г. Лаво посылало посольства в Китай и принимало оттуда посольства на равных правах с госу­дарством Сукотай.

Дипломатический талант Рамы Камхенга ничуть не уступал его военным и политическим способностям. Он так же хорошо ориентировался в международной обста­новке, как и во внутренних делах завоевываемых земель. Между тем эта обстановка была весьма сложной. Глав­ным ее фактором в тот период являлось окончательное объединение Китая монгольской династией и начало китайско-монгольской экспансии на юг. На протяжении по­следней четверти XIII в. китайско-монгольские войска с переменным успехом вторгались в Северный и Южный Вьетнам, Камбоджу, Индонезию, Бирму и Северный Таи­ланд.

В западной исторической литературе бытует устойчи­вое мнение, что монголы поощряли нападения молодых тайских государств на Кхмерскую империю и другие старые государства Юго-Восточной Азии. Однако кон­кретное сопоставление событий и дат свидетельствует об ином.

В 1282 г. (т. е. через год после вторжения монголь­ских войск в Тямпу) в Сукотай и в недавно вновь полу­чившее независимость Лаво прибывают послы Хубилай-хана. Их требования всюду были стандартными: призна­ние власти монгольского императора и уплата дани. Оба государства оставили эти посольства без ответа. Теперь санкции со стороны Монгольской империи стано­вятся только вопросом времени.

В следующем, 1283 г. монголы вторгаются в Кам­боджу и начинают свой второй поход против Паганского царства. Камбодже и Тямпе в конечном счете удается отразить вооруженное вторжение, но ценой такого на­пряжения сил, что в октябре 1285 г. обе эти страны вынуждены направить к Хубилай-хану  посольства с при­знанием своей вассальной зависимости и данью.

Борьба в Бирме кончается в 1287 г. захватом Нагана монголами и аннексией Паганского царства. Теперь гра­ницы империи Чингизидов вплотную подошли к Су­котай.

В этот драматический момент по инициативе Рамы Камхенга в 1287 г. заключается тройственный союз мо­лодых тайоких государств — Сукотай, Чиангсена (пра­витель Менграй) и Пайао (правитель Нгам Мыант), ко­торые практически единственные в Индокитае еще не признали власть монголов.

Пайао, небольшое княжество,  возникшее  в  конце XI в., играло в рассматриваемое время второстепенную роль.  Что  же  касается   государства князя Менграя (1259—1317), ядром которого было древнее тайское кня­жество Чиангсен, то оно в тот период  повторяло  путь развития Сукотай, энергично расширяясь за счет при­шедшего в упадок монского царства Харипунчайя.  Уже на второй год   своего   правления   Менграй   основывает г. Чианграй и переносит туда столицу. Затем, постепенно продвигаясь на юг, он овладевает все новыми кусками Харипунчайи. В 1269 г. захватывает г. Чиангконг, в 1273 г. основывает г. Мыангфанг. Вслед за тем, однако, его наступление на Харипунчайю   приостанавливается более чем на полтора десятилетия. По времени этот пе­рерыв  совпадает с появлением монголов  в Северной Бирме.

После заключения тройственного союза Менграй вновь обращается к своим планам завоевания Харипун­чайи, но теперь он явно бережет свои войска и вместо прямого натиска прибегает, согласно легенде, к своеоб­разной военной хитрости. Он засылает в эту страну сво­его агента, который, войдя в доверие к царю Джибе и получив важный пост, доводит различными притеснения­ми народ до полного отвращения к существующей вла­сти. Из этого беллетризированного рассказа напраши­вается вывод, что, как и Рама Камхенг, Менграй умело использовал глубокое недовольство населения в пережи­вавшем кризис деспотическом государстве.

В 1292 г. Менграй после короткой осады занял столи­цу Харипунчайи — Лам пун. Последний монский царь бежал в крепость Лампанг, где пытался организовать сопротивление. И в том же году, возможно по пригла­шению побежденного, в государство Менграя вторгаются монголы.

В такой критической обстановке Рама Камхенг вновь проявляет свое незаурядное дипломатическое дарование. В том же, 1292 г., десять лет спустя после визита монгольских послов, он впервые отправляет посольство к Хубилай-хану с данью и признанием верховной власти императора. При этом он, несомненно, действует и в ин­тересах своего союзника. В 1293 г. монгольские войска покидают Харипунчайю, а ее незадачливый последний царь получает разрешение поселиться на территории Сукотай, в Питсанулоке.

Однако монголо-тайские отношения еще не были ула­жены. В 1294 г. Хубилай-хан приказывает Раме Камхенгу явиться лично для объяснений. Рама Камхенг выпол­нил это требование, но переговоры, видимо, не дали им­ператору полного удовлетворения. Уже в 1295 г. сукотайский посол в Китае получает от нового императора Тэмура категорический приказ прекратить войну со Шривиджайей (остатками этой империи, которую с севера теснили тайцы, а с востока — яванцы, разгромившие в 1293 г. монгольскую экспедицию). Но приказ Тэмура явно запоздал, так как к этому времени, по-видимому, весь Малаккский полуостров уже подпал под власть Сукотай.

К последнему пятилетию XIII в. положение тайских государств стабилизировалось настолько, что в 1296 г. Менграй после консультации со своими двумя союзника­ми основывает новую столицу — Чиангмай (Новый го­род). Под этим названием (реже под названием Ланна-таи — Миллион рисовых полей таи) новое северотайское государство существовало до XVIII в.

Уже в следующем году Мепграй включается в борь­бу, которую шаны и бирманцы вели против монгольского господства, и вторгается в княжество Чели (Чиенгрунг) на бирмано-китайской границе. В конце 1297 г. Китай на­правляет против Чиангмая карательную экспедицию, но уже к лету 1298 г., когда повстанцы в Бирме под пред­водительством своих вождей — «трех шанских брать­ев» — освобождают Паган и арестовывают короля, при­несшего присягу Китаю, монгольские завоеватели вы­нуждены перейти к обороне, а затем к отступлению.

Последний набег монголов на Бирму и Чиангмай, начавшийся осенью 1300 г., окончился в апреле 1301 г. сокрушительным поражением монголов на территории Чиангмая. Два года спустя, в апреле 1303 г., китайская провинция Чиенгминь в Бирме была официально ликви­дирована императором.

Одновременно исчезает угроза китайского вторжения в Сукотай. И если с 1292 по 1300 г. Рама Камхенг напра­вил в Китай шесть посольств (в том числе дважды ездил туда сам), то с 1300 г. до его смерти в 1318 г. там побы­вало только одно посольство этого сукотайского короля (в 1314 г.): необходимость в напряженной дипломатиче­ской борьбе отпала.

Рама Камхенг, как видно уже из его надписи 1292 г., придавал большое значение восстановлению и развитию экономики, задавленной кхмерским налоговым прессом. Имеется известие о том, что после второго визита в Ки­тай, в 1300 г., он вывез оттуда большую группу китайских ремесленников, которые положили начало знаменитой впоследствии саванкалокской фарфоровой промышлен­ности. Большой интерес он проявил и к внешней торгов­ле. Его посольства в Китай сочетались, как это было принято в то время, с активной торговлей, которую вели сами послы.

Разноплеменный состав обширной державы Рамы Камхепга обязывал правителя к особой осторожности в «национальной» политике. Хотя прямых свидетельств об этой стороне его деятельности не сохранилось, последу­ющая история тем не менее показала, что он и здесь был весьма гибок.

Если в соседней Бирме ассимиляция монов тянулась века (я так и не завершилась) и в XIV—XVIII вв. не раз вызывала войны, то на территории Таиланда она прошла быстро и безболезненно. Тайская знать охотно вступала в брачные союзы с монской знатью, за которой были со­хранены многие ключевые посты в государстве. Вытесне­ние монского языка тайским (хотя последний и заимст­вовал, слегка модифицировав, монский алфавит), судя по надписям, в основном было завершено уже в XIV в. (Ны­нешние моны, живущие в Таиланде и говорящие на монском языке, — потомки эмигрантов, бежавших сюда из Бирмы в XVI—XVII вв., после неудачной борьбы за не­зависимость.)

Такое резкое различие в исторических судьбах за­падных и восточных монов, возможно, связано с эконо­мическими различиями средневековых Бирмы и Таи­ланда.

В Северной и Центральной Бирме сельское хозяйство было не только главным, но и почти единственным заня­тием жившего здесь чисто бирманского населения. При­морская Южная Бирма (монский район) экономически была больше связана с торговыми государствами Юж­ных морей. Для бирманских феодалов-землевладельцев она служила главным образом объектом грабежа.

А между Северным и Южным Таиландом не было та­кого экономического антагонизма. Здесь, по крайней ме­ре с XIII в., если не раньше, происходило энергичное передвижение тайцев к югу, постоянное перемешивание населения, поощрявшееся правительством, которое было заинтересовано в росте населения на южных границах ради дальнейшей экспансии на юг. Дискриминация монов, занимавших ведущее место во внешней торговле и ремесле, никак не входила в планы Рамы Камхенга.

Политическая организация государства Рамы Кам­хенга также способствовала слиянию тайской и монской знати в единый правящий класс. Непосредственную власть король Сукотай осуществлял только в своем срав­нительно небольшом домене (земли вокруг столицы). Согласно древней восточноазиатской традиции столицу («космический центр» державы) окружали четыре удель­ных княжества, соответствующих четырем сторонам све­та — Саванкалок (на севере), Питсанулок (на востоке), Пичит (на юге), Кампенгпет (на западе). В этих княже­ствах правили сыновья короля. Остальную часть держа­вы Сукотай составляли вассальные княжества (Прэ, Пан, Луангпрабанг, Вьентьян, Наконпатом, Наконситамарат), где власть принадлежала тайским, монским или малай­ским правителям, пользовавшимся большой самостоя­тельностью. Их вассальные обязанности зачастую своди­лись только к посылке символической дани и оказанию военной помощи королю, когда она требовалась. К этому прибавлялось, однако, важное «негативное» обязатель­ство — не вести междоусобных войн и не препятствовать движению торговцев по всей территории державы.

Так как сама держава Сукотай (как и Ланнатаи) ро­дилась в войнах, ведущую роль  в ней играла военная аристократия. Об этом свидетельствует сукотайская фео­дальная терминология. Ниже куна (князя) стояли мын (десятитысячник, темник) и пан (тысячник).

Самоназвание народности таи (свободные), аналогичное самоназванию западноевропейской  варварской  на­родности — франков, указывало  на то, что коренные тайцы в отличие от древнего населения долины Менама не знали никаких форм личной  зависимости. Тайский крестьянин платил налог кровью, сражаясь под предво­дительством своих военных вождей. Что же касается ме­стного населения, то его положение зависело от степени сопротивления тайцам. Выступавшие против  завоевате­лей обязаны были нести повинности в их пользу и не име­ли равных с ними гражданских прав. В то же время часть ранее закрепощенных мон-кхмерскими феодалами корен­ных жителей получила за поддержку завоевателей статус свободных (таи), что и обеспечило столь быстрое слия­ние тайцев и местного населения.

Цементирующую роль в становлении нового общества сыграло также распространение в Таиланде в XIII в. хинаянского буддизма (сингалезского толка). Дело тут было не в догматических различиях между новыми для страны и старыми, ранее господствовавшими в ней фор­мами религии (в том числе и буддийской), а в том, что сторонники новой веры отвергали строительную гиганто­манию прежних религий, истощавшую силы народа. В новой вере упор делался на приобретение духовных благ путем доступного для всех ухода в монахи или же путем материальной поддержки монахов, что обходилось гораздо дешевле, чем возведение гигантских храмов.

В то же время Рама Камхенг тактично поддерживал древние народные верования, восходящие еще к культам первобытнообщинного строя и упорно сохранявшиеся в местной крестьянской среде.

«К востоку от мыанга Сукотай... — сообщает над­пись 1292 г., — находится источник, вытекающий из хол­ма. Прана Кхабун, дух-покровитель и божество этого холма, выше всех духов страны. Пока монархи Сукотай достойно отправляют его культ и делают ему ритуаль­ные жертвоприношения, страна спокойна и процветает». Такие почести местному божеству также должны бы­ли способствовать быстрейшему слиянию пришлого и коренного населения.

[1] Начиная с этого периода мы будем именовать таиландских монархов (по аналогии со средневековыми европейскими) королями.