ГЛАВА IV

СОЗДАНИЕ СИАМСКОГО КОРОЛЕВСТВА (1350 г.)

И ЕГО ПОЛИТИКА ДО ПАДЕНИЯ АЮТИИ В 1569 г.

1. Распад державы Рамы Камхенга и образование королевства Аютия (Сиам)

После смерти Рамы Камхенга, при его сыне Ло Таи (1318—1347), держава Сукотай быстро проявляет при­знаки уладка. Уже в начале правления нового короля от державы отпадает Южная Бирма, войска которой нанес­ли вторгнувшейся туда армии Ло Таи тяжелое пораже­ние. Затем отпадают княжества на территории нынешне­го Лаоса и ряд княжеств Южного Таиланда. В момент вступления на трон сына Ло Таи, Лю Таи (1347—1370), под властью сукотайского правителя остался лишь оско­лок прежних владений — древнее ядро державы на верхнем Менаме.

Такой стремительный распад государства — всего за три десятилетия — был вызван отнюдь не только тем, что с исторической сцены сошла сильная личность — Рама Камхенг. Видимо, правильнее будет сказать, что задачи, стоявшие перед Рамой Камхенгом, были уже вы­полнены и перед обществом встали новые задачи, реше­ние которых и субъективно и объективно оказалось не под силу его преемникам.

Раме Камхенгу необходимо было прежде всего «за­мирить» страну в условиях разрушения старой государ­ственности и старых племенных и национальных связей.

Чтобы привлечь на свою сторону народные массы, толь­ко что сбросившие гнет Кхмерской империи, и не утра­тить доверия соплеменников, еще хорошо помнивших прежние вольности, Рама Камхенг не только прибегал к самой широкой социальной демагогии, но и снизил или по крайней мере не покушался повысить сравнительно небольшую долю прибавочного продукта крестьян и ре­месленников, которую в это время отчуждал правящий класс. В результате такой политики хозяйство страны значительно окрепло и ко второй половине XIV в. она могла играть ведущую роль в торговле Южных морей.

Но эти хозяйственные достижения уже в первой поло­вине XIV в. выявили экономическое противоречие между преимущественно натуральным хозяйством Севера и эко­номически развитым, торговым Югом.

Бывшая в течение веков пограничной между Севером и Югом область Сукотай в силу чисто политических об­стоятельств на короткое время стала центром крупной державы, но, как только обстоятельства изменились, эта область вновь оказалась периферийным районом для Севера и Юга, яблоком раздора между ними.

Другим итогом правления Рамы Камхенга была кон­солидация нового правящего класса, слияние тайской и монской зиати. Но, укрепившись на местах, южная знать разорвала свои связи с далеким и уже не нужным ей сукотайским центром. В то же время феодалы Южного Таиланда еще не настолько окрепли, чтобы самостоя­тельно вести наступление на права крестьян в пределах своих мелких княжеств. Наконец, самый характер эконо­мики, торговые интересы требовали новой консолидации страны, но на этот раз с центром на Юге.

История новой династии, объединившей большую часть Таиланда в королевстве Аютия, более известном в истории как Сиам, довольно запутанна.

В 1159—1187 гг. в небольшом тайском княжестве Чайпракан (совр. Мыанлфанг) на севере Таиланда пра­вил князь Чайсири. Он был вассалом своего дяди, Промарата, 43-го князя Чиангсена — древнейшего тайского государства на территории страны, от княжеского рода которого вели свое происхождение правители не только Ланнатаи (Чиангмая), но и Сукотай и Пайао.

В 1187 г., после опустошительного набега шанов, Чайсири принимает решение сжечь свой город и уходит со своими приверженцами на верхний Менам, в Бангъянг. Здесь он, однако, не задерживается и, оставив княжить своего сына Махачайчана (отца Шри Индрадитьи, осно­вателя Сукотай), переходит в Кампенгпет. Но и там бес­покойный князь остается ненадолго. Вскоре он уходит еще дальше на юг, в старинный монский центр Наконпатом, бывший некогда столицей Дваравати, но с тех пор при­шедший в упадок. В Наконпатоме он, видимо, прочно осел вместе со своей дружиной, потому что в середине XIV в. мы застаем здесь правителем его потомка Чайсири II, который, вступив в брак с дочерью монского прави­теля княжества Утонг, объединяет по праву наследования оба владения. В 1347 г., пользуясь замешательством при вступлении на трон Лю Таи, он их значительно округля­ет, а в 1350 г. основывает в стратегически выгодном ме­сте, на острове при слиянии Менама и Пасака, новую столицу — Аютию и принимает титул короля и новое имя — Рама Тибоди I.

При Раме Тибоди I (1350—1369) развертывается стремительный процесс закрепощения свободного кресть­янства. Личную свободу в это время можно было утра­тить тремя путями: попав в плен на войне, задолжав и не имея возможности вернуть долг, оказавшись прикреп­ленным по велению короля к определенному феодалу.

Именно при Раме Тибоди I началась серия войн, глав­ной целью которых было не расширение территорий, а угон населения с чужой территории на свою. Здесь плен­ники получали от государства землю, а иногда даже скот и инвентарь для ведения хозяйства. Но юридически они были не свободными, как коренные жители страны, а сво­его рода рабами короля. Часть таких рабов король жа­ловал феодалам, которые использовали их как для лич­ных услуг, так и в земледелии. Эти рабы вплоть до на­чала XIX в. не обладали правом выкупа.

В долговое рабство глава семьи мог продать самого себя или любого члена своей семьи. Но если продажная цена была ниже определенной, установленной законом «полной стоимости» раба, такой раб имел право выкупа в любое время за ту же сумму, за которую его продали. Эта группа зависимых людей в первые века Аютийского королевства, по-видимому, была сравнительно невелика.

Наконец, третий путь закрепощения вытекал из воен­но-феодальной системы ранней Аютии. Каждый взрослый сиамец (мужчины от 18 до 60 лет) теоретически считался военнослужащим и был обязан явиться на военную служ­бу по приказу того военачальника (ная), в отряде кото­рого он числился. По традиции восемнадцатилетние юно­ши обязаны были проходить двухлетний срок обучения (в первую очередь — военному делу) в усадьбе своего ная, который в течение этого периода мог бесплатно пользо­ваться их трудом. Эта категория податного населения называлась «прай сом». После двухлетней службы юно­ши переходили в разряд «прай лыанг» — королевских людей, и считались находящимися на королевской служ­бе (шесть месяцев в году) и формально свободными. Однако с течением времени феодалы-наи стали стремиться удержать прай сомов на своей службе как можно доль­ше и для многих крестьян юридическое положение прай сомов стало пожизненным. Формирование этой катего­рии было закреплено Рамой Тибоди 1 в законе 1355 г., где говорилось, что прай сом принадлежит паю, как его рабы, жены и дети. Хотя юридически эта категория людей не считалась рабами, их реальное экономическое положение мало отличалось от положения рабов, являв­шихся таковыми по закону.

Процесс закрепощения крестьян в Аютии повел к обо­стрению классового антагонизма, который в более архаи­ческом по устройству государстве Сукотай был гораздо слабее. Если Рама Камхенг, как вытекает из его надпи­си, судил лично, опираясь, по всей видимости, на обыч­ное право и собственное правосознание, то Рама Тибо­ди I приступает к созданию кодифицированного права — письменного законодательства. Весьма характерно, что в первый же год своего правления (1350) Рама Тибоди-1 издает закон «о разбойниках», а к концу правления (1366) — еще один закон под тем же названием. Ясно, что проблема защиты феодальной собственности в этот период была очень острой. Не исключено, что основа­тель королевства Сиам сталкивался с крестьянскими вос­станиями.

Другие законы Рамы Тибоди I также в большей или меньшей степени имели целью укрепление сиамского фео­дального государства. Так, закон 1356 г. обязывал каж­дого простолюдина (прай) иметь начальника — ная. Увод чужого прая (одним наем от другого) карался на­равне с кражей. В то же время най нес личную ответственность за поведение своих праев и в случае преступ­ления, совершенного одним из них, был обязан сам его ловить.

Закон «о свидетелях» (1350) ограничивал юридиче­ские права целого ряда категорий населения. Он запре­щал выступать в суде не только явно антисоциальным элементам, к которым относились проститутки, воры, иг­роки, колдуны, ведьмы, и людям с физическими недостат­ками (слепые, глухие, лунатики и т. п.), но также и ра­бам тяжущихся сторон, нищим, бездомным, рыбакам и сапожникам.

Закон «о преступлениях против государства» вводил восемь степеней наказания за подобные преступления — от лишения должности до смертной казни.

Укреплению патриархальной семьи был посвящен за­кон, изданный в 1355 г. В нем объявлялось, что, если ка­кой-нибудь недостойный человек обратится в суд против своих родителей или деда или бабки, его следует жесто­ко избить палками в предостережение остальным, а жа­лобу не принимать,

В 1359 г. был издан закон, сурово карающий за кра­жу урожая, отвод оросительных каналов и за другие на­рушения прав земельной собственности.

Весьма любопытны статьи закона, принятого в 1356 г., которые регулируют вопрос о рабах, бежавших с терри­тории Аютии в Сукотай. Очевидно, такие побеги стали принимать массовый характер, и это также было не слу­чайно.

Преемники Рамы Камхенга в Сукотай в противопо­ложность аютийским королям продолжали проводить старую, патриархальную политику и даже сами настой­чиво пропагандировали ее в своих сочинениях. Внук Ра­мы Камхенга, Лю Таи, еще в бытность свою наследником престола, написал в 1345 г. трактат, в котором перечис­лял, каковы, с его точки зрения, должны быть обязанно­сти истинно буддийского государя. Правитель, по его мне­нию, во-первых, не имеет права взимать со своих под­данных более одной десятой урожая; во-вторых, он дол­жен освобождать от уплаты налогов крестьян в тех мест­ностях, которые поразил неурожай; в-третьих, он может требовать от населения выполнения только умеренных общественных работ и должен освобождать от выполне­ния таких работ стариков; в-четвертых, он не должен облагать своих подданных слишком обременительными на­логами.

Все эти нормы, безусловно, уже нарушались на Юге, да и часть северных феодалов в коренном Сукотай, ви­димо, была не прочь последовать примеру южан. Неда­ром восхождение на трон Лю Таи в 1347 г. сопровожда­лось серьезными смутами. Лю Таи, однако, сумел удер­жать власть и сохранить целостность коренного Сукотай, не изменяя своим принципам в течение всего своего пра­вления, почти совпавшего по времени с правлением Ра­мы Тибоди I в Лютии.

Лю Таи, получивший «за благочестие» почетный ти­тул Таммарача (Король дхармы), был незаурядным че­ловеком, глубоко изучавшим философию, астрономию, буддийские писания, веды. Он составил новый календарь и написал буддийский космологический трактат «Трай-пумикат». Это не было, однако, свидетельством его отры­ва от жизни и ухода от государственных дел, как пред­ставляется некоторым западным историкам. Теорию гу­манизма в буддийском толковании он применял в своей политической практике.

Во время войны с княжествами Прэ и Нан, в 1359 г., Лю Таи, к удивлению современников, не обращал плен­ных в рабство. Ему приписывается надпись следующего содержания (некоторые исследователи оспаривают ее подлинность): «Он... прощает преступников. В его время не было рабов во всей стране. Все были свободны и счастливы».

Другая, бесспорная, надпись Лю Таи гласит: «Этот король правит, соблюдая десять королевских заповедей. Он знает, как надо жалеть всех своих подданных. Если он видит чужой рис, он не желает его, если он видит бо­гатство других, это его не раздражает... Если он обнару­живает людей, виновных в обмане и наглых, людей, которые подкладывают яд в его рис, чтобы он заболел и умер, он никогда не убивает и не убьет их. Он прощает всех, кто причиняет ему зло... потому что он хочет стать Буддой и хочет перенести все существа через океан стра­даний перерождения».

Разумеется, нельзя понимать каждое слово надписи буквально. Но совершенно ясно, что это — набор кон­кретных политических лозунгов, а не безответственная болтовня религиозного безумца.

Реальность политики Лю Таи подтверждается уже тем, что за 23 года своего правления он не только сохра­нил, но и несколько расширил свои владения (за счет Прэ и Нана). В государстве не наблюдалось признаков экономического упадка. Напротив, энергично велись до­рожное строительство и другие работы. Были установле­ны тесные дипломатические и культурные связи с далекой Ланкой (Цейлон). И главное, грозный южный сосед — Аютия, несмотря на растущую утечку оттуда беглых ра­бов через сукотайскую границу, при его жизни ни разу не решилась вторгнуться в Сукотай, хотя в тот же пери­од войска Рамы Тибоди I наносили тяжелые поражения более крупным соседним государствам.

При сыне Лю Таи, Таммараче II, последнем независи­мом короле Сукотай (1370—1378), наступает быстрая развязка.

Уже в 1371 г. войска Аютии вторгаются в Сукотай и захватывают несколько городов. Так начинается семилет­няя война, в ходе которой сиамский король Бороморача I (1370—1388) проводит шесть походов на Сукотай.

Первые годы война идет с переменным успехом. В 1373 г. Бороморача I вынужден был с уроном отсту­пить от стен Кампенгпета.

Однако вскоре ситуация меняется в пользу Аютии. Уже в 1375 г. сиамцы захватили Питсанулок, второй по значению город Сукотайского королевства, и угнали в Аютию массу пленных. Теперь инициатива прочно нахо­дится в руках Бороморачи I. Положения не меняет и вмешательство в борьбу Ланнатаи (Чиангмая). Войско, направленное чиангмайским королем Куэной (1367—1385) в помощь Таммараче II, в 1376 г. было разгромле­но сиамцами. В 1378 г. сдается выдержавший три осады Кампенгпет. Считая свое положение безнадежным, Таммарача II капитулирует.

В результате поражения в войне Сукотай, в недавнем прошлом мощная держава на территории Таиланда, пе­рестает существовать как самостоятельное государство. Западную половину Сукотай аннексирует Сиам, а Там­мараче II за его «покладистость» предоставляется в вас­сальное владение восточная часть Сукотай с центром в Питсанулоке. В 1438 г., однако, потомков Таммарачи II окончательно отстранили от власти, и территория Суко­тай была полностью поглощена Сиамом.

2. Внутренняя политика сиамского феодального государства

Организация государственной власти   в   королевстве Аютия в первый век его существования, как и в Суко­тай, была  довольно примитивна. В центре государства находился королевский домен (земли, окружающие сто­лицу — Аютию). Вокруг него были расположены четыре так называемые внутренние провинции:  Лопбури   (Лаво) — на севере, Прапатом — на юге, Супанбури — на западе, Наконпайок — на востоке  (там правили прин­цы — дети или внуки короля). За ними лежала полоса внешних провинций, где правили обычно представители местной знати, а на периферии государства находились вассальные княжества, прочность связи которых с цент­ром зависела в каждый данный момент от личного авто­ритета и военной силы правящего   короля.   При   такой структуре один сильный удар извне или сколько-нибудь серьезное внутреннее потрясение легко могли превратить Аютию (как перед тем Сукотай) в конгломерат мелких, независимых друг от друга владений.

Но феодальное государство в Сиаме не остановилось на этом этапе. Уже во второй половине XIV в. в Аютии начали действовать четыре министерства (куна), во гла­ве которых стояли чиновники с чисто тайскими титулами, совпадавшими с названиями министерств: 1) кун На — министерство земледелия; 2) кун Кланг — министерство финансов; 3) кун Ванг — министерство двора, выполняв­шее также судебные функции; 4) кун Мыанг — министер­ство внутренних дел, ведавшее охраной порядка (по-ви­димому, лишь в пределах королевского домена).

В XV в. централизация власти в королевстве получи­ла дальнейшее развитие и увенчалась в середине столе­тия реформами короля Боромотрайлоканата (1448—1488), которые законодательно оформили систему сиам­ской феодальной государственности. Законы, принятые в 1450—1454 гг., действовали до конца XIX в.

Среди западных историков существует практически единодушное мнение, что прелюдией к реформам Боро­мотрайлоканата, резко изменившим облик аютийского общества, явился захват сиамскими войсками в 1431 г. столицы пришедшей в упадок Кхмерской империи — Ангкора и последовавший за тем массовый угон в Сиам представителей кхмерской верхушки  (брахманов, чинов­ников, юристов и т. п.).

Действительно, в законах Боромотрайлоканата бога­то представлена санскритская терминология, несомненно заимствованная через Камбоджу. Несомненно также, что курс на обожествление короля, начавшийся в середине XV в., был принят не без влияния культа девараджи (бога-царя), существовавшего в Ангкорской Камбодже. Не случайно, конечно, что в такой чисто буддийской стране, как Сиам, крайне сложную и торжественную це­ремонию коронации, которая превращала простого смерт­ного в некое божественное существо, отделенное от всех своих подданных, включая ближайших родственников, неизмеримой дистанцией, и была важнейшей политичес­кой акцией, с XV в. до наших дней выполняют придвор­ные брахманы — прямые наследники брахманов Кхмер­ской империи.

Наконец, идеологическое обоснование права на власть короля и феодального класса также во многом восходит к индийским юридическим теориям, перенятым главным образом через Камбоджу.

Но если сравнить в целом сиамскую государственную систему с кхмерской (а последняя подробно рассмотрена в книге Л. А. Седова «Ангкорская империя», М., 1967), то мы увидим, что они были совершенно различны. От­дельные черты сиамского феодализма, имеющие анало­гии в средневековых Индии и Китае, также не меняют того факта, что сиамская государственная система, сло­жившаяся во всех основных чертах к середине XV в. я функционировавшая до второй половины XIX в., отлича­лась глубокой самобытностью и прекрасной приспособ­ленностью к конкретным условиям.

Формально аютийская монархия отнюдь не была са­модержавной деспотией, и король отнюдь не был волен поступать как ему вздумается.

Вступая на трон, сиамский король приносил присягу из 26 пунктов, которые по масштабам социальной дема­гогии, пожалуй, даже превосходили декларации сукотайских королей. Он торжественно обещал: 1) предостав­лять блага тем, кто их заслуживает; 2) соблюдать чи­стоту совести, тела и слова; 3) не жалеть богатств, ко­торые он раздает; 4) быть честным; 5) быть вежливым и не упрямым; 6) исполнять предписания религии, чтобы преодолеть свои недостатки; 7) не впадать в гнев; 8) не причинять зла своему народу; 9) быть терпеливым; 10) всегда идти по пути справедливости; 11) заботиться о развитии производства; 12) заботиться о нуждах наро­да; 13) добиваться, чтобы его любили; 14) подыскивать кроткие слова, чтобы его любили; 15) заниматься образо­ванием своей жены и детей; 16) поддерживать хорошие отношения с чужеземными странами; 17) поддерживать членов королевской семьи; 18) развивать земледелие, распределяя зерно, сельскохозяйственные орудия и скот; 19) заботиться о счастье народа; 20) уважать ученых и поддерживать их; 21) заботиться о счастье животных; 22) запрещать людям вести плохую жизнь и направлять их на хороший путь; 23) помогать беднякам, не имею­щим профессии; 24) советоваться с учеными, чтобы точ­но знать хороший и плохой путь; 25) с полной ясностью духа изучать науки; 26) подавлять в себе малейшую алч­ную мысль.

Эта своеобразная феодальная «конституция» по свое­му размаху неизмеримо выше практически современной ей английской «Великой хартии вольностей». Она явно отражает страшные потрясения XIII в. и неустойчивое равновесие XIV в., когда новая власть еще не консоли­дировалась настолько, чтобы диктовать крестьянству свою волю без каких-либо объяснений.

Но у этой «конституции» с самого начала был один весьма существенный дефект. Она не предусматривала никакого органа, который бы контролировал выполнение монархом своих прекрасных обещаний. Король обязы­вался советоваться во всех важных делах с учеными (сведущими) людьми. Но круг этих советников никак не был очерчен, и их право низложить короля—нарушителя присяги нигде не было зафиксировано (по крайней ме­ре оно не отражено в дошедших до нас документах).

Согласно неписаному правилу король вплоть до XIX в. часто не просто наследовал корону, а избирался, но состав избирателей не был строго определен, и фак­тически этот обычай очень быстро выродился в кровавую борьбу различных феодальных клик за власть.

В законодательном порядке была установлена даже ежедневная программа деятельности короля (расписан­ная буквально по часам), которую он теоретически обя­зан был выполнять скрупулезнейшим образом. В соответствии с этой программой помимо государственной дея­тельности и самообразования королю отводилось только пять-шесть часов на сон и очень небольшое время на лич­ную жизнь.

Но все это было лишь витриной сиамской монархии. Сущность же ее заключалась в тщательно продуманной, всеохватывающей иерархической организации правящего класса, главной задачей которой было подавление экс­плуатируемых масс (крестьян и ремесленников), а вспо­могательной — обуздание отдельных феодалов, которые свои личные интересы противопоставляли интересам фео­дального государства в целом. И хотя вторая задача в законах Боромотрайлоканата внешне как будто выступа­ет на первый план (по количеству статей), по всему сво­ему духу это законодательство, (резко противопоставляю­щее титулованную знать и чиновников простолюдинам, прежде всего — антикрестьянское.

Законы Боромотрайлоканата фиксируют деление си­амского общества на пять основных сословий: три экс­плуататорских — наследственная знать, чиновники, ду­ховенство и два эксплуатируемых — лично свободные простолюдины и рабы, т. е. люди, лишенные личной сво­боды (эти два сословия с течением времени все более сближались по своему социальному положению).

К наследственной знати в строгом смысле законы Бо­ромотрайлоканата причисляли только прямых потомков короля и не далее чем до пятого колена. При этом титул в каждом следующем поколении уменьшался на одну сте­пень. Так, сын короля от главной супруги (королевы) носил титул чао фа (что-то вроде герцога или великого князя), его дети, в свою очередь, обладали более низким титулом — пра онг чао. внуки — мом чау, правнуки — мом рача ванса, праправнуки — мом лыанг. Носители двух последних титулов получали от казны весьма скром­ное пособие, а дети мом лыангов вообще переходили в податное сословие, если они не могли пристроиться в чи­новничьем аппарате и извлекать доходы уже как госу­дарственные чиновники, а не как члены королевского рода.

Наследственные права знати некоролевских родов за­конами Боромотрайлоканата были попросту отменены. Чиновники сохранили внешне все отличия и привилегии дворянства, которыми это сословие пользовалось в большинстве стран Европы и Западной Азии, но с утратой должности теряли всё.

Статус чиновника внутри феодального государствен­ного аппарата определялся четырьмя показателями. Пер­вым и главнейшим был знак достоинства — сакди на, число, определяющее размер земельной площади, кото­рая полагалась данному чиновнику за несение службы. Так, министр высшего ранга имел сакди на 10 тыс., что соответствовало    земельной площади в 10 тыс. раев (1600 га). Чиновники самого низкого ранга, из тех, кто назначался непосредственно королем, имели   сакди    на 400, что соответствовало 64 га.

Система сакди на охватывала не только сословие чи­новников, но и все сиамское общество, начиная от на­следника престола (вице-короля) — у парата, обладав­шего сакди на 100 тыс., до последнего нищего, имевшего символическое сакди на 5, хотя у него, естественно, ни­каких земельных владений не было.

Эта система четко выражала не столько служебное, сколько социальное старшинство. Теоретически все под­данные монарха были равны как его рабы, однако су­дебные тяжбы решались со строгим учетом сакди на тя­жущихся. Наказание за преступление против какого-ли­бо лица возрастало пропорционально размеру сакди на потерпевшего.

Система сакди на имела также другой аспект. Уста­новив максимальный участок сиамского крестьянина в 4 га (сакди на 25), она препятствовала концентрации земли в сиамской деревне без разрешения властей.

Между официальными чиновниками-феодалами и кре­стьянством находился промежуточный слой деревенской верхушки — мелкие чиновники, сакди на которых (от 25 до 400) устанавливалось министрами или местными вла­стями. В отличие от «настоящих» королевских чиновни­ков эта социальная группа, так же как и крестьяне, нес­ла личные повинности, но имела возможность, продвига­ясь по службе, попасть в разряд полноправных феода­лов (с сакди на от 400 и выше).

Практически сакди на не всегда совпадало с реаль­ными земельными владениями его обладателей, посколь­ку в Сиаме помещичье землевладение было развито очень слабо. Крупные поместья имели только представители самых высших рангов. Обычно же сакди на означало пожалование земли вместе с сидевшими на ней крестья­нами из расчета 25 раев на одно крестьянское хозяйство. Таким образом, чиновник с сакди на 400 мог пользовать­ся трудом 16 крестьянских семей.

С сакди на сочетались еще три других показателя, определявших место чиновника в иерархии:

1) титул (яса), который не следует смешивать с ти­тулами наследственной знати. Яса были такие: а) сомдет чао прайя (самый высший), б) чао прайя, в) прайя, г) пра, д) лыанг, е) кун, ж) мын (десятитысячник), з) пан (тысячник);

2) звание (тамнен). Сюда относились, например, сенабоди (министр высокого ранга), чао кром (начальник министерства или департамента), палат кром (замести­тель министра). К этому званию присоединялось наиме­нование того ведомства (крома), в котором работал чи­новник;

3) так называемые королевские наименования (рачатиннама), не имеющие точных аналогий в западном фео­дализме. Их можно сравнить с системой орденов, кото­рые давались не за заслуги, а за занимаемую должность.

Все четыре показателя строго коррелировались между собой. Например, один из двух самых высших чииовни-ков Сиама, руководитель всех гражданских министерств, имел звание аргамахасенабоди (кром Махаттаи), ти­тул чао прайя, королевское наименование чакри и сакди на 10 тыс., а заведующий королевскими амбарами — звание чао (кром Чан), титул лыанг, королевское наи­менование липитхасал и сакди на 1400.

Полное наименование чиновника достигало иногда нескольких десятков имен, но взамен он терял свое лич­ное имя, которое носил до того, как получил первый чин. Кроме того, чиновник, произведенный в следующий чин или перемещенный на другое место, получал вместе с тем новое наименование[1]. Главной целью этой системы была анонимность феодальных родов, сокрытие их имен чина­ми и титулами. Простолюдин приучался чтить не своего конкретного начальника как личность, а его должность.

По мысли идеологов сиамской феодальной монархии, личность — ничто, а должность — все. Теряя должность, чиновник терял вместе с ней все свои права, землю и иму­щество.

Административный аппарат при Боромотрайлоканате приобрел сложную, но четкую структуру. Администра­ция, так же как и все население страны, была разделена на две части: гражданскую и военную. Во главе граж­данской части стоял махаттаи (или чакри), который од­новременно являлся председателем в Королевском совете (Лук кун сала), куда входили главы всех важнейших ведомств, имевшие совещательные функции при короле. Военную часть возглавлял калахом.

Это разделение было в значительной мере условно. Во время войны все взрослые мужчины страны должны бы­ли выступать под знаменем короля. В мирное же время даже жители, приписанные к военной части, за неболь­шим исключением, занимались производительным тру­дом. Постоянными военными формированиями были только численно небольшая, но хорошо вооруженная на­емная гвардия из иностранцев и личная охрана короля. Остальные причисленные к военной части, например «ин­женерный корпус» (плотники, каменщики и др.), лаос­ские кавалеристы, монская пехота (потомки угнанных из Чиангмая, Лаоса и Бирмы), в мирное время призывались для несения службы только в период ежегодных воин­ских сборов.

Гражданская часть состояла из пяти министерств (кромов), из которых одним (кромом Махаттаи, соот­ветствующим министерству внутренних дел) заведовал сам начальник гражданской части — махаттаи. Ему же вплоть до XVII в. были подчинены четыре других крома, преобразованных из старых министерств (кунов).

Кром На (министерство земледелия) заботился об ирригации, о расчистке джунглей и о других обществен­ных работах, необходимых для поддержания сельского хозяйства. Глава крома ежегодно лично выполнял це­ремонию проведения первой борозды, служившую сигна­лом к началу сельскохозяйственных работ по всей стране (в прежние времена эта функция осуществлялась самим королем). Кром На ведал также распределением земель среди феодалов, сбором налогов на рис и государствен­ными заготовками зерна и скота.

Кром Пракланг представлял собой королевское каз­начейство, управлявшее обором большинства налогов и контролировавшее доходы и расходы всех остальных кромов. В числе учреждений, находившихся в ведении главы крома Пракланг, была не только казна с золотом и драгоценностями, но и все склады различных продук­тов (кроме риса), которые король получал в виде нату­рального налога. Впоследствии, в XVI—XVII вв., кром Пракланг стал все больше заниматься вопросами снача­ла внешней, а потом и внутренней торговли. Вместе с тем в его компетенцию перешли вопросы, касающиеся иностранных купцов, прибывающих в Сиам, а потом и вообще всех иностранных подданных на территории коро­левства. Дальнейшее развитие этой функции привело к тому, что глава крома Пракланг превратился фактиче­ски в министра иностранных дел.

Кром Ванг, т. е. министерство двора, обслуживал личные нужды короля и его многочисленной семьи, за­нимался организацией государственных церемоний.

Кром Мыанг (или Нагарапала) был первоначально управлением столичного округа — ядра королевского до­мена. Позднее к этому ведомству перешли также функ­ции полицейского корпуса и высшего уголовного суда. Кром Мыанг имел право направлять своих представите­лей для контроля во все провинции и собирать некото­рые местные налоги.

Военная часть была построена по образцу граждан­ской. Во главе, как отмечалось выше, стоял калахом (во­енный министр). Ему подчинялись четыре маршала, командовавших в военное время соответственно четырь­мя родами войск: 1) пехотой; 2) кавалерией и элефантерией (слоновым корпусом); 3) артиллерией; 4) саперами.

Одновременно с центральным аппаратом была реор­ганизована и местная администрация. Четыре внутрен­ние провинции слились со столичным округом в единый королевский домен — Ван Рачатани. Правившие раньше в них сыновья короля, принцы первого ранга, получили в управление пограничные провинции Севера, такие, как Питсанулок, Саванкалок, Кампенгпет, которым было при­своено звание провинций первого ранга (мыанг эк). Пер­вый ранг был присвоен также пограничным провинциям Юга, Востока и Запада: Наконситамарат (где правили потомки местной династии), Наконрачасима, Тенассерим, Тавой (эти три последние провинции управлялись высшими чиновниками).

Провинции Внутреннего Сиама в зависимости от зна­чимости имели второй или третий ранг (мыанг до и мыанг три), и ими управляли принцы низших рангов или чиновники. В состав провинций первых трех рангов и ко­ролевского домена входили провинции четвертого ран­га — уезды.

Сакди на губернатора каждой провинции и других ее чиновников устанавливался соответственно рангу про­винции.

Весь этот сложный аппарат был направлен в первую очередь на подавление и прикрепление к земле крестьян, которые при наличии в средние века обширного фонда незанятых земель были склонны к большой мобильности и ускользанию из-под государственного налогового прес­са. Каждый крестьянин и ремесленник, достигший 18 лет, прикреплялся к какому-нибудь крому, а внутри крома — к определенному начальнику (наю), который руководил его работой на государство. От государственной повин­ности освобождались мужчины, достигшие 60 лет или имеющие трех взрослых сыновей на службе у_; государства, а также все женщины. Крестьян и ремесленников, подле­жавших повинности и уклонявшихся от нее, рассматри­вали как бродяг и превращали в королевских рабов.

Таким образом, государство в средневековом Сиаме соответствовало тому типу феодального восточного госу­дарства, который описывается К. Марксом в «Капитале»: «Государство здесь — верховный собственник земли. Су­веренитет здесь — земельная собственность, сконцентри­рованная в национальном масштабе. Но зато в этом слу­чае не существует никакой частной земельной собствен­ности, хотя существует как частное, так и общинное вла­дение и пользование землей» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2, т. 25, ч. II, стр. 354).

«Если не частные земельные собственники, а государ­ство непосредственно противостоит непосредственным производителям, как это наблюдается в Азии, в качестве земельного собственника и вместе с тем суверена, — от­мечает здесь же К. Маркс, — то рента и налог совпа­дают, или, вернее, тогда не существует никакого налога, который был бы отличен от этой формы земельной рен­ты» [там же].

Традиционной формой ренты-налога, которую плати­ли феодальному государству крестьянин и ремесленник Сиама, была шестимесячная барщина. Со временем к ней прибавили ряд других натуральных и денежных на­логов. Фактически же барщину в .пользу короля несла в основном большая часть крестьян собственно королев­ского домена в центре страны (долина нижнего Менама). В их обязанности входили работа в королевских поме­стьях, на лесозаготовках, на строительстве дорог и ка­налов, обслуживание нужд огромного королевского двора.

Крестьяне, не работавшие на государственной барщи­не (в окраинных и частично в центральных районах стра­ны), должны были платить государству натуральный об­рок (рисом, оловом, селитрой, тиком, сапаном, слоновой костью и другими продуктами в зависимости от района). Наряду с этим, по-видимому в XVI в., появляется денеж­ный оброк.

Значительную категорию феодально-зависимого кре­стьянства (и ремесленников) составляли люди, пожало­ванные вместе со своими наделами чиновникам-феода­лам за службу. Число пожалованных зависело, как уже говорилось выше, от ранга этих чиновников (на каждые 25 сакди на ранга полагалось одно крестьянское хозяй­ство с земельной площадью 25 раев). Крестьяне, пожало­ванные феодалам, были обязаны нести в их пользу ше­стимесячную барщину или платить эквивалентный на­туральный либо денежный оброк. Поскольку сиамский феодал, как правило, не имел собственного поместья (ис­ключение составляли крупнейшие вельможи, губернато­ры провинций и главных городов), феодальная рента с крестьян данной категории взималась главным образом в форме оброка. Эти крепостные крестьяне пользовались (в определенных рамках) свободой перехода от одного владельца к другому и после смерти или отставки чинов­ника-феодала вновь становились государственными кре­стьянами.

Ремесленники, сосредоточенные в немногочисленных сиамских городах, объединялись в цехи с узкой специа­лизацией. Обычно профессия передавалась по наследст­ву. Во главе каждого цеха стоял специально назначенный правительственный чиновник. Развитию ремесла в Сиаме мешали незащищенность частной собственности, угроза закрепощения искусных ремесленников королем и круп­ными феодалами, характерные для феодального государ­ства.

С XVI в. появляются государственные мануфактуры, преимущественно военного характера, в которых исполь­зовался принудительный труд.

3. Внешняя политика

Политика королевства Аютия в отношении близлежа­щих земель и их населения в XIV—XVI вв. имела два основных военных аспекта: 1) территориальное продви­жение на запад (к Андаманскому морю) и на юг (к Ма­лаккскому проливу) с целью установить как можно бо­лее полный контроль над торговыми путями из Индии в Китай и 2)  систематические походы, набеги на восток (против Камбоджи) и на север (против Чиангмая) с целью не столько овладения новой территорией (за пол­тора века войн границы здесь практически не измени­лись), сколько захвата местного населения и угона его в Сиам. Первый аспект был связан с глубокой заинте­ресованностью Сиама в доходах от внешней торговли и от транзитных пошлин, второй — с традиционными нуж­дами феодальной экономики, с необходимостью расши­рить сословие крепостных крестьян и восполнить убыль в живой силе, вызванную почти непрерывными войнами.

Уже в 1363 г. Рама Тибоди I начал борьбу за утра­ченный наследниками Рамы Камхенга выход к Индий­скому океану. Вторгшись в южнобирманское королевст­во, он не только присоединил к Сиаму Тенасссрим, отку­да начинался древний речной и частью сухопутный тор­говый путь из Андаманского моря в Сиамский залив, но и овладел столицей королевства — Мартабаном (совр. Моутама). В 1369 г. сиамцы развернули наступление на Моулмейн (Моламьяйн), и южнобирманские моны были вынуждены перенести столицу в Пегу (это название на­долго закрепилось за южнобирманским королевством). В XV в. сиамцы захватили Тавой.

Воспользовавшись ослаблением индонезийской остров­ной империи Маджапахит (которую с последней четвер­ти XIV в. раздирали междоусобные войны), сиамские ко­роли подчинили себе весь Малаккский полуостров до Тумасика (совр. Сингапур) и примеривались к Суматре, где правители остатков Шривиджайи — государства Ма­лайю — отвернулись от моря и перенесли свое внимание на внутренние районы. Если бы план аютийских королей осуществился, все морские пути между странами Сред­него и Дальнего Востока оказались бы в одних (сиам­ских) руках. Но угроза сиамского завоевания в начале XV в. явилась фактором сплочения малайскоязычного населения в районе проливов. Центром сопротивления стала малоизвестная до того рыбацкая деревушка Ма­лакка.

Здесь в 1402 г. обосновался энергичный малайский князь Парамешвара, обязавшийся платить Сиаму дань— 40 лянов (1,5 кг) золота в год. При нем за какие-нибудь два десятилетия Малакка стала крупнейшим торговым центром полуострова. В своей борьбе против сиамского господства Парамешвара умело использовал активную морскую экспансию Китая в странах Южных морей и распространение в Индонезии мусульманской религии (которая начала проникать на Суматру еще в XIV в.).

В 1403 г. Парамешвара завязал тесные дипломатиче­ские связи с Китаем. В 1405 г. в Малакку прибыл ги­гантский флот знаменитого китайского мореплавателя Чжэн Хэ, в задачу которого входили установление дипло­матических и торговых связей, а также демонстрация ки­тайского могущества во всех странах Южных морей, вплоть до берегов Африки. Малакка на долгие годы ста­ла главной оперативной базой флота Чжэн Хэ. Отсюда отдельные эскадры отплывали по разным маршрутам в страны Индийского океана.

Однако присутствие китайцев в Малакке само по себе не заставило сиамских королей отказаться от своих при­тязаний. Несмотря на подчеркнутое дружелюбие сиам­ского двора к Китаю и частые посольства к минским им­ператорам с символической данью, Сиам, сам обладав­ший значительным морским флотом, а главное — круп­ным сухопутным войском, продолжал оказывать давле­ние на Малакку.

Чтобы избавиться от сиамского сюзеренитета, Пара­мешвара осенью 1405 г. обратился к императору Чжу Ди с просьбой считать Малакку частью Китая. Ответ при­шел не сразу. Видимо, китайское правительство долго взвешивало последствия такого шага: возможность ухуд­шения отношений с Сиамом, бывшим в этот период гегемоном на Индокитайском полуострове и державшим в своих руках значительную часть Юго-Восточной Азии.

Только в 1409 г. было решено принять Парамешвару в вассалы Китая. Чжэн Хэ лично короновал его. Китайцы привезли с собой даже пограничные столбы, которые они установили на границах новопризнанного государства. Малакка перестала платить дань Сиаму.

В том же, 1409 г. сиамский король Рама Рача (1395— 1409) был отстранен знатью от власти «за плохое управ­ление». Возможно, в числе прочих грехов его обвинили и в дипломатическом провале с Малаккой.

Новый король, Интарача I (1409—1424), выжидал це­лое десятилетие, прежде чем возобновить наступление па Малакку. Тем временем, в 1414 г., Парамешвара пере­шел в мусульманство (приняв титул султана и новое имя — Искандер-шах) и сделал, таким образом, Малак­ку главным политическим центром мусульманства в Ма­лайе и в западных районах Индонезии. В 1419 г. Искан­дер-шах едет в Китай с отчаянной просьбой о помощи против Сиама. В конце того же года император Чжу Ди направляет в Сиам указ с требованием оставить Малак­ку в покое. Так как флот Чжэн Хэ все еще стоял в Ма­лакке, Интарача I не решился пойти на открытую войну и действовал дипломатическим путем. Его посольство в Китай в 1420 г. не смогло, однако, добиться желаемых результатов. В 1421 г. в Пекин прибыло новое сиамское посольство с извинениями по поводу Малакки.

Три года спустя международная обстановка изменя­ется в пользу Сиама. После смерти Чжу Ди в 1424 г. но­вый император принимает курс па прекращение внешних связей и морских плаваний. Сиамский король Бороморача II (1424—1448) сразу же использует образовавшийся вакуум. Недовольство Китая выразилось только в том, что в 1426 г. традиционная норма даров сиамскому пос­лу была урезана вдвое.

В 30-х годах XV в. Китай, однако, вновь обращается к политике морских походов. Едва узнав об этом, малаккский султан в 1431 г. тайно (стало быть, море уже было не в его власти) снаряжает посольство в Китай с жалобой на Сиам. В том же году малаккских послов до­ставляет обратно флот Чжэн Хэ, а Боромораче II напра­вляется суровый указ «поддерживать дружбу с соседя­ми» (это был также год захвата сиамцами Ангкора).

До второй половины 40-х годов XV в. Малакка еще не раз обращалась к китайскому императору с жалоба­ми на Сиам. Правда, после 1436 г., когда в Китае окон­чательно были запрещены морские походы и строитель­ство новых кораблей, интерес императорского двора к делам Юго-Востока заметно уменьшился. Но в те же годы постепенное распространение ислама в Малайе на­столько укрепило положение малаккских султанов, что вскоре они оказались в состоянии самостоятельно оборо­няться от Сиама, а затем даже перешли в контрнаступле­ние.

В 1446 г., при султане Муззафар-шахе (1446—1459), талантливый малаккский полководец Тун Перак отразил сиамское вторжение на море и на суше. Потом он пере­нес борьбу в Северную Малайю, на территорию сиам­ских вассалов. В 1455 г. в крупном морском сражении у Батупахата он разгромил сиамский флот. За этим после­довали мирные переговоры и был заключен мир, но на недолгий срок. В правление султана Мансур-шаха (1459—1477) борьба возобновилась. В ходе новой войны Паханг, Кедах, Трентану и другие вассалы Сиама были завоеваны Малаккой; под властью Сиама осталось толь­ко одно малайское княжество — Лигор (Наконситамарат). Объединив таким образом Малайю и значительную часть Суматры, Малаккский султанат решительно вы­рвал у Сиама роль ведущей торговой державы в Юго-Восточной Азии.

Утрата торгового Юга не могла не привести к извест­ным переменам в сиамской экономике и политике. Имен­но с 60-х годов XV в. основные политические интересы правившего тогда короля Боромотрайлоканата обраще­ны уже не на южные, а на северные районы. В 1463 г. си­амская столица даже переносится временно в северный пограничный район государства. Ею становится г. Питсанулок.

После смерти Боромотрайлоканата в 1488 г. Бороморача III (1488—1491) и Рама Тибоди II (1491 — 1529) еще несколько раз пытались завоевать Малакку и вер­нуть утраченное положение на полуострове. Но сиамские атаки как на суше, так и на море неизменно отражались султаном Махмудом (1488—1511). Этой затянувшейся борьбе неожиданно положило конец вторжение внешней силы: в 1511 г. Малаккой овладели португальцы.

На востоке Сиам в рассматриваемый период вел по крайней мере три крупные наступательные войны против Камбоджи, не считая многочисленных мелких набегов. Первая война произошла в 50-х годах XIV в. при Раме Тибоди I. Согласно камбоджийским летописям, он в 1353 г. захватил столицу Камбоджи Ангкор, посадил на трон сиамского принца и оккупировал страну в течение четырех лет. Современные историки считают, однако, что успехи Рамы Тибоди I были гораздо скромнее и Ангкора он не брал.

В 1393 г., когда в Сиаме правил Рамесуан, вспыхнула новая война с Камбоджей. Военные действия начал кам­боджийский король Кодом Бонг. Он вторгся в район Чантабури (Восточный Сиам) и угнал около 7 тыс. че­ловек. Рамесуан, в свою очередь, вторгся в Камбоджу. Разбитый Кодом Бонг бежал. На анлкорский трон был посажен его внук Си Сурийо Павонг, признавший себя вассалом Сиама. Для его поддержки в стране был оста­влен 5-тысячный сиамский гарнизон во главе с генера­лом Пья Чай Каронгом. Остальное войско вернулось в Сиам, уведя с собой 90 тыс. пленных кхмеров. Камбод­жа, впрочем, скоро восстановила свою независимость.

Третья большая война разразилась в 1431 г. при Боромораче II. На этот раз Камбодже был нанесен сокру­шительный удар. После семимесячной осады пал Ангкор. Огромное число камбоджийцев было угнано в плен. Сре­ди них были искусные ремесленники, художники, брах­маны, чиновники. Некогда очень плотно заселенная Анг-корская равнина, древний центр Кхмерской империи, обезлюдела. Бороморача II посадил на камбоджийский трон своего сына Интабури.

Сиамский принц не смог, однако, закрепить свою власть в стране. Вскоре он был убит кхмерскими пов­станцами. Камбоджийская государственность была вос­становлена, но Ангкор как столица был навсегда остав­лен кхмерами. Резиденцией нового камбоджийского ко­роля стал Пномпень, удаленный от сиамской границы. После этого более чем на сто лет в сиамо-камбоджийских отношениях наступает затишье.

Особенно долгую и тяжелую борьбу сиамцы вели на севере, с родственными им по крови чиангмайцами. С 1376 по 1546 г. Сиам и Чиангмай воевали 14 раз, причем общие результаты всех этих войн внешне были на редкость незначительны. Инициатива войны принад­лежала то одному, то другому государству. Чиангмайцы вторгались в Сиам, как правило, по просьбе мятежных феодалов беспокойной пограничной области Сукотай, а сиамцы развертывали наступление против Чиангмая по призыву принцев чиангмайского 'королевского дома, пре­тендовавших на трон.

Несмотря на колоссальный авторитет королевской власти, личность короля как в Сиаме, так и в Чиангмае отнюдь не пользовалась абсолютной неприкосновенно­стью. Из 16 королей, правивших в Аютии с 1350 по 1569 г., восемь были низложены или убиты. В Ланнатаи с 1259 (времени основания государства) по 1564 г. (год захвата его Бирмой) из 16 правителей были низло­жены пятеро, зато династические войны происходили здесь чаще и были дольше и кровопролитнее, чем в Сиа­ме. Это объясняется более архаическим устройством Чиангмая и большей ролью там удельных князей.

В первой сиамо-чиангмайской войне (1376) король Чиангмая, Куэна, безуспешно пытался оказать помощь сукотайскому королю Таммараче II в борьбе против Аютии.

Династическая борьба после смерти Куэны послужи­ла поводом для второй войны (в 1387 г.), в которой Си­ам выступил на стороне претендента, брата Куэны, прин­ца Махапрома, против сьша Куэны, короля Сен Мыанг Ма (1385—1411), вступившего на престол в четырнадца­тилетнем возрасте. В ходе этой войны аютийцы и принц Махапром осадили чиангмайский город Лампанг, но не сумели его взять. Командующий чиангмайской армией генерал Мын Лок Након разбил войска союзников при деревне Сенсанук. В этой битве отличилась жена гене­рала Мын Лок Накона — Нанг Си Мыонг (вообще в тайских государствах XIV—XVI вв. женщины часто иг­рали достаточно важную политическую и даже военную роль).

Третью войну (1390) начал молодой чиангмайский король Сен Мыанг Ма. Сукотайский вассальный король Таммарача II призвал его напасть на Сиам, чтобы изба­вить Сукотай от зависимости. Но когда чиангмайские войска вошли в Сукотай, Таммарача II внезапно на­пал на своих союзников (может быть, они слишком ре­тиво грабили его подданных). Потерпев сокрушительное поражение, Сен Мыанг Ма едва спасся от плена (по пре­данию — на плечах двух преданных слуг).

После того как Сен Мыанг Ма умер, оставив трон своему двенадцатилетнему сыну Сам Фанг Кену (1411— 1441), против нового короля поднял мятеж его старший брат Чикумкан, удельный князь Чиангсена. Потерпев по­ражение, Чикумкан бежал за помощью в Сиам. Это по­служило поводом для четвертой сиамо-чиангмайской войны. Сиамской армией на этот раз командовал вас­сальный король Сукотай Таммарача III (сын Таммарачи II).

В начале войны сиамцы осадили г. Пайао. В ходе осады они возвели башню, на которую поставили пушки, чтобы бомбардировать город (первые упоминания об ар­тиллерии в сиамских летописях относятся ко второй по­ловине XIV в., но некоторые историки оспаривают их подлинность). Жители Пайао, однако, упорно обороня­лись. Они сняли медную черепицу с храма, отлили из нее пушку и разбили сиамскую башню.

Поражение не повело к отступлению Таммарачи III на территорию Сиама. Напротив, совершив глубокий рейд на север Ланнатаи, он внезапным ударом захватил г. Чианграй. После этого сиамские войска двинулись на столицу королевства — г. Чиангмай.

В характере войн того времени было еще много ар­хаического. Согласно летописям, генеральное сражение под стенами чиангмайской столицы было заменено пое­динком двух бойцов, выставленных враждебными армия­ми; чиангмайский боец Хан Йотчайнет победил, и сиамцы отступили. (Возможно, впрочем, что главной причиной отступления была энергичная деятельность партизанских отрядов в тылу сиамской армии. В летописях сохрани­лось упоминание о подвигах чиангмайского мальчика-партизана Петиота.) Уходя, сиамцы угнали с собой все население Чианграя.

Очередная, пятая, война разразилась в 1442 г. и так­же была связана с династической борьбой в Чиангмае. За год до этого король Сам Фанг Кен был свергнут сво­им младшим (шестым по счету) сыном Тилокаратом. Брат свергнутого, удельный князь Мыангфанга, принц Сой, и некоторые другие феодалы пытались осуществить контрпереворот, но потерпели поражение. Они обрати­лись за помощью к Сиаму. Однако к тому времени, когда войска Бороморачи II появились в Чиангмае, Тилокарат с помощью другого своего дяди, способного генерала Мын Донг Накона, наголову разгромил феодальную оп­позицию, что облегчило борьбу против Сиама. Продви­жение сиамцев к столице Ланнатаи было остановлено удачной ночной диверсией чиангмайских разведчиков, натравивших боевых слонов сиамцев на их же лагерь. Боромораче II пришлось отступить. Преследуя сиамские войска, чиангмайцы вторглись на территорию Аютии.

В правление Тилокарата (1441 — 1487) в Чиангмае и Боромотрайлоканата в Сиаме борьба между этими дву­мя государствами приняла особо острую форму, причем военный перевес вплоть до середины 70-х годов XV в. был на стороне Чиангмая. По-видимому, централизаторские реформы Боромотрайлоканата приходились не очень по вкусу сиамским феодалам, наиболее крупные из которых правили в пограничных районах (как уже отмечалось, большинство южных вассалов Сиама на Малаккском по­луострове при Боромотрайлоканате перешли под власть Малакюского султаната).

Шестая сиамо-чиангмайская война началась в 1451 г. в связи с тем, что губернатор сукотайского города Са­ванкалока поднял мятеж против Сиама и призвал Тило­карата к себе на помощь. В Северный Сиам вторглись две чиангмайские армии. Первая из них во главе с Тилокаратом двинулась прямо на Саванкалок, но недалеко от города ее авангард был разбит сиамцами. Узнав в это время о вторжении в Чиангмай короля Лангчана (Лао­са), Тилокарат немедленно вернулся в свою столицу. Другая же чиангмайская армия действовала более ус­пешно. Ей удалось захватить часть сиамской территории.

После нескольких лет затишья, в 1460 г., разразилась новая, седьмая, война, окончившаяся в 1463 г. Как и в прошлый раз, прелюдией к ней послужила измена губер­натора Саванкалока, передавшего свой город Тилокарату, который за это назначил его «по совместительству» губернатором Пайао. В качестве ответной меры Боромотрайлоканат напал на княжество Прэ, еще в 1447 г. аннексированное Чиангмаем. Нападение не увенчалось успехом. В 1461 г. чиангмайские войска под командо­ванием изменившего Сиаму губернатора Саванкалока вторглись в Сиам, взяли штурмом г. Сукотай и присту­пили к осаде наиболее крупного города Северного Сиама — Питсанулока. Но чиангмайцам не удалось развить свой успех из-за внезапного вторжения в их страну ки­тайских войск. (Возможно, что эта акция, как и вторже­ние лаосцев в предыдущей войне, была результатом си­амской дипломатии, которая славилась своей гибкостью.) В 1462 г. сиамцам удалось возвратить Сукотай, а в 1463 г. с целью более оперативного руководства войной Боромотрайлоканат, как упоминалось выше, перенес свою столицу в Питсанулок; он оставил в Аютии наместни­ком своего старшего сына. Тилокарат попытался снова захватить Сукотай, но был отбит и отступил, понеся большие потери.

Теперь война перешла на чиангмайскую территорию. Преследуя противника, сиамская армия во главе со вто­рым сыном короля, принцем Интарачей, продвинулась до холмов Дойба. Здесь произошло генеральное сраже­ние. В ходе его Интарача был смертельно ранен выстре­лом из мушкета. Это деморализовало сиамские войска, и они отступили, несмотря на явный перевес.

В 1464 г. губернатор Саванкалока решил снова пе­рейти па сторону Сиама, что послужило причиной вось­мой войны. В качестве репрессии чиангмайцы сожгли большую часть города. Правителем Саванкалока был посажен дядя Тилокарата принц Мын Донг Након, про­явивший себя ранее как выдающийся полководец. В 1465 г. по случаю временного (на восемь месяцев) ухода Боромотрайлокапата в монастырь было заключено перемирие. Сиамцы попытались мирным путем возвра­тить Саванкалок. Но переговоры ничего не дали, и в 1466 г. военные действия возобновились.

К этому периоду относятся интересные эпизоды из ис­тории тайной войны в средневековом Индокитае. В 1467г. в Чиангмае появился бирманский монах, тайный агент Боромотрайлоканата. Он быстро вошел в доверие Ти­локарата и, «раскрыв» мнимый заговор, добился казни наследника престола Бун Руанга, а также многих выс­ших чиновников. В следующем году в Чиангмай прибы­ло сиамское посольство во главе с неким брахманом. Вскоре послы были уличены в том, что зарыли в разных местах столицы семь кувшинов, содержащих вредонос­ные магические средства. В ходе следствия выяснилась и провокационная роль бирманского монаха. Глава по­сольства и монах были казнены тут же, прочие члены посольства — поначалу отпущены, но затем перебиты на дороге.

Девятая война разразилась в 1474 г., сразу после смерти Мын Донг Накона. На первом этапе сиамцы до­стигли значительных успехов. Им удалось захватить главную чиапгмайскую пограничную крепость Чиангъюн и вернуть себе Саванкалок. На втором этапе чиангмайцы отбили Чиангъюн.

Последняя война между Боромотрайлоканатом и Ти-локаратом велась в 1486 г., после того как Тилокарат перебил сиамское посольство. В ответ на это Боромот-райлоканат вторгся в Чиангмай, но не добился каких-нибудь существенных успехов.

При внуке Боромотрайлоканата, Раме Тибоди II, Си­ам еще трижды воевал с Чиангмаем (в 1492, 1507—1510, 1513—1515гг.).

В ходе второй из этих войн сиамцам в 1508 г. уда­лось захватить княжество Прэ. Но уже в следующем го­ду оно было отвоевано чиангмайцами.

Особенно тяжелый характер носила тринадцатая по счету сиамо-чиангмайская война (1513—1515 гг.). Сиам­цы тогда использовали португальскую военную помощь (португальское посольство впервые появилось в Аютии в 1511 г.). Несмотря на это, долгое время успех в войне был на стороне Чиангмая. Чиангмайский генерал Мын Пинг Йи, совершив ряд удачных набегов, угнал в свою страну огромное число пленных и много скота. В 1515 г. он захватил Сукотай и Кампенгпет. Только в конце 1515 г. Раме Тибоди II удалось организовать контрна­ступление. В битве при р. Ванг сиамцы одержали ре­шительную победу. Вскоре после этого пал чиангмайский город Лампанг, где была захвачена большая добыча.

В 1518 г. в Сиаме была проведена военная реформа и издана книга о военной тактике, видимо обобщавшая опыт чиангмайских войн. Однако в последующую чет­верть века (до 1545 г.) внешняя политика Сиама была на редкость мирной. Возможно, сиамские короли в это время внимательно присматривались к стремительному росту португальской морской империи и берегли силы, на случай если португальская агрессия обратится про­тив сиамских портов.

Последняя война Сиама с Чиангмаем началась в 1545 г. Как и не раз в прошлом, причиной войны послужила междоусобица, вызванная борьбой за трон. Еще в 1538 г. король Чиангмая Кет Клао был низложен знатью и на его место посажен его сын Сайкам. В 1543г. Сайкама убили заговорщики. На престол снова взошел Кет Клао, но и он через два года был убит группой вель­мож во главе с Сендао. Так как у Кет Клао не осталось сыновей, появилось сразу несколько претендентов на трон с довольно сомнительными правами. Столичная группа феодалов выдвинула своим кандидатом дальнего родственника Кет Клао, шанского князя Мекути. Фео­далы Южного Чиангмая стремились посадить на трон князя Хсенви, в то время как северная группа феодалов (с центром в Чиангсене) пригласила на трон сына лаос­ского короля, малолетнего принца Сай Сеттатирата, пле­мянника покойного Кет Клао по матери.

В развернувшейся борьбе принц Хсенви, потерпев по­ражение под Чиангмаем, призвал в страну сиамского ко­роля Прачая (1534—1546). В июне 1545 г. Прачай с вой­ском подошел к столице Ланнатаи и начал подготовку к ее штурму.

К этому времени, однако, положение здесь в значи­тельной степени стабилизировалось. Северные феодалы при поддержке лаосцев разгромили сторонников Мекути и убили Сендао. В качестве компромисса правительни­цей Чиангмая до совершеннолетия Сай Сеттатирата бы­ла провозглашена дочь Кет Клао принцесса Чирапрабха. Эта незаурядная женщина, обладавшая недюжинны­ми дипломатическими способностями, сумела, не доводя дело до открытой борьбы, убедить Прачая вернуться в Сиам.

Но осенью 1545 г. обстановка опять осложнилась. В Чиангмай вторгся шанский претендент принц Мекути. В ответ на это лаосский король прислал в Чиангмай свой гарнизон. Прачай счел момент подходящим для но­вого вмешательства в чиангмайские дела. В конце 1545 г. его войска внезапной ночной атакой захватили г. Лампун (бывшую столицу Харилунчайи). Затем он приступил к осаде Чиангмая.

Принцесса Чирапрабха, однако, сумела организовать энергичное сопротивление. После кратковременной осады Прачай вынужден был отступить. Чиангмайские отряды шли за ним по пятам, нанося поражение за поражением. Окончательная катастрофа произошла при р. Пунсаммын, где попавшие в засаду сиамцы потеряли трех гене­ралов, 10 тыс. солдат и 3 тыс. лодок.

Военное поражение имело для Прачая роковые по­следствия. В июие 1546 г. он был отравлен собственной женой — Тао Си Суда Чан. Официальная версия объяс­няет это личными мотивами королевской супруги. На де­ле же за ней, конечно, стояла определенная группа фео­далов, которая и провозгласила ее регентшей при мало­летнем сыне. Вскоре после этого Тао Си Суда Чан уби­ла и сына и посадила на престол своего любовника Кун Воравонга. Однако в 1549 г. оба они были убиты в ре­зультате дворцового заговора, и на престол взошел млад­ший брат Прачая, Маха Чакрапат (1549—1569), который в дела Чиапгмая не вмешивался.

4. Аютийская держава и международная торговля

Стремление ко все большей активизации внешней торговли было характерно для королевства Аютия с пер­вых десятилетий его существования. Оно нашло выраже­ние не только в военной политике этого государства (энергичная борьба за морские порты и контроль над путями из Индии в Китай), но и в его дипломатии.

Лучше всего это можно проследить на истории отно­шений Аютии с крупнейшей торговой державой того вре­мени — Китаем.

В середине XIV в. Сиам не имел официальных отно­шений с Китаем, где бушевала народно-освободительная война против монгольских императоров. Но как только в Китае предводитель народного восстания Чжу Юань-чжан (1368—1398) объявил себя основателем новой, национальной династии, Мин, и начал рассылать в другие страны манифесты с извещением об этом событии, Сиам едва ли не самым первым прислал ответное посольство, хотя Юго-Западный Китай еще до 1382 г. оставался в ру­ках монголов.

В 1370 г. Аютия принимала первого китайского посла Люй Цзун-цзюня, а на следующий год в китайскую сто­лицу Нанкин прибыло ответное посольство Бороморачи I с богатыми дарами-данью и признанием Чжу Юань-чжана сюзереном Сиама. В 1373 г. в Китай приехали од­но за другим два сиамских посольства. В 1377 г. китайский император пожаловал Боромораче I почетный ти­тул и серебряную печать вассального короля. В 1380 г. Чжу Юань-чжан при посредничестве Сиама пытался оказать дипломатическое давление на Яву, не желавшую признавать верховенство Китая. В 1380—1390 гг. в Ки­тай ежегодно прибывало одно, а зачастую и два сиам­ских посольства. Этот поток посольств, почти не ослабевая, продолжался до 1436 г.

Дань императору, которую привозили сиамские суда, имела внушительные размеры. Так, в 1387 г. из Сиама было прислано 10 тыс. цзиней (около 5970 кг) черного перца и 10 тыс. цзиней сапановой древесины. В 1390 г. Сиам прислал 17 тыс. цзиней (примерно 10 149 кг) аро­матного осветительного масла. Подобные подношения носили систематический характер.

Секрет такой «верноподданности» сиамских королей объясняется просто. Минское правительство из престиж­ных соображений отдаривало правителей, принесших дань, более ценными дарами. Помимо этой выгоды пос­лы, прибывавшие, как правило, на нескольких крупных судах, пользовались в Китае правом беспошлинной тор­говли. Таким образом, под видом дипломатических отно­шений велась активная внешняя торговля, в первые деся­тилетия весьма выгодная Сиаму.

Из Сиама в Китай ввозились преимущественно пред­меты местного производства: сапан, слоновая кость, чер­ный перец, камедь и др. В некоторых случаях имел место реэкспорт из Индии.

Ответные дары китайских императоров состояли пре­жде всего из знаменитых .китайских тканей — шелка, ат­ласа и др. Иногда императоры отдаривали сиамских ко­ролей китайской медной монетой (в связках) или бумаж­ными ассигнациями, имевшими хождение на рынках Юго-Восточной Азии.

По ассортименту товаров, импортируемых из Китая, Сиам в XV—XVI вв. стоял на первом месте в регионе. Если, согласно китайским источникам, Камбоджа ввози­ла 13 видов китайских товаров, Палембанг (государство на Суматре) — 17, Тампа — 32, Малакка — 44, Ява — 54, то Сиам — 65 видов. Сюда входили до 12 сортов шелка, два сорта атласа, парча, полотно, холст, газ и тюль, ситец и другие ткани, готовая одежда, фарфоровая посуда, изделия из бронзы, железа, ювелирные изделия, предметы художественного ремесла, бумага,   некоторые продовольственные продукты  (зерно, ревень и пр.).

Китайские купцы специально изучали рынок в Сиаме и пришли к выводу, что в этой стране пользуются осо­бым спросом белый фарфор с синей росписью, ситец, разноцветные шелка, атлас, золото, серебро, медь, желе­зо, стекло, ртуть и зонтики.

В целом Китай ввозил из Сиама главным образом сырье для своего ремесла и мануфактуры, а вывозил ту­да готовые изделия и медную монету.

Развитие торговли с Китаем имело свои сложности, отливы и приливы в зависимости от перемен внешней и внутренней политики китайских императоров.

Уже в 1374 г. минское правительство, добившись ме­ждународного признания, попыталось ограничить приток торговых посольств в Китай, наносивших ущерб китай­ской казне. В изданном тогда указе Корее разрешалось присылать дань раз в три года, «прочим же далеким странам, как Тямпа, Дайвьет, Ява, Палембанг, Сиам и Камбоджа», запрещалось «так поступать».

Однако Сиам, как и другие страны Южный морей, на­ходил способы пренебрегать этим указом. Более того, среди купцов-авантюристов появилось большое число са­мозванцев, выдававших себя за послов, с тем чтобы пользоваться их торговыми привилегиями. Для борьбы с этими злоупотреблениями китайское правительство в 1383 г. отправило в Сиам так называемые половинные или разрезные печати. Одна часть такой разломленной пополам печати оставалась при китайском дворе. Другая часть служила как бы верительной грамотой сиамского посла. Если по предъявлении ее обе половинки сходи­лись, правомочность посла считалась установленной.

В 1394 г. в китайском правительстве берут верх сто­ронники курса на прекращение внешних, морских сноше­ний. В этом году объявляется строгий запрет китайцам выходить в море и заниматься морской торговлей. Ход рассуждений был примерно таков: развитие торгового флота ведет к росту пиратства, а оно — к усилению повстанческих движений и подрыву государственных основ.

В том же, 1394 г. был издан императорский указ о прекращении посольского обмена с заморскими страна­ми. Привозить дань отныне было разрешено только Рюкю, Камбодже и Сиаму. Исключение, сделанное для Сиа­ма, показывает, какую важную роль он успел завоевать в торговле Китая к концу XIV в.

Период замораживания морских сношений, впрочем, длился недолго. В 1402 г. на престол взошел император Чжу Ди, при котором морские плавания приняли неслы­ханный прежде размах. Именно при нем начались зна­менитые морские походы Чжзн Хэ от Японии до Африки (1405—1433).

Уже в 1403 г. в Сиам прибыл китайский посол Ли Син. Всего в этом году в Сиаме побывало четыре китай­ских посольства, которые, в частности, привезли королю Раме Раче государственную печать и титул вана. (Соот­ветственно участились сиамские посольства в Китай.) В 1416 г. Сиам посетил китайский посол, видный царе­дворец Го Взнь. Вероятно, обсуждался вопрос о гегемо­нии над новым торговым центром — Малаккой. Китай­цы, очевидно, вынуждены были дать обещание компен­сировать сиамские потери при переходе Малайки под эгиду Китая. В 1417 г. в Китае была установлена твер­дая норма подарков послам из Сиама (богатая одежда, регалии китайских чиновников, ткани, бумажные ассиг­нации и др.).

В 1426 г. в связи с новым курсом Китая на прекра­щение морских связей норма подарков сиамским послам была урезана вдвое.

В первой половине 30-х годов XV в. сторонники мор­ской политики Китая последний раз взяли верх, и Чжэн Хэ осуществил свои последние плавания.

В 1436 г. китайское правительство окончательно за­прещает морские походы и строительство морских ко­раблей. Из Пекина высылают послов 11 стран. Но в том же году восстанавливают прежнюю норму подарков пос­лам из Сиама. И в этом не было противоречия.

В результате изменений в китайской экономике китай­ское правительство утратило в значительной степени ин­терес к государственной внешней торговле. Это, однако, стимулировало развитие частной торговли, которая ве­лась китайскими купцами официально на берегу, а не­официально и в море (причем они часто маскировались под сиамцев или иных иностранных подданных).

Иностранным торговым посольствам (по соображе­ниям меньшего зла) дозволили посещать Китай, но их торговые доходы уже не могли быть такими, как преж­де, и на подачки им можно было не скупиться.

Во второй половине XV и в XVI в. торговая инициа­тива и в Сиаме все более переходит в руки частных куп­цов. Если в 1436—1449 гг. Сиам посылал в Китай по од­ному посольству раз в несколько лет, то к концу XV в. посольства стали еще более редкими, а за весь XVI век в Китай прибыло из Сиама только девять посольств.

В XIV—XVI вв. Сиам вел оживленную торговлю и с Индией, занимаясь часто реэкспортом китайских това­ров.

По отношению к другим странам Юго-Восточной Азии Сиам обычно придерживался политики торгового соперничества (что не исключало, конечно, товарообме­на с ними). Нередко это соперничество принимало край­ние формы. Так, в 1405 г. Тямпа жалуется императору на то, что сиамцы ограбили ее посольство, плывшее в Китай. В 30-х годах XV в. сиамское посольство в Китай, в свою очередь, было арестовано и ограблено в Тямпе. При разбирательстве дела в Пекине представители Тямпы вспомнили еще, что сиамцы когда-то ограбили посла их страны в государстве Самудра (в Индонезии). Тре­ния подобного рода существовали и в отношениях Сиама с Дайвьетом.

Особо важную роль в международной торговле Сиам начал приобретать после 1511 г., когда португальцы, за­хватив Малакку, стали контролировать кратчайший путь из Индии в Китай.

Восточные купцы, чтобы избежать беспощадного гра­бежа, вынуждены были искать новые пути — в обход Малаккского пролива. При этом очень значительная, ес­ли не подавляющая, часть купцов, направлявшихся из Индии на Дальний Восток (или наоборот), избирала маршрут через территорию Сиама. Они либо перетаски­вали свои суда волоком через перешеек Кра, либо двига­лись по пути Тенассерим—Аютия. Мощный поток това­ров шел от моря к верховьям р. Тенассерим. Здесь то­вары перегружались на повозки, запряженные волами, и доставлялись через горные перевалы к верховьям одного из притоков Меклонга. Там их вновь грузили на лодки и плыли к Сиамскому заливу и далее по Менаму в Аютию. Неудобства трехкратной перегрузки с избытком воз­мещались безопасностью и значительным сокращением пути (по сравнению с путем вокруг Малаккского полу­острова и, тем более, вокруг Суматры).

Характерно, что большая часть индийских, китайских, индонезийских и вьетнамских купцов, достигнув Аютии, предпочитала не везти свои товары дальше, а продать их на месте, чтобы здесь же приобрести нужные им то­вары, всегда имевшиеся в изобилии на этом крупнейшем международном рынке Юго-Восточной Азии.

Наряду с торговлей привозными товарами Сиам в XVI в. вел значительную торговлю товарами местного производства. Из местных товаров в это время особенно высокие доходы сиамской торговле приносили олово, сви­нец и селитра (военные материалы), находившие сбыт во всех странах Южной и Восточной Азии, слоновая кость, ценные сорта дерева (орлиное, сапан, тик), поль­зовавшиеся не меньшим спросом, а также оленьи и буй­воловые шкуры. В конце XVI в. сиамские суда, гружен­ные иностранными и отечественными товарами, курсиро­вали от Японии до Персии и Аравии.

5. Сиамо-бирманские войны и падение Аютии в 1569 г.

До 40-х годов XVI в. Бирма, раздробленная на ряд феодальных владений, не представляла серьезной угрозы для Сиама. Но после того как к 1540 г. бирманский ко­роль-полководец Табиншветхи объединил Южную и Центральную Бирму со столицей в Хантавади (Пегу), эта угроза стала вполне реальной.

Пристально наблюдая за событиями в Сиаме, Табин­шветхи лишь выбирал удобный момент для нападения на эту страну. И такой момент вскоре наступил. Это было время, когда в результате дворцового переворота власть в Сиаме перешла к Маха Чакрапату.

Воспользовавшись в качестве предлога незначитель­ным пограничным инцидентом, Табиншветхи в начале 1549 г. вторгся в Сиам с армией, которая, по сведениям летописцев, насчитывала 300 тыс. пехотинцев, 3 тыс. кон­ников и 700 слонов. Быстро захватив юго-западные го­рода Канчанабури и Супанбури, он в июне 1549 г. по­дошел к стенам Аютии.

Осада продолжалась около четырех месяцев. Несмот­ря на еще малый опыт правления государством, Маха Чакрапат сумел организовать упорное сопротивление. Он возглавлял вылазки, нанося внезапные удары бирман­цам. В одном из таких сражений он попал в критичес­кую ситуацию, но был спасен благодаря мужеству своей жены, королевы Сурийотаи, и ее дочери, которые погиб­ли, прикрывая отступление короля.

Многочисленность армии вскоре стала отрицательным фактором для бирманцев, так как запасы продовольст­вия были исчерпаны. К тому же с севера на них надви­гался вспомогательный корпус зятя короля — Маха Таммарачи. И бирманцы начали отступление.

В одном из арьергардных боев бирманцам удалось взять в плен Маха Таммарачу и старшего сына короля, принца Рамесуана. Это позволило Табиншветхи в после­довавших переговорах в обмен на возвращение пленных потребовать двух белых слонов и беспрепятственного пропуска к границе. Так окончилась первая большая сиа-мо-бирманская война.

В целом исход ее был благополучен для Сиама, не­смотря на то что бирманцам помогал камбоджийский король Чандараджа, нанесший в том же, 1549 г. удар по восточным районам Сиама. В качестве репрессии Ма­ха Чакрапат совершил в 1551 г. поход против Камбоджи.

Хотя в Бирме после смерти Табиншветхи наступил политический хаос, Маха Чакрапат не почил на лаврах. В 1550 г. началось сооружение кирпичной стены вокруг Аютии вместо земляного вала Рамы Тибоди I. В 1552 г. был значительно увеличен сиамский речной флот. Поя­вился новый тип судов. Придавая большое значение элефантерии, Маха Чакрапат организовал отлов слонов. За 1550—1562 гг. было поймано и обучено для армии око­ло 300 слонов.

Тем временем новый правитель Бирмы, Байиннаун, объединил к 1555 г. под своей властью все бирманские земли. Сразу же после этого он начал завоевание сосед­них земель. В апреле 1556 г. войска Байиннауна захва­тили Чиангмай. Тамошний король Мекути признал себя вассалом Бирмы. Попытка короля Лаоса в 1558 г. вы­бить бирманцев из Чиангмая не увенчалась успехом. Опасаясь бирманского продвижения, Сиам и Лаос за­ключили в 1563 г. оборонительный союз.

Осенью 1563 г. Байиннаун потребовал у Маха Чакрапата подарить ему двух белых слонов (из семи, которыми в то время владел сиамский король). Это была в сущ­ности традиционная дань индокитайскому феодальному «этикету» ведения войн. Получив отказ, бирманский ко­роль вторгся в Сиам через чиангмайскую границу. Северные города Кампенгпет, Сукотай, Саванкалок, Пичай не могли устоять против объединенной бирмано-чиангмайской армии и капитулировали один за другим. Последний сиамский центр на севере — Литсанулок также продержался недолго из-за голода и начавшейся эпидемии. Его правитель Маха Таммарача, в свое время посадивший Маха Чакрапата на престол, теперь принес присягу бирманскому королю и вместе со своей 70-ты­сячной армией присоединился к войску победителя, от­крыв ему путь на сиамскую столицу.

Лаосский король не оказал военной помощи Сиаму, сославшись на то, что Маха Чакрапат прислал ему в жены не ту принцессу, которую он выбрал. Подкрепле­ния сиамцам, прибывшие с юга, из княжества Латани, были ненадежны. Как показали дальнейшие события, князь Патани собирался захватить сиамский трон. Участие португальских наемников в этой войне на сто­роне сиамцев нейтрализовалось их участием и на другой стороне.

Оказавшись в политической изоляции, Маха Чакра­пат не мог долго сопротивляться, когда артиллерия Байиннауна начала бомбардировать Аютию. В Коро­левском совете победили сторонники прекращения войны.

Согласно условиям заключенного в 1564 г. мира вож­ди оборонческой группы — наследный принц Рамесуан, первый министр Пья Чакри и генерал Пья Сунтон Сонгкрам были выданы бирманцам в качестве заложников. Сиам обязался платить Бирме ежегодную дань — 30 слонов и 300 катти (около 180 кг) серебра, бирманцы получили право собирать пошлины в Мергуи — тогда главном торговом порте Сиама на Андаманском море. Вместо двух белых слонов пришлось отдать четырех.

Главной же потерей явилось то, что Северный Сиам, бывшее королевство Сукотай, управляемый Маха Таммарачей, который был или считал себя потомком сукотай-ских королей, практически стал независимым от Аютии, с чем аютийское правительство никак не могло примириться.

В конце 1566 г. аютийцы в союзе с лаосцами предпри­няли нападение на Питсанулок, которое, однако, было отбито с помощью быстро подошедших бирманских войск. В 1568 г., когда Маха Таммарача, желая упро­чить свой статус, отправился в Бирму для получения вассального титула, аютийцы напали на Кампенгпет, а также похитили жену Маха Таммарачи (дочь короля Маха Чакрапата) с детьми. Это событие послужило по­водом для новой сиамо-бирманской войны.

В декабре 1568 г. большая бирманская армия оса­дила Аютию. В следующем месяце умер престарелый король Маха Чакрапат, и на сиамский трон взошел его сын Махин — бездарный дипломат и такой же воена­чальник. Фактически обороной столицы руководил та­лантливый генерал Пья Рам. Чтобы избавиться от та­кого противника, Байиннаун пообещал снять осаду, если Махин выдаст его. Махин тут же пожертвовал своим полководцем, а Байиннаун, вместо того чтобы казнить Пья Рама, осыпал его милостями и приобрел нового спо­собного генерала. От Аютии он, разумеется, не отсту­пил.

В руководстве обороной Аютии между тем наступила полная дезорганизация. В мае 1569 г. Махин казнил последнего умелого полководца — своего брата принца Си Саварачу. Город держался только стойкостью рядо­вых воинов и надеждой на то, что скоро начнутся летние дожди и бирманский лагерь будет затоплен в результате разлива Менама.

Байиннаун, однако, тоже не забывал об этой угрозе. Он ускорил дело не прямой атакой, а очередной хитро­стью. Воздействуя как личным обаянием, так и матери­альными посулами, он убедил Пья Чакри (взятого за­ложником в 1964 г.) сыграть роль «троянского коня» в аютийском лагере.

В августе Пья Чакри появился в Аютии якобы как беглец из бирманского плена и быстро взял дело оборо­ны в свои руки. В наиболее уязвимых местах он поста­вил преданных ему людей, и они в день штурма пропу­стили бирманцев в город. 30 августа 1569 т. Аютия пала. Король Махин, вся его семья, большая часть феодальной верхушки и многие тысячи рядовых сиамцев были угна­ны в плен. Стены Аютии были снесены. В городе оста­лось всего 10 тыс. жителей (из 100 тыс.).

В ноябре 1569 г. Байиннаун посадил на сиамский трон Маха Таммарачу, который должен был править королевством под присмотром бирманских чиновников и при помощи 10-тысячного бирманского войска. В стране был введен ряд бирманских законов и обычаев, в част­ности летосчисление с 638 г. (сохранилось в Сиаме до XIX в.). В качестве гарантии верности Маха Таммарачи Байиннаун держал при своем дворе заложником его сына, малолетнего принца Наресуана, будущего нацио­нального героя Сиама.

[1] Это создает затруднения для историков: сиамские летописи пестрят упоминаниями о бесчисленных калахомах, чакри и праклангах, не указывая, что под этими именами даже на протяжении од­ного царствования скрывались разные люди.