ГЛАВА V

РАСЦВЕТ ПОЗДНЕАЮТИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА

(конец XVI — последняя четверть XVII в.)

1. Восстановление независимости при Наресуане

Закрепившись в Сиаме, Байиннаун занялся дальней­шим расширением своей империи. Здесь камнем преткно­вения для него стал Лаос. Бирманцы не раз захватыва­ли столицу страны Вьентьян и даже сажали там марио­неток, но король Сеттатират каждый раз уходил в джунгли и оттуда продолжал борьбу.

Между тем Маха Таммарача постепенно восстанав­ливал хозяйство, разрушенное войнами, одновременно защищаясь от набегов камбоджийских королей, спешив­ших использовать слабость соседа. В первые годы прав­ления Таммарачи камбоджийские войска четырежды вторгались в Сиам (в 1570, 1575, 1578 и 1581 — 1582 гг.), причем в 1575 г. их армия и речной флот подошли к са­мой Аютии. Ссылаясь на камбоджийскую угрозу, Маха Таммарача добивался восстановления стен Аютии и в 1580 г. получил на это разрешение бирманских властей. Он вновь заселил столицу, переместив туда жителей своей старой вотчины — Северного Сиама. Это был пер­вый шаг на пути к возвращению независимости.

Внешние обстоятельства благоприятствовали Сиаму. В 1580 г. умер Байиннаун, и бирманский престол занял его сын Нандабайин, которому не под силу было управ­лять обширной империей отца. В Бирме начали вспыхи­вать феодальные мятежи. В 1584 г. отделилась Северная Бирма. Во главе   мятежа   встал  тесть  Нандабайина — правитель Авьт.

Выступая «на подавление восстания, Нандабайин по­требовал от Сиама выставить вспомогательную армию. Во исполнение приказа принц Наресуан (за несколько лет до того он был отпущен к отцу и успел проявить себя как искусный военачальник в войнах с Камбод­жей) в мае 1584 г. прибыл с войском на бирманскую границу. Здесь, по летописным данным, двое наемных убийц открылись ему в том, что бирманский король при­казал им его уничтожить. Так ли это было на самом де­ле, неясно. Во всяком случае, Наресуан, трезво оценив ситуацию: король и большая часть бирманской армии сражаются, а столица империи Хантавади почти не за­щищена, — провозгласил независимость Сиама и начал военные действия против бирманцев. Захватить Ханта­вади внезапным ударом ему, однако, не удалось. Узнав о подавлении мятежа в Аве и возвращении бирманской армии, Наресуан двинулся обратно к границе, по дороге собирая многочисленных сиамских военнопленных, угнанных сюда в 1569 г. К нему присоединилась также часть южнобирманских монов, недовольных правлением Нандабайина.

В погоню за «изменником» была послана армия во главе с наследником бирманского престола. Наресуан был настигнут у р. Ситаун, но решительной контратакой, в которой он застрелил бирманского генерала Суракамму, отбил у бирманцев охоту его преследовать.

После этого к Наресуану присоединилось большое число шанов, бежавших из мест, куда они были пересе­лены бирманскими правителями. На требование Нанда­байина вернуть этих шанов в Бирму последовал отказ.

Обе стороны начали готовиться к решительной схват­ке. ^Резонно опасаясь, что главный удар бирманцев будет нанесен с севера — по равнине, Наресуан стянул все на­селение Северного Сиама в район Аютии. Весь рис на вражеском пути был собран или уничтожен. Для охраны горных проходов на западе и в полуостровной части Си­ама были созданы две новые армии. Общая численность всех сиамских войск составляла 50 тыс. человек.

В декабре 1584 г. началось бирманское вторжение. Западная бирманская армия (30 тыс. человек) сумела прорваться через перевал Трех Пагод, дошла до Супанбури, но здесь была разбита. Основные силы бирман­цев (100 тыс.) под командованием Таравади Мина, тог­дашнего короля Чиангмая, сьша Байиннауна, к февралю 1585 г. достигли г. Чайнат на среднем Менаме. Однако вскоре они были вынуждены отступить до Кампенгпета, неся большие потери от сиамских партизан.

Узнав об этих поражениях, Нандабайин послал в по­мощь Таравади Мину новую, 50-тысячную армию во главе с наследным принцем Мин Чит Сваи приказал беспощадно разорять сельское хозяйство в Центральном Сиаме и в то же время организовать сев риса в обез­людевшем Северном Сиаме. Около года борьба шла с переменным успехом. Наконец, в апреле 1586 г. в битве под Ангтонгом Наресуану удалось, инсценировав бег­ство, заманить армию Таравади Мина и Мин Чит Сва в засаду и нанести ей сокрушительное поражение. Сам Таравади Мин едва избежал плена.

В ноябре 1586 г., собрав три армии общей численно­стью 250 тыс. человек, Нандабайин лично возглавил вторжение в Сиам. Не имея возможности устоять против таких сил в открытом бою, Наресуан снова укрыл все небоеспособное население за стенами Аютии, собрав или уничтожив весь урожай, и развернул против бирманцев широкую партизанскую войну.

В январе 1587 т. бирманские армии с севера, запада и востока подошли ,к Аютии. Началась осада, в ходе ко­торой, делая частые вылазки, Наресуан не раз сражался не только на слоне, как было положено принцу, но и в пешем строю. Ему удалось продержаться до начала дождей, после чего бирманцы были вынуждены снять осаду и уйти.

Сразу же после этого Наресуан совершил стреми­тельный поход в Камбоджу (в отместку за набег кам­боджийского короля Сатты на Восточный Сиам во время осады Аютии) и захватил там ряд огородов. Затем насту­пила трехлетняя мирная пауза, которой Наресуан вос­пользовался для укрепления своей армии и консолида­ции страны.

В июле 1590 г. умер Маха Таммарача, и 35-летний Нареоуан, уже шесть лет фактически правивший госу­дарством, официально стал королем (1590—1605). Своим заместителем и наследником он назначил младшего бра­та, Экатотсарота, с которым его всю жизнь связывала самая тесная дружба (случай, редкий в королевских семьях).

Осенью 1590 г. Нандабайин снова предпринял попыт­ку покорить Сиам. На этот раз Наресуан встретил бир­манскую армию близ границы и, разгромив авангард, ворвался в расположение главной армии и принудил командующего принца Мин Чит Сва бежать.

Но и эта катастрофа не остановила Нандабайина. К концу 1592 г. он собрал новое войско, насчитывающее 250 тыс. человек, и, разделив его на две армии, двинулся против Сиама с двух сторон.

Наресуан направил свой первый удар против армии, которой командовал уже не раз битый им наследник бирманского престола. В феврале 1593 г. при деревне Нонтсарай (Юго-Западный Сиам) произошло генераль­ное сражение. В ходе его, согласно бирманской версии, принц Мин Чит Сва был убит пушечным ядром. Сиам­ские летописи дают гораздо более драматическое описа­ние этого эпизода. Наресуан так увлекся боем, что про­рвался до самой ставки Мин Чит Сва, не заметив, что за ним следует только Экатотсарот. Плен или смерть сиам­ского короля казались неизбежными. Но Наресуан, не утратив присутствия духа, обратился к бирманскому главнокомандующему: «Брат мой принц! Выходи из тени дерева. Сразимся ради чести наших имен и на удивле­ние будущим векам». Понятия рыцарского кодекса не позволили Мин Чит Сва уклониться от вызова. Он всту­пил в поединок с Наресуаном и был им убит. В после­довавшей свалке сам Наресуан был ранен, его слоновожатый погиб, но время было выиграно. Сиамские воины подоспели на помощь своему королю. Лишившись командующего, деморализованная бирманская армия не сумела противостоять сиамцам и начала отступление.

Вторая армия, под командой правителя Прома (совр. Пьи), покинула территорию Сиама, даже не вступив в сражение. С этого момента Сиам из обороняющейся сто­роны превратился в наступающую.

Весной 1593 г. сиамские войска захватили Тавой и Тенассерим, потерянные в 1568 г. В 1593—1594 гг. на юге Бирмы вспыхивают одно за другим монские восстания, которым Наресуан оказывает энергичную поддержку. В 1595 г. войска Наресуана начинают осаду бирманской столицы. Вовремя подошедшие подкрепления из Прома, Таунгу и Чиангмая сумели отбить осаждавших, но это было последним успехом единой бирманской державы в этой войне.

Король Нандабайин, у которого в результате всех его несчастий началась мания преследования, стал террори­зировать своих вельмож. В короткое время все крупные феодалы Бирмы объявили себя независимыми. В 1599 г. войска Таунгу в союзе с армией Аракана (Ракхайн) взяли штурмом Хантавади. Город был сожжен, а Нанда­байин увезен в Таунгу, где его вскоре отравили. Наресуан, также вторгшийся в это время в Южную Бирму, опоздал и пришел только к дымящимся развалинам бир­манской столицы.

Попытка Наресуана в 1599—1600 гг. завоевать Таун­гу не увенчалась успехом. Зато северный сосед Сиама, Чиангмай, где правил бирманский принц Таравади Мин, в 1599 г. признал вассальную зависимость от Сиама (Чиангмай оставался вассалом Сиама до 1615 г.).

Одновременно с наступательной борьбой в Бирме Наресуан развертывает энергичное наступление на Кам­боджу. Вторжение, начавшееся в мае 1593 г., заверши­лось в июле 1594 г. взятием камбоджийской столицы Ловека. Король Сатта с двумя сыновьями бежал в Лаос. В Ловеке обосновался сиамский губернатор с гарнизо­ном. Сиамские военнопленные были возвращены на ро­дину. В свою очередь, в Сиам было угнано много кхме­ров.

В 1603 г. Наресуан посадил на камбоджийский трон своего ставленника Си Супанма, который сохранял вас­сальную зависимость от Сиама до 1618 г.

В Бирме к 1604 г. Наресуан подчинил себе все коро­левство Пегу и три из 19 шанских княжеств. Таким об­разом, ко времени своей смерти (16 мая 1605 г.) Наре­суан стоял во главе обширной позднеаютийской держа­вы, более чем вдвое превышавшей по размерам Сиам до бирманского завоевания.

2. Приход к власти Прасат Тонгов

После освобождения из-под власти Бирмы вплоть до конца XVII в. в Сиаме непрерывно возрастала роль внешней торговли. Международная торговля развивалась по линиям, наметившимся еще в первой половине XVI в., но в еще больших размерах. Так, только в Японию в первой половине XVII в. в отдельные годы вывозилось по нескольку сотен тысяч оленьих и буйволовых шкур и редко когда менее 100 тыс. С неменьшим размахом ве­лась торговля с Китаем и Индией. Оживленную торгов­лю в XVII в. Сиам вел с Лаосом, Камбоджей, Северным и Южным Вьетнамом, с Индонезией и даже с Филиппи­нами. На западе сиамские суда доходили до порта Мокка на Красном море.

Уже в первой половине XVII в. в Сиаме существова­ла и довольно обширная внутренняя торговля. Наряду с давно обосновавшимися в стране китайскими и индий­скими купцами, связанными в основном с внешней тор­говлей, появились и местные купцы, занятые преимуще­ственно во внутренней торговле. «...Купцы, торгующие съестными припасами и одеждой... — писал голландский путешественник Ян Стрейс, — странствуют из города в город, из деревни в деревню. Этой торговлей кормятся тысячи и живут все время в своих лодках или торговых судах».

В начале XVII в. отдельные районы Сиама стали спе­циализироваться на производстве определенных продук­тов. Так, центральный район (долина нижнего и средне­го Менама) поставлял рис; район Бангкока — фрукты; северный район — оленьи шкуры, сахар и воск; запад­ный район (долина р. Меклонг) — сапановое дерево и соль; южный район (Малаккский полуостров) — олово, свинец, перец; юго-восточный район (у границы с Кам­боджей) — корабельный лес, орлиное дерево, оленьи шкуры, благовонные смолы; плато Корат — железо.

Столица Сиама — Аютия в XVII в., как свидетельст­вуют современники, по своим размерам превосходила Париж. Считалось, что в Аютии проживают представи­тели 43 народов (точнее — подданные 43 государств). Подданным каждого иностранного государства предо­ставлялся особый квартал, или слобода, где они могли жить, следуя законам и обычаям своей страны, под уп­равлением старшины, выбранного из их числа и ведшего дела с сиамскими чиновниками.

В крупные торговые центры выросли такие портовые города, как Мергуи, Тенассерим, Джанк-Сейлон (совр. Пукет), Патани, Лигор, Сингора (совр. Сонкла), Чайя, а также города, лежавшие на внутренних торговых пу­тях, — Ратбури, Петбури, Питсанулок.

Подобные изменения в сфере экономики Сиама долж­ны были неизбежно повлечь за собой изменения и в по­литической области. Интересы страны требовали жесткой централизации власти, образования прочного централь­ного правительства, которое могло бы ограничить произ­вол местных феодалов, снять межрайонные таможенные барьеры и обеспечить внутренний и внешний мир, необ­ходимый для нормального хозяйственного развития.

Борьба за создание такой власти началась еще при Наресуане. Однако ни Наресуану, ни его преемникам Экатотсароту (1605—1620) и Сонгтаму (1620—1628) не удалось до конца сломить могущество феодальной знати.

Основными двумя группами, на которые распадался класс феодалов, в это время «были чиновники, служив­шие в центральном аппарате («внутренние»), и провин­циальные чиновники («внешние»). В основе такого раз­деления лежало сохранившееся от первых веков сущест­вования Сиамского королевства деление страны на цент­ральный королевский домен и окраинные уделы принцев. К XVII в. королевский домен занимал уже всю долину нижнего Менам а (т. е. самую плодородную область Сиама с наиболее густым населением), а уделы были превращены в провинции во главе с назначаемыми гу­бернаторами. Тем не менее различие между королев­ским доменом и провинциями, в которых губернаторы, пользуясь удаленностью от столицы, стремились закре­пить наследственно свою власть и вести независимую политику, сохранялось еще и в XVII в.

Формально провинции управлялись специальными коллегиями чиновников, которые в миниатюре копирова­ли королевское правительство, но на деле вся полно­та власти принадлежала губернатору (чао мыангу), ко­торый являлся высшей инстанцией по всем граждан­ским, военным и юридическим вопросам в данной про­винции. Губернаторы не имели лишь права объявлять войну, заключать мир и вносить изменения в писаные законы, хотя и могли безнаказанно нарушать эти зако­ны на практике. Ни один из жителей провинции не мог покинуть ее пределы без разрешения губернатора. Если же кому-нибудь из жалобщиков и удавалось перепра­вить свою петицию в Аютию, жалоба, как правило, оставалась без последствий. Губернатор, особенно в отдален­ной провинции, по сути дела являлся царьком и обращал мало внимания на приказания короля.

Между тем к концу 20-х годов XVII в. задача центра­лизации страны стала еще более неотложной, так как к перечисленным выше факторам в это время добавились еще военное давление и прямая агрессия против Сиама европейских держав, которые стремились завладеть при­былью, получаемой Сиамом от посреднической и иной торговли. Интересы обороны государства от европейской экспансии настоятельно требовали создания сильного правительства.

Эта задача была решена основателем новой династии (правившей в Сиаме с 1629 по 1688 г.), наиболее изве­стным именем которого было Прасат Тонг (Король Зо­лотого Дворца).

Исключительные способности и полководческое даро­вание, проявленные Прасат Тонгом во время войны с Камбоджей, выдвинули его в число ближайших сотруд­ников сиамского правителя. К моменту смерти короля Сонгтама (апрель 1628 г.) он занимал ответственный пост министра двора. Поскольку в стране не существовало четко сформулированного закона о престолонаследии, то, как только Сонгтам умер, началась обычная в таких случаях ожесточенная борьба за трон между ближайши­ми родственниками покойного. Главными претендентами выступали младший брат Сонгтама принц Си Син и его старший сын, 15-летний Четтатират. На стороне Си Сина выступили калахом, чакри и четыре других крупнейших феодала страны (возможно, что Си Син вообще был представителем партии крупных феодалов). Прасат Тонг, неизменно опиравшийся на мелких феодалов, принял сто­рону Четтатирата, которым, как он полагал, ему будет легче управлять.

Партия Четтатирата была численно меньше, но бла­годаря энергии и стремительным действиям Прасат Тон­га ей удалось захватить трон. Калахом, чакри и другие сторонники Си Сина были немедленно арестованы и каз­нены или брошены в тюрьмы. После неудачной попытки контрпереворота был казнен и сам Си Син. Огромные богатства, рабы и крепостные противников Четтатирата были распределены среди приверженцев Прасат Тонга, который занял пост калахома.

Усиление Прасат Тонга очень обеспокоило короля Четтатирата (1628—1629) и его мать, претендовавшую на роль правительницы государства. Они попытались из­бавиться от нового калахома — арестовать его за «оскорб­ление величества».

Вовремя предупрежденный Прасат Тонг собрал всех чиновников, на которых он мог рассчитывать, и обра­тился к ним с яркой речью, содержавшей политические, философские и религиозные доводы в пользу свержения молодого короля. Основной довод Прасат Тонга заклю­чался в том, что политика Четтатирата доведет Сиам до гражданской войны, к которой наверняка присоединится иностранная интервенция. «Все это кончится полным крушением государства, — заявил Прасат Тонг, — и мы окажемся под властью наших соседей».

Убежденные его речью чиновники тут же организо­вали лигу и торжественно помялись не допустить ареста ни одного из ее членов. Вслед за тем Прасат Тонг и его единомышленники, собрав все свои силы, двинулись ко дворцу. Упорное сражение среди дворцовых зданий про­должалось всю ночь. К утру, поняв, что все потеряно, король бежал и укрылся в храме близ Аютии. Монахи, однако, вскоре его выдали. Четтатирату пришлось пред­стать перед судом собрания чиновников королевства. По приговору этого собрания король и его мать были казнены.

Силы феодальной реакции при поддержке командира японской наемной гвардии Ямады пытались сохранить трон за девятилетним братом Четтатирата, Атит Чакравонгом. Они полагали, что правление ребенка даст им больше возможностей для закрепления своих позиций. Но благодаря ловким политическим маневрам Прасат Тонгу удалось низложить короля-ребенка после 36 дней правления. Общее собрание королевских чиновников из­брало королем Прасат Тонга (1629—1656).

Приход Прасат Тонга к власти ознаменовался значи­тельными изменениями в персональном составе сиамско­го правительства и высшего чиновничества. «В королев­стве Сиам, — писал глава голландской торговой факто­рии в Сиаме ван Флит, — произошла великая перемена. Знатные вельможи лишились свободы и богатства, в то время как рабы стали мандаринами и вошли в число могущественнейших при дворе».

Употребил ли ван Флит в данном случае термин «ра­бы» в прямом или переносном (т. е. желая подчеркнуть «низкое происхождение» новых вельмож) смысле, ска­зать трудно. Во всяком случае, ясно, что, если в число приближенных Прасат Тонга и входили люди, считав­шиеся ранее рабами, т. е. прежние крепостные, говорить об антифеодальном, революционном характере деятель­ности Прасат Тонга (как, видимо, представлял ее себе ван Флит, несколько раз возвращавшийся к мысли о ра­бах-вельможах) не приходится.

Основную социальную опору Прасат Тонга, как и всякого короля, борющегося за централизацию страны, составляли мелкие феодалы-чиновники (при отсутствии таких жестких границ между сословиями, какие суще­ствовали, например, в средневековой Европе, в число чиновников-дворян, конечно, могли проникать отдельные представители крестьянства).

Значительную поддержку оказывала Прасат Тонгу буддийская церковь, как и мелкие феодалы заинтересо­ванная в установлении сильной централизованной вла­сти (разумеется, до тех пор, пока та не посягала на ее права) и в ограничении крупных светских феодалов. В благодарность за это Прасат Тонг щедро одарял буд­дийские монастыри землями и золотом.

Прасат Тонга на первых порах поддерживало также многочисленное и влиятельное купечество Аютии и дру­гих торговых центров, состоявшее по преимуществу из на­турализовавшихся в Сиаме индийцев, китайцев, японцев, персов, армян и представителей других национальностей.

Народные массы в событиях, связанных с государст­венным переворотом, который привел к власти Прасат Тонга, активного участия не принимали.

3. Политика основателя новой династии

После захвата трона Прасат Тонг столкнулся с мно­гочисленными трудностями. Соседние страны не призна­вали его законным королем и под предлогом борьбы про­тив узурпации власти пытались отторгнуть в свою пользу пограничные области Сиама. Вассальные малайские кня­жества отказывались подчиняться его власти, а обосно­вавшийся там Ямада, превративший Лигор фактически в свое собственное королевство, намеревался идти на Аютию и свергнуть «тирана». Врагами нового правителя оставались крупные феодалы.

Требовалась большая гибкость, незаурядное диплома­тическое и военное искусство, чтобы в подобных услови­ях удержать и укрепить свою власть. И Прасат Тонгпро­явил эти качества.

Прежде всего он отразил нападения Чиангмая и Лао­са и подавил мятеж Ямады, а затем всерьез занялся борьбой с крупными феодалами, которая составила осно­ву всей его внутренней политики.

До Прасат Тонга губернаторы обычно пребывали в своих провинциях и занимали свой пост, как правило, пожизненно. При этом губернаторы ближних (к столице) провинций являлись ко двору для отчета один-два раза в год, а дальних — раз в три года.

Уже в начальный период своего правления Прасат Тонг резко нарушил сложившиеся традиции. Каждые че­тыре-восемь месяцев он перемещал всех губернато­ров (как и прочих крупных чиновников) с одного поста на другой, нигде не давая им укорениться. «Он так часто меняет высших должностных лиц королевства, — писал вал Флит, — что никто из знатных не может с уверенно­стью сказать, что ему принадлежит». В дальнейшем ко­роль прибегнул к еще более радикальной мере, принудив почти всех губернаторов постоянно жить в столице. Обязанности губернаторов на местах стали выполнять их заместители — мелкие феодалы, назначенные на этот пост Прасат Тонгом и всецело зависевшие от него.

Губернаторы и другие крупные феодалы, собранные в Аютии, фактически превратились в заложников. Они бы­ли полностью лишены прежней свободы. Им, например, разрешалось разговаривать между собой только в при­емном зале дворца и так, чтобы их слышали все. Нару­шив это правило, они могли лишиться не только своего положения, но и жизни. Без ведома и согласия короля эти феодалы не имели права встречаться даже со своими детьми или родителями. Все вельможи, пишет ван Флит, обязаны были под страхом тяжелого наказания трижды в день являться во дворец на перекличку.

Подобные административные меры Прасат Тонг со­четал с прямым террором против верхушки феодального класса. В воспоминаниях голландского путешественника Яна Стрейса сохранилось описание массовых репрессий против крупных феодалов в феврале — апреле 1650 г.

Поводом для репрессий послужила смерть дочери Прасат Тонга. Было объявлено, что ее отравили против­ники короля. По этому делу казнили более тысячи чело­век. Весь процесс был направлен исключительно против крупных феодалов. Стрейс писал: «Считали, что бесную­щийся адский тиран под предлогом розыска отравителей хотел убрать со своего пути все дворянство, которого он боялся...». Напряженность обстановки у Стрейса подчер­кивается тем, что Прасат Тонгу перед началом репрес­сий пришлось (под предлогом предстоящей войны) стя­нуть в столицу многочисленные войска. При всем своем полновластии король не имел возможности арестовывать вельмож в их домах и вынужден был под разными пред­логами заманивать их к себе во дворец. Исход борьбы, верно подмечает Стрейс, был решен тем, что «наказа­нию подверглись только благородные и знатные и ги­бель их удовлетворяла и радовала народ, обремененный ради них налогами и повинностями».

Основной чертой внешней политики Прасат Тонга был отказ от разорительных войн, препятствовавших успеш­ному развитию сиамской торговли. С первых лет своего правления он посылает посольства с предложением ми­ра и дружбы в Пегу, Аву и Аракан (в Бирме), в Лаос, Аче (в Индонезии), Тямпу (во Вьетнаме) и в другие тогдашние государства Юго-Восточной Азии. В середине 30-х годов Прасат Тонг уже явно берет курс на мирное решение конфликтов как с проникшими в регион евро­пейскими державами, так и с азиатскими соседями. Не­смотря на подстрекательство голландцев, он прекращает изнурительную долголетнюю борьбу за владычество над Камбоджей. Сиамский монарх отказывается также от традиционных походов на Бирму и Лаос.

Забота о развитии торговли занимала значительное место в политике Прасат Тонга. При нем снижаются раз­меры импортных и экспортных пошлин, осуществляются меры для ограждения купцов от феодального грабежа, феодалов, уличенных в вымогательствах у купцов, под­вергают различным наказаниям, вплоть до лишения должностей.

Росту торговли способствовал частый обмен посоль­ствами с различными государствами Индостана и Индонезии. Эти посольства неизменно сопровождались об­ширной свитой, состоявшей из купцов, которые, пользу­ясь дипломатическим иммунитетом, без сколько-нибудь серьезных затруднений совершали свои торговые сделки. Тесные торговые и дипломатические отношения Сиам поддерживал с Китаем. Китайский император даже со­держал при сиамском дворе четырех постоянных представителей.

В течение многих лет Прасат Тонг упорно стремился восстановить дипломатические отношения с Японией, разорванные сначала из-за разгрома японской слободы в Аютии, во время подавления мятежа Ямады, а затем вследствие закрытия Японии для иностранцев. Всем бе­жавшим из Сиама японцам было разрешено вернуться и занять прежние посты. В 1635, 1641, 1643 и 1656 гг. в Японию направлялись посольства, снабженные большим количеством товаров для продажи, но сегуны наотрез от­казывались принимать сиамских послов. Им разрешали продавать лишь часть товаров, чтобы на выручку можно было приобрести провиант на обратную дорогу.

Взаимные выгоды японо-сиамской торговли, однако, были таковы, что стороны пришли к компромиссному ре­шению. Сиамский король стал посылать 'в Японию суд'1 с командой из китайцев, которым, как и голландцам, было разрешено на известных условиях посещать Япо­нию; сопровождавшие эти суда специальные сиамские чиновники руководили продажей товаров, не покидая судна.

Задачи торговой борьбы с европейскими купцами, объединенными в компании, и укрепления экономической базы королевской власти в конкретных условиях фео­дальной монархии Прасат Тонга сделали необходимым введение новых государственных торговых монополий в добавление к частично существовавшим ранее.

Взяв в свои руки важнейшие статьи экспорта, прави­тельство Прасат Тонга широко использовало и право первой покупки, традиционно принадлежавшее королю, и все более овладевало также импортной торговлей. Ведомством пракланга был организован сбыт ввозимых товаров на всей территории страны. «Внутренняя тор­говля, — писал ван Флит, — приносит королю большие доходы, и много торговых точек открыто в разных про­винциях».

4. Борьба Нарая за дальнейшую централизацию государства

После смерти основателя династии и продолжавшей­ся более года борьбы за трон, в ходе которой один за другим погибли два короля, престол захватил младший сын Прасат Тонга, Нарай (1657—1688).

Как и отец, Нарай покровительствовал развитию прежде всего государственной внешней торговли и все­мерно расширял государственную торговлю внутри стра­ны. Во внешнеполитической сфере он, однако, в отличие от Прасат Тонга, стремившегося опереться на союз с азиатскими государствами (индийскими и индонезийски­ми в первую очередь), предпочитал использовать одни европейские державы в борьбе с другими. Во внут­ренней политике Нарай энергично продолжал проводить линию отца.

Подавив феодальный мятеж в начале своего правле­ния, Нарай стал еще более решительно бороться против таких  крупных  чиновников-феодалов,  как  «постоянные губернаторы» (чао мыанги). Систему заместителей, или «временных губернаторов» (пуранов), он распространил почти на всю страну. При этом теперь рядом с пураном, как правило, не стояло никакого чао мыанга. Пуран, если сравнивать его с чао мыангом, не мог быть назначен на срок более трех лет. Кроме того, его жалованье   (т. е. доля разного рода налогов, штрафов и т. п., собираемых в данной провинции) было вдвое меньше. Такой чинов­ник, обычно  переброшенный   в   провинцию   из   другого района, не мог иметь прочных связей в местной среде и потому гораздо больше зависел от центрального прави­тельства.

Не ограничившись заменой чао мыангов пуранами, Нарай создал специальный институт прокуроров (чакрапатов), которые должны были контролировать деятель­ность губернаторов в провинциях. Главный чакрапат на­ходился в столице и следил за деятельностью министров. Нередко Нарай назначал и экстраординарных ревизоров, облеченных чрезвычайными полномочиями, вплоть до права казнить губернаторов на месте.

В области центрального управления Нарай сильно су­зил компетенцию первого министра (чакри). Если рань­ше тому были подчинены губернаторы всех провинций, то теперь ему оставили только окраинные провинции на севере и востоке страны. Приморские провинции от Ан­даманского моря до г. Петбури, наиболее тесно связан­ные с торговлей, были переданы в ведение пракланга, а побережье от Петбури до камбоджийской границы — в ведение ойя ванга (министра двора). В последние го­ды своего правления Нарай фактически упразднил долж­ность чакри, оставляя ее в течение ряда лет незамещен­ной и лично осуществляя большую часть функций перво­го министра.

Истребив крупных светских феодалов, Нарай встал лицом к лицу с другим крупным феодальным владельцем Сиама — буддийской церковью.

Взаимоотношения Нарая и буддийского духовенства носили сложный характер. В начале его правления мона­хи оказывали ему значительную поддержку, видя в нем продолжателя дела Прасат Тонга, боровшегося за цент­рализацию страны и ликвидацию крупных светских фео­далов, которые соперничали с духовными. Более того, как признают даже католические миссионеры, а они уже давно подвизались в Сиаме, самим троном Нарай в очень большой мере был обязан именно буддийским монахам. И Нарай щедро одарял буддийские монастыри землями и крепостными, находясь в самом добром согласии с вер­хушкой буддийского духовенства.

Но довольно скоро между ними наступило охлажде­ние. В первую очередь сказалось, видимо, то обстоятель­ство, что после ликвидации крупных светских феодалов буддийская церковь осталась в Сиаме единственной ор­ганизованной и могущественной силой, противостоящей королевской власти. Несмотря на внешний отказ от мир­ской суеты, буддийское духовенство, естественно, всегда активно участвовало в политической жизни страны, и его стремление направлять деятельность короля также должно было раздражать монарха. Монастыри владели обширными землями и, пользуясь налоговым иммуните­том, накопили огромные богатства, которые не могли не вызывать соблазна у Нарая, тем более что он постоянно нуждался в деньгах для борьбы с европейцами, активи­зировавшимися в Сиаме в XVII в.

Главная же причина конфликта с буддийской цер­ковью заключалась в том, что она забирала у короля работников. Задавленное непрерывно растущими налогами крестьянство стало массами уходить в монастыри, где эксплуатация была относительно меньше. А в специфиче­ских условиях Сиама, при изобилии плодородной земли и относительно малой заселенности, рабочая сила пред­ставляла собой еще большее богатство, чем рисовые поля.

С мер, направленных на возвращение беглых кресть­ян и ремесленников в их прежнее состояние, и началась борьба Нарая против буддийских монастырей. Она про­водилась в форме энергичной «чистки» монашеского со­словия на ежегодных экзаменах, которые монахи долж­ны были сдавать комиссии из специально назначенных правительственных чиновников. Естественно, что простой земледелец или ремесленник, не искушенный в тонко­стях буддийской казуистики и не владеющий «священны­ми» языками (пали и санскритом), не мог выдержать та­ких экзаменов и должен был возвращаться к светским владельцам.

Подобная политика Нарая, разумеется, вызвала про­тиводействие  со стороны   церкви, а  затем  дальнейшее обострение отношений между нею и Нараем. Король за­претил всем буддийским  монахам   (кроме главы  церк­ви — санкрата) являться ко двору. Чтобы противопоста­вить буддийскому духовенству свою, всецело зависящую от него религиозную организацию, король стал всячески способствовать  деятельности  индуистского духовенства, окружил себя брахманами и поощрял исполнение различ­ных индуистских церемоний (индуистская религия, одна­ко, не получила сколько-нибудь значительного распрост­ранения за пределами узкого круга   придворных   сиам­ского правителя).

Окончательный разрыв между Нараем и буддийской церковью произошел в начале 80-х годов, когда в связи с курсом на сближение с католической Францией король стал усиленно покровительствовать обосновавшимся в Сиаме французским миссионерам. Христианизация Сиа­ма никогда не входила в планы Нарая. Сам он реши­тельно отвергал все французские предложения на этот счет. Однако в результате французского проникновения в Сиам создалась серьезная угроза для независимости страны вообще и для существования буддийского духо­венства в частности.

5. Усиление эксплуатации крестьянства и классовая борьба

Развитие товарно-денежных отношений сопровожда­лось усилением эксплуатации крестьянства, особенно в период правления Нарая. Подавляющее большинство налогов взималось в денежной форме. Были введены многие новые налоги и значительно увеличены размеры старых. Реальные размеры налогов, выколачиваемых из крестьян, были еще больше предписанных правительст­вом, так как аппетиты чиновников-феодалов, ведавших сбором налогов (с которых они получали известный про­цент), по мере проникновения в страну европейских то­варов и вообще предметов роскоши росли с не меньшей быстротой, чем требования королевской казны. Рассказы современников пестрят свидетельствами о злоупотребле­ниях при сборе налогов.

Потребности обороны от агрессии европейских дер­жав заставляли правительство отрывать от работы мно­гие тысячи крестьян для строительства военных соору­жений.

Добавочным источником обогащения королевской казны и добавочной причиной обнищания народных масс служила также государственная внутренняя торговля. Организованная с большим размахом при Прасат Тонге, она была значительно расширена при Нарае, хотя поку­пательная способность крестьян и горожан в это время снизилась из-за роста налогов. В результате возник своеобразный кризис сбыта.

Ликвидация торгового кризиса в условиях феодаль­ного Сиама осуществлялась, так оказать, административ­ным путем. Сиамцев попросту заставляли покупать зале­жавшиеся ткани и одежду. Например, специальные чи­новники следили, чтобы родители покупали для своих малолетних детей одежду значительно раньше установ­ленного обычаями срока. По сути дела это был еще один дополнительный налог.

Непомерная эксплуатация крестьянства неизбежно должна была повлечь за собой обострение классовой борьбы. Раньше всего эта борьба, как и /повсюду, прояв­лялась в форме массовых побегов крестьян от своих фео­дальных владельцев в другие районы страны и за гра­ницу.

При Нарае побеги приняли столь массовый характер, что власти были уже не в состоянии с ними эффективно бороться. Крестьяне уходили в джунгли, где феодалы не могли их преследовать. Лишенные возможности зани­маться своим основным занятием — земледелием, кре­стьяне зачастую объединялись в вооруженные отряды, которые подстерегали чиновников и купцов на лесных дорогах или же совершали набеги на долину.

Однако основная масса крестьянства в это время (до 1689—1690 гг.) еще не доросла до осознания неизбежно­сти вооруженной борьбы с феодальным государством. Отдельные разрозненные выступления довольно быстро подавлялись централизованной государственной маши­ной. Такая судьба постигла, например, в 60-х годах XVII в. восстание, во главе которого стоял монах (имя его осталось неизвестным).

Мощное антифеодальное восстание произошло в 1678 г. на о-ве Джанк-Сейлон. Возмущенные притеснени­ями губернатора, жители острова взяли штурмом его дворец и убили губернатора со всеми приближенными. Но и это восстание вскоре было подавлено.

Несомненно, что подобные антифеодальные выступле­ния в рассматриваемый период имели место в разных районах страны, но об этом источники того времени, есте­ственно, сообщают очень сдержанно.