ГЛАВА VII

УПАДОК ПОЗДНЕАЮТИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА И КРЕСТЬЯНСКАЯ ВОЙНА (1688—1782)

1. «Закрытие» страны и изменения в ее экономике и внутренней   политике

В тяжелой борьбе последовательно с Испанией, Пор­тугалией, Голландией, Англией и Францией Сиам, изг­навший к 1689 г. со своей территории английские и фран­цузские войска, отстоял свою независимость. Но в то же время он был вынужден отказаться от активной роли торгового посредника между странами Южных морей, которая и привлекала к нему в XVII в. внимание инозем­ных купцов и завоевателей. Фактически Сиам был теперь закрыт для европейцев.

Официального запрета европейцам посещать Сиам никогда не издавалось. На протяжении полутора веков «закрытого» периода в Сиаме продолжала действовать католическая Французская иностранная миссия. Сиам­ские власти не трогали ее, так как ее влияние на местное буддийское население было практически ничтожным. Никто не изгонял из Сиама и голландцев. Однако обшир­ные кварталы сиамской столицы, заселенные в XVII в. европейскими, а также индийскими и арабскими купца­ми, пришли в запустение. Голландцы, например, сами за­крыли свою факторию в начале XVIII в. как нерента­бельную. Центр международной торговли переместился в Индонезию, где господствовал голландский торговый ка­питал и куда со второй половины XVIII в. начали прони- кать и английские купцы или их индийские    торговые агенты, плававшие под британским флагом.

Почти полное прекращение внешней торговли повлек­ло за собой и упадок внутренней торговли и ремесла в Сиаме. Как сообщает в ХVIII в. французский ел и с коп Тюрпен, уже при сыне Петрачи — Пра Чао Сыа (1703— 1709) в основном занимались тем, что строили новые храмы, а торговля и ремесло захирели. В XVIII в. в ря­де случаев происходил возврат от денежной ренты к на­туральной.

Доходы государства, поступавшие от торговых моно­полий, исчезли, а новые источники доходов изыскать бы­ло крайне трудно. В 1690 г. Петрача издал приказ разыс­кивать и арестовывать людей, уклоняющихся от несения повинностей. Крестьянство, разоренное до последней сте­пени уже во второй половине правления Нарая, ответило на новый нажим столь внушительными восстаниями, что они удостоились даже упоминания в сиамских летописях, которые, как правило, замалчивают подобные факты.

Одно такое восстание вспыхнуло в 1690 г. в провин­ции Наконнайок (к востоку от Аютии) и быстро охвати­ло ряд других провинций Центрального Сиама (на про­тяжении всей истории Сиама именно крестьяне этого района подвергались особо тяжелой эксплуатации). Воз­главил восстание бывший монах Там Тиен, выдававший себя за чудом спасшегося от гибели брата Нарая — принца Апайтота.

Повстанцы на первых порах добились значительных успехов. Им едва не удалось захватить в плен наследни­ка престола Сарасака. Их войско подошло к летней сто­лице аютийских королей Лопбури и начало ее осаду. На этом, однако, успехи закончились. Во время одного из сражений Там Тиен получил ранение, упал с боевого сло­на, был захвачен солдатами Петрачи и казнен. Как это часто бывало в крестьянских восстаниях, гибель вождя рассеяла войско. Не желая покорно возвращаться под иго сиамской феодальной деспотии, почти все повстанцы с семьями бежали в Бирму. Провинции Наконнайок, Лоп­бури и Сарабури опустели.

Другое крестьянское восстание, в 1699 г., началось на восточной окраине страны, в провинции Корат, но также быстро распространилось на центр. Сведения об этом вос­стании еще более скудны, чем о первом. По официальной версии, зачинщиками были лаосский колдун Бун Кванг и 28 его учеников. Бун Кванг сумел якобы так за­пугать своими колдовскими чарами местного губернато­ра, что тот без борьбы уступил ему власть в Корате. За­тем повстанцы, как и в 1690 г., двинулись на Лопбури, где, вероятно, находился в это время король. Армия Бун Кванга тогда насчитывала 4 тыс. человек. Но правитель­ству удалось внести раскол в ряды восставших (по-види­мому, были даны какие-то щедрые обещания), и они са­ми отправили на казнь Бун Кванга и его учеников.

Параллельно с крестьянскими восстаниями в правле­ние Петрачи происходили сепаратистские феодальные мятежи (в 1691 г. — в Корате, в 1691—1692 гг. — в Лигоре), для подавления которых требовалось большое на­пряжение сил.

Немалые страдания населению приносили стихийные бедствия. Так, в 1703 г. страну поразили жесточайшая за­суха и голод.

Правительству пришлось приспосабливаться ко всем этим обстоятельствам.

Пра Чао Сыа имел достаточно здравого смысла, что­бы строить не только новые храмы, но и каналы и избе­гать войн. Его сын, король Тайера (1709—1733), также строил каналы. Кроме того, при нем была издана целая серия указов, которые в какой-то степени облегчали по­ложение крестьян и должны были тормозить процесс их дальнейшего закрепощения.

В указе 1717 г. говорилось: «Если жители станут убе­гать из своих домов и от своих начальников, губернатор должен послать туда, где они поселились, своего чинов­ника, чтобы узнать причину бегства. Если он видит, что народ собирается вместе, он должен выяснить причину этого. Если он узнает, что это движение возникло из-за притеснений со стороны кого бы то ни было, он обязан доложить (вышестоящему начальству. — Э. Б.)». Указ призывает королевских прокуроров (чакрапатов) к усиле­нию контрольной деятельности, обязывает их расследо­вать случаи, когда чиновники отбирают имущество, доно­сить обо всех злоупотреблениях властью невзирая на ли­ца. Предусматривается и тот, видимо нередкий, случай, когда и губернатор и чакрапат оба заражены коррупци­ей. В этой ситуации донос может подать любой чиновник провинции. Указ грозил чиновникам, не оправдавшим доверия, смертной казнью (заливание глотки серебром — «смерть мздоимца»), но на практике это, видимо, случа­лось редко. Вместе с тем чиновникам предписывается контролировать крестьян, потерявших всякий интерес к расширению производства: «В сельскохозяйственный се­зон губернатор, чакрапат и чиновники должны побуж­дать народ обрабатывать землю. Работа, которую можно сделать за дни, не должна тянуться месяцами».

Указ 1722 г. обязывает чиновников следить за тем, чтобы государственные крестьяне (прай лыанг), побывав­шие в монахах, возвращались обратно в свой кром (а не в крепостные к какому-нибудь феодалу).

В соответствии с указом 1723 г. устанавливалось, что при браке крепостного крестьянина (прай сом) со сво­бодной крестьянкой (прай лыанг) все их дети переходят в категорию прай лыанг (а не половина, как раньше).

По указу 1724 г. сильно задолжавший прай лыанг мог работать на государство не шесть, а только четыре ме­сяца в году, и четыре месяца он работал на кредитора.

Все эти указы помимо частичного облегчения поло­жения крестьянства были направлены и на то, чтобы со­кратить постоянную утечку рабочей силы из сектора сво­бодного (государственного) крестьянства. Крупные фео­далы уже в первые десятилетия XVIII в. полностью вос­становили позиции, утраченные при династии Прасат Тонгов, и посулами лучшей жизни, угрозами или исполь­зованием долговой зависимости с каждым годом пере­тягивали в свои крепостные все больше и больше свобод­ных крестьян. Дело дошло до того, что, когда королю Боромакоту (1733—1758) понадобилось организовать многотысячную процессию на похоронах своего предше­ственника, ему не хватило людей и пришлось заполнять пустующие ряды королевскими гвардейцами.

Период правления Боромакота в западной историо­графии принято называть «золотым веком» Сиама. По если этот период и был для кого-то «золотым», то толь­ко для наиболее крупных феодалов.

Королевская власть так ослабла, что не была даже в состоянии вести сколько-нибудь активную внешнюю по­литику, хотя по-прежнему претендовала на роскошь вре­мен великодержавных монархов XVII в.

Эти претензии больше всего сказывались на положе­нии крестьянства, страдавшего и от гнета короля, и от эксплуатации феодалов. В указе 1748 г. власть вынужде­на была открыто признать неслыханно тяжелое положе­ние прай лыангов, которые должны были уходить в кре­постные или продаваться в рабство, чтобы как-то выжить. А о мнении самого крестьянства относительно «золотого века» лучше всего свидетельствует указ 1752 г., конста­тирующий «рост бандитизма».

Положение мелких феодалов тоже было не особенно завидным. В условиях многоженства сиамская знать всегда производила больше потомства, чем требовалось для заполнения вакантных мест в государственном аппа­рате (как упоминалось, даже дальний потомок короля мог стать податным крестьянином). Поэтому часть пра­вящего класса постоянно опускалась в низы. Существо­вавшая ранее большая социальная мобильность в обрат­ном направлении, когда сын низшего чиновника или да­же крестьянина мог достигнуть высоких постов в фео­дальной иерархии, была ликвидирована указом Боромакота, изданным в 1740 г. Согласно этому указу чиновни­ками отныне могли становиться только потомки первых министров по мужской или женской линии. Таким обра­зом, крупнейшие феодалы обеспечили для своей родни на многие десятилетия вперед гарантированное место внут­ри правящего класса, а мелким феодалам, в подавляю­щем большинстве своем не связанным родством с вель­можами, было оставлено право только дослуживать срок до старости или смерти. Дети их автоматически выбыва­ли в податное сословие.

Итак, в середине XVIII в. сиамское феодальное госу­дарство находилось в глубоком кризисе, и достаточно было внешнего толчка, чтобы все рухнуло.

2. Падение Аютийского королевства в 1767 г.

К концу 50-х годов XVIII в. над Сиамом нависла гроз­ная опасность: в 1759 г. в страну вторглись войска Бир­мы, незадолго до того объединенной выдающимся за­воевателем Алаунпаей. Одряхлевший феодальный аппа­рат Сиама уже не в состоянии был организовать эффек­тивную оборону,

В качестве предлога для войны Алаунпая использо­вал бегство монских повстанцев в Тенассерим, куда он и направил свою армию. Слабо защищенный Тенассерим. пал. Вслед за тем Алаунпая быстро очистил от сиамских войск все побережье Андаманского моря и, повернув на Малаккском полуострове на север, вторгся в сердце Сиа­ма — Менамскую долину с юга, оттуда, где его меньше всего ожидали. Захватив Петбури и Ратбури, Алаунпая двинулся на Аютию.

В сиамской столице началась паника. Авторитет ко­роля Экатата (1758—1759, 1760—1767) пал настолько, что ему перестало подчиняться даже ближайшее окруже­ние. Его прямо обвинили в происшедшей катастрофе и заставили отречься от престола. Король-монах Утумпоя (после смерти Боромакота в 1758 г. его наследник Утум-пон отказался от трона в пользу своего брата Экатата и ушел в монастырь) вернулся из монастыря, чтобы при­нять бразды правления. Но плохо подготовленный к обо­роне город едва ли мог выдержать долгую осаду[1]. На сей раз Аютию спас случай. В мае 1760 г., во время бом­бардировки сиамской столицы, одна из 'бирманских пу­шек разорвалась, при этом был смертельно ранен Алаун­пая. Бирманцы спешно повернули к своей границе, скры­вая ранение короля, который умер по дороге.

Сиам получил несколько лет передышки — сначала благодаря династическим смутам в Бирме, затем в ре­зультате того, что преемники Алаунпаи в 1763—1765 гг. были заняты завоеванием Чиангмая и Луангпрабанга. Но эта передышка не была эффективно использована. Когда летом 1765 г. сравнительно небольшие силы бирманского короля Схинбыошина вторглись в Сиам с севера и с за­пада, они почти не встретили сопротивления. Население при приближении бирманцев бежало в леса. К концу 1765г. бирманцы оккупировали весь Юго-Западный и Се­верный Сиам (кроме Питсанулока, который пал позднее). В декабре они захватили Бангкок, отрезав столицу от мо­ря. В феврале 1766 г. Аютия была полностью окружена. Войска Экатата, который после похода Алаунпаи опять вернулся на трон, всюду терпели поражение.

В то же время террор бирманских войск в захваченных областях стал порождать народное сопротивление. На первых порах оно еще было слабым и неорганизован­ным. Но в районе деревни Банграчан пятитысячный пар­тизанский отряд в течение многих месяцев оказывал ге­роическое сопротивление и выдержал семь атак превосхо­дящих сил противника, прежде чем был рассеян. И это явилось первым предвестником народно-освободительной войны, которая разгорелась полтора года спустя.

Между тем осада Аютии продолжалась. Надежда на то, что бирманцы уйдут с началом летних дождей, ока­залась тщетной. Командующий осадной армией генерал Маха Нората возвел вокруг Аютии форты на холмах, лежащих выше зоны затопления, и реквизировал доста­точное количество лодок, чтобы блокировать сиамскую столицу и во время разлива. Голод и болезни в осажден­ном городе приняли огромные размеры. Очевидец, фран­цузский миссионер Корре, который рассматривал собы­тия со своей, специфической точки зрения, доносил в это время в Париж: «Гром войны загнал весь народ в столи­цу, и провидение, таким образом, приблизило к нам то, что в прошедшие годы мы искали вдали. Я говорю об умирающих детях. Раньше с колоссальным трудом нам приходилось их разыскивать по деревням. Сейчас гос­подь нас избавил от этого труда и столица дает нам обильный урожай. Раньше за 15 дней непрерывной ходь­бы с утра до вечера удавалось окрестить от силы 40 та­ких детей. Теперь же благодаря милосердию нашего лю­бимого спасителя не редкость, что за один день их на­бирается до 60. И вечером мы не возвращаемся удовле­творенные в семинарию, если окрестили их за день мень­ше 30». По сводкам французских католических миссионе­ров, за год осады (февраль 1766—апрель 1767) в Аютии и ее окрестностях было крещено 10 тыс. умирающих де­тей. Число детей, умерших без этого обряда, никто не подсчитывал.

Попытки сиамцев прорвать блокаду во время разлива Менама (против бирманцев было выслано 160 судов с тремя пушками каждое) потерпели крах. Бездарный и неуравновешенный Экатат требовал, чтобы каждый вы­стрел крепостной артиллерии согласовывался с ним, и срывал свою злобу на наиболее способных военачальни­ках. Вызвавший его гнев генерал Пья Таксин вынужден был бежать из Аютии вместе с 500 своими приверженцами. Этим, кстати, он доказал, что линия бирманской блокады не так уж непреодолима.

В обстановке замешательства при дворе епископ Бри-го, опиравшийся на христианские формирования, снова стал видной политической фигурой. Рушащаяся аютийская монархия готова была удовлетворить все притязания епископа. Ему выделили 30 пушек с боеприпасами для давно уже превращенных в небольшие крепости трех за­городных церквей и крупную сумму денег. Вскоре, одна­ко, епископ решил, что поставил не на ту карту. Совре­менным наблюдателям казалось, что Сиам ожидают дол­гие годы бирманского господства. В такой обстановке миссионеры сочли за лучшее заранее наладить хорошие отношения с новым хозяином.

21 марта 1767 г. капитулировала португальская сло­бода, где обороной руководили доминиканцы и иезуиты. На следующий день, после переговоров с бирманским главнокомандующим, капитулировал на выгодных усло­виях и епископ Бриго. Все солдаты-христиане были не­медленно зачислены в бирманскую армию. Неизвестно, участвовали ли они в дальнейшем штурме Аютии, но яс­но, что и без того гарнизон столицы, лишенный значи­тельной части огневых средств и ключевых укреплений, не мог уже долго держаться. В ночь на 8 апреля город, несмотря на отчаянное сопротивление его защитников,. был взят штурмом и сожжен дотла.

Все население было уведено в плен в Бирму. Туда же, хотя и с гораздо большим комфортом, отправился епис­коп Бриго. Бирманское командование предоставило ему 12 носильщиков. Экатат пропал без вести. Некоторые го­ворили, что он умер от голода, скитаясь в джунглях.

Катастрофа, казалось, была полной. Аютия как город перестала существовать (впоследствии она была отстрое­на на новом месте). В огне погибли не только историче­ские летописи (их хранение было запрещено частным ли­цам), но и обширные архивы центрального бюрократиче­ского аппарата (регистрационные и податные списки, до­говоры, жалованные грамоты и даже свод законов). Сам бюрократический аппарат также фактически перестал су­ществовать. Многие высшие чиновники-феодалы (особен­но из центра) были угнаны в Бирму. Из тех феодалов, ко­торые остались на местах (в ранге губернатора и ниже), большинство перешло на бирманскую службу. 142

Но, разрушив старый государственный аппарат, века­ми охватывавший крестьян и ремесленников своими всепроникающими щупальцами, король Схинбьюшин не был в состоянии быстро создать на его месте столь же эффективную административную систему. Выжимание не только избыточного, но и необходимого продукта из на­родных масс Сиама велось самым примитивным методом военного грабежа, не ограниченного никакими рамками. Это обстоятельство в условиях, когда кризис сиамского феодализма в последние десятилетия перед бирманским нашествием уже подготовил взрыв, неизбежно должно было породить мощную крестьянскую войну, в которой народно-освободительные цели смыкались с антифеодаль­ными.

3. Освободительная война и государство Пья Таксина

Сиамские феодальные историки, восстанавливавшие позднее историю Сиама рассматриваемого периода, есте­ственно, стремились по возможности затушевать анти­феодальный характер народного движения 60—70-х го­дов XVIII в. и как можно больше скомпрометировать его вождей. Но отрывочные данные летописей, свидетель­ства европейских очевидцев и, наконец, сама последую­щая политика сиамской монархии убедительно доказы­вают, что на рубеже 60—70-х годов XVIII в. в Сиаме не­сомненно бушевала крестьянская война.

Первые центры народной войны возникли там, где бирманских войск не было или где они не могли поддер­живать эффективный контроль: на крайнем юго-востоке страны (у побережья Сиамского залива) и на крайнем северо-востоке ее (в горно-лесном районе близ чиангмайской границы). Первый очаг сопротивления организовал бывший генерал Экатата — Пья Таксин, второй — буд­дийский монах Рыан.

История Пья Таксина дошла до нас хотя и в весьма искаженном, но все же в более полном изложении, чем история Рыана.

Пья Таксин был до войны губернатором маленькой пограничной провинции на северо-западе Сиама, т. е. феодалом средней руки, не имевшим связей с аристокра­тической верхушкой. Своим выдвижением он был обязан личному военному дарованию. Еще в конце 1763 г. он ор­ганизовал сопротивление бирманцам под Петбури и вынудил их повернуть обратно, не достигнув Аютии.

Осенью 1766 г., вырвавшись с 500 приверженцами из обреченной столицы, Таксин явочным порядком устано­вил свою власть в провинции Районг (на востоке Бангкокской бухты). На западе ему противостояли бирманцы, державшие в своих руках все города и крепости на Менаме. На востоке, в тылу, на него с подозрением смотрел губернатор провинции Чантабури (у камбоджийской гра­ницы).

Вплоть до захвата Аютии бирманцами оба сиамских губернатора (самозванный и официальный) занимали выжидательную позицию. Но когда столица пала, чантабурийский губернатор, внешне проявляя дружеские чув­ства к Пья Таксину, стал тайно готовиться к нападению на Районг. Однако хорошо осведомленный Таксин опере­дил его и в июне 1767 г. внезапной ночной атакой захва­тил Чантабури. Таким образом, первым шагом Таксина в освободительной войне было не сражение с бирманца­ми, а уничтожение одного из еще остававшихся предста­вителей прежней администрации.

Теперь в руках Таксина находилось все юго-восточное побережье Сиама, куда бирманцы не решались вторг­нуться. Со всех концов страны поодиночке и группами на эту свободную территорию стали стекаться люди, вдохно­вленные действиями Таксина. В октябре 1767 г. его воору­женные силы состояли уже не из 500, а из 5 тыс. солдат. И хотя эта армия значительно уступала в численности бирманской, Таксин, уверенный в поддержке местных жи­телей, принял 'Смелое решение начать наступление против захватчиков.

Снарядив флот из 100 боевых лодок, он внезапно по­явился перед Тонбури (часть современного Бангкока на западном берегу Менама), взял город штурмом и казнил его губернатора — изменника Най Тонг Ина. Командую­щий бирманскими оккупационными войсками генерал Суджи, стоявший лагерем близ развалин Аютии, выслал против Таксина корпус под командованием Маунг Я, укомплектованный в значительной части сиамцами. Кор­пус еще не дошел до Тонбури, когда солдаты Маунг Я стали массами дезертировать или перебегать к Таксину. Маунг Я спешно повернул обратно. Таксин же устремился за ним в погоню и, ворвавшись в главный бирманский лагерь, разгромил наголову бирманцев. Генерал Суджи был убит в сражении. Шесть месяцев спустя после паде­ния столица Сиама (вернее, ее развалины) была осво­бождена.

Бирманский король, занятый борьбой с вторгнувши­мися с севера китайцами, не имел возможности послать против Таксина большую армию. Поэтому события после­дующих двух лет в Сиаме имели в основном характер гражданской, а не сиамо-бирманской войны.

К началу 1768 г. Сиам фактически распался на пять государств. Государство Таксина охватывало Централь­ный Сиам со столицей в Тонбури. Южный (полуостров­ной, в основном населенный малайцами) Сиам объеди­нился под властью губернатора Наконситамарата — Пра Палата, который принял имя короля Мусики. В Восточ­ном Сиаме (плоскогорье Корат) со столицей в Пимае укрепился последний отпрыск аютийской династии — принц Теп Пипит, также претендовавший на звание ко­роля. Северный Сиам (почти вся провинция Питсанулок и часть провинции Наконсаван) стал владением губерна­тора Питсанулока, который объявил себя королем с трон­ным именем Руанг. На крайнем севере провинции Питса­нулок возникло государство с центром в Савангбури (Фанг), возглавленное упомянутым выше Рыаном и на­званное королевством Фанг.

Это, последнее, государство представляет наибольший интерес. К сожалению, сведения о нем, дошедшие до нас, очень скупы. Но известно, например, что глава этого го­сударства получил прозвище короля-монаха, потому что он, приняв королевский сан, не снял монашеской рясы. Впрочем, по мнению враждебного Рыану сиамского ис­точника, в нем только и было монашеского, что ряса. Все его чиновники и военные командиры также носили жел­тые рясы. Имеются сведения, что в государстве Фанг были распространены эгалитарные идеи крестьянского утопического коммунизма. Как известно, крестьянские движения в средневековье очень часто выступали под оболочкой религиозной ереси и под лозунгом уравни­тельных идей. Движение Рыана не являлось, таким обра­зом, исключением.

Своеобразные формы приняла крестьянская война в Центральном Сиаме — районе максимальной эксплуатации трудящихся масс и максимальной концентрации фео­далов. Здесь на первых этапах движения не только ре­лигиозные, но и монархические лозунги не имели боль­шого распространения (характерная деталь: сиамские летописи, составленные задним числом, утверждают, что Пья Таксин короновался в конце 1767 г.; согласно же сообщениям современников-европейцев, он еще в 1772 г. ограничивался более скромными титулами «сохранителя королевства» или «защитника народа»).

В письме от 1 ноября 1769 г. французский миссионер Корре ярко описывает наблюдаемые им в Центральном Сиаме страшные последствия бирманского нашествия. Он сообщает о голоде (усиленном недородом из-за засухи), эпидемиях, о том, что р. Менам покрыта плывущими тру­пами, о колоссальной детской смертности («Можно ска­зать, что почти все дети королевства получили благодать крещения в результате вторжения бирманцев», — много­значительно замечает Корре.) Страна, добавляет фран­цузский миссионер, страдает от массы «злодеев», по до­рогам невозможно ездить без оружия. Последнее свиде­тельствует о том, что стихийное повстанческое движение против всех богатых началось раньше, чем Пья Таксин попытался ввести крестьянскую войну в определенные рамки.

Главным лозунгом Пья Таксина и небольшой группы мелких и средних феодалов, примкнувших к нему, было: «Долой монахов!». Народ с готовностью подхватил его. И это было естественно. Светские феодалы центра к большинстве своем или находились тогда в плену, или сражались на стороне бирманцев (т. е. и так поставили себя вне закона). Королевская казна была вывезена за­воевателями в Бирму. И только самый крупный феодаль­ный собственник Сиама — буддийская церковь — сохра­нял в неприкосновенности свои богатства.

«Возмущенные бедой сиамцы обратились против па­год, — пишет Корре. — Они разоряют их, ломают кир­пичных идолов, плавят медных». В пагоде Ват Па Ду было изъято пять кувшинов золота и серебра. С купола пагоды Ват Пу Рай сняли столько золота, что им на­грузили три корабля, и т. д. и т. п.

Дело не ограничивалось только конфискацией ценно­стей. Разгневанный народ уничтожал и сами буддийские храмы. «Какое утешение для меня видеть эти пагоды разрушенными и почерневшими как печи, покрытые угля­ми и осколками идолов... Пагоды Аютии полностью раз­рушены, — сообщает Корре в письме от 7 апреля 1770 г.— Монахи покинули свои монастыри. Большинство их от­казалось от монашеского сана. Желтая ряса больше не встречает нигде уважения. И это происходит всюду, где победил новый король, — в Питсанулоке, Корате, Петбури, Наконситамарате, на Джанк-Сейлоне».

«Новый король, — замечает Корре о Таксине, — пре­зирает монахов, считая их лодырями. Я слыхал, как он говорил, что скорее будет давать милостыню бродягам, чем монахам. Те по крайней мере могут служить и прино­сить пользу, а монахи — только лишние рты».

По словам епископа Тюрпена, писавшего по горячим следам событий, в это время был предан суду и приго­ворен к смертной казни за аморальное поведение санкрат — глава буддийской церкви в Сиаме. Приближен­ным Пья Таксина с большим трудом удалось уговорить своего вождя не приводить приговор в исполнение.

Конфискованные у церкви богатства Пья Таксин ис­пользовал для помощи голодающему населению. Так как за золото в разоренной стране почти ничего нельзя было купить, Таксин стал закупать продовольствие за грани­цей. Его флот принял активное участие в импорте продо­вольственных товаров. Несмотря на трудности военного времени, он уменьшил срок государственной повинности с шести до четырех месяцев. «Он нашел средство поддер­живать бедняков. Он возвысился более благодаря щед­рости, чем хитроумию» — так резюмирует Корре свой рассказ о внутренней политике Таксина.

Получив благодаря такой политике широкую социаль­ную опору, Таксин сумел за несколько лет не только вос­становить Сиам в прежних границах, но и увеличить его территорию почти вдвое. Начал он с похода против быв­шего губернатора Питсанулока.

Король Руанг не признавал власти Бирмы, но и не хотел отступать от традиционной феодальной политики. Его государство держалось главным образом благодаря субъективному фактору — сильной личности правителя. Поэтому оно и рухнуло первым, однако не под ударами Таксина. В мае 1768 г. Руанг сумел отбить его нападе­ние. Но после смерти Руанга, летом того же года, войска короля-монаха Рыана без труда захватило Питсанулок.

Наследник Руанга, его брат Пра Ин, был казнен повстан­цами. Теперь государство Фанг получило общую границу с государством Таксина. В последующие полтора года оба эти государства придерживались политики взаимно­го невмешательства.

Прежде чем помериться силами с Рыаном, Таксин ре­шил присоединить к своему государству юг и восток страны. Осенью 1768 г., отправив часть армии завоевы­вать Наконситамарат, Таксин с остальной частью обру­шился на Корат. Сидевший в Корате последыш аютийской династии, известный своими авантюрами принц Тен Пипит опирался главным образом на поддержку бирман­ского гарнизона и видел будущее Сиама под эгидой Бир­мы. Стремительным ударом Таксин разгромил войска принца и поддерживавших его бирманцев. Принц Тен Пипит был взят в плен и казнен.

Сразу же после этого Таксин организует поход в Кам­боджу по просьбе короля Анг Нона, которого с помощью вьетнамских войск согнал с трона его брат Анг Тонг. В начале 1769 г. армия Таксина оккупировала часть Кам­боджи, но полностью решить свою задачу не смогла.

Между тем военные действия на юге затянулись до весны 1769 г. Генералы Таксина никак не могли сло­мить сопротивление короля Мусики. В марте 1769 г. Так­син лично прибывает на полуостров и быстро кончает войну.

Мусика попадает в плен. По традиции он должен быть казнен. Но Таксин, как обычно, мало считается с тради­циями. Если он без колебаний казнил феодального пра­вителя, принца-изменника Тен Пипита, то Мусику, кото­рый был прежде всего представителем малайского сепа­ратизма, он приглашает к себе в столицу, дает ему важ­ный пост, а вскоре возвращает его на должность губер­натора Наконситамарата. Благодаря такой гибкости Так­син не только укрепил свой авторитет на мятежном юге, но и подготовил почву для компромисса с другими феода­лами, которые до сих пор были к нему враждебны.

К 1770 г. на территории Сиама осталось, таким обра­зом, только два независимых государства — Фанг и Тонбури. Между тем международная обстановка изменилась в неблагоприятном для Сиама направлении. Бирма за­ключила мир с Китаем и сразу же приступила к подго­товке нового вторжения в Сиам. Объединение страны для обороны от внешнего врата стала насущной необхо­димостью. Рыан и Таксин понимали это. Вопрос был в том, кто возглавит страну.

В начале 1770 г. войска Рыана двинулись вниз по Менаму и захватили г. Чайнат. Но победа осталась за луч­шим военачальником. Таксин собрал все свои силы и вы­ставил против Рыана три армии. В конечном счете, поте­ряв все свои крепости и города, король-монах бежал в джунгли, и никто его больше не видел.

В том же, 1770 г. Таксин отражает первое после 1767 г. бирманское вторжение — под Саванкалоком, В 1772 г. бирманцы пытаются захватить г. Пичай (неда­леко от чиангмайской границы), но снова терпят пора­жение. Так же безрезультатно окончилось и вторжение бирманских войск с севера в 1773 г.

Чтобы окончательно обезопасить открытую северную границу, Таксин в конце 1774 г. переходит в ответное на­ступление на Чиангмай. Измученные бирманским гнетом,, тяжелыми податями и постоянными мобилизациями, чиангмайцы встретили воинов Таксина как освободите­лей. В январе 1775 г. Таксин торжественно въезжает в столицу Чианпмая, приветствуемый местными жителями. С этого времени Чиангмай уже окончательно становится неотъемлемой частью Сиамского королевства как вас­сальное княжество.

Чтобы взять реванш за ряд поражений, король Схинбьюшин организует в начале 1775 г. большое вторжение с запада (военные действия, собственно, начались здесь еще в 1774 г., когда бирманцы перешли границу, пресле­дуя участников разгромленного восстания монов в Юж­ной Бирме). В феврале 1775 г. бирманцам удается за­хватить Ратбури. Но уже в апреле Таксин отвоевывает его. В октябре 1775 г. Схинбьюшин предпринимает по­следнее, комбинированное, нападение — одновременно на Чиангмай и коренной Сиам — и опять не может добить­ся успеха.

В мае 1776 г., после смерти Схинбьюшина, на бирман­ский престол восходит Сингу Мин, противник политики военных авантюр. В августе 1776 г. он отзывает остатки бирманских войск из Сиама. После этого до конца прав­ления Пья Таксина между Сиамом и Бирмой устанавли­ваются мирные (хотя и не дружественные) отношения.

Одновременно с обороной от бирманцев Пья Таксин вел агрессивное наступление на Камбоджу. В 1771 г. он возглавляет поход в Камбоджу и возвращает трон бег­лому королю Анг Нону. В 1772 г. Анг Тонгу с помощью вьетнамских войск удается изгнать сиамцев из своей стра­ны. Но на следующий год Таксин снова возвращается в Камбоджу и снова сажает на трон Анг Нона, который продержался здесь еще шесть лет, исправно поставляя Таксину вспомогательные войска.

В 1777 г. Таксин, воспользовавшись подходящим пред­логом, захватил южнолаосское княжество Чампассак. В 1778 г. он завоевывает королевства Вьентьян и Луангпрабанг. Таким образом, вся территория современного Лаоса более чем на 100 лет вошла в состав Сиама.

По мере того как росло военное могущество державы Таксина и укреплялась его власть в центре и на местах, его внутренняя политика начала претерпевать серьезные изменения. Прежде всего это стало заметно на внешних формах монархии Пья Таксина.

В первые годы его правления современники подчер­кивали простоту и демократичность нового короля. «Ему чужда недоступность восточного короля. Он хочет все знать и слышать», — писал о нем Корре. В мае 1770 г. Пья Таксин посетил французского миссионера — слу­чай, неслыханный в сиамской истории (по традиции ко­роль только принимает, но не наносит визитов).

Но с течением времени Таксин все более восстанав­ливает в своем быту черты восточной деспотии. Он окру­жает себя охраной из чужеземных наемников-христиан. Он решительно настаивает на периодическом принесении ему присяги даже теми, кто при прежних королях был освобожден от нее по религиозным соображениям. Нако­нец, он объявляет себя воплощением Будды и требует со­ответствующих почестей.

Одновременно с этим начинается наступление на пра­ва, завоеванные народом в крестьянской войне. Единст­венный дошедший до нас целиком указ Пья Таксина предписывает татуировать податное сословие знаками тех кромов, к которым они приписаны. Полностью возрож­дается бюрократический аппарат. Если раньше Таксин широко тратил государственные деньги на ввоз продо­вольствия для раздачи населению, то теперь он прежде всего заботится о нерушимости государственной монопо­лии на внешнюю торговлю. При нем, по-видимому, она была всеобъемлющей (а не охватывала, как раньше, от­дельные виды товаров). На ведение агрессивных войн постоянно требовались огромные суммы денег, и, чтобы легче было их добывать, он завел целую сеть доносчи­ков. Теперь для обвинения в нарушении закона достаточ­но было одного свидетеля, что, даже по юридическим нормам восточной деспотии, считалось беззаконием.

Крестьянство стало все больше охладевать к Пья Так­сину, светские феодалы после укрепления государствен­ного аппарата все меньше стали в нем нуждаться, а его враги — буддийские монахи — ждали лишь удобного момента, чтобы нанести ему решительный удар.

Благоприятная для переворота обстановка сложилась в начале 1782 г., когда большая часть армии во главе с генералом Чакри ушла в поход против восставшей Кам­боджи. Сиамские источники глухо сообщают, что мятеж начался в Аютии, где велись раскопки погребенных сок­ровищ.  Производитель раскопок Пра Вичит Наронг свои­ми притеснениями довел работников до восстания. В мар­те 1782 г. они убили его и во главе с Май Буннаком дви­нулись на Тонбури. (Тут, видимо, многое недоговоре­но. Речь, вероятно, шла о дальнейшей экспроприации церковных богатств, замурованных в стенах пагод, и вос­стание было вызвано пропагандой монахов против коро­ля-святотатца.) Генерал Пья Санкабури, посланный с войском против мятежников, перешел на их сторону. 30 марта 1782 г. повстанцы, не встретив сопротивления, вошли в Тонбури. В руках Таксина оставался только ко­ролевский дворец, охраняемый христианскими наемника­ми. Видя, что дальнейшее сопротивление бесполезно, ут­ром  1 апреля Таксин объявил о том, что отрекается от трона и уходит в монахи. В тот же день Пья Санкабури приказал открыть тюрьмы и выпустить всех заключен­ных. За этим последовала массовая резня доносчиков.