ГЛАВА V

КРИТИЧЕСКИЙ ПЕРИОД В ИСТОРИИ ТРАПЕЗУНДА. КОНЕЦ XIII И НАЧАЛО XIV В.

 

За Иоанном следовал его сын Алексей II, и в таком юном возрасте, который устраняет всякую мысль о самостоятельной политике. Поэтому пока­зательно известие Панарета, что он женился на гру­зинке, дочери Бека (тог) Пекби), из которого ясно, что при конце жизни отца его возобладало влияние в Трапезунде местных интересов и что вместе с тем военное положение в войнах с туркменами скло­нилось в пользу империи. Продолжительное прав­ление Алексея II (1297-1330) также обильно вся­ческими интригами и насильственными мерами со стороны Палеологов с целью осуществить свое влияние и авторитет в маленькой империи. На этот раз выдвинута была новая фикция, за которой в Трапезунде не признавали значения и которая, по нашему крайнему разумению, составляла констан­тинопольский вымысел: будто бы царь Иоанн на­значил императора Андроника II Палеолога опеку­ном над Алексеем II и вместе с тем предоставил ему некоторое право над его племянником. Нет никаких оснований видеть в фикции этой опекичего-либо другого, кроме заветной мысли Палеоло-га, для осуществления которой он прибегает к все­возможным ухищрениям. К сожалению, у нацио­нального историка Великих Комнинов на это обра­щено мало внимания; зато из слов  историка Пахимера ясно, что такова была излюбленная поли­тика по отношению к Трапезунду. «Царь, — гово­рит Пахимер (II, р. 287), — желая доставить удо­вольствие канцлеру Хумну, как верному слуге и искуснейшему в своем ведомстве, притом же рас­полагавшему громадным приданым для своей до­чери, задумал сочетать ее браком с лазским юно­шей Алексеем, которого был опекуном по завеща­нию отца и которого мать, сестра его, была тогда в Константинополе. Он считал этот брак полезным не только для самого Алексея, но и для эллинских интересов, и в то же время этим он угождал свое­му человеку, соединяя его с высоким родом, и зару­чался его преданностью. Он так настойчиво прово­дил свое намерение к осуществлению, что с тех же пор украсил дочь Хумна отличиями деспины и объ­явил невестой Алексея. И мать согласилась на этот брачный союз и, одобряя царское решение, думала отправиться к сыну и приготовить его к браку. Но он или по чьему-то внушению не был склонен к этому браку, или по иным соображениям, пришед­шим ему, поспешно женился на одной грузинке знатного происхождения. Узнав об этом, царь гром­ко выражал неодобрение, ссылаясь на законы и на свои права опекуна. Он вознамерился расторгнуть брак с грузинкой, выставляя на это следующие основания: свои отцовские права по отношению к Алексею и вместе с тем обязательства по завеща­нию, а равно императорские и родовые привилегии. И не самовластно или по царскому приказу думал он осуществить этот проект, но не менее того с согласия и определения церкви. Поэтому в сноше­ниях с патриархом и его синодом, ссылаясь на цар­ское и отцовское право и вместе с тем выдвигая свои опекунские обязанности по отношению к мо­лодому человеку, недействительным и противоза­конным старался выставить этот союз с грузинкой и считал справедливым расторгнуть брак, как со­стоявшийся против его воли. Когда в синоде стал обсуждаться этот вопрос, некоторые из архиереев, придерживаясь точного смысла законов, соглаша­лись с царским мнением, патриарх же и большин­ство членов твердо отстаивали противоположную мысль, между прочим и потому, что, как стало изве­стно, грузинка была уже беременна от Алексея. Мать же Алексея, желая возвратиться домой, казалось, поддерживала надежды канцлера, говоря, что лично она скорее успеет в расторжении брака, чем если будет давать знать о своих желаниях через других, ибо надеется убедить своего сына личным словом, а не через переписку, и таким образом сделать его послушным царской воле. Последовало разреше­ние царя, и она отправилась морем в Трапезунд. А как она по возвращении не исполнила того, что обещала, это можно было видеть на месте. На прак­тике оказалось, что, предпринимая путь для растор­жения брака, в действительности она все сделалав обратном смысле, сведя на сына всю ответствен­ность за неповиновение царю».

Мы не можем не настаивать на той мысли, что константинопольско-трапезундские отношения сла­гались весьма неблагоприятно вследствие настой­чивого желания Палеологов держать Трапезунд в своем подчинении, между тем так симпатии Вели­ких Комнинов и трапезундских бояр, а равно поли­тические интересы Трапезундской империи скло­нялись более на сторону союзов и связей с вос­точными соседями, преимущественно с грузинами. На этой почве возникли всяческие осложнения, которые нуждаются в выяснении.

Период, отмеченный правлением Алексея II, мож­но рассматривать как время ослабления констан­тинопольского влияния. Это доказывается как неу­дачей брачного проекта, так и прекращением но­вых попыток к утверждению в Трапезунде исключительно национальных эллинских тенден­ций. Рядом с этим следует отметить несколько реальных успехов в достижении обеспеченности Трапезунда против туркменских нападений. Осо­бенно успешны были принятые Алексеем II меры к ослаблению вреда, наносимого синопскими кор­сарами как на море, так в особенности береговым селениям, которые подвергались грабежам и хище­ниям. Памятники Вазелонского монастыря дают в этом отношении красноречивое свидетельство бед­ственного положения сельского населения, у кото­рого многие члены семьи попадали в плен, вслед­ствие чего приходило в расстройство хозяйство и прежние культурные места обращались в паст­бища для скота. Несомненно, громадную услугу ока­зал царь своим предприятием защитить стеной тре­тью часть города, именно восточную, которая осо­бенно страдала от грабежей и пожаров. Новая стена, оконченная, как свидетельствует сохранившаяся надпись, в 1324 г., имела целью защитить восточ­ную часть города от моста через ров до самого моря. С тех пор в случае приближения неприяте­ля и высадки его жители города обеспечены были тем, что обширное ровное пространство, включен­ное в черту города и окруженное стеной, давало возможность искать приюта за стенами значитель­ной части даже и пригородных деревень.

В пользу личных качеств царя Алексея говорит и более или менее благоприятное устройство отно­шений с итальянскими торговыми республиками. Это вопрос громадной важности во всей истории Трапезунда; в целях сбережения места мы долж­ны сослаться на соответствующие места сочине­ния Гейда^[1].

У Алексея II было четыре сына, из них старшие Андроник и Василий, за которыми следовали еще два^[2]. Этот наиболее интересный, хотя по многим основаниям также и трагический период трапезундской истории, позволяет понять до некоторой степени лишь установленная выше точка зрения на борьбу влияний в Трапезунде, константинополь­ского и тифлисского. Как можно догадываться, со смертью Алексея (1297 г.) наступил последний и решительный момент схватки между партиями, при­чем в борьбе за политическое влияние приняли участие служилое и поместное сословие Трапезундской империи, взаимная ожесточенная и кровопро­литная война между которыми могла окончиться только после истребления одной из партий.

Чтобы последовавшая за смертью Алексея II картина сменяющихся быстро событий выступила перед нами в должном освещении, мы должны сопоставить несколько однородных фактов, дав им необходимое освещение.

И прежде всего под 1333 г. у Панарета нахо­дим следующее известие: «22 сентября в понедель­ник прибыл из Константинополя великий Комнин царь Василий и принял царскую власть». Почему он жил в Константинополе, почему не вступил на престол еще в 1330 г. по смерти старшего брата Андроника, наконец, как он избежал той же судьбы, какая постигла его младших братьев? Все эти недо­умения должны быть разрешены по догадкам. В Тра­пезунде, по-видимому, место для него было готово, и не может быть сомнения, что он был кандидатом Палеологов, хотя, конечно, были и другие кандидаты, но в то время они не имели силы. Какая была партия, которая могла выступить против Василия и его приверженцев, ясно из первых действий Ва­силия. Подвергаются казни два крупных государственных мужа: великий дука Леки Чанцичей и сын его, великий доместик Чампа. Это были пер­вые чины государства; первый управлял обширной областью на правах военного и гражданского гу­бернатора, второй стоял во главе трапезундского войска. Ясное дело, что в их руках была вся власть до прибытия Василия, в период восьмимесячного управления малолетнего Мануила. Характеризует Василия и то, что племянника своего он заключил под стражу, а через несколько месяцев лишил жиз­ни. Что воцарение Василия не было мирным актом, а революционным, прекрасное доказательство это­го мы усматриваем в дополнительном сведении летописца: жена великого дуки из семьи Скрикяна была побита камнями. Но весь драматизм положе­ния раскрывают неэллинские имена жертв, в кото­рых нужно видеть вождей партии, враждебной кон­стантинопольской. Таким образом, не подлежит со­мнению тот кардинальный  в занимающей нас истории факт, в котором нельзя не усматривать не менее вредной для Трапезундской империи поли­тической обстановки, чем обстановка, вытекавшая из соседства с туркменскими владениями. Эта очень горячая родственная опека, которая так настойчиво проводилась в отношениях к Трапезунду и кото­рая в случае нужды поддерживалась эмиссарами из династии Великих Комнинов, проживавших в качестве заложников в Константинополе, находи­ла себе противодействие частью в самой династии, частью в высших правительственных лицах, кото­рые и делаются жертвами политической реакции.

Мы подчеркиваем это положение дел как потому, что в нем заключается большой трагизм трапезундской династии, так еще и вследствие того об­стоятельства, что в нем заключается ключ к объяс­нению политической судьбы империи. Тесный союз с Константинополем для нее всегда был менее вы­годен и полезен, чем родственные и политические связи с соседними мусульманскими властителями. Независимо от вышесказанного, константинополь­ская интрига производила большие опустошения в среде высших чинов военного и гражданского слу­жилого класса.

Финлей (с. 417 и cл.) весьма живо описывает внутреннюю смуту, разъедавшую Трапезунд в те­чение 20-25 лет. Но, по нашему мнению, им непра­вильно понята и объяснена причина этой упорной смуты, вследствие чего допущено им много произ­вольных, малообоснованных заключений. В самом деле, едва ли следует все зло видеть там, где указы­вает его английский историк, т. е. в испорченно­сти высших классов и народа: «Никакие меры, — говорит он, — не казались чересчур сильными, если имелось в виду достижение богатства и власти при помощи гражданских смут или убийства. Руково­дители различных партий возбуждали народ к вол­нениям и подстрекали к бунту с целью удовлетво­рения собственного честолюбия. Как скоро умер Андроник, министры, духовенство, вельможи, губер­наторы провинций и полководцы начали интриго­вать один против другого, с целью получить едино­личное влияние в центральном управлении и распоряжение всеми придворными ведомствами. Это был благоприятный момент для туркменов, чтобы сделать нападение на империю. Но при политиче­ской внешней опасности все партии одушевлены были желанием выиграть на популярности и выя­вить особенный патриотизм в защите отечествен­ной земли. И туркмены в 1332 г. испытали пол­ное поражение при Осомато, потеряв большую часть лошадей и багаж. Тем не менее в городе продолжались интриги и борьба партий. Чтобы положить конец анархии, из Константинополя был приглашен на царство второй сын Алексея II, Васи­лий. Он прибыл в Трапезунд в сентябре 1333 г. и был провозглашен царем. Мануил низложен, и его восьмимесячное правление служило лишь ареной для всяких беспорядков и насилий. Началось но­вое восстание под водительством одного евнуха, носившего звание великого дуки, и Мануил был убит в этом движении.

«Царствование его продолжалось 7 1/2 лет. Оно знаменуется проявлением необыкновенного свое­волия и независимого положения высших чинов, каковое они получили во время предыдущей анар­хии. Главные провинциальные чины приобрели ранг маленьких суверенов и, пользуясь богатством и влиянием, стали во главе столичных партий. Схоларии, или привилегированная милиция, приобрели устройство и степень влияния подобно оттоман­ским янычарам. Император оказался в необходи­мости окружить себя отрядом франков, грузин и византийцев, которым доверил охрану цитаделии дворца. Их дерзость и хищения усиливали непо­пулярность правительства».

Василий был женат на Ирине, незаконной доче­ри византийского императора Андроника III. Его личное поведение вызывало общественное недоволь­ство. Случившееся в его время затмение солнца народ объяснял как знак божественного гнева и проявил свое нерасположение к царю оскорблени­ем и бросанием камней. Ирина была бездетна. Василий жил в открытой связи с местной женщи­ной, носившей также имя Ирины, от которой имел двух сыновей. Он желал им передать наследство власти и вступил в законный брак со своей лю­бовницей в 1339 г., в месяце июле. В следующем году он умер. Об Ирине Палеолог, законной жене Василия, было мнение, что она не без вины в смер­ти мужа. Она была объявлена правительницей им­перии. Утвердившись во власти, она сослала своих соперников и сыновей мужа в Константинополь с просьбой содержать их в качестве заложников. Но в Трапезунде продолжались смуты. Предлагаем выдержку из истории Никифора Григоры, современ­ного писателя, который делает следующую оценку событий^[3].

«Из лиц, принадлежавших к сенаторскому со­словию в этой стране, наиболее могущественные блеском славы и силой богатства придерживались своего плана. Дабы получить свободу издеватель­ства над властью и вести и направлять тамошние дела так, как внушает им произвол, они принимают на себя личину приглашения занять царство одно­го из незаконных сыновей Василия. Вследствие чего, когда Комнин высадился в Трапезунде, они не на­шли удобным прямо обнаружить на деле свои пла­ны, дабы, поняв их намерения, городской дим не оказал им сопротивления, тем более что он имел опору в двух недавно прибывших с Комнином ла­тинских кораблях, но, немедленно приняв его с дол­жным почетом, препроводили в царский дворец. С наступлением же вечера заключили его во двор­це как в темнице, а из приставленного к нему про­стого народа, кто не успел спастись бегством на военные корабли, одних посекли мечом, других поса­дили в темницу, а на следующий день его самого отправили морем под стражу к евнуху, принадле­жавшему к партии сенаторского сословия и в то время командовавшему крепостью Лимнии, кото­рая отстояла на 200 почти стадий от митрополии Трапезунда. Следствием таких обстоятельств дела империи, сосредоточившиеся в руках двух или трех сенаторов, велись небрежно и в полной тайне, а днем выражалось недоброжелательство или замыш­лялся бунт. Но так как те, которым удалось избе­жать этой опасности, возвратились в Константи­нополь, а это были из партии (γενους) схолариев, их заботой было всемерно мстить тем насильникам. Почему, действуя в Константинополе на царицу Анну словами и всяческими обещаниями, убедили ее дать им на Трапезундскую империю сына царя Михаила Комнина, которому шел тогда 20-й год.

Наняв три латинских корабля и взяв с собой ца­ревича, на десятый день они вошли в трапезундскую гавань. А как находившиеся в городе пре­жние повстанцы выступили с оружием, то начался против них бунт дима, и совокупными усилиями латинского отряда извне городские ворота были взломаны, и без всякого труда повстанцы были по­беждены и имущества их разграблены».

«Итак, когда власть перешла на сына Комнина и схоларии, виновники переворота, достигли громад­ной силы, их постигло воздаяние за содеянные им прежде злодейства. Главные виновники, двое пер­вых по достоинству и славе, поплатились жизнью и имуществом, а занимавшие вторую и третью сте­пень присуждены были к пожизненному изгнанию. Но не прошло и трех полных лет, как был низвержен и новый властитель. Ибо, нимало не обращая внимания на убеждения старых схолариев, он пред­почитал общество сверстников, составлял с ними тайные сообщества, проводил с ними в пирах и попойках ночи и дни, наслаждаясь обществом жен­щин, игравших на цитрах и плясавших, и расточал на них царскую казну Трапезундской империи. Недовольные этим схоларии возвратили содержав­шегося в Лимниях отца молодого государя, Михаи­ла Комнина — ибо стерегущий его там евнух умер — и восстановили его на царском троне, а того беспокойного отправили в узах под стражу в Византию».

«Получив власть, Михаил Комнин выполнял обя­зательства, данные под клятвой. Сущность же соглашений, скрепленных клятвой, в какие он всту­пил со схолариями, содействовавшими возведению его на трон и приобревшими могущество выше дру­гих сенаторов, которое равнялось с царским, состо­яла в следующем. Он сохранял лишь титул импе­ратора, во всех же исполнительных делах они были советниками и решителями и имели главное и не­ограниченное полномочие как в публичных, так и в тайных делах. С течением времени их самоволь­ные действия, с одной стороны, восстановили про­тив них дим, с другой же — и враждебная ослаб­ленная партия начала постепенно усиливаться и стала на сторону дима в борьбе; тогда начались ссоры и взаимная вражда, приведшая обе партии к сознанию необходимости усиления императорской власти Михаила Комнина. Вследствие этого он утвердил за собой верховную власть, так как никто не препятствовал ему осуществить свое решение».

В другом месте у того же писателя читаем (I, р. 548 и след.):

«Этой весной Василий, властвовавший в Трапезунде, скончался после кратковременной болезни; может быть, божественный гнев неожиданно изъял его из живых. Ибо, женившись на Ирине, сестре царя, и пожив с ней короткое время в законе и согласии, затем перенес расположение на любов­ницу, именем также Ирину. Находясь с ней в не­законном сожитии, возненавидел законную супру­гу. С течением же времени замечая, что царица не может примириться с фальшивым положением, но взывает к небу и земле и всем выражает свое сердечное горе, он изгнал ее из царского дворца. Он не остановился бы и перед причинением ей на­сильственной смерти, если бы не боялся дима, ко­торый выражал по этому случаю сильное против него негодование и волновался. В церковных пес­нопениях, в праздничных торжествах и в публич­ных зрелищах имя Ирины провозглашалось, однако, рядом с царским, и таким образом Василий в одно и то же время удовлетворял и своей незаконной привязанности, и народному желанию, пользуясь одноименностью обеих женщин. Вследствие этого родилось подозрение, что смерть Василия произо­шла от тайных козней царицы Ирины. По смерти же его от той или иной причины законная супруга вступила во дворец с полной царской властью; из­гнав из него наложницу, она с согласия сената вы­сылает ее вместе с детьми в Константинополь, Вме­сте с тем через особое посольство просила своего отца прислать к ней такое лицо, с которым она могла обвенчаться и сделать его участником власти. Ког­да послы прибыли в Константинополь, царь был тогда в Солуни, и они решились идти к нему... Так как проходило время, а дела в Трапезунде под жен­ским правлением не шли надлежащим порядком, то в городе начались волнения и смута. Вследствие того царица Ирина послала быстроходную триеру с другими послами и с трапезундским архиеписко­пом с тем, чтобы они поторопили царя с исполне­нием прежней ее просьбы. По прибытии в Кон­стантинополь послы, не нашедши царя на месте, отправили к царю нескольких всадников, знатнейших по роду и достоинству. Но они не нашли царя в Солуни. Оставаясь на месте, они решились чисьменно уведомить царя о причине своего прибытия. Поелику же власть, способствуя возбуждению женской похотливости, нарушает все преграды, стал носиться слух, что царица находится в тайной связи с трапезундским великим доместиком. Когда слух стал распространяться, он привел в волнение дим и особенно родовитых вельмож, и одни присоединились к Цанихиту, тогда особенно могу­щественному по богатству и славе, другие же — к великому доместику. Так взволновался город и раз­делился на две партии, и дело перешло в междуусобную войну, в которой были перебиты очень многие с той и другой стороны, и между ними Цанихит».

«Явилась другая женщина с большим, чем Ирина, правом на трон. Это была Анна Анахутлу, стар­шая дочь Алексея II, принявшая пострижение и жившая до сих пор в уединении. Противополож­ная Ирине партия убедила ее бросить монашеское платье и бежать в Лазику, где она была провозгла­шена императрицей как ближайшая законная на­следница своего брата Василия. Лазы, цаны и все провинциалы предпочитали природную госпожу из дома Великих Комнинов господству палеологовской линии, решившей притом выйти замуж за иност­ранца. Анна шла спокойно в Константинополь, не встречая сопротивления. Правительство Ирины не пользовалось популярностью и ради ее личного поведения, и тех потерь, какие нанесла всем классам последняя экспедиция против турок, так как ее константинопольские наемники разбежались, не вступая в борьбу с неверными, которые приблизи­лись к стенам и сожгли подгородние селения, оста­вив почерневшие развалины и такое количество непогребенных трупов, что страшная смертность была последствием этого».

При таких условиях Анна явилась в Трапезунд, была немедленно допущена в цитадель и признана всеми законной царицей. Ирина лишена власти, процарствовав 1 год и 4 месяца.

30 июня 1341 г. после трехнедельного правле­ния Анны прибыл в Трапезунд Михаил, второй сын Иоанна II. Он был предназначен константинополь­ским правительством в мужья Ирине, но он был в возрасте 56 лет, и она была свергнута прежде его прибытия в Трапезунд с 3 военными кораблями и с отрядом войска. Михаил высадился без всякой оппозиции, был встречен Никитой, предводителем схолариев, и казалось, что его права на трон будут одобрены всеми партиями. Но то обстоятельство, что он являлся мужем Ирины, был окружен визан­тийскими наемниками и поддерживался партией схолариев, тревожило туземную партию, т. е. гру­зинскую, которая свергла Ирину. Архиепископ Ака­кий принял Михаила с должной церемонией, но скоро его постигла измена и ссылка в заточение в Лимнии.

Приверженцы партии Палеологов отправили в Константинополь посольство с тем, чтобы выста­вить претендентом на власть в Трапезунде сына Михаила Иоанна, проживавшего в Константинополе. По прибытии его в Трапезунд там произошла неумолимая резня представителей местной партии.

Иоанн был у власти только два года (1342-1344); затем был восстановлен и провозглашен царем отец его Михаил, правивший до 1349 г.

Анархия была в полном разгаре, когда в 1349 г. выдвинут был на престол юноша одиннадцатилет­него возраста, второй сын императора Василия, по имени Иоанн, принявший популярное имя основа­теля империи Алексея. Ему удалось удержаться на шатком престоле до 1390 г. и перенести в исто­рию имя Алексея III, окруженное почетной памя­тью. Ниже мы посвящаем особую главу изложе­нию тревожных событий второй половины XIV в., а здесь, ради сбережения места, позволяем себе ог­раничиться ссылкой на Финлея, давшего несколько страниц (р. 444-446) изложению его царствова­ния^[4], и на новейшего историка Миллера, который дал более полный перечень событий его времени^[5]. Алексею III принадлежит широкое использование системы брачных союзов с соседними магометан­скими владетелями в качестве меры укрепления политических связей. Так, сестра его Мария была в замужестве за ханом орды Белых Баранов^[6] Кутлубеком, другая сестра Феодора — за эмиром Халивии Хаджи Омаром, дочь Евдокия за эмиром Таджеддином, которому была уступлена крепость Лимнии, другая дочь Анна — за Багратом грузинским, третья дочь — за эмиром Арсинги Эрзинжан. Та­кова была вызванная естественными условиями и, может быть, симпатиями политика трапезундских императоров, против которой настойчиво действо­вали Палеологи и Кантакузины.