Глава XI

СЕВЕРНАЯ ГРАНИЦА ИМПЕРИИ. ПЛАНЫ СИМЕОНА БОЛГАРСКОГО

ОТНОСИТЕЛЬНО ИМПЕРИИ. СЕРБЫ И ХОРВАТЫ[1]

Вследствие широкой просветительной миссии, на­чатой Константинопольским патриархатом как в Мора­вии, так и в других странах, в особенности на Балкан­ском полуострове, цари Македонской династии должны были для поддержания церковной политики и для про­тиводействия императорам Каролингского дома сосре­доточить особенное внимание на своих европейских владениях. Если притязания на господство в Южной Италии могли быть внушаемы мировластительными и до известной степени фиктивными империалистскими по­буждениями, то удержание господства на Балканском полуострове составляло насущный интерес Византии и она не могла пожертвовать этим в пользу соперников. Так следует объяснять продолжающуюся через весь ви­зантийский период ожесточенную борьбу из-за господ­ства на Балканском полуострове между империей и Бол­гарией. Этим объясняется глубокое значение тех отно­шений — культурных и военных, — которые предстоит нам изучить в настоящей главе.

Первый христианский князь Борис-Михаил, при ко­тором завязались тесные отношения между империей и Болгарией, счел полезным послать сына своего Симеона в Константинополь, где болгарский княжич получил пре­красное образование и изучил греческий язык, на кото­ром мог объясняться и хорошо писать. Когда Борис в 889 г. добровольно сложил власть и удалился в монас­тырь, вступивший на престол старший сын его Владимир под влиянием партии, придерживавшейся старых веро­ваний, задумал произвести переворот и ввести снова язы­чество; это заставило старого князя снова возвратиться к делам, лишить престола Владимира и вывести на княжес­кий стол младшего сына Симеона (893). Правление этого князя составляет эпоху в истории Болгарии, которой суждено было под его правлением начать новую полити­ческую жизнь и заложить прочные основы для дальней­шего развития болгарского народа. Хотя Симеон, как можно догадываться, проходил в столице империи ту же школу, в которой образовался и царь Лев, но он вынес из нее гораздо больше, чем византийский царевич. Не менее его знакомый с греческими писателями духовными и светскими и не хуже его усвоивший требования ритори­ки и ораторского искусства, Симеон, однако, не сделался кабинетным ученым и не ограничился теориями, созда­ваемыми на основании книжного изучения, а, напротив, был государем весьма живого и разнообразного ума, ко­торый способен питаться широкими практическими планами и находить материальные средства для их осу­ществления. Основной задачей жизни Симеона было раз­громить Византийскую империю и самому стать царем в Константинополе. Само собой разумеется, что для гор- дых своим прошлым и претендующих на первенство во всем мире греков подобное притязание болгарского кня­зя, едва успевшего сбросить с себя язычество и грубость варвара, могло казаться сумасбродством и нимало не обоснованным самохвальством.

Открывшиеся враждебные отношения между болгара­ми и византийцами получили громадное всемирно-исто­рическое значение как по своему направлению, так по преимуществу по участию в этих войнах новых народов, получивших известность только в это время, и, наконец, по громадной важности исторических последствий, какие породили эти войны. Не говоря о народах Балканского по­луострова, которые непосредственно были втянуты в бол-гаро-византийскую вражду, к ней привлекаемы были ара­бы, утры, печенеги и западные народы — до Геркулесовых столбов, по выражению современника. Во время этих войн Симеон доходил до самых приморских городов на Адриа­тическом море и всколыхнул весь полуостров: хорваты оказались против болгар, часть сербов были в союзе с Си­меоном. Царь Симеон искал слабых и легче уязвимых мест не только со стороны Балканского полуострова, но еще в Малой Азии и в Крыму. По всем указанным причинам не­обходимо подробнее остановиться на выяснении этих от­ношений.

Симеон вступил на престол, имея около 25 л. от роду. Отношения между Византией и Болгарией поддержива­лись с той и другой стороны с большой предупредитель­ностью во все предыдущее время, и притом нельзя не заме­тить, что Византия поступилась в пользу своей соседки не только в материальном смысле — уступкой спорной тер­ритории на юг от Балкан до Месемврии (Загора). Нет, Бол­гария поставлена была в исключительно благоприятные отношения к империи в церковном, государственном и торговом отношении, и можно думать, что по отношению к Болгарии империя пожертвовала многим из своих заста­релых предрассудков. Экономические и государственные интересы старой империи и нового, едва только начинав­шего складываться славянского государства были так тесно связаны, что византийские государственные люди, своевременно признав в Болгарии крупную политическую и военную силу, старались всеми мерами удовлетворить ее требования. И тем не менее немедленно за вступлением на престол Симеон начал войну с империей. Трудно в настоя­щее время понять подлинные мотивы недовольства Симе­она, которые в летописи сводятся к таможенным недора­зумениям, возникшим в Солуни по случаю притеснений, чинимых болгарским купцам византийскими досмотрщи­ками. Когда предъявленные Симеоном требования оста­лись неудовлетворенными, он начал войну, которая со­провождалась весьма важными последствиями в последу­ющей истории Восточной Европы. Находя полезным приготовить для Симеона затруднения в северной части его владений, оставшихся недостаточно прикрытыми, царь Лев склонил подарками в первый раз тогда вступив­шую в круг европейской истории угорскую, или мадьяр­скую, орду, кочевавшую в долинах нынешней Молдавии, и побудил ее сделать нападение на Болгарию. Уграм принад­лежит большая роль в истории, с ними много раз мы будем встречаться, поэтому любопытно познакомиться с ними в тот момент, когда они стали обращать на себя внимание летописцев.

Угорская орда производила впечатление ужаса. По свидетельству очевидцев, это были чудовища небольшого роста, со смуглым лицом, с глазами в глубоких орбитах, с гладко обстриженной головой и тремя косами, покрытые шкурами невиданных зверей. Устройство их было племен­ное; скотоводство, охота и рыболовство удовлетворяли всем их потребностям. Главное богатство их состояло из быков и лошадей, которые летом и зимой паслись под от­крытым небом. Со стадами передвигались и хозяева их с одного места на другое. Лошадь с детства была неразлуч­ным товарищем угра: на лошадях они постоянно сидели, путешествовали, отдыхали и разговаривали. Употребле­ние шерсти и тканей они не знали, умели лишь обделывать кожи добываемых охотой зверей, в которые и одевались. Особенно обратило на себя внимание военное искусство угров, которое оказало громадное влияние на систему во­енного дела средневековой Европы. С шумом появлялись они на конях, накрытых панцирями или попонами из зве­риных кож, с дротиками за плечами и с луком и стрелами. В метании стрел приобретали они с детства замечательное искусство, с изумительной верностью они попадали в цель на всем скаку, рукопашного боя избегали, предпочитая сражаться издали. Редко давали правильное сражение и еще реже предпринимали осаду укреплений. Если непри­ятель спасался в укрепленное место, они выжидали удоб­ного случая захватить его, спрятавшись в засаде, или отре­зывали подвоз съестных припасов. Избегали нападать большими сомкнутыми рядами, но всегда разделенными на маленькие отряды и оставляя часть войска в прикры­тии. Все их движения отличались изумительной быстро­той, что давало им возможность сообщать борьбе новый и неожиданный оборот. Минутный перевес обманывал не­приятеля, который, считая себя победителем, при новой схватке терпел жестокое поражение. Разбив неприятеля, угры обращали его в бегство и преследовали до тех пор, пока не перебьют всех. У них было верование, что павшие от их меча на землю будут служить им как рабы в загроб­ной жизни. Оттого они не брали в плен и ничто не могло спасти жизни тому, кто попадался им в схватке (1). Такими-то союзниками заручился царь Лев после того, как его вой­ско, высланное против Симеона, было разбито в 894 г. и взятые в плен воины с отрезанными руками и ногами бы­ли отослайы назад. Никита Склир по приказанию импера­тора перевез на византийских судах часть орды мадьяр за Дунай и указал им цель, ради которой они были подкупле­ны. Беззащитная страна подверглась уже страшному опус­тошению от этих диких наездников, когда Симеон вышел им навстречу. Но конное войско угров на первых порах имело перевес над славянским пешим ополчением и на­несло болгарам несколько поражений, заставивших Симе­она искать защиты за стенами города Силистрий, древний Доростол. Угры не ушли осаждать крепких городов и с большой добычей возвратились домой. Тогда Симеон, в свою очередь нашедши союзников в лице другого кочево­го народа, печенегов, собрался с силами и нанес пораже­ние утрам. Для Византии было, однако, весьма опасно вви­ду постоянной войны с арабами не иметь мира на север­ной границе, поэтому царь предложил Симеону благоприятные мирные условия, может быть, даже уплату ежегодной суммы денег, и эти условия были приняты Си­меоном. И в дальнейших отношениях между соседними странами не было, однако, согласия. В 896 г. Симеон нанес грекам поражение при Булгарофиге, к югу от Адрианопо­ля, после которого вновь происходили сношения с целью заключить мир. Но можно думать, что в эту первую поло­вину правления Симеона не прекращались пограничные недоразумения, так как Болгария стремилась к расшире­нию своих границ в Южной Македонии до тех пределов, какие были указаны славянскими поселениями, доходив­шими до самой Солуни. В двадцативерстном расстоянии от Солуни, в селении Нарышкей, до 1898 г. находилась ле­жащая на земле колонна с греческой на ней надписью, по­сле отмеченного времени она была взята турецким прави­тельством и некоторое время находилась в подвальных помещениях генерал-губернаторского конака в Солуни, где и была нами осмотрена (2). Колонна и надпись на ней представляют весьма пикантный с точки зрения совре­менности памятник. Это есть пограничный столб, кото­рым в 904 г. отмечена была официальная государственная граница между Византией и Болгарией, нахождение кото­рого в такой близости от Солуни прекрасно объясняет возможность беспрерывных раздоров между Болгарией и Византией. Как сказано, столб поставлен в 904 г., и притом по соглашению между обеими странами, что доказывается содержанием надписи: «Граница между болгарами и ромэями. При Симеоне князе болгарском по милости Божией, при Феодоре Олге тархане, при комите Дристре». Оба на­званные здесь чина суть исторические имена, и самая дата надписи совпадает с наибольшим ослаблением византий­ского влияния в Македонии. Это был период, когда Солунь подвергалась нападению и опустошению арабов адмирала Имерия и когда, следовательно, империя могла под давле­нием необходимости сделать самые большие уступки Си­меону. Согласно новому установлению государственной границы, должны были измениться и церковные границы между епископиями, принадлежавшими патриархату и Болгарскому архиепископу, что служило новым поводом к раздорам. Но громадной важности факт, устанавливаемый упомянутым памятником, заключается в том, что в начале X в. к Болгарии примыкали исконные византийские обла­сти, населенные славянами и частью албанцами, и что этим лишь намечался главнейший процесс поглощения Болгарией западной части полуострова.

Во второй период деятельности Симеона, который открывается со смертью царя Льва VI (911), наступатель­ное движение Болгарии начинает выражаться системати­чески и в обширных размерах. При Симеоне именно Болгария выступает как соперница империи на Балкан­ском полуострове, тогда в первый раз поставлен вопрос о невозможности согласовать интересы греков и славян и о необходимости одному из них поступиться в пользу другого. В военных делах времени Симеона, в его меро­приятиях по церковному устройству и, наконец, в его личной переписке с государственными деятелями импе­рии резко отмечаются планы и думы, занимавшие этого первого культурного болгарина, не утратившего с усвое­нием иноземного образования реальных взглядов на жизнь своих предшественников, Крума и Омортага. При жизни Льва Симеон еще не ставит круто своих требова­ний, но затем, когда престол перешел к брату Льва Алек­сандру, а через год к малолетнему сыну Льва Константину, для болгарского князя открылась возможность мечтать об империи и о царском титуле и с пренебрежением от­носиться к византийскому правительству. Военные дей­ствия начались в 913 г., причем Симеон подошел к Кон­стантинополю и стал готовиться к осаде. Но бывший чле­ном регентства за малолетством Константина патриарх Николай Мистик нашел возможным вступить с ним в пе­реговоры и убедить его прекратить осаду города. Можно догадываться, что болгарскому князю выражено было со стороны патриарха согласие породниться с царским до­мом посредством брака Константина с одной из дочерей Симеона. Но вскоре по удалении болгарского войска в Константинополе произошел придворный переворот, вследствие которого власть перешла к матери-вдове, ца­рице Зое. Она была других воззрений на отношения к Болгарии, так как окружила себя новыми людьми и устра­нила влияние прежнего регентства.

Вследствие изменившихся условий Симеон вновь на­чал военные действия в 914 г. и дал войне крайнее направ­ление, начав ее в трех пунктах. Неожиданно заняв Адриа­нополь, одну часть войска направил он к Архипелагу, дру­гую — на запад, к Адриатическому морю.

Укажем наиболее важные события из этой войны. Пользуясь тем, что военные силы Болгарии находились частию на отдаленных окраинах, частию за границами княжества, Византия направила свои отряды в Восточную Болгарию, поручив главное начальство лучшему тогдаш­нему полководцу Льву Фоке. Сухопутное войско подкреп­лено было флотом, направленным к устьям Дуная под ко­мандой Романа Лакапина. В августе 917 г. последовало большое сражение по реке Ахелон, близ Мессемврии, в котором под Симеоном был убит конь и которое показа­ло все превосходство военного искусства болгар перед греками. Здесь империя потеряла лучшие части своего войска; спустя 10 лет бывший на этом месте писатель Лев Диакон говорит, что он видел около Анхиала груды кос­тей постыдно перерезанного ромэйского войска. Спустя немного времени Симеон вновь нанес поражение Льву Фоке поблизости от Константинополя при Катасиртахе. С тех пор определенно высказывается политический план Симеона. Он принимает титул «царя болгар и ромэев», возбуждает вопрос об основании патриархата в Болгарии и начинает ряд новых военных действий с целью завла­деть европейскими областями империи и завоевать Кон­стантинополь. С чрезвычайной настойчивостью шел Си­меон к предположенной цели. В продолжение ближай- ших лет он наносит поражение Византии с разных сто­рон: в 920 г. вызывает движение славян в единой Греции, в 921 г. его войска подходят к Ираклии и Силимврии, в 922-м стоят под самой столицей. В то же время болгарские эмиссары действуют среди сербских князей и жупанов хорватских, подстрекая их к одновременному движению против Византии.

Громадная борьба, завязавшаяся между Болгарией и Византией в первой четверти X в., не исчерпывается кро­вавыми столкновениями между византийскими и болгар­скими войсками и не ограничивается побоищами на Бал­канском полуострове. В общем, значение этой борьбы оценено и в известной истории Болгарии К. Иречка, и в особенности в специальной монографии проф. М. С. Дринова (3). Но мне кажется, что интереснейший источник для этой борьбы, именно «Письма патриарха Николая Мисти­ка», может быть с пользой вновь изучаем для выяснения некоторых новых подробностей этой любопытной эпохи. Широкая сфера дипломатических влияний, направляю­щихся из Византии и Болгарии, а равно борьба политиче­ских интересов на отдаленных окраинах славянского и греческого мира осталась недостаточно выясненною в указанных сочинениях. Что в особенности любопытно, в письмах Н. Мистика есть материал для политической и культурной истории Византии на северном берегу Черно­го моря (4).

Политические виды Симеона на северные берега Черного моря определенно рисуются в девятом письме Н. Мистика.

«Стратиги Македонии и Фракии, — пишет патри­арх царю Симеону, — извещают и письмами, и чрез сво­их послов, что болгаре преследуют одну цель — грабить и опустошать нашу страну. К этому присоединяют, что ты не оставляешь в покое и Вогу, херсонского стратига. И этот стратиг постоянно делает донесения, что болгаре все старание прилагают привлечь на свою сторону и печенегов и другие племена, живу­щие в этих местах, в поход и на войну с ромэями. И не изредка и не через продолжительные промежутки време­ни, но чуть не ежедневно он надоедает нам таковыми донесениями и письмами. Об этом же доводят до сведе­ния и 16 человек печенежского посольства, явившихся сюда, что из Болгарии приходят к печенегам послы, и не один раз, а часто, и что эти послы предлагают вступить с ними в союз, и что болгаре так озабочены ус­тройством этого союза, что соединяют своих сыновей браками с печенежскими девицами, дабы приготовить этим военное сотоварищество болгар и печенегов. Ради этого у нас был собран отряд войска и послан в пе­ченежскую землю. Но это не ради военных действий и не для того, чтобы возбудить убийство твоего народа, но частию для того, чтобы позаботиться о собствен­ной безопасности, частию же чтобы пресечь и оста­новить ваше стремление и воспрепятствовать на­бегам наромэйскую землю, как в том за верное известилисъ мы и чрез Вогу, и чрез послов печенежских, и чрез донесения других стратигов».

По нашему мнению, это письмо достаточно объясня­ет и появление византийского отряда в северных областях от Черного моря, и соседство этих областей с Симеоном Болгарским, и предпочтение, оказываемое племенными старшинами болгарскому царю против византийского им­ператора. В частности, что касается упоминаемого в пись­ме стратига Воги, от которого получались в Константино­поле донесения насчет печенегов, византийская летопись хотя и не знает стратига этого племени, но сообщает све­дения о политической миссии Иоанна Воги к печенегам. Гораздо любопытней то место, где идет речь о посылке во­енного отряда в печенежскую землю. Но разумеется ли здесь особая военная экспедиция или та же миссия Иоан­на Воги, это трудно восстановить на основании имеющих­ся данных.

Письмо имеет в виду факты, имевшие место до Ахелойского сражения (20 августа 917 г.).

Какой широкий размах имела в то время византий­ская и болгарская политика, видим из письма 23:

«Страшное движение подготовляется или скоро при­готовится царским старанием против вашей власти и вашего рода (т. е. против болгар). Русские, печенеги, ала­ны, угры — все договорены и поднимутся на войну».

Не лишено, конечно, значения то обстоятельство, что между имеющими подняться народами не упомянуты ха­зары, хотя в летописи находим доказательства, что они служили в войсках императора. Но Симеон мало боялся этих угроз, потому что его эмиссары с не меньшей энерги­ей и наверное с большим успехом вербовали у тех же на­родов приверженцев и союзников Болгарии. Мало того, в 920 г. он сделал совершенно неожиданный и опасный для Византии шаг. Высадкой в Лампсаке, в Дарданелльском проливе, он не только запер Константинополь, но и угро­жал поднять против Византии славянские поселения в Ма­лой Азии. Из письма 162 узнаем, что движение не ограни­чивалось даже печенегами и хазарами, а простиралось до Кавказа.

Не менее ценны в письмах Николая Мистика некото­рые детальные указания на херсонские отношения. Так, в 68-м письме, высказав удовольствие по поводу того, что лицо, к которому обращено письмо и в котором мы с пол­ным основанием можем видеть Вогу, избежало страшных опасностей и спаслось в Херсоне, патриарх пишет об этом интересном для нас предмете. Относительно, говорит он, прибывшего сюда хазарского посольства, которое просит назначить им епископа, чтобы он рукополагал священни­ков, мы поручили назначенному на Херсонскую кафедру архиепископу отправиться с Божией помощью в Хазарию и исправить необходимые требы и затем возвратиться к своей Херсонской кафедре. В заключение просит оказать содействие архиепископу как в его миссии в хазарской земле, так и при вступлении на свою кафедру. Последнее обстоятельство и дает нам право видеть в корреспонденте патриарха херсонского стратига.

Сделанные выдержки из писем патриарха Николая Мистика указывают нам время и обстоятельства, при кото­рых византийское правительство поставлено было в необходимость принять меры к утверждению своей власти и влияния на северном берегу Черного моря. Нельзя, конеч­но, ожидать, чтобы патриарх в письме к болгарскому царю не старался придать этой мере благовидный предлог и не ослабил ее действительное значение. Следовательно, вы­ражением «был собран отряд войска и послан в печенеж­скую землю» подтверждается факт, которого уже нельзя было скрыть, но далеко не оцениваются византийские ме­роприятия, что было несогласно с назначением письма. Так, в числе этих мероприятий была и духовная миссия из Херсонской и Аланской архиепископии, о которой тоже не след было заявлять болгарам. Деятельность Восточной Церкви, идущей об руку с целями светского правительства, рисуется в этих письмах в привлекательном свете. Вообще же из рассмотрения приведенных писем получается вы­вод, что в первой четверти X в. в северных областях от Крыма многообразно сталкивались политические влия­ния болгар и греков, что сюда направлялись греческие и болгарские эмиссары с целью вербовать себе союзников и что, наконец, для Византии тогда был жизненный интерес прикрыть свои крымские владения церковными насажде­ниями и военными колониями в хазарской земле.

Ближайшие цели, как и достигнутые Симеоном ре­зультаты, могут быть оцениваемы на основании вновь найденных при раскопках в Абобе надписей на колон­нах. Можно думать, что эти колонны украшали находив­шийся в некотором расстоянии от дворца храм — вели­колепное и громадное сооружение в 56 метров длины и 28 ширины, подобного которому, как можно судить по остаткам, не бывало в Болгарии. На колоннах, относя­щихся к одному и тому же времени и вытесанных по оди­наковому образцу, начертаны имена городов — на 16 ба­зах в церкви было 1б колонн, и, следовательно, на них было обозначено 16 городов, отнятых Симеоном в про­должение войн его с империей. До сих пор всего прочи­тано девять городов, об остальных нельзя судить, потому что найдены лишь небольшие фрагменты колонн, на ко­их они были обозначены. Это суть Родоста, Булгарофиг, ныне Эски-Баба, Димотика, Виза, Аркадиуполь, ныне Люм-Бургас, Сазоном, Месемврия, Скутари, Серее. Боль­шинство названных городов находится во Фракии, меж­ду Адрианополем и Константинополем, в частности же близ старой болгарско-византийской границы. Но есть между ними приморские города, составлявшие предмет горячего спора между Болгарией и Византией, как видно из писем царя Романа Лакапина5.

Колонны с наименованием городов раскрывают по­литическое значение вопроса о занятых Симеоном ви­зантийских крепостях, с другой стороны, они служат прекрасным дополнением к письменным памятникам той эпохи и находят себе объяснение в переписке Симе­она с патриархом Николаем и с другими государствен­ными деятелями.

Следует прежде всего отметить, что Симеон основы­вал свое право именоваться царем болгар и греков именно на том факте, что ему принадлежала значительная часть городов, прежде составлявших часть империи. Это свое право Симеон защищал, как видно из той же переписки, и с теоретической точки зрения, и с точки зрения действи­тельного владения. Об этих притязаниях говорится в пись­ме Романа Лакапина:

«Скажи мне, какая прибыль писаться царем болгар и ромэев, когда Богу это не угодно? И что тебе за выгода от того, что ты насилием захватил нашу землю? Какие с нее имеешь доходы, какие собираешь дани? Если внима­тельно подумать, то после стольких убийств и грабежей нашего у тебя ничего не остается во власти, кроме кас-тров — и только их одних, да и от них тебе немало хло­пот, так как их нужно продовольствовать и вооружать, а военная сипа в них гибнет. Если желаешь именоваться царем ромэев, то тебе следовало бы владеть и всей землей империи... Не думай останавливаться на том соображе­нии, что, опустогиив весь Запад и у ведя в плен население его, ты на этом основании можешь именоваться царем ромэев. Не по доброй воле идут к тебе, а будучи порабоще­ны насилием и войной. Бегут и из-под твоей власти и ищут приюта у нас, как у своих соплеменников. Подумай и о том, что есть до двадцати тысяч болгар, которые  нашли пристанище в нашем царстве; и что же? Разве мы  называем себя ради этого царем ромэев и болгар?» Ниже, в том же письме, царь греческий выражается следующим  образом насчет главной цели переписки — заключения мира: «Какможет осуществиться такое великое и небес­ное дело, если ты будешь настаивать на том же, как и прежде, а мы не будем соглашаться на уступку городов и на захват земли. В своем письме ты говоришь, что Доростол и прочие места были, правда, под властию прежних царей, но что ныне находятся под твоим господством и что мы уже к такому порядку вещей привыкли. Неспра­ведливо это сказано. Далеко не привыкли ромэи к тому, что вы владеете их землей, и не забыли о своем праве, но не посылают упреков тем царям, которые допустили вас занять эти землш. В заключение греческий царь предла­гает Симеону невозможное для последнего условие: «Если хочешь мира, возврати нам нашу землю и находящиеся в ней крепости».

Значение этого вопроса с не меньшей настойчивос­тью выясняется в переписке с Симеоном партиарха Нико­лая Мистика. И прежде всего здесь же до некоторой степе­ни намечается как территория, о которой идет речь, так и хронология.

Что касается территории, то в письмах упоминаются несколько раз географические названия: Девельт, Диррахий, Фессалоника, Месемврия, Ираклия, Силиврия. В осо­бенности на основании 27-го письма является возмож­ность с точностью установить местонахождение спор­ной территории. В этом письме патриарх делает ссылки на несохранившееся письмо Симеона, из которого при­водит подлинные выражения, на основании которых можно заключать, будто захваченные им города имели такое значение и занимали такое военное положение, что открывали ему свободный доступ к столице. Есть не­которые основания полагать, что самый горячий спор о городах (ка??ро?) относится к периоду между 922—925 гг. (6)

К тому же времени следует относить и самую постановку колонн с надписями.

Некоторый свет на занимающий нас период бросает сделавшееся недавно известным житие св. Марии Новой. В этом памятнике между прочим повествуется о событиях во Фракии во время Симеона и Романа Лакапина. Св. Ма­рия жила в византийском городе Визе, где муж ее командо­вал турмой (дивизия). Главный интерес представляет то место, где идет речь об осаде Симеоном Визы и о приня­тых им мерах после взятия города, последовавшего после пятилетней осады. «Симеон князь болгарский... разграбил всю Фракию и разорил до самых стен Константинополя, вследствие чего и жители Визы, не будучи в состоянии вы­нести пятилетнюю осаду, выселились из города, предав свои дома огню. Симеон, взяв город и нашедши его необи­таемым и опустошенным, повелел срыть до основания сте­ны, а землю вспахать и засеять. Поселив в городе своих подданных и поставив над ними начальником Вулия, Си­меон ушел оттуда с намерением так же поступить и с дру­гими городами Фракии» (7). Можно думать, что происхожде­ние болгарских кастров во Фракии объясняется именно теми условиями, о которых дает понять житие св. Марии. Весьма вероятно также, что указываемое в житии пятиле­тие осады города Визы болгарскими войсками обозначает и вообще срок господства Симеона во Фракии. Время вступления на престол Лакапина отмечает собой начало наибольшего напряжения болгарского влияния. Из писем патриарха Николая видно, что в период от 922 по 925 г болгарский натиск особенно был чувствителен: вслед за осадой Силиврии и Ираклии (921) идет движение к Золо­тому Рогу (922), захват Адрианополя (923) и переговоры о мире под стенами Константинополя (924). Должно при­нять, что пятилетняя осада Визы есть период от 919 по 924 г. и что организация взятых у греков городов в каатра отно­сится к этому же времени. Отступив от Константинополя после свидания с царем и патриархом, Симеон вводит во фракийских городах болгарское устройство и с полным пренебрежением к ромэйскому самодержцу делает Роману унизительное предложение сложить власть, так как, фактически не владея ромэйскими городами, он не есть больше царь ромэйский (письмо 29).

Более трудностей встречаем с объяснением движения Симеона в западном направлении: при каких условиях происходило распространение болгарской власти в Фессалии и Эпире, как устраивались взаимные отношения между сербо-хорватами и болгарами в северо-западной части Балканского полуострова. В эту область пока еще мало пролито света новейшей исторической наукой, и процесс образования сербской и хорватской государственности далеко еще не удалось выяснить (8). Ввиду этого возможно вести речь о политической границе между отдельными племенами, а не об этнографической, которая доселе возбуж­дает горячие споры и недоразумения. В начале X в. Болгария имела границей на западе течение Дрина, вся Македония и Фессалия, за исключением приморских го­родов, была отвоевана у греков; 30 городов в феме Диррахии было во власти болгар (9). Что касается основного населения северо-западной части полуострова, оно не могло не быть вовлечено в военные столкновения между болгарами и греками и должно было стать на ту или другую сто­рону. Наиболее подавшаяся к западу часть славян и всего пьней подвергшаяся латинизации — хорваты. Селения простирались до Истрии, на востоке область их рас­пространения — река Сава и приток ее Врбас, южная граница доходила до реки Цетиньи (Антивари). Главная черта, характеризующая Хорватию, — ее приморское положение и ее латинизация. Сербские поселения находились к востоку и югу от Хорватии. Сербам принадлежат именно земли по далматинскому побережью, где жили племена: захлумцы, тервуняне, конавляне, дукляне, неречане, т. е. нынешние Герцеговина, Черногория и несколько островов. Кроме того, к сербскому племени принадлежали страны на восток от Хорватии — Босна и нынешняя Сербия. Се­рверной границей Сербии служит Сава, восточной — Морава, пограничная между Болгарией и Сербией. Намеченные границы не могут быть, однако, рассматриваемы иначе как до некоторой степени установленная для конца IX и нача­ла X в. политическая граница между сложившимися к тому времени племенными группами.

Политическая история хорватского племени нахо­дится под сильным влиянием франкской монархии и ла­тинской Церкви. Князь Брамир в 879 г. основал Хорват­скую епископию в Ноне под непосредственной зависимо­стью  от  Римского  престола   и   положил   основание политической самостоятельности Хорватии. Преемник его Мутимир и следовавший за ним Томислав распростра­нили Хорватское княжество присоединением к нему зе­мель между Дравой и Савой (Посавская Паннония). Тогда же в состав Хорватии вошла и часть Босны. В известиях Константина Порфирородного (10) Хорватия изображается могущественным государством, имеющим большой флот и сильное войско. Что касается сербских колен, среди них дольше держалась разрозненность и коленная особность, так что начатки государственного объединения встречаем здесь позже, чем в Хорватской земле. В истории сербов нужно делать различие между приморскими землями и страной внутренней, отделенной от моря высокими гора­ми. Последняя, ограниченная реками Колубаром, Ибаром и Дриной, вела особенное историческое существование и медленно выработала государственные формы под свои­ми великими жупанами. Приморская Сербская область, разделенная между мелкими племенами, долго находилась под влиянием сильных соседей — греков и болгар — и в го­сударственной организации имела характерную особен­ность, которая отличала ее от Загорной Сербии. В начале X в. в Сербии известен жупан Петр Гойникович, стремив­шийся к объединению сербских колен под своей властью, но в лице захлумского жупана Михаила Вышевича он на­шел счастливого соперника, над которым одержал верх, предавшись власти Симеона Болгарского. Таким образом, в критический момент сербы разделились между двумя по­литическими течениями: одни стояли на стороне Визан­тии, другие — на стороне Болгарии. В то время как импе­рия терпела удар за ударом во Фракии и Македонии, у берегов Адриатического моря она старалась приготовить против Симеона враждебное движение. В 917 г. стратиг фемы Диррахия Лев Рабдух прибыл на судах к устьям На-ренты для переговоров с жупаном Петром. Тогда Михаил захлумский довел до сведения Симеона, что греки подго­ворили Петра сделать нападение на Болгарию в союзе с ут­рами. Разгневанный Симеон послал в Сербию своих пол­ководцев с поручением захватить Петра Гойниковича. Действительно, он попал в засаду и доставлен в Болгарию, где и умер; на его место поставлен внук Мутимира Павел, содержавшийся в Болгарии. Но византийский император Роман выдвинул против болгарского приверженца своего ставленника в лице Захарии, сына Первослава, который, однако, скоро был выдан болгарам. Но когда Симеон воз­вратил ему сербский престол, он снова перешел на сторо­ну Византии, нанес поражение болгарским вождям Сиграце и Мармакму и послал их головы в Константинополь. Но Симеон не оставил это поругание неотомщенным, он вновь послал в Сербию войско с новым претендентом на престол в лице Чеслава Властимировича. Но когда колен­ные старшины явились для его встречи, они все были за­хвачены в плен и отправлены в Болгарию. По приказанию Симеона Сербия была опустошена, пленное население уведено в Болгарию, многие, однако, бежали в Хорватию. Михаил Вышевич был в это время в союзе с Болгарией и хладнокровно смотрел на бедствие, постигшее Сербию. Его участие не ограничивалось действиями на суше, он хо­дил и в Южную Италию и осаждал византийский город Сипонт (926).

Приведенные известия могут служить достаточным свидетельством того, как мало достигли в своем развитии сербы к началу X в. и как далеко опередили их болгаре. Лег­ко видеть, что в смысле всемирно-исторической эволю­ции история сербских племен находилась еще в зачаточ­ном состоянии.

Мы закончим эту главу изложением попытки Симеона заключить союз с африканскими Фатимидами, чтобы со­вокупными усилиями напасть на Константинополь и положить конец Византии на следующих условиях: Констан­тинополь должен остаться за Симеоном, а вся добыча де­лится поровну (11). Калиф ал-Махди дал согласие на предло­жение Симеона. Но когда африканские послы прибыли и Калабрию, их захватили греки и отправили в Константи­нополь. Здесь византийская дипломатия искусно умела от­влечь арабов от дружбы с болгарами, вследствие чего ал-Махди прекратил переговоры с Симеоном и вступил в бо­лее близкие отношения с империей, уменьшив сумму дани и ограничив честолюбивые притязания болгарского кня­зя. В современном церковном ораторском произведении есть намек на занимающие нас переговоры с африкански­ми арабами.

«И затем душой князя овладел поток любочестия, тифон властителъства, проливной дождь и буря, кото­рые приводят в движение Балканы и Истр. И какое гро­мадное произошло сотрясение: его почувствовали за Гер­кулесовыми столбами» (12).

[1]  Глава восстанавливается по рукописи. (Ред.)