Отдел VII

РАСЧЛЕНЕНИЕ ИМПЕРИИ

Глава I

НОРМАННСКИЙ ПОХОД.

НАЧАЛЬНЫЙ ПЕРИОД ДВИЖЕНИЯ В БОЛГАРИИ

С насильственной смертью последнего из царей Комнинов начинается период внешних потерь и внутренних потрясений, период упадка и разрушения империи. В сущ­ности, только 20 лет прошло от вступления на престол Исаака Ангела до латинского завоевания и знаменитого акта распределения частей Византийской империи между завоевателями, и нельзя, конечно, думать, что на царях из династии Ангелов лежит вся ответственность за беспри­мерный в истории провал всей хитрой системы, осуществ­лением которой служила византийская политическая и ад­министративная система. Тем не менее упомянутый крат­ковременный период представляет такое обилие фактов, свидетельствующих, с одной стороны, о распущенности и дегенерации высших классов византийского общества, с другой — об утрате центростремительной силы в идее са­мой империи и о преобладании таких стремлений, кото­рыми окраины были отторгаемы от центра, что историку предстоит здесь особенно важная задача: дать посильное объяснение всемирно-исторических проблем о падении царств и народов. Еще более, чем в предшествующих час­тях, мы находим здесь необходимым пожертвовать био­графическими данными царей и административных чи­нов и остановиться главнейше на фактах, так или иначе подготовлявших почти неизбежную катастрофу.

Выше мы говорили, что более просвещенные умы от­давали себе отчет о современном ходе вещей. Так, в исто­рии Никиты Акомината находим трезвый и не ослеплен­ный пристрастием взгляд на современную правительст­венную систему. Вся история после Мануила есть постепенное и неудержимое падение могущества импе­рии. Начало разложения кроется в том, что византийские вельможи стремились к независимости в провинциях и опирались на союзы с врагами-соседями, возбуждая их против отечества. Падение патриотизма и измельчание характеров объясняется тем, что цари были подозритель­ны ко всем выдающимся душевными и телесными пре­имуществами людям и старались устранить их со своей дороги. Истребляя лучших людей, они создавали себе та­кую среду, в которой могли беспутствовать без помехи. Получив власть, они теряют здравый смысл и забывают, чем они были за несколько времени (1). Любя праздность и роскошь, они тратили государственную казну на частные нужды, а провинции поручали родственникам, которые также заботились лишь о своей наживе. В особенности Исаак и Алексей Ангелы своими поступками окончатель­но испортили дела империи. Алексей обманул ожидания греков, так же как и брат его Исаак. Объявив, что государ­ственные должности не будут более предметом купли и продажи, он не сдержал обещания, так как царские родст­венники, привыкшие к хищениям казенной собственнос­ти, не допускали к царю никого, прежде чем не получат взятки, вследствие чего продажность должностей сдела­лась общим явлением.

«Не только пролетарии, торговцы, меновщики и продавцы платья удостаивались за деньги почетных отличий, но скифы и сирийцы за взятки приобретали ранги».

Вот картинка из частной жизни Исаака. Он любил рос­кошь и богатый стол, одевался в пышные одежды, каждый день принимал ванны и натирался благовонным маслом. Окружал себя шутами, мимами и странниками и охотно слушал их сказки и песни; предавался вину и женщинам.

 Однажды он сказал во время обеда: подайте мне соли. Тогда его любимый шут на основании созвучия слов ???? — соль и ???? — другие построил грубый каламбур, предложив государю попробовать сначала присутствующих за обедом, а потом требовать других. Он кощунствовал и оскорблял святыню, употреблял за своим столом священные сосуды, снимал оклады с крестов и книг и делал из них цепи и украшения для своей одежды. Когда ему замечали, что этого не годится делать императору, он сердился, называл таких глупцами и утверждал, что у Бога с царем все нераздельно. Наделал фальшивой монеты и выпустил ее как настоящую, увеличил подати и расточительно тратил казну; продавал должности, как овощи на рынке. Несколько примеров беспорядочной правительственной системы рисуют время Алексея Ангела. Некто И. Лагос, получив начальство над государственной темницей, так извлекал доходы по своей должности. Не находя достаточным присваивать себе идущие в пользу заключенных подаяния, он стал освобождать самых ловких воров с той целью, чтобы они награбленное передавали ему, довольствуясь сами небольшой частью, какую заблагорассудит уступить им Лагос. Начались смелые грабежи и воровство. Хотя в городе было известно, кто виновник и где он находится, но было трудно достать до начальника темницы. Жалобы царю не достигали цели. Наконец собралась толпа и подступила к темнице с намерением захватить Лагоса. Сам Лагос убежал, из темницы были выпущены заключенные, и нача¬лось сильное движение против императора. Только тогда был прекращен мятеж вооруженной силой. Цари Ангелы как и в других отношениях были плохие правители, так еще в особенности были жадны и корыстолюбивы. Им всегда не хватало средств, которые они расточали на роскошь и украшение, в особенности же на женщин. Часто нарушая мирные договоры, они наносили вред союзникам-венецианцам. В то время как латинские крестоносцы подходили к Константинополю, здесь распродавался корабельный лес частным лицам, а адмирал флота Стрифна спускал в продажу паруса и канаты, гвозди и якоря и промотал остававшиеся еще во флоте длинные суда. Все примеры, приводимые современным писателем, свидетельствуют о том, что в высшем обществе угас дух патриотизма и выдохлось понятие о чести и достоинстве. Полное безразличие к общественному благу и погоня за личным счастием, понимаемым в узком смысле личного удовольствия, отличает деятелей изучаемого периода.

Мы, конечно, не можем здесь претендовать на разрешение проблемы, которая не перестанет никогда занимать мыслителей и которая раз была поставлена по отношению к Византии историком Гиббоном. Историк должен давать фактам надлежащее историческое освещение и группировать их по их внутреннему смыслу и взаимоотношению. В этом отношении небольшой период, который нас теперь занимает, представляет значительные удобства для освещения поставленной проблемы.

С точки зрения внешних событий, которые в большей или меньшей степени подготовляли катастрофу латинского завоевания, центральное место в хронологическом, а равно и в политическом отношении занимают факты, происшедшие на Балканском полуострове. Сюда относится, во-первых, поход норманнов, сопровождавшийся разграблением и временным занятием Солуни; во-вторых, освободительное движение в Болгарии, изменившее взаимное положение политических сил на Балканском полуострове. По отношению к тому и другому необходимо принять в соображение ряд обстоятельств или некоторых логических посылок, которыми они могут объясняться, как необходимый вывод.

Вследствие чрезмерных и жестоких преследований Андроника против туземной аристократии и в особенности после изгнания итальянских торговых людей из Константинополя в 1182 г., нанесшего громадные потери иностранной колонии, между сицилийскими и южноитальянскими норманнами поднялось большое движение против византийского правительства, которому король Вильгельм II охотно позволил выразиться в военном предприятии против империи. Немалое значение имело и то обстоятельство, что в Сицилию бежал один из важных вельмож, спаса­ясь от преследований Андроника: это был Алексей Комнин, внук Мануила, который мог сообщить сицилийскому коро­лю о направлении дел в империи и о расположении умов против Андроника. Следует вспомнить о вековой вражде норманнов к империи, чтобы понять готовность, с которой Вильгельм поспешил воспользоваться благоприятными обстоятельствами. Нашелся притом же реальный повод к вмешательству в дела империи в лице самозванца псевдо-Алексея, который появился в сицилийском военном лагере и который намеревался сопутствовать норманнам в похо­де. Была составлена большая военная экспедиция из мор­ских и сухопутных сил. Флот под начальством племянника короля, Танкреда, и адмирала Маргаритона отправлен пря­мо в Солунь, а сухопутному отряду поручено было выса­диться в Драче и двинуться обычным путем в Македонию. Июня 24-го 1185 г. город Драч сдался без сопротивления, а в начале августа графы Ричард и Балдуин, командовавшие сухопутным войском, подступили к Солуни, куда 15 августа подошли и морские суда. Припомним, что в Константино­поле в это время происходила ожесточенная борьба между Андроником и представителями служилой аристократии, которые подготовляли решительный и последний удар крестьянскому царю. Этим обстоятельством следует объяс­нять, что ни в Фессалии, ни в Македонии норманнам не бы­ло оказано сопротивления. Как первый город империи, имевший громадное торговое и военное значение, Солунь, конечно, не могла быть легкой добычей неприятеля. Но действительно, момент был весьма благоприятный для на­падения, так как оказалась вполне атрофированной сила сопротивления в империи. Хотя Андроник поручил защиту Македонии своему сыну Иоанну, но он все время оставался в Филиппополе и не доставил в Солунь необходимых под­креплений. Прекрасная история завоевания Солуни, со­ставленная современником и очевидцем Евстафием (2), об­стоятельно знакомит с психологическим настроением и стратига Давида Комнина, и городского населения. Пер­вый, находясь под страхом гнева и недоверия Андроника, относился к нападению норманнов как к желательному со­бытию, которое могло быть ему лично даже полезным. Он ни разу не принял личного участия в защите города, «по­давляя отвагу граждан подобно тому, как негодный охот­ник мешает лучшему порыву собак». Не предприняв сам ни­каких решений, он посылал в Константинополь ложные известия, что все обстоит благополучно, и допустил такие распоряжения, которые подрывали веру в него среди насе­ления города. Так, он позволил заблаговременно выбраться из города наиболее состоятельным жителям, с которыми вышла масса людей, годных к несению военной службы. В упрек ему следует поставить еще и то, что он не озаботился заготовкой воды в большой цистерне акрополя и не сделал запасов продовольствия. Все это имело решительное влия­ние на недостаточную силу сопротивления Солуни осадив­шим ее норманнам. Гарнизон был очень слаб для службы на стенах, большая часть его состояла из иностранцев, между которыми отличался болгарский отряд. Но все благород­ные усилия нескольких патриотов мало принесли пользы вследствие бездеятельности и неспособности Давида Ком­нина. Между тем как неприятель днем и ночью бил стены приставленными машинами и утомлял защитников посто­янными попытками завладеть тою или другой частью ук­реплений, в городе начал чувствоваться недостаток в про­довольствии и в воде. Осада продолжалась девять дней; норманны подкопали стену с восточной стороны и ворва­лись в город 24 августа 1185 г.

Последовало страшное убийство беззащитного населе­ния и грабеж богатого торгового города. Норманны заня­ли городские дома и хозяйничали в них как у себя, остав­шиеся в живых жители обречены были на голод и прово­дили ночи под открытым небом. Среди общественного бедствия на высоте своего положения был знаменитый афинский архипастырь. Он сначала оставался в акрополе (3), но недостаток воды и отсутствие припасов побудили его сойти в город и поселиться в митрополичьем доме. Здесь, однако, он оказался беззащитным против норманнов. Его схватили и как пленника поместили на корабль пирата Си- фанта, который, как, впрочем, и все норманнские суда, на­полнен был пленными и награбленными вещами. После продолжительных переговоров о цене выкупа, который с четырех тысяч перперов постепенно понижен был на пятьдесят, Евстафий получил наконец свободу и возвра­щен к своей кафедре. Очень любопытны сношения митро­полита с норманнскими властями.

«Когда мы совершали священные песнопения в храме ве­ликого Димитрия Мироточивого около его раки, в боковом корабле храма, наши враги пели свои гимны, подавая от­вет на нагии голоса и желая пересилить наше благолепное пение своими гнусливыми и негармоничными голосами, а также выкрикиванием текстов из Евангелия, доводили дело до ссор и таким образом нарушали порядок и священ­ную благопристойность. Я доложил об этом графу Болду­ину и просил не вносить беспорядка и не позволять своим священникам издеваться над нашим богослужением. Но мне не удалось ничего достичь, хотя в других отношениях он казался расположенным поддержать греческое населе­ние. Не знаю, из притворства или по искреннему располо­жению, но он наблюдал справедливость, не оставлял без наказания виновных, доставлял гробу святого великому­ченика в достаточном количестве золото и серебро и снабдил церковь книгами, хотя и не такими, какие были похищены, а более дешевыми. Он же пожертвовал сереб­ряные подсвечники и несколько книг и священных одежд».

Евстафий отдает должное графу Балдуину еще и в том отношении, что он обуздал злобные чувства норманнов против греков, которые в опьянении победы могли допус­тить себе и гораздо большие жестокости.

«Латиняне относились к нам с враждебными чувства­ми, и часто в среде их произносились проклятия тем, ко­торые в день занятия Солуни не истребили всех граждан; зачем, говорили, на этих телах остались головы, гречес­кая кровь не терпит смешения с нашей, попросим у коро­ля разрешения погубить их поголовно, тогда Солунь насе­лена будет одними латинянами, и все пойдет хорошо. Следствием этого были постоянные нам угрозы и подстрекателъства против нас графа Болдуина. И нам прихо­дилось ходатайствовать и защищать и убеждать графа не становиться на сторону наших ненавистников. С большим трудом, употребляя все средства убеждения и ласкательства, мы достигли наконец того, что Болдуин дал слово не допустить ни убийства, ни насилия против жителей завоеванного города» (4).

Норманны недолго оставались господами положения в Солуни. Приходившие вести из Константинополя о жестокостях Андроника и внутренней смуте подавали норман­нам надежду, что им легко удастся дойти до самого Кон­стантинополя, если только воспользоваться благоприят­ными обстоятельствами. Поэтому во второй половине сентября они начали движение от Солуни, оставив в горо­де незначительный гарнизон. К объяснению последовав­шего скоро затем полного поражения норманнов греками следует принять во внимание, что норманнское войско разделилось в Македонии на части и что оно было значи­тельно ослаблено болезнями и излишествами в пище и пи­тье, допущенными по взятии Солуни. Весьма любопытно отметить, что нанесенные норманнам поражения падают на первые месяцы нового царствования и никак не могут быть приписываемы распоряжениям Исаака Ангела. Царь Андроник, несмотря на неблагоприятные внутренние ус­ловия, назначил для действия против норманнов несколь­ких вождей, снабдив их отдельными отрядами: таковы бы­ли Алексей Врана, Феодор Хумн, Палеолог и, наконец, сын Андроника царевич Иоанн. Осенью 1185 г., после катаст­рофы в Константинополе, некоторые из упомянутых вож­дей обнаружили признаки деятельности. Так, в октябре и ноябре в двух делах при Мосинополе и при Амфиподе (Димитрица) норманны испытали значительные неудачи. В особенности поражение при Димитрице (7 ноября), где попали в плен графы Балдуин и Ричард, означало оконча­тельную потерю норманнами занятого ими положения на Балканах. Оставшиеся после поражения части спаслись бегством в Солунь и стали выжидать здесь известий о дей­ствиях флота. Норманнские корабли прошли в Мраморное море и, не встречая сопротивления, сделали высадку в Никомидийском заливе. Но затем в Константинополе ока­зался небольшой флот, который готов был выступить про­тив норманнов, что же касается высадки на азиатском бе­регу, то и она не могла сопровождаться важными последст­виями, так как за высадившимися наблюдал достаточный византийский отряд. Проведя в Мраморном море около 17 дней, норманнский флот должен был возвратиться на­зад. Таким образом, этот поход, весьма дорого обошед­шийся сицилийскому королю, не принес норманнам ни­какой пользы. Военные действия, бывшие следствием нор­маннского вторжения на Балканский полуостров, стоят в связи с теми событиями, которыми предстоит нам теперь заняться и которые обнаружились также в 1185 г. Здесь бы­ло бы излишне возвращаться к критическому разбору из­вестий о первых годах возмущения Петра и Асеня, следст­вием которого было освобождение Болгарии от византий­ского господства и образование второго Болгарского царства (5), — в этом отношении громадная услуга истории сделана светским и церковным красноречием: именно на основании современных событиям ораторских слов ока­залась возможность раскрыть последовательный ход со­бытий болгарского движения. Непосредственные обстоя­тельства, вызвавшие и давшие пищу болгарскому движе­нию, кроются в общем строе империи того времени и в перемене династии. Период чужеземного господства, со времени покорения Болгарии царем Василием II (1018) и до 1185 г., остается мало изученным временем. На основа­нии переписки архиепископа Феофилакта есть возмож­ность до некоторой степени осветить сухие заметки лето­писцев о периодически повторявшихся восстаниях в пора­бощенной стране, которые, впрочем, легко были подавляемы византийскими войсками, пока наконец реак­ция, наступившая после Мануила Комнина, не придала бол­гарскому восстанию общий народный и последователь­ный характер. Политический организм империи удержи­вал еще вид цельности только потому, что на окраинах образовались свои малые центры, дававшие свою жизнь разным частям. Потеряв связь со столицей и утратив дове­рие к центральной власти, эти малые центры таили в себе зародыш политической самобытности. Самая администра­тивная система с широким развитием поместных прав слу­жилого и дворянского сословия помогала развитию вред­ных для единства империи местных интересов. Знатные дворянские роды подготовляли из самодержавной монар­хии феодальное государство в провинциях, где они владе­ли обширными поместьями и где были органами соеди­ненной иногда гражданской и военной власти.

Нашествие норманнов не могло не сопровождаться разнообразными потрясениями установленного порядка не только в тех областях, которые подверглись временно­му занятию, но и в сопредельных с ними. Население сел и деревень разбежалось в леса и горы, куда не могли проник­нуть неприятели. Бежавшие из Южной Македонии славяне были первыми глашатаями молвы, которая облетела Бол­гарию и которою воспользовались предводители болгар­ского движения, что великомученик Димитрий покинул Солунь и переселился к болгарам, дабы быть им помощни­ком в борьбе с греками, покинутыми Божеством. Еще боль­шее значение для болгарских дел имело восстание Алексея Враны, последовавшее за очищением полуострова от нор­маннов и отвлекшее в другую сторону заботы и попечения правительства. Враны не принадлежали к значительным дворянским фамилиям; родовое гнездо их находилось в Адрианополе, а поместья были расположены во Фракии, не исключена возможность видеть в них славянскую се­мью. Устойчивость фамилии Вран во Фракии со второй половины XII и по XIV в. может свидетельствовать о важ­ном значении поместного дворянства в истории Визан­тии. Алексей Врана, стоявший во главе войск, действовав­ших против норманнов, получил приказание вслед за очи­щением от врагов Македонии направить находившиеся в его распоряжении силы против болгар, начавших восста­ние осенью того же 1185 г.

Между тревожными симптомами разложения империи следует указать и отпадение острова Кипра. Это было делом Исаака, по матери происходившего от Комнинов, а по отцу от Дук. При Мануиле он был дукой Киликии, обвинен в измене, в войне с иконийским султаном имел несчастье попасть к сарацинам в плен и представлял собой тип кня­зя-изгоя, подобно Андронику и его сыновьям. Хотя царь Андроник простил ему прежние проступки, но Исаак в 1184 г. с набранной им дружиной охотников отправился в Кипр и там, ссылаясь на поддельные царские грамоты, объявил себя императором. Он заявил себя такими же же­стокими мерами на Кипре, как Андроник в Константино­поле, и, несмотря на это, в течение нескольких лет оставал­ся бесконтрольным распорядителем судьбами острова.

Итак, Алексей Врана, стоявший во главе военных сил, действовавших против норманнов, еще прежде, чем войска бьши распущены, задумал отложиться и объявить себя им­ператором. Мы знаем, что очищение полуострова от ино­земного нашествия могло считаться оконченным в ноябре 1185 г.; но в это время уже заметны бьши признаки волне­ний между болгарами, почему тому же Вране поручено бы­ло направить оружие против беспокойных подданных. Ис­кусно прикрывая свои замыслы, Врана не предпринимал наступательных действий против болгар и ограничивался донесениями, что без новых и значительных подкреплений он не может надеяться на успех. Так он успел соединить под своею властью почти все военные силы, которыми распола­гала империя на западе, и дал время распространить враж­дебное к Византии настроение среди болгар. В таком свете представляет ход дела панегирик М. Акомината, сказанный летом 1186 г. Вообще обстоятельства, относящиеся к началу болгарского движения, изложены в летописи весьма слабо и вызывают в читателе различные недоумения. По всему вид­но, что заговор Враны, рассчитанный на перемену динас­тии, опирался на симпатии к этому роду в Македонии и во Фракии, на поддержку в столице и на обширные военные средства, так что органы центральной администрации должны представляться совершенно бессильными во Фра­кии и Македонии за все время, пока Врана не потерял жизнь под стенами Константинополя. В числе войск, приведенных им в начале зимы 1186 г. под столицу, бьши норманны и дру­гие иноземцы, но что для нас важнее — бьши славяне и со­юзники их против Византии, куманы. Хотя от этого далеко еще до тожества или прямой связи между делом Враны и болгарским движением, но одновременность того и друго­го факта и участие однородных элементов в войске Алексея Враны и болгарских вождей не может быть более оставляе­мо без внимания. Заговор Враны был благоприятным для Асеней обстоятельством, которое дало им возможность луч­ше организовать восстание и подкрепить свои силы частию приверженцев падшего генерала. Прежде чем Исаак Ангел предпринял против них весенний поход (1186), болгары имели удачное дело с отрядом, предводимым И. Кантакузином. Они напали на ромэйский лагерь, расположенный в долине, перебили людей и овладели обозом. Весьма вероят­но, что дорогие украшения и одежды, присвоенные сану це­сарей византийских, которые оказались в числе добычи, унесенной при этом болгарами, бьши первыми внешними отличиями, возложенными на себя Асенями.

Наряду с рассмотренными фактами мы не можем дать места брачному союзу Исаака Ангела с угорским королев­ским домом. Этот союз следовал за обнаружением волне­ний в Болгарии, а не предшествовал и, следовательно, не стоит в причинной связи с ним. Византийско-угорский со­юз вызван был не болгарскими делами, а состоявшимся в это время союзом между германским императором и нор­маннами. Исаак Ангел, счастливо устранив опасности, угро­жавшую Византии со стороны сицилийцев, должен был по­нимать, однако, что своими успехами он обязан больше случайным обстоятельствам, чем действительному превос­ходству военных сил империи и целесообразности приня­тых против иноземного нашествия мер. В руках сицилий­ских норманнов бьши Солунь и Драч, важнейшие примор­ские города империи, выше и значительнее которых был один разве Константинополь. Не удавшаяся на этот раз по­пытка сицилийцев могла повториться снова, при менее счастливом сочетании благоприятных условий для Визан­тии. Между тем император Фридрих I достиг в то время осуществления своих давних замыслов: сосватав за своего сы­на наследницу сицилийской и неаполитанской короны, он не только соединял на будущее время Южную Италию и Германию, но и возлагал на императора германского новые политические задачи по отношению к Византии. Исаак Ан­гел начал тогда же переговоры с угорским королем Белою о родственном и политическом союзе против общих вра­гов, ибо германо-норманнский союз одинаково угрожал и притязаниям угорских королей на Далмацию, вследствие чего заключен был брак между дочерью короля Белы III и императором Византии. Правда, угорская принцесса не до­стигла брачного возраста, но политические соображения были так важны, что император согласился дожидаться со­вершеннолетия невесты; договор, основанный на этом со­юзе, должен был обеспечить империю против опасного для нее германо-норманнского союза. Брачный союз состоял­ся едва ли не в конце 1185 г., но уже никак не позже первых месяцев следующего года. Придворный оратор, возлагая на союз Византии с Угрией радостные упования, позволяет се­бе в речи, посвященной этому событию, насмешливые на­меки на западный союз.

С точки зрения византийских государственных людей, Исаак Ангел сделал большую ошибку, не обратив надлежаще­го внимания на болгарские дела в первое же время и не вос­пользовавшись плодами своей победы над ними. Весной 1186 г. Исаак сам стал во главе войска и пошел против болгар, которые начали делать нападения на византийские города и поселки. Но в виду византийского войска Асени предпочли отступление случайностям неравной битвы и расположи­лись станом за Балканскими горами, преградив всякий до­ступ неприятелю через проходы искусственными сооруже­ниями. Исаак, пользуясь темным и сумрачным временем, сделал переход через горы в другом месте и неожиданно явился перед станом болгар. Отряд Асеней был разогнан, са­ми вожди убежали за Дунай, к половцам, чтобы просить у них помощи. Собственно, здесь начинаются ошибки византий­ских военных людей, которые, не усмотрев в предприятии Асеней народного движения и положившись на притворное раскаяние части болгар, не позаботились занять города и ук­репленные места гарнизонами и поспешили возвратиться в Византию, чтобы праздновать счастливое военное дело.

Осенью того же года предпринят был новый поход против болгар. Петр и Асень вошли в сношение с задунай­скими половцами, которым уже не была незнакома дорога к Константинополю, и убедили их принять военное брат­ство против Византии.

«Соглашение состоялось на том, чтобы половцы заня­ли одну крепость около Балканских гор, за что была им обещана условленная плата и дано позволение переправиться через горный проход, или Железные Ворота, сде­лать набег на византийские города и селения, забирать и уводить в полон все, что могут; болгареже обещали бес­платно снабдить их проводниками».

Куманы охотно приняли предложение и, подобно ве­сенним пчелам, рассеялись по долинам, спускающимся от Балкан. Известно, что ужасная сила этих хищников заклю­чалась в быстроте. Они вели с собой по нескольку лошадей и могли делать неимоверно быстрые переезды. Не встре­чая сопротивления, половцы показывались уже вблизи Ад­рианополя и угрожали самой столице. Император, высту­пив в поход, надеялся через четыре дня встретиться с вра­гами. Сборным местом назначен был Адрианополь, куда потянулся тяжелый обоз, между тем сам император с при­ближенными шел усиленными переходами. Отделив часть войска Андронику Кантакузину и Мануилу Камизе с тем, чтобы они следили за другими партиями, сам Исаак дви­нулся по дороге к Веррии, где, как доносили ему, медленно направлялся к горам обремененный добычей отряд.

«Прошедши около 50 стадий, я встретил варварское войско, расположившееся на одном месте и окруженное добычей. Одних пленников было до 12 тысяч, животных же было такое множество, какзвезд на небе. Когдамы со­шлись лицом к лицу, часть куман погнала вперед добычу, другая вступила с нами в сражение Они на бегу делают нападение, таков их обычай сражаться. Но скоро, обра­щенные в бегство, они были преследуемы и избиваемы в пространстве 60 стадиев. Когда наши рассеялись в пре­следовании, варварам неожиданно явились помощь чело­век в 1000 или более. Войско царства моего, испуганное криком врагов, обратилось в бегство: варвары понеслись за нами и убивали отстававших. Дело могло бы. кончить­ся величайшим несчастием, если бы я не приказал крик­нуть немногим, следовавшим за мной, и не напугал варва­ров звоном щитов. Заметив царское знамя и узнав омоем присутствии, они не выдержали нашего нападения, об­ратились в беспорядочное бегство, рассеялись в разные стороны и сделались легкою добычей наших наездников».

Общий результат осеннего похода, в котором дело при Л ардеи, очевидно, было самое счастливое, должен быть на­зван по меньшей мере неудачным. В весенний поход ви­зантийцы нашли еще некоторые проходы или совсем не занятыми болгарами, или слабо защищенными. Теперь же император не отваживался идти в Болгарию, ограничив­шись обороною больших городов, как Филиппополь, Ад­рианополь, Веррия и Агафополь. Поздней уже осенью или зимой, когда куманы, вообще не зимовавшие в чужих обла­стях, ушли на север, в военном совете решено было начать наступление, т. е. двинуться за Балканские горы и разорить гнездо Асеней. Что болгарское движение распространя­лось от северо-востока к юго-западу и что в это время Асеням принадлежал только восточный угол Забалканской Болгарии, об этом свидетельствует, между прочим, и отно­сящееся сюда место Никиты:

«Итак, царь решил снова отправиться в Загорье и во что бы то ни стало смирить болгар. Поэтому из Филиппополя он двинулся к Софии, ибо получил известие, что там проход через горы не очень затруднителен, а по мес­там и совершенно открыт, есть и источники с доста­точным количеством воды, и подножный корм для скота, если только вовремя воспользоваться всем этим (т. е. предполагается, что ближайшие восточные проходы бы­ли заняты болгарами). Но так как солнце сделало уже по­ворот на зиму, и реки покрылись льдом по суровости та­мошнего холодного климата, и снег, выпав в огромном количестве, наложил покрывало налицо земли и завалил не только долины, но и двери домов, то царь отложил пред­приятие до следующей весны, расположив войско на зиму в этой области, сам же поспешил в столицу».

Весной 1187 г. Исаак действительно продолжал поход. По всей вероятности, византийцы и на этот раз шли через Балканские горы на Софию (Этрополь). Так как ближай­шая цель их должна была заключаться в завладении Тырновом и Преславой, то дорога на Софию и Ловеч во всяком случае не может быть названа прямой для этой цели. Безу­спешной осадой, с одной стороны, и защитой, с другой, го­рода Ловча ограничились, по-видимому, результаты этого похода. С этого времени, однако, византийское правитель­ство должно было покинуть надежды на замирение Болга­рии; в его отношениях к Асеням уже замечаются следы до­говора. Младший брат Асеней, Иоанн, был выдан импера­тору в качестве заложника, причем между враждующими сторонами установлен был некоторый modus vivendi. Ско­ро затем дела на Балканском полуострове усложнились вмешательством Сербии и Угрии.

В системе полузависимых и только частию обнаружи­вавших зачатки политической жизни славянских народ­ностей Балканского полуострова угры во многих отноше­ниях издавна занимали первостепенное положение. Угор­ский король как владетель страны, лежавшей на пути в Св. Землю, во время крестовых походов был весьма значи­тельным членом в ряду европейских государей, голосом которого они не могли пренебрегать. Не меньшее значе­ние имел угорский король и на Балканском полуострове. Сербы, болгаре и хорваты представлялись весьма незначи­тельными и слабыми подле угорского короля, который был весьма беспокойным соседом и для византийского императора. Императору Мануилу Комнину удалось, после продолжительных, однако, усилий, обеспечить себя со стороны угров тем, что он помог Беле III удержать за со­бою власть, оспариваемую родичами. Заключив потом брачный союз с угорским королевским домом, Мануил ни разу не имел случая жаловаться на неблагодарность Белы.

Когда Андроник Комнин, признанный соправителем Алек­сея II, выказал явное намерение устранить от власти вдову Мануила, императрицу Марию, она искала заступничества у угорского короля. Было даже дознано на следствии, наря­женном Андроником, что Мария вызвала Белу на военные меры против Византии. По крайней мере, она судима была по статье за государственную измену. Бела III действитель­но отвоевал у Византии в 1182 г. важные крепости на Ду­нае: Белград и Браничево, равно как в союзе с сербами го­род Ниш на границе Сербии и Болгарии. Известнейшие ге­нералы того времени, Андроник Лапарда и Алексей Врана, посланные против Белы, не имели да и не желали, вероят­но, иметь военных успехов, так как их больше занимали константинопольские события и крутые внутренние ре­формы Андроника Комнина. Эти завоевания Угрии на счет Византии были возвращены последней при восшествии на престол Исаака Ангела, вследствие родственного и поли­тического союза, который заключен был между византий­ским правительством и королем Белой. Когда Асени завое­вали независимость Болгарии и права Византии на озна­ченные города тем самым были уже устранены, начались счеты между утрами и болгарами из-за тех же городов и областей. Претензии той и другой стороны ясно высказа­ны в дипломатических сношениях того времени, к кото­рым мы будем иметь случай возвратиться ниже.

Угры XII в., так же как и нынешние, всеми мерами пре­пятствовали образованию независимого славянского госу­дарства на юге от Дуная. С другой стороны, нужно принять во внимание притязания Сербии, которая в это время обна­руживает стремление распространить свои границы час-тию на счет Византии, частию же Болгарии. Современни­ком Асеней болгарских в Сербии был основатель династии Неманичей, Стефан Неманя. Он соединил Сербию, раз­дробленную на мелкие уделы, под одну власть и с 1159г. сделался великим жупаном. При царе Мануиле Сербия на­ходилась в некоторой зависимости от Византии. Со смер­тью Мануила великий жупан сербский вступает сначала в союз с утрами, с которыми и участвует в войне против Андроника Комнина. Город Ниш, по всей вероятности, был на­градой сербов за этот союз. Когда же сделался императо­ром Исаак Ангел, великий жупан Сербии, натурально, дол­жен был искать себе друзей между врагами императора и короля. Союз сербов с болгарами должен был состояться еще в первые годы борьбы Болгарии за независимость, хо­тя распространение сербской власти на пограничные с Ви­зантией города, несомненно, последовало уже после 1187 г. Известный нам поход Исаака в этом году направлен был именно через Софию (и Этрополь), чего нельзя было бы сделать, если бы сербы состояли тогда в открытой войне с империей. Стефан Неманя довольствовался пока завоеван­ным у Византии городом Нишем; наступательное движение его в восточном и южном от Сербии направлении начина­ется позже 1187 г. До этого же времени он занят был не ме­нее важными делами на западной границе Сербии, в Далма­ции, где преобладание византийского или норманнского влияния одинаково подвергало Сербию опасности. Сохра­нившийся до настоящего времени договор с Дубровником от 1186 г. хорошо поясняет планы Стефана Немани. В 1189 г., в переговорах с императором Фридрихом I, сербский жупан домогался соединения Далмации с Сербией, для чего пред­лагал сосватать за его сына наследницу далматинской коро­ны. На эти последние переговоры мы должны смотреть как на неудавшуюся попытку Немани вступить в германо-нор­маннский союз в качестве равноправного члена.

Таким образом, дело освобождения Болгарии Петром и Асенем в 1189 г. перешло в общее движение славян Балкан­ского полуострова. С одной стороны были сербы и болгаре, с другой — византийский император и угорский ко­роль. Последний должен был озаботиться положить конец движению славян не только потому, что он был союзни­ком и другом империи, но и в интересе целости и спокой­ствия своего королевства. Фридриху I предстояло разре­шить весьма важную задачу: стать ли на стороне славян или угодить утрам. Отношения угорского короля к возрож­дению болгарской народности составляют любопытней­ший эпизод в истории событий, которыми мы занимаемся.