Глава
III
СЕВЕРНАЯ
И ВОСТОЧНАЯ ГРАНИЦЫ ИМПЕРИИ.
ПЕЧЕНЕГИ И ТУРКИ-СЕЛЬДЖУКИ
Вместе со вступлением на престол основателя династии Комнинов мы дошли до того периода, который развивался главнейше под воздействием турецко-татарского напора, охватившего империю одновременно с севера и востока. В Европе и Азии Византия окружена была, как железным кольцом, различными народами и племенами, принадлежавшими к одному и тому же корню, которые притом же в большинстве были связаны магометанским исповеданием. И нельзя не поставить этого на счет византийскому правительству, которое вследствие близорукой и часто крайне нетерпимой политики своими же собственными руками разрушало равновесие на границах, столь тщательно оберегаемое Константином Порфирородным. Теория образования заслонов или таких территориальных групп, которые бы служили обороной границы и имели интерес отстаивать империю против враждебных нападений со стороны, произошла не в новое время. Напротив, на ней уже в средние века основывались отношения между большими империями и государствами. Но в занимающее нас время империя подвергалась большой опасности именно вследствие того, что подобные заслоны оказались сдвинутыми со своего места или даже разрушенными, как на северных границах в Европе, так и на востоке, в Азии. Беспощадное истребление Василием II своих соседей болгар и присоединение покоренной Болгарии к империи не только обнажило северную границу византийского государства, но и поставило его в соседские отношения с кочевыми, не культурными народами, от соприкосновения с коими прежде оберегала империю Болгария. Следствия греко-болгарской войны не могли обнаружиться во всех подробностях в ближайшее время после Василия II. Но в занимающий нас смутный период смены лиц на престоле и появления на западе и востоке многочисленных самозванцев дунайская граница сделалась театром крупных событий. Важные дунайские города Силистрия, Видин и Месемврия, которые прежде представляли органическую и постоянно обновляющуюся силу, заимствуемую в населенных славянами окрестных областях, с падением Болгарского царства утратили свое положение и силу и сделались легкой добычей диких наездников, прибывавших из южнорусских степей. Факт громадной исторической важности, который нам нужно здесь отметить, состоит в том, что освободившиеся от болгар позиции не были заняты греками и не могли быть вполне замещены колонистами из Азии, к чему стремилось правительство, а сделались добычей печенегов, а за ними половцев, или куман, и узов. Под разными этнографическими именами мы имеем здесь кочевые племена с одинаковыми дикими нравами, с хищническим образом жизни и с одинаковым языком. В XI и XII вв. они становятся страшным врагом империи, который не находил на Балканах никакой преграды для своих опустошительных набегов на Фракию и которого жестокость и дерзость, останавливаемая лишь стенами Константинополя, и в том имела для себя еще поощрение, что печенежские и половецкие наезды на Балканском полуострове были откликом на одновременные походы турок-сельджуков в Малой Азии.
Значение одновременного движения на Византию ту-рецко-татарских народов Европы и Азии с особенной силой выдвинуто в прекрасном исследовании Васильевского «Византия и печенеги» (1), которое остается руководящим в этом вопросе. Печенеги появляются в византийских областях на юг от Дуная в конце первой половины IX в. и производят с тех пор такое сильное давление на Балканский полуостров, что Фракия и Македония до самой Солуни постоянно подвергались их наездам и опустошениям. Занимая южнорусские области от Днепра до Дуная, печенеги потеснены были племенем узов, принадлежавшим к другой кочевой орде, и сделали попытку искать новых мест обитания у устьев Дуная.
В самой
печенежской орде тоже происходили
раздоры между ханами отдельных
колен. Кеген и Тирах находились в
непримиримой вражде, последний,
однако, владея одиннадцатью
коленами, был гораздо сильней
своего противника, под властию
которого было лишь два колена
печенежской орды, и заставил Кегена
искать прибежища за Дунаем, в
пределах византийского императора.
По свидетельству историка Кедрина,
численность орды Кегена доходила
до 20 тысяч. Император Константин
Мономах приказал дать им свободу
поселиться в пределах империи,
снабдить продовольствием, а
предводителя их препроводить в
Константинополь. Желая обласкать
Кегена, император пожаловал его
званием патрикия, а этот последний
изъявил желание креститься и
побудить к тому же свою орду. Из
принятой на службу империи орды, поселенной
в Северо-Восточной Болгарии,
образован был заслон для защиты
империи частию от родственных Кеге-ну
задунайских хищников, частию от
Руси. Послан был к печенегам
проповедник в лице монаха Евфимия,
окрестивший многих из них. Но это
не смягчило нравов обращенных
дикарей, они продолжали делать
набеги на своих сородичей за Дунаем
и вызвали последних к решительным
действиям. Зимой
Печенежская
орда, поселенная на Балканском
полуострове, скоро начала играть
важную роль в военных предприятиях
империи. Услугами своих новых
подданных император
воспользовался с целью отражения
напора турок-сельджуков в Малой
Азии. Судьба 15-тысячного отряда
печенегов, во главе которого стояли
ханы Сульчу, Сельте, Караман и
Каталым, настолько любопытна для
характеристики чрезмерной
близорукости правительства
Константина Мономаха, что на ней
следует остановиться. Печенеги,
переправленные в Скутари, по-видимому,
были предоставлены самим себе.
Здесь их охватило раздумье перед
трудностями отдаленного похода, и
они пришли к решению возвратиться
назад к своим соплеменникам. По
этому поводу рассказывается, что
Каталым первый бросился на своем
коне в Босфор, ему последовали и
другие, и таким образом печенеги
благополучно переправились на
европейский берег пролива,
вероятно, в более узком его месте,
где ширина его не более полуверсты.
Любопытно, что правительство не
приняло мер к задержанию их и
предоставило им свободу
возвратиться к своим поселениям
близ Средца и Ниша, где они подняли
беспокойное движение среди своих
соплеменников и побудили их искать
новых мест для поселения. Это
сопровождалось большими смутами на
Балканском полуострове, где
печенеги заняли господствующее
положение и не признавали власти
императора. К стыду империи,
Призванные против печенегов
восточные войска были разбиты и
обращены в бегство. Целых два года
они хозяйничали во Фракии и
Македонии, возвращаясь с богатой
добычей в свои становища. Летом
Как ни
опасно было совершенно обнажать от
охраны азиатские провинции, но
Мономах решился потребовать оттуда
последние войска и поручил их
Никифору Вриен-нию, рекомендуя ему,
однако, не ставить на карту последние
средства и без крайней
необходимости не вступать с
печенегами в открытое сражение. В
то время как Вриенний очищал от
печенежских разъездов
адрианопольскую область, патрикий
Михаил, носивший звание аколуфа, т.
е. начальника варяжских дружин,
занял оборонительное положение на
юго-западе, близ Родосто. Здесь ему
удалось сделать на отряд печенегов
неожиданное нападение и почти без
остатка истребить его. Затем оба
предводителя начали действовать
совместно и разбили еще две печенежские
шайки. Но только в
Но
южнорусские степи продолжали
выставлять к Дунаю новые орды
кочевников, которые подкрепляли
свежими силами печенежских
колонистов в Болгарии. К
«Участники
походов Романа, — пишет
Васильевский (4), — наблюдая вблизи
своих новых товарищей в их стычках
с турками-сельджуками, поражены
были близким родственным
сходством тех и других: та же безобразная
наружность, те же крики, те же
военные ухватки. Когда турецкая
конница нападала на узо-печенежский
стан, то греки теряли всякую
возможность разобрать, кто их
союзники и кто неприятель только
привычный глаз мог при близком
сходстве отыскать внешние признаки
отличия. Следовало опасаться, что,
несмотря на византийское золото и
ткани, скифы не останутся глухи к
голосу крови, узнают в турках своих
братьев и передадутся на их сторону.
Перед самой роковою битвой,
которая кончилась пленом Романа,
целый отряд узо-печенежский ушел в
лагеръ врагов».
Печенеги и узы составляли весьма ненадежный элемент населения. Должно было смениться несколько поколений, прежде чем потомки Кегена и Тираха отвыкнут от обычаев кочевой жизни, примутся за сельское хозяйство и смешаются с местным населением. А пока этого не произошло, на Дунае происходил обмен разных племен и языков. За печенегами и узами шли сюда половцы, весьма также вероятны поселения на Дунае и русской вольницы под именем «бродников». На долю византийского правительства выпадала задача культивировать пастушеские племена и бродячие толпы и — что в особенности важно — знакомить между собой разные ветви турецкого племени и этим готовить себе весьма серьезные затруднения в ближайшем будущем. При Михаиле VII на Дунае образовалось самостоятельное княжение под властью некоего Татуша печенежского происхождения, который не только не оказывал подчинения катепану Нестору, но и принудил его вступить с ним в соглашение и идти с войском печенегов на Константинополь. Нет ничего удивительного, что в смутную эпоху, предшествующую вступлению Алексея Комнина на престол, печенеги не стояли вне движения, охватившего Балканский полуостров. Никифор Вриенний уплатил им громадную сумму в 20 кентинариев золота и должен был воспользоваться их услугами в борьбе с правительством Михаила VII и сменившего его Вотаниата. В этой борьбе принимали участие и половцы, в первый раз тогда вошедшие в византийскую летопись (5). Таким образом, до самого конца XI в. Дунай оставался во власти разноплеменной вольницы, которая сменила здесь прочный порядок времени Болгарского царства. В этом сказался один из печальных результатов истребительной войны Василия II.
Еще более
опасности представляла восточная
граница государства. Нигде падение
военного могущества империи не
обнаружилось в такой жалкой
степени, как в Малой Азии, где
империя с систематической
последовательностью отступала
перед новым врагом. Мы видели выше (т.
II, отд. V, гл. 32), что турки-сельджуки
начали пролагать новые пути для
своей истории с XI в. Свергнув власть
эмиров из племени Бунда, они с
течением времени освободились из-под
зависимости от калифа и сохранили
лишь духовный его авторитет.
Сельджуки повторили в истории
мусульманства героическую эпоху
VII в. и скоро столкнулись с
имперскими пограничными
гарнизонами. Первые пограничные
недоразумения возникли в Армении,
где напор турок-сельджуков вызвал
желание отдаться под покровительство
христианской империи. Таков был
Сеннахариб, царь Васпурахана на
озере Ван, который уступил империи
свои владения в обмен на города
Севастию, Лариссу и некоторые
другие местности. Византия
постепенно укрепляла свое влияние
в Армении, и при Константине
Мономахе в
Едва
завершены были последние
мероприятия по приведению Армении
в зависимое положение, как империя
должна была принять на свою
ответственность борьбу с турками,
которых до сих пор держала на
расстоянии свободная Армения.
Непосредственные столкновения
здесь начинаются в 1048 и 1049 гг., при
Константине Мономахе. Султан
Тогрул-бег, завоевавший к тому
времени всю Персию, послал
Ибрагима и Кетельмуша в
византийскую Армению с целью
грабежа и опустошений. Это
заставило царя послать к султану
послов с предложением о мире, но
пограничные столкновения
становились так неизбежны, что мир
не мог быть прочным. Племянник
султана Кетельмуш, выступивший
против ибн-Бедрана, владетеля
Мосула, был им побежден и на
обратном пути не мог миновать
Васпурахана, в котором находился
катепан патрикий Стефан Лихуд. Хотя
Кетельмуш просил разрешения для
своего отряда свободного прохода
под условием не нападать на население
и удержаться от всяких
насильственных действий, тем не
менее катепан принял его
предложение недружелюбно и
заставил турок принять открытое
сражение, в котором, однако,
византийское войско было разбито и
Лихуд попался в плен (6). Чтобы
отомстить за это поражение, султан
послал отряд в 20 тысяч человек с
поручением занять Васпурахан и
присоединить его к турецким
владениям. Предводитель отряда
Асан внес пожары и опустошение в
соседнюю с Арменией Юго-Западную
Грузию, где управление находилось
в руках веста Аарона,
происходившего из рода болгарских
царей. Не будучи в состоянии
отразить нашествие, он дал знать
об опасности Катакалону Кекавмену,
правителю Ани, и просил его помощи.
На этот раз византийский
предводитель воспользовался
военной хитростью, завлек турок в
засаду и нанес им страшное
поражение. Но Тогрул-бег, получив
весть об этом новом несчастии, составил
отборное войско до 100 тысяч и
поставил его под власть Ибрагима,
своего брата. «Как голодные волки»,
по выражению армянского историка,
они набросились на Ва-спурахан.
Катакалон, соглашаясь с мнением
Аарона, не решился выступить
против сельджукской конницы в
открытое сражение, но, заняв часть
Грузии, расположился укрепленным
лагерем в долине Озуртру, куда
должно было прибыть
вспомогательное войско под
предводительством Липарита. По
этому поводу следует вспомнить
известие писателей Скилицы и
Глика, что Грузия содержала прежде
50 тысяч войска с целью защиты
против азиатских хищников, но что
Мономах переложил эту натуральную
повинность на денежную и тем лишил
восточную границу империи самой
крепкой защиты (7). Между тем
византийское войско в ожидании
вспомогательного отряда, который
должен был привести Липарит, не
приняло сражения в Васпурахане и
отступало в гористые места, куда
был труден доступ для турецкой
конницы. Пользуясь этим, Ибрагим
бросился в Верхнюю Армению и
овладел столицей этой страны,
Эрзерумом, очень богатым и торговым
городом, где, по словам Матфея
Эдесского, совершалось
богослужение в 800 церквах. В стенах
взятого уже города турки егце шесть
дней должны были вести отчаянную
борьбу с жителями. При взятии этого
города погибло до 150 тысяч жителей
или от меча варваров, или в пламени
своих жилищ. Понадобилось 10 тысяч
телег, чтобы нагрузить на них
взятые в городе сокровища. Это
было, по словам патриота, настоящее
начало бедствий Армении, Эрзерум
был первой жертвой, погибшей в
этом крушении! Нынешний Эрзерум,
или древний Феодосиополь, возник
после падения первого Эрзерума, или
Арзена. Разрушив и разграбив город,
Ибрагим пошел навстречу
византийскому войску, которое с
прибытием подкреплений оставило
гористую местность и перешло в
долину Пазек, где укрепилось
поблизости укрепления Габудру[1].
Здесь произошла ожесточенная битва
между имперским войском и турками
в
Нужно
думать, что несколько лет затем
турецкий султан не предпринимал
новых наступательных действий по
случаю внутренних смут в его
владениях. Но в
Между тем сам Тогрул-бег снова начал осаду Манцикерта. Действие приставленных им стенобитных машин было ослабляемо принятыми мерами со стороны двух искусных механиков, из коих один был армянин, другой же франк. Патрикий Василий зачислил в ряды защитников всех граждан, не пренебрегая трудом ни женщин, ни мужчин, всех воодушевляя своим примером и обещанием царских милостей. Духовенство по требованию патрикия совершало ежедневные моления и при помощи церковных «бил» призывало верных к молитве. Матфей Эдесский приводит рассказ8 о чудесном изобретении одного священника, посредством которого неприятельские снаряды, пускаемые их машинами, встречали на своем пути ответные византийские и были возвращаемы назад. Наконец, из Битлиса была доставлена колоссальная машина, требовавшая участия 400 человек прислуги, чтобы пустить ее в ход. Первым же каменным снарядом, из этой машины пущенным, была пробита стена, так что осажденные приведены были в крайнее смущение. Тогда патрикий Василий приказал объявить в городе, что если бы нашелся кто из городских жителей, который бы поджег эту дьявольскую неприятельскую машину, то ему бы дана была большая награда, а в случае его смерти — его семейству. Нашелся в городе один смельчак в лице франкского механика, который приготовил три сосуда с быстро воспламеняющимся составом, вышел из города в качестве вестника, имевшего передать поручение в неприятельский стан, и, будучи пропущен через первые ряды неприятелей, приблизился к машине. Быстро выбросив один из сосудов, он воспламенил часть машины, потом другим и третьим сообщил пламя всему сооружению. Все это произошло так быстро, что он имел время спастись на коне к стенам своего города. Тогрул-бег приведен был в отчаяние и уже хотел снять осаду, но один из подчиненных ему вождей, Алхан, попросил разрешения остаться еще на один день под городом и дать ему возможность еще раз напасть на стены. Он выбрал для этого часть самую слабую и начал ожесточенный приступ против городских ворот. Но благодаря личной храбрости патрикия и эта последняя попытка окончилась полнейшей неудачей для султана. Неудачная осада Манцикерта, потребовавшая от турок больших жертв, составляет один из отрадных эпизодов в военной истории Византии за это время. Султан, сняв осаду, дал себе слово возвратиться под Манцикерт на будущую весну с новыми силами.
Между тем
события складывались весьма
благоприятно для усиления
могущества турок-сельджуков. В
Альп-Арслан продолжал завоевания своего предшественника. Одним из первых его дел было нападение на Ани, столицу Армении, которою управлял тогда дука Панкратий армянского происхождения, вызвавший гнев султана тем, что греческий отряд нанес поражение одной части турецкого войска[4]. Взяв этот важный и укрепленный город, султан назначил для управления им турецкого эмира и сделал его опорным пунктом для своего дальнейшего движения против Византии. Ход событий рисуется из того положения, которое заставило владетеля Карса отказаться от своей области из страха перед турецкими опустошительными набегами и променять ее на несколько византий-городов в Южной Каппадокии: Цаманти, Комана и Ларисса.
Последние годы Константина Дуки на восточной границе происходила нескончаемая война. Турки неудержимо шли вперед, опустошая Месопотамию, угрожая пограничному укрепленному городу Мелитене и доходя до Кесарии, одного из главнейших городов Малой Азии. Ворвавшись в этот город, они разграбили его и лишили сокровищ церковь св. Василия, а потом внесли опустошение в Киликию. Если провести мысленную линию по Малой Азии от запада на восток, так чтобы образовались две равные части, то эта линия должна будет пройти близ Кесарии Каппадокийской (9). Часть Армении, лежащая к северу от этой линии, большею частию была занята турками или обращена в пустыню. В течение 1063—1064 гг. Альп-Арслан подчинил владетелей армянской Албании, завоевал Грузию и взял приступом Ани. И Карс, уступленный царем Какигом грекам, скоро попал в руки султана. Во всей Северной Армении грекам принадлежали только крепость Манцикерт и небольшая область с городом Феодосио-поль на границе Халдии. Что же касается части Малой Азии, лежащей на юг от этой линии, то здесь успехи сельджукских завоеваний не были так значительны. Здесь прежде всего Византия удерживала под своей властью дукат, или княжество, Антиохию, находившееся при Константине Дуке под управлением веста Качатура, происходившего из Ани. В то время как внутренние области Малой Азии с течением времени постепенно делались добычей и театром опустошительных набегов турок, за империей благодаря флоту оставались береговые области Малой Азии и Сирии, и княжество Антиохия, доступное для морских судов по реке Оронту, могло держаться вследствие своевременной доставки морем военных людей и припасов. Кроме Антиохии империя удерживала свою власть над Месопотамией, и, между прочим, здесь ей принадлежала область с городом Эдессой. Хотя со стороны Альп-Арслана были деланы неоднократные попытки завладеть Эдессой, но она с успехом отстаивала свою независимость при помощи вспомогательных отрядов, присланных дукой Антиохии. Ввиду намеченного положения дел для византийского правительства было первостепенной задачей удержать в своей власти доступы к Месопотамии и Сирии. В этом отношении одно из первых мест принадлежало Кесарии Каппадокийской, затем оборонительной линии от Мелитены до Киликии, которая защищала Сирию и вместе господствовала над проходами Тавра. Значение указанной здесь оборонительной линии весьма хорошо было понято как империей, так и турецкими султанами-сельджукидами. Вот почему на этой линии происходили имеющие всемирное значение военные столкновения между Романом Диогеном и Альп-Арсланом в 1068—1071 гг.
Когда в
самом конце
«Странное
зрелище представляли эти столь
знаменитые ромэйские воины,
храбрость коих подчинила Восток и
Запад. Налицо было скромное число
мужей, да и то одетых в рубища и
удрученных скудостью, лишенных
вооружения и вместо мечей и
военных снарядов имеющих при себе
колчаны и секиры, конники без коней
и без прочего вооружения. Давно
уже цари не выступали в поход,
поэтому у военных людей, как не
несших действительной спужбы,
отнято было содержание и денежные
выдачи. Они имели робкий вид, не
имели мужества и казались не
способными ни на какое большое
предприятие. И самые знамена, не
возбуждавшие громкого крика,
мрачные и как бы потускневшие,
окруженные незначительным
количеством воинов, производили
на зрителя тягостное впечатление.
Приходило на ум, как дошли до такого
состояния ромэйские войска и каких
денег и какого труда будет стоить
привести их в прежнее состояние:
старые и опытные воины не имеют
коней и снаряжения, а вновь
набранная молодежь не имеет
военной практики и опыта. С другой
же стороны, неприятель, с которым
придется иметь дело, известен своей
отчаянной храбростью, настойчивостью,
опытностью и искусством. Сознавая
все это, император тем не менее
ради государственной пользы считал
обязательным для себя идти на врага
и по возможности ограничить и
сократить его сильный напор.
Неприятели же, не догадываясь о
внутренних тревогах и колебаниях
царя, были крайне удивлены его
неожиданным движением и прийти к
заключению, как об этом мы осведомились
после, что царь не имеет никакого
понятия об опасности своего
предприятия, если мечтает с такими
средствами восстановить в прежнем
блеске римские дела и нанести
поражение своим врагам» (10).
Приведенная
выдержка хорошо знакомит с
психологическим состоянием царя
перед его громадной важности
военным предприятием, трудности
коего он хорошо учитывал. Поход
его начался в мае или июне
В
Переходим
к трагической развязке походов
Романа в Азию. Весь следующий
Ранее
бывшие поражения от врагов и
несчастия еще можно было принимать
как выражение божественного гнева
против еретиков, так как
опустошаемые сельджуками области
впали в монофизитство, «кишат эти
страны таковым безбожным учением».
Но «когда бедствие постигло и
православную область, были
приведены в смущение все
исповедующие ромэйскую веру, ибо
исполнилось над ними в той же мере,
как над Содомом и Гоморрой. Тогда мы
убедились и признали, что не вера
только потребна, но и жизнь,
соответственная вере. При первых об
этом известиях царь изъявил
горячее желание немедленно идти в
поход на помощь своей стране».
Положение осложнялось еще и тем, что теперь явился на театр военных действий сам султан, который ранее был занят на востоке, предоставляя малоазийские дела подчиненным ему вождям. Хотя и в военных кругах не могли не понимать всей важности переживаемых событий, но придворная клика в лице Никифора Палеолога, Константина Пселла и кесаря Иоанна Дуки, которая не могла простить Роману его превосходных военных качеств и популярности, старалась задержать его в Константинополе. Следует думать, что и царица Евдокия, которая была опекуншей над наследниками престола, не была на стороне своего супруга и скорей разделяла воззрения не расположенной к Роману придворной партии. Это имело роковое значение в последующей судьбе царя.
Весной
Путь
Романа описан в летописи Скилицы.
Главной целью царя был Сивас, где
недавно было нанесено поражение
Мануилу Комнину. Этот город
составлял удел сыновей армянского
царя Сеннакерима, который при
Василии II вступил в ленную
зависимость от империи и получил
этот город с округом в качестве
лена. Весьма вероятно, что верность
владетелей Сиваса была сомнительна
и что сельджуки находили в них
тайных союзников в своих предприятиях
против империи. Хотя Роман не
принял против Сиваса решительных
мер, но не считал нужным скрывать
своего нерасположения к владетелю
его. Точно так же мало надежды
внушала верность каппадокийских
владетелей Цаманда (Цаманта) и
доместика в пограничной области
Мелитены и Эдессы известного уже
нам Филарета. От Сиваса Роман
направился к Феодосиополю (Эрзерум).
Здесь было сделано распоряжение,
чтобы каждый воин запасся
продовольствием на два месяца, ибо
дальнейший путь вел по пустыне.
Весьма вероятно, что царь
действительно, как говорит
арабская летопись, имел в виду
движение в Персию, именно на
Тегеран, где была столица Альп-Арслана.
Но для этого казалось необходимым
взять три крепости, находившиеся в
руках турок,- Манцикерт, взятый лишь
год назад, Ардиш и Ахлат на озере
Ван. Так как весьма важно было
отрезать движение турок от озера
Ван, то царь отделил часть войска
для действий против Ахлата, а сам
начал осаду Манцикерта. Но в это
время пришло известие, что Альп-Арслан
сильно стеснил высланный к
Ванскому озеру отряд из
норманнских наемников под
начальством Урселя и из узов. Чтобы
поддержать норманнов и узов, на
помощь к ним отправлен Иосиф
Тарханиот с частию конницы и пехоты,
затем еще Вриенний со значительным
отрядом. Когда же, несмотря на
посланные подкрепления, греки все
же не могли держаться против
султана, был отправлен к ним
Никифор Василаки, дука
Феодосиополя, который, однако, не
только потерпел поражение, но и был
взят в плен. В высшей степени трудно
понять подробности, почему именно
царь ослаблял свое войско посылкой
отрядов, а не двинулся сам против
султана, равно как чем объяснить
бездействие других отрядов в то
время, как Василаки подвергся
разгрому и плену. Новейший историк (13),
тщательно разбиравший дошедшие до
нас известия, приходит к основательной
догадке, что в военном лагере было
недовольство царем и
подготовлялась измена.
Основательность подобного
предположения оправдывается всем
последующим ходом событий. Альп-Арслан,
прежде чем вступить в решительную
битву с Романом, вступил с ним в
переговоры о мире. Но император не
оценил создавшегося положения, не
обратив внимания хотя бы на то
обстоятельство, что часть узов уже
перешла из византийского войска к
турецкому султану, и
неблагосклонно отнесся к сделанным
предложениям. Настояла
необходимость встретиться византийским
и турецким войскам. Знаменитая в
истории средних веков битва между
Романом и Альп-Арсланом, открывшая
Малую Азию для беспощадных и
опустошительных набегов и
нанесшая непоправимый ущерб
Византии, произошла поблизости от
Манцикерта, в местности Зохра. В
передовой линии стал сам царь со
своим любимцем Алиаттом и
Никифором Вриеннием, в запасе
поставлен был Андроник Дука. Под
рукой императора было до 80 тысяч
войска, и тем не менее завязавшийся
бой окончился бесславным
поражением византийского войска и
пленением императора. Некоторый
свет на это печальное дело
проливает сообщаемое летописцем
известие, что в конце дня (25 или 26
августа
Император находился в турецком плену очень недолго. Его выпустили на свободу, предоставив ему возможность возвратиться в Константинополь и выполнить весьма тяжелые денежные и другие обязательства, благодаря которым и куплена была им свобода. Хотя относящиеся сюда известия весьма сухи и частию путаны и насчет состоявшегося между пленником и турецким султаном соглашения мы можем судить лишь по намекам и догадкам, тем не менее не считаем справедливым оставить без надлежащего выяснения этот вопрос. Следствия постигшего Романа Диогена несчастия были громадного значения, столько же для империи, сколько для его личной судьбы. Что касается империи, Роман обязался уплатить в качестве императора громадный выкуп за себя лично и, кроме того, вносить ежегодную дань туркам, большая часть Малой Азии переходила под власть неприятеля как залог в верном исполнении договора. Лично для царя принятые им на себя обязательства имели то почти неизбежное последствие, что оставшееся в Константинополе правительство, как скоро до него дошли слухи о происшедшем, не захотело признать состоявшегося с турками соглашения, поспешило объявить недействительными обязательства Романа, лишив его царской властиы. Кратко говоря, после поражения византийского войска при Манцикерте ход событий развивался следующим образом. Окруженный отрядом сельджуков, которые у историка названы, впрочем, послами (15), царь в турецкой одежде направился к Феодосиополю, где оставался несколько дней для лечения ран. Политическое положение страны хорошо рисуется замечанием летописца, что бывший в Манцикерте гарнизон разбежался и крепость перешла во власть сельджуков. Вторым местом остановки была Колония, на пути к Черноморскому побережью. Весьма дурным предзнаменованием для Романа было то, что здесь тайно оставил его катепан Эдессы, проедр Павел, который, как замечает летописец, «догадывался о том, что замышляли в столице». Конечно, не от этого важного в администрации чина, но и от других спасшихся из-под Манцикерта в Константинополе имели уже достоверные сведения о том, что последовало за битвой. Главная роль здесь принадлежала кесарю Иоанну Дуке, который занимал первое место в фамилии Дук и всех больше имел счетов с Романом. События, последовавшие на отдаленной окраине, поставили на ноги всех недовольных царем Романом Диогеном. Правительница, царица Евдокия, когда еще кесарь Иоанн не возвратился из Вифинии, где он находился в удалении от дел, созвала сенат и представителей военной и гражданской администрации для обсуждения чрезвычайного положения, в каком оказалось государство. Общее мнение склонялось к тому, что теперь не время думать о Романе, а необходимо озаботиться утверждением власти правительницы и ее сыновей от первого брака. К этому мнению присоединился потом и кесарь Иоанн и настоял на том, чтобы Евдокия была объявлена августой и управляла вместе со старшим сыном Михаилом. Но скоро дела приняли иной оборот. Царица получила непосредственные известия о событиях из письма к ней Романа Диогена. Царица, по-видимому, была склонна принять совершившийся факт и ждать возвращения из плена несчастного супруга, чтобы совместно обсудить положение дел, но выше ее оказался авторитет представителя фамилии Дук. Приняв начальство над иноземной стражей, кесарь Иоанн скоро стал неограниченным распорядителем в Константинополе: с одной стороны, он поспешил провозгласить императором Михаила VII, с другой — овладел особой правительницы и принудил ее запереться в монастырь и принять пострижение. Теперь ничто не препятствовало принять самые крайние решения против Романа, и притом именем царя, за которого действовали кесарь Иоанн и философ Михаил Пселл, который хвалился, что он немало содействовал к низвержению царя Романа.
Произошла гражданская война между новым правительством и царем Романом. Против последнего, когда он стал собирать войско, чтобы с оружием в руках защищать свои права, был послан Константин Дука, младший сын кесаря. Поблизости от Амасии царский отряд потерпел неудачу, и Роман отступил на юг, в Каппадокию, надеясь на помощь из Антиохии. Здесь на его сторону стал дука Антиохии Качатур армянского происхождения, который дал ему пристанище в Киликии и снабдил его необходимыми средствами для продолжения борьбы с константинопольским правительством. Этот неожиданный оборот дел заставил кесаря Иоанна принять экстренные меры, так как иначе ему самому стала угрожать опасность, что Роман возвратится победителем в Константинополь. При этом нельзя пройти, не отметив одного обстоятельства, заимствуемого из летописи Вриенния. Правительство получило донос на боярыню Анну, мать Комнинов, что она находится в переписке с Романом Диогеном. Знатная и влиятельная особа была приглашена явиться в суд и свидетельствовалась изображением Христа, что она невинна в взводимом на нее преступлении, тем не менее судьи обвинили ее по оговору, и она присуждена была к ссылке на Принцевы острова. Отсюда, во всяком случае, можно заключить, что в столице были и приверженцы несчастного Романа, которые могли еще быть опасны для Дук. Чтобы положить конец неопределенному положению, кесарь отправил в Киликию своего старшего сына Андроника, того самого, который был виновником поражения византийского войска при Манцикерте. С набранным в Малой Азии отрядом и с наемной дружиной норманнского вождя Криспина Андроник поспешно двинулся в Киликию, где прежде всего победил дуку Антиохии Качатура и взял его и плен. Сам Роман оставался в это время в крепости Адане и ожидал прибытия помощи от Альп-Арслана. Но когда его окружили правительственные войска, он должен был сдаться на волю победителя и обязался отказаться в дальнейшем от своих прав и принять пострижение. Андроник дал ему слово, в котором поручились три епископа, что ему дарована будет безопасность со стороны царя Михаила VII. Но по прибытии в Котией получен был приказ, по которому Роман был лишен зрения. И самая операция ослепления произведена была так грубо и бесчеловечно, что несчастный царь не мог от нее оправиться и скоро умер на острове Проти, близ Константинополя.
Нам
остается еще сказать несколько
слов о судьбе византийских
владений в Малой Азии после Романа
Диогена. Хотя в том же
«Когда
все это происходило, восточные
страны посетил некий божественный
гнев. Так как заключенное с
Диогеном соглашение осталось
неисполненным, то турки,
чрезвычайно взволнованные тем, что
между тем как ими он был удостоен
всякого почета и снова
восстановлен в своем прежнем
достоинстве, а своими был принят
самым недружелюбным и враждебным
образом, так что испытал от близких
и родственников то, что могли бы
нанести ему только враги, предав
его самой жалкой и мучительной
смерти (ибо и чужестранцы выражали
сочувствие его безмерным
бедствиям и неумолимой судьбе),
поднявшись из Персии во всеоружии и
не встречая никакого
сопротивления, напали на ромэйские
фемы и опустошили их, не
ограничиваясь лишь временным
наездом, как то было прежде, и
быстрым отступлением, но завладевая
страной с целью обладания ею на
правах постоянного господства.., с
тех пор агаряне, имея полную
свободу, ежегодно делали наезды на
восточные области, грабили их и
опустошали».
В ближайшие именно вслед за вступлением на престол Михаила VII годы произошло образование в Малой Азии отдельного султаната под главенством потомков Кетельмуша.
Постепенный захват сельджуками византийских владений в Малой Азии есть факт громадной исторической важности, который в такой же мере обусловливал внешнюю политику основателя династии Комнинов, как основание каролингской монархии и латинская религиозная миссия на Востоке влияли на политику первого царя Македонского дома. Впоследствии поняли опасность, но устранение ее уже было выше средств, какими могли располагать византийские цари. Дочь царя Алексея, цесаревна Анна (17), характеризует положение дел на Востоке в таких чертах:
«устроив
западные дела, царь стал готовиться
к отражению неизбежной и
ближайшей опасности... Безбожные
турки жили уже близ Пропонтиды, и
Сулейман, властитель всей
восточной страны, раскинул стан в
Никее, где был и его дворец, откуда
постоянно высылал разъезды, и
грабил область Вифинию, и, делая
опустошительные набеги до самого
Босфора и до местности, называемой
Дамали, собирал большую добычу,
между тем византийцы, смотря, как
они беззаботно проживают в прибрежных
селениях и в церковных зданиях,
откуда никто их не изгоняет,
недоумевали, как быть».
Таким
образом, главным виновником этого
переворота в делах Малой Азии нужно
считать Сулеймана ибн-Кетельмуша,
или Ко????????? Византийской
летописи (18). И не далее как в
В высшей
степени любопытно, что значение
занимающего нас теперь факта —
неожиданного захвата турками всех
малоазийских областей — отмечено
было в то же самое время
замечательным западным дипломатом,
как Григорий VII. В
[1] ?????? ?? ??. ??????? ???? ???? ???????? ??? ?????? ???? ?? ??????? ?? ???????? ???????? [расположилось на равнине у подножия горы, там, где воздвигнуто укрепление Капетру ] (Сеdreni П. 578).
[2] Gfrorer (III, 5.486) делает ряд остроумных сопоставлений.
[3] Аристаг Ласдиверд.
[4] ?? ??? ??????? ??????????? ?? ?????? ??????????? ???????? [обещав прокормить тамошние войска без подвоза дополнительного провианта] (Сеdreni II. Р.653).