Глава
VII
О
КРЕСТОВЫХ ПОХОДАХ. ПЕРВЫЙ
КРЕСТОВЫЙ ПОХОД
Крестовые походы имеют не только общеисторический интерес как выражение идей и настроения умов в известный период средневековой истории. По своим мотивам, а равно по ближайшим последствиям, в особенности же по разнообразным и глубоким влияниям на взаимные отношения Востока к Западу, крестовые походы не лишены специального значения для истории восточноевропейских народов. Составляя весьма важный отдел в западноевропейской истории, крестовые походы обильны внешними фактами и богаты результатами, которые хотя и куплены были весьма дорогой ценой, но могущественно повлияли на духовное развитие европейских народов. Западные народы вложили в крестовые походы много своих сил, и материальных и духовных, потому нет ничего удивительного, что национальная история французов, немцев, итальянцев и англичан не может не уделять значительного места изложению истории крестовых походов. Для восточноевропейской — в частности, для русской — истории крестовые походы представляют интерес с другой точки зрения, именно по соображению мотивов и результатов крестовых походов. Весьма рельефно выступающий в новой истории антагонизм между Западной и Восточной Европой, резко выдвигающаяся противоположность интересов и культур романо-германской и греко-славянской в первый раз обнаружилась в эпоху крестовых походов, а нынешнее политическое и религиозное влияние католических стран на Востоке началами своими восходит к той же эпохе. Религиозная и национальная вражда к мусульманству, одушевлявшая первых крестоносцев и поддерживавшая их в перенесении громадных лишений и потерь, скоро уступила место другим побуждениям, которые, однако, оказались нисколько не слабее, первых и продолжали увлекать на Восток новые и новые западные ополчения. Когда первоначальная цель крестоносного движения перестала быть руководящим мотивом, выдвинулись на первое место политические соображения. Не об Иерусалиме и не об освобождении Гроба Господня из рук неверных стали помышлять вожди крестоносцев, а об основании независимых княжений на Востоке, о завоевании Византии, наконец, о торговых преимуществах в областях византийских и мусульманских. Таким образом, с точки зрения восточноевропейской истории, эпоха крестовых походов представляет собой любопытнейший эпизод борьбы между Западом и Востоком, борьбы, которая еще не окончилась и поныне и продолжается на наших глазах, соединив разнообразные интересы, как религиозные, так и политические и торговые, в так называемом Восточном вопросе. Ввиду указанного крестовые походы и с точки зрения русской истории получают важное значение как эпизод столкновения двух миров, разделяющих и поныне господство в Европе и Азии.
Ближайшие
обстоятельства, вызвавшие
крестовые походы, остаются до сих
пор не вполне ясными. Сильное
развитие папской власти, мечтавшей
в конце XI в. обратить греков к
послушанию римской Церкви,
глубокое влияние духовенства,
подвинувшего западные народы к исполнению
воли Римского первосвященника,
тяжкое экономическое и социальное
положение народных масс, привычка к
войне и жажда приключений — вот
причины, которыми объясняют начало
крестовых походов. Решительным и
последним побуждением было
обращение царя Алексея I Комнина к
папе Урбану II в
//Само
собой разумеется, здесь
подразумеваются отношения
Византии к мусульманскому миру. К
VIII в. мусульмане овладели Азией и
Африкой и утвердились на островах
Средиземного моря и в некоторых
областях Западной Европы. В
Говоря о
состоянии мусульманского мира
накануне крестовых походов, нельзя
оставлять без внимания европейских
сородичей сельджуков, хорошо
известных из русской летописи
половцев и печенегов, которые в
конце XI в. распространились по
Южной России и, переходя через
Дунай, не раз тревожили
Византийскую империю. Не далее как
летом
В зиму 1089/90
г. печенеги расположились в Адриано-польской
области, чтобы весной начать свои
опустошительные набеги в самом
сердце империи. Император занимался
обучением войска для предстоящего
похода и набором новых отрядов.
Лето (1090) принесло с собой новые
затруднения. Турецкий пират Чаха,
воспитанный в Константинополе и
хорошо знакомый с положением дел,
снарядил собственный флот и
составил план действий против
империи с моря, когда печенеги
будут развлекать ее силы с сухого
пути. Все лето император провел в
походе против печенегов. Чтобы
судить об опасности, угрожавшей
Константинополю, достаточно
сказать, что военные действия
сосредоточивались около Чорлу, т. е.
в расстоянии одного дневного
перехода от столицы. С наступлением
осени война прекращалась, но
печенеги не думали возвращаться в
свои кочевья, а расположились тут
же, почти в виду Константинополя.
Зима 1090/91 г. прошла в постоянных
схватках, которые, впрочем, не имели
решительного значения ни для той,
ни для другой стороны. // Столица
была заперта, из нее не выпускали
жителей, потому что за стенами
города рыскали печенежские
наездники. В трудных
обстоятельствах, какие могла
помнить Византия из
предшествовавшей истории, ее спасала
возможность морских сношений. Но
теперь Чаха замышлял отрезать от
Константинополя и море. Располагая
значительным числом кораблей, он
сделался полновластным
господином Босфора и Мраморного
моря. Стало известным, что его
послы переговариваются с
предводителями печенежской орды и
условливаются об общем плане
действий. Вообще положение империи
в
Между тем
воззвание Алексея Комнина на
Западе должно было произвести
сильное движение. Не без причины,
конечно, первый крестовый поход
составился по преимуществу из
владетельных князей и рыцарей
Франции. Роберт Фриз, к которому,
между прочим, адресовано письмо
Алексея Комнина, был авторитетным
глашатаем первого похода именно в
среде высших классов; притом и
послание императора Алексея
совершенно ясно и определенно
ставило вопрос о цели похода, т. е.
именно так, что могло возбудить
самые замечательные надежды
феодальных рыцарей: берите империю
и Константинополь, богатств
найдете вы много; пусть все будет
ваше, лишь бы не доставалось
печенегам и туркам. Гроб же
Господень и Иерусалим,
оскверняемый неверными, были
достаточным знаменем для верующих
в простоте сердца, среди которых
действовали другие проповедники,
между которыми особенной
известностью пользовался Петр
Пустынник. Не забудем и того, что в
первом походе участвуют сын
Роберта Фриза и два его племянника,
также немало близких родственников.
Первый крестовый поход, таким
образом, состоялся бы и помимо папы
и имел бы тогда совершенно иное
значение и несколько другие цели.
Но в октябре ,
( //Пока на
Западе происходили переговоры и
составлялись соображения, скорому
осуществлению которых помешала
смерть Роберта Фриза, император
Алексей Комнин не только успел
пережить мучительные минуты
отчаяния, внушившие ему малодушное
послание, но и устранить опасность,
которая угрожала его империи. На
весну
Движение в
пользу крестовых походов было уже
довольно заметное в рыцарских
замках и в деревнях, когда в нем
принял непосредственное участие
папа Урбан II. Можно даже думать, что
первый крестовый поход
осуществился бы и без знаменитой
клермонской речи, как это
показывает ход событий. В марте
Если таким образом папе Урбану и его клермонской речи нельзя приписывать решительного значения в деле первого крестового похода, то остается рассмотреть составные элементы, из которых составилась крестоносная армия, и в них поискать разгадки движения.
В первом крестовом походе прежде всего выступает на первый план народное движение, оно шло впереди и, по всей вероятности, вызвало движение высших классов. Во главе воодушевленных проповедников, неотразимо действовавших на простой народ, предание ставит Петра Пустынника, или Амьенского. Теперь уже доказано, что сага о Петре Амьенском не имеет фактической достоверности, ибо стало известно, что он не был в Иерусалиме и что рассказ об его видении в храме Гроба Господня есть позднейший вымысел. Тем не менее участие Петра и подобных ему лиц, красноречиво обращавшихся к массам простого народа с проповедью о борьбе с неверными, более всего содействовало тому, что идея крестового похода стала популярной в народных массах.
Петр
Пустынник проповедовал о походе в
Северной Франции; вокруг него
собралось множество народа с полным
доверием к нему как пророку Божию. В
то же время некто Вальтер из
рыцарского сословия собрал массы
народа в других местах. К концу
зимы он уже имел до 15 000 человек.
Готшальк сначала ведет дело вместе
с Петром, потом отделяется от него
и сам собирает огромную толпу из
франков, швабов и лотарингцев.
Проходя Германией, эти толпы
нападали на сельских жителей,
производили грабеж и вообще не
хотели соблюдать приказаний своих
мало уважаемых вождей. В
прирейнских городах Трире, Майнце,
Шпейере и Вормсе толпы
крестоносцев напали на евреев,
многих перебили и разграбили их
имущество. Означенные вожди и
сподвижники их, выступившие в поход
весной
Когда крестоносное ополчение приблизилось к границам Венгрии, там уже знали, с кем приходится иметь дело, и приняли меры предосторожности. Король Коломан стоял с войском на границе и поджидал крестоносцев. Он соглашался не только пропустить их, но и снабдить съестными припасами, если они не будут позволять себе насилий и беспорядков. Первая толпа, пришедшая в Венгрию, имела во главе Готшалька. Здесь услыхала она, о другой отряд, предводимый графом Эмиконом Лейнингеном, был почти весь уничтожен в Чехии князем Брячиславом. Тогда ополчение Готшалька, считая своим долгом отомстить за своих собратьев, начало опустошать страну, по которой оно проходило. Коломан напал на крестоносцев и одним делом решил участь всего отряда. Позже этой же дорогой идут толпы, предводимые Петром и Вальтером. Наученные опытом, они прошли через Венгрию в должном порядке и без особенных приключений. Но на границе Болгарии их ждал враждебный прием. Петр проходил Болгарией как неприятельской землей и, весьма ослабленный, добрался до границ Византийской империи. Численность крестоносцев после всех потерь доходила до 180 000.
Когда
ополчение Петра достигло границы
Византийской империи, царь
Алексей Комнин послал навстречу
ему послов и обещал снабжать Петра
всеми продовольственными
средствами, если он без замедления
поспешит к Константинополю. На
местах остановок крестоносцы
действительно находили припасы, и
греческое население относилось к
ним с доверчивостью и не
разбегалось при появлении их.
Только на два дня Петр остановился
в Адрианополе и 1 августа
Рассказанные события составляют введение в первый крестовый поход. Большинство участников в этих событиях не возвышались до политических целей и соображений и действовали только под влиянием фанатического чувства: насилия и убийства, совершенные ими в тех странах, через которые они проходили, стремясь к своей цели, — в Венгрии, Болгарии и Константинополе, — казались им вполне благочестивыми подвигами, прямо относившимися к делу. Несчастный опыт, сделанный первыми крестоносцами, послужил уроком для последующих крестоносных войск. Как венгры, болгаре, так и сами греки стали недоверчиво относиться к действиям крестоносцев и их целям; по первым толпам они судили вообще о всех крестоносцах. Но кроме этого обстоятельства весьма невыгодно отозвалось на крестоносцах и то, что несчастный исход октябрьской катастрофы, уничтожив сотни тысяч крестоносцев, вселил уверенность в турок. Как у греков, так и у турок возникли новые планы относительно крестоносцев.
События
Летом
Наследственные земли тогдашней французской короны выставили отряд под предводительством брата короля — Гуго, графа Вермандуа. Это был еще молодой человек, гордый своим происхождением и рыцарской славой, тщеславный и пустой, по свидетельству Анны Комниной. Поход был для него лишь средством искать славы и новых владений. Он спешил возможно скорее добраться до Константинополя и предпринял путь чрез Италию, чтобы отсюда переехать морем в Византию. Поспешность много повредила ему; он действительно первым попал в Константинополь, но в печальном положении: буря прибила его судно к берегу, и он должен был без особенных почестей отправиться в Константинополь по приглашению императорских чиновников.
На севере Франции оставалось два ополчения: герцог Нормандии Роберт, сын Вильгельма Завоевателя и брат тогдашнего английского короля Вильгельма Рыжего, предпринял поход уже совсем не из религиозных побуждений. В своем герцогстве он пользовался весьма ограниченной властью и располагал малыми доходами. Большая часть городов Нормандии принадлежала английскому королю; бароны не оказывали повиновения своему герцогу. Для Роберта поход в Св. Землю казался единственным средством выйти из затруднительного положения, в которое он поставил себя в Нормандии. Заложив английскому королю свое герцогство, Роберт получил необходимую для предприятия сумму и собрал вокруг себя рыцарей Нормандии и Англии. Другое ополчение собралось во Фландрии под предводительством Роберта Фриза, сына известного графа того же имени, пилигрима в Св. Землю, находившегося в дружественных отношениях с царем Алексеем Комнином.
Все три ополчения Северной и Средней Франции направились через Италию, где папа Урбан благословил их предприятие, причем Гуго Вермандуа получил из рук Римского епископа священную хоругвь.
Из Южной Франции составилось ополчение под главенством Раймонда, графа тулузского. Он уже ранее прославился в войнах с арабами и обладал всеми качествами народного вождя. 100-тысячный отряд и строгая дисциплина снискали уважение графу тулузскому в Греции и и Азии. Он шел через Альпы к Фриулю и потом берегом Адриатического моря через Далмацию. Граф Раймонд С. Жиль играет странную роль среди других предводителей крестоносного ополчения. В нем мало энергии, мало предприимчивости: он как бы сам упускал из рук свое главенство и отдавал его другим.
Французские
крестоносцы, избравшие путь чрез
Италию, не успели все
переправиться в Византию до
наступления зимы. Часть их зимовала
в Италии. Этому обстоятельству
следует приписать движение,
появившееся и Южной Италии в начале
В Константинополе заблаговременно получались сведения о движении князей, о числе их войска и направлении, какого держались они на пути в Азию. Само собой разумеется, точных известий не могло быть: доносили, что крестоносцев более, чем звезд на небе и песку на берегу моря, подозревали у некоторых вождей враждебные намерения относительно самой столицы Византийской империи. Царевна Анна Комнина так передает впечатление, произведенное крестоносным движением:
«Разнеслась весть о нашествии бесчисленных франкских ополчений. Император испугался, ибо знал, каков был этот народ — неудержимый в порывах, неверный данному слову, изменчивый. Не без основания предвидя важные затруднения, он принял свои меры, чтобы быть готовым встретить вождей крестоносного ополчения».
Византийское правительство упрекают в том, что оно своим недоверием и интригами парализовало действия крестоносцев и одно должно нести ответственность в неуспешности всего предприятия. Вместо того чтобы вместе с вождями первого похода идти против турок-сельджуков, император Алексей, говорят, довел дело до крайних пределов подозрительности и думал извлечь личные выгоды из крестового похода. В дальнейшем изложении мы будем иметь возможность судить о взаимных отношениях византийского правительства и вождей крестового похода; теперь же заметим, что византийцы и крестоносцы иначе понимали весь ход отношений, из чего возникали крупные недоразумения и промахи со стороны тех и других. На первых порах Алексей остановился на мысли — пользуясь разобщением вождей и отсутствием между ними такого руководителя, который бы заправлял всем походом, — не допустить, чтобы все отряды в одно и то же время собрались около Константинополя, наблюдать особо за каждым вождем, как скоро явится он в пределах Византии, и стараться по возможности скорее переправить его на азиатский берег. Знакомясь отдельно со свойствами и характером каждого предводителя, Алексей вступил с некоторыми из них в приязнь и завязал дружбу, вследст вне чего должен был измениться и взгляд его на поход. Тогда открылась возможность поставить вопрос, чтобы все завоевания крестоносцев у турок переходили к византийскому императору и чтобы вожди предварительно дали на это присягу.
Первым, с
которым познакомился Алексей, был
Гуго, граф Вермандуа. Еще из Италии
он отправил к императору два письма,
извещая о своем решении принять
крест и о том, что высадится на
византийскую землю в Драче (Dyrrachium, Epidamnus).
На основании этих писем и
Константинополе сделаны были
соответствующие распоряжения.
Местные власти получили приказание
сейчас же по прибытии Гуго дать об
этом знать в столицу и стараться
без всякой медлительности
препроводить его далее. Несколько
судов греческого флота
крейсировало около берега и
наблюдало, когда прибудет Гуго. На
беду. Гуго не мог встретить
торжественного приема: буря, как
сказано выше, выбросила его корабль
на берег, византийская береговая
стража нашла его в жалком положении.
Сообразно полученным приказаниям
Гуго препроводили в
Константинополь, где император
устроил ему почетную встречу. Это
было вскоре за поражением турками
первой крестоносной толпы под
Никеей, приблизительно в декабре
Готфрид,
герцог нижнелотарингский, был уже в
византийских пределах, когда
узнал, что случилось с Гуго и как он
дал византийскому царю присягу на
верность. Он отправил из
Филиппополя посольство в
Константинополь, требуя, чтобы Гуго
дана была свобода, затем начал
опустошать область, по которой
проходило его войско. За день до
Рождества Готфрид был уже под самым
Константинополем. Император
Алексей просил его к себе для
переговоров; но Готфрид боялся
западни и не хотел войти в столицу.
Однако же крестоносцам отведено
было место для стоянки, так как
Готфрид желал дожидаться под
Константинополем других вождей.
Алексею не хотелось иметь в герцоге
лотарингском врага себе, и потому
он употреблял все необходимые меры
предупредительности, чтобы вызвать
его на личное свидание. Особенно
когда весной
«Боемунд имел старую вражду с императором и таил в себе злобу за поражение, нанесенное ему под Лариссой; общим движением на восток он воспользовался с тем, чтобы отомстить императору и отнять у него власть. Прочие графы, и по преимуществу Боемунд, только для вида говорили о походе в Иерусалим, на самом же деле имели намерение завоевать империю и овладеть Константинополем».
Можно
догадываться, в каком тревожном
состоянии было византийское
правительство, когда Готфрид не подавал
надежды на примирение, а Боемунд
приближался к Константинополю.
Однако всю зиму Алексей честно выполнял
свои обязательства, своевременно
доставляя припасы и предупреждая
столкновения. 3 апреля
Боемунд шел в Азию с другими намерениями, чем герцог лотарингский. Он думал основать на Востоке независимое владение, причем он рассчитывал не на норманнские только силы, но и на помощь императора. Боемунду таким образом желательно было прикинуться другом Алексея, для чего он заранее готов был на все уступки. Он отделился от своего отряда, поручив его Танкреду, и поспешил в первых числах апреля к Константинополю, чтобы переговорить с императором и войти с ним в соглашение. Переговоры с Боемундом были непродолжительны: как император, так и тарентский князь были лучшие политики того времени и рассыпались друг перед другом в любезностях. Против ленной присяги Боемунд не нашел особенных возражений и спокойно назвал себя вассалом императора. Ему отведено было роскошное помещение в Константинополе и посылались кушанья с царского стола. Боемунд боялся отравы и отдавал приносимые блюда приближенным; тогда из дворца стали доставлять припасы в сыром виде. В тот день, когда Боемунд дал клятву, император показал ему одну часть дворца, которая ради этого случая украшена была драгоценностями. Золото и серебро лежало здесь кучами. У Боемунда сорвались слова при взгляде на эти сокровища: «Если бы мне владеть такими богатствами, то давно бы я повелевал многими землями». Ему заметили, что эти сокровища назначены ему. Раз Боемунд предложил императору назначить его «великим доместиком Востока». Хотя Алексей не дал на это своего согласия, но и не сделал резкого отказа, оставляя Боемунда в надежде получить это важное звание при благоприятных обстоятельствах.
Остальные вожди прибыли в Константинополь по большей части в мае. Роберт Фландрский и другой Роберт, Нормандский, дали ленную присягу без особенных колебаний. Только граф тулузский Раймонд не уступил ни просьбам, ни угрозам, ни даже военной силе. Алексей мог добиться от Раймонда только обещания — не предпринимать ничего против жизни и чести императора. Все отряды перевозимы были на другую сторону Босфора. С конца апреля лотарингцы и норманны двинулись к Никее, другие отряды пристали к первым уже в походе. Император озаботился доставкой съестных припасов и обещался лично присоединиться к крестоносцам, как скоро сделает предварительные к тому распоряжения.
Алексей мог находить весьма благоприятными для себя обязательства, какие дала ему большая часть вождей. Во всяком случае, важнейшие затруднения устранялись, как скоро западные дружины перевезены были в Азию. Ближайшие сношения византийцев с латинянами не могли, однако, склонить их ко взаимному уважению и доверию. Император потребовал еще раз торжественной клятвы от крестоносцев, когда они уже переправились в Азию, причем случилось следующее. Один французский рыцарь, принесши императору ленную присягу, сел на его трон, и император ничего не осмелился заметить ему, «зная высокомерие латинян». После того как князь Балду-ин взял рыцаря за руку и указал на неприличие такого поступка, рыцарь воскликнул, гневно смотря на императора: «Что за грубый человек, он сидит, когда столь многие стоят перед ним!»
В Малой Азии крестоносцы должны были каждый почти шаг брать с бою. Византийское господство на Востоке во второй половине XI в. было уничтожено турками-сельджуками, которые сделались повелителями всего магометанского и христианского населения в Азии. Широкие полномочия, которыми владели наместники провинций, отсутствие закона о престолонаследии были, однако, причиною, что отдельные части обширного султаната распались на независимые одно от другого владения. Для эестоносцев было весьма важно то, что иконийский эмир, владевший Малою Азиею, не мог двинуть против них больших турецких масс, так как стоял во вражде с соседними магометанскими владениями Сирии и Армении, от султана же был в полной независимости. Император Алексей Комнин, угрожаемый норманнами и печенегами, не имел времени восстановить свою власть на Востоке, хотя внутренние раздоры и усобицы турок не раз давали ему случай без особенного напряжения отнять у них, по крайней мере, Малую Азию. Крестоносцам пришлось вести дело с султаном Кылыч-Арсланом, который утвердил свою столицу в Никее, на восток его эмират простирался до реки Евфрат. Нужно иметь в виду, что магометанского населения, сравнительно с туземным христианским, не могло быть много, что симпатии малоазийского населения всего скорее могли быть в пользу крестоносцев, чем турок-завоевателей.
Как ни искренно было желание крестоносцев добраться скорее до Иерусалима, но прошло два года, пока они прибыли в Палестину. События этих двух лет показывают, как между предводителями различных частей крестоносного ополчения развился дух партии, как постепенно изменились стремления и цели предводителей.
Более выдающуюся роль в крестоносном ополчении играют норманны в лице их предводителя Боемунда, герцога тарентского, и провансальцы, предводимые Раймондом. Причины возвышения этих двух вождей среди крестоносного ополчения различны для каждого из них. Провансальцы были хорошо вооружены и вообще отличались всеми необходимыми качествами правильно устроенного войска. Сам их предводитель, Раймонд, был человек религиозного направления и принял крест, исключительно следуя нравственным влечениям; для религиозных целей он готов был пожертвовать всеми политическими интересами и соображениями. Совершенно противоположного направления были Боемунд и Танкред, представители норманнского элемента, это были князья, видевшие в крестовом походе средство для достижения политических целей. Все их стремления сосредоточивались теперь на Сирии, где они хотели основать независимое княжение. Боемунд был гениальный человек как в военном, так и в политическом отношении.- где нужно было напряжение сил для победы над сильнейшим врагом, где нужны были серьезные соображения и умно составленные планы действий, там крестоносные вожди обращались к уму Боемунда.
Норманны шли впереди всего крестоносного ополчения; они первые испытывали натиски турок-сельджуков, они же первые подступили к Никее, тогда как другие отряды крестоносного ополчения, оставшись назади, прибывали постепенно один за другим. Мало есть данных, по которым можно было бы судить о численности всего крестоносного ополчения. Можно думать, что из Константинополя отправилось всего до 300 тыс. военных людей; кроме этого, судя по тому устройству войска, которое было в обычае того времени, нужно предположить, что в ополчении было еще около 300 тыс. чернорабочих, женщин, детей и других лиц, приставших добровольно к ополчению; следовательно, численность крестоносного ополчения доходила во всяком случае до полумиллиона.
Обстоятельства, можно сказать, благоприятствовали крестоносцам. Кылыч-Арслан, уничтоживши толпы крестоносцев, предводимые Петром, Фолькмаром и другими, не ожидал новой опасности, был вдали от Никеи, занимаясь набором новых войск. Город Никея расположен на берегу озера, вокруг которого возвышаются крутые горы. Находясь в выгодных условиях, данных самою природою для защиты от внешнего врага, и будучи окружен стеной, город мог бы выдержать продолжительную осаду, но городской гарнизон был малочислен и слаб. Население, окружавшее город, было преимущественно христианское — греки и армяне, которые, естественно, своими симпатиями были на стороне крестоносцев. Последние могли тем легче приобрести эти симпатии, что вместе с ними следовал маленький греческий отряд, предводимый греческим же стратигом. Первыми подошли к Никее норманны и лотарингцы. Хотя народная сага выдвинула личность Готфрида Бульонского как играющего первенствующую роль в делах первого похода, но не ему, не лотарингцам принадлежит главная заправляющая роль: направление делам дают Боемунд Тарентский и Раймонд Тулузский, норманны и провансальцы.
Южная часть города, обращенная к озеру, была плохо защищена; с этой именно стороны крестоносцы и должны были начать свои военные действия. Так как крестоносцы подходили к Никее отдельными отрядами, далеко не достаточными для того, чтобы окружить город со всех сторон, то они и не могли повести правильной осады. Подойди в это время к городу Кылыч-Арслан, он мог бы нанести крестоносцам значительный урон и их ошибка осталась бы надолго непоправимою. Боемунд уговорил вождей, не дожидаясь прихода Кылыч-Арслана, дать сражение ему вдали от Никеи. Кылыч-Арслан потерпел поражение и должен был удалиться внутрь страны, предоставив Никею собственным ее судьбам.
После
поражения Кылыч-Арслана
крестоносцы воспользовались
лодками, доставленными им по
распоряжению греческого
императора, для военных операций
против Никеи со стороны Асканиева
озера. На 18 или 19 июня
От Никеи путь крестоносцев шел через Дорилей, Иконий и Гераклею. Здесь они разделились на два отряда: одни направились на юг, к Тарсу, другие пошли на северо-восток, чтобы, обойдя Таврские горы, спуститься к Антиохии. Кылыч-Арслан ожидал крестоносцев при Дорилее, желая преградить дальнейшее их движение. Впереди крестоносного ополчения шел Боемунд со своим отрядом. Ему и принадлежит честь победы над Кылыч-Арсланом при Дорилее. Позднейшие писатели рассказывают, что Боемунд, отчаявшись в успехе своего предприятия при Дорилее, послал гонцов к крестоносным вождям; Гонцы будто пришли прямо к Готфриду; последний, посоветовавшись с вождями, отправился лично на помощь Боемунду и выручил его из беды. Но дознано, что Готфрид вовсе не участвовал в деле при Дорилее; Боемунд разбил Кылыч-Арслана, соединившись с провансальцами. Делом при Дорилее и заканчивается более сильное сопротивление, которое турки оказывали крестоносцам; Кылыч-Арслан удалился внутрь страны и ограничивался слабыми нападениями на отдельные отряды крестоносцев. Теперь, когда турки оставили незанятыми области, прилегающие к морю, императору византийскому представилась полная возможность восстановить свою власть на всем побережье Малой Азии без особенных жертв и затруднений.
Крестоносцы обратили внимание на армян, которые, естественно, не были довольны магометанским господством. Армяне, ослабленные ударами турок-сельджуков, долго отстаивали свою независимость; но это удалось только той части их, которые переселились в Месопотамию, Кап-падокию и Северо-Восточную Сирию, по побережью Средиземного моря. Крестоносцы дали понять армянам, что если они согласятся действовать заодно с ними, то могут надеяться на освобождение от турецкого ига. Армяне с готовностью приняли предложение крестоносцев: в самое короткое время они выгнали из своих городов турецкие гарнизоны и турецкое население. Та часть крестоносцев, которая направилась на северо-восток от Гераклеи, имела целью поднять на своем пути христианские народности против турок и спуститься к Антиохии, где был назначен сборный пункт крестоносного ополчения.
На юг от
Гераклеи в Киликию направились
только Балдуин, брат Готфрида, и
Танкред со своими отрядами; они
держали путь к Тарсу, занятому
слабым турецким отрядом.
Крестоносцы и здесь подняли против
турок христианское население, как в
стране, прилегающей к Тарсу, так и в
самом городе. Турецкий отряд
должен был сдаться крестоносцам.
Здесь возникли пререкания между
Балдуином и Танкредом из-за права
на владение Тарсом. Честь победы
была на стороне Танкреда, между тем
Балдуин присваивал себе и победу и
право на город. Рассвирепевший
Танкред вырезал весь турецкий
гарнизон и выгнал Балдуина. Этот
факт свидетельствует о том, что в
это время у норманнского вождя уже
созревала идея основания
независимого владения. Со своей
стороны Балдуин, потерпев неудачу
под Тарсом, отправился искать
счастия в другом месте. Одержав
несколько побед над сельджуками и
приобрев расположение армян,
Балдуин вошел в непосредственные
сношения с князем Эдессы Торосом и
так расположил его в свою пользу,
что вскоре был усыновлен им и
объявлен наследником княжества.
Не довольствуясь этим, Балдуин убил
Тороса и занял его престол. Таким
образом, с
К октябрю
Осенью
Боемунд,
князь тарентский, который и прежде
играл видную роль в крестоносном
ополчении как опытный вождь, как
храбрый, неустрашимый рыцарь, как
устроитель военных отрядов, под
Антиохией отличается уже как
искусный политик. Боемунд увидел,
что Антиохия, со своими
неприступными и несокрушимыми
укреплениями, со своим выгодным
положением (недалеко от Средиземного
моря, на реке Оронто, впадающей в
море), представляет весьма удобный
пункт для основания в ней независимого
княжества, что составляло главный
предмет всех стремлений и желаний
его. Дела его в Эдессе и Тарсе
только разжигали честолюбие
тарентского князя. При достижении
намеченной цели ему могло мешать
присутствие в крестоносном войске
уполномоченного греческого
императора. Роль Татикия, правда,
была двусмысленна, но важно то, что
он в походе был представителем и
защитником интересов греческой
империи. С точки зрения Татикия, и
Антиохия, подобно Никее, будучи
взята крестоносцами, должна была
принадлежать греческому
императору, и никому другому.
Положение Татикия среди
крестоносного ополчения было
довольно влиятельное, он умерял
честолюбивые стремления отдельных
вождей. Раймонд Ажильский, писатель
крестовых походов, обвиняет
Татикия в том, что он, отчаявшись в
успехе осады, подговаривал князей
снять осаду с города и расположить
войска по окрестным селениям, что
он поселил между крестоносцами
вражду и измену и скрылся из лагеря.
Обстоятельство это очень важно, но
оно не вяжется вообще с положением
и ходом дел. Анна Комнина прямо
обвиняет Боемунда в вынужденном
бегстве Татикия. Эти два
противуположные известия возможно
объяснить следующим образом.
Боемунд, преследуя свои
честолюбивые цели, тяготится
присутствием Татикия. Хотя
намерения Боемунда не были ни для
кого тайной, крестоносцы всякий
раз, когда находились в стесненном
положении, вручали ему
командование над союзными войсками,
вынуждаемые к этому, во-первых,
необходимостью, во-вторых,
насильственными действиями со
стороны самого Боемунда; Татикий
же, представитель византийского
императора, был вполне независим и
самостоятелен в среде крестоносцев
и в то же время пользовался весьма
большим авторитетом и мог
оказывать влияние на весь ход дел.
Боемунду нужно было во что бы то ни
стало устранить это влияние. Когда
разнеслась весть о приближении 300-тысячной
армии мосульского эмира Кербуги,
который шел на выручку Антиохии,
Боемунд начал доказывать вождям,
что Кербуга подослан византийским
императором, что цель участия
Татикия в их войске состоит в том,
чтобы возбуждать мусульман против
крестоносцев. Все это вызвало в
крестоносцах такую неприязнь
против Татикия, что он принужден
был бежать. Бегство Татикия имело
важное значение для всего хода
событий. Крестоносцы нарушили
клятву, данную византийскому
императору, устранили греческий
элемент из своего ополчения и
начали действовать на свой
собственный страх. После бегства
Татикия Боемунду открылось
свободное поле для его
честолюбивых замыслов. Боемунд
сыграл здесь роль Ахиллеса под
Троей. Обиженный Ахиллес оставляет
стан греков, проводит в бездействии
целые месяцы, пока наконец греки,
теснимые со всех сторон троянцами,
не были вынуждены просить его
выручить их из беды. Увлекаемый
честолюбием Боемунд, видя, что при
той деморализации, которая
господствовала среди крестоносцев,
нельзя поддержать осаду, и ожидая в
то же время с часу на час прибытия
сильного мусульманского ополчения
под начальством Кербуги, сделал
решительный шаг. Он заявил
крестоносцам, что если они не
предоставят ему главного
начальства над всем войском, если
не пообещают оставить за ним это
главенство и на будущее время для
ведения дела крестового похода,
если, наконец, не предадут в его
власть Антиохии в случае ее
завоевания, то он умывает руки и не
отвечает ни за что и вместе с своим
отрядом оставит их. Между тем
среди крестоносцев день ото дня
увеличивалась смертность, бегство
целых отрядов и вождей. Находясь в
таком положении, крестоносцы
порешили предоставить Боемунду все
полномочия для ведения дела и
обещали исполнить все, что он
требовал. Боемунд еще раньше вошел
в соглашение с одним из начальников,
защищавших антиохийские стены. Это
был Фируз, армянин по происхождению.
Фируз, как христианин, не мог не
питать симпатии к крестоносцам,
освободителям всего
малоазиатского христианства, кроме
того, он имел личную вражду к Баги-Сиану,
эмиру Антиохии. Сношения Фируза и
Боемунда держались в тайне, и никто
не знал о них. Боемунд назначил на 2
июня общий приступ на Антиохию. В
ночь с 1 на 2 июня он подвел свой
отряд к башне, которую защищал
Фируз; башня была сдана. С другой
стороны в Антиохию ворвались
другие крестоносцы, и в городе
началась резня; большая часть
мусульманского гарнизона, не
успевшая спастись бегством, была
перерезана и перебита. Сам Баги-Сиан
едва спасся бегством, но всего
только на несколько дней; его
поймали и убили. Таким образом, 2
июня
На другой день (3 июня) к городу подошел эмир мо-сульский Кербуга с 300-тысячной турецкой армией. Кербуга знал и о слабости крестоносного войска, и о том бедственном положении, в котором оно находилось: крестоносное ополчение достигало теперь не более 120 тысяч, остальные 180 тысяч частью погибли в битвах с мусульманами и в трудном переходе по опустошенным областям после никейского дела, частью же были рассеяны в различных городах Малой Азии в виде гарнизонов. Но и эти 120 тысяч вошли в город, лишенный всяких средств к пропитанию, притом они были утомлены продолжительною осадою и длинными переходами. Кербуга знал это и твердо решился голодом заставить крестоносцев сдаться. Крестоносцы очутились в самом ужасном, безвыходном положении. Три недели они сидели запертыми в городе, изредка делая незначительные и не имевшие никаких последствий вылазки, пользуясь тем, что город не вполне тесно был окружен врагами. Для крестоносцев оставалось одно средство к спасению: по реке Оронто спуститься к Средиземному морю, в гаванях которого были венецианские торговые корабли. Но этот путь представлял много опасностей, им пользовались, однако, сначала поодиночке, а потом целыми отрядами, были даже случаи, что князья и знатные рыцари сдавались на милость мусульман или спасались бегством к морю.
К этому
тяжкому для крестоносцев времени
относится появление саг и народных
сказаний, которые были продуктом
болезненного фантастического
настроения народных масс. К этому
времени относится и происхождение
саги о Петре Пустыннике.
Исторический Петр Пустынник,
спасшись после уничтожения его
армии, участвовал, правда, в первом
крестовом походе, но не как вождь, а
как простой пилигрим, без особенной
силы, авторитета и влияния. Только в
весьма немногочисленном кружке
простого народа Петр Пустынник
пользовался некоторым почетом и
уважением, это выражалось в том, что
его избирали казначеем. Он был,
между прочим, одним из первых,
которые решились бежать из
Антиохии, и только Боемунд
остановил его. В это же время
составилось сказание о св. копье,
Раймонд Тулузский, отличавшийся
религиозным настроением между
остальными крестоносными вождями,
вполне искренно верил в св. копье.
Но уже Боемунд, находясь под
Иерусалимом, подсмеивался над
Раймондом, доказывая ему, что
рассказ о св. копье был вымыслом для
поддержания упавшего духа и для
возбуждения мужества народных масс.
Предание о св. копье появилось
следующим образом. Однажды приходит
к Раймонду Тулузскому один монах и
рассказывает, что во время молитвы
ему явился св. Андрей и сказал, что в
городе есть место, где скрыто копье,
которым было прободено ребро
Спасителя, что в этом именно копье
крестоносцы должны искать свое
спасение. Добродушный Раймонд
поверил этому; объявил народу,
начали искать, нашли действительно
заржавленное копье; толпы крестоносцев
были воодушевлены этой находкой.
Боемунд, назначенный главным
предводителем крестоносного
ополчения, решился сделать
последнее усилие, чтобы освободить
Антиохию от осады. В мусульманском
войске между тем происходили
раздоры между предводителями, в
продолжение трех недель многие из
них оставили отряд Кербуги, так
что осаждающая армия значительно
ослабела. 28 июня
Когда крестоносцы овладели Антиохией, религиозный энтузиазм их вождей значительно ослабел. Целый год они проводят в бездействии, во взаимных спорах и распрях из-за обладания Антиохией; они как бы совсем забыли о главной цели своего предприятия — об освовождении от неверных Гроба Господня. Как только миновала опасность от Кербуги, тотчас между сильнейшими вождями — Боемундом Тарентским и Раймондом Тулузским — возник довольно крупный спор, характеризующий обоих предводителей. Боемунд напоминал теперь крестоносцам об их обещании, данном ему до взятия Антиохии, и требовал исключительного господства в городе. Но у Раймонда Тулузского, представителя законности и рыцарской верности долгу, была многочисленная партия, которая в силу чисто материальных выгод находила требования Боемунда вовсе несогласными с положением крестоносцев. Раймонд и его партия настаивали, ввиду данных византийскому императору обязательств, на том, что Антиохия должна быть передана во власть византийского правительства. Партия Раймонда взяла верх, и в Константинополь было отправлено для переговоров посольство, во главе которого стоял брат французского короля Гуго Вермандуа. О результатах переговоров мы ничего не знаем, так как Гуго не возвращался более в лагерь, он сел на корабль и удалился в отечество. То же сделал и другой вождь, Стефан Блуа, который, правда, не играл выдающейся роли в ополчении, но участвовал в нем со значительным военным отрядом, так что его удаление не могло не ослабить крестоносное войско. Боемунд, чтобы отстоять свое право на господство в Антиохии, обратил внимание вождей на поведение византийского императора, свидетельствовавшее о враждебных его чувствах к крестоносцам. В то самое время, когда крестоносцы, лишенные средств к пропитанию, изнемогали под Антиохией, взятие которой замедлялось еще и тем, что они не имели осадных снарядов, византийский император находился вблизи Антиохии со значительными военными силами и осадными машинами и не захотел оказать крестоносцам никакой помощи; между тем при переправе крестоносцев через Босфор он дал слово лично участвовать в их походе. Теперь же, занимая без особенных усилий Ефес, Милет и другие города, без особенных жертв одерживая победы над турками, ослабленными крестоносцами, император покупает ценою крови крестоносцев легкие победы и расширяет свои владения. На это именно обстоятельство указывал Боемунд как на бесчестный поступок со стороны византийского императора, и ему удалось убедить князей в том, что передача Антиохии византийскому правительству принесла бы вред делу крестовых походов. Таким образом Антиохия предоставлена была во власть тарентского князя.
В Антиохии
распространилась смертность,
которая похитила многих знатных, в
том числе и папского легата,
духовного представителя в первом
крестовом походе. Крестоносное
ополчение терпело большой
недостаток и в пище и в одежде.
Лишения приводили в экстаз простой
народ, который приписывал свои
несчастия небесной каре за то, что
медлили освобождением Гроба
Господня. Выведенный из терпения
народ угрожал сжечь Антиохию, если
его не поведут дальше. Честолюбивый
Боемунд устоял против искушения и
не внял побуждениям долга, —
Раймонд же Тулузский и другие вожди
двинулись дальше. Они направились к
Иерусалиму береговою полосою и не
теряли надежды вознаградить себя
другими земельными приобретениями.
Легкие победы над ослабленным
турецким населением не
вознаграждали их более. Они с завистью
вспоминали об Эдессе, Тарсе и
Антиохии. В особенности
честолюбивыми желаниями горел
теперь Раймонд, всего более
обиженный судьбой. Он был из
сильнейших вождей крестоносного
ополчения, он всех теплее относился
к делу крестовых походов, и, однако,
до сих пор он не владел ничем, между
тем и менее знатные и менее сочувствовавшие
делу похода имеют уже независимые
владения. Раймонд остановился у
Триполи. Уже все было готово для
взятия города, как вдруг Боемунд,
зорко и ревниво следивший за тем,
чтобы вблизи его княжества не
появилось другого
самостоятельного владения под главенством
западного князя, прислал к Триполи
коварного Танкреда, который и
помешал плану Раймонда. В крестоносном
лагере начались громкие жалобы на
князей, простой народ требовал
немедленного движения к Иерусалиму.
Тогда Раймонд, находя невозможным
противиться далее общему желанию,
принужден был оставить Триполи (в
середине мая
Крестоносцы
очень много потеряли в спорах из-за
Антиохии и Триполи. Летом
Итак, цель была достигнута, крест восторжествовал над исламом. Город был наполнен враждебным мусульманским населением, завоеватели обошлись с ним в высшей степени жестоко. Как бы в отомщение за свои продолжительные страдания, они предали мечу и огню все, что было в городе мусульманского. Летописцы с удовольствием рассказывают о лужах крови, по которым ходили воины Христовы. Кровожадностью и хищностью отличался Танкред, удовлетворивший на этот раз, сколько возможно было, своей жестокости и ненасытной скупости. Первым делом, которое должны были решить крестоносцы, был вопрос об устройстве административной власти в Иерусалиме. Но здесь снова они разделились на две партии: одна стояла за то, чтобы устроить в Иерусалиме церковную республику с патриархом во главе, — это партия духовного господства; другая партия выдвигала светский принцип, эта последняя взяла перевес. Предложили Раймонду Тулузскому принять на себя управление Иерусалимом, но он в силу своих личных нравственных принципов отказался; предложили Роберту Нормандскому, и тот отказался. Остался один Готфрид Бульонский, который и согласился на предложение, заявив, однако, что будет носить титул не иерусалимского короля, а «защитника Гроба Господня». Таким образом, Иерусалим был предоставлен во власть герцога нижне-лотарингского Готфрида Бульонского. Это обстоятельство имеет важное значение для последующей истории государств, основанных западными князьями. В Малой Азии было другое княжество — Эдесса, принадлежавшее брату Готфрида Бульонского — Балдуину; таким образом, в руках одного дома были два владения, которые при необходимости могли соединиться и оказывать сильное влияние на политику и положение других княжеств. Вручение власти над Иерусалимом Готфриду Бу-льонскому обусловливало собою усиление лотарингско-го дома на Востоке. Готфрид Бульонский был человек добрый, уступчивый, но в то же время весьма недалекий. Он едва не упустил из рук и той незначительной доли власти, которая ему досталась. В первый же год княжения Готфрида духовенство иерусалимское в высшей степени систематично начинает его стеснять, доводя его власть до минимума.
Самый желательный, естественный ход событий вслед за окончанием первого крестового похода должен был бы заключаться в дальнейшем проведении того принципа, который поставили себе крестоносцы, — принципа укрепления христианского элемента в Азии и ослабления мусульманского. Такой именно ход событий был желателен и ожидаем всем христианским населением как Европы, так и Азии. Но так как усиление христианского элемента в Азии обусловливало собою в то же время усиление тех княжеств, которые были основаны крестоносцами, и так как это последнее обстоятельство было противно видам и интересам Византийской империи, то ход событий принял совершенно иное направление. Византийские цари с этих пор всегда стояли на страже своих собственных интересов и препятствовали делу усиления христианского элемента в Малой Азии; этим обстоятельством объясняется все негодование, все обвинения, которые направлены против Византии со стороны западное-вропейцев.
Турецкий султан Кылыч-Арслан, выгнанный из Никеи, стесненный в Иконии, предоставивший всю Переднюю Азию ее собственным судьбам, не был уже более серьезным врагом для Византии, которая и поспешила восстановить свои права в Малой Азии. Но раз Передняя Азия перешла во владение Византии, политика византийского императора пошла дальше: он начал подумывать о том, чтобы подчинить своей власти Сирию, Палестину и владения, основанные крестоносцами. Вот почему в событиях XII ст. мы встречаемся с явлением в высшей степени любопытным. Византийский император, объявляя войну крестоносцам, часто заключает союзы с тем самым народом, который так недавно еще готов был разрушить Византийскую империю, — заключает союзы с турками. То же самое делают и западные князья: угрожаемые со стороны Византийской империи, они, видя в ослабленных турках менее опасных врагов, чем были для них теперь греки, заключают с турками союзы, чтобы общими силами выжить из Азии беспокойный греческий элемент. В этом именно обстоятельстве и заключается весь трагизм положения дел и интерес изучения эпохи.
Между
всеми князьями выдающееся
положение занял Боемунд. Он,
устроившись в Антиохии, сохранил
сношения с Западной Европой, что
доставило ему весьма благоприятные
условия и выгодное положение для
предстоявшей ему деятельности.
Боемунд решился округлить свои
антиохийские владения; это и было
вполне осуществимо, так как те
незначительные и слабые
представители мусульманского
элемента, которые еще остались
вокруг Антиохии, не могли оказать
большого сопротивления. Но Боемунд
в
Сила Боемунда была в высшей степени серьезна, другие князья сравнительно с ним не имели значения. У Готфрида, князя иерусалимского, было не более 200 рыцарей и до 2 тысяч малодисциплинированного войска. При такой малочисленности дружины положение «защитника Гроба Господня» было весьма незавидное. Боемунд понял это и желал распространить свое влияние на Иерусалим. Для этого он отправился в столицу Готфрида как бы для того, чтобы исполнить тот нравственный долг, который лежал на нем, — поклониться Гробу Господню. Его сопровождает довольно значительная армия, простиравшаяся до 20 тысяч. Боемунд оказал такое влияние на дела в Иерусалиме, что патриархом Иерусалима был выбран архиепископ Пи-занский Адальберт, человек, вполне преданный Боемунду. Новый патриарх, честолюбивый и ловкий политик, направил свои действия к тому, чтобы отнять у Готфрида и ту тень власти, которую тот еще имел. Адальберт хотел основать на Востоке святой престол, подобно Римскому, ввести в Иерусалиме духовный абсолютизм и подчинить себе все светские княжества.
Если мы
припомним характер норманнских
завоевателей, как Роллон,
основавший свои владения в
Нормандии, как Роберт Гвискар,
утвердившийся в Италии; если примем
во внимание политику и средства,
какими пользовались эти князья для
достижения своих целей, то мы будем
иметь возможность понять и оценить
действия Боемунда. Боемунд считал
себя ничем не ниже Роллона и
Роберта Гвис-кара и хотел повторить
в Азии дела, которые его предки
совершили в Европе. Боемунд был уже
близок к осуществлению
исторической задачи норманнского
народа. Владея сильной армией, он
округляет свое Антиохийское княжество.
Здесь были мелкие государства,
принадлежавшие турецким эмирам;
но эти эмиры не могли оказать
Боемунду сильного сопротивления,
так как они были ослаблены войной с
крестоносцами, к тому же их силы
были разъединены внутренними
раздорами. Но стремления Боемунда
имели трагический исход,
отразившийся неблагоприятным
образом на всем христианском деле.
Боемунд напал на опасного
соперника в лице Данишменда Малика
Гази, эмира сивасского (на р. Галисе).
Оставшись позади крестоносцев,
Данишменды успели настолько
усилиться, что после
окончательного ослабления
иконийского султаната выступили к
Когда Боемунд по просьбе армянского князя Гавриила в Малатии пошел войной на Малика Гази, то против ожидания встретился с сильным турецким отрядом, потерпел полное поражение, захвачен со многими рыцарями в плен и отведен в Неокесарию, где содержался около четырех лет (1101 — 1104). Этот плен имел важное значение для всех христианских земель в Азии: христиане остались без своего главы, были предоставлены собственным силам среди враждебного магометанского населения. Боемунд, находясь в плену у Малика Гази, очень может быть, сделался его политическим наставником и учителем. Как ни был груб Данишменд, он понял цену своего пленника. Когда византийский император пожелал выкупить Боемунда, Малик Гази потребовал огромную сумму денег. Греческое правительство готово было на все жертвы, лишь бы избавиться от грозного норманна. Но тут спасло Боемунда совершенно случайное обстоятельство: Малик Гази и Кылыч-Арслан поссорились между собою из-за того, как должна была быть разделена между ними выкупная сумма за Боемунда. Боемунд воспользовался этим обстоятельством, чтобы выставить им на вид опасность со стороны византийского императора. Он выяснил им, что царь Алексей, завладевши им, избавится от сильного и грозного врага и направит тогда свои силы против них, что если они дорожат собственно выкупной суммой, то ее выплатят им друзья его — князья Иерусалима и Эдессы, что в данном случае важнее не деньги, а политические интересы, в достижении которых он может оказать большую услугу всему турецкому народу, соединившись с ними против византийского императора. Боемунд обещал турецким вождям всю Переднюю Азию, а себе выговорил только Антиохию. Уполномоченный византийский Григорий Таронит, который вел с турецкими князьями переговоры о выкупе Боемунда, был вовлечен в обман и потому не донес византийскому императору, что переговоры приняли неблагоприятный для Византии оборот. Малик Гази, получив за Боемунда выкуп от одного армянского князя, освободил его на волю и препроводил в Таре.
Несколько монет, сохранившихся от этого времени, дают нам весьма любопытный и в высшей степени драгоценный материал для уяснения дел в эту эпоху. Монеты принадлежат царству Данишмендов; на одной стороне изображен Иисус Христос, на другой стороне греческими литерами выбито: «Малик Гази, царь Романии и Анатолии» — явление в высшей степени знаменательное; оно прямо характеризует нам Малика Гази. Он не был похож на тех диких турецких завоевателей, которые жгли, опустошали и уничтожали все, что было вне ислама. Малик Гази проводит принцип веротерпимости, предоставляет подчиненным народам политическую свободу, оставляя неприкосновенным греческий язык и греческое письмо. В этих монетах в настоящее время имеется единственное указание на ту политическую роль, какую играл в Передней Азии Данишменд и которая была усвоена им, без всякого сомнения, по внушению такого умного политика, как Боемунд.
Возвратившись в Антиохию, Боемунд собрал в свои руки все нити политического движения. Он составил большой союз, в котором участвовали как магометанские, так и христианские силы, и прежде всего направил свой удар против эмира Мосула и Алеппо, который наиболее теснил христиан во время нахождения его в плену. Хотя средства, собранные Боемундом, и были значительны, но результат далеко не соответствовал его ожиданиям: христианские князья потерпели полное поражение в битве при Гарране (1104). Это поражение имело весьма важное значение для судьбы христианских княжеств на Востоке, оно возбудило новые надежды в мусульманах и греках и поставило на край гибели самое существование крестоносцев. К тому же и в будущем не предвиделось благоприятной перемены обстоятельств, потому что христиане не сохранили между собою единства; между вождями двух племен, норманнов и провансальцев, продолжала расти вражда и недоверие. Провансальцы в отсутствие Боемунда при помощи греческого императора завладели Триполи — обстоятельство, которое было весьма нежелательно для Боемунда, так как близкое соседство провансальцев могло серьезно угрожать судьбам Антиохийского княжества. Кроме того, Боемунд имел основание недоверчиво относиться к провансальцам еще и потому, что они в продолжение всего крестового похода отстаивали интересы византийского царя, заклятого врага Боемунда. После рокового для христиан поражения при Гарране всякая попытка со стороны Боемунда, в смысле ослабления византийской или мусульманской силы в Азии, казалась уже неосуществимой и несвоевременной, ибо силы христиан были в высшей степени ослаблены. Король иерусалимский, который по своему положению должен был бы играть передовую роль среди христианского элемента и стоять во главе всякого предприятия, направленного для ослабления врагов Христовых, иерусалимский король, «защитник Гроба Господня», лишен был всякой силы, всякого авторитета. Если и оставались у кого средства для борьбы, то они сосредоточивались в руках антиохийского князя. Но он мало заботился об общих интересах, он преследовал свои личные цели. Таким образом, политический горизонт христиан был мрачен; их выручило случайное обстоятельство.
Для исполнения своей заветной мечты Боемунд составляет обширный дальновидный план. Находя наличные средства христиан недостаточными для борьбы с двумя врагами, мусульманами и греками, он решил вызвать для этой борьбы новые силы из Европы. Он сообщил антиохийским князьям, что они переживают в данную минуту весьма опасное для себя время. «Но опасное время, — утешал он, — возбуждает к великим планам и предприятиям. Я полагаю, что в Антиохии можете оставаться вы одни; я же отправлюсь в Европу и привлеку новые силы для борьбы». Но Боемунд был далек от мысли составить второй крестовый поход; честолюбивый и себялюбивый князь преследовал одну личную цель — уничтожить византийского императора в Азии. Этот план выясняется из действий Боемунда, когда он был в плену у мусульман, а равно и из последующих обстоятельств. Для выполнения этого плана представлялось немаловажное затруднение. Греческий император, как бы предчувствуя, что подобный план мог зародиться в уме предприимчивого норманна, приказал греческим военным судам крейсировать у берегов Малой Азии. Существует легенда, которую повторяет и Анна Комнина: чтобы обмануть бдительность греков, Бое-мунд будто бы приказал положить себя в гроб, и таким образом удалось кораблю, везшему живого мертвеца, пройти беспрепятственно ту сберегательную линию, которую составили греческие суда у берегов Малой Азии. С острова Корфу Боемунд послал письмо, полное сильных угроз, греческому императору.
В Италии
Боемунда ожидала восторженная
встреча как героя и борца за святое
дело. Папа Пасхалис II, человек добрый
и доверчивый, дал Боемунду
рекомендательные письма к королям
французскому и немецкому и
разрешил проповедовать поход
против схизматических греков. Боемунд
провел в Европе три года, и недаром.
Его вполне заслуженная слава как
лучшего предводителя крестовых походов
выросла на глазах европейцев и
доставила ему желанный успех.
Король французский женил его на
одной из своих дочерей (Констанце),
а другую выдал за Танкреда, чем
Боемунд завязывал связи с
коронованными европейскими
особами. Его проповедь имела полный
успех в Ломбардии, Франции и
Германии. К началу
Ополчение,
во главе которого стоял
норманнский вождь, направилось
прямо к византийским владениям и
осадило город Драч (Dyrrachium). В
Вследствие
побед, одержанных крестоносцами на
Востоке, Византия избавилась от
врага, угрожавшего ей в Азии, и
император Алексей, располагая
значительными морскими и
сухопутными силами, имел полную
возможность защищать свои западные
владения. Драч оказался очень
сильным и укрепленным городом, для
взятия которого нужно было сделать
еще большие приготовления: построить
лестницы, стенобитные машины, башни,
а лесу у крестоносцев не было. К
этому присоединилось еще то, что
греческий флот отнял у
крестоносцев возможность подвоза
съестных припасов. Крестоносцы
начали терпеть лишения; поднялся
ропот среди войска; от Боемунда
требовали, чтобы он не тратил
бесполезно времени в осаде города,
а вел бы войска дальше. Подобное
внутреннее и внешнее положение
дел заставило Боемунда прекратить
осаду и начать переговоры с
византийским императором. Царь
Алексей хорошо знал своего
противника и потому в переговорах
употребил всю осторожность и
настойчивость. В
Оценивая деятельность Боемунда, мы должны признать, что он принес много вреда всему христианскому делу на Востоке, что он есть главный виновник всех бедствий, неудач и потерь крестоносцев. Христиане на Востоке должны были преследовать одну цель: твердо сохраняя солидарность между собою, они должны были заключить в то же время прочный союз с Византийской империей и направить все силы на мусульман. Между тем роковая ошибка христиан заключалась в их соревновании между собою и во вражде с Византией, самая сильная ответственность в этом отношении падает на Боемунда. Он своим честолюбием поселил антагонизм между Византийскою империею и крестоносцами. Он первый ввел в практику тот странный прием, к которому впоследствии прибегали и византийские императоры: он первый начал заключать дружественные союзы с тем народом, против которого было направлено все крестоносное движение.
[1] В двух косых текст зачеркнут, но на полях пометка: «нужно» — рукой ли автора, сказать трудно. (Ред.)