Глава VIII

СОСЕДИ ВИЗАНТИИ В XIV в.: СЕРБЫ, ОСМАНЫ, ТРАПЕЗУНТ

Образование Сербского королевства при Стефане Первовенчанном (1196—1224), сыне Немани, совпало с латинским завоеванием империи Комнинов и Ангелов. Не стало могущественной соседней Византии, которая могла бы мешать сербскому объединению; Никейское царство, отделенное от сербов латинскими завоевателями, само да­ет руку помощи православным сербам. Никейская патри­архия благословляет Сербскую национальную и автоном­ную Церковь, ставит св. Саву архиепископом всех серб­ских земель с правом возложить королевский венец на голову его брата Стефана. Последний унаследовал от отца Центральную и Западную Сербию: Рашку с Захлумьем и Требиньей, Зету с Котором, область рек Дрины и Моравы, наконец, Косово поле. Целых 80 лет, до Милутина, Неманичи, из коих долее других правил Урош I (1243—1276), бы­ли заняты удельными междоусобиями и, несмотря на бла­гоприятные в общем условия, не приумножили, даже ума­лили сербскую державу. Культура и просвещение Сербии росли быстро благодаря богатствам страны: плодородной почве, богатым пастбищам, многочисленным рудникам меди, железа, олова и драгоценных металлов; толпы шваб­ских и чешских рудокопов и мастеров создали в Сербии, при покровительстве королей, ряд населенных пунктов и городов. Торговля была оживлена, но находилась в руках Дубровника и итальянцев. Латинское влияние росло, о чем свидетельствует и романский стиль древнейших церквей и обителей Сербии. Мало заботясь о создании сербских торговых и промышленных классов, Неманичи были бес­сильны и в борьбе со злом, губившим Византию XIII и XIV вв.: с засильем и анархией аристократии, опиравшейся в Сербии не только на свое крупнейшее землевладение, но и на исконный жупный и удельный строй. При непрерыв­ных междоусобиях властели господствовали и в стране, и при дворе, в царском совете, государство было слабо. От­части по этой причине Неманичи не вели национальной политики. Они не отняли у венгров Босну и предали ее ла­тинству и богомильству, упустив случай объединить сер­бов, но некоторые из них, как Вукан и Драгутин, сами при­зывали венгров в свою страну, становясь вассалами вен­герского короля, включившего и Сербию в свой титул. Захлумье и Мачва переходят к Венгрии; Мачвою и Босною правит в половине XIII в. зять и вассал Белы Венгерского, русский выходец, князь Ростислав Михайлович Галицкий.

На востоке и юге выросла влахо-болгарская держава Иоан­на Асеня II (1221-1242).

Усиление Сербии началось с краля Милутина (1282— 1320), выдающегося политика и воина. И он не имел на се­вере успеха, под натиском Венгрии и Филиппа Тарентско-го не мог присоединить удела своего брата Драгутина. Его крупные и быстрые успехи были направлены в сторону меньшего сопротивления, на земли Андроника Старшего Палеолога, бессильного под ударами каталанов и турок. Сербская держава распространяется на юг и на восток, в очищенную болгарами Македонию, путеводной звездою служит основанная Неманичами афонская лавра Хиландарь. Милутин отнял у Андроника Скопле, бассейн рек Брегальницы, верхнего Вардара и Черного Дрина; его владе­ния граничили с областями Кратова, Штипа, Белеса и Охриды; сербские полки подходили к Фессалии и Афону. Со стороны Болгарии, страдавшей от ногайских татар, также не было отпора; Милутин вмешивался в дела Болгарии и округлил за ее счет свои границы на верховьях Стримона и по Дунаю. Уступая силе Милутина, правительство Андро­ника льстило себя надеждой подчинить Сербию греческо­му культурному влиянию, использовать сербское воинство для отражения латинян и турок. В этих видах Андроник предложил пожилому Милутину руку своей 7-летней доче­ри Симониды. Неестественный брак состоялся. Греческое влияние хлынуло на Сербию широкою волною, греческие архонты служат Милутину, греческое просвещение и цер­ковное искусство вытесняют в Сербии романские образ­цы, и в сербских фресках XIV в. наблюдаются признаки ме­стной, балканской, школы искусства; сербские полки властеля и воеводы Новака Гребострека со славою сражаются с сельджуками в М. Азии, явившись на помощь греческому императору. Милутин был честолюбив, и, не задаваясь не­сбыточными мечтами подобно своему внуку Душану, он твердо вел Сербию по пути к славной будущности. Его вли­яние в Константинополе было так велико, что императри­ца Ирина, мать Симониды, пыталась при его помощи отст­ранить от престола своих пасынков от первого брака Андроника. Но Милутин преследовал свои национальные за­дачи, он искал пробиться к южному морю; в дела Палеоло-гов он не вмешивался, и, несмотря на свое греческое род­ство, он заключил союз с Карлом Неаполитанским, пре­тендентом на наследство латинского императора Балдуина, выговорив себе в случае успеха Южную Македо­нию. Сильный Милутин прибрал к своим рукам сербскую знать, властелей-баштинников и служилых бояр, привык­ших вершить дела в королевском совете и участвовать в кровавых усобицах Неманичей. Милутин не был чужд ви­зантийским взглядам на власть монарха. Греческие масте­ра писали его с Симонидой в византийском облачении. Влияние греческой партии стало велико при его дворе: ею издали руководила царица Ирина, мать Симониды, при­славшая в Сербию и своих сыновей. На пути греческой партии стояли наследник престола Стефан и партия серб­ских властелей. Около 1311 г. Стефан и властель в Зете (Черногории) подняли восстание против Милутина, но отец был сильнее. Сын умолял о пощаде, но был ослеплен, хотя и не вполне, и сослан в Константинополь, в руки Ири­ны, вместе со своей женою, дочерью Смильцы Болгарско­го, и с ребенком Душаном. Вернулся Стефан в Сербию лишь после смерти Ирины, и то по ходатайству духовенст­ва. Через два года Милутин умер, и Стефан III Урош (Дечанский) вступил на престол (1320); вместе с ним, по новому в Сербии византийскому обычаю, был венчан на царство его 12-летний сын Стефан Душан. Стефана III Уроша, стро­ителя Дечан[1], прозванного поэтому Дечанским, прославля­ют его духовные биографы Даниил и Цамвлак за благочес­тие и щедроты, приравнивают его к мученикам за ослепле­ние, которое он претерпел по проискам греков, и за кончину от руки бояр; но государь он был слабый, а после брака с гречанкой он вновь наводнил греками сербский двор в Призрене; без пользы для Сербии он вмешивался в греческие междоусобия, защищая Андроника Старшего. К концу его правления «младший краль» Душан руководил сербскими войсками и при вторжении Михаила Болгар­ского, вступившего в союз с Андроником Младшим, жесто­ко разбил болгар, влахов и татяр у Вельбужда в 1330 г.; убит был и болгарский царь. Сербское влияние утвердилось в Болгарии, потерявшей земли от Ниша до Софийского пе­ревала через Балканы; поспешно отступивший Андроник потерял среднее течение Вардара, Северная Албания пере­шла в сербские руки. Вельбуждская битва дала Сербии бес­спорное первенство на Балканах, и в лице молодого Душана сербы нашли государя, какого им было нужно. На его пути стоял отец с женой-гречанкой. Возвели Душана на престол сербские властели старым способом дворцового и военного переворота. Стефан Дечанский был схвачен и задушен ими (1331) и остался в народной памяти мучени­ком, а Душан — отцеубийцей. Во главе властелей стояли внуки Новака Гребострека и сыновья могущественного ке­саря Воихны от сестры Михаила Шишмановича Бдинского (Видинского), болгарского царя, убитого под Вельбуждом. Дочь Воихпы Елена стала супругою Душана, имела самостоятельную силу, поддерживала Кантакузина и со­держала свою дружину немецких наемников; из четырех ее братьев Александр возводится на болгарский престол, а Оливер, Деян и младший Воихна были крупнейшими властелями и сановниками, память их жива в народных сказа­ниях и археологических памятниках.

Преступление не помешало Душану поднять Сербию на такую высоту, какой она не достигала ни ранее, ни после него. Суровый, храбрый, при случае хитрый, телом рос­лый, Душан обладал выдающимися качествами государя. Целью он себе поставил продолжение политики деда сво­его Милугина, но на основах более широких и менее осто­рожных: не только завоевание греческих земель до южно­го моря, но и создание сербо-греческой державы, имею­щей заместить Византийскую империю. Эти цели, не считавшиеся с неистребимым антагонизмом греков и славян, погубили его дело вскоре после его смерти, истощили и ослабили небольшую Сербию, далеко не объединенную. Но его правление представляет ряд блестящих успехов. За 24 года он не менее 13 раз ходил на греков и начал свои походы не медля. В три года он завоевал Западную Македо­нию от р. Стримона, почти не встретив сопротивления; мало того, на его сторону стали греческие архонты, недо­вольные правительством Андроника Младшего, как та­лантливый Сиргиан, завоевавший для сербов Касторию и увлекавший их к Салоникам. После убийства Сиргиана ви­зантийским агентом Душан согласился на мир тем охот­нее, что с севера ему угрожали венгры (1334). Душан даже вернул Андронику часть завоеванных земель. Все же в его державу включена была Западная Македония от Охриды до Стримона, кроме Салоник и Халкидики. В Прилепе он выстроил себе дворец. В 1335г. Душан снова угрожает Ви­зантии, но Андроник поступился гордостью византийско­го царя, явился к Душану и, пропировав с ним семь дней, предотвратил столкновение. Душан пошел на Албанию, взял Драч (Дураццо), Валлону и даже Янину (1340), принял титул короля Албании. Его новые владения вклинились между Эпиром и Фессалией. Когда же Андроника не стало и между Палеологами и Кантакузином разгорелась междо­усобная война, причем Кантакузин искал его помощи и на­ходился в его власти, Душан устраивает свое новое царст­во, селит на нем сербов, захватывает удел старого кесаря Хреля (Струмицу), осаждает Серее, берет Эдессу. Когда Кантакузин скрылся из лагеря Душана и захватил Веррию, Душан разорвал договор с Кантакузином, о выдаче которо­го Палеологам он и ранее вел переговоры при посредстве Хреля и Венеции. С греками Душан никогда не был искре­нен, преследуя свою заветную цель — основание новой сербо-греческой державы на развалинах Византии. Ее он помнил с детских лет, проведенных в греческой столице. Сербы и их немецкие наемники не умели брать укреплен­ных городов. Больших армий Душан в Македонию не при­водил; поэтому в 1343—1345 гг., разоряя Македонию, Ду­шан не штурмовал Салоник и не раз его отряды были биты айдинскими сельджуками, служившими Кантакузину. Тем не менее разорение и анархия в Македонии создали и в го­родах, кроме Салоник, партии уставших, предпочитавших сербскую власть. Передались сербам Веррия и — после храброй обороны — Серес, богатейший город Восточной Македонии (1345). В 15 лет Душан овладел Македонией и Албанией. В нем окрепло убеждение, что Византия безна­дежно слаба и уступит место его новой державе; но он не представлял себе эту последнюю в иных формах, как ви­зантийских, что было несчастьем для Сербии: нельзя вли­вать новое вино в ветхие мехи.

«Завоевав Серес, краль провозгласил себя царем ромэев и торжественно возложил на себя венец и царское об­лачение... и предоставил сыну управлять по сербским за­конам страною от Адриатического моря и Дуная до г. Скопле, назначив границею... Вардар; себе же взял ромэйские земли и города до Христопалъских теснин для управ­ления по обычным установлениям ромэев» (Григора). «Возгордясь и захватив большую часть Ромэйской импе­рии, он провозгласил себя царем ромэев и триваллов (сер­бов), сыну же предоставил титул краля» (Кантакузин).

Он овладел действительно чисто греческими землями Восточной Македонии, вотчинами Палеологов и других знатнейших семейств Византии, Меникейскою горою, по­крытою богатыми обителями с царским монастырем Пред­течи во главе. Древности Сереса и его округа доселе привле­кают к себе внимание. Политические притязания Душана отразились на его грамотах и хрисовулах. В начале 1345 г. он еще «самодержец всех сербских земель и честник грече­ским странам»; в конце же, по завоевании Сереса, он подпи­сывается «краль Сербии... Албании, Приморья, владетель не­малой части Болгарского царства и государь почти всей Ви­зантийской империи»; несколько позже он — «царь и самодержец Сербии и Романии». В Сересе, до коронации в Скопле, он стал зваться царем. И болгарские Асени, даже его шурин Иоанн Александр, носили царский титул, но их цар­ство было влахо-болгарское. У Душана было иное честолю­бие; он мог руководиться древним примером царя болгар и греков Симеона, о котором, кроме рукописей, свидетельст­вовали памятники на берегах Преспанского и Охридского озер, народные предания и иерархические притязания Ох-риды — Юстинианы. Провозгласив себя царем на византий­ской почве, Душан поступает как византийский монарх. Греческие архонты становятся его «домочадцами», сохра­няют византийские звания, ставятся во главе местной адми­нистрации с соблюдением ее византийских форм, получа­ют подтверждение своих привилегий и иммунитета; осо­бенно церковное землевладение, начиная с меникейских и афонских монастырей, жалуется грамотами на свободу от податей и повинностей, на новые богатые земли и доход­ные статьи. Грамоты грекам редактированы по-гречески, с соблюдением всех форм императорской канцелярии. Ду-шану было ясно, что его политические притязания должны быть признаны духовной властью, притом греческой; и так как нельзя было надеяться на Константинопольского пат­риарха, оставалось добиться от Афона и иерархов Македо­нии возведения в патриархи Сербского епископа, который мог бы венчать Душана на царство. Без патриарха нет царя. Душан добился своей цели. В 134б г. собравшееся в столице Скопле сербское духовенство с архиепископом Сербии, болгарское — с Тырновским патриархом, македонское — с архиепископом Охридским и представители Афона ставят в патриархи Ипекского архиепископа Иоашшкия, «бесчин­но», без патриархов, не считаясь с Константинопольской патриархией, которая и наложила на Сербскую Церковь от­лучение (1352 г., длилось до 1375 г.). Тогда же в присутствии церковного Собора, сербских властелей и послов Дубров­ника Душан был венчан в цари сербов и греков, болгар и ар-банасов (албанцев), с супругою Еленою; сын же Урош был венчан в короли всех сербских земель. Сербские вельможи, начиная с братьев Елены, получили византийские титулы деспота, кесаря, севастократора, логофета, протовестиария; щедроты посыпались на монастыри и церкви Афона и Сер­бии. С тех пор у Душана одна мечта — Константинополь: ему, как Карлу Анжуйскому, тесно в своих богатых владени­ях. Необходим был флот. Нужно было его строить на серб-ском Поморье, взять Салоники во что бы то ни стало; но Душан не обладал качествами Петра Великого и привык к бы­стрым, легким успехам. Он предпочитал достичь цели сила­ми Венеции, господствовавшей на море; в течение 10 лет с упорством и всякими подходами он старается склонить Ве­нецию к нападению на Византию: то просит принять его в число венецианских граждан и обеспечить ему убежище, в котором отнюдь не нуждался, то навязывает ей свои услуги и посредничество с возмутившейся Задрой, то прямо пред­лагает наступательный союз против Византии (1346, 1350); но венецианцы были хитрее Душана и отклоняли его пред­ложения тем вежливее, чем он становился сильнее. Душан был для них слишком опасен. В 1347 г. он завоевывает Эпир, Этолию, Акарнанию; деспина Анна Эпирская и ее дочь вы­ходят за родичей Душана, Оливера и Синиигу, получивших названные области в управление; воевода Прилуп овладел Фессалией и Макровлахией (1348). Явилась опасность для венецианских интересов и колоний на Евбее и на Коринф­ском заливе, созданных с большими трудами и жертвами. Сам Душан обложил Салоники, но и тогда города штурмом не брал, рассчитывал на переговоры с зилотами. Год изда­ния им знаменитого «Законника», важнейшего памятника законодательства южных славян (1349), является апогеем могущества и славы Душана, и в этот год венецианцы заклю­чают с Кантакузином мирный договор, на который и сосла­лись в ответе Душану. Царь сербов и греков был обманут. На­дежды на Венецию рушились, и вместе с ними — заветная мечта взять Константинополь. Душан круто меняет фронт. Потому ли, что его завоевательная энергия, собранные им силы, престиж в глазах не одобрявших его сербов старого закала требовали новых побед, или потому, что он хотел приблизить свою мощь к самой республике св. Марка, он обрушился на боснийского бана, союзника Венеции в борь­бе с венграми, и во главе 80 000 народного ополчения, како­го никогда не водил в Македонию, он прошел Боснию с ог­нем и мечом. При этом он обнажил от войск Македонию, только что завоеванную и еще не устроенную. Душан не рас­считал, что у Кантакузина хотя и мало осталось греков, были турки, которые не раз наносили сербам поражения и да­же вторгались во владения Душана. Кантакузин немедленно явился с турками, вступил в Салоники, овладел Юго-Запад­ной Македонией до Албании и Фессалии. Не только турки наводили ужас, дойдя в своих набегах до Скопле; изменили многие, не только греки, но и сербские враги Душана; горо­да сдавались без боя, кроме Веррии и Эдессы. Так были сла­бы связи в новой державе Душана. И успехи Кантакузина не были прочными; Душан, вернувшись, отнял почти все, за­хваченное у него. Но теперь он еще более убедился в своем бессилии овладеть Константинополем. Власть Кантакузина упрочилась, и турки во Фракии были бы опасны для серб­ского наступления. Поняв это, Душан в греках более не заис­кивал, мстил за измену и разрушил Эдессу. Энергия не оста­вила Душана, но он терпел уже неудачи. Кантакузин не усту­пал ему в быстроте и решительности.

Начало пятидесятых годов было особенно тревожно. Используя борьбу Кантакузина с Палеологом, венецианцев с генуэзцами, османы утвердились в Европе. Их призывали наперерыв воевавшие христиане. И Душан вступает на ту же линию, шлет послов к Орхану, предлагая союз и руку своей дочери для одного из султанских сыновей. И здесь Кантаку­зин расстроил планы Душана рискованным захватом турец­ких послов. Одновременно Душан вступает в сношения с Иоанном Палеологом в Салониках против общего врага Кантакузина. Снова тот расстроил соглашение, прислав в Салоники мать Иоанна. Когда османы прочно утвердились в залитой кровью Фракии, Душан не оценил момента, це бро­сил всех своих сил против турок, отказавшись от Босны, но послал Палеологу лишь семитысячный отряд Бориловича, который и был перебит на Марице более многочисленны­ми турками, высланными Кантакузином. Это была уже серь­езная военная и политическая неудача сербского оружия, потрясшая его престиж накануне решительного столкнове­ния между сербами и османами на Балканах. Оплошность Душана составляет его историческую вину перед Сербией и всем христианством на Востоке. Вина Душана тем больше, что он один располагал на Востоке достаточными силами для отпора османам и этих славянских сил не использовал. Содействия Запада себе Душан не обеспечил, наоборот — восстановил против себя Венецию и курию захватом Боснии и Адриатического побережья, которое латиняне уже считали своим. Ему пришлось сознать свою дипломатическую и даже военную неподготовленность под конец громкого правления, когда османы утвердились во Фракии, а греки в Константинополе с падением Кантакузина многие, по венецианским донесениям, были готовы предаться Венеции, или венграм, или сербам, лишь бы спастись от турок Сорокапятилетний Душан этого не пережил и скончался в Призрене в 1355 г. Народные сказания о его смерти в походе на турок содержат истину не историческую, но поэтическую: образ народного героя, олицетворение силы Сербии, гибнущей перед боем против рокового врага.

Османы, из турок-огузов, явились в Малую Азию как небольшая и безымянная кочевая орда. У их вождя Сулеймана была всего сотня палаток, когда он жил на верховьях Евфрата. Ничто не связывало этих недавних пришельцев с сельджуками, кроме общего единства расы, и они были свободны как от иранского, так и от греческого влияния. Таких небольших орд появилось много в связи с передвижениями монголов, и они обыкновенно гибли без следа или растворялись среди более крупных племен или государств; но османам было суждено исключительное будущее. Сын Сулеймана Эртогрул является уже на рубеже византийской Вифинии как вассал иконийского султана Ала ад-дина, поселенный на плоскогорье по среднему течению р. Сангария, и его резиденцией является Сюгюд, ныне небольшое местечко вблизи Биледжика по железной дороге на Эски-Шеир (Дорилей) и Конию. На этом плоскогорье, перерезанном лесистыми оврагами, османы быстро перешли к оседлости. Каждую весну отсюда они нападали на порубежных греческих архонтов. Настоящим основателем государства является сын Сулеймана Осман (1288—1326), давший народу имя, сохранившееся до сих пор. Его первые шаги были скромны, воевал он с соседними сельджукскими беями и с полунезависимыми греческими архонтами, до которых уже не доходила слабая византийская власть. Некоторые архонты жили с соседями османами дружно, даже были их верными союзниками, как Михал, владетель замка в предгорьях Олимпа. Другие гибли под ударами османов, как архонты известных по походам Алексея Комнина крепостей Белокомы (Биледжик), Ангелокомы (Айнеголь), Малагины на Сангарии (место еще не определено). И резиденцию Осман перенес поближе к Никее, в г. Ени-Шеир.

Своими успехами османы обязаны стечению благоприятных условий: слабости сельджуков, разгромленных монголами, и особенно анархическому состоянию восточных областей империи, обезлюдевших после восстаний при М. Палеологе, лишенных власти и ждавших своего завоевателя. К тому же тюркские поселенцы утвердились в Вифинии, даже в окрестностях Никеи, еще в XI в., при Никифоре Вотаниате, как союзные или наемные отряды сельджукского султана Сулеймана и его беев. В истории Алексея Комнина постоянно упоминаются турецкие отряды на службе императора. Задолго до XIII в. в Византии наблюдается то самое явление, что в Западной Римской империи последних веков: варвары как наемная сила, не всегда покорная, проникают на территорию и в са¬мый воинский организм государства. Успехи сельджуков уже изложены. Они подвергаются значительному влиянию византийской культуры в области управления и быта высших слоев; и в общем турки уживаются с христианами. Султаны в Конии имеют жен христианок, носят красные сапоги в подражание императорам, держат при себе греков советников, двор и телохранителей по византийскому образцу, заменяя лишь греческие имена и титулы турецкими; чеканят монету с греческой надписью; терпят в своей столице греческого митрополита и христианское богослужение. Между греческой и сельджукской столицами часты перебежчики, притом самые знатные, как султанские братья или сам Михаил Палеолог. Окраины обоих государств организованы приблизительно одинаково, доверены пограничным беям и архонтам, между собою зачастую дружным. С разгромом сельджуков монголами вполовине XIII в. между грозными завоевателями и Визан­тией обещали установиться дружественные отношения. Дочь М. Палеолога Мария отправлена в гарем султана Абаги в сопровождении игуменьи Пантократорского монас­тыря, и христианское богослужение совершается откры­то при дворе хана Передней Азии. Разгром сельджукского государства имел два последствия: огреченные верхние слои спасаются в Византию, теряя свою национальность, а пограничные эмиры, загнанные монголами в горные де­бри, начинают с Византией разбойничью войну. Эти эми­ры не племенные вожди, но предводители орд (как bandes guerrieres германцев), обязанные возвышением самим се­бе. Особенно после неудачных походов Михаила Палео­лога, сына Андроника Старшего, эти эмиры подчиняют пограничных архонтов и греческие города [Малой Азии], кроме Филадельфии, и с помощью туземных моряков гра­бят острова, встречая отпор лишь от латинян. Эмиры из дома Алисура образуют сильное государство Караман, за­хватив Конию, долину Меандра и побережье до Родоса, владея 15 городами, 150 укрепленными местечками, тыся­чами воинов и осадными машинами, эмиры Карамана ос­тавались опаснейшими врагами османов до XV в. К северу от них правили эмиры Текке (г. Адалия), Кермиан (Кутайя); в Карий — эмиры Ментеше; в Ефесе (Айасолук, от церкви ????? ????????) и в области Смирны и Ефеса (турец­кий Айасолук) — эмиры Айдин; в Магнисии — эмиры Са-рухан; в Пергамской области до Мраморного моря — эми­ры Караси; по Черноморью от устья Сангария до трапезунтского Лазистана — эмир Тимур и его сыновья.

Османы поселились между Караманом и Византией, положение их области было выгодно. Защищенные даль­ностью, ущельями и лесами, размножившись на плодород­ной земле, они становятся сильнее ближайших соседей. Свою ставку Осман перенес поближе к Никее, в город Ени-Шеир. Напрасно соседние архонты с царским стратигом Бруссы во главе соединяются против него с сельджукскими беями Караси. Осман разбил их и гнал до Аполлониад-ского озера на рубеже Мизии. Вся почти Вифиния, кроме Никомидии, Никеи и побережья, завоевана Османом, дей­ствовавшим не только силою, но и хитростью. Осман не являлся разорителем страны. Он отдает города и села сво­им сподвижникам в ленное владение, щадит народ, убавля­ет налоги, уважает христианство. Под его патриархальной властью вифинские крестьяне не жалели о византийском чиновнике; и, судя по многим данным, населенность и бо­гатство страны быстро возросли. Умножилось число и во­инов Османа, обладавших силой свежей расы, энтузиаз­мом завоевателей, верою в своего счастливого вождя и в собственные силы. Мало еще известный Константинопо­лю Осман выступил против Музалона, стратига царских войск под Никомидией, и разбил его двухтысячный отряд (1301), и беи Османа тем прочнее и спокойнее занимают Вифинию и устраивают свое хозяйство, щадя население как рабочую силу. Отняв у эмира кермианского крепость Эски-Шеир (Дорилей), осман вступает в союз с эмиром Сарухана против греков. Поход царского сына Михаила про­тив османов оканчивается позорным отступлением в Бигу (Пиги), и шайки османов доходят до азиатских пригоро­дов Константинополя. Никея осаждена Османом, и греки лишь с трудом, ночью, подвозят провиант из Киосской га­вани. Пока кесарь Рожер, вождь каталанов, был в живых, Осман действовал весьма осторожно, но, когда Рожер был убит, Осман договорился с его дружиною, и тысяча осма­нов с Меликом и Халилом во главе переправились в Галли-поли. Подвиги и гибель их были упомянуты выше. Но ядро османов по-прежнему уклонялось от авантюр, предпочи­тая расширять систематически свои владения и прочно обосновываться в них. Лишь перед смертью Осман послал сына Орхана взять богатую Бруссу и сам присутствовал при осаде этой сильной крепости, расположившись у це­лебных источников (ныне Чехирге). Когда Брусса сдалась на условиях, Осман удержал в городе греческое население (1326) и вскоре умер.

Его преемник Орхан (1326—1359) был уравновешен­ной натурой и не любил рискованных шагов. Толпы турок грабили Фракию, но это были не его люди. Нарушил мир сам Андроник Младший, напав на вассала османов во Фригии, Белого Тимура. Если фригийские турки еще боя­лись императора и Тимур простерся перед Андроником, целуя его пурпурные сапоги, то Орхан ни с какими тради­циями не считался и, как мы уже знаем, разбил Андроника под Филокриною, причем император едва спасся (1330). Орхан быстро использовал победу. Никея стала легкой до­бычей. Опять взятый город не был османами разрушен, но сохранен со всеми постройками и населением. Хотя свя­тыни были распроданы грекам же и церкви обращены в мечети, но Орхан старался поддержать культурные и бла­готворительные учреждения, которыми была богата Ни­кея, и мусульманские имареты при мечетях заменили школы и богадельни при церквах. Ближайшей целью Ор-хана стала Никомидия. Дважды приступал он к этому важ­ному приморскому городу, но оба раза встречал под его стенами энергичного Андроника; в первый раз царь и «са­трап» обменялись дарами, во второй раз турки поспешно ушли. Упорный Орхан организует небольшой флот с по­мощью своих сельджукских вассалов в Мизии, и впервые напали османы на европейский берег; нападение их было отражено, но Никомидия осталась без помощи и сдалась Орхану. И третий крупнейший город Вифинии стал ту­рецким и мусульманским; сохранив население и построй­ки. Успехи Орхана совпали со временем междоусобия внутри империи и с опустошительными набегами эмира Омара Айдинского во Фракии. В противоположность Омару эмир османов имел в виду лишь свои задачи неза­висимого государя и не давал Кантакузину вовлечь себя в орбиту византийской политики. Но благодаря росту сво­их сил Орхан стал особенно желательным союзником для византийских партий, и тогда он не отказывал в своей поддержке, поскольку таковая была полезной для молодо­го османского государства. По примеру М. Палеолога и И. Ватаци император Кантакузин выдает дочь за неверного, но сильного соседа; старый Орхан окружил ее почетом, не стесняя ее веры. Орхан долго был верен союзу, нападе­ния на византийское побережье прекратил и во время войн Кантакузина с Душаном три раза посылал в Европу сына Сулеймана с войском и даже с флотом, причем ос­манское юношество ознакомилось с Фракией; но в сно­шениях оставался независимым союзником и уже рассма­тривал азиатские области как свои. Приехав к Кантакузи­ну, он остановился на азиатском берегу, и византийский двор пировал в его ставке. Орхан использовал и междо­усобия между латинянами — войну Венеции с Генуей. Опять он действовал самостоятельно, и, невзирая на союз Кантакузина с Венецией, Орхан становится «братом и от­цом» генуэзцев, послав им помощь. Отношения между ца­рем и султаном обостряются. Душан, главный враг Канта­кузина, немедленно предлагает султану союз, а сыну его — свою дочь. У Орхана не было недостатка в христианских союзниках, и христианское добро само шло ему в руки. Арест греками сербских послов приводит к открытому разрыву — и опять по вине греков. Орхан подступал к Константинополю, требуя удовлетворения; сыновья его опустошают фракийский берег. Кантакузин на генуэзских кораблях добился мира с Орханом, но Венеция его не по­лучила. Османы и венецианцы становятся упорными вра­гами. Кантакузину Орхан опять помог, но турецкая моло­дежь при этом еще лучше ознакомилась с Фракией и с Ад­рианополем, будущей турецкой столицей. Часть турок даже осталась в Галлиполи с женами и детьми, будучи по­селена в крепости Чимпе самим Кантакузином, не подо­зревавшим, по-видимому, опасности. Когда же землетря­сение 1354 г. разрушило византийские крепости на Галли-польском полуострове, Сулейман явился с азиатского берега и поселил турок в греческих домах, беззащитных и покинутых хозяевами, и сам выстроил себе дворец в Гал­липоли. Занятая территория была поделена между турец­кими воинами; турецкие десятники, старосты и намест­ники заместили греческую администрацию. Оставшееся греческое население в панике бежит в Константинополь и там в не меньшем страхе ожидает нападения османов. Известно, что эти факты повлекли падение Кантакузина. Значение утверждения турок в Европе было оценено не только греками, но и Душаном Сербским; только его смерть остановила поход сербов с латинянами против ту­рок. Сын Кантакузина Матвей, продолжавший пользовать­ся турецкой помощью, был разбит сербами и попал в руки Иоанна Палеолога. Последний сознавал свое бессилие и всеми мерами старался снискать расположение Орхана: освободил из рук Калофета султанского сына Халила и выдал за него дочь. Но все его старания рушились, когда меч пророка попал в руки другого сына Орхана, Мурада I (1359—1389), за отречением старого отца, занятого дела­ми благочестия, и за смертью старшего брата Сулеймана, завоевателя Ангоры и Галлиполи.

Задачею Мурада и его советников стало завоевание Фракии, основание мусульманской империи в европей­ской Романии. Закончился первый период истории осма­нов — устроение завоеванной Вифинии со столицей Бруссой. Последняя достигла большого расцвета и к началу XV в. насчитывала, по показанию очевидца Шильдбергера, до 200 000 населения. Архитектурными памятниками вели­чия Бруссы являются до сих пор великолепные мечети и гробницы султанов, построенные в XIV и XV вв. Роскош­ный султанский дворец был расположен над городом, на уступе снежного Олимпа. В плодородной Вифинии быст­ро размножилось юное племя османов. Султанские побе­ды вдохнули религиозный и расовый энтузиазм в разроз­ненные сельджукские племена от Ангоры и Конии до Смирны и Галлиполи.

Не считаясь с дружественными и родственными свя­зями, которыми византийская дипломатия опутывала вы­росшую силу османов, Мурад предпринял завоевание Фракии, имея в виду ее главный город Адрианополь. Предварительно он овладел укрепленными этапами на пути между Константинополем и Адрианополем: Пиргосом (тур. Люле-Бургас), Цурулом (Чорлу), Мессиной (Каришдиран, место боев в последнюю болгаро-турецкую войну). Свою резиденцию Мурад перенес в Димотику, знакомое туркам гнездо Кантакузинов. Немедленно Му­рад организовал турецкое управление и роздал своим беям крупные тимары (лены); Фракия получила название «греческой страны», Рум-или (отсюда Румелия), в отли­чие от Осман-или, первых поселений по Сангарию. Каж­дую весну, по старому обычаю, османы расширяли свои владения, причем беи со своими людьми присоединя­лись к собственным войскам султана или к его «двору» (тур. Капу — дверь, дворец, отсюда лат. Порта). Личные войска султана составляли почти единственный посто­янный корпус и рекрутировались юношами из собствен­ных земель султана, а так как за ним оставались лучшие и наиболее населенные завоевания, то в его гвардию попа­дало и большое число христианской молодежи, обра­щенной в ислам; их стали воспитывать с детства в строго мусульманской обстановке, отрывая от родных. К XV в. султанские войска (далеко не все) получают имя яныча­ров (тур. ени-чери — рекруты).

Лишь устроив Фракию, Мурад подступил к укреплен­ному Адрианополю. Судьба столицы Фракии была решена: помощи ей не было. После краткой осады и бегства на­чальника византийского гарнизона горожане сдались, и для Адрианополя, давно не знавшего мира и спокойствия, настало время материального и даже культурного расцве­та. Когда Мурад со своим «лалой» (пестуном) Шахином, полководцами Хадми-Ильбегом и Евреносом вступил в го­род, ставший его столицею с 1365 г., в нем было до 15 000 деревянных домов, а к XV в. разноплеменное население Адрианополя насчитывало несколько сот тысяч. Благодаря плодородию страны и положению города на караванных и водных путях, развились торговля и ремесла. Богатство привлекло и просвещение: в султанской столице, в доме богатого еврея, знаменитый Плифон изучал древних фи­лософов. Но в художественном отношении Адрианополь далеко уступает старой столице Бруссе.

Дальнейшее завоевание до Балканских гор не встре­тило сопротивления: в стране не оставалось власти, и на­селенные пункты ожидали завоевателя. Фшшппополь был в болгарских руках (с 1344 г.), бессильных вследствие меж­доусобия между сыновьями царя Александра. Лала-Шахин взял Филиппополь без труда (1363), а за ним и Веррию (За-гору, тур. Эски-Загра); его отряды доходили до Софии и Тырнова. Евренос-бей завоевал низовья Марицы и Запад­ную Фракию с г. Помюльджиной, прибрежный Энос был оставлен за дружественным генуэзским домом Гаттелузи. Новые земли османов отрезали Константинополь от сухо­путного сообщения с христианскими державами. Недав­ние выходцы из Азии образуют во Фракии государство, ко­торое становится решающим фактором на Балканах и входит в круг европейской политики. Дальнейшие успехи османов поэтому излагаются в связи с общим положением Византии и христианского Леванта.

В связи с политическими судьбами Малой Азии стоит история Трапезунтского царства, прерванная выше (гла­ва 4) на конце XIII в. После разгрома сельджуков монгола­ми Хулагу Мануил I Трапезунтский, вассал иконийского султана, вовремя заявил покорность и сумел уберечь свою страну от ужасов монгольского нашествия. Сам он не ездил к великому хану в Каракорум. Современные гре­ки считали Мануила воинственным, Людовик Святой на­зывал его сильным и богатым государем, и хотя стать те­стем Мануила не пожелал, но находил полезным для ла­тинского императора сближение с Мануилом; это последнее в свою очередь не улыбалось Великому Ком-нину, считавшему свой род единственными законными наследниками Константинополя. При Мануиле и его сы­новьях наметились пути, которыми пойдет история Трапезунта в XIV в., с одной стороны, дружба с хозяевами Ма­лой Азии — монголами, потом — до конца XIV в. — осма­нами для обеспечения трапезунтских владений и торговли; с другой стороны, слабые претензии на гречес­кий Константинополь, опять до конца XIV в., до турецкой опасности. При Алексее II враги заключенной Михаилом Палеологом унии считали своим прирожденным монар­хом православного Великого Комнина. Многие право­славные уезжали в Трапезунт. Далее, уже при сыновьях Мануила I, приобретает опасный характер движение ар­хонтов, почти самостоятельных в своих лесах и ущельях, и распря туземной лазской и пришлой греческой знати. Наконец, трапезунтские цари, отказавшись от активной политики в глубь материка, обращают главное внимание на обогащение своей казны и страны покровительством транзитной торговле; к этому времени, благодаря захвату египтянами Сирии, определяется мировое значение тор­гового пути от Трапезунта через Армению и Персию до Индии, а также и местной торговли с Кавказом и Крымом, следуя около берега. В связи с движением против Михаи­ла Палеолога некоторые источники упоминают о приня­тии трапезунтскими государями титула императора и са­модержца ромэев, но вероятнее, что гордые своим родом Великие Комнины носили этот титул и ранее. М [ихаил] Палеолог не имел никакого успеха, требуя в Трапезунте отказа от императорского титула; тогда он переменил тактику и столь же настойчиво предлагал молодому Ио­анну руку своей дочери Евдокии и сумел осуществить этот политический брак, несмотря на нерасположение трапезунтского двора (1282). Трудно было при этом оформить отношения между обоими дворами и династи­ями. Византийский церемониал предоставлял Иоанну лишь ранг деспота и отказывал ему в царских красных са­погах; но законность прав и полноту политической само­стоятельности Константинополь должен был признать за трапезунтскими Комнинами, и трапезунтский двор удовлетворился этим существенным актом, узаконившим сосуществование двух православных царств греческой нации, притом с сохранением церковного единства.

Примирившись с Палеологами, Иоанн II заботливо поддерживал отношения, почти номинально зависимые, с ханом Передней Азии Абагой, женатым и на трапезунтской царевне, и на побочной дочери Михаила Палеолога; но кочевые туркмены отняли у Иоанна область до Керасунта. Иоанну (†1297) наследовал сын Алексей II (1297— 1330), упрочивший самостоятельность своего царства. Он сверг опеку Андроника Палеолога, которому поручил его умирающий отец, взял в жены грузинскую княжну, а не дочь византийского сановника Хумна, сильного при дворе Палеолога; он загнал туркменов в горы, обуздал генуэз­цев, отказавшихся платить пошлины, но терпел от синоп-ских пиратов-мусульман, сжегших даже пригороды Трапезунта. Флот Комнинов всегда был плох. При преем­никах Алексея II особенно развились внутренние смуты, лишь временами замиравшие в Трапезунте. Византийские архонты, пришедшие вместе с Комнинами, встретили враждебное отношение туземного элемента грузинского (лазского) племени, имевшего в своей среде древние кня­жеские фамилии. Пришлая знать именовалась схолария-ми (гвардией), туземная — месохалдиями (жившими вну­три Халдии). Первые искали опоры в Византии, вторые — в единоплеменной Грузии. По смерти Василия, променяв­шего первую жену, дочь Андроника Младшего Палеолога, на вторую, Ирину из Трапезунта, византийская партия ус­тупает туземной. Ряд кровавых мятежей заполняет мест­ную историю, хронику Панарета. Грузинские отряды с Кавказа получают решающее значение при дворцовых пе­реворотах. Пользуясь междоусобиями, туркмены опусто­шают страну, доходя до пригородов и даже до внутренних кварталов Трапезунта.

В этих событиях умалилась самодержавная власть. У царя Михаила архонты, возведшие его на престол, выну­дили письменное обязательство не заключать договоров, не издавать указов без совета с архонтами, и царь должен был довольствоваться почетными прерогативами власти; но восстание простого народа после кровавой борьбы освободило от олигархии царскую власть (1345). Эти со­бытия трапезунтской истории, недостаточно известные, почти совпали и с кандидатурою Кантакузина на пре­стол, с обязательствами, наложенными на него архонта­ми, также требовавшими не предпринимать важных ре­шений без их ведома, и с народным восстанием против Кантакузина и знати. Между одновременными события­ми в Византии и Трапезунте нужно предположить связь или, может быть, лишь единство причин и следствий. Но разница была та, что в Константинополе была законная династия, в борьбе с которой — и с простым народом — Кантакузин потерпел неудачу; сходство в том, что цар­ская власть при поддержке низших классов одолела ари­стократию, искавшую ограничить самодержавие, при­том, может быть, по образцу западных баронов и высших палат. К сожалению, известий об этих движениях на гре­ческом Востоке в середине XIV в. слишком мало, а Канта­кузин, который лучше других знал и понимал, пишет в своей истории лишь то, что ему выгодно. Последствием междоусобия явилось и в Трапезунте и в Византии разо­рение страны, усугубленное моровою язвою 1347 г., рав­но как и падение могущества и престижа государства в глазах соседей. В Трапезунте народное движение было сопряжено с погромом иностранцев, именно латинских купеческих колоний, имевших договорные права и льго­ты. Особенно пострадали генуэзцы.

Эти годы были временем расцвета генуэзского могу­щества в Черном море и в Крыму. Генуэзцы не замедлили отомстить Трапезунту. Вытеснив трапезунтскую власть из северного Черноморья, сделав титул Комнинов «госу­дарь Заморья» пустым звуком, они разбили трапезунтский флот, сожгли Керасунт, добились возмещения убытков и уступки крепости Леонтокастро в качестве га­рантии. Одновременно тюркские эмиры Эрзинджана и Байбурта, державшие в своих руках большой караван­ный путь в глубь Азии, соединились с туземцами, цанами, т. е. лазами, и подступили к самому Трапезунту. В эту тя­желую пору чем более терпело и слабело царртво, тем крепче Трапезунт отстаивал свою независимость от Ви­зантии. На престол вступает малолетний Алексей III, сын Василия и Ирины Трапезунтской, для Палеологов неза­конный, однако трапезунтцы уберегли его престол, и он женился на дочери Кантакузина, главного врага Палео­логов; он мог при содействии народа справиться с под­нявшими голову архонтами, губившими друг друга, но в борьбе с туркменами потерял всю Халдию и остался при береговой полосе. Заходя несколько вперед в нашем кратком изложении продолжительного царствования Алексея III, упомянем, что оно почти совпадает по времени с царствованием Иоанна V Палеолога. Оба они были бессильными зрителями нарастания турецкого могущества, и последнее примирило Палеологов с Комнинами вновь и окончательно. Гордость первых, обедневших, ставших данниками султана, была уже сломлена. Иоанн ищет дружбы богатого, пока независимого трапезунтского царя. Прошло время, когда в Константинополе признавали за ним лишь титул деспота. Прекрасную Евдокию Трапезунтскую старый Иоанн сватал за сына своего Мануила, но взял за себя. Скрепленная браками дружба обеих династий продолжалась до гибели их государств. Несмотря на грабежи Белой орды и генуэзцев, доходы трапезунтского царя были велики, благодаря таможенным пошлинам, и еще в начале XV в. достигали 700 000 дукатов, равняясь доходам английского короля того же времени. Правление Алексея ознаменовано церковными постройками, на Афоне он основал монастырь Дионисиат, существующий поныне. При его сыне Мануиле, современнике Мануила Палеолога, в Передней Азии разыгрались мировые события, отразившиеся и на Трапезунтском царстве. Султан османов Баязид I Илдирим завоевал Караман, Токат, Сивас, Самсун, дошел до Черно¬го моря, прогнал Белую орду Кара-Уну Шемахинского за Евфрат и стал соседом Трапезунтского царства. Почти одновременно грозный Тимур (Тамерлан), основавший в Средней Азии великую державу, подчиняет грузинских князей на Куре, гонит Черную орду Кара-Юсуфа до Эрзерума, который также подчинил себе. Предвидя столкновение, боясь его, и Баязид, и Тимур заручаются союзами, первый — с египетским султаном; у Тимура при дворе являются послы Мануила Палеолога и короля кастильского, послы эти — католические монахи, и за переговора¬ми видна дипломатическая деятельность римской курии. Неоднократно приближавшийся и вновь отступавший Тимур внезапно покончил с Баязидом одним ударом под Ангорой (1402) и, пройдя до Смирны, вернулся в Среднюю Азию. Владетель сравнительно крошечного царства, Мануил Трапезунтский еще до битвы под Ангорой шлет послов к Тимуру, является к нему лично. Вступив в его царство, Тимур, не доверявший Мануилу, заставил его стать вассалом, выставить 20 кораблей, наравне с Ма-нуилом Палеологом, и, по-видимому, участвовать в Ан¬горской битве в числе многочисленных, свыше 30, «знаменитых государей», подчиненных Тимуру.

Царство Мануила простиралось на 70 часов пути, следуя берегу, и на 1 —2 дня пути в сторону гор. Но правил он непосредственно лишь городами и личными богатыми имениями. В остальной части небольшой его страны почти независимо правили могущественные архонты, среди которых выделялся туземный род Кабаситов Халдейских, пришлых Мелиссинов, грузинские князья, тюркские беи, породнившиеся с Великими Комнинами. Недоступность горных областей и антагонизм между туземцами и пришлыми архонтами помешали Комнинам объединить страну под планомерным и действительным управлением. Сила Комнинов заключалась в их царском имени и в громадных доходах. Их столица была сильно укреплена, красива и богата, дома были в два и три этажа; среди складов с азиатскими и европейскими товарами теснилась разноязычная толпа. Над городом высился кремль, содержавший дворец с его росписными галереями и позолоченными крышами, с залами, украшенными фресковыми портретами Комнинов, казначейство, архивы. От этого великолепия не осталось и следа на поверхности земли. Город славился церквами (Хрисокефал, св. Софии, св. Евгения — патрона города, мон [астырь] Сумела, уцелевший доныне (1)) и роскошными загородными садами. Страна была настолько одарена природой и обогащена караванным путем, что населявшая ее рослая, красивая раса не привыкла к дисциплине и упорному труду. Дворец, разукрашенный искусством, хранивший ценную библиотеку, был свидетелем грубого насилия, преступлений и разврата; в обществе царило суеверие, книгами занимались немногие, только монахи. Письменность, от которой дошли одни обломки, собранные особенно трудами ученого грека Пападопуло Керамевса, жившего в России, указывает несколько значительных имен; процветала местная агиография, были и хроники. К XV в. лучшие умы стремились на Запад, между ними знаменитый Виссарион, родом из Трапезунта, оста­вивший и похвалу родному городу; рядом с ним видим рев­ностного униата — архиепископа Амируци, после турец­кого завоевания ставшего грубым льстецом султану и едва ли не ренегатом.

Об отношениях Трапезунтского царства к северно­му Черноморью имеются отрывочные известия. Великие Комнины носили титул государей Ператии, т. е. Заморья. В XIII в. Херсонская фема вошла в состав Трапезунтского царства. Из слова Лазаря о чудесах св. Евгения видно, что около 1223 г. сельджукские пираты захватили корабль, везший в Трапезунт ежегодную подать с Херсона и «гот­ских климатов», и затем опустошили Херсонскую об­ласть. Трапезунтское царство было слабо, и крымские греки не порывали с ним связи потому, что для них важ­ны были торговые сношения с Трапезунтом. После бит­вы на Калке и нашествия татар на Сугдею многие греки эмигрировали в Трапезунтское царство, но по изгнании татар из Сугдеи (1249) в ней было насчитано свыше 8000 населения. Сохранились местные святыни. Епископы назначались из Константинополя, но многие из упомя­нутых в местном синаксаре священников носят татар­ские имена. Распря между Никейским и Трапезунтским царствами сказывалась и в делах Церкви в Крыму. Посвя­щенный в Никее епископ Феодор, отправляясь на Кавказ, высадился в Херсоне, осажденном вскоре татарами, спасся к христианам аланам и стал устраивать их Цер­ковь, но Херсонский епископ заставил Феодора уехать дальше на восток; в Босфоре ему не разрешил высадить­ся местный гражданский начальник. Греческая Сугдея (Сурож) платила дань Батыю, по известию посла Людо­вика Святого известного путешественника Рубруквиса. В XIII в. русские, несомненно, жили и торговали в Крыму, возили меха, и египетское посольство называет их в чис­ле населения рядом с кыпчакскими татарами и аланами. Сурожане оплакивали смерть Владимира Галицкого, по Ипатьевской летописи (1288). Татары заботились о Сугдее, и хан Золотой орды, заключая договор с М[ихаилом] Палеологом (1281), обязал его не обижать сурожан. Ря­дом с туземными греками в Суроже торговали венециан­цы, знаменитый Марко Поло имел там дом; но с конца XIII в. союзные с Палеологом генуэзцы не без борьбы становятся на Черноморье полными хозяевами. В 1266 г. генуэзцы купили у татар место Феодосии, запустевшей с VIII в., и основали знаменитую свою колонию Кафу, а ве­нецианцы утверждаются в Сугдее (нын. Судак) и даже стесняют здесь генуэзцев; у них является и консул «Хазарии». На самом рубеже XIII в. колонии обеих итальян­ских республик были разорены Ногаем: в 1322 г. Сугдея, в 1368 г. Кафа снова были разрушены татарами, но, не­смотря на эти погромы, генуэзская торговля в Крыму бы­ла весьма богата и перекинулась на Азовское побережье. Учреждено было в Генуе особое колониальное ведомст­во, Officium Gazariae (1313), давшее колониям статут, уч­реждаются и католические епархии; под влиянием про­паганды францисканцев начали переходить в католиче­ство   и   аланские   князья,   и   местные   армяне.   Папа ходатайствует перед ханом Узбеком за христиан Сугдеи, обращенной им в мусульманский город, но без успеха. Церкви были закрыты, икона на городских воротах была заколочена досками. Впрочем, несколько православных греков жило в Сугдее и в первой половине XIV в.; араб Ибн Батута видел христиан из татар и фреску на церков­ной стене. Ханский наместник жил в Солхате (ныне Ста­рый Крым). В половине XIV в. генуэзцы одолели венеци­анцев в Черноморье, получили от Византии Херсонес, от татар — Сугдею. В Азовском районе главным центром ге­нуэзской торговли была Тана, в устье Дона, а в Крыму — Кафа; впрочем, разбогатела в их руках и Сугдея. Гречес­ких кораблей генуэзцы не пускали дальше Дунайских гирл, но православия не стесняли: и в XIV в. упоминают­ся епархии Готская, Херсонесская, Сугдейская, Боспор-ская, но обедневшие, судившиеся в Константинополе друг с другом из-за нескольких деревень.

[1] Прославленный в сербской истории Дечанский монастырь со­хранился доныне, и в последние годы в нем поселились русские мона­хи Афона. Архитектура монастыря еще романская. Древности его ис­следованы экспедицией Русского Археологического Института в Кон­стантинополе.