«Я», ОБРЕЧЕННОЕ НА ОДИНОЧЕСТВО

Фридрих II заклеймен папой, как «изверг, исполненный кощунств, с медвежьими лапами и львиной пастью, другими же членами подобный леопарду... яростно разевающему рот для хулы имени Господнего...» И далее святой отец уточняет, дабы не оставить никаких сомнений: «...Взгляните же на изверга с головы до пят, Фридриха, так называемого императора».

Фридрих II видит себя совершенно другим: «Джези (его родной город), благородный город марки, сиятельное начало Нашего происхождения, где Наша божественная мать произвела Нас на свет... и Наш Вифлеем, земля и место рождения цезаря... И ты, Вифлеем, город марки, не самый малый среди княжеств нашего рода: ведь из тебя вышел герцог, князь Римской империи...»

Его главный панегирист, Николай Барийский, так оценивает его: «О удивительный господин, смиренный и величественный, всегда явленный и неизреченный, о радость для князей, о ликование для народов, никто не был таким смиренным и никто не был таким величественным, как он. Он — выдающееся благородство, образец для всего земного круга, краса и гордость человеческого рода, светоч общества и начало всякой справед­ливости... Привлекательный видом, святой духом, крат­ко говоря — помазанник во всем. Кто мне позволит гля­деть на его ангелоподобный облик, кто мне позволит внимать его мудрости, превосходящей любой разум?..»

Что происходит в душе человека, удостаиваемого са­мых страшных проклятий от одних и наивысшего вос­хваления от других?

Что случилось с человеком, провозгласившим себя сыном Божественной Матери, а родной город — Виф­леемом?

Ответ следует искать в истории юности Фридри­ха П.

Что творится в душе ребенка, едва достигшего со­знательного возраста, но уже слышащего о пророчествах и сивиллиньгх изречениях — якобы он «последний им­ператор, или даже сам антихрист», средоточие самых не­представимых для христианского Запада вещей?

Знал ли он о сне матери, будто она родит пылаю­щий пожар, факел для Западной Европы? Наверняка ему известно и предсказание аббата Иоахима из Фиоре, что его мать, императрица Констанция, «понесет от демона».

Что происходит в душе ребенка, когда собствен­ная мать отдает его другой женщине, хотя ему всего несколько недель от роду? Когда его, трехлетнего, поспешно привозят в далекий Палермо и там, на праз­дничной церемонии, коронуют и провозглашают ко­ролем Сицилии?

Немного позднее умирает его мать, императрица, так и не успев дать ребенку почувствовать материнскую лю­бовь. Отца, Генриха VI, которого мальчик видел дваж­ды — при рождении и при крещении, он никогда не вос­принимал как реальное лицо, хотя в полной мере уна­следовал его планы о мировом господстве.

Мальчик прекрасно осознавал, что никто не испы­тывал к нему чувства любви. Окружавшие его люди, обуреваемые властолюбием, желали лишь править, ис­пользуя его имя, проклиная его и обогащая себя с бес­предельным эгоизмом; Фридрих понимал: его удел — быть объектом для окружающих людей.

Тот, на чью долю выпадает такое, не может стремить­ся к развитию отношений с другими людьми. Он сосре­доточен на самом себе, загнан в собственное «Я». Его эго становится для него вселенной, обязанной своим существованием лишь его собственной самости. Исхо­дя из этого эгоцентризма он издает собственные «свя­щенные законы» и дает указание служащим поступать согласно его «выгоде и полезности». «Соmmodum et utilitas»* (* Выгода и полезность (лат.).) действительно является сентенцией и деви­зом этого императора, считающегося величайшим пра­вителем Средневековья.

Фридрих Ницше включает его в ряд «тех заворажи­вающих, непостижимых и невообразимых, тех загадоч­ных людей, предназначенных для победы и соблазна», каковыми, по его мнению, являлись Алкивиад, Цезарь, Леонардо да Винчи, а также Фридрих П.

В действительности же жизнь, прожитая с бескомп­ромиссным эгоизмом, являет собой мрачную, но тем не менее захватывающую драму, чьи действия интересно еще раз разыграть.