МАЙНЦСКИЙ ВСЕОБЩИЙ МИР 1235 ГОДА

15 августа 1235 года Фридрих провел блестящее ме­роприятие: рейхстаг в Майнце, где объявил мир по всей империи.

Еще были свежи воспоминания об императорском придворном совете Фридриха Барбароссы в Майнце в 1184 году. Там император праздновал посвящение в рыцари сыновей, короля Генриха и герцога Фридриха, на «празднике несравненных». Событие, ставшее бле­стящей демонстрацией средневекового рыцарского со­словия.

Четыре года спустя, в 1188 году, и опять в Майнце император Фридрих Барбаросса показал широту и раз­мах рыцарского мира, его готовность взять в руки крест, чтобы как «miles Christi»* (* воин Христов (лат.).) освободить Святую землю. «Советом Иисуса Христа» назвали тот день, когда гер­манское рыцарство приветствовало крестовый поход.

На придворном совете императора Фридриха II в 1235 году в центре внимания находился его бог — за­кон. Фридрих провозгласил мир по всей империи.

Закон о мире Фридрих начал с оправдания жесто­кого приговора сыну Генриху (VII). Свою собственную растерянность он оформил в виде закона. В этом чело­веке все становилось публичным, не было абсолютно ничего личного, чего он не поднял бы до уровня госу­дарственного документа. Будь то соитие с законной суп­ругой — «цезарь производит сына» или смерть упрятан­ных в сарацинских женских покоях жен — все станови­лось спектаклем. Послушаем же речь Фридриха о мире в империи: «Если какой-нибудь сын изгоняет отца из его замка или другого владения, или сжигает и грабит, или присягает против своего отца его врагам, посягая на его честь, или разоряет отца... (такой) сын должен лишиться и собственности, и жизни, и движимого иму­щества, и всего наследного имущества отца и матери на вечные времена, чтобы ни судья, ни отец не могли ему помочь». И еще раз император подтверждает: «...Сын, покушавшийся на жизнь отца или преступно на него нападавший...» Мы приводим формулу проклятия на средневерхненемецком: «...тот самый (сын) становится бесправным на вечные времена, так чтобы он никогда не смог вновь получить права».

Самым важным в Майнцском всеобщем мире явля­ется не столько его содержание, сколько то, что впер­вые в истории закон был провозглашен и письменно из­ложен на немецком языке.

Император совершил для Германии один из важней­ших поступков за время своего правления. Раз немец­кий язык стал применяться в государственных докумен­тах самого высокого уровня, его развитие получило ре­шающий импульс. Заслуга Фридриха, значение которой нельзя умалить. В действительности язык намного в большей степени, чем закон, формирует, объединяет и образовывает народ. Только через общий язык народ сможет в определенный момент сформировать общую волю.

Если исследовать двадцать девять статей указа о мире, то вскоре начинаешь понимать: закон соответ­ствует мышлению Фридриха. Император уточняет пра­ва, переданные им князьям в 1220 году в «Соnfoederatio cum principibus ecclesiasticis» («Конфедерация на ос­нове церковных законов») и в 1230/31 году в «Statuum in favorem principibum» («Государство на основе законов»). С тех пор правосудие находилось во власти князей.

И какой же прок в создании им должности импер­ского придворного советника юстиции, выносящего при­говор как заместитель императора? Он должен был быть образованным юристом и свободнорожденным миряни­ном и отвечать собственной жизнью за несправедливый суд. Поскольку правители земель, «получившие право судить непосредственно от Нас», не подчинялись это­му верховному судье, от помпезной должности не оста­лось ни слуху ни духу.

Король говорит о таможне, о монетах, о передвиже­нии по королевству. Он пытается представить все та­ким образом, будто именно он является источником этих прав, все продолжает находиться в его компетен­ции, он лишь делегировал данные права князьям для исполнения. Но в реальности не приходилось и думать о посягательстве на права удельных правителей или об их ущемлении, ведь императору требовалось заручить­ся от них клятвой выполнить воинскую повинность в Италии и помочь ему задушить свободу ломбардских городов.

В послании к папе, которое можно назвать письмен­ным признанием, он взывает к миру: «Италия — мое на­следство! Весь мир это знает. Вложить все силы в даль­ние страны и упустить из-за этого свою собственность было бы нечестолюбиво и глупо одновременно, когда высокомерие итальянцев, и в особенности миланцев, оскорбительно бросило Мне вызов, в то время как они ни малейшим образом не оказывают Мне должного бла­гоговения».

Вот что подгоняет его — Италия, его наследство!

Но ему необходимо согласие германских князей. Стремясь заслужить одобрение князей, «зениц его ока», он приносит им новые жертвы.

Рейхстаг послужил замечательным поводом для окончательного примирения между Вельфами и Штауфенами, между Вельфом и Вайблингом. Внук Генриха Льва, устоявший в свое время перед предложением папы сделаться альтернативным королем, склонил ко­лени перед Фридрихом II, внуком великого Фридри­ха Барбароссы, когда-то уничтожившего герцогский дом Вельфов, и пред распятием вложил руку в руку императора и поклялся ему в верности.

Рукопожатие с правителем являлось древним герман­ским обычаем. После этого жеста, «immixtio manum», Вельф Оттон стал вассалом императора и принял из его рук знамя своего нового герцогства, Брауншвейг-Люнебургского, отданного ему как наследный лен. Событие по­казалось Фридриху настолько важным, что он приказал: «День сей должен быть занесен во все анналы империи, ибо империя увеличилась на одно герцогство».

Затем император взял с имперских князей клятву об участии в военном походе против Италии. На дру­гой день архиепископ Майнцский устроил в соборе торжественную мессу, в которой принимал участие им­ператор, надевший на церемонию корону. После этого император отпраздновал с князьями и двенадцатью ты­сячами (?) рыцарей последний великий рейхстаг на германской земле.

Зиму он провел в своей эльзасской резиденции, са­мой любимой из наследных германских земель. Солнечным холмистым ландшафтом она напоминала ему да­лекую Апулию.

Вместе с ним находилась и юная императрица Иза­белла. Еще одна женщина появляется в его окружении. Адельхайд, девица из швабского аристократического рода, подруга дней его юности. Она привезла их ребен­ка, мальчика Энцио. Императора очаровал сын, точная копия отца, и он оставил его при себе. Фридрих желал более никогда не расставаться с ним. Но злая судьба все же разлучила их.

Той зимой в Эльзасе Фридрих развил бурную по­литическую деятельность: ему необходимо было вер­нуть доверие швабской знати, ведь в свое время она вста­ла на сторону его сына. Он обращался с бывшими сто­ронниками сына с великодушием, совсем не так, как привык поступать с противниками на Сицилии, и ему удалось вернуть их послушание. Даже епископа Ландульфа Вормсского и Ансельма фон Юстингена не обошла королевская милость. Только Генрих фон Найффен сбежал в Вену, ко двору Бабенберга. Австрийский герцог оказался единственным имперским князем, не явившимся в Майнц, он игнорировал и прошлые при­глашения. Генрих фон Найффен определенно сделал все возможное, чтобы отвратить герцога Бабенбергского от императора.

Из дней, проведенных в Эльзасе, до нас дошел слу­чай, характеризующий Фридриха как терпимого прави­теля, каким его любит представлять немецкая истори­ческая наука.

В Фульде и ее окрестностях разразились еврейские погромы. Евреев обвиняли в совершении ритуального убийства двоих христианских мальчиков. Евреи и хри­стиане в поисках правосудия появились в Хагенау. Хри­стиане в качестве доказательства принесли два полураз­ложившихся тела. Император изрек: «Раз они мертвы, идите и похороните их. Для чего-либо другого они не годятся». Император, еще на Сицилии знавший евреев и их обычаи, объявил их невиновными.

Но затем император приказал провести подробное расследование произошедшего. Поначалу он обратил­ся за приговором к духовным и светским князьям:

«Они, исповедуя различную веру, высказывали раз­личные мнения... Так мы предвидели из тайных глу­бин Нашего знания, что лучше было бы принять меры против обвиняемых в преступлении евреев через евре­ев, принявших христианство. Они, будучи противни­ками (евреев), не скрыли бы, что они могли бы знать против них из Пятикнижия или с помощью книг Вет­хого Завета. Хотя Наша мудрость благодаря знаком­ству с многими книгами, благоразумно полагает оче­видной невиновность названных евреев, Мы, к удов­летворению не только необразованного народа, но и закона, по Нашему дальновидному благому решению и в согласии с князьями, вельможами, дворянами, аб­батами и духовенством отослали после случившегося специальных послов ко всем королям западных стран, через которых Мы вызвали к себе из их королевств опытных в еврейском законе новообращенных в воз­можно большем количестве».

Король Генрих Английский ответил сразу, заявив о своей готовности помочь. Можно сказать, имела место всеобщая готовность к сотрудничеству. Так состоялась первая общеевропейская комиссия, констатировавшая следующее: в писаниях иудеев не нашлось никакого по­буждения к ритуальным убийствам, более того, талмуд и тора устанавливают строгое наказание даже за крова­вое жертвоприношение животных.

Исходя из этого, император распорядился запре­тить в будущем подобные обвинения евреев по всей им­перии.

Ненадежный союз с имперскими князьями

Клятва имперских князей на рейхстаге в Майнце создала обманчивую иллюзию единства и сплоченно­сти. Если бы Фридрих внимательно проанализировал результат уступок имперским князьям, то получилась бы такая картина: новому герцогу Брауншвейг-Люнебургскому ему пришлось бы предоставить отсрочку уже в Майнце, с тем чтобы он привел в порядок дела в своем новом герцогстве. От баварского и богемского войска он вынужденно отказался, поскольку их нуж­но было использовать для восстановления прав импе­рии от мятежного австрийца Фридриха Строптивого. Люди с северо-запада во главе с архиепископом Кёльн­ским вымогали у императора разрешение не участво­вать в итальянском походе, ссылаясь на освобождение герцога Брауншвейг-Люнебургского. Итак, императо­ру оставались только швабы, обреченные всегда нести главное бремя войн и мечты Штауфенов.

Странно, но тот же самый император, на Сицилии вопреки воле дворянства создавший сильное централи­зованное государство, называемое тиранией, в Германии всегда проводил политику полумер и довольствовался лишь обманчивыми иллюзиями.

Итальянский поход

Итак, широко разрекламированный поход, при­званный вынудить Италию к «осуществлению прав им­перии», на деле оказался неприметной военной кам­панией.

С тысячей швабских рыцарей летом 1236 года Фрид­рих вступил в Италию и к августу достиг предместий Вероны, удерживаемой Гебхардом фон Арнштайном с пятью сотнями всадников и сотней стрелков.

Папа Григорий с большой озабоченностью воспри­нял известие о громкой клятве германских князей о по­корении мятежной Ломбардии. С одной стороны, Лом­бардия действительно попрала права империи, когда вступила в союз с молодым королем Генрихом (VII) против императора, за что император и объявил ее вне закона. С другой стороны, папа Григорий подверг Ген­риха церковному наказанию за нарушение клятвы, дан­ной в Чивидале. Папа отлучил сына императора от цер­кви и поэтому не мог открыто одобрять действия союз­ников Генриха. Но и победа императора над Ломбардией не входила в его планы, так как в данном случае папско­му государству угрожала бы вся мощь империи Штау-фена, как с севера, так и с юга. Положение папы опусти­лось бы до уровня имперского епископа, а Рим стал бы имперским городом. Мы еще познакомимся с заявлени­ями Фридриха на эту тему.

В курии не достигли единогласия. Главные при­дворные судьи, Петр ди Винеа и Таддеус Суесский, по­спешившие в Рим с поручением от императора, знали: некоторые члены курии, на которых было нетрудно по­влиять, — такие как кардинал Колонна и генуэзец кар­динал Синибальдо Фиески, — придерживались мне­ния, что для папы было бы лучше добиться приемле­мого мира между императором и Ломбардской лигой, чем, держа камень за пазухой, делать лигу орудием против императора.

Император тоже находился в достаточно уязвимом положении. Великое имперское войско, о котором все торжественно поклялись в Майнце, уменьшилось до ты­сячи всадников. Впрочем, он получил подмогу от Эццелино ди Романо, да еще некоторые верные императору города прислали подкрепление, но все же император осо­знавал свою военную слабость. Он послал верного Гер­мана фон Зальца в Рим, где тот огласил весьма основа­тельное предложение. Ломбардии предлагалось выдать в качестве залога тридцать тысяч серебряных марок, а в случае будущего мятежа ей грозили еще одно объявле­ние вне закона и новая анафема.

Папе, разумеется, не удалась роль посредника, по­скольку он сам не желал примирения.

Города Ломбардии, естественно, потребовали со­блюдения прав, предоставленных им Фридрихом Бар­бароссой при заключении Констанцского мира. Не­смотря на признание верховной власти императора, они жили самостоятельными муниципальными авто­номиями с собственным судопроизводством, самоуп­равлением, таможенными и налоговыми органами и войсками, обладающими достаточно высокой ударной мощью. И теперь само существование городов-госу­дарств могло быть поставлено под угрозу, если бы им­ператору удалось добиться «возобновления имперских прав».

Запланированные Фридрихом рейхстаги в Пьяченце и позднее в Кремоне так и не состоялись.

Широко объявленное «установление имперских прав» раскололось на отдельные единичные акции. Правда, с помощью Эццелино ди Романо императору удалось взять город Верону, марку Тревизо и страте­гически важные дороги в Кремону, но в действитель­ности его войска оставались слишком слабыми, что­бы одержать впечатляющую победу над ломбардским войском.

Поздней осенью, пока снег не закрыл перевалы, им­ператор, сделав определенный вывод из создавшейся ситуации, покинул Ломбардию. Он принял решение вторгнуться в мятежную Австрию, намереваясь, во-первых, усмирить бунтовщика Фридриха Строптиво­го, а во-вторых, набрать пополнение из освобожденных богемцев и баварцев и в будущем году вновь вернуть­ся в Ломбардию.

Выборы короля Конрада IV в Вене в 1236 году

Когда император Фридрих II прибыл в Австрию, по­беда была уже добыта баварским и богемским оружи­ем. Но даже в победе чувствовалось нечто мимолетное, преходящее. Правда, Фридрих одолел строптивого ав­стрийца, но тот еще оставался несломленным и удер­живал важные позиции.

В Вене шла большая политическая игра. Императо­ру требовалось закрыть династический вакуум, образо­вавшийся после низложения его сына Генриха (VII). Поэтому собравшиеся князья избрали девятилетнего Конрада королем и одновременно наследником импе­раторского трона.

Затем император вернул империи герцогство Авст­рию, как закончившийся лен, что уже в течение несколь­ких столетий было невозможно сделать. Восторг немец­ких историков омрачается при мысли о том, что «сей государственный акт вынужденной смелости, — как вы­разился Рудольф Валь, — явился настоящим наруше­нием закона». Фридрих Барбаросса, наделяя бабенберг-ский дом Австрией в 1156 году, поскольку тот мирно отказался от Баварии в пользу Вельфа Генриха Льва, записал в четвертом параграфе «Рrivilegium minus»* (* «Основные привилегии» (лат.).): «Не умаляя ни чести, ни славы Нашего возлюбленного дяди, по совету и приговору князей, объявленному гер­цогом Владиславом Богемским при согласии всех кня­зей, маркграфство Австрийское становится герцогством, и это герцогство передается в лен Нашему возлюблен­ному дяде Генриху и его досточтимой супруге Феодоре и на все времена закрепляется законом, дабы они сами и после них их дети, как сыновья, так и дочери, владели упомянутым герцогством по праву наследования от ко­роля».

Если бы Фридрих II придерживался законов импе­рии, принятых его дедом Фридрихом I, то герцогство досталось бы его внуку, поскольку жена его сына, Мар­гарита Бабенбергская, ушла в монастырь и была исклю­чена из престолонаследия.

Город Вену на вечные времена провозгласили сво­бодным имперским городом, но все перемены длились недолго.

Спустя несколько лет Фридрих Строптивый опять правил в наследном герцогстве Австрия, как, собствен­но, и предписывалось его правами и законом. Здесь, в Вене, Фридрих установил отношения с неким купцом, Петером Баумом, с которым впоследствии совершал срочные сделки по зерну.

Император назначил на весну 1237 года рейхстаг в Шпейере, рассчитывая закрепить на древней земле фран­ков избрание его сына Конрада, уже состоявшееся в Вене. Архиепископ Майнцский, Зигфрид фон Эппштайн, на­значался опекуном Конрада и государственным регентом. Подготовка ко второму походу в Ломбардию шла энер­гично. Летом 1237 года большое войско собралось на Лех-фельде перед отправкой в Италию.

Опять император оставлял маленького мальчика, ко­торому суждено было стать королем Германии. Власть юного короля стала более ограниченной, что явствует из его указов, где записано: «Именем нашего повелите­ля и отца» или даже: «Именем представляемой нами им­ператорской власти».

Как ослабленная королевская власть могла проти­востоять нашествию монголов 1241 года, как того тре­буют от короля Конрада IV его критики?