Глава 1

ДРЕВНЯЯ ИСТОРИЯ

Первобытнообщинный строй. Первые археологические па­мятники на территории Малайзии относятся к раннему палео­литу. В Кота-Тампан (верховья р. Перак, Северо-Западная Ма­лайя) в 1938 г. английский археолог X. Д. Коллингс обнаружил нижнепалеолитические орудия, сходные с орудиями патжитанской (Ява), аньятской (Верхняя Бирма), чжоукоудяньской (Се­верный Китай) и соанской (Пенджаб) культур. По-видимому, Юго-Восточная Азия не входила в прародину человечества, но была заселена древнейшими людьми уже в нижнем палеолите по меньшей мере миллион лет назад. Малаккокий полуостров наряду с другими районами Юго-Восточной Азии являлся районом обитания древнейших людей типа питекантропа, моджокертского человека и синантропа.

Тампанекая культура типологически входит (вместе с дру­гими нижнепалеолитичеекими культурами Юго-Восточной Азии) в группу галечных культур, для которых характерно преобла­дание чопперов — грубых рубящих орудий обычно неправиль­ной формы, сильно отличающихся от европейских ручных рубил того же времени, большей частью тщательно обработанных с обеих сторон.

Верхний палеолит Малайзии представлен костными останка­ми современного человека (Homo sapiens) и орудиями пещеры Ниах в Сараваке (примерно 40—35 тыс. лет до н. э.). Ниахский череп, найденный английским археологом Т. Харрисоном в 1958 г., обнаруживает негро-австролоидные черты и свидетель­ствует об известной расовой дифференциации в Юго-Восточной Азии в эпоху верхнего палеолита. В том же слое найдены ору­дия типа чопперов и большие грубые пластины, сходные с изде­лиями позднесоанской культуры в Пенджабе. В верхних слоях пещеры Ниах (30—25 тыс. лет до н. э.) найдены мелкие пла­стины, свидетельствующие о постепенном усовершенствовании техники обработки камня. Еще выше, в слоях, переходных к мезолиту, изделия становятся более совершенными. В Малай­зии, как и повсюду в Юго-Восточной Азии, позднепалеолитиче-ские паходки трудноотличимы от мезолитических, орудия типа чопперов сохраняются повсеместно до самого конца верхнего палеолита и даже мезолита.

Пещерные и открытые (над скальными навесами) мезолити­ческие стоянки обнаружены во многих местах Северной и Центральной Малайи. Найдены дисковидные и овальные галеч­ные орудия, обработанные с одной стороны, массивные камен­ные скребки, топоры с подшлифованными лезвиями, квадратные топоры, оббитые со всех сторон. Эти орудия относятся к бакшоно-хоабиньской культуре, существовавшей в Юго-Восточной Азии в IX—III тысячелетиях до н. э. Мезолитические люди Ма­лайи были собирателями, охотниками и рыболовами, знавшими лук и стрелы; по-видимому, в это время возникают два хозяй­ственно-культурных типа — охотничье-собирательокий (пещер­ные стоянки) и рыболовческо-собирателъский (стоянки с рако­винными кучами).

К V—IV тысячелетиям до н. э. на территории Юго-Восточ­ной Азии начинают выделяться четыре хозяйственно-культурных типа: равнинные оседлые земледельцы; приморские собиратели и рыболовы, неспециализированные собиратели и охотники; лесные собиратели и охотники. Последние известны по хоабиньским стоянкам Кота-Тонгкат, Гуа-Тампак и Гуа-Оранг Бертапа в Малайе.

На основании палеоантропологического материала можно сделать вывод, что население Малайи принадлежало к негро-австролоидной (экваториальной) большой расе. Так, челюсть, найденная в Гуа-Кепах, в Пераке, обладает несомненными австролоидными чертами, напоминая челюсти современных ме­ланезийцев.

В III—II тысячелетиях до н. э. в области будущей Малай­зии начали переселяться из Юго-Западного и Южного Китая аустроазиатские (мон-кхмерские) и аустронезийские (малайско-полинезийские) племена.

Развитой неолит Юго-Восточной Азии, начало которого при­ходится на III тысячелетие до н. э., представлен различными археологическими находками, наиболее характерными из кото­рых являются шлифованные каменные топоры. Австрийский археолог Г. Хейне-Гельдерн, автор многочисленных работ по древнейшей этнокультурной истории Юго-Восточной Азии, вы­двинул в 30-х годах нашего века теорию, согласно которой каждый из трех типов топоров, распространенных в Юго-Во­сточной Азии, был связан с определенным этносом. Так, валиковые топоры (т. е. топоры овального поперечного сечения) он связывал с негро-аветролоидным, древнейшим населением ре­гиона, плечиковые топоры — с аустроазиатским, а четырехгран­ные — с аустронезийским, которое, как и аустроазиаты, принад­лежит к монголоидам. Не останавливаясь на различных спор­ных сторонах этой теории, отметим лишь, что в различных районах Юго-Восточной Азии преобладал определенный тип топора. На Малаккском полуострове, например, плечиковые топоры не встречаются в южной его части, а четырехгранные широко распространены по всей Малайе. По-видимому, плечиковые топоры на территории Северной Малайи связаны с аустроазиагскими племенами, которые в III—II тысячелетиях до н. э. двинулись на юг со своей прародины, лежавшей в вер­ховьях Иравади, Салуина, Меконга и Хонгха. Одна из групп аустроазиатов в Малайе, слившись с негро-австралоидами, ста­ла предками семангов и сеноев, по сей день живущих в джунг­лях Северной и Центральной Малайи.

Четырехгранные топоры, видимо, были принесены главным образом аустронезий-скими племенами, пришедшими в Малайю из Южного Китая морским путем через Индонезию[1]. Древней­шими потомками этих племен являются джакуны Южной Ма­лайи.

Переселение малайских племен продолжалось вплоть до III в. до н. э. Причиной этих грандиозных миграций была «не­олитическая революция», происходившая у племен Южной и Восточной Азии в конце III — начале II тысячелетия до н. э. Развитие комплексного земледельческо-скотоводческого хозяй­ства на базе неолитической техники в сочетании с морским ры­боловством привело к увеличению численности населения и дало толчок к крупным передвижениям племен в южном направ­лении. В Юго-Восточной Азии аустроазиаты и аустронезийцы, столкнувшись с немногочисленным негро-австролоидным насе­лением, занимавшимся охотничье-собирательским и рыболовческо-собирательским хозяйством, ассимилировали его или вы­теснили дальше к югу.

Неолитические памятники на севере Малайи сходны с западнотаиландскими и, по-видимому, принадлежат одной и той же этнической — аустроазиатской (мон-кхмерской) — группе. В не­олитических стоянках Тембелинга (Паханг), Букит-Каплу (Ке­дах), Гуа-Ча (Перак) обнаружены шлифованные каменные топоры (плечиковые и четырехугольные) и керамика, сделанная частично вручную способом налепа, частично — на гончарном круге.

Неолитические племена — аустроазиатские и аустронезийские, — проникавшие в Малайю с севера и юга (через Индоне­зию), селились в основном во внутренней части полуострова, на аллювиальных речных равнинах. Аустронезийские племена заселяли и морское побережье. Постепенно, с приходом из Ин­донезии новых волн переселенцев аустронезийские племена становятся основным населением на территории современной Малайи. Эти неолитические племена знали земледелие (выра­щивали таро и ямс, а затем и рис), используя для сбора уро­жая каменные жатвенные ножи, приготовляли пиво из ячменя и риса, выращивали сахарный тростник, различные виды овощей и фруктов, разводили свиней и буйволов, пользовались стрелометательной трубкой (сумпитаном), знали гончарный круг, строили прямоугольные дома на сваях, украшали жили­ща и лодки резьбой по дереву. По-видимому, основной социаль­но-экономической ячейкой у этих племен была материнская ро­довая община.

Поздний неолит (конец II—начало I тысячелетия до н. э.) представлен в Малайе, как и повсюду в Юго-Восточной Азии, мегалитическими сооружениями — надмогильными памятника­ми в виде каменных ступенчатых пирамид или ступенчатых тер­рас, служивших в основном для отправления культа предков.

Бронзовый век в Малайе, как и вообще в Юго-Восточной Азии, связан с донгшояекой культурой (названной по селению Донгшон во Вьетнаме, где были обнаружены наиболее харак­терные находки). Проблема появления обработки металлов в Юго-Восточиой Азии сложна и окончательно не решена. Совет­ские ученые считают, что аустроазиатские и аустронезийские племена могли познакомиться с бронзовой металлургией Индии и Китая на рубеже II—I тысячелетий до н. э. Существует так­же мнение о самостоятельности возникновения металлургии в Юго-Восточной Азии.

Центр донгшонекой культуры находился на территории Се­верного Вьетнама, но ареал ее не определен исследователями, высказывающими различные суждения относительно границ ее распространения. Нет единого мнения и по вопросу датировки доягшонской культуры. Наиболее распространена дата начала донгшонской культуры — IV—III вв. до н. э.

По мнению ряда советских (Н. Н. Чебоксаров, Я. В. Чеснов) и зарубежных (Г. Хейне-Гельдерн) ученых, донгшонская куль­тура представляла собой древнюю культурную общность раз­личных народов — вьетских, малайско-полинезийских, мон-кхмерских, тайских и тибето-бирманских.

Аустронезийские (малайско-полинезийские) племена сыгра­ли очень большую роль в формировании культуры Юго-Восточ­ной Азии, составляя на всем протяжении эпохи бронзы значи­тельную часть населения и материковой части региона. Лишь к концу этой эпохи они выселились в островной мир.

В малайско-индонезийском регионе Юго-Восточной Азии бронза появилась позднее, чем в Индокитае: примерно около 300 г. до н. э., почти одновременно с железом. В Тембелинге и Кланге (Западная Малайзия) найдены фрагменты характерных для донгшонокой культуры бронзовых ритуальных барабанов, колоколов и топоров. К концу I тысячелетия до н. э. в Малайе и Индонезии, населенных родственными племенами донгшонской культуры, сложилась развитая культура бронзы и раннего железа, основными чертами которой в хозяйственной области были: культивация риса на орошаемых землях, приручение бы­ков и буйволов, использование металлов, развитие мореходства. Главным занятием населения еще с неолитического периода оставалось земледелие, развитие которого пошло по двум направлениям, сохранившимся в последующей истории Малайзии: выращивание риса на орошаемых полях (савах) и переложное земледелие с подсечно-огневой системой (ладанг). Население в деревнях (кампонгах), расположенных обычно по берегам рек. Как правило, кампонг населяли члены одной родовой общины, счет родства в которой велся по материнской линии. Земля считалась собственностью общины, во главе которой стоял староста, являвшийся одновременно главой своей родовой группы.

Религией малайско-индонезийских племен был анимизм с по­читанием предков и духов. Святилища располагались на верши­нах холмов. По-прежнему сооружались мегалитические памят­ники. Именно в этот период зародились такие элементы малайско-индонезийской культуры, как ваянг (театр теней) и гамелан (оркестр). Известный малайский теневой театр вырос на почве анимизма и поклонения духам умерших. Этот театр пре­терпел сложную эволюцию, начавшуюся с культовой мистерии, изображавшей «вызов умерших» (театр масок). Постепенно кукольный театр теней вытеснил театр масок, в котором при­нимали участие живые люди; считалось, что из потустороннего бесплотного мира легче вызвать не тело умершего, а его тень.

Малайско-индонезийскую культуру бронзы и раннего желе­за многие ученые связывали с приходом новой волны поселен­цев — дейтеромалайцев, которые оттеснили своих предшествен­ников — прогомалайцев — в глубинные районы. К протомалай-цам относят отсталые в культурно-хозяйственном отношении народы, например даяков Саравака и Сабаха, к дейтеромалайцам — более развитые народы, в том числе и малайцев. Совет­ские этнографы считают, что правильнее говорить о малайско-индонезийских племенах, расселявшихся несколькими последо­вательными волнами, и определять различия между народами не их принадлежностью к иротомалайцам или дейтеромалай-ца-м, а неодинаковыми темпами хозяйственного, общественного и культурного развития в тех или иных районах архипелага и Малаккского полуострова.

Археологические свидетельства, относящиеся к донгшонской культуре, в Малайе немногочисленны и, как считают большин­ство ученых, более поздние по времени, чем аналогичные на­ходки в Восточном Индокитае и на Яве. Видимо, носители этой культуры проникли в Малайю с Суматры, двигаясь вдоль за­падного побережья полуострова. Внутренние области Малайи и значительную часть побережья по-прежнему населяли неолитические племена. Племена, населявшие древнюю Малайзию, как и другие части малайско-индонезийского мира, были известны китайцам под названием куньлунь, а индийцам — двипантара («островной народ»).

Разложение родового строя. Индийское  влияние. В первых веках нашей эры в жизни населения Малаккского полуострова, как и других прибрежных районов Юго-Восточной Азии, про­изошли огромные перемены. На месте рыбацких деревушек воз­никали портовые города с дворцами и храмами, прежние родо-племенные вожди превращались в князьков и царьков, на смену анимистическим верованиям приходили вселявшие трепет в неискушенного земледельца и рыбака индуизм и буддизм. Явления эти, в совокупности составившие то, что можно опре­делить как возникновение цивилизации на Малаккском полу­острове, не произошли внезапно. На протяжении веков накап­ливались изменения в жизни общества, вызванные разложени­ем родового строя и складыванием государственности.

Разложение родового строя было связано прежде всего с появлением бронзовых и железных орудий (вторая половина I тысячелетия до н. э.). Начавшийся на этой основе рост про­изводительных сил привел к интенсификации земледельческого хозяйства, что, в свою очередь, положило начало процессу от­деления ремесла от земледелия, развитию мореходства. По мере совершенствования техники в долинах распространилось ирригационное террасное земледелие, увеличивались возможности земледелия и ладангового типа. Торговля, которая ве­лась родовыми вождями от имени соплеменников, и мореходст­во с сопутствующим им пиратством оказались самыми быстры­ми путями накопления богатства в условиях приморских райо­нов Юго-Восточной Азии.

На возникновение классового общества в Малайе, равно как и в большинстве других районов Юго-Восточной Азии, огромг ное воздействие оказала индийская культура. Оно было на­столько значительным, длительным и глубоким, что в недале­ком прошлом в исторической науке имелась тенденция связы­вать образование и развитие государственности в Юго-Восточной Азии вплоть до XIV—XV вв. целиком и полностью с индийским влиянием. И хотя сейчас подобных теорий практичеоки. ни­кто не придерживается, едва ли приходится отрицать то огром­ное, воздействие, которое оказала цивилизация Индии на стра­ны Юго-Восточной Азии.

Несомненно, что образование классов и складывание госу­дарства у народов Юго-Восточной Азии на рубеже нашей эры не были результатом только внешнего влияния, но отнюдь не случаен факт интенсивного разложения родового строя в при­брежных районах Юго-Восточной Азии именно на рубеже на­шей эры, т. е. в то время, когда индийцы — купцы и искатели_: приключений — устремились туда в поисках золота, серебра, драгоценных камней, пряностей, ценных пород дерева.

Связи малайско-индонезийского населения с Индией суще­ствовали издавна. Прекрасные мореходы — жители прибреж­ных, областей архипелага и полуострова достигли Индии на своих лодках с противовесом уже за тысячу лет до нашей эры, а сведения об их торговле с Индией относятся к концу пер­вой — началу второй половины I тысячелетия до н. э.

Если вначале связи местного населения с индийцами носили спорадический характер, то с первых веков нашей эры положе­ние меняется: поток индийских торговцев и священнослужите­лей устремляется в прибрежные районы Юго-Восточной Азии. Это объяснялось рядом причин, одной из которых было возрос­шее требование на продукты стран Юго-Восточной Азии (золо­то, пряности, драгоценные камни) в торговле Индии с Запа­дом. В последних веках до нашей эры и в первых веках нашей эры образовались могучие государства на торговом пути между Европой и Азией — Селевкидская и Римская империи на За­паде, империи Маурьев в Индии и Кушан в Центральной Азии, империи Хань и Цинь в Китае, что способствовало установле­нию оживленной торговли между Востоком и Западом и повы­шению спроса на продукты Юго-Восточной Азии. К этому мож­но добавить миссионерскую активность буддизма, политические изменения в различных индийских государствах, способствовав­шие эмиграции населения, а также появление в Индии нового типа судна — большого, способного к сложным маневрам под парусом корабля.

«Индийская колонизация» была мирным процессом. Перво­начальными ее проводниками были купцы, которые завязывали торговлю с жителями прибрежных деревень — кампонгов. Часто они вступали в браки с местными женщинами, преиму­щественно дочерьми вождей. Родовые вожди воспринимали атрибуты индийской культуры, укрепляя свою власть. Иногда правителем становился и индиец или на побережье появлялось индийское поселение.

Индийская культура привносилась в страны Юго-Восточной Азии не только индийцами. Видимо, значительную роль играли в этом процессе местные жители, которые посещали Индию и знакомились там с достижениями ее цивилизации.

Индийская культура смогла оказать такое глубокое влия­ние на Юго-Восточную Азию потому, что она была готова вос­принять это влияние. Естественно, что корни цивилизации Юго-Восточной Азии были глубоко самобытны, к началу нашей эры здесь уже существовало общество, находившееся на пороге пре­вращения в классовое. Связи с Индией лишь ускорили этот процесс. Родо-племенные вожди, торговавшие с Индией, воспринимали «индийские концепции» для обоснования своего но­вого политического статуса, привлекая брахманов — знатоков ритуала, магических обрядов и письменности. Вместе с ними в Юго-Восточную Азию приходили индийская мифология, рели­гия, искусство.

Контакты с индийцами ускорили процессы классообразования, начавшиеся в Юго-Восточной Азии, способствовали пре­вращению родо-племенной знати в господствующий класс раннеклассового общества. Индийцы приносили с собой нормы уже сложившихся классовых отношений. Деление на варны, хотя и не получило в Юго-Восточной Азии столь широкого и глубоко­го распространения, как в Индии, тем не менее содействовало оформлению местной родовой верхушки в господствующий класс (куда вошла и часть выходцев из Индии).

Торговля с индийцами стимулировала накопление богатств в руках знати, активно влияла на процесс классообразования, а восприятие индийских форм политического устройства помогало оформлению первых государственных образований.

Индийцы принесли в Юго-Восточную Азию и свои рели­гии — брахманизм и буддизм. В условиях разложения родово­го строя, классообразования и складывания государства эти ре­лигии стали в руках господствующих классов мощным средст­вом воздействия на массу населения.

Складывание государственности на Малаккском полуострове было ускорено развитием морской торговли и возникновением великих торговых путей, связывающих Красное и Южно-Китай­ское моря. Греческие и египетские купцы — подданные Римской империи — плавали в начале нашей эры из портов Красного моря через Аравийское море до западного побережья Индии. Торговля в Бенгальском заливе находилась в руках индийских купцов, привозивших из Юго-Восточной Азии, или Суварнадвипы («золотой земли»), золото, камфору, слоновую кость, цен­ную древесину. В малайских водах и Южно-Китайском море доминировало местное население, известное китайским источни­кам под собирательным названием куньлунь-малайское населе­ние Юго-Восточной Азии. Интенсификация этой морской тор­говли с первых веков нашей эры привела к возрастанию роли Малаккского полуострова, находившегося на пересечении тор­говых путей из Индии в Юго-Восточную Азию и Китай. Через северную часть полуострова (современные Таиланд и Бирма) проходил ряд важных дорог, связывавших Индийский океан с Сиамским заливом. Собственно Малайю также пересекали тор­говые пути, которые, хотя имели в ту пору менее важное зна­чение, чем пути через перешеек Кра, тем не менее были доста­точно оживленными и оказали влияние на ускоренное развитие прибрежных районов. Одна из этих дорог шла из Кедаха на север, в Лигор, существовала и другая дорога из Кедаха — на восток по рекам Белум, Патани, Сай и Пергау. Ряд дорог свя­зывал золотоносные районы во внутренней части Паханга с за­падным и восточным побережьем. Уже во II в. Малаккский по­луостров был известен едва ли не лучше других областей Юго-Восточной Азии.

Первое упоминание о Малаккском полуострове в китайских источниках относится к I в. н. э. «Цянь Хань шу» («История ди­настии Ранняя Хань») сообщает, что корабли за пять месяцев плавания проходят путь от теперешней провинции Гуандун и Северного Вьетнама до страны Дуюань, затем за четыре меся­ца — до страны Илумо, а спустя еще двадцать дней — до стра­ды Шэньли. После десятидневного путешествия по суше торгов­цы достигали страны Фугандулу, откуда через два месяца плавания по морю попадали в Индию. «Цянь Хань шу» свиде­тельствует: «Эти страны обширны, их население многочислен­но, и многие их товары необычны. Со времен императора У (141—87 г. до н. э. — В. Т.) все они присылают дань. Главные переводчики (чиновники.— В. Т.) вместе с добровольцами от­правляются в море, чтобы купить блестящий жемчуг, берилл и другие редкие камни и необычные товары в обмен на золото и различные сорта шелка. Все страны, которые они посещают, снабжают их пищей и проводниками. Торговые суда варваров доставляют китайцев по назначению. Это выгодное занятие для варваров, которые иногда также грабят и убивают... Кроме то­го, огромен риск встречи с ветрами и волнами и возможность утонуть. Если даже избежать всего этого, путь туда и обратно занимает несколько лет». Судя по всему, речь идет о морском путешествии к восточным берегам Малаккского полуострова, который пересекали севернее или южнее перешейка Кра (де­сять дней пути), а затем из портов западного побережья плыли в Индию.

Другой отрывок из «Цянь Хань шу», относящийся к первым годам нашей эры, упоминает в качестве перевалочного пункта на морском пути из Китая в Индию. Пицзун, который находил­ся где-то на полуострове или близлежащих островах.

Греческий географ Клавдий Птолемей, знавший Малаккский полуостров под именем Золотого Полуострова, подробно опи­сал торговые пути из Индии в Малайю и дороги через полу­остров. В своей «Географии» (ок. 150 г.) он упомянул также несколько торговых центров на побережье полуострова: Таколу на западном побережье перешейка Кра, Сабару в южной час­ти полуострова, Коле, находившийся где-то на северо-восточ­ном побережье Малайи, Калонку, Конконагару, Паланду и Тарру, которые располагались во внутренней части Малайи непо­далеку от побережья по течению крупных рек. Нет оснований считать все эти пункты, местонахождение которых подчас труд­но определить, городами, скорее речь идет о местах перевала грузов или о торговых факториях, но одно несомненно: во II в. н. э. на Малаккском полуострове существовали центры, вокруг которых начинали складываться первые государствен­ные образования.

Государства Малаккского полуострова во II—VII вв. Цент­рами складывания государственности на полуострове стали его северные области (нынешний Южный Таиланд и Северная Ма­лайя), где перекрещивались морские пути в Индию и Китай с сухопутными дорогами через перешеек Кра. Начиная с III в. сведения о полуострове более или менее регулярно появляются в китайских хрониках — наиболее надежном источнике по исто­рии ранних государств полуострова. Вовлечение полуострова в сферу политического влияния первой обширной империи в Юго-Восточной Азии, Фунани, с которой Китай поддерживал дип­ломатические и торговые связи, способствовало интересу китай­ских летописцев к этому району. Государство Фунань[2] возник­ло в I в. в дельте р. Меконг, на территории, населенной в основном докхмерскими аустроазиатскими племенами[3]. Столи­цей его была Вьядхапура («город охотников»), находившаяся близ холмов Ба Пном в современной Кампучии, а главным мор­ским портом — г. Ок Эо. Расположенная на торговом пути из Китая в Индию, в плодородной долине Меконга, где существо­вали благоприятные условия для выращивания риса, Фунань из сравнительно небольшого объединения поселений преврати­лась во II—III вв. в могущественное государство Юго-Восточной Азии. Согласно легенде, государство Фунань было основа­но индийским брахманом Каундиньей, победившим местную принцессу, а затем на ней женившимся.

Династия, основанная Каундиньей, правила до конца II в., когда после смерти Пань Паня престол перешел к военачаль­нику Фань Шиманю (Фань Маню). При Фань Мане (конец II — начало III в.) Фунань вступила на путь политики завоева­ний и захватила, согласно китайским хроникам, десять госу­дарств. Во власти Фунани оказалось все побережье Сиамского залива, перешеек Кра и Северная Малайя.

Преемники Фань Маня, «великого царя Фунани», поддержи­вали активные дипломатические связи с Индией и Китаем, и в правление второго из них, Фань Сюня, фунаньский двор по­сетило в 245—250 гг. китайское посольство, член которого Кан Тай оставил первое сообщение о Фунани и ее вассалах на Ма­лаккском полуострове. В числе завоеваний Фань Маня Кан Тай упомянул страну Дуньсунь, расположенную на Малаккском по­луострове. Центр Дуньсунь находился где-то к северу от пере­шейка Кра, но в состав его входили, вероятно, и княжества, расположенные на побережье современной Малайи.

Китайская летопись VI в. «Лян шу» так описывает Дуньсунь: «Более чем в 3 тыс. ли от южных границ Фунани нахо­дится царство Дуньсунь, расположенное на полуострове. Стра­на эта простирается на тысячу ли; город находится в 10 ли от моря. Там пять царей, которые признают себя вассалами Фу­нани. От восточной границы Дуньсунь идет путь в Цзяочжоу, от западной — в Тяньчжу и Аньси (Северный Вьетнам, Индия, Парфия. — В. Т.). Иноземцы из всех стран приходят сюда тор­говать, потому что Дунысунь закругляется и выступает в море более чем на тысячу ли. Чжанхай (Сиамский залив. — В. Т.) очень велик, и морские корабли еще не пересекали его». Далее «Лян шу» описывает Дуньсуяь как процветающую, богатую страну на перекрестке торговых путей: «Здесь встречаются Во­сток и Запад и бесконечное количество людей бывает ежеднев­но на базаре. Редкие товары, драгоценные камни — нет ниче­го, что бы не встречалось там».

В первых веках нашей эры в северной части Малаккского полуострова кроме Дуньсунь появилось несколько государст­венных образований, существование которых зафиксировано ки­тайскими и индийскими источниками.

Одним из таких государств было Паньпань, сведения о ко­тором содержатся во многих китайских хрониках, начиная с «Лян шу», в которой сообщается, что некий брахман из Индии сто имени Каундинья, живший в Паньпань, был избран правите­лем Фунаяи, после чего «он изменил все законы в соответствии с индийскими обычаями». Это событие, относящееся к началу V в., свидетельствует о силе Паньпань, сумевшем посадить на фунаньский трон своего правителя. История Каундиньи II сви­детельствует также о том, что Паньпань было одним из тех государств Малаккокого полуострова, где индийское влияние явственно ощущалось. Государство, продолжая оставаться вас­салом Фунани, обладало значительной долей самостоятельности, о чем свидетельствуют посольства в Китай в 424—453, 454—456, 457—464, 527, 529 и 534 гг. Судя по китайским источ­никам, Паньпань находилось на северо-восточном побережье полуострова, в районе перешейка Кра, на территории тепереш­него Таиланда.

Южнее Паньпань, также на северо-восточном побережье, ви­димо в районе современного Наконситамарата, располагалась Тамбралинга, упоминаемая в форме Тамали в «Маханиддесе», входящей в палийский буддийский канон II—III вв. «Маханиддеса» и известное палийокое сочинение «Милиндапанхья» назы­вают также в числе морских портов Суварнадвипы, т. е. ост­ровной части Юго-Восточной Азии, Такколу (Такола у Птоле­мея). Трудно сказать, была ли Таккола индианизированным поселением, остатки которого раскопаны известным исследова­телем древней истории Юго-Восточной Азии X. Куорич-Уолсом в 1935 г. на маленьком острове в устье реки Такуапа, но совер­шенно очевидно, что это портовое государство существовало на­чиная со II—III вв. где-то на северо-западном побережье Ма­лаккского полуострова, видимо в районе современного Траяга в Южном Таиланде.

Одним из самых известных ранних государств этого района, воспоминания о котором сохранились в малайском фольклоре и топонимике, было Лангкасука, расположенное на северо-восточ­ном побережье полуострова между современными Сингорой и Сайбури. Центр этого государства находился, ото всей вероят­ности, в Патани (Южный Таиланд). Оно возникло, согласно ки­тайским хроникам, в начале II в. и, по-видимому, вошло в чис­ло вассальных владений Фунани при Фань Мане. Ко второй по­ловине V в. относится начало подъема Лангкасуки, что было связано с воцарением в Фунани династии Каундиньи II и уси­лением самостоятельности малайских вассалов. Лангкасука контролировала торговые пути между восточным побережьем полуострова и Китаем и Фунанью, а также дороги к золотонос­ным районам во внутренней части Малайи (современные Келантан и Паханг).

На территории собственно Малайзии самым ранним государ­ством был Кедах, находившийся на северо-западном побережье полуострова, в устье р. Мербау и ее притоков. Первое упоми­нание о нем (в форме Калагам или Кадарам) содержится в тамильской поэме «Паттинапалаи» конца II—начала III в. Археологические раскопки в Кедахе обнаружили следы поселе­ний с укреплениями, дворцами и храмами, относящимися к IV—V вв. К этому же времени относятся древнейшие санскрит­ские надписи, найденные в Малайе. Одна из них содержит два буддийских стиха, а вторая—молитву капитана Буддагупты из Красной земли о благополучном плавании. Кедах (Катаха, Кадарам) был значительным портом, поддерживавшим ожив­ленные торговые связи с индийскими портами Каверипаттинамом и Тамралипти, с Цейлоном, Никобарскими островами, Су­матрой и, возможно, с Калимантаном. Он стал одним из мест, где торговцы, плывшие в Индию или из Индии, пережидали не­погоду и где пересекался морской путь с сухопутными тропами через Малакюский полуостров.

С III по VI в. государства Малаккского полуострова нахо­дились в сфере влияния Фунани. Это влияние сильнее всего ощущалось в самых северных районах, но в той или иной мере распространялось на все ранние государства полуострова. Как показывает история утверждения Каундиньи II на фунаньском троне, вассалы Фунаяи в районе перешейка Кра подверглись большему индийскому влиянию, чем метрополия, и играли ак­тивную роль в жизни империи. Традиции Фунани, создавшей мощный флот, контролировавшей морские пути из Индии в Ки­тай, оказали влияние на последующее развитие приморской части Юго-Восточной Азии и характер государственных образо­ваний в этом районе.

После смерти в 514 г. Джаявармана, крупнейшего правите­ля Фунаии из династии Каундиньи II, империя пришла в упа­док. Его сын Рудраварман был последним царем независимой Фунани. После его смерти (около 550 г.) князья Ченлы — вас­сального кхмерского княжества в области среднего течения Меконга, — братья Бхававарман I и Читрасена восстали « за­хватили столицу Фунани — г. Вьядхапуру. Некоторое время Фунань продолжала существовать как небольшое вассальное княжество Ченлы со столицей Ба Пном и даже посылала по­сольства в Китай, но в 627 г. сын Читрасены Ишанаварман I включил остатки Фунани в состав своего государства. Исчез­новение морской державы Фунани и приход на смену ей Чен­лы, расположенной во внутренних районах, радикально измени­ли положение государств полуострова.

После падения Фунани политическая карта Малаккского по­луострова претерпела некоторые изменения.

Малайские вассалы Фуяани обрели независимость, свиде­тельством чего являются их посольства в Китай. Эти посольст­ва направлялись с целью заручиться признанием со стороны могущественного государства, что в тех условиях означало про­возглашение суверенитета. Кроме того, отправка посольства в Китай объяснялась стремлением развивать торговлю с этой страной.

Эти миссии рассматривались при китайском дворе как по­сольства от вассалов, в действительности же они привозили в Китай не дань, а товары для обмена и никакой реальной зависимости государств полуострова от Китая не существовало. Китайская хроника «Суй шу», составленная в VII в. и повест­вующая о событиях 581—618 гг., свидетельствует, что в 605-616 гг. более десяти царств Юга приносили дань, «но сведения о многих из них утеряны. И сейчас имеются сообщения лишь о четырех государствах».

Одним из этих четырех государств оставалось Паньпань, ко­торое сохранило ведущее положение на севере полуострова и захватило важный торговый путь из Такколы в Тамбралингу, включив последнюю и свои владения. В VI в. посольства нз Ланьпань продолжали регулярно появляться в Китае, ив VII в. известны два посольства (в 616 и 635 гг.).

Другим государством было Коло, появившееся в хронике «Син Тан шу», описывающей историю Таиской династии (618—906 гг.). Идентификация этого государственного образо­вания затруднительна, но большинство авторов считают, что речь идет о Катахе (Кедахе)[4], продолжавшем играть роль крупнейшего торгового центра на северо-западном побережье полуострова. В китайских источниках VII—VIII вв. упоминают­ся еще два государства, ранее неизвестные — Читу («Красная земля») и Таньтань.

Существуют различные мнения относительно местоположе­ния Читу — и в бассейне Менама, и на Малаккском полуостро­ве, и на Суматре. Едва ли можно ссылаться на красный цвет почвы в тех или иных местностях Таиланда или Малайи для доказательства, что именно эта местность является Красной землей, поскольку такие топонимы распространены в этом районе повсеместно. Гораздо большее значение имеет анализ положения Читу относительно уже известных государств и опи­сание пути китайских послов в начале VII в.

В 607 г. в Читу из Китая отправилось посольство во главе с Чан Чунем. Послы отплыли из Кантона, миновали Линъи (Тямпу), а затем достигли Лангкасуки. Продолжив путь к югу, они доплыли до Читу, где на берегу их встретил посланный правителем Читу брахман. Далее Чая Чунь отправился в глубь страны, видимо по реке, в столицу Читу — Шицзу («Город льва»), где ему был оказан пышный прием. Обратно китайское посольство вместе с сыном правителя Читу вернулось тем же пу­тем, причем плыло от берегов Читу до Тямпы десять дней. Су­дя по тому, что послы плыли мимо Лангкасуки, после которой прибыли в Читу, большинство современных исследователей по­лагают, что Читу было расположено где-то в Северо-Восточной Малайе, возможно в районе современного Келантана, а его столица находилась в верховьях р. Келантан, поблизости от зо­лотоносных районов Верхнего Паханга. Возможно, что Читу была той страной, в которой жил Буддагупта, оставивший санскритскую надпись в Лангкасуке в V в.

И наконец, четвертым государством, о котором шла речь в «Суй шу», было Таньтань, посольства из которого бывали в Китае в 530, 535 и 616 гг. Судя по китайским источникам, это государство находилось в Северо-Восточной Малайе, возмож­но в устье Тренгану или Бесута, южнее Читу.

По-прежнему известна была Лангкасука, бывшая, по-види­мому, одним из первых вассалов, отколовшихся от Фунаньской. империи. В 515 г. ее правитель Бхагадатта посылает первое са­мостоятельное посольство в Китай; другие посольства из Ланг­касуки известны в 523, 531 и 568 гг. В VI в. Лангкасука значи­тельно усилилась и расширила свою территорию: по сообщению хроники «Лян шу», она простиралась на двадцать дней пути с востока на запад и на тридцать — с севера на юг. Согласно запискам И Цзина, буддийского монаха, путешествовавшего в 671—695 гг. из Китая в Индию и обратно морским путем, Ланг­касука была главным портом северо-восточного побережья по­луострова.

Таким образом, на Малаккском полуострове в VI—VIII вв. существовали прибрежные независимые города-государства, которые развивались как торговые центры с социальными от­ношениями раннеклассового типа и довольно высокой культу­рой, сложившейся под заметным индийским влиянием.

На основании сведений, содержащихся в китайских летопи­сях и индийских источниках, можно дать характеристику неко­торых черт политического и социально-экономического устройства раннеклассовых образований   на   побережье Малаккского полуострова.

Города-государства обычно развивались из прибрежных де­ревень — камлонгов. Именно жители таких деревень поддер­живали связи с иноземными торговцами, в таких деревнях обосновывались и сами индийские колонисты. Прибрежные кампонги быстрее подвергались воздействию товарных отношений, в них ускоренно происходило разрушение традиционного укла­да жизни. Богатство, накопленное благодаря торговле с иност­ранными купцами, восприятие общественных и идеологических форм, приносимых индийскими колонистами, — все это способ­ствовало быстрому превращению старосты кампонга, обладав­шего еще целым рядом функций родо-племенного вождя, в князька, царька. Другим, но значительно более редким, путем возникновения города-государства было создание индийской колонии на побережье и постепенное распространение ее влияния на окрестные селения. Вполне вероятно, что именно таким поселением была Таккола, упоминавшаяся Птолемеем во II в. Обычно государство занимало небольшую территорию в устье реки, впадавшей в море. Центром его был город, распо­ложенный на побережье или в эстуарии, обнесенный стенами с воротами и башнями. Так, китайская хроника VI в. «Лян шу» сообщает, что Лангкасука окружена стенами из прочного кир­пича с двойными воротами, сторожевыми башнями и павильо­нами, а другой китайский источник говорит, что столица Крас­ной земли была защищена стенами с тройными воротами. В центре города, как травило, на вершине естественного или искусственного холма находилось главное святилище, иногда окруженное храмами меньшего размера. Поблизости от цент­рального храма (индуистского или буддийского) располагались дворец правителя и дворцовые строения — жилища высших должностных лиц, помещения дворцовой охраны, царские зер­нохранилища. Далее шли кварталы ремесленников и другого простого люда, жившего в пределах городских стен. Прилегав­шая к городу территория вдоль побережья обычно входила во владения государства, тогда как внутренние районы практи­чески им не контролировались. Иногда, в тех случаях, когда центр государства не был окружен джунглями, а располагался на удобной для земледелия равнине, в состав государства вклю­чалась более или менее обширная сельская округа с кампонгами. Примером такого государства служит Кедах (Катаха, Кадарам, Калагам индийских источников). Систематические раскопки 30—50-х годов нынешнего века открыли городскую цивилизацию, видимо характерную для прибрежных районов севера полуострова.

В устье р. Мербок и на берегах ее правых притоков Мербок-Кечиль и Буджанг были раскопаны семнадцать храмов, три здания, которые, как полагают, были парадными залами дворцов, два укрепления и большое число неидентифицирован­ных построек. Самая ранняя находка — буддийская ступа на вершине Букит-Чорас, холма к северу от р. Мербок, — относит­ся к IV в. Раскопки свидетельствуют, что на протяжении почти пяти веков (до 750 г.) город в устье Мербока и окружающие его поселения были центром государства. Здесь в начале нашей эры возник перевалочный торговый пункт, где останавливались индийские купцы, привлекаемые удобной гаванью (эстуарий Мербока в то время был значительно шире и глубже, чем сей­час). Постепенно деревня превратилась в место, куда свози­лись продукты из окружающих районов и откуда шли пути че­рез полуостров. Жилища простого народа и даже дворцы не сохранились, поскольку сооружались из тростника, бамбука и дерева. На равнинах Кедаха и Перлиса выращивали рис, и государство обеспечивало себя продовольствием, не прибегая к его ввозу, как это делало большинство прибрежных городов.

Во главе этих ранних государств стоял правитель, носив­ший, как правило, индийское имя или титул: Шри Парамешвара, Варман, Бхагадатта и т. п. Для обозначения высших долж­ностных лиц употреблялись индийские (садхукара, дханада, кармика, кулапати, наяка), реже — кхмерские (курунь) терми­ны. Правитель показывался народу в сопровождении пышной свиты. Существовала дворцовая гвардия. Китайский источник сообщает, что в Коло «солдаты употребляют луки, стрелы, ме­чи, копья и кожаные доспехи; их знамена украшены павлиньи­ми перьями, и они сражаются на слонах; вся армия разделена на сотни, и слон придан к каждой сотне. На спине слона на­ходятся четыре человека, вооруженные луками, стрелами и копьями».

Другой китайский источник так описывает Таньтань: «Госу­дарство Таньтань известно со времен династии Суй (588— 618 гг. — В. Т.). Оно расположено северо-западнее Толомо (Тарума на Западной Яве. — В. Т.) и к юго-востоку от Чжэнчжоу (остров Хайнань. — В. Т.) ... В столице живет 20 тысяч семей. Существуют чжоу и сяни (названия административных единиц в Китае. — В. Т.), чтобы облегчить управление и контроль. Царь дает аудиенции два раза в день, утром и вечером. У него восемь высших сановников, и все они брахманы. Царь часто умащает себя благовониями, он носит головной убор с подня­тыми углами, многочисленные украшения, пышные одежды и кожаные сандалии. Когда он путешествует неподалеку (от сто­лицы), его носят в паланкине, дальние путешествия он совер­шает на слоне».

«Лян шу» свидетельствует, говоря о другом государстве — Лангкасуке, что царь и сановники отличаются от простолюди­нов одеждой, а также носят золотые пояса и серьги; женщины же (речь идет, видимо, о знатных) одеваются в хлопчатобумажные одежды и украшают шарфы драгоценностями. «Царь выезжает на слоне, — продолжает "Лян    шу".— Его   сопровож­дают знаменосцы и барабанщики, а едет он под белым балда­хином. Солдаты в его охрану тщательно подбираются».

Судя по китайским описаниям, пышный двор, армия и сло­жившийся государственный аппарат   существовали   и   в Читу. Китайские послы, побывавшие в Читу в начале VII в., сооб­щали: «Он    (царь   Красной    земли. — В. Т.) живет  в   городе, имеющем тройные ворота шириной более чем сто шагов.  На каждых воротах нарисованы сражающиеся духи, бодиеатвы и другие бессмертные, и все они увешаны золотыми цветами   и колокольчиками. Десятки женщин играют на музыкальных ин­струментах «ли держат золотые цветы и украшения. Строения царского дворца состоят из многочисленных павильонов, двери которых обращены на север. Царь сидит на трехслойном си­денье, лицом на север, в платье розового цвета, с кубком золо­тых цветов в руке и в ожерелье из драгоценных камней. Спра­ва и слева от него стоят четыре женщины и более ста воинов конной стражи. Позади царского трона находится деревянный алтарь, украшенный золотом, серебром и пятью сортами, аро­матного дерева, за алтарем висит золотой светильник. Рядом с троном стоят два металлических зеркала; перед ними — металлические кувшины, перед каждым из которых помещен бла­говонный светильник.    Впереди же всего находится  золотое изваяние быка, служащее опорой для балдахина с драгоценны­ми веерами по бокам. Несколько сот брахманов сидят рядами, лицом друг к другу, на восточной и западной сторонах.  

Должностные лица таковы: сатоцзяло (санскр. сардхакара — «помощник», видимо, первый министр. — В. Т.), два тона-тача (санскр. дханада — «распределитель благословений», титул, известный из Фунани. — В. Т.), три цзялимицзя (санскр. кармина — «делопроизводитель». — В. Т.), управляющие, поли­тическими делами, цзюломоти (санскр. кулалати — «глава семьи»), ведающий уголовными делами. Каждый город выбирает себе одного наяцзя (санскр. наяка — «руководитель», «советчик». — В. Т.) и десять боди (малайское пати — «вождь» — В. Т.)».

Источники сообщают, что основными занятиями жителей были посредническая торговля и земледелие. Выращивались рис, сорго, сахарный тростник, кокосовая пальма; особо китай­ские летописцы и путешественники останавливались на арома­тических веществах и пряностях, служивших предметами вы­воза из государств Малаккского полуострова.

Судя по описанию погребальных обычаев и одежды, населе­ние этих государств принадлежало как к мон-кхмерским, так и к малайско-индонезийским племенам.

Общество делилось по индийскому образцу на варны. Прави­тель, жречество и высшая знать именовались брахманами, тог­да как кшатриями были дворцовые гвардейцы, и должностные лица. Деление на варны способствовало образованию правя­щей верхушки и закреплению ее привилегированного положе­ния.

Города-государства были центрами морской посреднической торговли. Основные доходы правящий класс получал от тран­зитной торговли, мореходства и работорговли. Эксплуатация местного населения осуществлялась главным образом в форме принудительных работ по постройке кораблей, храмов и двор­цов, а также поставки людей в армию и флот правителя.

Существовали рабы, но нет никаких сведений о производи­тельном использовании рабского труда. По-видимому, рабов заставляли выполнять домашнюю работу во дворцах и домах вельмож или (что случалось гораздо чаще) продавали инозем­ным торговцам, т. е. можно говорить не столько о рабовладе­нии, сколько о работорговле.

Для раннеклассового общества Малаккского полуострова был характерен огромный разрыв между центром, в котором развивались государственность, культура, социальная диффе­ренциация, и периферией, кампонгами, остававшимися практи­чески не затронутыми городской цивилизацией. В частности, сельская округа сохраняла анимистические верования, тогда как городские центры Малайи стали носителями индийских ре­лигий, укреплявших положение правящего класса и освящав­ших царскую власть.

К IV—V вв. относятся найденные в Кедахе буддийские санскритские надписи. Этим же временем датируются остатки буддийских ступ и монастырей, а также изваяния Будды, нося­щие следы влияния индийских скульптурных школ. Так, в Ке­дахе были обнаружены остатки буддийских монастырей, фун­дамент которых состоял из латеритных блоков, а стены и кры­ша — из обожженного кирпича и шифера. К IV—V вв. относят­ся также бронзовое изваяние Будды из Кедаха, носящее следы влияния школы Амаравати, и буддийские статуэтки гуптского стиля из Перака и Кедаха.

«Лян шу» сообщает, что в Паньпань «имеется десять мона­стырей, где буддийские монахи и монахини изучают священные книги. Они едят мясо, но воздерживаются от вина».

Показательно, что с V—VI вв. государства Малаккского полуострова поставляют буддийские реликвии в Китай и слу­жат перевалочными пунктами для путешествий китайских буддистов в Индию.

Индуистские культы сосуществовали с буддизмом. Наличие брахманов-астрологов, знатоков ритуала и т. п. при дворах местных правителей отмечено многими источниками. Так, го­воря о Дуньсунь, китайская хроника пишет: «В стране живет... более тысячи индийских брахманов. Народ Дуньсунь придер­живается их учения и дает им дочерей в замужество. Они не занимаются ничем, кроме изучения священных книг, умащают себя благовониями и украшают цветами, отдаваясь благочести­вому времяпрепровождению денно и нощно».

После падения Фунани в государствах полуострова господ­ствующим стал шиваитский культ. Так, в Кедахе, бывшем од­ним из центров буддизма в этом районе, в центре государства раскопаны десять шиваитских храмов, относящихся примерно к. 550—750 гг. Об этом же свидетельствуют скульптуры южноин­дийского—лаллвеского стиля, найденные на севере полуостро­ва. Преобладание шиваизма в VI—VII вв. не означало исчез­новения буддизма. Китайский паломник И Цзин характеризо­вал Лангкасуку в конце VII в. как государство, где процветает буддизм и где радушно встречают буддийских монахов.

[1] Здесь, как и далее, когда называются современные государства Юго-Восточной Азии, речь идет (применительно к прошлому) о территориях, на которых располагаются эти государства в настоящее время.

[2] Транскрипция имен, названий и терминов, встречающихся в китайских династийных историях и относящихся к Юго-Восточной Азии, подчас весьма затруднительна, и многие имена и географические пункты известны лишь по их китайским эквивалентам. Видимо, Фунань — транскрипция титула прави­телей страны (куранг бнам), а не собственно ее название.

[3] Некоторые ученые считают, что господствующая верхушка фунаньского общества была малайскоязычной.

[4] Некоторые исследователи полагают, что Коло (Калах арабских геогра­фов) находился в районе Мергуи (Тенассеримское побережье Бирмы).